Текст книги "Такая разная любовь"

Автор книги: Джин Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Она сунула адреса, которые ей дал Данни, в сумку и подошла к запертой двери спальни. Постучалась, приоткрыла. Данни сидел на кровати. Подняв на нее глаза, он закрыл трубку ладонью.

– Я пойду, – шепнула Алисса.

– Уже? – спросил он. – А я надеялся, что ты еще задержишься немного.

– Извини, – сказала она. – В следующий раз, о'кей? – Она уже почти закрыла за собой дверь, но в последнюю секунду обернулась и добавила: – Спасибо тебе, Данни.

Он кивнул, и она вышла из спальни и из номера. Интересно, с чего это он взял, черт возьми, что она «задержится»? И потом… неужели он сказал это серьезно?

Глава 14

– Ну что ж, Зу, принимай поздравления. Роль твоя.

Тим Данахи откинулся на спинку стула в своем кабинете, сложил руки на груди и улыбнулся с таким видом, будто с самого начала не сомневался в том, что Зу получит роль Джан Векслер, супермамаши-одиночки девяностых годов.

У Зу же от этого известия на минуту пропал дар речи. Значит, победа. Наша взяла.

– Понимаю теперь, почему ты не захотел сообщить мне об этом по телефону, – проговорила она наконец.

– Как же я мог обокрасть самого себя и не увидеть этой улыбки на твоем лице? А улыбка, между прочим, все та же, Зу… Просто очаровательная.

Зу неловко повернулась на стуле. Она уже давно отвыкла от комплиментов, столько лет прошло… «Но теперь привыкай, девочка, – сказала она себе. – Ты получила роль, ты снова станешь актрисой».

Она была очень взволнована. Хотелось скорее поделиться новостями с Марисоль и Скоттом. «И еще, – вспомнила она, – надо будет позвонить этому неоперившемуся юнцу в банк. Может, мы в конце концов сумеем договориться. Может, мне еще удастся удержать за собой Седар Блаф».

– Разве ты не хочешь узнать, сколько тебе положили?

«Сколько мне положили?.. Ах да, деньги».

– О'кей, Тим. Сколько?

Он снова широко улыбнулся:

– Триста.

Зу едва не свалилась со стула.

– Триста?! Тебе удалось вытянуть из них триста?! Но я думала…

Тим покачал головой.

– Я прекрасно помню, что называл тебе меньшую сумму. Просто не хотел раньше времени обнадеживать.

Зу улыбнулась:

– Но триста тысяч долларов!..

Тим довольно рассмеялся:

– Неужели ты думаешь, что агента самой Зу удовлетворили бы двести тысяч?

Она поднялась со стула и подошла к окну. Офис Тима располагался на цокольном этаже и из него не было видно затянутое смогом лос-анджелесское небо. Только тротуар, дорога и нескончаемый поток машин.

– Просто не верится, – проговорила она тихо. – Я получила роль…

Тим крутанулся на своем кресле, и оно тихонько скрипнуло.

– Мы получили роль, дорогая.

– Да, – сказала она. – Мы получили. Спасибо тебе, Тим.

– Но есть одна проблема.

У Зу сразу упало сердце. Проблема. Конечно, как же без этого?..

– Съемки начинаются через десять дней… в Нью-Йорке.

– Через десять дней?

Он кивнул:

– Это ведь телевизионная постановка. Не кинематограф. График покажется тебе очень напряженным. Долгих репетиций не будет, так что советую тебе быть готовой сразу.

Зу хлопнула в ладоши:

– Я буду готова, Тим. Мы им покажем! Вот увидишь!

У нее заныли скулы. Господи, когда она в последний раз так много улыбалась?..

Она не заметила, как Тим подошел к ней.

– Мне кажется, это стоит отпраздновать, – проговорил он, положив руку ей на плечо.

Напряжение охватило Зу.

– Давай поужинаем, – предложил он. – Выбор ресторана за тобой. Пусть будет подороже и поромантичней.

Зу убрала плечо из-под его руки и поправила прическу.

– Тим… – проговорила она не сразу. – Я не могу… сегодня.

Он опять подошел к ней и положил руку на плечо.

– Ты не можешь сегодня или… вообще не можешь?

