Текст книги "Охотники на мамонтов"

Автор книги: Джин Мари Антинен Ауэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 59 страниц)

Отыскав большой бурдюк для воды, Эйла еще раз улыбнулась спящим детям – вчера они засиделись допоздна. Ей радостно было опять видеть вокруг себя детей.

– Надо бы прихватить снега, – сказала она. – Воды осталось мало, а снег давно не шел, здесь поблизости чистого снега не отыскать.

– Не трать времени зря, – ответила Диги. – У нашего очага вода есть, и у Неззи тоже. На обратном пути возьмем. – Она накинула на себя теплый плащ и подождала, пока Эйла оденется. – У меня есть и сосуд с водой, и немного еды… Если ты не голодна, можно отправиться.

– С едой можно подождать, а вот горячего чаю я бы выпила, – ответила Эйла. Диги заражала ее своей жадностью к жизни. Они приступили к сборам, и делать это именно вместе с Диги было особенно приятно.

– Думаю, у Неззи осталось немного чая, и она не будет возражать, если мы выпьем чашечку.

– С утра она заваривает мяту… Я кое-что туда добавлю. Есть одна травка, которую я люблю пить с утра. Я, пожалуй, возьму еще мою пращу.

Неззи настояла, чтобы молодые женщины поели горячих поджаренных зерен, и дала им несколько кусков мяса со своей жаровни, оставшихся с вечера. Талут осведомился, каким путем они пойдут и где расположены капканы Диги. Когда они вышли из главного входа, солнце уже поднялось над клубящимися на горизонте облаками и начало свое шествие по синей небесной глади. Эйла заметила, что лошади находятся снаружи, хотя она их не отвязывала.

Диги показала Эйле, как быстрый поворот ступни превращает кожаную петлю, привязанную ивовыми ветками к продолговатой изогнутой раме, в крепление снегохода. Эйла быстро освоила это искусство и вскоре уже ловко перебиралась через снежные завалы вслед за Диги.

Джондалар смотрел им вслед из дверей пристройки для скота. Нахмурившись, он поглядел на небо и собрался было пойти вслед за ними, но потом передумал. Есть несколько облачков, но опасности ничто не предвещает. Почему он всегда так беспокоится об Эйле, стоит ей ненадолго уйти из лагеря? Это же смешно с его стороны – так бегать за ней. Она не одна, с ней Диги, и обе молодые женщины вполне в силах позаботиться о себе… даже если пойдет снег… или случится что-нибудь похуже. Они быстро заметили бы, что он последовал за ними, а им хочется побыть наедине. Он опустил полог и пошел обратно внутрь земляного дома. Но он никак не мог справиться с мучительным ощущением, что Эйла в опасности.

– Ой, гляди, Эйла! – воскликнула Диги, опустившись на колени и разглядывая замерзшую тушу какого-то покрытого белым мехом животного; с его шеи свисала петля. – Я расставила еще несколько капканов. Давай-ка осмотрим их.

Эйле хотелось задержаться, чтобы понять, как устроен капкан, но она послушно двинулась вслед за Диги.

– Что ты собираешься с ними делать? – спросила она, нагнав подругу.

– Смотря сколько будет добычи. Я хочу сделать опушку для парки Бранага, но я еще шью ему рубаху, красную – не такую яркую, как у тебя, двойную, с длинными рукавами, и я сначала попробую покрасить первую шкуру. Хорошо бы украсить ее мехом и клыками белой лисы. Как ты думаешь?

– Думаю, это будет прекрасно.

Они некоторое время молча скользили по снегу, а потом Эйла спросила:

– А как ты думаешь, что лучше подойдет для украшения белой рубахи?

– Смотря для какой. Ты хочешь покрасить ее в другой цвет – или чтобы оставалась белой?

– Думаю, пусть будет белой, хотя я не уверена.

– Мех белой лисы – это будет славно.

– Я думала об этом, но… Мне кажется, это будет не совсем хорошо, – сказала Эйла. На самом-то деле ее беспокоил вовсе не цвет. Она помнила, как выбрала белый цвет для Ранека во время церемонии ее приема в племя, и сейчас ей вовсе не хотелось вспоминать об этом.

Вторая ловушка тоже сработала, но оказалась пуста. Кожаная петля была прорвана, и из нее вел волчий след. В третью опять же попалась лиса, и она мгновенно замерзла в капкане, но тушку почти полностью съел какой-то другой зверь, и мех был испорчен. Эйла вновь заметила волчьи следы.

– Кажется, мы ловим лисиц для волков, – хмыкнула Диги.

