Текст книги "Самая черная птица"

Автор книги: Джоэл Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Глава 42
С засадой покончено

Ольга Хейс, которая почему-то беспокойно спала этой ночью, сидела за столом на кухне, ожидая возвращения отца, и пила уже третью чашку яванского кофе. На дворе был полдень. Внезапно девушка услышала низкий голос Бальбоа, доносящийся из-за двери.

– Доброй ночи, господин главный констебль, – произнес он. – Или, может, стоит сказать: «Доброго дня»?

Раздался усталый смех кучера, дверь кухни открылась, и вошел Старина Хейс. Ольга поспешила помочь ему снять пальто и ботинки, но отец был в дурном настроении.

Просидев пару минут молча, он глубоко вздохнул, поцеловал дочь и отправился по лестнице на второй этаж, но обернулся на верхней площадке:

– Ольга, мне понадобятся все сегодняшние газеты и твое мнение о том, что в них пишут.

Некоторое время спустя, слегка пообедав, дочь констебля надела шубу и шляпку в тон, некогда принадлежавшие ее матери, и отправилась в лавку на углу – купить газеты, которые потребовал отец.

Главные новости сразу бросились ей в глаза. Заголовок в «Геральд», напечатанный крупным шрифтом, гласил: «С Кольтом покончено!»

Это название настолько заинтересовало Ольгу, что она принялась за чтение еще до того, как вернулась домой. Девушка шла, не отрывая взгляда от газеты, и подняла глаза только для того, чтобы открыть дверь.

Автором статьи был, как обычно, Джон Гордон Беннетт.

Прошлой ночью у Морнингсайд-хайтс местной полицией была обнаружена небольшая группа людей, быстро двигавшаяся на север.

Было получено анонимное сообщение о том, что банда преступников обокрала свежую могилу на городском кладбище и намеревалась шантажировать убитых горем родственников.

Власти даже не подозревали, что речь шла о могиле жестокого убийцы, Джона Кольта.

В ходе перестрелки стало ясно, что группа злоумышленников состояла из нескольких членов банды «Сорок воришек», знаменитой шайки отчаянных головорезов из Файв-Пойнтс.

До недавнего времени эту банду возглавлял Томми, младший брат преступника и гангстера Эдварда Коулмана, окончившего свои дни три года назад на виселице в «Томбс» за убийство жены, всем известной и всеми любимой Королевы Кукурузы.

Томми тоже был приговорен к смерти. По иронии судьбы он убил сестру прекрасной торговки, которую отправил на тот свет его брат, – молодую женщину, почти девочку. К чести ее надо сказать, что первоначально, по свидетельствам очевидцев, она отвергала ухаживания своего свояка.

Мистер Коулман убил также любовника жены, некоего Руби Перла, мясника с Центрального рынка, и ее маленькую дочь.

Но прежде чем приговор привели в исполнение, негодяй совершил побег.

Убийца скрылся из тюрьмы в ночь, когда загорелась башня Дворца правосудия и когда был найден мертвым мистер Кольт.

Ольга потянулась за чаем: после ленча она решила больше не пить густой черный кофе. В этот момент девушке показалось, будто она уловила какое-то движение в спальне отца.

Несколько секунд она напряженно прислушивалась, но все было тихо. Сделав еще один глоток цейлонского листового чая и рассудив, что отец, вероятно, все еще спит, Ольга вернулась к чтению статьи.

По нашим сведениям, в ходе перестрелки с властями все бандиты, включая Томми, были убиты.

Тела членов шайки отправили в Гарлем-Виллидж и многочисленные окрестные селения. Труп мистера Коулмана вернулся в город. Он сильно обезображен ружейными пулями – особенно это касается лица.

По странному стечению обстоятельств, свое последнее путешествие ирландец совершил в гробу, предназначенном убийце Кольту.

Можно считать, что с бандой теперь покончено.

Ольга с презрением отметила, что в последнее время мистер Беннетт, в припадке бесстыдной гордыни, возомнил себя единственным в городе представителем того, что он называл новой, «объективной» журналистикой.