Она посмотрела ему в глаза. В них не было мольбы, но была надежда. Однажды Тим Данахи уже дал старт ее карьере, помог ей совершить первый большой шаг в профессии. Теперь он сделал это снова. И снова надеется. Но на этот раз Зу не хотелось обижать его. Теперь она уже была гораздо внимательнее к чувствам, переживаниям и нуждам окружающих. Особенно к чувствам Тима. Она была перед ним в большом долгу.

– Еще слишком рано, Тим. Уильям ушел так недавно…

Рука его упала с ее плеча.

– Конечно, дитя мое. Я понимаю. В другой раз, да?

Зу наклонилась к нему и поцеловала в щеку.

– Договорились, – сказала она и тут же попросила: – А теперь… ты не мог бы выйти на минутку? Мне нужно сделать один личный звонок.

Брови его поползли вверх, но он сказал:

– Конечно. Тебе, понятно, нужно позвонить домой.

Зу молча кивнула.

Тим вышел из кабинета и притворил за собой дверь. Зу проводила его глазами, затем сняла трубку и набрала номер «Ферст Пасифик». Она получила роль. Теперь необходимо добиться от банка удовлетворительного решения по Седар Блаф.

Пока ее соединяли с Джоном Бернсом, она опустилась в скрипучее крутящееся кресло, стоявшее за столом Тима. В глаза бросился последний номер «Вэрайети», лежавший на столе. Она стала машинально листать журнал, понимая, что теперь ей вновь придется читать его: надо быть в курсе того, что происходит в Голливуде. Ей снова нужно будет стать заметной и агрессивной. Раньше у нее это получалось, получится и теперь. И неважно, будет ли на этот раз рядом Эрик или нет.

Эрик… Какого черта она подумала о нем?

– Джон Бернс слушает.

Она быстро собралась с мыслями:

– Мистер Бернс, это Зу Хартман.

Слыша как бы со стороны свой уверенный голос, которым она рассказала ему про то, что добилась роли, Зу улыбалась. И готова была поклясться, что на его губах также играет улыбочка. Самоуверенная. Ей захотелось сжать пальцами его щеки и назвать молокососом. А потом еще отвесить хорошую затрещину.

– Я смогу выплатить вам пока сто тысяч против требуемых пятисот, – сообщила она. – И после этого мы с вами поговорим о том, каким образом можно будет оформить новую закладную на оставшуюся часть долга.

– Которая составит четыреста тысяч долларов, – заметил Джон Бернс. После паузы он сказал: – А знаете, у меня идея. Почему бы вам не оформить новую закладную на всю сумму? То есть на пятьсот тысяч?

Тон его из нахального стал снисходительным. Зу сперва даже не поняла, к чему он клонит.

– Таким образом у вас останутся эти сто тысяч, которые вы заработаете. Вам ведь нужны деньги, не так ли? Седар Блаф – большой особняк, и вам наверняка влетает в копеечку одно его содержание?

Содержание?.. Зу как-то не задумывалась над этим. До самого последнего времени, когда ей нечем было заниматься, она сама с Марисоль вела все хозяйство, если не считать того, что раз в неделю приходили садовник и человек, который обслуживал бассейн. Но теперь, когда она вновь включается в работу…

Только с чего это Джон Бернс вдруг стал таким сердечным?

– Да, – неуверенно ответила Зу, – так, конечно, было бы удобнее.

Интересно, подслушивает ли их разговор секретарша Тима? А может быть, и сам Тим?..

– Отлично. В таком случае я составлю предварительный договор. Не смогли бы вы по этому поводу заглянуть к нам в пятницу? Скажем, часам к трем?

– Часам к трем?

– Да. И, кстати… Мы тут устраиваем небольшой торжественный прием. Не согласились бы вы оказать честь и услугу нашему банку и сняться пару раз вместе с нашими сотрудниками? Преданный клиент доверяет «Ферст Пасифик». А?

Зу едва удержалась от того, чтобы не рассмеяться вслух. Интересно, пришла бы им в голову эта мысль, если бы ей не дали роль Джан Векслер? И, если уж на то пошло, согласились ли бы они в этом случае продолжать с ней разговор о Седар Блаф?

«Голливуд, – подумала она, – ты не меняешься».

– Конечно, – проговорила она. – С удовольствием. Увидимся в пятницу.

Она повесила трубку и вышла в приемную. Тим сидел на краешке стола своей секретарши. Они о чем-то перешептывались.

– Все, – проговорила Зу. – Спасибо.

Тим поднялся со стола и поправил галстук.

