Текст книги "Самая черная птица"
Автор книги: Джоэл Роуз
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Глава 19
Сестра Королевы Кукурузы
На бракосочетании Томми Коулмана с сестрой Королевы Кукурузы присутствовало больше тысячи членов разных банд из Файв-Пойнтс; эти буяны и головорезы наполнили воздух криками и громким пением, а церковные гимны то и дело прерывались смехом, ибо орды пьяных ирландцев бушевали на улице.
Томми Коулман не видел свою будущую жену, сестру супруги своего брата, с тех пор как последнего повесили, а потом случайно столкнулся с ней в кабаке. Девушка заглянула в «Притон убийц», питейное заведение Чарли Мадда по прозвищу Одно Легкое, на Литл-Уотер-стрит.
В последний раз Томми видел ее во время казни. Он помнил, как помощники шерифа вели бедняжку через ворота «Томбс» к виселице. Девушка встала так близко к ней, что могла дотронуться рукой до дерева. Она пришла на казнь брата Томми по одной-единственной причине: ей хотелось посмотреть, как вздернут убийцу ее сестры.
В «Притоне» все знали, какое несчастье постигло эту семью. Девушки со всей округи восхищались сестрой Королевы за силу, выдержку и мужество. Она была так хороша собой, что женщины мечтали походить на нее, а мужчины испытывали сильное вожделение, сраженные ее красотой.
На улицах ее узнавали в лицо, за спиной перешептывались. Эта девушка была сестрой самой знаменитой торговки кукурузой в городе, прочно стояла на собственных ногах и гуляла не с кем иным, как с Руби Перлом, суровым и жестоким главарем банды «Мясники» из Бауэри. Люди сплетничали, а то и во всеуслышание провозглашали, что союз этот неравный. Сестра Королевы была католичкой-ирландкой, а Руби Перл – протестантом; он – истинным, не в первом поколении, американцем, полным чувства собственного достоинства, а она – ирландской пожирательницей картошки, жалкой девчонкой, дочерью эмигрантов. Девушке исполнилось всего шестнадцать, а ему на одиннадцать лет больше; кроме того, протестанты не жалуют ирландские кварталы, особенно Четвертый район, да и вообще главарь банды – ужасный тип, может быть, самый худший из всех.
Когда кукурузница вошла в заведение Чарли Мадда, Томми поднял на нее глаза – он веселился там со своими парнями. Лицо сестры зарделось от ярости, дыхание участилось, висевший на плече короб с кукурузой напоминал оружие. Ее волнение и злость передались всем посетителям заведения, а юный главарь банды тотчас где-то в глубине сердца осознал, что перед ним стоит его судьба.
Коулман-младший не привык обманывать себя. Он прекрасно понимал, во что ввязался. Он слышал сплетни. Знал, кому она принадлежит и какие чувства сестра убитой испытывает лично к нему. Но юноша плевать хотел на все это. Он знал, что в Америке возможно все и прошлое не в счет.
Так что Томми сидел за изрезанным ножом столом и терпеливо ждал, пока случится что-нибудь судьбоносное, кусая губы до крови. Сестра Королевы Кукурузы носилась по питейному заведению Чарли Мадда. Злая, прекрасная, босая – и лямка, на которой крепился короб с кукурузой, проходила ей через грудь наискосок.
Потом в «Притоне» возникло всеобщее оживление, в помещение вошел Руби Перл и оглядел собравшихся за столиками пьянчуг. Судя по выражению лица девушки, именно этого она и ждала. Прошла через комнату и встала перед женихом, источая ярость. Тогда все посетители заведения поняли, что главарь банды «Мясники» попал в беду.
Руби не славился обилием мозгов, так что он, вероятно, еще не знал, насколько отчаянно его положение, – по крайней мере так объяснил себе происходящее Томми. Надо полагать, именно поэтому «Мясник» Перл так необдуманно сказал своей подружке перед лицом собравшихся:
– Зачем ты заставила меня прийти, чертово отродье? Зачем ты сама явилась сюда? Почему до сих пор не работаешь?