Девушка фыркнула, возмущаясь лицемерием этого человека. Она знала, что редактор «Геральд» – всего лишь черствый и подлый торговец сплетнями и скандалами, извлекающий выгоду из вульгарных сенсаций и служащий тем, кто радуется несчастьям других.

И все же Ольга не могла не признать: статьи Беннетта привлекают ее снова и снова. Этот особый вид шарлатанства имел свое очарование. Сразу же вспомнилось зверское убийство проститутки Хелен Джуит и последовавшее за ним сенсационное оправдание убийцы – заведомо виновного молодого гомосексуалиста по имени Ричард Робинсон, называвшего себя Фрэнк Риверс.

Девушка продолжила читать статью.

Пусть даже правда не нравится нам, но она все равно существует. Вы, дорогой читатель, имеете право узнать все мельчайшие факты и подробности, связанные с делом убийцы Кольта, если только я сумею их раздобыть. Но, позволю себе напомнить, факты не всегда согласуются с реальностью. Особенно когда правосудие зиждется на привилегиях власти и классовом неравенстве – этих следствиях человеческой греховности, лежащих в основе всякого зла.

«Геральд» адресована читателям, принадлежащим к самым разным слоям общества, – торговцам, наемным рабочим и нанимателям, клеркам и директорам; ее читают дома и в вестибюле отеля.

У меня нет личных пристрастий. Могу напасть на бедных и на богатых, на верующих и агностиков, на высшие слои общества и низшие, на полицию и на преступников… Я издатель. Бесстрашный, искренний, честный, независимый. Мои статьи служат вашим законным интересам, интересам народа.

Ольга, сама себе не веря, испытала нечто среднее между откровенным отвращением и восторгом. Она вдруг заметила, что инстинктивно впитывает в себя каждую крупицу этой напыщенной, невероятной статьи – до самого вечера, пока не проснулся отец. Несмотря на поздний час, девушка подала ему завтрак: яичницу из двух яиц, два блинчика, две куриные ножки и корзинку с теплыми рогаликами, намазанными сливочным маслом.

Вместе с подносом дочь принесла Хейсу творение Беннетта, в котором он для удобства читателей кратко пересказал всю мелодраматическую историю и задал свой решающий вопрос. В заглавии он обозначен как «Вопрос о Кольте».

– Папа, пока ты спал, издатель «Геральд» наделал шуму и высказал самые невероятные предположения. Он заявил, что Джон Кольт не умер, а сбежал при помощи ночной стражи, начальника тюрьмы, кое-кого из тюремных властей и надзирателей. Даже доктор Арчер был в курсе подлога, а членов комиссии по расследованию тщательно подбирали по одному принципу: они не должны были знать, как выглядел мистер Кольт.

– Что конкретно он там говорит? – спросил Хейс, жадно набросившись на яичницу. – Обвинял ли он меня, дорогая? – Констебль проснулся голодным и теперь был благодарен дочери за то, что она так своевременно подала ему кушанье.

– Тебя – нет, папа. Даже Беннетт знает, что ты человек безупречной нравственности. Обвинив тебя, он не продал бы ни одного экземпляра своей газеты. Читатели смерили бы его презрительными взглядами и с отвращением отвернулись. Папа, я ненавижу этого человека за постыдную игру, которую он ведет с читателями. Он – худший образчик демагога. Заявляет, что народ имеет право знать все факты, все подробности – и презирает людей. Он провозглашает себя издателем, состоящим на службе у общества, а действует так, словно лишь он один способен предоставить читателям информацию. И жонглирует ею по собственному усмотрению. Все сводится к одной-единственной жалкой цели – сделать побольше денег.

– Это очень по-американски. Пусть даже наш приятель и подлец, но не тебе, дорогая, обвинять его во лжи. Так что там в статье? Расскажи мне, пожалуйста.

– Наш друг утверждает следующее, папа, – раздраженно начала Ольга. – Будто бы из морга украли какой-то труп и выдали за тело Джона Кольта, предварительно подготовив его соответствующим образом и поместив в гроб, предназначенный для привилегированного убийцы. Знаменитый кинжал, украшенный драгоценными камнями, по заверениям журналиста, несомненно, воткнул в грудь невинному трупу неизвестный заговорщик. С беззащитной жертвы сняли одежду и тщательно уничтожили ее во время пожара, охватившего тюрьму. Все это, по мнению мистера Беннетта, невозможно было бы осуществить без участия в деле ряда должностных лиц. Я сейчас прочту тебе цитату из его последней статьи – надеюсь, действительно последней на сегодня.

