Текст книги "Дьявол на испытательном сроке (СИ)"

Автор книги: Джина Шэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Орудия Небес (3)

Чего не отнять у Миллера и у Свон – так это их умения являться с помпой. Ну правда. Когда они являются – первый в ореоле белого святого огня, вторая – с ударом молнии, окутанная маленькими шаровыми электрическими разрядами, впору торжественно бить в барабаны и восхищенно давиться воздухом, и сложно заметить темный вихрь мелких водных капель, сопровождающих Кхатона. Артур же вообще делает вид, что у него в этой песочнице самый маленький и неопасный совочек, осознанно не демонстрируя свой дар сразу же, как его душа – душа Орудия, призванная для битвы, – обретает форму. Впрочем, Генрих помнит, как гудит под ногами Пейтона, сосредоточенного на силе, земля, когда его ноги её касаются. Будто вздрагивая от каждого его шага.

Артур и сейчас занят делом – собирает с округи мелкий металлический мусор и создает из него оковы для Фокса. Мусора мало, материала для цепей нужно огромное количество – работа идет не скорым темпом.

– Хартман, в сторону! – приходится шарахнуться в сторону от молнии, которая ударяет в морду прижатого к земле демона. С чем у Анджелы проблемы – так это с меткостью. Протягивая пути для своих молний, она уже третий раз прокладывает траекторию слишком близко к Генриху. Вроде как подозревать Анджелу в предвзятости повода не было, видимо, так просто получается.

К чему Генрих не был готов, так это к тому, что во время сражения с демоном Орудия слышат мысли друг друга. «Для большей координации», – так сказал Артур, когда Генрих выругался, впервые услышав мысленные непечатные «восторги» Кхатона от визуального знакомства с Реджинальдом Фоксом. «Для того, чтобы на вопли не отвлекаться от молитвы», – куда более скептичней заметил Миллер. Нет, мысли у них общие не все, лишь те, которые нужно адресовать соратникам, чтобы они тебя поняли и среагировали вовремя.

Координация у Орудий очень хороша. До Генриха сейчас доходит, почему в свое время Триумвират его все-таки одолел, демонстрируя удивительную скорость реакции. Естественно, они ж вчетвером практически единым разумом работали.

Чтобы одолеть демона – демона надо зафиксировать на месте. В ход идут более пассивные способности того же Артура и Кхатона с их стальными и водными путами, и Агата с её парализующим светом. Чтобы демон не мог передвигаться, рвать оковы и препятствовать вычитке экзорцизма, его в прямом смысле «прожаривают» Анджела и Миллер. Ну и Генрих раскручивает боль нить за нитью, черпает горсть за горстью, «поит» ею демона.

– Агата, вспыхни… – хриплая мысль Кхатона.

Полыхает белое зарево.

Когда Генрих подловил Сесиль, он точно знал, кем она является для Орудий. Катализатор. Свет, который заставлял души сиять ярче. Слабая один на один, необходимая для всей совокупности Орудий в минуты, когда их души ослабевали. Поэтому он выпил её тогда, чтобы подкосить Триумвират. Вот только Небеса дали Триумвирату даже сильный дар Кхатона.

После вспышек Агаты сил прибывает, а эхо боли, которое отдается в теле Генриха, – слабеет. Будто от глотка освященной Кхатоном воды. И можно вытянуть из памяти еще пригоршню острых ощущений, можно утолщить те невидимые щупальца боли, которыми Генрих впивается в тело Реджинальда Фокса.

Фокс прижат к земле, серафимы же парят над ним, этаким пятиугольником вокруг демона. Генрих тоже в воздухе, но не в общем ряду, чуть поодаль. У него потемнело в глазах, когда он услышал экзорцизм, вычитываемый в пять голосов. Было решено, что он парит слегка за спинами, над Фоксом, и не лезет в поле действия Увещевания.

– Джон, твой удар!

На Миллера невозможно смотреть, когда он призывает себе на помощь столько пламени, – окутанный огнем с головы до ног, он очень похож на ангела возмездия со средневековых гравюр. Подглядывать за его действиями получается только сквозь прикрытые веки.

– Сейчас, – усталый голос Джона.

– Пейтон, наш пациент снова рвет твои цепи.

– Спасибо, Генри…

Проблема в том, что предел возможностей демона раскрывается не сразу. Как Генрих смог уравновесить свою демоническую сущность и Дар Небес, как смог после обращения к источнику боли внутри себя пользоваться крыльями, так и Реджи Фокс потихоньку адаптировался к боли.