– Чего? – крикнула сестра Королевы. Она, несмотря на юный возраст, обладала богоданным талантом говорить таким тоном, от которого мужчины буквально взрываются.
Может, Перлу следовало бы быть повнимательнее, однако он не разбирался в тонкостях женского поведения, так как всю жизнь проработал на скотобойнях, поэтому он услышал в ее словах только одно – вызов и недостаток уважения. Руби замахнулся, чтобы ударить девушку.
Томми тут же вскочил на ноги, намереваясь защитить ее.
Но только сестра Королевы не нуждалась в мужской защите со стороны таких, как младший Коулман.
Она презирала брата убийцы.
Гордячка поймала в воздухе большую руку Руби Перла, прежде чем он успел ударить, и презрительно усмехнулась жениху в лицо, как будто он был полным ничтожеством: хуже червяка или тли. С безумной улыбкой на лице она крепко держала его руку, вонзаясь пальцами в плоть, мышцы и сухожилия на толстом запястье, ощущая исходящий от Руби запах скотобойни. Томми, сидя в камере, ухмыльнулся, вспоминая, как она была прекрасна!
Главарю «Сорока воришек» оставалось лишь стоять и пялиться на девушку открыв рот. Ему тут было нечего делать, разве что скалиться при виде такой расправы над лидером «Мясников». Сестра Королевы справилась своими силами.
Тем не менее Томми решил, что должен каким-то образом проявить себя. Ему пришло на ум побеседовать со стариной Руби.
Перл, пошатываясь от большого количества пива с устрицами, самый жестокий и крутой парень в округе, завертелся, потирая запястье, за которое его ущипнула благоверная, а потом обратил внимание на противника. Тот стоял словно воплощение возмездия.
Руби знал, кто такой Томми Коулман, – слишком хорошо знал этого опасного безумного типа и ненавидел его. Они оба ненавидели друг друга.
– Перл, – заговорил главарь банды «Сорок воришек».
– Отойди, Коулман, – перебил тот, – а не то я как следует тебя отделаю.
– Ты разве не знаешь, что нельзя так обращаться с дамами, парень?
– Я тебе не парень. Я Руби Перл, мясник из Бауэри. А для таких, как ты, – мистер Перл. – И, обернувшись к невесте, он грозно прорычал: – Отправляйся обратно на улицу, ты! Иди зарабатывать деньги, а я пока что разберусь с этим прохвостом. Не хочу, чтобы ты это видела.
– Мистер Руби Перл, ты тут не дома. Это не твой район, не твоя территория. Так что лучше тебе отправляться восвояси, обратно в Бауэри. Пока еще можешь, парень.
– Что ты хочешь этим сказать? – «Мясник» был не из тех, кто легко отступает. – Я пришел сюда, чтобы повидаться со своей девушкой. Она сама меня позвала. У нас свободная страна, известно тебе это или нет, жалкая ирландская свинья.
Он был больше шести футов ростом, а весил двести двадцать фунтов с лишним. Торс главаря «Мясников» походил на половину бычьей туши. Перл вырос на улице. Но иногда побеждает вовсе не тот, кто крупнее и сильнее. Оглянувшись, Руби понял, что проиграл и должен сдаться, хотя противник его был тонким, как соломинка, ниже и легче.
Головорезы Томми – Щебетун, Курносый, Боффо и дюжина других – окружили Руби, держа наготове дубинки и ножи.
– Ты свое получишь, Коулман, – проворчал громила, переводя взгляд с одного бандита на другого. – Однажды я вернусь и отправлю тебя прямиком в ад. А может, мы повстречаемся с тобой на улице и я сотру тебя в порошок о камни мостовой. Ты ведь знаешь, малыш, мы еще поболтаем, когда твоих защитников не будет поблизости.
– Тебе меня не испугать, приятель, – сказал ему Томми.
– Тебе меня тоже, – ответил Руби.