Теперь мы знаем, что так называемое самоубийство мистера Кольта – всего лишь маскарад. Возможно, Джон и Томми Коулман сбежали вместе, оставив в камере неизвестное тело.

Власти строят предположения, что ирландцу заплатили за разграбление пресловутой могилы: таким образом злоумышленники намеревались положить конец слухам, сплетням и домыслам, а также отнять у полиции возможность эксгумации трупа.

Версия насчет шантажа изначально показалась нам игрой; вероятно, так оно и есть, поскольку, атаковав банду негодяев и открыв гроб, полицейские обнаружили, что он пуст.

Присутствовало ли тело во время похорон – мы никогда не узнаем. Возможно, это были действительно останки Кольта, которые похитили, чтобы стребовать с семьи выкуп. Или же, как убежден автор данной статьи, в гробу находился труп совсем другого человека. Какого-нибудь всеми забытого бродяги, похороненного вместо именитого преступника и до прошлой ночи занимавшего его место.

– Затем мистер Беннетт заявил, что пожар в тюрьме отнюдь не был случайностью или совпадением; он считает, что здание подожгли намеренно, также при содействии местных властей, – продолжила Ольга. – А одежду Кольта тем временем смочили в крови мертвеца и надели на последнего. Далее издатель со свойственной ему напористостью пишет следующее: он, дескать, не сомневается в том, что губернатор штата Нью-Йорк Сьюард, а также мэр города Моррис вскоре начнут расследование столь неслыханной и беспрецедентной истории.

По словам Беннетта, – произнесла она язвительно, – подтверждением этому бесчестному заговору является также исчезновение молодой жены Джона, Кэролайн Хеншоу. Газета «Сан», соперничающая с «Геральд», пишет, что она вместе с мужем отправилась на запад, в Калифорнию или Техас. Однако наш издатель без обиняков заявляет: это неправда. Он утверждает, будто получил из анонимного источника следующие сведения: женщина с новорожденным сыном направляется в Европу, заказав билет на имя Джулии Лейсестер.

– Все это не новости, Ольга. Данная информация известна полиции. Продолжай, пожалуйста.

– Вопреки сердцу, должна признать, что автор все же обладает определенным талантом. Он мастерски заканчивает свою статью. Думаю, отец, вы оцените находку мистера Беннетта.

Есть и положительный момент: нашему городу не придется тратить и без того оскудевшую казну на казнь мистера Коулмана и его собратьев, убитых в перестрелке с местной полицией.

Однако городу, несмотря на трудные времена, предстоит раскошелиться на поимку и повешение убийцы Кольта.

Старина Хейс едва заметно улыбнулся дочери, вытирая губы салфеткой, которую она подала ему.

– Этот писака действительно умеет находить хорошее в мелочах, – произнес он.

Ольга кивнула.

– Гражданин Беннетт пишет, что привилегированный убийца едва ли добровольно вернется в Нью-Йорк, чтобы принять наказание, папа.

– Да, но наш друг упустил самое важное.

– Что именно?

– Томми Коулман не более мертв, чем Джон Кольт.

Глава 43
Визит к полковнику Кольту

Констебль очень хотел перекинуться парой слов со своим подчиненным, но сержанта Макардела нигде не было видно. Тот не появился на работе. Его дом на Мюррей-стрит пустовал. Хозяин любимого питейного заведения сержанта сказал, что его клиент не появлялся уже три или четыре дня.

Сыщик воспринял поведение помощника как доказательство его предательства. Он не сомневался в том, что коллега, которому он всецело доверял, оказался падок до денег и, по всей вероятности, сбежал.

Далее Хейс намеревался вызвать на откровенную беседу надзирателя с заячьей губой и еще одного надсмотрщика, но эти двое, стоявшие в самом верху его списка подозреваемых, тоже не вышли на работу.

Зато Тренчер оказался на месте, и констебль пригласил его в свой кабинет.

Смотритель явно испытывал неловкость.

