Текст книги "Сесквоч"
Автор книги: Джон Бостон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Но самое ужасное было в том, что кто– то занял его место на холме. Четыре вечера подряд туда приходил один и тот же человек большого роста и дремал в его убежище или что-то вроде этого. Еще обиднее было оттого, что у незнакомца было полно свежей еды, от которой слюни текли изо рта. От этого зрелища верхняя губа Снежного Человека вздрагивала. Нужна была идея. Существо придумало план, очень простой. Он подкрадется к этому человеку, как подкрадывался к собакам. Надо всего лишь подождать, когда человек уснет, подкрасться поближе, залаять и испугать его.
И он действительно до смерти перепугал Туберского. Но и Туберский ударил его по носу.
Существу было не только больно. Его чуткий нос на неделю потерял способность улавливать запахи, и ему было тяжело дышать.
Конечно, ради справедливости следует отметить, что Туберский потом извинился и объяснил, что хотел подружиться. В качестве компенсации он кормил существо горячей едой, пиццей, гамбургерами и жарким и поил кока-колой.
Был момент, когда Туберский с болью в сердце был готов оставить его. Это произошло, когда существо не могло пошевелить рукой и почти не дышало. Все деревья в лесу тогда смешались в одно целое и слились в едином водовороте с небом. Оно умирало, но не умерло. У Туберского были руки целителя.
Существо многое узнало за три месяца жизни с Туберским, хотя он и не смог внести полную ясность и уничтожить все сомнения. Он лучше понял людей и перестал относить их к чему-то среднему между рыбами и домашней птицей. Исчезло даже чувство клаустрофобии, и не было больше видений с решетчатыми клетками. Существо всегда подозревало, что существовала лучшая жизнь, и Туберский подтвердил, что так и было. И когда Туберский сидел у костра, смеялся и повторял: "миллионы, биллионы", – существо тоже улыбалось, не понимая, что означают эти слова.
Жизнь была замечательной. Он жил беззаботно. До тех пор, пока не отправился с Туберским в город и не потерял его. Хорошо, что теперь у него была Митикицкая. Плохо, что он не знал, что с ней делать.
Она не выходила из пещеры.
* * *
Стоял чудесный день. Птицы заливались, упиваясь звуками своего пения. Покрытые снегом вершины Верхней Сьерры четко вырисовывались на фоне бесконечного голубого неба. Необозримые леса, где деревья от самых маленьких, еще полных надежд и высотой с травинку, до мудрых столетних монархов тихо покачивались под ласковым ветерком, простирались повсюду, и им не было видно конца. Для существа эти картины были так же прекрасны, как кино. Но Элен Митикицкая сидела на камне во мраке пещеры и дрожала.
Существо не понимало, почему она дрожит. В пещере было тепло из-за минеральных источников и подземной тепловой активности.
Элен Митикицкой хотелось есть и ей надо было сходить в туалет. С тех пор, как Элен Митикицкая обнаружила, что она беременна, ей хотелось в туалет каждые двадцать минут. Все это было досадно, недостойно. Митикицкой казалось теперь, что природа на самом деле была не Матерью, а мужчиной, который прятался за занавеской и подсматривал, какую хорошую шутку он сыграл над женщинами. Элен обвела взглядом пещеру, сцепила зубы и направилась к приветливому свету, который манил снаружи.
Мышцы живота напряглись, она стояла и кусала губу. Не хочу думать о Ниагарском водопаде, Спарклеттс и Ллойд Вриджес, уговаривала она себя.
Митикицкая проворно приблизилась к выходу из пещеры, прижимая изящные наманикюренные пальцы к раздувшемуся мочевому пузырю. Ей надо в туалет. Ей не хотелось выходить, потому что там было существо. Возвращаться в пещеру тоже не хотелось, потому что там ей, извините, надо будет спать ночами (постучи по граниту). Элен выглянула, черные волосы сбились на одну сторону. Она прищурилась от яркого света. Кругом было так красиво. Она отметила это, хоть и была раздражена. Зима была удивительной теплой. Обычно земля вокруг губы Вебстера была покрыта снегом глубиной пять футов и больше, если подняться выше. Сейчас вокруг пещеры только местами лежали остатки растаявшего снега.