Все присутствующие в тот вечер в заведении Мадда сделали шаг вперед, чтобы получше разглядеть, что будет дальше.
– И последнее, мистер Перл. Отныне держись от нее подальше, – предупредил Коулман-младший, плюнув на пол между ног противника, дабы подчеркнуть серьезность своих слов. – Эта девушка больше не твоя подружка.
– О-хо-хо! – возмутился мясник. – Теперь ты предлагаешь мне держаться подальше от того, что принадлежит мне.
– Я не люблю, когда бьют женщин.
– Да? Ну не секрет, что я тоже тебя не люблю. Ненавижу, когда жалкие ирландские свиньи указывают мне, что делать.
– Держись подальше, Руби, если не хочешь, чтобы я тебя уничтожил.
Главарь банды «Мясники» поклялся, что отомстит, и все в Бауэри стали свидетелями его клятвы. Он сагитировал других местных бандитов присоединиться к «Мясникам» – и все «Истинные американцы», «Американская гвардия», а также остатки «Парней из Бауэри» договорились отправиться на свадьбу Томми Коулмана, чтобы искромсать жениха на кусочки на глазах его новоиспеченной жены. Охрану свадебной церемонии доверили вооруженным молодцам – практически все они были родом из Ирландии и больше шести футов росту, главным образом «Уродские цилиндры» и «Керрионцы». Эти верзилы в цилиндрах и сапогах, подбитых гвоздями, дежурили на боковых улицах и в переулках Файв-Пойнтс, а также вокруг кованого железного забора, окружавшего сквер. Для пущего устрашения на Кросс-стрит установили ржавую, но вполне годную пушку.
Однако все было тихо, свадьба прошла без каких-либо инцидентов.
И все же какая-то беззубая старуха в желтом платке принесла молодоженам небольшую коробку в праздничной обертке. Внутри лежал дохлый белый поросенок и записка, гласившая: «Это еще не конец». Подписи не было, но Томми и без того угадал повадки своего врага из Бауэри.
Глава 20
Темные дела Руби Перла
Как выяснилось позже, женитьба Томми Коулмана на сестре убитой жены его покойного брата пришлась по сердцу отнюдь не всем жителям города. Многие по-прежнему были под впечатлением от трагической любовной истории Эдварда Коулмана и Королевы Кукурузы. Родители девушек были в отчаянии, так как боялись, что ужасный сценарии повторится снова. И даже сама юная новобрачная признавалась жениху в самые доверительные минуты, что, несмотря на то что девушку тянуло к нему, она одновременно испытывала ужас.
Люди говорили, что жена Томми даже красивее своей сестры, красивее Королевы. Возможно, у нее закружилась голова. Она любила всеобщее восхищение.
Ходили сплетни, что Руби Перл сразу же после случившегося заявил: любой «парень из Бауэри» или «истинный американец», купивший початок кукурузы у изменницы, будет отвечать перед «Мясниками».
То обстоятельство, что Коулман-младший завоевал руку и сердце своей нареченной, оказалось для него не просто победой, но и упрочнением социального положения. Юный главарь банды не только одержал верх над своим соперником, но также показал всем, что дерзкий и сообразительный пройдоха вроде него может процветать в праздности за счет собственной жены.
Никто никогда не считал Томми Коулмана джентльменом. Осознавал он это или нет, юноша добивался сестры Королевы не только из любви, но и из-за денег, которые она получала. Не говоря уже о том, что обладание такой красоткой много значило в районе, где он промышлял.
Однако из-за предупреждений и угроз Руби самые щедрые клиенты прекрасной торговки стали держаться от нее подальше и доходы начали сокращаться.
Подобно своему брату, главарь «Сорока воришек» не умел мириться с неудачами – тем более если речь шла о деньгах. Прошло лишь два месяца после свадьбы, когда жена принесла домой всего пять шиллингов, и Томми пришел в ярость. Ее доходы и прежде не соответствовали его ожиданиям, но теперь, спустя два месяца, терпеть стало невозможно. Новобрачные стали скандалить, и тени прошлого снова обрели реальность.