Именно поэтому когда-то Генрих смог выдержать четыре часа под прессом их сил. Тогда он за себя боролся. Борется и Фокс. И его возможности побольше Генриховых.

– Миллер, уплотни сеть.

Джон не отвечает, но огненная паутина, накрывающая Фокса сверху и не дающая развернуть крылья, все-таки становится толще.

– Рози, вспышку…

Орудия все быстрей истощаются, все быстрее просят Агату о «перезарядке», потому что сдерживать Фокса становится сложнее. А ведь Агата тоже слабеет. Паралитический эффект её света медленно, но верно теряет в долговременности, с каждым разом. Всякий раз она использует свет собственной души, а у него есть пределы. А предел выносливости Фокса в это время растет…

– Что-то не так, – замечает Артур.

Фокс настойчиво пытается проползти через огненный барьер Миллера, у него на это хватает сил, даже несмотря на молнии, бьющие его раз за разом и роняющие его на землю, несмотря на вихрь мелких водных капель и мелких частичек песка, ставших святыми только от соприкосновения с даром Орудий. Этот вихрь бушует внутри кольца, демон им дышит, вдыхает в себя святость, святость жжет его изнутри. Это поганое чувство, когда хочется выплюнуть собственную душу, Генрих помнит очень, очень ярко. Да, сейчас Фокс не должен шевелиться столь активно, не должен пытаться выйти из круга святого огня, он уже должен быть к этому хоть как-то чувствителен.

– Генри, ты можешь сильнее?

Сложно сказать. Откат уже довольно сильный, еще три-четыре щупальца боли – и держаться в воздухе Генрих уже не сможет.

– Я попробую…

– Мне кажется, мы не дожимаем по стратегии, – замечает Миллер, – легкое усиление давления нам не поможет, Фокс еще даже не начал сопротивляться. Нужно что-то очень сильное. Взрыв.

Взрыв?

– Так взорви уже его, Джонни, – Анджела тянет с небес еще одну свою «стрелу». Она толком не понимает. Хотя понимает ли кто-то, кроме Артура?

Взрыв… Тот взрыв, который единым разом выжег в Генрихе дотла выкипающую демоническую ярость. Тот взрыв, что размазал пятерых демонов до состояния распятного забвения… Тогда импульсы боли были толще, чем нити, сильнее, чем сегодняшние щупальца. Тогда из боли на краткий миг состоял весь мир.

Вот только… Хватит ли сил сейчас?

– Птичка.

Он впервые обращается к Агате с начала боя, впрочем, и она за все это время не сказала ни слова. Лишь только вспыхивала всякий раз, когда её просят. Он не просил. Обходился тем, что есть. Спасибо хоть, что его, как Орудие, от паралитического эффекта её света Небеса защитили.

– Да? – негромко говорит, будто замерла от его обращения.

– Полыхнешь для меня от всей души? – Генрих очень надеется, что эту мысль ему получилось сказать с теплой улыбкой.

– Сейчас?

– Чуть позже.

По-прежнему избегая нарушения границы территории, на которой действуют слова Увещевания, Генрих взлетает над полем.

– Миллер, мне нужна будет нора.

– Генри, ты выгоришь, – спокойно замечает Артур. – Пять Орудий – ровно на одно больше, чем может выдержать твоя демоническая оболочка. Да еще и твой собственный откат добьет тебя окончательно.

– Ни за что не поверю, что душа может выгореть.

– Душа – не может, демон – может, – голос Артура звучит очень твердо, – именно поэтому Небеса никогда не дают силы новым Орудиям без повода.

– Арчи, глянь вниз, твой повод снова рвет оковы.

– Оковы я восстановлю. А вот выгоревшую оболочку демона…

Это было бессмысленно. Можно было потратить время на спор, и Реджи Фокс выскользнул бы из клещей Орудий Небес. Артур, конечно, говорил жутковатые вещи, но… но Генрих не особенно сейчас верил, что Небеса освободили его для чего-то иного. Вряд ли его душе суждено стать угасшей искрой, которую можно вымаливать и наполнять светом не один десяток лет. Угасание души – великое горе на Небесах. Хотя даже если он и угаснет – скорее всего, так и надо. Небеса дали ему свободу, дали ему дар, и сейчас пришло его время заплатить за эту цену. Малая цена за шанс искупления, в общем-то.

– Птичка!

