Текст книги "Охотники на мамонтов"

Автор книги: Джин Мари Антинен Ауэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 59 страниц)

– Я в полном смущении, – сказала она без каких-либо предисловий.

– Могу себе представить, – ответил он. – Обитатели Львиной стоянки так усердно помогали нам строить жилище, что все мы испытывали к ним самые дружеские чувства. А лошади и волчонок Эйлы всех просто очаровали и даже вызывали благоговейный страх. Но теперь, если полагаться на все наши обычаи и легенды, мы должны считать, что Львиное стойбище осквернило свой дом, приютив женщину, ставшую вместилищем ужасного злого духа; женщину, притягивавшую к себе дух плоскоголовых, как огонь притягивает мошкару из ночной тьмы; женщину, которая может заразить этим злым духом других женщин. Что ты думаешь по этому поводу, Авари?

– Даже не знаю, что сказать, Винкавек. Мне нравится Эйла, и совсем непохоже, что она стала вместилищем злого духа. И этот мальчик ничем не напоминает животное. Он просто выглядит болезненным и не может говорить, но я верю, что он все понимает. Возможно, он тоже человек, как и остальные плоскоголовые. Может, старый Мамут прав и Великая Мать, решив подарить Эйле ребенка, просто выбрала дух одного из тех мужчин, что окружали ее. Хотя я и подумать не могла, что она или этот старик когда-то жили с плоскоголовыми.

– Да, этот старик прожил так много лет, что успел забыть больше, чем десяток мужчин успеют узнать за всю жизнь, и, вероятно, он, как обычно, прав. Я просто чувствую это, Авари. Мне кажется, вчерашняя история не будет иметь дурных последствий. В Эйле есть нечто особенное, и мне думается, что Великая Мать действительно избрала ее. Я думаю, что она выйдет из этого испытания еще более сильной, чем была прежде. Давай выясним, что думает мамонтовая стоянка по поводу соседства с Львиной стоянкой.

* * *

– Кто знает, где сейчас Тули? – спросила Фрали, окидывая взглядом палатку.

– Она пошла вместе с Лэти на Девичью стоянку, – сказала Неззи. – А что случилось?

– Ты помнишь тех людей, что приходили с предложением удочерить Эйлу?

– Да, – ответила Неззи. – Тули еще сочла, что не стоит серьезно рассматривать их предложение.

– Так вот, они опять пришли и спрашивают Тули.

– Пожалуй, я выйду и спрошу, что им надо, – сказала Неззи. Эйла решила подождать ее возвращения, не желая видеть их, пока в этом не было необходимости. Неззи вернулась очень быстро:

– Они по-прежнему хотят удочерить тебя, Эйла. У вождя этой стоянки четверо сыновей. Они хотят, чтобы ты стала их сестрой. Их вожди считают, что раз у тебя уже есть сын, то это только повышает твою ценность, и они готовы дать более щедрое вознаграждение. Может быть, ты выйдешь и поблагодаришь их во имя Великой Матери?

* * *

Тули и Лэти решительно и смело проходили мимо стоянок, они шли бок о бок с гордо поднятыми головами, игнорируя любопытные взгляды людей, проходивших мимо них.

– Тули! Лэти! Подождите меня, – крикнула Бреси, торопливо догоняя их. – Тули, мы как раз собирались послать к вам гонца. Нам хочется пригласить вас сегодня вечером на вечернюю трапезу Ивовой стоянки.

– Благодарю тебя, Бреси. Я ценю твое приглашение. Конечно, мы с удовольствием придем. Я не сомневаюсь, что мы можем положиться на тебя.

– Да, Тули, мы с тобой давно дружим и хорошо знаем друг друга. Порой люди склонны верить выдумкам, которые передаются из поколения в поколение. И лучшим доказательством того, что они не стоят внимания, для меня является ребенок Фрали.

– При этом учти, что она родилась раньше срока. Бекти вряд ли осталась бы в живых без помощи Эйлы, – заметила Лэти, спеша защитить свою подругу.