– Контракты подпишут через пару-тройку дней, Зу. Я могу переслать их в Седар Блаф, если хочешь.

Перекинув сумку через плечо, она решила про себя, что за готовностью Тима помогать ей стоит нечто большее.

– В пятницу мне придется вернуться в город, – сказала она. – Могу заглянуть и сюда. Так будет удобнее.

События разворачивались с невероятной быстротой. Это волновало, пугало и повергало в смущение. Она понимала, что если допустит Тима Данахи в свой мир, чтобы он помог решить ей житейские проблемы и управиться с финансами по-мужски, это облегчит ей жизнь. Ей казалось, что ему было бы, пожалуй, по силам многое привести в порядок.

Но выйдя на автостоянку и оглянувшись на здание, в котором размещался его тесный офис – штукатурка на стенах начала осыпаться, как она помнила, еще двадцать лет назад, – Зу решила, что будет лучше, если она соберется с силами и духом и постарается устроить свою жизнь сама.

Давно уже у Зу не было такого хорошего настроения по дороге домой. Наверно, многие годы. Заглянув на ходу в свой любимый тайский ресторанчик, она перехватила жареного цыпленка с рисом и клецки, а также захватила готовый праздничный ужин для Скотта и Марисоль. Она поделится с ними своими хорошими новостями и потом они хорошенько отметят это. У Скотта как раз летние каникулы – вот и будет неплохой почин. Оставалось только надеяться, что он не очень огорчится, узнав о том, что скоро ей придется уехать на съемки в Нью-Йорк.

Машина катила по дороге вдоль каньона. Зу смотрела в ясное июньское небо. «Даже с погодой сегодня страшно повезло, – подумала она. – Жизнь в конце концов не такая уж плохая штука». Она рассмеялась, осознав, что даже если бы сейчас лил дождь и небо было затянуто черными облаками, это не испортило бы ей настроения. Сегодняшний день был прекрасен, и ничто не могло изменить этого. О Седар Блаф, «Ферст Пасифик» и Тиме Данахи можно пока не беспокоиться. У Зу достало сил сделать первый шаг, ничто не помешает ей сделать и все остальные.

Она повернула на подъездную аллею и тут же резко затормозила, заметив припаркованную перед домом незнакомую машину. Зу осторожно поравнялась с ней, подъехав слева. Интересно, кто это? Может, рабочий, вызванный Марисоль? Или родители кого-нибудь из школьных приятелей Скотта решили куда-то уехать и оставить на день свое чадо у нее дома? Теперь Скотту ничто не помешает приглашать к себе друзей. Это хорошо. Многолетнее затворничество Зу сказывалось и на сыне, который по ее милости был вынужден вести почти такую же уединенную жизнь. Ей раньше не хотелось, чтобы по дому бегали чужие дети, гремел магнитофон, чтобы на нее пялились… Теперь же она собиралась приветствовать все это.

Выключив движок, Зу забрала с соседнего сиденья сумки с едой, взятой в ресторане. Только бы хватило на приятеля Скотта.

Пересекая лужайку и направляясь к крыльцу, Зу вдруг услышала стук мяча об асфальтовую баскетбольную площадку. В последнее время у Уильяма почти не находилось времени для того, чтобы поиграть со Скоттом в баскетбол, он был слишком занят работой, слишком занят. Сейчас-то Зу знала, что он отчаянно пытался справиться со своими финансовыми неприятностями.

Но теперь все изменится. Теперь они с сыном будут вести нормальную, полноценную жизнь. Наконец-то.

Вздохнув, она завернула за угол дома, направляясь к баскетбольной площадке. Скотт как раз целился мячом в сетку с большого расстояния. Под кольцо быстро забежал какой-то мужчина и выставил вверх руки. Он стоял спиной к Зу, но та почувствовала, как дурнота медленно начинает подкатывать к горлу. Скотт сделал бросок. Мужчина подхватил мяч и бросился к противоположному кольцу. Обернулся на бегу и… Зу ясно увидела его лицо.

Эрик.

Сумки с едой выпали у нее из рук. Белый картонный пакет раскрылся, и жареный рис высыпался на асфальт.

Эрик остановился. Он смотрел на нее.

Зу словно окаменела.

– Привет, мам! – крикнул Скотт, подбегая к ней и вытирая рукой вспотевшую шею. – У нас гости! Это твой старый друг…

– Я знаю, кто это такой, – сказала Зу, не спуская глаз с Эрика. – А где Марисоль?