– Хэлло? – окликнула Элен.
Никакого ответа. Элен подумала, что сейчас у нее разорвется почка.
– Хэлло? – крикнула она громче. Потом собрала всю свою смелость, вышла на яркий солнечный свет и невольно вздохнула полной грудью. Свобода. Элен поискала глазами зверя, но в действительности ее гораздо больше интересовали кусты в нескольких ярдах от пещеры. Она быстро направилась туда. В пяти шагах от пещеры она застыла. На уступе в нескольких футах над ней находилось существо. Оно развалилось на камне, по форме напоминающем кресло для отдыха, положив руки под голову и закинув ногу за ногу. Оно любовалось закатом. Существо лениво посмотрело на нее. Митикицкая не шевелилась. Монстр тоже.
– Мне надо в туалет, – произнесла наконец Митикицкая.
Существо понюхало воздух и повернуло голову. Он метнул взгляд на розовые кроссовки «Найк», легко скатился со своего каменного насеста и на четвереньках подбежал к Элен.
– Уходи, – сказала Митикицкая и замахала руками.
Даже в таком положении его лицо было на уровне ее глаз.
Элен смотрела прямо перед собой, она видела его невероятные уши на голове, похожей на пулю. Существо легко наклонилось, как гибкий шимпанзе. Опершись на локти, оно обнюхивало обувь Элен шестого размера и трогало ее указательным пальцем.
В голове Элен стучало, и почки готовы были разорваться. Она не двигалась из страха, что сбудутся ужасные ожидания, и в то же время ей не хотелось намочить трусы. Этот огромный зверь с северо-западного побережья Тихого океана мог одним взмахом руки, одним движением челюстей отнять жизнь у нее, у ее маленького ребенка, и она (они) так и не успеют добраться до туалета.
Митикицкая решилась.
Она выпрямилась и развернула плечи.
– Я иду в туалет, вон туда, – громко объявила она свои лучшим укротительским тоном, сначала указав на себя, потом на заросли кустов под дубом. – Я иду туда. Одна. Ты оставайся здесь.
– Уф, – сказало существо, глядя вслед Элен, которая целенаправленно удалялась вниз по холму и скрылась в чаще. Он понюхал воздух и огляделся, потом поискал досаждающую ему блоху в правом боку. Подумаешь, большое дело. Иди. Ты от меня все равно далеко не уйдешь.
Через несколько минут с чувством огромного облегчения Митикицкая заправляла рубашку и застегивала джинсы. Но, как говаривал великий знаток леса Туберский, там не одно, так другое.
Элен Митикицкая умирала от голода.
Она вот уже восемнадцать часов, как ничего не ела. И хотя Элен знала, что человек может жить без еды две-три недели, она была твердо уверена, что умирает от голода. Может быть, смерть наступит не прямо сейчас, но ранняя стадия умирания уже пришла.
Сидя в пещере, она нарисовала в уме картину. Спасательная команда во главе с Фенбергом и ее родителями и друзьями из колледжа, а также Камали Молли (в комбинезонах цвета хаки, фирменных кожаных охотничьих сапогах до колен, с хромированными револьверами и с головными повязками на японский манер) находят ее, мертвую, лежащую навзничь на спине с синими губами и открытыми глазами, как будто она пыталась последний раз взглянуть на мир. Ей чудом удалось родить ребенка. Ребенок замечательный, только плачет, потому что умерла мать. Фенберг возьмет на руки малышку, а отец и мать будут плакать над телом мертвой Митикицкой. Все будут плакать. Они на руках отнесут ее вниз с горы, как королеву викингов, руки ее будут безжизненно свисать. А Молли и Майк поженятся и станут хорошими родителями ее малышке, хотя Молли сделает Фенберга несчастным, потому что она змея, но он это заслужил, потому что не любил Элен так, как она любила его.
