Текст книги "Дьявол на испытательном сроке (СИ)"
Автор книги: Джина Шэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)
Вопрос доверия (3)
Агата зря переживает. Она успевает не только успокоиться до появления Анджелы, но и замерзнуть, и, вернувшись в кабинет Артура, напиться горячего чаю. От нечего делать Артур её донимает и требует сконцентрироваться и «засветиться» еще несколько раз. Получается. Это несложно. Вопрос только в возможности отрешения от собственных суетных мыслей.
– И все-таки свет, – хмыкает Кхатон, наблюдая это.
– Свет важен, – отмахивается Артур, будто у них с Кхатоном начинается очередной виток давно поднадоевшего спора.
– Свет слаб, – возражает Кхатон, – ей работать с демонами, чем ей отбиваться? Сесиль свет совсем не помог.
– Помогал, – недовольно бормочет Джон, – просто Хартмана на пике одно Орудие нейтрализовать не могло.
– Именно поэтому нужно вернуть его обратно именно сейчас, не дожидаясь пика, – отрезает Кхатон.
Агата напрягается. Пусть у неё есть личные вопросы к Генри, но это не означает, что она ему желает возвращения на крест.
– У нас есть время, – успокаивающе замечает Артур, – и крайние средства тоже есть, так что не дави.
Кхатон молчит. Он вообще не особенно болтлив.
– А вот и я, – наконец-то раскрывается дверь, и в кабинете Артура появляется Анджела. Выражение её лица в принципе редко бывало довольным, но сейчас она была не в духе совершенно.
– Я не одна, – раздраженно заявляет она и прикрикивает: – Эберт, шагай уже вперед.
Джон удивленно оборачивается к двери, Артур и Кхатон – тоже. Одна Агата не знает вошедшую демоницу, и ей не очень-то нравится эта непосвященность. Девушка, кстати, оказывается на редкость красивая, стройная, соблазнительно выпуклая во всех нужных местах, с густой длинной гривой рыжих волос.
– Знакомьтесь, леди Виндроуз, – насмешливо усмехается Анджела, заметив растерянность на лице Агаты, – это Джули Мария Эберт, современная заноза в заднице моего департамента. Кстати, подельница Хартмана, если вы еще не поняли.
– Бывшая подельница, – улыбается суккуба, оглядывая собравшихся по очереди, – и жаль вы не упомянули, что я сама сдалась, мисс Свон, я так надеялась, что это имеет хоть какое-то значение.
Глаза Джона становятся похожи на плошки.
– Сама? – уточняет он.
– Да, – нехотя отзывается Анджела, – сдалась патрулю. Мне пришлось отмаливать её три с лишним часа, чтобы смочь протащить её к нам. Обросла ты грехами, да, мисс Эберт?
– Во всем вы правы, мисс Свон, – тон у суккубы слегка насмешливый. А взгляд остановился на Агате. На самом деле это раздражает – тем более что наблюдать возлюбленную Генри воочию приходится принудительно. Бывшую возлюбленную. Хотя какая вообще к черту разница, бывшая она ему или нет? После всего-то сказанного. Меньше всего Агата хочет быть трофеем в многолетней войне.
– Энджи, сюда-то ты её зачем притащила? – мягко спрашивает Кхатон.
Анджела раздраженно передергивает плечами. У неё безумно усталое лицо, даже более измученное, чем у Джона.
– Во-первых, прецедент. Демоны её уровня добровольно не сдаются. Разве что бесы, которые толком ничего и натворить не успели, и спохватились. Во-вторых, наша дорогая мисс Эберт настаивала на том, чтобы мы проявили терпимость к Хартману. Мол, у него не было особенно много времени, чтобы подумать. И вообще он, мол, был под аурой одержания, поэтому и не стал её ловить.
– Не был он под аурой одержания, – отрезал Джон, – они просто разговаривали. И все, что он делал, – делал сам. Может, подумать о последствиях особо и не успел…
– Хартману это в принципе не свойственно, – ядовито вполголоса заметила Анджела.
– Но не был Хартман под одержанием, – закончил мысль Джон, проигнорировав слова Анджелы.
– Ты же поддался, да? – вдруг требовательно интересуется суккуба, впиваясь глазами Джону в лицо. – Ты поддался, потому что я сейчас тебя прощупать, глядя в глаза, не могу, а там просто стоял с раскрытой душой, только заходи и подчиняй.
Джон ничего не отвечает, просто улыбается с легкой смешинкой в глазах. Мол, молодец, сама догадалась.
