Текст книги "Такая разная любовь"
Автор книги: Джин Стоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Джин Стоун
Такая разная любовь
Глава 1
Посвящается Е. Дж.
– Как по первому, так и по второму пунктам обвинительного акта подсудимая, обвиняемая в убийстве первой категории, признается нами невиновной.
Адвокат Мэг Купер вцепилась руками в край стола, зажмурилась и на несколько секунд отдалась нахлынувшей на нее волне триумфа, которая прокатилась по всему телу и излилась в сердце. Победа. Снова победа!
В следующее мгновение на шею к Мэг бросилась Холли Дэвидсон, двадцатиоднолетняя дочь погибшего богатого судовладельца. Комната № 33 манхэттенского уголовного отделения Верховного суда штата Нью-Йорк взорвалась аплодисментами.
– Мы победили! – перекрывая шум, кричала Холли. – Черт возьми, мы победили!
«Нет, – захотелось возразить Мэг, – не мы, а я. Я победила. Я защитила тебя, и теперь ты свободна».
– Суд присяжных распускается, – объявил судья. – Господа, примите благодарность нашего штата.
– Шампанского! В «Неон-Сити»! – завизжала Холли, обращаясь к толпе своих друзей, которые пробивались сквозь толпу к столику адвоката. Вокруг стояли невообразимый шум и суматоха. Из всего этого хаоса перед Мэг на мгновение выплыли сильно подведенные глаза Холли. – Ты ведь тоже придешь, Мэг?
Мэг кинула свой желтый блокнот в сумочку и щелкнула застежкой.
– Боюсь, что нет, – ответила она.
Свою работу Мэг сделала и теперь надеялась, что видит Холли Дэвидсон в последний раз в своей жизни. Повесив сумочку на плечо, она стала пробиваться сквозь толпу к выходу, ловко увертываясь от фотовспышек, телекамер и микрофонов, которые репортеры упорно совали ей прямо в лицо.
В коридоре ее поджидала новая группа представителей прессы, изготовившихся к атаке.
– Наши поздравления, адвокат! – кричали ей.
– Новая победа! Что вы сейчас чувствуете?
Мэг застегнула жакет на все пуговицы и заправила за ухо прядь волос, отливавших медью. Ощущение триумфа уже успело поблекнуть, столкнувшись, как всегда, с чувством вернувшейся реальности, что было подобно холодному, душу.
– Я не буду комментировать, – сказала она.
– Мисс Купер. Пожалуйста!..
Мэг тряхнула головой и решительно прошла сквозь толпу разгоряченных журналистов. «У них маленькая зарплата, но сколько страсти!.. – подумала она. – И власти…»
Открыв дверь на улицу, Мэг увидела, что на высоком крыльце толпится еще больше народу: зеваки, группа поддержки Холли, фэны, группа поддержки обвинения. На ступеньках крыльца происходило настоящее шоу, какие всегда бушуют по окончании судебного процесса. Мэг все никак не могла к ним привыкнуть.
Когда Мэг стала спускаться с крыльца, на нее обрушился целый град вопросов, но она продолжала отмалчиваться. Она прекрасно понимала, что в завтрашних газетах ей здорово достанется за эту сдержанность. Плевать. Ибо давно уже прошли те времена, когда пресса помыкала Мэг Купер.
Лимузин их фирмы прижался к тротуару в ряду других таких же машин с тонированными стеклами, но Мэг махнула рукой шоферу, отпуская его. Ей хотелось пройтись пешком.
За спиной раздался возглас:
– А вот и Холли!!!
Толпа хлынула навстречу торжествующей Холли Дэвидсон, у которой было достаточно денег и известности, чтобы в любой ситуации выйти сухой из воды. Даже после убийства.
Мэг быстро зашагала вверх по Пятой авеню, подальше от шума, в сторону верхнего Ист-Сайда, где был ее дом, сложенный из бурого камня. Она справилась с поставленной задачей и на этот раз. Выиграла процесс. Выпустила убийцу на свободу.
– Ни один присяжный, находящийся в здравом рассудке, не приговорит двадцатиоднолетнюю девочку, зная, что отец совершал с ней развратные действия, – напутствовал Мэг перед процессом руководитель их фирмы и ее старший компаньон Эйвери Ларсон. – Давно прошли те времена, когда это было возможно.