Оранжевый край уходящего солнца скрылся за дальними горами, подобно заботливому молочнику, приносящему свет другим народам и в другие земли. На другом конце неба уже появилась почти полная луна. Сумерки. Температура скоро опять понизится до тридцати по Фаренгейту, и единственным убежищем Элен от ветра, холода и, может быть, внезапной метели была пещера. Митикицкая обыскала землю в поисках веточек и прутьев, чтобы развести костер, с раздражением отмечая, что ее руки стали грязными. Смешно, что некоторые вещи считаются само собой разумеющимися. Чистые руки, например. С водой проблем не будет. Будут с едой. В кустах она зачерпнула несколько пригоршней снега, чтобы смочить пересохшее горло, хотя, кажется, что жажда от этого только усилилась. Если бы у нее была какая-нибудь емкость. Элен задумчиво похлопала по животу, пытаясь успокоить его. Она была голодна, как хищник.
Она подумала о белочке.
Как ее можно было приготовить?
А почему обязательно надо было готовить белку?
Нет, Митикицкая, ты не можешь позволить себе быть здесь примадонной, особенно, если ты ешь за двоих.
Умерла ли белочка естественной смертью? А может, от бубонной чумы? Бешенства? Анемии? Прекрати, Элен.
Митикицкая сложила камни в небольшой круг, потом притащила к ним большую ветку. Она раздобыла куски дерева поменьше и положила более тяжелую ветку наверх, чтобы ее можно было подвигать но мере сгорания. Все это время существо сидело на корточках, обняв себя руками, и наблюдало за ней.
Она поборола первоначальный ужас от постоянного присутствия твари. Правильным словом здесь было слежка. Оно было таким удивительно большим и, несмотря на то что Элен находилась на воле и не была заперта, она чувствовала себя так, как будто была заперта в стойле с быком. Она всегда ощущала его присутствие, и при малейшем звуке или движении с его стороны сердце ее начинало биться.
Существо заворчало.
Элен подпрыгнула.
Потом она глубоко вздохнула и продолжила свое занятие. Она, конечно, могла пережить ночь, не поев. Она останется голодной, но это было лучше, чем съесть что-нибудь не то, от чего ее стало бы тошнить и что повредило бы ее маленькому ребенку. Завтра она поискала бы какую– нибудь безвредную пищу. Может, ягоды, размышляла она, не зная, что время ягод прошло несколько месяцев назад. Между тем она постарается разжечь большой костер, который мог бы привлечь внимание какого-нибудь лесничего или поисковой партии, которая, Элен была в этом уверена, ищет ее.
Элен набрала груду камней величиной с кулак разной формы и минут пятнадцать стучала ими. Время от времени ей удавалось высечь искру, но пламени не было. Существо наблюдало. Элен знала, что ей нужен кремень, но кого она обманывала? Она не распознала бы кремень, даже если бы сидела на нем.
Существо опять заворчало. На этот раз занятая свои делом Элен не обратила на него внимания. Оно снова заворчало и село, выпрямившись, потом залаяло и энергично замахало рукой.
– Я развожу большой костер, чтобы поисковые самолеты нашли нас и сбросили на тебя напалм, – сказала Митикицкая, продолжая стучать камнем о камень.
Существо, нахмурившись, посмотрело в небо, потом на Митикицкую, потом на сложенный костер. Оно подошло к Элен.
– Эй! – крикнула Элен. – Какого черта тебе надо? Убери от меня лапы.
Существо осторожно взяло Элен за руку и повело в темную пещеру. Там оно посадило ее на пол. Через несколько секунд оно вернулось с камнями и растопкой. Элен напрягла зрение, пытаясь рассмотреть, что оно делало. Оно складывало костер. Круг не был таким идеально круглым, как у Элен, и бревна с ветками он складывал не совсем по инструкции бойскаутов, и все же это был костер.
– Здесь нельзя разводить костер, ты, тупица, – сказала Элен. – Я задохнусь от дыма. Здесь нет вентиляции.
Существо посмотрело вверх и понюхало, потом выползло из пещеры. Через несколько минут Элен тоже попыталась выйти, но ее встретило предупреждающее гортанное ворчание.
Отлично, подумала Митикицкая и села, сложив руки. Проклятый монстр.
Было уже совсем темно и страшно. Существо вернулось, когда наступила ночь, перестали квакать лягушки и умолкли сверчки. Его не было примерно полчаса. Не было даже слабого вечернего света, проникающего снаружи в пещеру, когда оно вошло, пригнувшись и что-то волоча за собой. Видеть Элен ничего не могла. Она могла воспринимать только звуки и запахи.