– Похоже, что тут только один волк, Диги, – сказала Эйла. Диги начинала уже бояться, что не достанется хорошего меха, даже если в четвертую ловушку что-то попадется. Они торопились посмотреть, что там.

– Это должно быть здесь, у этих кустов, – сказала Диги, – но что-то я не вижу…

– Вот же она, Диги! – закричала Эйла, ускоряя шаг. – Судя по виду, добыча хорошая. А посмотри на этот хвост!

– Великолепно! – с облегчением вздохнула Диги. – Я так и рассчитывала – по меньшей мере две. – Она вынула тушу лисицы из петли, связала ее вместе с первой и повесила их на ветку ближайшего дерева. – Что-то я проголодалась. Почему бы нам не сделать здесь привал и не перекусить?

– Я-то давно хочу есть, хорошо, что и тебе это пришло в голову.

Они находились сейчас среди редких зарослей – скорее кустарника, чем деревьев, – в лощине, рассекавшей толстый слой слежавшегося леса. Вся маленькая долина, казалось, была проникнута на исходе этой суровой зимы чувством мучительного истощения, страшной усталости. Все здесь было черным, белым или сумрачно-серым – унылое место! На плотном слежавшемся снежном покрове, сквозь который кое-где пробивался чахлый подлесок, отпечатались многочисленные следы животных. Этот снег лежал здесь уже давно, он весь потемнел от времени. Ветки кустов были во многих местах сломаны – следы ветра, снега или хищных животных. Ивы и ольха клонились к земле, суровый климат превратил их в стелющийся низкий кустарник. Несколько тощих березок одиноко тянулись вверх, их голые ветви в один голос шелестели на ветру, словно моля о живительном прикосновении весны. Даже хвоя обесцветилась. Скрюченные сосенки с корой, подернутой серыми пятнами лишайника, увядали на глазах, высокие лиственницы потемнели и согнулись под снежной ношей.

Один из склонов лощины был увенчан сугробом, из которого торчали стебли с заостренными шипами – сухие, одеревеневшие усики земляники, огородившие в прошлом году новую, завоеванную этим растением территорию. Эйла отметила их для себя – не как непроходимые заросли колючек, а просто как место, где можно будет, когда придет пора, набрать ягод. За унылой картиной она видела проблеск надежды; если приглядеться, даже в этой уставшей от зимы природе таилось обещание, особенно когда в небе сияло солнце.

Две молодые женщины разгребли снег и очистили себе место, чтобы сесть, – там, где в летнее время был, вероятно, берег небольшого ручья. Диги развязала узел и достала припасенную еду и – что было еще важнее – воду. Распахнув сверток из березовой коры, она протянула Эйле небольшой с виду, но питательный путевой запас – спрессованную смесь сушеных плодов, мяса и придающего сил топленого жира.

– Мать вчера вечером настряпала на пару этих своих лепешек с кедровыми орешками и дала мне, – сказала Диги, открыв другой сверток и протягивая Эйле кусочек. Это было ее любимое блюдо.

– Надо спросить у Тули, как их делают, – заметила Эйла, попробовав лепешку; потом она достала ломтик мяса, который ей дала Неззи, и на каждый положила по кусочку ореховой лепешки. – Настоящий пир у нас! Только вот не хватает весенней зелени.

– Это было бы здорово. Жду не дождусь весны. Когда же настанет Весенний праздник – ждать уже невмоготу! – ответила Диги.

Эйле приятно было болтать наедине с Диги: она даже согрелась здесь, в лощине, защищенной от порывов ветра. Она развязала тесемки на шее и опустила капюшон, поправила кожаную ленту, скреплявшую волосы. Закрыв глаза, она повернулась лицом к солнцу. Сквозь красную изнанку закрытого века она видела мигающий в небе светящийся шар и чувствовала, как приходит к ней тепло. А когда она снова открыла глаза, все вокруг, казалось, стало более четким.

– На Весеннем празднике всегда борются? – спросила Эйла. – Я никогда еще не видела, чтобы кто-то боролся по доброй воле.

– Да, это почетно.

– Смотри, Диги! Это весна, – перебила ее Эйла, сделав резкий прыжок и рванувшись вперед сквозь заросли ивы.

Когда Диги последовала за ней, она указала ей на почки, набухшие на тонкой веточке; одна из них, проросшая слишком рано, пустила яркий зеленый и, конечно, обреченный росток. Женщины восхищенно улыбнулись друг другу вне себя от открытия, словно они самолично встретили приход весны.