– Вам вообще не стыдно, святоши? – обвиняющим тоном заявляет суккуба. – На кой черт вообще вы все это затеяли? Ему же и так сложно среди вас ходить, вами дышать и при этом вас не жрать. Вы понимаете?
– Это дело Триумвирата, мисс Эберт.
– А ты, – зеленые глаза суккубы уставились на Агату, – ты тоже считаешь, что проверять инстинкты демона на прочность – очень хорошая идея. Тоже думаешь, что нужно искушать его лишний раз просто так, для одной лишь проверки?
Стоит ли отвечать «нет»? Разве у Триумвирата не было причин подозревать Генри в срыве? Знали ли они о привязанности Джона к Агате, делали ли выводы о его мотивах? Если даже спустя столько лет он не может расстаться с прошлым, не может его отпустить – стоит ли ему доверять так безотлагательно и слепо, как доверяла она?
Суккуба стоит и ждет ответа, требовательно глядя на Агату.
– Искушения будут всегда, – Агата пожала плечами, – раньше, позже, никакой разницы.
– Неважный ответ, – суккуба презрительно кривит губы, – хорошо, тогда ответь честно на другой мой вопрос. Как ты думаешь, если исчадие ада может быть помиловано после распятия, может ли суккуб быть помилован до распятия? Если он действительно хочет исправиться, раскаяться, и так далее?
– Я не могу такие вещи решать одна.
– А ты и не решай, – суккуба равнодушно улыбнулась, – скажи. Если твои коллеги по Триумвирату решат поспорить – они же скажут, ты не волнуйся.
Агата мазнула взглядом по лицам Артура и Джона. Они действительно смотрели на неё, выжидая. Это она их пример в отношении с демонами. И как же действительно сложно быть первой и не знать, как себя вести.
– Испытательный срок предполагает некие ограничения, – осторожно пожала плечами Агата, – я бы попробовала поработать с демоном, который хочет попытаться вернуться к правильному пути.
– Бред, – шипит Анджела, встряхивая головой, – если Хартман – автомат с предохранителем, то Эберт – пистолет без предохранителя и прицела. Шмальнуть может в любой момент, даже в руке.
– Подобные вещи сложно обсуждать без выяснения точки зрения Небес, – в сомнении замечает Джон.
– И как ты предлагаешь выяснить? – вскидывается Анджела. – Пустить мисс Виндроуз на поле? Позволить ей молиться за Эберт? Скольких еще штрафников она приведет? Сколько из них вообще будут поддаваться контролю?
– Пока мои подопечные вполне управляемы все, – вспыхивает Агата.
– И только Хартман ежедневно на экзорцизмах, – Анджела презрительно кривит губы. Она уже основательно поднадоела Агате этим своим предвзятым отношением к демонам.
– Если ему нужны экзорцизмы – пусть ходит хоть два раза в день, – отрезает Агата, – иначе на кой черт у нас целый департамент экзорцистов? Бумажки перебирать? Вокруг поля кордоном стоять, да в небе без особого толку болтаться?
Анджела со свистом втягивает воздух для того, чтобы разразиться гневной тирадой, но Артур кашляет, её прерывая.
– Вы хотели помилования, когда сдавались, мисс Эберт, – интересуется он.
– Нет, – суккуба качает головой, – я сдавалась, потому что до меня дошло, что Генри со мной подставился под неприятности. Он уже однажды отвлек от меня внимание Небес, еще раз – как-то перебор.
– Какое благородство, – ядовито замечает Анджела.
Джули Эберт пожимает плечами, показывая, что ей абсолютно все равно, что о ней думает конкретно Анджела.
– Пат, – хмыкает Артур, – и Хартман повел себя не так, как мы ожидали, и мисс Эберт внезапно решила сдаться, чтобы выгородить Хартмана, да еще и просит помилование.
– Чем дальше, тем сюрреалистичней становится вся эта картина, – от окна отзывается до того молчащий Кхатон, – скоро мы будем водить паломнические экскурсии демонов по разным слоям.
– На мой взгляд, нужно дать Небесам возможность распорядиться судьбой мисс Эберт, – повторяет Джон, – пусть на распятии присутствует Агата, пусть попробует прочитать молитву. Если Небеса увидят в мисс Эберт перспективы исправления – крест её не примет. Если нет – то об амнистии будем говорить позже.
– Звучит довольно здраво, – соглашается Артур. Агата кивает этому, потому что спорить с настолько логичным и вполне милосердным предложением сложно. У Анджелы недовольное лицо – кажется, она не привыкла быть в Триумвирате голосом оппозиции. Агата чувствует удовлетворение, в конце концов, приятно, что твои идеи не такие уж и бредовые, как тебе кажутся.