– Да, сэр, – выдавил он.

– Видели ли вы своих напарников?

– Кого именно вы имеете в виду?

– Думаю, вы знаете.

Бедняга опустил глаза в пол.

– Да, сэр, – пробормотал он.

– Что вам известно о ваших коллегах? Отвечайте!

– Не много, главный констебль. Я говорю правду.

– А о сержанте Макарделе?

– Тоже не много, сэр.

– До меня дошли слухи о взятках. Вам предлагали деньги, мистер Тренчер?

– Если бы и предлагали, я бы не взял.

– Но вам предлагали?

– Да, сэр.

– Кто?

– Сержант Макардел.

– Понятно. Знаете ли вы, откуда вам предлагали деньги?

– Нет.

– А догадаться можете?

– У меня это не слишком хорошо получается, сэр.

– Да ладно вам! За годы службы мы часто работали вместе. Скажите правду. Расскажите все, что вам известно.

Тренчер снова поднял глаза. Он выпятил грудь, и синяя саржа его униформы натянулась.

– Мистер Кольт подвергался огромному риску, – начал он. – Сержант не сказал, откуда предлагалось вознаграждение, но тысяча долларов наличными – это большие деньги. Мне было нетрудно догадаться.

– Полагаю, что так. Вы молодец.

Наступила пятница, а о Макарделе по-прежнему ничего не было слышно, и Старина Хейс решил отправиться на полицейском ландо в Паттерсон, Нью-Джерси, чтобы нанести визит полковнику Кольту. На протяжении последних месяцев доходили какие-то расплывчатые слухи о том, что «Паттерсон армс мануфэкчуринг компани» находится на пороге финансовой катастрофы и даже на грани полного банкротства.

Служащий доложил о приходе главного констебля. Изобретатель сидел в своем кабинете и курил крепкую сигару. Мужчины пожали друг другу руки. Владелец компании снова воспользовался случаем, чтобы подробно рассказать сыщику о своем глубочайшем уважении и восхищении. Он предложил гостю одну из своих завернутых в темную бумагу сигар, не забыв упомянуть, что она с верхней полки магазина Андерсона. Детектив отказался.

Полковник пожал плечами, снова сел в кресло и стал с силой раскуривать свою сигару, пока ее кончик не вспыхнул; при этом он смотрел на Хейса через стол, поверх пепельницы. Наконец старший брат Джона спросил, получил ли констебль запатентованное кресло, отправленное к нему домой.

Хейс, невозмутимо выдержав взгляд Кольта, ответил, что действительно получил подарок, выразил свою благодарность и восхищение инженерным чудом.

Изобретатель довольно ухмыльнулся. В ответ он вспомнил дело Тимоти Редмонда: несколько лет назад ни в чем не повинного владельца гостиницы осудили на пожизненное заключение, а знаменитый детектив раскрыл настоящую банду преступников.

– Больше всего мне понравился момент, когда тот бедняга на глазах у всех служителей правопорядка прокричал: «Благодарю Господа за то, что есть вы и подобные вам люди!» Это правда? – спросил Кольт.

Полковник сидел, выдвинувшись вперед, и его могучая фигура выглядела почти угрожающе – иной собеседник пришел бы в замешательство. Хейс сообщил ему, что историю приукрасили, но сами факты изображены весьма точно.

Изобретатель задумчиво кивнул, словно его мнение о главном констебле полностью совпадало с тем, которое высказал освобожденный узник.

– Чем могу быть полезен вам, сэр? – спросил он. – Я к вашим услугам.

– Очень любезно с вашей стороны. Я пришел сюда, чтобы выяснить, что вам известно о самоубийстве вашего брата.

– Самоубийстве? – медленно повторил Кольт, внимательно глядя на собеседника. – Судя по тому, что пишет пресса, вы имели в виду побег, главный констебль?

– Я надеялся, вы сами мне все разъясните.

Из уст хозяина фабрики раздался смех, похожий на лай какого-то животного. Глаза его моргали, большой живот трясся.