– Разве ты не можешь зарабатывать деньги сам? – крикнула сестра Королевы, заражаясь буйной яростью мужа. – Дай мне отдохнуть. Почему бы не использовать твоих головорезов?
– Ты права, – неохотно согласился Томми. – Мои ребята готовы собрать большую дань, стоит только сказать.
– Ну вот и хорошо, – весело сказала жена.
– Есть только одна загвоздка: ведь они не ты. Мужчина пользуется уважением, если его содержит женщина.
– Я хочу на какое-то время перестать торговать кукурузой, – проговорила сестра. – Я беременна. И устала. Может, мне надо немного отдохнуть, прежде чем появится малыш.
– Хорошо, – сдался Томми: перспектива иметь наследника весьма его заинтересовала. – Но лишь до тех пор, пока не перестанешь кормить ребенка грудью. У нас только-только наладились дела. Я не хочу, чтобы ты все испортила.
Коулман хотел сына, но со слезами на глазах готов был поклясться, что новорожденная – самый красивый ребенок во всем Файв-Пойнтс, а может быть, и на целом свете.
– Вылитая мать, – хвастался он.
На протяжении нескольких месяцев Томми не возражал, что его жена сидит дома, вместо того чтобы ходить по улицам, заниматься своим ремеслом и приносить ему деньги. «Сорок воришек» и без того неплохо справлялись: подкарауливали на улицах запоздалых прохожих, обчищали пьяниц, воровали кошельки, пускали кровь, оставляли своих жертв голыми и без сознания на тротуарах, где тех находили полицейские и, если повезет, приводили в чувство.
Но в один прекрасный день возникли проблемы.
Два головореза, Скала Махони и Жадина Армонд, рыскали по берегу у дамбы у Кастл-гардена и наткнулись там на недавно прибывшего в страну немецкого эмигранта. У того в кармане оказалось двенадцать центов. Они оглушили его и бросили в реку, где он тут же и утонул, а ребята вернулись в заведение Зеленой Черепахи, чтобы разделить добычу.
Сначала они заказали выпивку. Хозяйка налила им какого-то пойла. Потом Жадина Армонд, оправдывая свое прозвище, заявил, что ему причитается семь центов из двенадцати, так как именно он бросил толстого немца в реку.
– Нет! – возразил Скала. Ведь не кто иной, как он, нанес тот сокрушительный удар, от которого бедняга отключился. Если кто и заслуживает семь центов, то это Махони. Взывая к здравому смыслу, подельник стал утверждать, что если бы он не вырубил немца, то Жадина не смог бы бросить тело в реку.
Это заявление вывело Армонда из себя. С сознанием своей правоты он ухватил соперника зубами за нос. Дабы не лишиться носа, Скала вытащил нож и сунул его противнику между ребер. К несчастью, это лишь замедлило действия Жадины.
На протяжении следующего получаса они катались по полу пивнухи, стараясь одержать друг над другом верх. Наконец Армонд завладел ножом и воткнул его в горло товарищу.
Скала тяжело рухнул на пол.
Томми Коулман и все члены банды «Сорок воришек», явившиеся в тот вечер к Зеленой Черепахе, молча стояли в стороне, ничего не в силах поделать.
Жадина Армонд сбежал, оставив беднягу Махони лежать на полу с пробитым черепом.
Парни крайне неудачно выбрали время для драки. Тело Мэри Роджерс выловили из Гудзона всего несколькими неделями раньше, и в Джерси прошел слух, что ребята из Четвертого района, вероятно, причастны к этому.
Когда стало ясно, что бандиты из Файв-Пойнтс – первые подозреваемые в деле, сержант Макардел из ночной стражи, вместе с пятью «Кожаными головами», явился в бакалейную лавку Розанны Пирс и в «Притон убийц» в поисках свидетелей. Старина Хейс снова заглянул к Зеленой Черепахе и во второй раз задал Томми несколько вопросов.