– Во-первых, она не «девочка», Эйвери, – возражала Мэг, – а хитрое и избалованное отродье. Сначала она пустила отцовские деньги на поддержание собственной карьеры, а потом убила и его и мать.
– Она утверждает, что мать знала о том, что вытворял с ней отец.
– Возможно. Точно так же, как возможно то, что отец действительно приставал к ней. Но разве этого достаточно для оправдания убийства?
– Послушай…
– Черт возьми, Эйвери, да пойми же ты, что она убила собственных родителей!
– То же самое сделали братья Менендес, – ответил Эйвери и насупился. – В конце концов, о чем ты беспокоишься? О своей клиентке или о том, что можешь проиграть это дело?
Лицо Мэг приняло каменное выражение. Она устремила на Эйвери горящий взгляд. Тот ответил тем же.
– Я не проиграю, – наконец проговорила она.
Эйвери откинулся на спинку своего кресла и закинул ногу на стол:
– В таком случае занимайся своим делом, адвокат, а власти пусть займутся своим.
Эйвери всегда называл прокурорскую сторону «властями», давая понять, что они олицетворяют собой огромную угрозу обществу и торжеству справедливости. Мэг терпеть этого не могла.
– Если власти со своей работой не справятся, это их проблемы, – продолжал Ларсон. – Значит, они лишний раз продемонстрируют свою некомпетентность. И потом… Думаю, тебе не нужно напоминать, что Холли Дэвидсон – очень выгодный для нас клиент?
Выгодный клиент… Это означало «богатый клиент». Теперь, когда ее оправдали, Холли унаследует свыше двух миллиардов долларов.
«Власти» действительно в очередной раз продемонстрировали свою некомпетентность. Потому что Мэг оказалась умнее, ловчее. И еще потому, что она неизменно жаждала вкусить победы, насладиться триумфом.
Дело закрыто.
Сощурив карие глаза, Мэг подставила лицо теплому весеннему солнышку. Она давно научилась буравить этими глазами суд присяжных, произнося при этом твердым голосом:
– Мой подзащитный говорит правду.
В этом году ей исполнится уже тридцать девять. Пик успешной карьеры. Кто бы мог подумать, что когда-то очень давно Мэг думала стать защитницей прав женщин! Но мир быстро менялся, менялись и ценности. Внешний блеск и известность – вот что стало визитной карточкой фирмы, в которой она работала. Именно это привлекало к ней клиентуру. А огромные гонорары помогали ее компаньонам с улыбкой взирать на мир.
Итак, Мэг стала спасительницей скандально богатой преступницы, которой завтра будут посвящены все заголовки желтой прессы. Попадет в газеты и Мэг, хотя ей это совсем не нравилось. Зато теперь, после успеха в деле Холли Дэвидсон, весь мир лежал у ее ног. Почти весь.
Три недели назад она порвала с Роджером Барретом.
– Я не люблю тебя, – объявила Мэг. – Поэтому больше не могу спать с тобой.
Они были вместе четыре месяца, которые пролетели очень быстро. Мэг знала, что Роджер ее любит, но она не испытывала ответного чувства. Не только к нему, но и к кому бы то ни было другому. А притворяться Мэг не умела.
Она вдруг остановилась. Дома ее никто не ждет, кроме разве что трехлетнего персидского кота по кличке Лохматый. Дома никому нет дела до того, что она очаровательная женщина и блестящий адвокат, который только что выиграл процесс года. Дом пуст. Там ничего и никого нет. Кроме Лохматого.
Взглянув себе под ноги, Мэг лишь на мгновение задумалась, потом повернулась и пошла по Пятьдесят четвертой улице в сторону Парк-авеню, где размещалась их фирма: офисы Ларсона, Баскомба, Смита, Рейнгольда, Пакстона и ее, Мэг Купер. Она шла навстречу очередному делу, сулившему новый триумф.
Деловые апартаменты Мэг очень походили на офисы других крупных адвокатов города: красное дерево, кожа, медь и корешки книг. Но там, где у компаньонов красовались фотографии улыбающихся супруг, детей и внуков, оправленные в аккуратные золотые рамки, у Мэг выстроились низенькие горшочки с поникшими филодендронами [1]1
Род древесных вечнозеленых лиан, растущих главным образом в тропиках Центральной и Южной Америки. – Здесь и далее прим. пер.
[Закрыть].