– Да, Генри, – её голос подрагивает, но… Но как и прочие, она его не отговаривает. Она даже не знает, о чем они с Артуром ведут речь, только знает о теоретически последствиях. С истинными последствиями своего решения иметь дело ему. Наверняка его никто не устыдит, если он откажется, ведь решится на подобное – сложно.

– Я тебя два раза на свидания звал, помнишь?

– Помню, – почти шепчет Агата, – все помню, Генри.

Помнит она наверняка, что оба раза не получили должной реализации, забылись за чередой неприятностей. Ужин после работы – спрятался за освобождением Анны и кабинетом Миллера, вечер под звездами был расстроен появлением Джули. Впрочем, что греха таить, оба раза сам Генрих немало поспособствовал срыву этих их рандеву. А вроде предвкушал же их, как мальчишка.

– Попробуем в третий раз, когда я очнусь?

Это неподходящий момент. Очень неподходящий. И сейчас их, черт возьми, слышат еще четверо Орудий. И вообще-то, после того, как он с ней обошелся, – у неё есть все поводы его послать к дьяволу на поиски морских огурцов. А может, она просто не понимает, с чего это он вдруг переменился в настроении. Но сейчас нужно от чего-то оттолкнуть.

– Конечно, Генри, попробуем, – тихо отзывается Агата, – и не вздумай не очнуться.

Он многое бы отдал, чтобы хотя бы обнять её сейчас, ощутить её тепло на краткий миг. Сердце бы, и то – прижалось бы к ребрам, лишь бы оказаться к ней на дюйм ближе. Но на это нет времени, Фокс под огненной сетью Миллера вовсю пытается раскрыть крылья.

– Полыхай, птичка! – Генрих шепчет это мысленно, а губы улыбаются.

Он складывает свои крылья, рассеивая их, и камнем падает вниз, на лету переходя в боевую форму демона, вытягивая вперед когтистые лапы. Он впитывает каждую частичку её света, заставляя свою душу разгореться еще сильнее, скручивает клубок боли в груди в тугой, громадный шар, который с каждой секундой все невыносимее держать в своем теле.

– Миллер!

Огненный барьер мигает, угасая целиком, а затем вспыхивает снова, накрывая Генриха раскаленным жаром. Под куполом ещё хуже, пусть Орудия и медлят наносить новые свои удары, здесь воздух весь пропитан святостью – в каплях воды, в частица пыли, в маленьких искрах и крохотных шаровых молниях. В глазах темнеет от того, насколько здесь сложно дышать, кажется, что каждый вздох проходится по лёгким наждаком. Да, действительно, долго он здесь не выдержит. Его задержание – без катализатора было более мягким. Генрих падает на спину Реджи Фокса, вгоняет когти ему под ребра, впиваясь в чешую, с усилием её продирая.

А затем он заставляет себя взорваться…

Он не черпает из себя боль сейчас. Не нужно черпать из моря. Нужно просто выпустить море наружу. Затопить им весь видимый мир.

И позволить себе опуститься на темное дно забвения.

Эпилог (1)

– Знаешь, это напоминает издевку, – Джули Эберт смотрит на Агату, неприязненно сощурившись. Впрочем, это всего лишь второй раз, когда Агата её навещает. Джули еще даже толком не прожгло, она кажется бодрой, будто бы легко сносит свое наказание, не проваливается в забытье.

– Что конкретно тебе это напоминает? – негромко уточняет Агата, смачивая полотенце. Она уже покормила Джули, осталось лишь умыть, заплести и напоить. Всего лишь…

– То, что ты приходишь, конечно, – раздраженно отрезает Джули, – такая правильная, такая вся из себя благородная, что аж тошнит.

– Кто-то должен к тебе приходить, – Агата пожимает плечами. У неё нет особого желания спорить и что-то доказывать суккубе. Джон находит, что эта её зацикленность на посещении Джули – довольно самоагрессивна, по сути. Хотя Агата не согласна. В первую очередь, это её напоминание о цене непредвзятости, которую следует платить. Возможно, когда-нибудь она сможет со спокойной душой посещать и Коллинза, однако сейчас её от этой мысли все равно передергивает. Просто сейчас гораздо проще сфокусироваться на обязанностях и долге, чем на прочем содержимом собственной жизни.

Агата устала. Вообще, сегодня это уже шестое посещение, и сейчас уже она чувствует себя эмоционально истощенной. С каждым демоном приходится прислушиваться к голосу интуиции, задаваться вопросом – готов ли распятый к освобождению? Что видят в нем Небеса? Больше никаких молитв без этого она не читает. Хотя еще двоих за эти одиннадцать дней она отмолила. Отродье и суккуб. Не так и мало, с учетом общего количества человек под её ответсвенностью.