У полиции не было улик, чтобы обвинить «Сорок воришек» в убийстве Мэри Роджерс. И все же доходы их главаря катастрофически сократились.
Коулман без обиняков сказал жене, что настало время вернуться на городские улицы. Он умел все хорошенько взвесить и обдумать, а посему разработал собственный план увеличения заработков. С тех пор сестра Королевы разгуливала по улицам в районе Бродвея и Сити-Холл-парка, торгуя своим товаром, не одна. Их маленькая дочь, красивая, голубоглазая, одетая точно так же, как мать, тоже занялась этим ремеслом. Два нежных голоса зазвучали хором, словно звонкие монетки:
Кукуруза! Горячая кукуруза!
Покупайте белоснежную горячую кукурузу!
У вас, господа, много денег,
А у нас, бедняжек, – ни гроша за душой.
Покупайте нашу кукурузу,
А мы, бедняжки, пойдем домой.
Каким же стал их доход после такого нововведения? По самым скромным расчетам, в эти тяжелые времена можно было ожидать, что мать и дочь заработают как минимум двадцатку в неделю.
Непоколебимый обвинитель решил, что это и есть мотив убийства, и жюри присяжных с ним согласилось. Ведь меньше чем через месяц после того, как девушки вернулись на улицы города торговать своим золотистым товаром, сестру Королевы и, что всего ужаснее, ее маленькую невинную дочь нашли в дальнем конце переулка Коу-Бэй. Кто-то забил обеих до смерти. Рядом лежало тело толстошеего краснолицего «мясника» Руби Перла.
Томми никогда не простит главному констеблю, что тот заставил его смотреть на тела его зверски убитых жены и дочери в морге. На суде коварный обвинитель заявил, что Перл будто бы снова стал любовником хорошенькой торговки. Томми застал их в зловонном тупике, которым оканчивалась Коу-Бэй, где парочка ворковала и целовалась, потерял голову и расправился с соперником. А потом, напоследок, укокошил и свою маленькую дочку, поверив грязным слухам, что она вовсе не его чадо, а ребенок Руби.
Томми все отрицал.
– Ложь! – пронзительно воскликнул его адвокат, баварский иммигрант, молодой человек по фамилии Хуммель, на своем ломаном английском. – Наглая ложь!
Томми выступил с речью:
– Вот что случилось в ту роковую ночь. Это истинная правда – ни больше ни меньше. Мои жена и дочь ушли работать на улицу, но было поздно, а они все не возвращались, и я забеспокоился. Я вышел из дому и столкнулся с этой крысой в Коу-Бэй. Моя жена покоилась мертвая у его ног, а бездыханная дочка лежала в углу словно куча лохмотьев в ожидании, пока за ними придет мусорщик.
Глаза Коулмана заблестели при этом воспоминании. И он продолжил свой душераздирающий рассказ:
– Этот краснорожий ублюдок стоял, а они были мертвы. Я сказал: «Что происходит, парень? Зачем ты это сделал?» А он, клянусь, ответил: «А тебе какое дело? Да, я это сделал. И что ты теперь намерен предпринять?» Тогда пришлось грохнуть Руби Перла, и, черт возьми, мир стал чище после этого. – Не обращая внимания на адвоката, Томми встал и с вызовом крикнул присутствовавшим на процессе сторонникам убитого соперника: – Слышите, вы, подлые помощники «Мясников»? – Он пробежал взглядом по рядам любопытствующих, потом посмотрел на адвоката, на судью в черной мантии, на присяжных. – А теперь скажите мне: кто поступил бы иначе?
Но, к несчастью для главаря банды, двенадцать присяжных не поверили в эту историю. В присутствии главного констебля Джейкоба Хейса, пристально наблюдавшего за происходящим с галерки, Томми был приговорен к казни через повешение и отправлен в «Томбс» ожидать своей участи.
Глава 21
В тюрьме «Томбс»
Джон Кольт не подвергался лишениям в тюрьме. Он вообще редко выглядел подавленным, опечаленным или обеспокоенным.