Мэг встала у окна, отодвинув тяжелые зеленые портьеры, и устремила взгляд вниз с высоты восьмого этажа. Вдоль тротуара тянулась нескончаемая желтая лента такси, сновали прохожие… В этой толпе вполне могла быть и Холли Дэвидсон. Теперь ей вновь разрешается гулять по Парк-авеню, Пятой авеню и вообще везде, где только захочется. Холли Дэвидсон, которая, воспользовавшись филейным ножом, взятым у повара, жившего в их доме, хладнокровно вскрыла горло миллиардеру-отцу и светской леди, своей матери, пока они спали. Мэг знала, что тема сексуального принуждения становится очень популярной и беспроигрышной козырной картой в руках адвокатов во время слушаний дел об убийствах. Мэг было тошно сознавать это, так как в подобных случаях совершалась жестокая несправедливость по отношению к истинным жертвам. Скоро дело уже не будет ограничиваться освобождением преступников в зале суда. Скоро дойдет до того, что за решетку станут сажать невиновных. Такова система – система американского правосудия.
«Впрочем, через несколько лет, – подумала она, – этот номер уже не будет проходить». Тема сексуального принуждения в последнее время слишком уж настойчиво вбивалась в головы судей и присяжных. Еще немного, и адвокатам придется засесть за изобретение какой-нибудь новой тактики для того, чтобы и дальше вырывать на процессах победу из рук «властей».
Она отошла от окна, села за стол и попыталась сосредоточиться на работе. Мэг почти всегда выигрывала свои дела, но после минутного наплыва эйфории наступал неизбежный упадок сил. Это было своего рода похмелье.
Мэг сцепила руки в замок и принялась изучать свои ногти. Они были безупречной формы, красиво поблескивал лак. Аккуратно, но как-то бесцветно. Безлично. Бесстрастно. Нейтрально. Как и вся ее жизнь, совсем не похожая на яркую элитную обертку, в которую ее заворачивала пресса.
Она сжала кулачки. Есть только один способ преодолеть депрессию. Новое дело. Мэг нуждалась в нем, хотелось поскорее погрузиться в него, забыться в нем. Новое дело. И немедленно.
Выпрямившись, она связалась по внутренней связи с секретарем:
– Джанина? Эйвери у себя?
– Нет. Но только что появился Данни Гордон. Он хочет увидеться с вами.
Данни Гордон был одним из детективов, нанятых фирмой. Он часто помогал Мэг в ее самых сложных делах. Вот и к процессу над Холли Дэвидсон они готовились вместе. Данни был на несколько лет старше Мэг. Славился некоторой необузданностью и нахальством. Но в отличие от многих детективов, которые работали на прокурорскую сторону, Данни имел вкус к своей работе и недюжинный талант. Одна Мэг знала, что при всем том это был очень мягкий и легко ранимый человек. Как-то, года три назад, они едва не легли в одну постель. Мэг вовремя спохватилась, поскольку знала все наперед. Она будет пользоваться им, чтобы скрасить свое одиночество. Но потом он полюбит ее, и ей придется его бросить. Поэтому, вместо того чтобы стать любовником, Данни превратился в друга. Это был первый в ее жизни друг.
– Впусти его, – сказала она.
Он ворвался к ней в кабинет, словно камень, пущенный из пращи.
– Адвокат! Примите мои поздравления! Какое счастье, что справедливость в очередной раз восторжествовала!
– Хватит, Данни.
Несмотря на то, что он был хорошо знаком с системой – сам работал в ней, Данни становился ядовитым циником всякий раз, когда преступник оказывался на свободе.
Он бросил свое тренированное тело в кожаное кресло и откинул со лба прядь растрепанных светлых волос. В его карих глазах поблескивали искорки. Это был показатель его уверенности в себе, которая не пропадала даже в такие минуты, когда им владело отвращение. Он просто не принимал на свой счет оправдательного приговора, несмотря на то, что и сам приложил к нему руку. Мэг знала, что Данни относится к той редкой породе людей, которые всегда счастливы и довольны собой. Этот человек источал такую уверенность в себе, что даже против его весьма вольного повседневного костюма, который состоял из вытертых джинсов и такой же рубашки, никто и никогда не осмеливался возражать. Даже Эйвери.
– Тебя из зала суда будто ветром вынесло, – заметил он.
Мэг промолчала.
– Ты выиграла процесс, моя дорогая. Завтра утром жди в «Пост» заголовка «КУПЕР ОТМАЗАЛА ХОЛЛИ!».