Скотт пожал плечами:

– В магазин пошла, наверно. О, это ужин, да? Точнее, бывший…

– Скотт, – строго проговорила Зу, – иди в дом.

– Что?

– Я сказала: иди в дом. Быстро!

– Ты что, мам?.. – Он перевел взгляд на Эрика, потом снова на нее. Потом присел на корточки перед просыпавшимся рисом.

– Оставь, – сказала Зу. – Я сама после уберу.

– Да я тоже могу…

– Скотт, иди в дом.

– Ничего себе, – пробормотал он себе под нос, уходя.

– Ты все еще водишься с Марисоль? – спросил Эрик, рассеянно шаркая ногой по асфальту и стараясь не встретиться глазами с Зу.

Зу сжала кулаки:

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Ладно тебе, Зу. Я, между прочим, был полюбезнее, когда ты точно так же неожиданно появилась в моей забегаловке.

У нее перехватило дыхание:

– Какого черта ты здесь делаешь, я тебя спрашиваю?

Он поднял с земли мяч, постучал им о землю, затем сделал вид, что целится в кольцо.

– Да вот… просто решил заехать и поиграть немного с собственным сыном.

У Зу появилось такое ощущение, как будто по животу полоснули ножом. Она инстинктивно прижала руку к животу. Боль не ушла.

Эрик продолжал смотреть на кольцо.

– Ведь он мой сын, Зу, не так ли?

Она готова была испепелить его своим взглядом.

Он сделал бросок. Мяч пролетел в стороне от кольца на целый фут:

– И ты ничего мне не говорила… Невероятно! А он так похож на меня… Боже, даже сильнее, чем мои собственные дети. Впрочем, он ведь тоже мой сын?

Ей захотелось вдохнуть прохладного свежего воздуха, но тот будто превратился в вязкую массу, которая только душила. Боль в животе усилилась.

– Эрик… – только и смогла произнести она.

– Поэтому ты тогда и разыскала меня, Зу? Чтобы рассказать мне?

– Я… нет…

Он стал расхаживать перед ней.

– Кто еще знает об этом? Марисоль? А как насчет твоего мужа? Он знал?

Зу ничего не могла ему ответить. У нее отнялся язык.

Он вдруг остановился и резко обернулся к ней:

– А он сам? Я имею в виду – Скотт. Он знает?

Дрожь пробежала по всему ее телу.

– Нет, – прошептала она.

Он придвинул к ней свое лицо:

– Когда ты планировала рассказать ему? В следующем году? Через два года? Может быть, никогда?

Слезы брызнули у нее из глаз.

– Вон из моего дома, – надтреснутым голосом проговорила она, преодолевая сильную боль.

Он махнул рукой.

– Вот это дом! Да, это я понимаю! По крайней мере я рад, что ты вырастила моего сына в таких условиях. – Он снова сорвался с места и стал расхаживать перед ней, качая головой. – Это гораздо больше, чем я когда-либо смог бы ему дать, – бормотал он. – И ты это знала с самого начала.

Зу все еще не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, словно все ее тело налилось свинцом и затягивалось под землю в воронку зыбучего песка.

Он вновь резко обернулся к ней. Глаза его были полны слез. Злых слез. Слез обиды.

– Почему ты молчала об этом, Зу? Боялась, что это испортит твою паршивую карьеру? Не хотела скандала? Но ты забыла об одном: это мой сын и я имел право знать о его существовании. И еще я хочу, чтобы ты все рассказала ему. Я хочу, чтобы он знал. – Он отвернулся и сунул руки в карманы своих джинсов. – Ты скажешь ему, или я устрою такой скандал, какой тебе и не снился.

Скотт выглянул из-за угла дома:

– Не надо мне ничего говорить, мам. Я и так все слышал.

Зу вдруг согнулась пополам и ее стало рвать прямо на просыпавшийся жареный рис.

Эрик не сдвинулся с места.

Зу подняла глаза. Скотт не отрываясь смотрел на нее. Затем повернулся и убежал по тропинке к утесам и бассейну, где он всегда скрывался, когда хотел побыть один. Там было его убежище, его спокойная гавань.

Пошатнувшись, Зу выпрямилась.

– Ты негодяй, – прошипела она. – Ты последний негодяй.