Глава семейного клана заявил, что понятия не имеет, как кинжал попал в «Томбс». Даже если Джон не совершал самоубийства, а просто сбежал – он тем более не знает, каким образом все это было устроено. Полковник заверил Хейса, что неповинен в этой буффонаде. Он не получал вестей от брата и считал его мертвым. Фабрикант отрицал все слухи о том, что он пытался подкупить служащих мужской тюрьмы. Не получал от также никаких писем с угрозами и не был знаком с сержантом Макарделом.

Детектив обдумывал услышанное. Ему показалось любопытным, что собеседник вспомнил давнее дело Тимоти Редмонда. В особенности потому, что сразу же всплывало имя Джеймса Холдгейта – того самого человека, за которым сыщик ездил в ночь пожара на башне и побега Джона Кольта.

– Кстати, – Хейс решил сменить ход допроса, – а что вам известно об Эдгаре По и как ваша семья на него вышла?

По лицу Кольта трудно было понять, считает ли он этот вопрос странным.

– На самом деле я ничего не знаю о мистере По, – сказал он. – Мой брат упоминал его имя, называя своим коллегой; говорил, что хочет пообщаться с другом в свои последние дни. Я завязал это знакомство из учтивости и ради Джона.

– Вы когда-нибудь разговаривали с ним?

– Несколько раз – по большей части о деньгах и об увеличении гонорара.

– И каковы впечатления?

Хозяин фабрики заговорщически улыбнулся.

– Честно говоря, я нахожу его весьма странным, – произнес он. – Брат всегда говорил, что Эдгар – гений, но у меня были сомнения.

– Упоминалось ли в связи с мистером По имя Мэри Роджерс?

Казалось, полковник размышляет.

– Продавщицы из табачной лавки? – переспросил он задумчиво, словно был погружен в воспоминания. – Нет. Никогда. По крайней мере я не помню… Прошу прощения, я на секунду покину вас.

Кольт вышел из комнаты и почти сразу же вернулся с элегантным ящичком из вишневого дерева, размером с книгу в руках. Он положил его на стол и открыл на глазах у Хейса, обнажая красную войлочную подкладку. Внутри лежал превосходно отлитый, гравированный вручную револьвер «паттерсон» из вороненой стали, со всеми принадлежностями – шомполом, коробочкой с порохом, пружиной и многофункциональным инструментом, соединявшим в себе молоток и отвертку.

– Простите, что не выгравировал на этом револьвере персональную дарственную надпись, главный констебль. Хотелось преподнести более личный подарок, но вы явились неожиданно и я не приготовился. Боюсь, дело находится сейчас на грани полного краха. И все же прошу вас принять еще один подарок, в знак уважения и почтения.

Глава 44
Поминки и похороны [17]17
  По ирландскому обычаю поминки справляются до похорон.


[Закрыть]Томми Коулмана

Старина Хейс покинул кабинет Кольта без револьвера. Вернувшись домой, он молча сел за стол и приступил к ленчу, приготовленному дочерью, – тушеной курице и клецкам с петрушкой, – а потом произнес:

– Я спросил полковника Кольта, был ли его брат знаком с Мэри Роджерс и упоминал ли он ее имя вместе с именем Эдгара По.

Ольга отложила вилку в сторону.

– И что он сказал?

– Сначала он вообще не ответил. Потом проговорил: «Продавщица из табачной лавки? Нет. Никогда».

– Папа, как ты думаешь, мы когда-нибудь узнаем, что с ней произошло?

Констебль заявил дочери, что человек с открытым умом всегда имеет возможность учиться и делать открытия.

– А если закрыть ум? Что тогда? – сказал он, будто разговаривая сам с собой. – Ничего. Раньше я часто думал о том дне, когда европейцы впервые ступили на этот остров. Тогда погибли семь человек – двое краснокожих и пятеро белых. С тех пор убийства не прекращались. Смерть и насилие – всего лишь атрибуты жизни в нашем городе. Я принимаю это, Ольга. Ты тоже должна.

Иногда в зимние месяцы в нижней части Бродвея становилось так холодно, что лед, образовывавшийся в уличных уборных, невозможно было разбить, а гул огня в камине не являлся гарантией того, что в соседней комнате чернила в чернильнице не замерзнут.

На второй день декабря были назначены похороны Томми Коулмана. С наступлением синего морозного рассвета резкий ветер умолк, и к середине утра в Нью-Йорке установился спокойный и погожий декабрьский день.