Существо чем-то шелестело, и Митикицкая услышала откуда-то знакомые щелчки. Пещера вдруг осветилась тусклым, мерцающим светом и Элен увидела большой грязный ноготь большого пальца, который щелкал зажигалкой над соломой и ветками. Существо нагнулось над костром и осторожно дуло в пламя, как его научил Туберский. Вскоре Митикицкая радовалась небольшому, но уютному костру.
Существо село и смотрело, как искры и дым поднимаются вверх над головой Элен и исчезают в естественном вентиляционном отверстии в другом конце пещеры. Потом существо выползло наружу, и Элен заметила, что в том месте, где оно сидело, пакет. Она посмотрела в сторону выхода, потом опустилась на четвереньки. В сумке были металлические тарелки, кофейные чашки, котелок, кофейник с ситечком и сковорода. Элен прыгнула назад на свое место, стараясь принять беззаботный вид, когда услышала, что тварь возвращается. Оно несло три бело-зеленых морозильных ящика фирмы "Колеман".
– Как во сне, – громко вырвалось у Элен. Но она знала, что это был не сон.
Снежный Человек открыл крышку одного из ящиков и вытащил два больших пакета картофельных чипсов. Он открыл один из них зубами и счел своим долгом покачать головой, изображая «нет» и давая этим понять Элен, что пластиковая упаковка была несъедобной, как когда-то объяснил ему Туберский. Он взял кусочек и сделал вид, что ест, потом передал весь пакет Элен. Он одобрительно смотрел, как Элен запустила руку в пакет и захрустела чипсами.
Ничего не было вкуснее этих объедков.
Существо порылось еще в ящике и вытащило оттуда упаковки с сосисками, булочки, несколько упаковок кока-колы, печенье и, конечно, попкорн. В тайнике Туберского были и другие вещи. Существо принесло Элен одеяло с белыми, зелеными и желтыми полосами, надувной матрас, подушки и кассетный проигрыватель без батареек.
Митикицкая подумала, что из этого получился бы отличный репортаж. Черт. Кто напечатает его? Она немедленно исключила из числа претендентов большую часть периодических изданий страны. Возможно, "Нэшэнэл Инкуайерер". Вдали завыл койот. Существо сидело напротив нее, скрестив ноги, и, сосредоточившись, как учил его Туберский, аккуратно протыкало сосиски прутиками и держало над огнем.
– Уф, – сказало существо, подумав, что не хватает только хорошего фильма. Внутренние часы говорили ему, что завтра в кинотеатре будут новые фильмы. И завтра должно было наступить полнолуние.
Глава XVIII
Фенберг делает заявление
– Кто согнул мои решетки?
– Он, – хором сказали Фенберг и Туберский, показывая на Бина Брэса Брауна. Бин яростно закивал головой в знак согласия.
– Все равно, черт возьми, – сказал шериф Буба Фенберг, расстроенно осматривал окно. Было удалено сантиметров тридцать бетона, и три прута стальной решетки были артрически изогнуты. – Зачем вам это понадобилось?
– Мы пытались бежать, – послушно ответил Туберский.
Буба задумчиво погладил перламутровую рукоятку лежавшего в кобуре пистолета.
– А ну, давайте отсюда, – приказал он. Хотя Буба и был расстроен, тембр его голоса оставался глубоким и хриплым от непрерывного потребления сигар и плохого кофе. – Я скажу одно. За ремонт заплатите из своих карманов.
Фенберг подозрительно посмотрел на кузена, потом на открытую дверь камеры.
– Вы свободны… при одном условии.
Буба Фенберг всю ночь провел верхом на лошади в очередной экспедиции по самым глухим местам Бэсин Вэли. Он не нашел никаких следов Митикицкой или монстра. М.Дж. Беган предложил изменить стратегию. Туберский был единственным, кто мог быстро и точно привести их к зверю, поэтому Беган поручился за Фенбергов при условии, что Джон и Майк возглавят отряд по спасению Элен. Охотники отправятся в путь на рассвете, и братья Фенберг не смогут ничего придумать, потому что их будет окружать сотня вооруженных людей, получивших приказ стрелять при малейшей попытке к бегству.