– Конечно, я не могла догадаться, откуда она у вас появилась. Все считали, что ее привел Джондалар. Они оба такие высокие и светловолосые, но я была знакома с Джондаларом и его братом и помню, как мы вытащили их из трясины, когда жили недалеко от моря Беран. Тогда ее не было с ними, и, кроме того, меня удивило ее произношение. Мамутои и Сангайи так не говорят. Правда, для меня остается загадкой, почему ее слушаются эти лошади и волк.

Настроение Тули значительно улучшилось, и она с легкой улыбкой повела Лэти к центру лагеря, где располагались земляные жилища Волчьей стоянки.

– И много делегаций у вас побывало? – спросил Тарнег Барзека, когда тот проводил очередную группу людей.

– На нашу сторону уже встала примерно половина племени, – ответил Барзек. – И мне кажется, я знаю еще пару стоянок, которые тоже пришлют дружественные делегации.

– Это хорошо, хотя остается еще вторая половина, – заметил Талут. – Некоторые настроены очень враждебно. Кто-то даже требовал, чтобы мы покинули Летний Сход.

– Так-то оно так, но ты же знаешь, что статус у этих стоянок довольно низок. И я слышал, что только Чалег требовал, чтобы мы ушли отсюда.

– Тем не менее все они – Мамутои… И как говорится, семена раздора, подхваченные злым ветром, могут укорениться, – мудро заметила Неззи.

– Ох, не нравится мне этот раскол, – сказал Талут. – На этих враждебно настроенных стоянках немало хороших людей. Надо бы придумать, как восстановить дружеские отношения.

– Эйла тоже очень расстроена. Она говорит, что из-за нее Львиная стоянка попала в такое неприятное положение. Ты видел, как она посмотрела на тех любителей кулачного боя, когда они стали издеваться над ней, обзывая «звериной женщиной»?

– Ты говоришь о тех подростках, которых мы встретили на берегу ре… – начал было Дануг, но Тарнег быстро прервал его:

– Неззи, наверное, имеет в виду брата и сестру, которые были наказаны за драку. Помнишь, как Эйла и Диги привели их на Совет Сестер?

«Данугу следовало бы быть поосторожнее, – подумал Тарнег. – Он едва не проговорился о том, из-за чего подрались подростки».

– Я никогда еще не видела Ридага таким подавленным, – продолжала Неззи. – Он всегда тяжело переносил время Летних Сходов. Естественно, ему не нравится, как люди относятся к нему, но в этом году его настроение значительно хуже… возможно, потому, что он успел привыкнуть к тому, что все в нашем стойбище относятся к нему как к равному. Боюсь, это может повредить ему, но я не знаю, что делать. Даже Эйла беспокоится за его здоровье, и это еще больше тревожит меня.

– А где сейчас Эйла? – спросил Дануг.

– Отправилась с лошадьми на прогулку, – сказала Неззи.

– По-моему, она может считать своеобразной похвалой то, что ее называют «звериной женщиной». Надо признать, что она отлично умеет обращаться с разной живностью, – сказал Барзек. – Кое-кто даже думает, что она может говорить с духами животных, вызывать их из другого мира.

– Но некоторые считают это доказательством того, что она жила с животными, – напомнил ему Тарнег. – И они обвиняют ее в том, что она притягивает к себе инородный дух, а это уже никак не назовешь одобрением.

– Эйла всегда говорила, что любой может приручить животное, – сказал Талут.

– Правда, она считает, что для этого не надо обладать особым даром, – сказал Барзек. – Может, поэтому ее недруги относятся к ней не слишком уважительно. Люди скорее поверят таким, как Винкавек, который всячески старается показать, как велико его могущество.

– Возможно, ты прав, Барзек, – заметил Тарнег. – Просто удивительно, как быстро люди привыкли к этим дружелюбно настроенным животным. Хотя и лошади, и волк вроде бы ведут себя совершенно естественно. С виду они ничем не отличаются от других животных, если не считать того, что люди могут подойти к ним и даже почесать за ухом. Но если серьезно подумать, то такое поведение совершенно необъяснимо. Почему волк подчиняется командам ребенка, которого он мог бы разорвать на части? Почему лошадь позволяет человеку садиться себе на спину и везет его, куда он пожелает? И как человеку вообще пришло в голову попробовать приручить их?