Старина Хейс вышел из дома на Лиспенард-стрит. Солнце освещало тротуар, по которому он шел. Небо над головой стало совсем другим. Чернила в чернильнице отца Патрика О’Малли, назначенного вести службу на похоронах, наконец оттаяли. Так что теперь, слава Всевышнему, он сможет взяться за сочинение воскресной проповеди.

Тем временем в помещении, нанятом для поминок, шло прощание с телом умершего. Прибыв на место, констебль увидел, что четверо из парней Томми несут караул у дверей в знак почтения к своему погибшему главарю.

Как они были молоды! И все же на лицах уже читалось отнюдь недетское выражение. Черствые, ко всему привыкшие. Кепки низко надвинуты на выдающиеся вперед брови – верный признак деланной тупости. Сальные волосы свисали клоками. Плоские носы, лица, выражавшие нахальство.

В зале, часто нанимавшемся для похорон, виски текло рекой.

Хейс через окно видел мать и отца Коулмана во главе траурного собрания.

Их лица раскраснелись от выпивки и жары. Головы покачивались в знак признательности за сочувствие и сердечные соболезнования окружающих.

Сколько же людей пришло на поминки? Родственников, друзей и просто любопытствующих… Членов банды, помощников и добрых соседей… Бесцеремонных газетчиков, публичных персон, литераторов… Неотесанных грубиянов и модных франтов…

Казалось, их тысячи. Люди пришли, дабы отдать дань уважения – каждый на свой лад.

Хейс не смог бы угадать, кто пришел сюда выразить свою скорбь, а кто – потешить извращенное любопытство.

Наконец, когда все уже изрядно напились, закрытый гроб понесли сначала в похоронное бюро, а потом в церковь Девы Марии Покаяния, расположенную в квартале оттуда, в северной части Парадайз-сквер. Потом самые близкие товарищи Томми взвалили гроб на плечи и торжественно несли его на протяжении несколько кварталов к святой земле кладбища.

Носильщики в однобортных сюртуках и черных цилиндрах были изрядно пьяны, но еще крепко держались на ногах. Их по такому случаю выбрали из ирландских банд, но одному из каждой – как символ новообретенного единства и взаимной преданности перед лицом трагедии.

Улицы по маршруту траурного шествия были заполнены зеваками. Но в церковь допускались только «родственники по крови» и «честные люди».

Остальные, «близкие знакомые» и «доброжелатели», заняли узкие переулки к югу от Ченел-стрит. Толпа заполонила парк, сотни людей торчали на крышах, в окнах и на внешних лестницах зданий, располагавшихся вокруг церкви.

В какой-то момент шаткая деревянная лестница, на скорую руку установленная перед фасадом одного из домов, заскрипела и затрещала. Раздался звук, похожий на пушечный выстрел, и конструкция рухнула, вследствие чего около семидесяти зрителей посыпались вниз, на тротуар и мостовую.

Зеваки, пьяные от радости и ужаса, бегали туда-сюда, но даже они затихли, когда зазвонили колокола, объявляя начало похоронной мессы. Церковь была до такой степени набита народом, что главному констеблю пришлось довольствоваться местом в задней части помещения, за сосудом со святой водой.

После прочтения приличествующих случаю молитв отец О’Малли начал свою речь. Он говорил достаточно громко, чтобы проповедь было слышно не только изнутри, но и снаружи церкви. Для тех же, кто стоял слишком далеко, слова прелата повторял его троюродный брат: тощий, с узким лицом и в поношенном траурном одеянии. Голос у помощника был, вопреки столь тщедушному телосложению, мощный и глубокий – и он трубил толпе, собравшейся на улице, свисавшей с крыш, торчавшей из окон окрестных зданий, пытаясь оттуда расслышать все тайны Господни. Правда, это была несколько искаженная версия того, что священник вещал людям, стоявшим в помещении церкви.

– Надгробные камни многих гласят: «Погиб в бою», – говорил отец О’Малли со своей кафедры. – То же самое можно сказать о нашем юном сыне и брате, Томми Коулмане.