Семья известного фабриканта и представить себе не могла, что ее младшего отпрыска признают виновным в убийстве и приговорят к смерти. Когда состоялся суд, они надеялись, что вердикт будет – самозащита или в крайнем случае непредумышленное убийство. Состоятельные люди, за определенную цену, могли повлиять на ход правосудия. Однако Джону не повезло, поскольку он совершил свое «прискорбное преступление» в самый разгар движения за реформу.
После убийства Мэри Роджерс некоторые граждане повышенной сознательности постарались завоевать себе высокие позиции в общественном мнении и популярность среди масс. Ссылаясь на нераскрытое убийство и недавнее преступление против Сэмюэла Адамса, эти реформаторы встали в оппозицию к продажным служителям закона, которые, по их словам, с готовностью шли на уступки за деньги, привилегии, власть и секс. То есть способствовали процветанию греха и порока.
Некоторые издатели газет, особенно Хорас Грили, редактор «Дейли трибюн», призывали своих сограждан занять четкую позицию, вступить в бой с коррупцией, превышением власти и высшими классами вообще.
Вышеупомянутый газетчик взял на себя евангельскую миссию служения добродетели и нравственности и публично заявил, что его печатное издание посвящает себя защите морального, социального и политического благоденствия граждан.
Его соперник, редактор «Геральд» Джеймс Гордон Беннетт, высмеивал «подобную позицию».
«Грили – всего лишь хорохорящаяся размазня из Новой Англии», – обвинял он конкурента.
Самым главным журналистским убеждением противника редактора «Дейли» была идея о том, что издатель газеты должен зарабатывать очень много денег. Перед судом он раскопал и радостно опубликовал большое количество всевозможной грязи касательно Джона Кольта. Сообщил публике, что бедняга участвовал в поножовщине в Миссисипи, был азартным игроком, а однажды соблазнил любовницу капитана речного парохода, мулатку, уговорил ее сбежать вместе с ним и бросил, после того как вдоволь с ней поразвлекся.
Но, почувствовав в воздухе перемены, предприимчивый издатель плавно сменил курс, чтобы встать на сторону праведных душ.
«Как может общество позволить остаться в живых такому человеку?» – этот вопрос задавал он в «Геральд».
Увидев в событиях шанс и немедленно за него ухватившись, все доморощенные поборники благочестия, рыцари морали и самозваные проповедники присоединились к крестовому походу и начали требовать равноправия и истинного правосудия для всех, на кого распространяется закон, – богатых или бедных.
В устах этих демагогов бедняга стал символом всех тех, кого следует проучить. Писали, что он виновен не только в убийстве предпринимателя Сэмюэла Адамса. Помимо этого богатый развратник живет во грехе и пользуется доверчивостью невинной молодой женщины Кэролайн Хеншоу.
Хуже того, средства массовой информации пронюхали, что незамужняя мисс беременна.
Беннетт гордо вел за собой общественное мнение, требуя крови обвиняемого в качестве компенсации за его моральную деградацию.
Чтобы обороняться от нападок, семья Джона наняла сразу трех адвокатов. Лидером маленькой группы стал кузен Кольтов, Дадли Селден, бывший депутат конгресса от Демократической партии в штате Вашингтон. На втором месте в команде стоял Джон Моррилл, ранее с успехом защищавший «женщину-врача» Энн Ломан, более известную под псевдонимом мадам Рестель. [9]9
Речь идет о знаменитой нью-йоркской акушерке, проводившей аборты. О ней много писали в газетах.
[Закрыть]И наконец, замыкал троицу не менее достойный адвокат из Нью-Йорка, известный своей активной общественной позицией, Роберт Эммет, сын непокорного ирландского бунтаря Томаса Эммета.
Поговаривали, что юристам единовременно заплатили две тысячи долларов и обещали еще восемь в акциях новой оружейной компании Сэмюэла Кольта.