– Я не удивлюсь, если Лэти тоже попытается сделать это, – сказал Талут.

– Да, уж если кто-то займется этим, то именно она, – согласился Дануг. – Ты видел, куда она отправилась первым делом, когда Тули вчера привела ее сюда? Естественно, к лошадиному навесу. Она скучает по этим лошадям больше, чем по людям. По-моему, она просто жить без них не может.

* * *

Даже ослепительное послеполуденное солнце не смогло рассеять мрачного настроения, царившего в лагере. Возвращаясь на Рогожную стоянку, Эйла вместе с Уинни поднималась по склону и заметила чуть в стороне от тропинки небольшое углубление в земле, откуда, судя по цвету, брали красную охру. Это напомнило ей о посещении Дома Музыки. Хотя Мамутои по-прежнему хотели устроить большое празднество после охоты на мамонтов и музыканты неизменно собирались на репетиции, однако того чудесного волнения, с которым все ждали этого события, уже не было. Серьезные разногласия, грозившие испортить этот Летний Сход, омрачили даже те радостные чувства, с которыми Диги ждала Брачного ритуала, а Лэти – приобщения к статусу женщины.

Эйла уже поговаривала о своем уходе, но Неззи убедила ее, что это ничего не решит. Причина конфликта не сводилась к ее признанию. Просто Эйла дала повод для того, чтобы стороны смогли наконец открыто высказать свои взгляды, между которыми существовали серьезные расхождения. Неззи сказала, что эти разногласия появились давно, когда она решила усыновить Ридага. Многие люди до сих пор не одобряют, что ему позволено жить среди них.

Здоровье Ридага серьезно беспокоило Эйлу. Он редко улыбался, утратил присущий ему мягкий юмор. Он потерял аппетит, и она подозревала, что он плохо спит по ночам. Казалось, Ридаг с удовольствием слушает ее рассказы о жизни Клана, хотя он почти не принимал участия в разговоре, лишь изредка вставляя какие-то замечания или задавая вопросы.

Решительным шагом Эйла шла по лагерю, отвечая на дружелюбные приветствия и не обращая внимания на злобные взгляды. Подойдя к Дому Музыки, она увидела Диги.

– Эйла! Как удачно, что мы встретились, а то я собиралась искать тебя. Ты идешь куда-то по делу?

– Да нет, я просто решила прогуляться.

– Отлично! Я собиралась навестить Треси и взглянуть на ее малыша. Я уже несколько раз заходила к ней, но мне никак не удавалось застать ее дома. А сейчас Кули сказала мне, что видела, как Треси направилась к своей стоянке. Ты не хочешь составить мне компанию?

– С удовольствием.

Подруги направились к жилищу Марли, вождя Волчьей стоянки, где жила ее дочь Треси.

– Мы пришли к тебе с ответным визитом, Треси, – объяснила Диги, входя в дом, – и нам не терпится взглянуть на твоего малыша.

– Проходите, – сказала Треси. – Я только что уложила его.

Диги взяла ребенка на руки и с улыбкой разглядывала его, приговаривая какие-то ласковые и нежные слова. Наконец Треси почти с вызовом сказала стоящей чуть в стороне Эйле:

– А ты не хочешь посмотреть на него?

– Конечно, хочу.

Она взяла младенца из рук Диги и внимательно посмотрела на него. Кожа его была очень светлой, почти просвечивающей, глаза тоже были совсем светлыми, едва тронутые синевой. Ярко-рыжие волосы были закручены в такие же тугие спирали, как у Ранека, но главное сходство было в чертах лица, именно поэтому младенец казался точной копией Ранека. Эйла сразу поняла, что Ралев – сын Ранека. Ранек способствовал его зачатию, точно так же как Бруд способствовал появлению на свет Дарка. Эйла невольно подумала, будут ли ее дети похожи на Ралева, если она забеременеет от Ранека?