Пальцы его забарабанили в пустоте, имитируя работу на печатной машинке. Она пожала плечами:
– Таков закон.
– А, ну конечно! – Данни подался вперед. – Зато теперь ты, наверно, сможешь позволить себе еще один горшочек. – Он кивнул в сторону вянущих филодендронов.
Мэг оглянулась на свою цветочную полку:
– Да, садовник из меня неважный. Не все же такие талантливые, как ты, Данни.
– Уход за орхидеями не требует таланта, крошка. Он требует любви. Орхидеи надо уметь лелеять.
Мэг видела сказочный сад орхидей, росший под стеклянной крышей его квартиры, располагавшейся на последнем этаже. Через строго определенные интервалы времени включался тихо шипящий автоматический полив. Мэг подозревала, что в данном случае любовь – это слишком слабо. Данни был просто одержим своим садом, в котором росли орхидеи всевозможных оттенков: лиловые, белые, розовые, желтые… Он как-то сказал ей, что выращивает их из любви к их эротичному внешнему виду: нежные, гибкие лепестки, чувственные, женственные складки и изгибы… Мэг запомнилось, что в ту минуту она почувствовала себя раздетой.
Вновь обернувшись к Данни, она проговорила:
– Знаю. А я вот убиваю свои цветы.
– Нет, Мэг, они умирают сами по себе. Самоубийцы.
– Забавно. Но, полагаю, ты зашел ко мне вовсе не для того, чтобы обсуждать мои садоводческие способности.
Он поставил локти на стол и, сцепив руки в замок, положил на них подбородок. Мэг стало не по себе от его неподвижного буравящего взгляда.
– Эйвери очень не понравится то, что ты уклонилась от дачи интервью газетчикам, – сказал он.
– Ему хорошо известно, что после оглашения вердикта мне хочется побыть какое-то время одной.
Зная о том, что Мэг не любит выставлять себя напоказ, Эйвери не раз выражал ей по этому поводу свое недовольство.
– Дело-то было все-таки не рядовое, Мэг.
– Мне кажется, что и я не рядовой адвокат.
Он лукаво улыбнулся:
– Я уж не говорю о том, что ты, проявив неуважение к клиентке, отказалась посетить вечеринку по случаю ее счастливого избавления. А между прочим, все перипетии этого шумного чествования будут подробно описаны завтра же во всех желтых газетах и на телевидении.
Мэг тоже улыбнулась:
– Ты хочешь сказать, что я поступила неумно?
– Я не скажу этого только в том случае, если ты согласишься компенсировать свой промах ужином в моем обществе. Сегодня.
Мэг нахмурилась.
– Не поздно, – добавил Данни. – Ужин, только и всего. Если, конечно, у тебя не назначено другого свидания.
Мэг покачала головой. Она не рассказывала Данни о своем разрыве с Роджером Барретом. Ей было стыдно услышать в ответ что-нибудь вроде: «Ну, вот опять. Ты в своем репертуаре».
– Значит, договорились. Это будет наш маленький праздник. Меня злит исход дела, но за тебя я искренне рад. Рад, что ты опять выиграла.
– Правда?
– Правда. И да потонет моя злость в огромной чашке со спагетти!
Метрдотель отвел их к столику в дальней части зала. Данни шепнул ей сзади на ухо:
– Гадко сознавать, что ты выше меня. Кто тебя просил надевать их?
Мэг поняла, что он имеет в виду ее трехдюймовые каблуки. Собственный ее рост составлял пять футов семь дюймов. Данни был на два дюйма выше, но вот с этими каблуками… Мэг улыбнулась. Он часто ставил ее в тупик своей прямотой. Но она знала, что провести сегодняшний вечер в его обществе – это лучший способ поднять настроение. Данни поможет ей справиться с нахлынувшим ощущением одиночества и горьким похмельем после очередной победы в суде.
Они сели за столик, Данни разгладил руками скатерть.
– В красно-белую клетку, – проговорил он. – Мой любимый узор.
Мэг рассмеялась:
– Ты просто милашка, Данни.
– Ого! Неужели Дева Айсберг расщедрилась на проявление душевного тепла?
Мэг поморщилась. «Дева Айсберг» – так ее прозвали газетчики по окончании процесса, на котором она представляла интересы финансиста с Уолл-стрит [2]2
Улица в Нью-Йорке, где находится биржа. Перен.: американский финансовый капитал, финансовая олигархия.