– Ну что, не помолишься обо мне сегодня? – ехидно интересуется Джули.

– Сегодня – нет, – ровно замечает Агата.

– Тогда во мне было ничуть не меньше раскаяния, чем сейчас, – суккуба смотрит на Агату пристально, будто пытаясь заставить её сомневаться, – почему тогда сработало? Почему тогда ты молилась?

– Перед лицом ответственности раскаиваться может любой, – косы демонице Агата заплетает аккуратно, очень стараясь не дергать за волосы, – вот только не столь уж многие готовы думать об искуплении уже после того, как наказание перестанет угрожать.

Почему она тогда молилась? Потому что чувствовала острую необходимость проверить, обязательно ли Небесам для милосердия, чтобы демон был распят. Нет, не обязательно. Было важно раскаяние, и в подавляющем большинстве случаев демон, оказавшись на кресте, действительно раскаивался. Вопрос был в том лишь, готовы ли они были держаться вопреки собственной натуре.

– Я была не готова? – едко интересуется Джули.

– Наверное, – Агата тихо вздыхает. Джули упорно хочет, чтобы Агата её осуждала, а ведь это запрещено для всех, кто ходит в миссию милосердия. Вопреки всему произошедшему, ей сложно ненавидеть Джули. Чертовски сложно. Да и не нужно это вовсе. Сейчас все, что она испытывает – это сочувствие. Все-таки на кресте не сладко. Даже имея к Джули личные счеты, Агата все равно ей сочувствует. Другое дело, что будь у Чистилища иной выбор, иные возможности приводить демонов в чувство, – они бы ею воспользовались.

– Как он? – торопливо интересуется Джули, пока Агата пытается найти в сумке полную фляжку. Видимо, боится, что уйдет Агата раньше. На душе и так пусто, будто в пустыне, а сейчас – еще и пронзительно холодно, как в ледяную пустынную ночь.

– Ясно, – тихо шепчет Джули и опускает глаза.

Как и предсказывал Артур, сущность Генри, оказавшись в зоне действия сразу пяти Орудий, очень сильно пострадала. Демонические метки осыпались с него сухим пеплом, и в его неподвижном лице не было ничего, что намекало бы, что его душа еще может быть возрождена. Если бы его душа просто потеряла форму, её бы собрали в шар-концентратор, доставили бы в Чистилище, и здесь Агата заставила бы её разгореться, наполнила бы её собственным светом. Но душа его была тесно сплетена с энергией чужих душ, им когда-то поглощенных, глубоко пряталась в ней, будто в физическом теле, и извлечь её не представлялось возможным. Агата пыталась подпитывать всю сущность Генри как таковую, надеясь, что если в каком-то месте прибудет полезный ресурс, – система его организма уже сама направит, куда нужно, но видимо, энергии пока было мало. Или… Или попросту душу Генри уже было не разжечь. Об этом Агате никто не говорил. Об этом ей все красноречиво молчали.

– Он очнется, – упрямо качает головой Агата, – очнется!

Джули смотрит в лицо Агате долгим грустным взглядом. В эту минуту их, кажется, одолевают очень похожие чувства.

– Я ему такого не хотела, – чуть растерянно произносит Джули. Она говорит это уже во второй раз. Второй раз Агата сухо улыбается и наконец подносит ко рту суккубы фляжку.

Да, Джули такого для Генри не хотела. Она хотела, чтобы Генри сорвался, хотела ему ничуть не лучшего – возвращения на Поле. Да. Пусть не сейчас. Пусть не сразу. Пусть после пары лет демонической охоты, но рано или поздно попадется даже самый удачливый демон.

– До следующего вторника, Джули, – гася в себе раздражение, Агата прощается с суккубой. Та в ответ презрительно щурится, ей мерещится издевка и в этих словах Агаты. Впрочем, Агата не подавляла запах, Джули может принюхаться и почуять, что конкретно Агата испытывает и хочет ли как-то её задеть.

Все. Можно материализовать крылья, толкнуться навстречу небесам.

Время возвращаться к работе поручителя. К работе – довольно громко сказано. Все-таки основной деятельностью оставили посещение распятых, без прочей работы в Лазарете.

Но ежедневно проверять счета подопечных, направлять их на экзорцизмы при обнаружении отрицательной динамики и отчитываться перед Артуром – лично, каждый вечер, за исключением выходных, Агата обязана. Только и успевай составлять отчеты.