Тот факт, что Джон совершил убийство, не подвергался сомнению. Он сам письменно признался в содеянном после ареста, и Беннетт опубликовал его исповедь в «Геральд». Но адвокаты утверждали, что действия их подзащитного были вызваны агрессивным поведением Адамса и должны быть признаны самообороной. Что юношу оскорбили, потом напали, и только тогда, когда его собственная жизнь оказалась под угрозой, он воспользовался смертоносным инструментом, чтобы защитить себя. К несчастью, инструмент оказался наполовину топориком и, прежде чем бедняга осознал, что происходит, свершилось непоправимое.
На процессе, обещавшем много сенсаций, председательствовал судья Уильям Кент. Как писали средства массовой информации, в первую очередь решался вопрос, предумышленным или случайным было это убийство.
Ходили слухи, что, возможно, адвокаты подадут ходатайство о признании подсудимого невменяемым. Средний брат Кольта, Джеймс, подкинул Беннетту историю о том, что в их роду были случаи безумия. Он упомянул сестру, которая покончила жизнь самоубийством.
Сам Джон, по заверениям Джеймса, тоже несколько раз сходил с ума.
Процесс начался с досадной заминки. Имя обвиняемого пользовалось дурной славой и вызывало всеобщую злобу, поэтому команда его адвокатов попыталась изгнать прессу из зала суда.
Бесполезно.
Судья Кент заявил, что в таком большом городе, как Нью-Йорк, подобное убийство вызвало понятный шок и возмущение.
– Однако я не сомневаюсь в том, – провозгласил он со своего места, – что реакция извне не повлияет на беспристрастность суда.
Обвинитель вызвал ряд свидетелей, чтобы те дали показания о характере Сэмюэла Адамса. Духовник покойного в своем рассказе вспомнил, как убитый издатель прослезился на его воскресной проповеди.
Речь о признании убийцы невменяемым не заходила.
Вместо этого Селден, Моррилл и Эммет придерживались версии самообороны. Они утверждали, что покойный издатель был очень вспыльчив. Если бы Джон Кольт заранее задумал совершить убийство, он, несомненно, взял бы с собой один из револьверов брата – тем более что несколько «кольтов» были в его личной собственности.
Реакция обвинения оказалась весьма неожиданной.
– А откуда нам знать, что Сэмюэл Адамс не был в действительности убит выстрелом в голову? – спросил прокурор. – Быть может, доктора, осматривавшие тело, ошиблись касательно орудия убийства.
Это поначалу смутило защиту.
Дабы отразить нанесенный удар, Селден вызвал в качестве свидетеля своего кузена Сэма Кольта. Полковник подошел к скамье для допроса с двумя револьверами в руках. Первый оказался большим «Паттерсоном» из вороненой стали, второй – карманной моделью поменьше.
В нескольких шагах от свидетеля поместили толстую книгу – издание «Барнеби Раджа» в тисненом кожаном переплете, – а его самого попросили выстрелить в том, чтобы присутствующие могли увидеть, какого рода отверстия остаются от оружейных пуль.
Кольт выстрелил из большого револьвера. Шум весьма шокировал зрителей на галерке, но пуля пробила всего девять страниц, хотя и образовала углубление еще на двадцати четырех. Второй патрон, из карманного револьвера, вообще очень мало повредил книгу.
Джеймс Гордон Беннетт вскочил на ноги и опрометью вылетел из зала суда. В специальном приложении к своей газете, вышедшем всего через несколько часов, он написал:
Что за нелепая демонстрация? Что доказывает весь этот театр, и доказывает ли вообще что-нибудь?..
Семьи всех трех адвокатов вложили большие деньги в бизнес Сэмюэла Кольта. Фальшивое представление, коему мы явились свидетелями, – лишь жалкая попытка рекламы.
Защита заверяла, что все обстоит иначе, хотя и не отрицала, что ее услуги – во всяком случае, частично – оплачиваются акциями компании.