[Закрыть], обвинявшегося в изнасиловании дочери одного дипломата с Ближнего Востока. Шестнадцатилетняя девочка с большими темными глазами расплакалась в зале суда, чем снискала всеобщее сочувствие. Но Мэг построила защиту на том утверждении, что потерпевшая отнюдь не была такой уж невинной овечкой. И ей удалось убедить в этом суд присяжных. «Власти» опять не смогли составить ей конкуренции. С тех пор ее называли в прессе «Девой Айсберг». И газетчики даже не подозревали о том, насколько они были правы.
Мэг опустила глаза:
– Прошу тебя, не называй меня так.
– Извини, – тихо проговорил Данни. – Я просто задница.
Мэг заставила себя улыбнуться:
– Точно.
Они заказали бутылку «Кьянти» и некоторое время сидели молча. Мэг смотрела на пламя свечи и пыталась расслабиться.
– Что у тебя на очереди? – спросил наконец Данни.
Мэг покачала головой:
– Не знаю. Мы не ожидали, что этот процесс закончится так скоро.
– И твои компаньоны разочарованы тем, что их гонорары оказались не такими большими, как намечалось?
Она накрыла его руку своей:
– Давай не будем сейчас об этом, хорошо?
Он взглянул на ее руку:
– Извини, Мэг. Но порой становится на душе довольно дерьмово, когда наблюдаешь за тем, как защищают виновного.
Она убрала руку и сделала еще глоток. Вино ожгло гортань.
– Я много раз представляла и интересы невиновных. Как, скажем, в случае с Дональдом Хаггерти.
Ей вдруг вспомнилось то дело. Пришлось защищать малоприятного старика, обвинявшегося в убийстве невестки, которая охотилась за семейным состоянием. Мэг доказала, что настоящим убийцей был сын Хаггерти, которого обвинение рассматривало в качестве своего главного свидетеля. Суд присяжных согласился с Мэг.
– Не обижайся, крошка, – сказал Данни, – но ты защищаешь всякого, кто готов заплатить твоей фирме дикие денежки.
Мэг вцепилась в соломинку, торчавшую из бокала. Данни, конечно же, был прав. Но если Мэг не будет защищать богатых клиентов, их все равно станет защищать кто-то другой. И этот другой заберет себе весь гонорар. Проблема нравственного выбора впервые встала перед ней много лет назад, и она тогда же приняла твердое решение. Раз и навсегда.
– Дональд Хаггерти был невиновен, – сказала она, чувствуя, что говорит неубедительно.
– Дональд Хаггерти был богат. Да и дело получило в газетах шумную рекламу.
Мэг снова пригубила вино. «Пошел ты, Данни! Я сделала свою работу». Поставив бокал на стол, она уставилась на играющую бликами красную жидкость. Она хорошо знала Данни и понимала, что он ни в чем ее не обвиняет. Просто отводит душу по поводу сегодняшнего решения суда, выпускает пар. Чувствует и свою вину: ведь это он собрал улики, которые помогли Мэг спасти Холли от наказания.
– Загляни правде в глаза, Мэг, – продолжал Данни. – Неужели ты всерьез полагаешь, что сегодня прозвучал бы оправдательный приговор, если бы Холли не была столь… – Запнувшись, он стал искать подходящее слово.
– …известна в обществе? – попробовала угадать Мэг.
– Богата.
– Если бы не горела дикой жаждой сенсации?
– Если бы не горела диким желанием привлечь к себе всеобщее внимание.
Мэг удивленно повела бровью:
– Ну, так и что?
Данни завернул край скатерти.
– Ничего. Ты права. Давай поговорим о чем-нибудь другом. О сексе, например.
Мэг от неожиданности рассмеялась:
– Лучше не надо. Поговорим о чем-нибудь приятном.
Данни только тихо присвистнул:
– Ага, выходит, горизонт опять чист и ты ждешь появления нового мужика.
– Да, от последнего я избавилась. И больше не хочу.
– Значит, ты все-таки послала своего Кролика Роджера [3]3
Игра слов, построенная на созвучии двух имен: Roger Rabbit и Roger Barrett. Кролик Роджер (по-английски: Roger Rabbit) – известный комедийный мультипликационный персонаж.
[Закрыть].