– А что с Хартманом? – наконец интересуется Кхатон. – Мы вообще-то из-за него собрались.
– Давайте его позовем, а? – устало предлагает Артур. – Решим при нем.
– Он же будет раздражать своими возражениями, – недовольно замечает Анджела.
– Значит, ему же хуже, – отрезает Артур, – мисс Эберт пора в изолятор, я считаю.
Артур уходит, уводя с собой суккубу, появляется уже в компании Генри. Вопреки ожиданиям, демон не выглядит вызывающе, отнюдь, даже как-то надломленно. Агата встречается с ним взглядом и тут же уклоняется. Сейчас нужно максимально сосредоточиться именно на положении дел. Не на личных задетых чувствах.
– Что нам скажешь, Хартман? – мягко интересуется Артур.
– Я не хочу на крест, – тихо отвечает Генри. – Что мне еще сказать, чтобы вас убедить?
– Этого, в принципе, достаточно, – Артур кивает.
– Неподчинение это не очень сильная ошибка, я думаю, – Агате даже приходится слегка прокашляться, чтобы произнести это в повисшей тишине, – в конце концов, он же не напал на Джона.
– Да уж, на этом спасибо, – недовольно с легким сарказмом бурчит Джон, и Агата бросает на него умоляющий взгляд, прося поддержки.
– Мелкая ошибка, крупная ошибка, – Анджела несогласно качает головой, – нет разницы. Есть испытательный срок. Его правила едины для всех штрафников. Просчет – возвращение на крест.
– Мне кажется, предельно некорректно сравнивать условия испытательного срока для Хартмана и для бесов из штрафного отдела, – возражает Артур, – у Хартмана совершенно другой характер греховного голода, куда более интенсивный, и подобные… шероховатости еще можно спустить, как я думаю.
Артур на стороне Агаты. Конечно, еще рано ликовать, но черт возьми – приятно же, приятно, когда тебя поддерживает куда более умудренный жизненным опытом человек. Да еще и архангел. В душе подпрыгивают солнечные зайчики.
– Если это голосование, то я на стороне Энджи, – сообщает Кхатон. И все. Обоснований своей позиции он не дает. Кажется, так и принято.
Агата косится на Джона, от которого, судя по всему, и зависит решение судьбы Генри. А Джон молчит, переплетая пальцы. Лицо Генри на диво красноречиво. Кажется, он не ожидает от Джона никакой пощады. Наконец Джон поднимает глаза, глядит прямо на Генри.
– Последний раз, – отрывисто произносит он, – я подаю тебе руку в последний раз. Не встанешь – значит, не встанешь. Следующий разговор у нас с тобой будет очень короткий.
Вопрос доверия (4)
Агата и не знала, что на распятии в обязательном порядке присутствует весь Триумвират. Теперь, однако, знает. Джули Эберт из тех девиц, которые даже в мешковатом, сером платье, с заплетенными волосами и кандалами святой стали на запястьях совершенно нелогично умудряются выглядеть сногсшибательно. Она кажется внешне такой мягкой, практически невинной. Это, разумеется, обманчивое ощущение, у неё заоблачный кредит, невинной её назвать невозможно. Тем не менее даже при том, что Агата утром проглядела личное дело Джули, и волосы на шее местами шевелились от увиденных там цифр, все равно не получается проникнуться конкретным ужасом и отвращением к этой суккубе. Да, кредит – огромный. Да – бывшая любовница Генри. Но нет в этом ровным счетом никакого смысла. Она хочет исправиться. Раскаивается. Искреннее желание в таких вещах – самое важное обстоятельство, которое стоит брать в расчет. Уже следом идет соответствие намерения действиям.
Агата чувствует себя ужасно разбитой. Ночью поспать толком и не удалось, все сидела, думала, перетряхивала рассказ Джона по словечку, по винтику, пытаясь отказаться от надумывания себе лишнего, но и попытаться мысленно не оправдывать Генри. Интуиция шептала, что вряд ли Генри вообще доверяет женщинам. Вряд ли стоит обижаться на него за его сдержанность, но черт возьми – она сама не доверяет мужчинам. Она их больше того – боится. Даже сейчас. Она столько времени игнорировала саму мысль о существовании романтических отношений, считая, что это не для неё, что она слишком обожглась этим в смертной жизни, что бессмертие можно провести и без того, чтобы с кем-то сближаться, да еще и делить постель. Но нет, вскружил же ей голову этот рыжий вулкан чуть ли не первым же своим поцелуем. Вытянул из души даже слишком много эмоций, что там хранились. Он ей верит, во многом благодаря его чутью, но достаточно ли этого, чтобы он смог перешагнуть через старые раны и пойти дальше? А Джули? Сколько она для него значила? Сколько значит сейчас?