Перед расставанием Фенберг проинструктировал своего младшего брата просмотреть все имеющееся у него снаряжение для сафари. Сети, ружья, капканы, транквилизаторы. Фенберг смотрел, как Туберский выходит через боковую дверь с ключами от его пикапа, и на лице Фенберга отражались боль и злость. Джон был неаккуратным водителем.
Снаружи Фенберг попал под ослепительный свет сотен тысяч ватт и вынужден был продираться через толпу орущих людей. Ему в лицо совали микрофоны и фотоаппараты.
Мистер Фенберг, это правда, что вы видели, как Большая Нога унес прошлой ночью одного из ваших репортеров? – Новости о смелой попытке к бегству распространились быстро. Пресса проводила аналогии. О да, "Красавица и чудовище", фея и Кинг-Конг.
– Вы были помолвлены с журналисткой, мистер Фенберг?
Фенберг медленно прокладывал плечами дорогу через городскую площадь в спасительное помещение редакции "Багл".
– Это тот же самый зверь, который, как полагают власти, совершил десять убийств и занимался людоедством в округе Бэсин?
– Это правда, что ваш наполовину– родной брат три месяца жил в пещере со снежным человеком?
Фенберг остановился у двери и повернулся лицом к множеству слепящих огней и выкрикивающим вопросы журналистам.
– Тихо! – крикнул кто-то. – Он хочет сделать заявление.
Фенберг прикрыл глаза от света.
– Он мне брат не наполовину, – сказал Фенберг, – он мой настоящий брат. Джон изменил имя несколько лет назад по соображениям карьеры.
Фенберг повернулся и вошел внутрь, оттолкнув нескольких пытавшихся последовать за ним журналистов.
Тем временем Рыжая Собака Рассмуссен протиснулся в отверстие между изогнутыми прутьями решетки размером с фаллопиеву трубу и стал первым человеком, которому удалось совершить побег из тюрьмы Бэсин Вэли за всю 131-летнюю историю ее существования.
Глава XIX
Миссис Беган в баре
В тени старого вяза, на углу Пичлэнда и Шестой улицы, располагалась аптека Даббери, открытая до семи. Там были мраморный фонтанчик, коробки для сигар за стеклянной витриной, бисер, почтовые открытки, двойные лезвия для бритья, старомодная деревянная телефонная будка, стойка с пыльными солнцезащитными очками и почти полная коллекция всех комиксов, которые печатались в Америке.
Аптека Даббери была вторым домом Клиффорда Фенберга, и он терпеливо ждал там с 2.45, времени, когда заканчивались занятия первого класса, до 3.30, когда его забирал Злючка Джо. Аптекарь не делал Клиффорду замечаний, когда тот листал томики книг "Серебристый Серфер", "Великолепная четверка", "Зеленая лампа" или «Бэтмэна». Клифф презирал альбомы Диснея и Арчи в мягких обложках. Ему больше нравились насилие и телепатия. С понедельника по пятницу он сидел там на крае стула и читал, посасывая через соломинку кока-колу и рассеянно стуча ногой по стойке.
Комиксы давали ему фантастическую надежду, что, может быть, и он такой же неуязвимый, испытанный в деле, что ему нельзя причинить боль, его не берут пули и ему не страшно никакое зло в мире. И главное, что он выше всех запретов. Здесь у Клиффорда было много общего с Туберским. Он тоже легко схватывал идиотские философские и метафизические концепции и, казалось, ничего не боялся. Но на самом деле он боялся. Пусть он очертя голову бросался с кулаками на любого, от сверстника до девятиклассника. В конце концов, он тоже не был железным. Он был просто маленьким мальчиком.
Он любил Элен.
Он любил Фенберга, хотя не знал, как надо вести себя с ним. У других детей были родители. У Клиффорда был Фенберг. Майк брал его на руки и читал ему книжки, всегда с разными интонациями. Он поддавался Клиффорду, когда они боролись. Как бы ни был Фенберг занят газетой или домашними делами, он всегда готов был остановиться, посмотреть Клиффорду в глаза и ответить на любой вопрос. Фенберг разрешал Клиффорду готовить, сажал его на колени и позволял управлять ковшом трактора. Он приходил в восторг от любой нарисованной им простейшей фигуры, чем-то напоминающей рисунки Пикассо.