Она повернулась, чтобы идти догонять Скотта, но Эрик остановил ее, крепко взяв за руку.

– Ведь ты хотела, чтобы я все узнал! Ведь хотела, Зу, а?

– Не трогай меня, мерзавец!

Он еще крепче сжал ее руку.

– Ты хотела, чтобы я узнал. Именно поэтому ты не соврала, когда я спросил о том, сколько ему. Ведь могла сказать, что десять. Или двенадцать. Но ты сказала: четырнадцать. Зу! Ты хотела, чтобы я узнал, но… зачем тебе это нужно было? Зачем ты захотела раскрыть мне на это глаза после стольких лет?

Зу заглянула в его влажные от слез глаза. Эрик был прав. Она хотела, чтобы он узнал про Скотта. Ей хотелось заставить его страдать, испытать боль, горечь и угрызения совести. Зачем она поехала в Миннесоту? Только ли для того, чтобы встретиться со своей первой любовью? Для того, чтобы, встретив, поблагодарить его?

Нет. Зу теперь это точно знала. Ничего подобного. Ей хотелось разыскать его ради одной-единственной цели – отомстить. Да, она хотела заставить его мучиться.

– Для чего тебе это было нужно? – снова спросил он тише, уже не пытаясь скрыть страдания, отражавшегося на его лице.

Она плюнула ему в лицо.

– Для чего? Я ненавижу тебя, мерзавец! – взвизгнула она. – Все эти годы я провела в мучениях, и все по твоей вине! По твоей вине! Ты бросил меня! Когда родился твой сын, я чуть не умерла! Первые два года я даже не могла взять его на руки, своего собственного ребенка! Я была больна. Я не могла ни взять его на руки, ни покормить, ни приласкать! А где был ты в это время? Нигде! Ты бросил меня, негодяй! Бросил!

Она вырвалась и бросилась по тропинке, спотыкаясь и рыдая в голос. Карабкаясь по острым скальным выступам, она молила Бога о том, чтобы со Скоттом ничего не случилось, чтобы он не проникся к ней ненавистью… Она разбила себе ноги в кровь, прежде чем увидела сына. Он сидел у кромки бассейна, закрыв лицо руками.

Зу подошла сзади и обняла его.

– Скотти, – жалобно прошептала она. – Господи, простишь ты меня когда-нибудь или нет?

Он вырвался от нее:

– Значит, это правда? Что тот человек… что тот человек…

– Тот человек не является твоим отцом, – сказала она. – И не может им быть. Твоим отцом был Уильям. – Она протянула было руку, чтобы вновь обнять его, но рука замерла на полпути. Словно Зу решила, что не имеет права прикасаться к сыну. – Он воспитал тебя. Любил, заботился о тебе, играл с тобой в баскетбол. Он, а не тот человек. Твоим отцом был Уильям.

– Но…

– Кровное родство еще ничего не значит. На первом месте стоит любовь. А Уильям любил тебя.

– Мам, а он… этот человек… Эрик… Он сказал, что даже не знал о моем существовании.

Зу обхватила руками живот и стала раскачиваться взад-вперед, не в состоянии унять слезы.

– Да, – тихо проговорила она. – Он не знал.

Скотт резко выпрямился и нырнул в воду.

«Боже мой, – подумала Зу, – что я наделала? Зачем мне нужно было опять лезть в актрисы? Зачем я поехала на эти чертовы минеральные воды?..»

Но она тут же поняла, что поступает несправедливо по отношению к Алиссе и Мэг. сваливая на них вину за то, что случилось в ее жизни. Рано или поздно она все равно поехала бы к Эрику. Он был своего рода незакрытой страницей в книге ее жизни. Зу не могла забыть о нем, ибо с каждым новым днем взрослеющий сын все больше напоминал ей отца. Ей необходимо было расставить все точки над «i». А Алисса и Мэг всего лишь придали ей сил.

Наблюдая за тем, как ее сын рассекает руками воду, Зу спросила себя: «Возможно ли, чтобы теперь между нами все было как прежде?»

Прошло десять дней. Скотт мало разговаривал с матерью и почти все время проводил у бассейна в одиночестве. Каждый раз, когда она пыталась приблизиться к нему, он замыкался в себе, словно окружая себя своей болью…

– Ничего, дай срок, – говорила Марисоль. – Отойдет.

Зу соглашалась и втайне очень надеялась, что, когда она вернется из Нью-Йорка со съемок, Скотт простит ее. Впрочем, внутренний голос предупреждал ее о том, что этого может и не случиться.