Чертовски сложно пытаться быть объективной, чертовски сложно не примешивать к фактам своих домыслов, своих подсознательных желаний и страхов. Хочется поговорить с Генри. Хочется услышать его ответы, слегка насмешливые, наверняка все объясняющие. Умом же Агата понимает – ответы будут всегда. Именно те, которые его оправдают. В которые ей наверняка захочется поверить, и она поверит. Но будут ли его честные ответы – действительно искренними? И правильно ли ей будет брать их в расчет? И стоит ли ей вообще думать об объяснениях с Генри? Может, ему они уже и не нужны. Вчера он как будто решил уклониться от них, просто молча ушел, даже не попрощавшись. Не задев Агату и взглядом, будто она вдруг потеряла всякую важность в его глазах.
В таком состоянии сложно сосредоточиться на предстоящем мероприятии. Вообще, сам факт того, что Агате предстоит помолиться за бывшую Генри – довольно неприятен. Агата даже и сама не ожидала, что её это так будет раздражать. Ей не хочется молиться о милосердии к душе Джули Эберт. Хочется, чтобы Джули все-таки отправили на крест. Подсознание само подбрасывает тому оправдания, само намекает, что наличие Джули в горячем списке розыска означает, что она – опасная грешница, которая должна быть распята, и о каком помиловании может вестись речь?
И это на самом деле чудовищные мысли. Неприемлемые для того, кому оказали честь стать Орудием Небес. Если сейчас Агата даст этой болезненной, такой сильной, нестерпимой ревности волю, если позволит ей застить глаза, то разве достойна она быть защитником демонов, разве достойна на равных обсуждать вопросы с Триумвиратом? Разве не её долг относиться ко всем максимально непредвзято? Об этом говорят ей Небеса. Смотреть на настоящее, не на прошлое. Смотреть на то, что Генри не бросается на всякого мимопроходящего, Анна – флиртует без использования суккубьего гипноза, Винсент отпустил Агату даже без экзорцизма, а Джули ни много ни мало сама сдалась серафимам. Согласилась оказаться распятой, лишь бы получить возможность заступиться за Генри. Разве все это ничего не стоит? Разве это не свидетельства того, что Агата не ошибается в своих мыслях, и Небеса не ошибаются, прислушиваясь к ней? Пусть Кхатон и Анджела не доверяют демонам, пусть опасаются, но в душах даже истых грешников есть место хорошему. Нет, если сейчас она поддастся этому настроению, то она и вправду та глупая девчонка, которую в ней видит Анджела. Глупая, непостоянная, ненадежная.
Оказываясь у креста, Джули замирает. Смотрит на черную древесину, и Агата замечает, что девушка дрожит. Наверное, это страшно – оказаться лицом к лицу со своим наказанием. Гнев Небес – жесток, во многом потому, что не существует иных способов справиться с демонами, лишь только эта боль, это Поле, эти кресты и иссушающее светило над головой. Джули молчит, не говорит ни слова, но оборачивается к Агате, и в её глазах паника. Будто немой вопрос «Ты мне и вправду поможешь?», который она смертельно боится задать. А ведь она наверняка понимает, что испытывает сейчас Агата. У неё тоже чутье, как и у Генри, и эту душную ревность, которую Агата никак не может подавить, Джули наверняка уже учуяла. Уже поняла, от кого зависит её судьба. Верит ли она, что Агата будет что-то для неё делать? Или чует и раздирающие душу соперницы противоречия.
Соперницы? Нет. Агата не хочет сейчас воспринимать Джули как соперницу. Либо все у них с Генри в прошлом, либо нет – и Агата здесь мешать не будет. Если она для Генри не просто переходящий приз в давней войне, то пусть он сам ей это покажет. Поэтому нет, не сопернице. Нужно думать о Джули как о человеке. Видеть в ней достоинства, благо вроде есть, что видеть.
– Не бойся, – тихо произносит Агата, – я сделаю все, что смогу.