Она улыбнулась:
– Баррет. Его звали Роджер Баррет.
Данни откинулся на спинку стула. Мэг чувствовала, что он буравит ее своим взглядом.
– Что-то я не пойму, Мэг. Господь тебя вроде ничем не обидел. Блестящий, удачливый адвокат. Очаровательная женщина. – Он подался вперед, улыбнулся и, понизив голос, проговорил: – Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что ты писаная красавица? О, эти густые каштановые волосы, сексапильная улыбка Карли Саймон, эти длинные ножки… – Он тихо застонал, зажмурился и приложил руку к своей груди. – О, что за ножки!..
Мэг снова рассмеялась:
– Может, хватит, Данни?
Он выпрямился:
– Но я же не вру, и ты это прекрасно знаешь. И вот… ничего не понимаю! Почему ты никак не можешь расслабиться, Мэг? Расслабиться и влюбиться в кого-нибудь? Позволить этому человеку полюбить тебя?
Она обвела глазами погруженную в мягкий полумрак залу. В уютной обстановке проводили время улыбающиеся парочки, за каждым столиком была своя жизнь… Мэг не могла ответить сейчас на вопрос Данни, потому что этот самый вопрос во всей своей неразрешимости стоял перед ней уже много лет.
Мэг подняла на него глаза.
– Я пыталась, – сказала она. – Думала, что с Роджером все будет иначе. Решила про себя: «Все! На этот раз все будет по-другому». Но…
Поначалу Мэг всегда так думала. При встрече с каждым новым мужчиной. Но ни одному из них так и не удалось проникнуть в тот кокон, которым она обернула себя и все свои чувства после того, как рассталась со Стивеном Райли. Ни один человек, – ни один мужчина за пятнадцать с лишним лет! – так и не смог сравниться со Стивеном, который был ее первой любовью. Первой и единственной. А после него Мэг могла любить только свою работу, свою карьеру.
Она сморгнула слезы, прежде чем они успели навернуться на глаза.
– Мы с тобой разные, Данни. Тебе достаточно просто держать кого-нибудь в своих объятиях. В своей постели. Все равно кого. А лично мне уж лучше быть одной.
– Может, просто ты еще не встретила своего парня.
– Ты, наверно, удивишься, но кроме мужчин в жизни женщины есть многое другое.
– Слава? Состояние? Значит, это все, чего ты хотела?
– Я люблю много работать. А славу ненавижу, и ты это знаешь.
– Верно. Не любишь, когда тебя снимают, когда о тебе пишут в газетах. Ну, а деньги? Работа с Ларсоном и Баскомбом принесла тебе состояние. Неплохо, а?
Мэг не ответила.
– Не скромничай, крошка. Домик из бурого камня как раз и есть дворец твоей мечты, которая воплотилась в жизнь.
Ей представился Лохматый, развалившийся на подоконнике и поводящий своими желтыми глазами вдоль Восемьдесят второй улицы в ожидании возвращения хозяйки. Верный, любящий Лохматый. Так ли уж ему важно, богата она или бедна?
Образ кота испарился, а перед глазами Мэг возникли очертания маленькой грязной комнатушки. Той, в которой Мэг выросла…
– Деньги делают жизнь легче, Данни.
Он поднял свой бокал:
– В таком случае выпьем за деньги. Коронный тост всех скупердяев.
Хмыкнув, Мэг чокнулась с ним.
– За деньги, – эхом отозвалась она, тщетно пытаясь убедить в этом саму себя.
В следующее мгновение к их столу кто-то подошел.
– Мисс Купер?
Подняв глаза, Мэг увидела перед собой молодого человека с густой темной шевелюрой и карандашом «Pentax», болтавшимся на шнурке на шее.
– Джеми Холбрук. «Нью-Йорк Глоб». Как вы могли бы прокомментировать сегодняшнее решение суда?
Мэг перевела взгляд на Данни. Тот пожал плечами. Покачав головой, она сказала:
– Уйдите. Оставьте меня в покое.
Мэг вернулась домой в девятом часу. Данни предложил подвезти, но она отказалась, так как в душе ее поселилась некоторая неуверенность в себе. Если бы он проводил ее до дома, то, возможно, попросился бы зайти. Мэг боялась, что у нее не хватит решимости сказать «нет». А что вышло бы из всего этого… Ей было даже страшно подумать.