…И вот она сидит в своем манхэттенском гостиничном номере и ждет прихода Мэг Купер. Съемки шли уже три дня, но только сегодня Зу решилась позвонить Мэг, чтобы узнать последние новости о ее счастливом воссоединении с первой и, если ей верить, единственной любовью в ее жизни.

Зу смотрела на поблекшую литографию какой-то парижской кафешки, которая висела на противоположной голой стене, выкрашенной в цвет охры, и размышляла о том, что ее ждет впереди. Съемки, нельзя сказать, чтобы шли как по маслу. То, что раньше казалось ей волнующим и радостным экспериментом, который поможет восстановить уверенность в самой себе, на деле превратилось в скучную рутину. Между дублями бывали слишком длительные перерывы, во время которых она не могла не думать о Скотте и об Эрике. Но Зу по крайней мере старалась держать все свои переживания при себе. Изо всех сил пыталась «войти в образ», создать убедительный характер Джан Векслер, симпатичной женщины, у которой болит сердце за все то, что происходит вокруг. Но вскоре она поняла, что ей невыносимо трудно сохранять внимание до конца сцены, и вздох облегчения вырывался из ее груди каждый раз, когда раздавался голос Кэла Бейкера:

– Стоп!

…В номер принесли бутылку вина и два салата. В Нью-Йорке стояла удушающая жара. Благодаря этому, а еще и общему состоянию душевного отчаяния, у Зу не было аппетита. Слава Богу. Поскольку она знала, что «Твинки» были бы сейчас очень некстати.

Она посмотрела в окно на серые стены зданий и пасмурное небо. Интересно, все ли хорошо сложилось у Мэг? И известно ли ей что-нибудь об Алиссе? Удалось ли той отыскать своего Джея Стоквелла?

В дверь постучали. Зу смахнула с ресниц слезинку. Только сейчас она осознала, что все последние минуты плакала. Сжав руками виски, она глубоко и ровно задышала. Потом поправила на себе длинный халат, пробежала босиком по ковру и открыла дверь.

На Мэг было прямое бежевое платье, которое свободно сидело на ее стройной фигуре. Золотисто-каштановые волосы откинуты со лба. Лицо бледное, щеки запали. Вид подруги изумил Зу. Мэг явно не походила сейчас на женщину, нашедшую счастье в любви. Что-то случилось. Что-то нехорошее.

Чуть замешкавшись, Зу улыбнулась.

– Мэг! – воскликнула она, обнимая подругу. – Я так рада тебя видеть!

Она почувствовала под руками ее остро выступающие лопатки, но ничего по этому поводу не сказала.

Мэг отодвинулась:

– Боже, Зу, дай же мне на тебя как следует посмотреть. Ты просто сказочно выглядишь!

Зу улыбнулась:

– Это верно. Ты ведь меня такой еще ни разу не видела. Ну, заходи. Я заказала на ужин салат. Ты себе представить не можешь, как мне трудно сохранять стройность из-за этих чертовых съемок.

– Но тебе нравится быть стройной, – заметила Мэг, проходя в комнату.

Зу промолчала.

Они сели у окна и за первым бокалом вина завели праздный, ничего не значащий разговор. Минеральные воды. Алисса. Невыносимый зной.

Наконец настала минута, когда стало ясно, что не освещенной осталась только одна тема.

– Итак, – неторопливо проговорила Зу, – ты готова рассказать мне о своей встрече с ним?

Мэг провела кончиком пальца по ободку стакана.

– Мы провели одну ночь и эта ночь была восхитительна, – сказала она. – Наверно, это все, чего я заслужила. Или даже больше.

Зу поставила свой бокал. Она поняла, что Мэг страдает не меньше ее самой. И встреча с первой любовью обернулась для нее такой же печалью.

– Что случилось?

Мэг покачала головой:

– Ничего. Просто он, видимо, передумал.

У Зу сердце разрывалось за подругу. Что может быть горше неразделенной любви? Неразделенная любовь, отвергнутая женщина… Сколько раз Зу приходилось играть таких женщин, сколько фильмов вышло на экраны… Ей вспомнился тот день, когда Эрик тоже «передумал». Это такая боль, которая не забывается никогда. Со временем проходит обида и отступает гнев, рождается холодная ненависть… Но боль остается всегда.