Джули смотрит на неё и молча кивает. В её взгляде Агата видит то сомнение, которое и ожидала увидеть. Да, суккуба и вправду все знает, все чует и сейчас может испытывать к Агате только недоверие, потому что чует истинное направление её мыслей. Но Джули не произносит его вслух, лишь опускает взгляд, пытается улыбнуться сквозь свой страх. Пытается показать Агате, что надеется на неё. Хоть даже этим надеждам и дано так мало шансов быть услышанными.
Артуру не надо никаких жестов, чтобы прибегнуть к его дару, он просто бросает взгляд на Джули, и сталь кандалов на её запястьях мнется, ползет, меняет форму и расположение. Стальные браслеты, широкие оказываются на запястьях, на сгибах локтей, на шее, на лодыжках суккубы. Именно с помощью браслетов Джули поднимают к кресту, и здесь сталь принимает свою окончательную форму, обвиваясь вокруг дерева, замирает, сформировавшись в замки оков, похожих на сжатые челюсти. Когда тело Джули соприкасается с крестом, девушка вскрикивает от боли, и душа Агаты невольно содрогается. Она помнит. Помнит всякий раз, как отмечала боль Генри. Всякий раз эта боль отдавалась эхом в её душе. Всякий раз хотелось помочь ему хоть чем-то, сделать хоть чуточку менее невыносимой кару, которую на его голову обрушили Небеса. И нет никакой разницы в том, кто испытывает эту боль. Душа за распятого вздрагивает и сейчас.
– Мисс Виндроуз, нам вас оставить? – тихо спрашивает Артур, но Агата даже слышит его не сразу. Она больше оглушена осознанием собственного лицемерия, которому предавалась все это время. Она серьезно думала о том, как бы так увернуться от молитвы, лишь бы Джули осталась на кресте? Уединение. Они предлагают ей уединение. Нет. Она его не заслуживает. Оставаться наедине с собой стоит, если ты хоть что-то из себя представляешь. Агата же… Чувствует себя сейчас как никогда – недостойной чести быть голосом, который слушают Небеса.
– Не нужно, – пересохшими губами отзывается она, глядя на прикушенную губу дрожащей на распятии Джули Эберт, – просто помолчите.
На самом деле ей действительно нет никакой необходимости в том, чтобы архангелы ушли. В первый раз она молилась не в уединении, Генри был в сознании и выступал в роли наблюдателя. Во второй раз свидетелей у Агаты не было, зато она чувствовала себя нарушительницей запретов. Сегодня – ничего подобного она не чувствует. Нет ничего страшного в том, что кто-то увидит её стоящей на коленях. Страх заключается в том, что Небеса хоть на секунду обратят внимание, кому они доверились. К кому прислушались. И заметят в ней эту мелочность. И по вине Агаты Джули своего помилования не получит.
Отрешение. Отрешение опустошает разум, как только Агата складывает ладони у груди. Она заставляет себя не закрывать глаза. Она заставляет себя видеть лицо Джули, искаженное в болезненной гримасе. Тело, вздрагивающее от боли. Она не закроет глаза на чужие страдания. Не позволит своим мелочным чувствам возыметь верх над её долгом.
Молитва. Агата в который раз испытывает неловкость от того, что так и не удосужилась обеспокоиться конкретной молитвой о прощении грехов и в который раз доверяет наитию. Простым словам, которые сами ложатся на её язык. Словам о том, почему душа Джули Эберт достойна милосердия, о её стремлении к раскаянию, об отваге и жертвенности. Словам, в которые сама Агата верит куда больше, чем в себя. В душе той же суккубы есть место благородным жертвам. В душе самой Агаты до сей поры живет слишком много пороков, и это ни в коем случае не должно повлиять на решение Небес. Именно поэтому Агата сейчас и просит – просит, отчаянно желая звучать искренне и быть искренней. Пусть её голос не содрогнется от сомнений. Пусть личность демона не будет иметь никакого значения – лишь только его душа, его порывы.
Небеса слушают Агату. Будто глядят в самое её сердце. Отзываются сердитым глухим рокотом грома, словно упрекая в малодушных сомнениях. Молния разрезает небеса. Молния ударяет в крест, и тело Джули Эберт выгибается от невыносимой муки. А затем оковы размыкаются.
Когда это происходит, весь мир Агаты замирает. Неужели у неё получилось? Не могло получиться!
Джули поднимается не сразу – и не без помощи Кхатона. Практически виснет на его плече, не в силах стоять на ногах твердо. Её лицо не сразу приобретает осмысленное выражение, кажется, ей было сложно сфокусировать взгляд на лице Агаты.
– Он был прав, – выдыхает Джули, – ты и в правду нереальная…