Эйла покачала младенца, тихонько разговаривая с ним. Он с интересом смотрел на нее как зачарованный, а потом вдруг улыбнулся и рассмеялся каким-то мягким восхищенным смехом. Прижав младенца к себе, Эйла коснулась щекой его личика, ощутив шелковистую мягкость кожи, и ее сердце растаяло от нежности.

– Разве он не прекрасен, Эйла? – сказала Диги.

– Да, разве он не прекрасен? – повторила Треси более резким тоном.

Эйла взглянула на молодую мать:

– Нет, он не прекрасен. – Диги удивленно ахнула. – Никто никогда не назовет его красивым, но он самый… очаровательный ребенок из тех, что мне приходилось видеть. Ни одна женщина в мире не устоит перед ним. А ему и не обязательно быть красивым, Треси. В нем есть нечто особенное. Наверное, ты очень счастлива, ведь у тебя родился такой славный малыш.

Натянутая улыбка матери смягчилась.

– Конечно, счастлива, Эйла. И я согласна с тобой, он не красавец, но очень славный и милый малыш.

Вдруг до них донеслись громкие взволнованные крики – в лагере явно случилось что-то страшное. Все три женщины поспешили к выходу.

– О Великая Мать! Моя дочь! Помогите! Помогите! – рыдая, кричала женщина.

– Что случилось? Где она? – спросила Диги.

– Там лев! Лев поймал ее! Внизу на лугу. О, пожалуйста, спасите ее!

Несколько мужчин с копьями уже бежали в сторону реки.

– Лев! Нет, не может быть! – воскликнула Эйла, устремляясь вслед за ними.

– Эйла! Куда ты! Вернись! – кричала Диги, пытаясь остановить ее.

– Надо спасти девочку, – не останавливаясь, ответила ей Эйла.

Она мчалась к реке, к выходу из долины, где уже собралась толпа людей. Они в ужасе смотрели то на вооруженных копьями мужчин, мчавшихся вниз по склону, то на большого пещерного льва с лохматой рыжеватой гривой, бегавшего на зеленом заречном лугу вокруг высокой худенькой девочки, которая, казалось, оцепенела от страха. Эйла пригляделась к этому большому хищнику и, когда ее догадки подтвердились, стремглав бросилась назад. Волчонок следовал за ней по пятам.

– Ридаг! – крикнула Эйла. – Скорее иди сюда и забери Волка! Я должна спасти девочку.

Когда Ридаг вышел из палатки, она повелительным голосом приказала волчонку оставаться с ним и затем велела мальчику ни на шаг не отпускать волчонка от себя. Только после этого Эйла свистнула Уинни.

Легко вскочив на спину лошади, она поскакала вниз к реке. Мужчины с копьями уже прыгали по камням переправы. Уинни прошла рядом с ними; оказавшись на твердой земле, Эйла пустила ее в галоп и поскакала прямо ко льву и девочке. Люди, следившие за ней, были совершенно потрясены.

– И зачем только она поскакала туда? Все равно ничем не поможет! – сказал кто-то раздраженным голосом. – У нее даже копья нет. Пока лев, похоже, не тронул девочку, но Эйла со своей лошадью может рассердить его. Если ребенок погибнет, то это будет ее вина.

Джондалар слышал эти замечания, так же как и еще несколько человек Львиной стоянки, которые вопросительно посмотрели на него. Но он просто наблюдал за Эйлой, не спеша высказать свои догадки. У него пока не было уверенности, но Эйла, должно быть, узнала своего питомца, иначе бы она не стала подвергать опасности Уинни.

Когда Эйла и Уинни появились на лугу, огромный пещерный лев остановился и, склонив голову набок, посмотрел на женщину. Она заметила шрам на его носу, хорошо знакомый ей шрам. Эйла помнила, когда он получил эту рану.

– Уинни, посмотри, ведь это Вэбхья! Это действительно наш Вэбхья! – воскликнула она, останавливая лошадь и соскакивая на землю.

Она подбежала ко льву, даже не подумав о том, помнит ли он ее. Это был ее Вэбхья. А она была его матерью. Она нашла его, когда он был еще детенышем, и залечила его раны. Он рос и учился охотиться вместе с ней и Уинни.