Но у Фенберга не было мягкости Митикицкой. Элен никогда не была хмурой, а если обнять ее, она была такой упругой и мягкой. Она слушала внимательно, как и Фенберг, но теперь, когда Клиффорд плакал, он мчался к ней. Она разрешала Клиффорду сидеть у своих ног и обнимать их, когда читала ему. Все неприятности забывались, когда она убирала со лба падающие ему в глаза волосы и, хотя он слегка сопротивлялся, вытирала засохшие крошки с губ и щек влажным полотенцем. Когда Клиффорд думал о Митикицкой, он всегда вспоминал Рождество и пахнущий духами светло-голубой свитер под цвет ее глаз.
Клиффорд прилежно перевернул страницу. Черт. Он любил их обоих и считал, что они прекрасная пара. Но неужели в Клиффорде было что-то такое, что отталкивало людей? Клифф никогда не видел своих родителей. На самом деле лишь по счастливой случайности они оставили Клиффорда дома пять лет назад. А то лежал бы он животиком вниз, вросший в какой-нибудь не нанесенный на карту ледник. Они много разговаривали с Туберским о том, что такое жизнь, о том, что она никогда не кончалась и люди не умирали, а просто меняли тела, как меняют одежду. Человек всегда возвращался и заводил новых друзей. Клиффорд надеялся, что Элен не сменила одежду. Он только начал узнавать ее. Больше всего ему не хотелось, чтобы одежду сменили Фенберг и Туберский, потому что тогда старшим стал бы Злючка Джо, а какой ребенок заслуживает такой участи?
Клиффорд просмотрел последние рисунки Супермэна и закрыл комикс. Мысли его перенеслись в область теологии. Мог ли Супермэн победить в битве Бога? Наверно, нет. Почему каждому хочется первым делом победить Бога? Почему Бог не попросил Супермэна победить дьявола? Хороший вопрос. Надо будет обсудить это с Туберским, он большой специалист в таких вопросах.
– Пардон, псих, – сказал Злючка Джо, толкнув Клиффа.
– Пардон, псих, – ответил Клиффорд, пихнув Джо локтем. Это было скорее приветствие, чем прелюдия к стычке. Джо заглянул через плечо Клиффорда, проверяя, какой комикс тот рассматривал. Убедившись в том, что этот комикс он уже читал, Джо не стал конфисковывать его.
– Майка и Джона только что выпустили, – сказал Злючка Джо, как будто в этом не было ничего особенного. – Майк просил прийти к нему в редакцию.
* * *
Фенберг стоя прихлебывал чай и смотрел на то, что творилось снаружи. Репортеры все еще выкрикивали ему вопросы в выходящее на улицу окно редакции. Вспышки, искаженные лица – сцена была сюрреалистичной, как будто смотришь в аквариум, наполненный сумасшедшими, кричащими рыбами.
В камине редакции тлел огонь. Малулу отключила телефоны, входная дверь была закрыта на задвижку. Она читала "Семейный круг" и жевала глазированное печенье. Фенберг разыграл целое представление, делая ей комплименты по поводу новой прически и дипломатично говоря, что она "…спортивная, должно быть удобная, идет вам", вместо того чтобы сказать ей, что она похожа на тренера бывшей команды пловцов Восточной Германии.
– Мистер Фенберг! Мистер Фенберг! – прозвучал за стеклом приглушенный голос репортера. – Не можете ли вы пролить свет на эту совершенно фантастическую историю?
– Нет ли у вас ключа к разгадке? – умолял другой.
Фенберг размышлял.
Он склонился над старым справочником «Роял», а потом свернул лист. Через некоторое время он снова, не торопясь, прошел к окну. Корреспонденты столпились у окна, читая надпись "ПОЛ – МОРЖ".
Репортеры молча шевелили губами, стараясь разобрать слова.