Сделанная из сухожилий петля ловушки лежала на снегу неподалеку от них. Эйла подняла ее:

– Похоже, это очень удобный способ охотиться. Не нужно искать зверя. Ставишь ловушку и ждешь. Но как ты их делаешь и откуда знаешь, что попадется лиса?

– Это нетрудно. Ты же видела: сухожилие затвердевает, если смочить его, а потом высушить, – так же, как невыделанная кожа?

Эйла кивнула.

– На конце делаешь маленькую петлю, – сказала Диги, показав ей. – Потом берешь другой конец и делаешь там вторую петлю – побольше, такую, чтобы лисья голова могла туда пролезть. Потом смачиваешь и сушишь, только так, чтобы петля оставалась открытой. Потом надо пойти туда, где водятся лисы. Мне такие места показала мать. Обычно они здесь появляются каждый год – это по следам видно. Когда они рядом с норой, они часто ходят одними и теми же тропами. Находишь лисий след и там, где он проходит сквозь заросли кустарника или возле деревьев, ставишь петлю прямо на тропу, на высоте лисьей головы, и закрепляешь вот здесь и здесь. – Диги показала, где именно. Эйла слушала и смотрела, напряженно наморщив лоб. – А когда лиса идет по тропе, то попадает головой в петлю; она пробует убежать – и тут-то петля затягивается. Чем больше лиса рвется, тем туже затягивается петля. Важно подобрать лису, пока ее не нашел кто-то другой. Дануг рассказывал мне, что те бродяги с севера тоже стали ставить ловушки. Он говорит – они делают петлю из молодых побегов и затягивают ее так, что, когда зверь попадет в ловушку, она расширяется; потом ветка дерева распрямится, и петля приподнимет лисью тушу над землей. Так она и висит, пока ты не придешь, и никакой волк до нее не дотянется.

– Мне кажется, это славная мысль, – заметила Эйла, возвращаясь к месту привала. Затем она, к удивлению Диги, внезапно сняла с головы кожаную ленту и стала искать что-то на земле. – Где камень? – шептала она.

Движением настолько быстрым, что Диги практически не уловила его, Эйла схватила камень, вложила в пращу и, стремительно развернув ее в воздухе, швырнула в какую-то цель. Диги слышала, как упал камень, но только когда они вернулись к узелкам с едой, увидела, куда метила Эйла. Это был белый горностай, длиной всего в четырнадцать дюймов, но с пятидюймовым белым хвостом с черной крапинкой. Летом это животное носило богатую бурую шубу, белую в подбрюшье, но зимой его гибкое продолговатое тельце становилось безупречно белым, не считая черного носа, острых глазок и кончика хвоста.

– Он стянул наше мясо! – сказала Эйла.

– Я его и не разглядела на этом снегу. Зоркий у тебя глаз, – похвалила Диги. – Коли ты так здорово метаешь камни, что тебе беспокоиться о каких-то там ловушках?

– Метать камни стоит, когда видишь добычу, а ловушки могут охотиться за тебя, когда сама ты далеко. И то и другое нужно, – ответила Эйла, приняв вопрос всерьез.

Они сели и продолжили свою трапезу. Эйла не переставала поглаживать мягкую шерсть убитого горностая.

– У этого зверя – самый лучший мех, – заметила она.

– У всех этих зверьков – у горностаев, ласок, куниц – хороший мех, – ответила Диги. – И у норки, и у соболя, и даже у росомахи. Не такой мягкий, но для капюшона – то, что надо, если не хочешь обморозить лицо. Но ловить их трудно, и капкан здесь не поможет. Они проворные и злобные. Кажется, твоя праща – хорошая штука, но я все же не понимаю, как у тебя это выходит.

– Я научилась владеть пращой, охотясь на таких вот зверьков. Сначала я охотилась только на хищников и в первую очередь изучила их повадки.

– Почему? – спросила Диги.

– Я вообще не собиралась охотиться, поэтому я не убивала зверей, которых употребляют в пищу. Только тех, что воруют пищу у нас. – Она криво улыбнулась. – Я думала, что это поможет.

– А почему ты не хотела охотиться?

– Женщинам в Клане это было запрещено… но в конце концов мне разрешили пользоваться моей пращой. – Эйла на мгновение запнулась, припоминая. – Знаешь, ведь я убила росомаху задолго до того, как впервые добыла кролика. – Она иронически улыбнулась.

Диги удивленно покачала головой. «Ну и странное же детство было у этой Эйлы», – подумала она.

Они стали собираться домой, и, пока Диги ходила за лисьими тушами, Эйла, подняв мягкое белое тельце горностая, все поглаживала его с головы до кончика хвоста.