И это было то самое бесстрашие, которое он помнил. Девочка в ужасе наблюдала, как лев направился к Эйле. Но Эйла знала, что сейчас произойдет: подбежав к ней, лев повалит ее на землю, и она запустит свои руки в его лохматую гриву и обнимет его, а он обхватит ее передними лапами и сожмет в своих львиных объятиях.

– О Вэбхья, ты вернулся. Как же ты нашел меня? – плача от радости, говорила Эйла, вытирая слезы его жесткой гривой. Наконец ей удалось приподняться и сесть, а он начал слизывать соленые слезы с ее щек своим шершавым языком. – Перестань! – смеясь, сказала она. – Ты сдерешь с меня кожу.

Она почесывала его любимые места, а он, улегшись с ней рядом, тихо урчал от удовольствия. Затем он перевернулся на спину, чтобы она погладила его живот. Эйла заметила, что высокая белокурая девочка все еще неподвижно стоит рядом, потрясено наблюдая за ними округлившимися от удивления глазами.

– Он искал меня, – сказала ей Эйла. – Думаю, он просто ошибся, приняв тебя за меня. Ты уже можешь уходить, только иди спокойно, не беги.

Она гладила Вэбхья по животу, почесывала за ушами, пока девочка не оказалась в объятиях одного из мужчин, который прижал ее к себе с видимым облегчением и затем повел вверх по тропе. Остальные мужчины по-прежнему стояли на берегу реки, держа копья наготове. Среди них Эйла увидела Джондалара с копьеметалкой, тоже приведенной в боевую готовность, рядом с ним был темнокожий мужчина. С другой стороны от Ранека стояли Талут и Тули.

– Тебе придется уйти, Вэбхья. Я не хочу, чтобы они причинили тебе вред. Даже если ты – самый большой пещерный лев на земле, копье может убить тебя, – говорила Эйла используя свой особый язык, включавший слова и жесты Клана и звуки, напоминающие львиное ворчание. Вэбхья понимал значение этих звуков и определенных жестов. Перевернувшись, он поднялся с земли. Эйла обняла его за шею, и вдруг ее охватило непреодолимое желание прокатиться на нем. Мягко опустившись на его спину, она схватилась за рыжеватую гриву. Когда-то она часто каталась на Вэбхья, и он сразу понял, что от него требуется.

Эйла ощутила под собой движение мощных мускулов, и затем, сорвавшись с места, Вэбхья мгновенно развил скорость льва, преследующего добычу. У такого катания была одна особенность – Эйле никогда не удавалось заставить его двигаться в нужном направлении. Он бежал куда хотел, но позволял ей участвовать в его прогулке. Сильный встречный ветер обдувал ее лицо, и она, крепко схватившись за жесткую гриву, с наслаждением вдыхала резкий запах, исходивший от тела этого крупного поджарого хищника.

Вскоре он замедлил бег и повернул назад – этот лев был спринтером; в отличие от выносливого и терпеливого волчонка он не был бегуном на дальние дистанции. Посмотрев вперед, Эйла увидела Уинни, спокойно пасущуюся на лугу. Когда они приблизились, лошадь громко заржала, вскидывая голову. Львиный запах был сильным и раздражающим, но кобыла выросла вместе с Вэбхья, помогала Эйле ухаживать за ним, – возможно, она тоже в какой-то мере считала его своим детенышем. Хотя он был значительно тяжелее и длиннее лошади, а по росту тоже почти догнал ее, Уинни совсем не боялась этого льва, особенно когда рядом с ним находилась Эйла.

Когда Вэбхья остановился, Эйла соскользнула с его спины и вновь ласково обняла его и почесала за ушами. Наконец она оставила его в покое и велела ему уходить, издав звук, напоминавший свист камня, вылетевшего из пращи. Не замечая, что по лицу ее текут слезы, Эйла смотрела ему вслед: его хвост медленно покачивался из стороны в сторону. Когда она услышала его отдаленное и грустное «хнк, хнк, хнк» – характерное ворчание, которое могла безошибочно отличить от любых других звуков, – то сама зарыдала, не в силах больше сдерживать своих чувств. Сердце подсказывало ей, что она больше никогда не прокатится на нем; никогда не увидит больше своего Вэбхья, своего дикого и одновременно такого родного льва.