Она щелкнула выключателем, и мраморный холл залился ярким светом. Это несколько оживило обстановку и притупило чувство одиночества. Лохматый не вышел встречать хозяйку. Он никогда этого не делал. Словно всякий раз тем самым хотел сказать: «Ты оставила меня одного на весь день. А теперь попробуй-ка найди меня».
Мэг отыскала его в своем кабинете растянувшимся на кипе книг, составленных прямо на полу. Швырнув сумочку на стол, она нагнулась, чтобы приласкать кота.
Было время, когда Мэг нравилось жить одной. Тогда она только-только приехала в Нью-Йорк и считала, что ничего не может быть лучше, чем свернуться калачиком в своей маленькой квартирке и наслаждаться покоем. Мэг могла не выходить из этого состояния часами: сидя или лежа без книги, почти ни о чем не думая и лишь вкушая прелесть одиночества. Приглушенные расстоянием гудки машин за окном, шаги прохожих – все это говорило о той жизни, которая текла снаружи, в стороне от нее. В другом мире. А ее собственный мир был царством покоя, полной независимости и абсолютной свободы. Ни скандалов, ни поступков, за которые бывает потом стыдно…
Но по прошествии нескольких лет ее отношение к этому изменилось. Наблюдая за окружающими, за сослуживцами, знакомыми, просто незнакомыми людьми, которые гуляли, держась за руки, с другими незнакомыми людьми, Мэг со временем стала задаваться вопросом: что же происходит с ней самой?.. Почему она не может влюбиться снова? На этот раз в «того самого» мужчину?.. Почему не выйдет замуж, не народит детей, которые скрасят жизнь?.. Она смотрела на жизнь, которая кипела вокруг нее, заглядывала внутрь себя и постепенно то одиночество, которое прежде казалось блаженным, стало походить скорее на какой-то хронический недуг. И ее нечастые, к тому же неудачные попытки завязать отношения с мужчинами, как она считала, только усугубляли положение.
Едва она выпрямилась и скинула жакет, как в дверь позвонили. Мэг вздохнула. Неужели Данни все-таки проследил за ней до дома?
Но на пороге она увидела не Данни, а Эйвери.
– Ага, – проговорил он. – Значит, вот ты где.
Мэг кивнула. Седовласый, широкоплечий и высокий – шесть футов четыре дюйма – Ларсон прошел мимо нее в холл.
– Заходи, – запоздало пригласила она, прикрыла дверь и пошла за ним в кабинет.
Он снял кашемировое пальто и опустился на диван. Эйвери шел уже седьмой десяток, но выглядел он неплохо. Старик привык быть хозяином положения не только в зале суда, но и за его пределами.
– Не стану даже утруждать себя вопросом: почему ты так и не появилась на вечеринке у Холли? – проговорил он.
Мэг помассировала шейные позвонки и оперлась о край своего письменного стола.
– Эйвери, ты же знаешь, что на подобных мероприятиях я чувствую себя не в своей тарелке.
Ларсон молча вытащил из нагрудного кармана длинный белый конверт и передал его Мэг. Она нахмурилась. Эйвери скрестил руки на груди и кивнул на конверт:
– Вскрой.
Мэг отклеила язычок и достала из конверта какую-то брошюру. К обложке скрепкой была приколота записка, выполненная от руки на ярко-розовой почтовой бумаге. Она гласила: «Я устроила так, чтобы ты провела здесь свой отпуск. Время укажи сама. Твоего звонка уже ждут». Ниже благодарственная подпись: «Спасибо за все, Холли». А в самом низу приписка: «P.S. Друзьям моей матери здесь очень нравится».
Мэг отцепила записку и взглянула на обложку брошюры, представлявшую собой цветную фотографию. На ней было изображено что-то вроде старинного замка, потонувшего в сочной зелени. Брошюра называлась «ЗОЛОТОЙ МИНЕРАЛЬНЫЙ ИСТОЧНИК. ОАЗИС РОСКОШИ В БЕРКШИРСЕ». Внизу более мелко шла строка: «ДЛЯ ЖЕНЩИНЫ С РАЗВИТЫМ ВКУСОМ».
Она рассмеялась:
– Что за чертовщина?!
Эйвери не ответил.
Мэг раскрыла брошюру и пробежала глазами фотографии, изображавшие женщин, которым делали маникюр, педикюр, массаж лица и тела и так далее. На одном снимке две женщины пробовали какие-то салаты и пригубляли минеральную воду с лимоном и лаймом. Мэг снова рассмеялась и швырнула брошюру в корзину для бумаг.