– Вот что мне нужно! – внезапно воскликнула она. – Горностай!

– Как раз он у тебя и есть, – заметила Диги.

– Нет. Я имею в виду – для белой рубашки. Я хочу отделать ее белым горностаевым мехом, чтобы и хвост тоже использовать. Знаешь, я люблю эти хвостики с черной крапинкой.

– Где же ты найдешь столько горностаев, чтобы отделать рубашку? – спросила Диги. – Весна на носу, они скоро начнут линять.

– Много добыть не удастся, но где есть один, наверняка водятся и другие. Я поохочусь на них. Прямо сейчас, – ответила Эйла. – Надо только набрать хороших камней. – Она стала разгребать снег, выискивая камни на берегу замерзшего ручья.

– Сейчас? – переспросила Диги.

Эйла остановилась и огляделась. Она чуть не забыла о присутствии Диги. Пожалуй, при ней выслеживать зверьков будет труднее.

– Можешь не дожидаться меня, Диги, – сказала она. – Иди. Я сама найду дорогу домой.

– Уйти? Нет уж, я не откажусь понаблюдать за этим.

– У тебя хватит терпения? Диги улыбнулась:

– Я не в первый раз на охоте, Эйла.

Эйла смутилась, почувствовав, что сказала что-то не то:

– Я не имела в виду…

– Знаю, что не имела, – ответила Диги и улыбнулась. – Мне бы хотелось кое-чему поучиться у человека, который убил куницу прежде, чем кролика. Куницы злее, бесстрашнее и смышленее всех прочих тварей, считая даже гиен. Я видела, как они отгоняли леопардов от их добычи, они даже сражаются с пещерными львами. Я постараюсь не мешать тебе. Если ты боишься, что я спугну горностая, скажи мне, и я подожду здесь. Но не проси меня возвращаться на стоянку одной.

Эйла облегченно улыбнулась и подумала: как хорошо иметь друга, который понимает с полуслова.

– Горностаи такие же вредные, как куницы. Они просто поменьше, Диги.

– Могу я чем-нибудь тебе помочь?

– У нас еще осталось мясо… Оно может пригодиться, но сначала надо отыскать следы… а я пока запасусь хорошими камнями.

Набрав пригоршню острых камней и сложив их в узелок, привязанный к поясу, Эйла подняла свой дорожный мешок и повесила на левое плечо. Затем она остановилась и окинула взглядом окрестности в поисках лучшего места, чтобы начать охоту. Диги, стоявшая рядом с ней, отступила в сторону, ожидая, когда Эйла подаст знак. Эйла тихо обратилась к ней – почти что думая вслух:

– Горностаи не строят себе жилья. Они селятся где придется – даже в кроличьих норах. Я иногда думаю, может, им жилья и не нужно, если у них нет детенышей. Они все время на ходу: охотятся, бегают, крадутся, то вдруг остановятся и оглядятся. И они все время кого-нибудь убивают, день и ночь, и даже от еды могут оторваться, чтобы накинуться на жертву. Едят они все: ящериц, кроликов, птиц, яйца, насекомых, даже мертвечину и тухлое мясо. Но чаще всего они убивают жертву и едят свеженькой. Если их напугать, они издают мускусный запах, и хотя не выпускают струю, как скунсы, но воняют не лучше, порой они издают вот такой звук… – Эйла изобразила полукрик-полухрюканье. – А когда у них период спаривания, они свистят.

Диги была поражена. Она узнала о горностаях больше, чем за всю предшествующую жизнь.

– Они чадолюбивы, и у них много детенышей, две руки… – Эйла запнулась, припоминая числительное. – Десять, бывает и больше. А бывает совсем мало. И они остаются с матерью, пока не подрастут. – Она вновь остановилась и критически окинула взглядом окружающий пейзаж. – В это время года детеныши должны быть с матерями. Поищем следы… Думаю, там, в кустах… – Она поглядела на сугробы, которые окружал туго переплетенный, разросшийся за много лет кустарник. – Ищи маленькие следы с пятью коготками, иногда видно только четыре. Из всех хищников у них самые маленькие следы, и задние лапки попадают в те же отпечатки, что оставляют передние.

Диги наклонилась и стала искать, стараясь не затоптать еле заметный след зверька. Эйла медленно и осторожно шаг за шагом высматривала каждый участок запорошенной снегом земли, каждое поваленное дерево, каждую ветку каждого куста, каждый голый березовый ствол и обвислые, покрытые черными иголками сосновые лапы. Внезапно Эйла застыла; затаив дыхание, она вынула из дорожного мешка большой кусок турьего мяса и положила его на землю перед собой. Потом она тихонько отошла в сторону и потянулась к узелку с камнями.