Так продолжался обмен любезностями перед лицом судьи Кента, пока тот не решил положить этому конец. Несмотря на яростные протесты защиты, судья распорядился эксгумировать тело убитого. Затем труп следовало обезглавить, а голову доставить в зал суда, с тем чтобы, приложив лезвие топора к смертельным ранам, раз и навсегда выяснить, является ли этот любопытный двуглавый инструмент орудием преступления.
– Как бы тяжело ни было сие зрелище, – провозгласил судья в ответ на громогласные возражения Моррилла и Эммета, – правосудие должно свершиться и голова будет принесена сюда.
На следующий день следователь невозмутимо сидел в зале суда с головой жертвы на коленях – до тех пор пока его не вызвали на скамью свидетелей. По требованию судьи, невзирая на готовый вот-вот разразиться скандал, он высоко поднял отрубленную голову и продемонстрировал присяжным, что лезвие топорика точно соответствует ранам.
Во время демонстрации Джон прятал глаза. На протяжении процесса он твердо отрицал свою вину и стоически переносил происходящее. В своей заключительной речи перед присяжными обвинитель заявил, что такое поведение указывает на душевную черствость подсудимого. В дополнение было упомянуто об аморальной связи Кольта с Кэролайн Хеншоу. О том, что пара не жената – и тем не менее девушка беременна вот уже более месяца. Несомненно, это должно было кардинальным образом повлиять на мнение присяжных.
– Боже упаси, я не хочу сказать о ней ничего плохого, – говорил прокурор. – Она скоро станет матерью, и если кто-нибудь на свете будет молиться за душу проклятого убийцы, то именно она.
В этом месте обвинитель прямо и пристально посмотрел на Кольта.
– Бедняжка подошла к его постели, но он оттолкнул ее. Несчастная знала, что, не будучи его женой, она не имеет никаких прав. Пусть это послужит предупреждением всем женщинам; пусть они узнают, что не следует жертвовать своим земным и небесным счастьем ради таких, как подсудимый.
После этого судья Кент отдал последние указания жюри. Он сообщил двенадцати присяжным, что, поскольку Кольт уже признался, их задачей является лишь постановить: виновен он в случайном или же предумышленном, хладнокровном убийстве.
– Веселый вид Джона Кольта, – сказал он, – его беззаботность, спокойствие, твердость, с какой он движется по направлению к пропасти… Вы должны решить, является ли все это достаточной предпосылкой для совершения убийства.
Присяжные совещались десять часов, и в четыре утра во второе воскресенье февраля 1842 года вынесли свой вердикт: «Джон Кольт виновен в предумышленном убийстве».
Даже после этого сокрушительного приговора родственники приговоренного не потеряли присутствия духа. Они подали апелляцию, призвав на помощь множество выдающихся деятелей и высокопоставленных граждан. Среди тех, кто отдал голос в пользу Кольта-младшего, были Дж. П. Патнэм; двое из четверых братьев Харпер; Джеймс Фенимор Купер, недавно опубликовавший свой новый роман «Последний из могикан», принесший ему невероятный успех; бывший актер и поэт Джон Говард Пейн; знаменитый писатель Вашингтон Ирвинг; прославленный нью-йоркский поэт Фитц-Грин Халлек и издатель «Кникербокер мэгэзин» Льюис Гейлорд Кларк – и это лишь некоторые имена.
Даже великий Чарлз Диккенс написал из-за океана письмо в поддержку несчастного, в нем он называл случившееся не иначе как «трагедией».
В довершение всего губернатор Уильям Сьюард лично приехал из Олбани, чтобы навестить приговоренного в «Тобмс» и пообщаться с его семьей; он скрылся за зелеными бархатными занавесками камеры смертников, в которой Джон ждал своей участи, и долго перешептывался там со всеми тремя братьями.
И все же когда Верховный суд штата отклонил апелляцию, губернатору оставалось лишь извиниться, вверяя младшего из «замечательных братьев Кольт» в руки Господа, потому что даже он оказался бессилен что-либо изменить. Смертный приговор суда собирались привести в исполнение 18 ноября 1842 года в пять часов утра.