Главный констебль, стоя в дальней части церкви, видел, как священник поднял глаза, словно изучая лица собравшихся, оценивая их реакцию, а затем продолжил:

– Погиб в бою? А что за бой он вел? Этому мальчику едва исполнилось семнадцать, нет, восемнадцать лет. Томми было не с кем воевать! У него совершенно ничего не было. Поэтому я сам отвечу на свой вопрос. Это была война с самим собой! Предупреждаю вас, всех и каждого, и повторяю: сторонитесь зла! Я хорошо знал юношу и часто говорил ему то же самое. Но наш дорогой мальчик уже не услышит нас. Откажитесь от жестокости! Спасите свои души!

Хейс тяжело переминался с ноги на ногу, а серьезный, непреклонный священник, оглядев свою многочисленную верную аудиторию, заговорил снова:

– Что еще я могу сказать?

Сыщик, вместе с остальными собравшимися, ждал ответа.

– В самом деле, что?.. Ничего. Добавить нечего. Но мы должны сказать. Мы должны объявить во всеуслышание: все взявшие меч от меча погибнут! – провозгласил отец О’Малли. – Такова наша суровая действительность, и от этого никуда не деться.

В этих трущобах люди жили в согласии с поговоркой: «Застрелил двадцать жителей Пойнтс – жди в отместку двадцать пуль в живот».

Однако проповедник еще не закончил.

– Несмотря на его молодость, мы все уважали Томми Коулмана. Но в то же время осуждали его. Бедняга умер еще совсем мальчиком. Истинное горе. Жалкая доля. А между тем скольких людей с таким организаторским талантом, столь умных и изобретательных вы знаете? Этот юноша был редким человеком, даром Божьим. Ему следовало бы работать для людей, служить им и получать в ответ общее восхищение, а не лежать с пулей в сердце. Быть убитым – грех. Преступление не приносит пользы! – воскликнул отец О’Малли, и голос его задрожал, обретя еще более мелодраматические нотки. – Все, кто находится здесь, внемлите мне! Человечество нуждается в вас! Не тратьте себя понапрасну! Вы нужны Америке. Нью-Йорку. Ваши семьи, друзья, братья, сестры, дети – все они нуждаются в вас. Мы все нуждаемся в вас. Чужие и близкие, покайтесь в грехах своих! Услышьте предупреждение, прозвучавшее здесь сегодня. Усвойте урок, преподанный нам сегодня столь наглядно. Оплакивайте свою потерю и повторяйте за мной: преступление не приносит пользы!

Старина Хейс отметил про себя: этому человеку надо отдать должное. По крайней мере отец О’Малли обладал определенной настойчивостью. Священник пристально смотрел на прихожан своими суровыми синими глазами.

А потом все те, кто собрался в церкви Девы Марии Покаяния, кто толпился снаружи на тротуарах и мостовой, кто висел на хрупких пожарных лестницах, запели:

– Преступление не приносит пользы! – эхом отзывалось от стен священного храма и неслось по улицам.

Вся огромная толпа подхватила этот клич – и он, чистый, глубоко прочувствованный, еще громче и сильнее зазвучал в декабрьском воздухе.

– Преступление не приносит пользы!

Снаружи развевалось на ветру множество ирландских и американских флагов. Красивые молодые женщины покидали церковь торжественной поступью. Горюющая мать Томми вышла из здания пошатываясь, ее поддерживали два крепких парня. Глаза, щеки и нос старой женщины были красными и опухшими. Слезы лились ручьем по щекам, капая на широкий тротуар.

Ее спутник жизни, убеленный сединами Тимо Коулман, тоже нуждался в помощи, но не принимал ее. Он предпочел передвигаться самостоятельно, хотя и спотыкаясь. Старику удалось выпрямиться во весь рост. Маленький, не дотянувший одного дюйма до пяти футов, он смотрел прямо перед собой глазами, голубыми, как ясное небо над головой. Оставаясь невозмутимым, несмотря на беспокойство, царившее вокруг, отец покойного шагал бодро и проворно.

Где-то впереди заиграл духовой оркестр. Процессия медленно двинулась по улицам под грустную песню «Виски, ты дьявол». Хейс слышал, старый ирландец заявил во время поминок у священника, что это его любимая.