Фенберг вычислил, что им будет над чем поработать в ближайшие десять-двадцать лет. Он дернул за старый шнур жалюзи.
Фенберг услышал знакомый топот и отвел руку с чашкой в сторону, чтобы не пролить чай на Клиффорда. Клиффорд выскочил из задней двери. Он обнял Майкла за ногу и, вцепившись в него, уселся на башмаки Фенберга. Он сказал, что убьет Фенберга и спустит его в унитаз. В переводе это означало, что он страшно рад видеть Фенберга, но не хочет, чтобы Фенберг об этом знал. Фенберг спокойно посмотрел на мальчика, сидящего на его туфлях:
– Ты, наверно, хочешь, чтобы я тебя обнял?
– Да, – ответил мальчик с лицом, похожим на сыр.
– Разве я не обнимал тебя на прошлой неделе? – спросил Фенберг с наигранной суровостью.
– Да, – хихикнул Клиффорд.
– Что ты сделал с моим объятием?
– Не знаю.
– Ты потерял его?
– Да?! – Обычно бледный Клиффорд раскраснелся. Фенберг свободной рукой схватил младшего брата за ремень и поднял его. Клиффорд повис у Майка на шее. Злючка Джо вошел минутой позже и застал их в этой позе.
– Как они вели себя? – спросил Фенберг Малулу. Уголок ее рта саркастически опустился. Живя последние два дня у Малулу, Клифф и Джо слегка увлеклись неконструктивным сопротивлением. Джозеф уговорил Клиффорда говорить женским голосом. По телефону они заказали несколько десятков мойщиков и чистильщиков и вызвали их в разные дома Бэсин Вэли, выбранные случайным образом. За этим последовали другие телефонные розыгрыши. Например, резервация столиков в ресторане на сорок человек. А поставщики пиццы "От Джона" потратили уйму бензина при доставке пиццы людям, которые ее не заказывали. Джо и Клиффорд придумали также фиктивного мистера Лесса, которого вызывали из кегельбана. "Мистер Лесс… Мистер Лесс… Вызовите мистера Дика Лесса".
– Они были просто ангелами, – сказала Малулу, меланхолично засовывая на место кошелек. Ложь доставляла ей боль. – Обед будет через час. Мальчики должны подойти к этому времени.
– Все в порядке, Малулу, – сказал Фенберг. – Я сам поведу их сегодня обедать.
Клиффорд издал восторженный крик, и Фенберг послал его зарезервировать столик за два квартала отсюда.
– Закажи столик на четверых.
Пробормотав, что готовить на девятерых все равно, что на семерых, Малулу выкатилась за двери.
Джо и Фенберг остались в помещении одни.
– У тебя найдется минутка? – спросил Фенберг, выключая свет. Он разгреб догорающие поленья в камине, последнее вспыхнуло ярким пламенем.
– Ты ведь не будешь начинать душевную речь об обязанностях, которые лежат на мужчинах? – осведомился Злючка Джо. При слабом свете камина было видно, как на лице Фенберга появилась пара новых морщин.
– Почему ты спрашиваешь об этом? – улыбнулся Фенберг.
– Я узнаю тон. – На Джо была черная кожаная куртка и клипса в ухе. Фенберг не разрешал ему прокалывать ухо.
– Расслабься. Тебе это сейчас не грозит, и, если не хочешь, мы не будем беседовать на темы человечности. Мне нужно обсудить с тобой кое-какие дела.
Джо стоял наполовину в тени, прислонившись к двери. Он так и не простил ни родителей, ни Трейси за то, что они умерли. И он постоянно следил за Фенбергом, подозревая его в том, что и он уйдет.
– Утром Джон, Чарли, Бин и я уйдем, – начал Фенберг. – Джон хорошо ориентируется в лесу. Если кто-то и может найти Элен, то только он.
Джо хотелось спросить Майка, скучал ли он по Элен, но он не смог.
– Вы собираетесь туда с шерифом?
Фенберг засмеялся:
– О, нет.
С отрядом в сто человек? А за ними потащится вдвое большее количество репортеров, от которых будет больше света, чем в Лас-Вегасе? Нет-нет. Цирк, хоть палатку натягивай. Кроме того, ни Фенбергу, ни Туберскому не улыбалась мысль идти в лесу рядом с мистером Беганом или с братьями Магоногоновичами за спиной.