Долго еще Эйла слышала его грустное «хнк, хнк», но в заключение этот могучий пещерный лев, просто огромный по сравнению с более поздними представителями такого вида хищников, огласил окрестности мощным и оглушительным ревом, который был слышен на много миль вокруг. Казалось, даже земля задрожала от его пещерного рева.

Свистнув Уинни, Эйла медленно побрела обратно к реке. Хотя она очень любила скакать на лошади, сейчас ей хотелось как можно дольше сохранить в себе ощущение, оставшееся от последнего стремительного полета на спине льва.

Джондалар с трудом оторвал взгляд от этого зачаровывающего зрелища, заметил выражение лиц стоявших рядом с ним людей. Их мысли, казалось, были написаны на лицах. Одно дело лошади или даже волк, но пещерный лев?! Он облегченно вздохнул и горделиво расправил плечи, лицо его осветилось широкой самодовольной улыбкой. Теперь никто не усомнится в правдивости его рассказов!

Мужчины поднимались к лагерю вслед за Эйлой, чувствуя себя несколько неловко со своими бесполезными копьями. Многочисленные Мамутои, ставшие свидетелями невероятного зрелища, расступались, давая дорогу этой женщине и ее лошади, и провожали ее взглядами, исполненными изумления и благоговейного страха. Даже обитатели Львиной стоянки, которые слышали об этом льве от Джондалара и многое знали о ее уединенной жизни в долине, казалось, не могли поверить в то, что только что видели собственными глазами.

Глава 35

Собираясь на охоту, Эйла укладывала в кожаный мешок теплые вещи: ей сказали, что по ночам, возможно, будет очень холодно. Они пойдут на север к подножию бесконечных ледяных гор, ограниченных с юга мощными отвесными стенами. Недавно Уимез подарил ей несколько отличных кремневых наконечников, сделанных им специально для охоты на мамонтов, и объяснил, почему в данном случае лучше пользоваться копьями именно с такими наконечниками. Неожиданный подарок удивил Эйлу, и она была не уверена, может ли принять его, поскольку в последнее время Мамутои часто заискивали перед ней и вообще вели себя как-то странно. Но, улыбнувшись своей особенной сердечной улыбкой, Уимез успокоил ее и сказал, что задумал сделать этот подарок давно, в тот день, когда она дала Обещание Ранеку, сыну его очага. Эйла как раз выясняла, сможет ли она использовать эти наконечники для легких копий копьеметалки, когда в палатку вошел Мамут.

– Эйла, мамуты хотят побеседовать с тобой. Наверное, они попросят тебя участвовать в ритуале Зова мамонтов, – сказал он. – Они считают, что если именно ты поговоришь с духом мамонта, то он согласится отдать нам больше своих детей.

– Но я же уже говорила тебе, у меня нет никакого особого дара, – умоляющим тоном сказала она. – Я не хочу разговаривать с ними.

– Я понимаю, Эйла. Я объяснил им, что, возможно, ты и обладаешь даром Зова, но тебе не хватает знаний и опыта. Все же они настаивают, чтобы я уговорил тебя. Увидев, как ты каталась на льве, а затем приказала ему уйти, они пришли к выводу, что твое влияние на дух мамонта будет самым сильным вне зависимости от того, обладаешь ты необходимыми знаниями или нет.

– Но это же был мой Вэбхья, Мамут. Лев, которого я сама вырастила. Я бы не осмелилась подойти ни к какому другому льву.

– Почему ты говоришь об этом льве так, словно он твой ребенок? – У входа в палатку темнела большая и грузная женская фигура. – Ты что, его мать? – спросила Ломи и подошла к ним, заметив приглашающий жест Мамута.