Впрочем, сегодня обошлось без эксцессов, отчет на диво приличен, не приходится краснеть из-за того, что вышедшая в смертный мир, как ищейка, Анна стащила из кондитерской пирожное, или что подопечное отродье чуть не подрался с дежурным экзорцистом. Вспыльчивый был паренек, ничего не скажешь. Хотя он позавчера практически сразу опомнился, принялся извиняться, и все обошлось только одним разбитым носом одного отходчивого серафима.

– Мистер Пейтон, мне можно сегодня?.. – Агата не договаривает, а Артур задумчиво смотрит на неё, будто изучая.

– Нет, не стоит, – он качает головой, – завтра утром попробуйте, я думаю, вы сможете восстановиться в должной мере для еще одной попытки.

Ей не дают вливать в Генри силы слишком много и слишком часто. То ли чтобы она сама не надорвалась и не иссякла, то ли потому что его сущность не сможет справиться с таким количеством донорской энергии.

На самом деле так отчасти легче. Она не пойдет к нему – она не будет касаться ледяных, неподвижных пальцев, она не будет видеть бледного лица, которое в своей неподвижности так походит на лицо мертвеца, она не будет ловить бегущие по щекам молчаливые слезы.

Но очнется ли он без её помощи? Что если сегодня её слабость отодвинула его пробуждение. Хоть на сколько. На целый бесконечный день. Да хоть бы даже на час. Неважно.

Если бы у Агаты была возможность отдать ему часть своей бессмертной жизни, лишь ради того, чтобы он снова задышал, снова улыбнулся, она бы сделала это, не задумываясь ни на единую секунду. Даже если ей и было бы не на что рассчитывать, даже если бы он и отказался от свидания, предложенного им за пять минут до того, как он практически покончил с собой…

Нет. Не думать так. Пусть так думает Анджела, да хоть весь Триумвират, Агата же уверена – Генри справится. Вернется. Придет в себя. Души редко угасают навсегда. Но все же иногда…

Слабой стороне Агаты хочется покоя, уединения, лишней возможности самоистязания, но ей волю давать не хочется. В конце концов, никому нет прока от того, сколько лишних слез она прольет, переживая. Генри это никак не поможет. Агата навещает Анну, весь вечер они болтают о какой-то не такой и важной ерунде. Кто кому нравится в штрафном отделе, что Анна сегодня снова наткнулась на Анджелу и получила от неё нагоняй, и даже не затеяла свару.

У Анны чуткие глаза. Агата, к своему стыду, это заметила не сразу, лишь недавно, когда обратила внимание, что суккуба упорно не дает ей остаться наедине с переживаниями. В первый же вечер после распятия Реджанальда Фокса Анна притащилась к Агате и даже ночевала у неё. Об этом своем подвиге она сообщила и двоим новеньким подопечным Агаты, и те не преминули воспользоваться дурацкой идеей – заявляться к своему поручителю в случае, если голод стучался в виски. Пришлось завести большую коробку с печеньем и просфорой и разжиться тремя лишними матрасами, потому что как-то раз заявились все трое разом.

В жизни Агаты будто настал сезон пижамных вечеринок, и ему не было видно конца и края. Демоны бесконечно много болтали с Агатой и друг с дружкой, допоздна не давая уснуть, истребляя запасы чая и сладкого с умопомрачительной скоростью. И это помогало – самой Агате. Помогало держать глаза сухими, мысли – пустыми, а душу – спокойной.

– Не работает, да? – замечает Анна, и Агата понимает, что подруга уже три минуты как закончила рассказ о беседе с Анджелой и теперь внимательно смотрит на собеседницу. Агата же, в прострации просидевшая, прослушала окончание этой прекрасной сцены, рассеянным взглядом буравя собственное запястье с черными знаками.

Агата качает головой. Не колет. Ни один знак. И уж тем более знак «альфа» или «омега». Кто сегодня на дежурстве, кто молится за душу Генри. Артур? Анджела? Джон? Возможно, Триумвират не очень-то верит, что Генри очнется в скором времени. Но упрекнуть их не в чем, они делают все, что могут, для того, чтобы душа Генри снова наполнилась силой. Просто этого оказывается недостаточно.

– Все образуется, – тихо произносит Анна, сжимая пальцы Агаты, и та слабо улыбается. Хорошо бы. Хорошо бы все образовалось.

Хорошо бы в этой кромешной пустоте снова что-то появилось.