– Как ты думаешь, он все еще тебя любит? – тихо спросила Зу.

Мэг зажмурилась, через секунду медленно открыла глаза, но… не раскрылась. Защитная маска с ее лица так и не исчезла.

– Поначалу мне так показалось, – сказала она. – Но, должно быть, я ошиблась. Может, вообще не стоило ничего затевать. Может, лучше просто тихо мечтать, чем пытаться воплотить свои мечты в жизнь.

Зу знала, что Мэг мечтала так же долго, как и она сама. Эти мечты таились в подсознании на протяжении многих лет, иногда вспыхивая, иногда ослабевая, но не исчезая совсем. Она накрыла своей рукой руку Мэг.

– Мне тебя очень жалко, Мэг…

– Да, – прошептала та, – мне себя тоже жалко. – Несколько секунд она молча смотрела на руку Зу, потом подняла на подругу глаза и проговорила: – А как у тебя? Расскажи мне о своей поездке в Миннесоту.

Зу потыкала вилкой помидор, и ей пришло в голову, что именно так она хотела бы вонзить что-нибудь острое в сердце Эрика. Причинить ему такую же боль, какую однажды он причинил ей.

– Боюсь, у меня тоже ничего хорошего не вышло. Эта встреча была ошибкой, за которую мне, наверно, придется расплачиваться до конца жизни.

– О Зу… – сочувственно произнесла Мэг.

Зу отложила вилку и уставилась на свой салат. Вдруг в ее памяти живо встали все события последних трех недель. Так и должно было произойти. Энергия долгих лет, прожитых в тайне и во лжи, рано или поздно выплескивается, взрывается, будто динамит. И после этого взрыва оголяется суровая правда жизни с рваными, острыми краями.

– Эрик узнал, что является отцом моего сына, – проговорила Зу. Посмотрев на Мэг, она думала увидеть в ее глазах потрясение, оценку, но увидела лишь печаль.

И тогда Зу заговорила. Сначала она повторила то, что уже рассказывала Мэг и Алиссе на минеральных водах: о своей жизни с Эриком, об их побеге в Голливуд, рассказала, как вышла замуж, как с ней случился удар, как долгие годы таилась от всего мира. Она подробно рассказала Мэг о своей беременности и о том, что именно Эрик был отцом Скотта. Потом о нежданном и внезапном приезде Эрика в Лос-Анджелес и о том, как после этого между ней и Скоттом пролегла межа отчуждения.

– И вот теперь я пытаюсь вернуться в профессию. Одну половину жизни я восстановила, а другую разрушила…

Некоторое время они молчали. Зу сама удивлялась тому, что на этот раз не плачет. Ее охватило нечто вроде оцепенения, словно она была под наркозом. Или даже мертва.

– Полагаю, нам обеим преподнесен серьезный урок, – наконец проговорила Мэг, – который заключается в осознании простой истины: прошлое лучше не трогать.

После некоторого колебания Зу утвердительно кивнула.

Лежа ночью в своей постели без сна, Зу пришла к выводу, что после посещения Мэг ей стало лучше. «Грустить всегда легче на пару», – невеселая поговорка, но точная. И Зу поняла это. Но беда была в том, что Мэг-то, положим, могла со временем забыть горечь своей попытки вернуть первую любовь. А рана Зу была как абсцесс: кожу можно залечить и припудрить, но под ней все равно останется инфекция и гнойный процесс будет продолжаться. Скотт узнал про своего настоящего отца и воспринял это так, что в результате совершенно отдалился от нее. И этот нарыв однажды под огромным давлением снова прорвется, заражая все вокруг.

А все из-за того, что Зу не пожелала сохранить свое одиночество, начала ворошить прошлое.

Она не сразу услышала телефонный звонок, а когда, услышала, то не сразу поняла, что означает этот резкий и жуткий звук. Наконец она повернулась на бок и включила ночник. Сняв трубку, она глянула на часы. Двадцать минут первого.

Это была Марисоль.

– Господи, Марисоль, ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

– У нас неприятности, Зу.

Зу резко села на постели.

– Скотт?

– Ничего с ним не случилось, ты не подумай, – быстро ответила подруга. – Просто он… сбежал из дома.

Боль обручем сковала сердце. Зу прижала колени к груди, пытаясь хоть как-нибудь приглушить ее.