– Наверное, можно и так сказать. Я нашла его, когда он был совсем маленьким львенком. Вероятно, он попал под копыта какого-то спасающегося бегством стада, у него была пробита голова. В общем, я вырастила его и назвала Вэбхья, – так я раньше называла всех малышей, а он действительно был похож на шаловливого ребенка. Я всегда обращалась к нему только так, и для меня он оставался Вэбхья, даже когда вырос и превратился в огромного льва, – объяснила Эйла. – Ломи, я действительно не знаю, как призывать животных.

– Тогда почему этот лев появился в столь благоприятный момент, если ты не призывала его? – спросила Ломи.

– По-моему, это просто счастливый случай. И здесь нет ничего таинственного. Скорее всего он нашел нас по моему запаху или по запаху Уинни, поэтому и пришел сюда. Вэбхья несколько раз приходил навестить меня, даже когда уже нашел себе львицу и жил в своем прайде. Ты можешь спросить Джондалара, и он подтвердит это.

– Если он не пребывал под воздействием особой силы, то почему не причинил вреда девочке? У нее же не было с ним никаких «родственных» отношений. Она рассказывала, что, когда лев повалил ее на землю, она подумала, что он хочет съесть ее, но он просто облизал ее лицо.

– По-моему, он подошел к этой девочке только потому, что мы с ней немного похожи. Она довольно высокая, и у нее светлые волосы. Этот лев вырос с человеком, а не в львином прайде, поэтому, вероятно, и Считает людей своей семьей. Когда он приходил навестить меня, то всегда выражал свою радость подобным образом. Он любил повалить меня на землю и облизать мое лицо, если я позволяла ему это. Для него это просто игра. Кроме того, он хотел, чтобы его приласкали и погладили, – объяснила Эйла, заметив, что пока она рассказывала об этом, в палатке появились мамуты.

Уимез с лукавой улыбкой на лице отошел в сторону. «Она не хотела идти к ним, поэтому они сами пришли к ней, – подумал он и нахмурился, увидев среди них Винкавека. – Ранек будет очень огорчен, если Эйла предпочтет отказаться от прежней договоренности ради этого раскрашенного Мамута». Уимез никогда не видел сына своего очага таким расстроенным, как в тот момент, когда ему сообщили о предложении Винкавека. Да и сам Уимез, надо признать, был очень огорчен.

Винкавек наблюдал за Эйлой, пока она отвечала на вопросы. Немногое в этой жизни могло сильно удивить или потрясти его. Все-таки он был вождем и Мамутом, сведущим как в способах воздействия на умы соплеменников, так и в магии сверхъестественных сил. Однако, так же как и остальные мамуты, он был призван к мамонтовому очагу, поскольку стремился к более глубоким знаниям, стремился постичь и объяснить незримые сущности вещей, и, естественно, его могла взволновать поистине необъяснимая тайна или демонстрация явного могущества.

С первой же встречи он почувствовал, что в Эйле есть нечто особенное, нечто необъяснимое, и это привлекало его так же, как и ее спокойная уверенность в себе, свидетельствующая о том, что она прошла через многие испытания. По мнению Винкавека, это означало, что Великая Мать охраняет ее, помогая устранить все трудности, встречающиеся на ее жизненном пути. Однако он не имел представления о том, как может проявиться ее избранность, и был искренне потрясен недавним зрелищем. Он знал, что теперь никто не осмелится выступить против нее или против тех, с кем она живет. Никто не осмелится неодобрительно высказаться ни о ее прошлом, ни о рожденном ею сыне. Ее могущество было слишком велико. И не важно, будет ли она использовать его во благо или во вред, надо просто признать, что это неизбежно, как лето и зима или как день и ночь, как две стороны единой сущности. И уж конечно, никому не хотелось стать ее личным врагом. Кто знает, на что еще способна эта женщина, если ей повинуются даже пещерные львы.

Все мамуты, не исключая Винкавека и старого Мамута, росли и воспитывались в одной среде, в одном племени, достигшем определенного уровня культуры, и их традиционные верования и убеждения, складывавшиеся на протяжении многих веков и предназначенные для объяснения их существования и приспособления к окружающему миру, стали неотъемлемой частью их душевного и нравственного склада.