– Буба думает, что мы пойдем с ними на рассвете, но у нас другие планы. Об этом, конечно, Джо, должны знать только ты, я и эти стены.
Джо кивнул.
– Может быть, нас не будет одну ночь, может, неделю. Может, больше. Если не считать баловства со звонками, вы были молодцами, – сказал Фенберг и пошевелил угли в камине. – Я был бы тебе очень признателен, если бы ты занялся газетой в мое отсутствие.
Джо живо среагировал, но Фенберг этого не заметил в темноте.
– Это из оперы "дадим-юному-право нарушителю-урок-ответственности"?
Фенберг отрицательно покачал головой:
– Я никогда не считал тебя малолетним правонарушителем. Мне просто нужна помощь.
– Ты ведь вернешься, а? – это прозвучало как обвинение.
– Я всегда возвращаюсь, – ответил Фенберг. Он вздохнул. "Это другие не возвращаются", – подумал он.
– Ты можешь пропускать иногда уроки, но не слишком много. Я уже поговорил с твоим директором. Он находит, что это хорошая мысль. Вот, – сказал Фенберг, передавая Джо тяжелый коричневый пакет. – Инструкция, как издавать газету, используя валяющиеся под рукой вещи. Там еще наличные – последние остатки баснословного состояния Фенбергов. – Триста долларов. – Тебе хватит статей на ближайшие две недели. Большинство из них годятся на все времена, и к ним прилагаются негативы фотографий. Помещай больше картинок. Если напишешь что-нибудь, пусть Малулу проверит грамматику. Не допускай ругательств в печатных материалах.
Майкл широко улыбнулся:
– Кроме того, ты сейчас присутствуешь на настоящей церемонии передачи. В этом пакете твое первое задание.
Джо молча взял конверт.
– Я хочу, чтобы ты поместил это на первом листе, как знамя размером в восемь колонок. Напечатай жирным шрифтом, – сказал Фенберг, указывая на написанную от руки бумагу, где красными чернилами были сделаны пометки для наборщиков. – У меня и у Туберского есть страховки. Но, что касается Джона, боюсь, тебе придется разыскать тело и принести его в их штаб-квартиру.
Злючка Джо не засмеялся.
– Я оставил завещание.
Джо был теперь ближе к камину. Фенберг увидел, что брат смущен и испуган, и ему даже хотелось плакать. Он подавил желание обнять Джо за плечи и похлопать по спине. Джо не был любителем пообниматься. Фенберг спросил, были ли у Джо вопросы. Нет, у Джо их не было.
Фенберг посмотрел на последние не желающие догорать поленья. Потом на брата, который тоже смотрел в камин. Суровое и все же такое детское лицо. Они с Джо были очень похожи.
– Мне жаль, что ты иногда целыми вечерами шатаешься по улицам или проводишь их в кино. Жаль, что в тринадцать лет тебе приходится испытывать унижение от того, что попадаешь от одной няни к другой. Жаль, что рядом нет меня и что у нас нет МТВ. И мне действительно очень жаль, что нет наших папы и мамы и мне бы очень хотелось, чтобы ты не принимал на свой счет, когда близкие люди умирают. Это вовсе не бросает на тебя тени. В нас есть что то такое, что боготворит боль и ждет ее. Эта черта особенно присуща нам с тобой, и мне бы хотелось, чтобы ты он нее избавился. – Фенберг хотел сказать что-то еще, но в нем поднялись давно знакомые ему чувства. Он хорошо знал, как их подавить.
– Пошли, – сказал Фенберг, – надо поесть.
Он сгреб свое пальто и обнял Джо за плечи, почти свалив его.
– Мы – против чокнутых?
– Да – против чокнутых, – повторил Джо и кивнул.
* * *
Ресторан "Билл и Эмма. Рыбные блюда" больше всех приближался к понятиям о хорошем ресторане. От «Багл» до него было одиннадцать домов. У "Билла и Эммы" почти всегда царил полумрак. Столики были накрыты красными скатертями в тон кабинкам.