– Сбежал? О Боже… Так и знала, что случится что-нибудь подобное! – Ей стало трудно дышать, словно страшное известие тяжелым комом сдавило грудь. – Когда это произошло? Ты звонила его друзьям? Наверняка он…

– Нет.

– Как же нет? Ты же не хочешь сказать, что он сбежал совсем один?

– Я этого и не говорю.

Страшное предчувствие появилось у Зу. Она зажмурилась. Перед закрытыми глазами поплыли темные круги.

– Он убежал к Эрику, – ровным голосом сказала на том конце провода Марисоль.

Зу дико вскрикнула и отшвырнула от себя телефон. Провод натянулся, и штекер выскочил из розетки. Аппарат, зловеще звякнув, ударился о стену и с треском упал на пол.

Зу со стоном повалилась на постель, словно животное, пронзенное в самое сердце. Все ее тело сотрясалось в страшных рыданиях. Она лежала на постели, содрогаясь и обливаясь слезами.

– Нет! – вслух молила она. – Нет, нет, нет! – Ей вспомнилось выражение, которое было на лице сына в ту минуту, когда ему открылась правда. Потом в сознании всплыла гримаса боли на лице Эрика… – Нет, нет…

Через несколько минут она заставила себя подняться. Нужно перезвонить Марисоль. Отыскав телефон, она сунула штекер обратно в розетку. Вытянув перед собой руку, попыталась унять в ней дрожь, затем аккуратно набрала номер.

– Что случилось? – спросила сразу же сорвавшая трубку на том конце провода Марисоль. – Ты в порядке?

Зу только плакала. Говорить она не могла.

– О Боже… – воскликнула Марисоль. – И зачем я тебе только позвонила!

В висках Зу бешено стучала кровь, дышать было трудно. Слова Марисоль долетали до нее разрозненными, почти бессвязными. Она не могла поверить в то, что сообщила ей подруга. Не могла поверить, что стряслась такая беда.

– Он оставил записку…

Зу вновь подтянула колени к груди и крепко обхватила их, попыталась взять себя в руки и сосредоточить все внимание на том, что говорила Марисоль.

– Он не хочет, чтобы ты искала его. Сообщает, что они поехали не в Миннесоту.

– Черт! – вскрикнула Зу, услышав свой голос словно со стороны. Не помня себя, она вскочила с постели. – Я найду его! Ему всего четырнадцать лет! Я верну его домой!

– Зу, это не самая удачная мысль.

– Ты мне не указывай, удачная это мысль или нет! Речь идет о моем сыне! А этот мерзавец… он не может иметь со Скоттом ничего общего!

– Этот «мерзавец» – родной отец твоего сына.

– Ой, только не надо вот этого, Марисоль, я тебя прошу!

– Успокойся. Прежде чем ты что-либо предпримешь, я хочу, чтобы ты села и несколько раз глубоко вздохнула. После этого я прочту тебе его записку.

– Марисоль…

– Делай, что тебе говорят. Сейчас же.

Зу без сил опустилась на краешек постели.

– Ну, хорошо, я села. Читай.

– Сделай несколько глубоких вдохов и выдохов.

Зу закрыла глаза и попыталась глубоко вздохнуть. Ей было очень больно. Она сделала еще одну попытку, уже не торопясь. Дрожь в теле заметно уменьшилась. Она открыла глаза.

– Читай.

На том конце провода наступила пауза. Затем Марисоль произнесла:

– О'кей. Он пишет: «Я хочу узнать поближе моего настоящего отца и полагаю, что имею на это право».

Зу почувствовала, как нервный озноб начинает возвращаться.

– «…Обо мне не беспокойся. Со мной ничего не случится. Он говорит, что мы будем вместе так долго, как я этого захочу…»

Слушая Марисоль, Зу пыталась справиться со слезами.

– «…Не пытайся найти меня, мама».

Нет, больше терпеть у нее не было сил!

– Не пытаться найти его?! Он что, сумасшедший? Я, естественно, разыщу его! И свяжусь для этого с полицией. Это похищение, Марисоль! Этот негодяй похитил моего сына, и я позабочусь о том, чтобы он за это дорого заплатил! – Слова эти срывались с языка словно дробины, вбиваемые в деревянный пол. – Он не мог уйти из дома по своей воле, я в этом абсолютно уверена. А эта записка… Наверно, Эрик заставил Скотта написать ее. Сам Скотт никогда не позволил бы себе ничего подобного…