Они полагали, что многое в этом мире является предопределенным, поскольку зачастую не могли изменить ничего даже в собственной жизни. Необъяснимы были причины болезней, и, хотя некоторые из них поддавались лечению, непонятно было, почему одни люди умирали от них, а другие – выздоравливали. Также непредсказуемы были несчастные случаи, которые довольно часто приводили к смертельному исходу, особенно если пострадавший не получал своевременной помощи. Суровый климат и резкие смены погодных условий обуславливались близостью обширной ледниковой зоны, поэтому в этих краях нередкими были такие явления, как засуха или наводнение, – они могли опустошить природные кладовые, от которых зависело существование человека. Слишком холодное или дождливое лето могло повредить росту и вызреванию плодов, уменьшить популяции животных и изменить их миграционные пути, что в итоге могло значительно усложнить жизнь этих людей, называвших себя Охотниками на мамонтов.

Структура их метафизической вселенной находилась в соответствии с миром их чувственного воспитания и позволяла им найти ответы на неразрешимые вопросы, связанные с таинственными явлениями, которые могли бы стать причинами неизбывного страха, если бы им не были даны разумные объяснения, основанные на доступных для понимания заповедях. Однако любая подобная структура, какой бы продуманной она ни казалась, всегда имеет определенные ограничения. В этом первозданном мире все животные и растения жили по своим собственным, неподвластным человеку законам, а люди просто старались как можно лучше изучить их особенности и привычки. Они знали, где могут расти определенные виды растений, понимали поведение тех или иных животных, но им даже в голову не приходило, что такой уклад жизни может быть изменен; что в животных и растениях, как, впрочем, и в самом человеке, заложена врожденная способность к изменениям и адаптации. И что, в сущности, все они могут выжить именно благодаря этой способности.

Власть Эйлы над выращенными ею животными не воспринималась как нечто естественное; никто до сих пор не пытался заняться приручением или одомашниванием зверей. Предвидя необходимость разумного объяснения этого потрясающего и внушающего страх нововведения, мамуты искали удовлетворительные теоретические обоснования для этого явления в структуре их метафизического мира. Приручение животных вовсе не казалось им таким простым и естественным делом, каким пыталась представить его Эйла. Напротив, они были убеждены, что она обладает некоей сверхъестественной властью, значительно превосходящей все мыслимые дарования, которые Великая Мать до сих пор ниспосылала Своим детям. Очевидно, единственным объяснением ее власти над животными было то, что она имела доступ к исходной форме Духа и, следовательно, к Самой Матери.

Винкавек, так же как старый Мамут и остальные мамуты, теперь был убежден в том, что Эйла была не просто призвана Служить Матери, но имела свое собственное предназначение в этом мире. Возможно, ей было присуще какое-то тайное сверхъестественное могущество; она даже могла быть воплощением Самой Мут. И такое объяснение казалось еще более правдоподобным потому, что она не похвалялась своими дарованиями. И хотя ее могущество по-прежнему было окутано тайной, Винкавек был уверен в том, что ее ждет особая судьба. Полагая, что само ее существование исполнено некоего высшего смысла, он страстно желал стать частью этой жизни. Эйла, несомненно, была избранницей Великой Матери.

– Все твои доводы заслуживают внимания, – сказала Ломи, выслушав возражения Эйлы, – однако мы просим тебя участвовать в Охотничьем ритуале, хотя ты и считаешь, что не обладаешь даром Зова. Многие из нас убеждены в том, что именно твое участие в ритуале Зова принесет удачу охоте на мамонтов, в этом нет никакой опасности для тебя. А твое согласие может доставить большую радость племени Мамутои.

Эйла не могла найти причин для отказа, но испытывала неловкость, принимая эти лестные предложения. В последнее время она старалась как можно реже покидать Рогожную стоянку, чтобы не видеть заискивающих взглядов Мамутои, и с огромным нетерпением ждала завтрашнего дня, на который был назначен выход отряда охотников, надеясь, что походная жизнь принесет ей определенное облегчение.