– Это не шутка, – спокойно проговорил Эйвери.
– Что же тогда? Подарочек?
– От благодарного клиента.
– Это просто смешно. К тому же если я когда-нибудь и пожелаю оформить себе отпуск, то уж во всяком случае не стану проводить его на каком-то там сопливом минеральном источнике для супербогачей!
Эйвери сложил руки домиком, продолжая сохранять молчание.
Какое-то смутное ощущение зародилось у нее. Она села за стол.
– Друзьям ее матери там, видите ли, очень нравится! Она что, рассчитывала на то, что эта фраза произведет на меня впечатление?
Эйвери провел ладонью по своей чисто выбритой щеке. «Побрился так тщательно, конечно же, для вечеринки у Холли, – решила Мэг. – Всегда приятно, когда позируешь перед фотожурналистами без вечерней синевы на физиономии».
– Эйвери, – заговорила она как можно мягче, – надеюсь, ты прекрасно понимаешь, что это абсолютно не для меня? Женщины, посещающие подобные места, по-моему, просто изнеженные и снобствующие дуры.
Он поднялся с дивана и прошел к окну.
Мэг забарабанила пальцами по столу. Время словно остановилось. Молчание затягивалось и от этого казалось все более зловещим. Подобного рода паузы способны сильно нервировать окружающих. Весьма эффектный трюк в адвокатской практике. Мэг долго и пристально изучала Эйвери, стоявшего к ней спиной, потом, вздохнув, повторила:
– Не для меня, Эйвери.
– Как раз для тебя, – ответил наконец он и как-то особенно, по-отечески, усмехнулся. В такие минуты Мэг всегда становилось не по себе, она чувствовала себя ребенком. – Ты, в конце концов, женщина. А женщине – женское.
Он улыбнулся.
Мэг поджала губы:
– Послушай, Эйвери. Я неплохо справляюсь со своей работой, иначе за нее не платили бы те деньги, которые у меня есть. Но женщины, о которых говоришь ты, они… из другого мира. Это либо те, кто родились супербогачками, либо те, кто считает, что нашли себе мужей, которые будут обращаться с ними так, будто они тоже родились супербогачками.
– Точно.
– И? – Мэг чувствовала, что Эйвери будет настаивать на том, чтобы она отправилась на эти воды. От напряжения снова заныла шея.
– Ничего страшного с тобой не случится, если ты войдешь в круг этих людей, Мэг. К настоящему времени ты уже сделала себе громкое имя. Пришла пора превратить его в капитал. Это пойдет на благо как тебе самой, так и фирме.
– Эйвери, я рабочая лошадь, а не светская леди. Сейчас мне хочется только одного: получить новое дело. И чем скорее, тем лучше.
Он обернулся к ней от окна:
– Можешь рассматривать эту поездку в качестве деловой командировки. Так сказать, налаживание связей с общественностью. Если начнешь вращаться в кругу нужных людей, от этого наша фирма только выиграет.
Мэг не выдержала его взгляда и перевела глаза на стопку бумаг, лежавшую на столе. Это была работа, которую она принесла из офиса домой. Именно в работе была вся ее жизнь, а вовсе не в поездках на минеральные источники. Мэг не желала «вращаться в кругу нужных людей». Ей хотелось получить новое дело, только и всего. «Слава? Состояние? Значит, это все, чего ты хотела?» Вспомнив этот вопрос Данни, Мэг торопливо отвела взгляд от бумаг.
– Подумай как следует, – посоветовал Эйвери. – Своей поездкой ты порадуешь и меня и остальных компаньонов.
«Компаньоны…» Мэг казалось, что как ни лезь из кожи вон, а им все мало. Она была единственной женщиной-адвокатом в их фирме, и поэтому каждый шаг карьеры давался ей с трудом. Мэг постоянно приходилось доказывать свою компетентность, доказывать, что она по праву занимает свой офис на Парк-авеню. Эйвери был старшим компаньоном, боссом всей фирмы. Мэг знала, что он будет дуться на нее несколько дней, но в конце концов простит, ибо ценит ее деловые качества. Если она откажется поехать в этот замок, компаньоны возьмут это себе на заметку, но в итоге переживут. Не сразу, конечно.