Диги, не шевелясь, следила за Эйлой, пытаясь высмотреть то, что видела она. Наконец она заметила какое-то движение, а потом различила маленькие белые фигурки, опрометью мчащиеся в их сторону. Они двигались с неожиданной скоростью, хотя им приходилось пробираться через лисьи капканы, сквозь склоненные к земле ветви, густые кусты, маленькие ямки и рытвины, и при этом пожирали все, что встречали на пути. Диги никогда прежде не давала себе труда как следует приглядеться к этим крошечным прожорливым хищникам, и сейчас она смотрела на них в немом восхищении. Они внезапно остановились; их черные глазки настороженно блестели, стоящие торчком ушки вслушивались в каждый шорох. Запах жертвы они распознавали мгновенно.

Не пропуская ни одного гнезда полевок, ни одной жабы или тритона, прячущихся под корнями, ни одной птицы, неспособной подняться в воздух от холода и истощения, бешеная стая из восьми или десяти белых горностаев приближалась. Их головы двигались туда-сюда, черные глазные бусины блестели, их головы, загривки, шейные мышцы двигались с редкой слаженностью. Они убивали врага без всяких угрызений совести, таких умелых и кровожадных убийц среди животных больше не было, и Диги от души порадовалась, что они так малы. Казалось, весь этот напор продиктован только одним – страстью к убийству… Но кроме того, им постоянно нужно было горючее для того подвижного образа жизни, который им был предназначен природой.

Горностаи кинулись к разбросанным по снегу кусочкам мяса – и тут началось. В прожорливых горностаев внезапно полетели камни, некоторые падали на землю, другие безошибочно поражали цель. Пошла свалка; в воздухе повис знакомый мускусный запашок. Диги поняла, что, заглядевшись на зверьков, она упустила тщательные приготовления Эйлы и ее стремительный бросок. А потом, словно из ниоткуда, среди белых горностаев мелькнул большой черный зверь, и Эйла застыла, услышав грозный вой. Это волк пришел на запах турьего мяса, но схватить кусок мешали два стойких и бесстрашных горностая. Отступив лишь на шаг, черный хищник поджидал, пока горностаев не поразят камни, тут он их и ухватит…

Но Эйла не собиралась отдавать свою добычу волку – слишком больших усилий она ей стоила. Это она убила горностаев, и они нужны ей, чтобы оторочить рубашку. Когда волк метнулся прочь с белым горностаем в зубах, Эйла устремилась за ним. Волки тоже плотоядные животные. Она изучила их повадки так же хорошо, как повадки горностаев, когда училась владеть пращой. Она их так же хорошо понимала. Бросаясь в погоню, она успела поднять упавшую на землю ветку. Перед лицом неизбежной угрозы волк, по всем правилам, должен бы сдаться и выпустить горностая.

Если бы это была стая или по крайней мере пара волков, так действовать было бы опасно. Но сейчас волк был один, и выпускать добычу из пасти он явно не собирался, поэтому Эйла бросилась на него с палкой, размахивая, чтобы нанести солидный удар. Палкой как оружием она владела не слишком хорошо, но сейчас она хотела только отогнать волка и заставить его выпустить пушного зверька. Но Эйла начала поединок, а что будет дальше, она не предвидела. Волк и впрямь выплюнул горностая – и с негромким угрожающим воем бросился прямо на нее.

Первой ее реакцией было швырнуть в волка палкой; страх вызвал у нее прилив энергии, и действовала она проворно. Но поскольку дело происходило в зарослях, размахнувшись, она ненароком задела ствол дерева и сломала об него палку. В руках у нее остался только сгнивший сучок, но зато обломок палки угодил прямо в морду зверю. Этого хватило, чтобы отогнать его. Застигнутый врасплох, волк уже не так рвался в бой. Остановившись на мгновение и подобрав тушу горностая, он нырнул в заросли кустарника.

Эйла была вне себя – она испытывала смешанные чувства: испуг, гнев, удивление от неожиданности. Никто прежде у нее не уносил добычу прямо из-под носа. Она вновь бросилась вдогонку за волком.

– Да пусть он себе идет, – кричала Диги. – Тебе хватит того, что осталось. Пусть волк уносит, что взял…

Но Эйла не слышала: она не обратила внимания на слова Диги. Волк бежал сейчас по открытому участку, и она нагоняла его. Потянувшись за очередным камнем и увидев, что осталось всего два, она ринулась в погоню за волком. Понимая, что крупный хищник вскоре будет безнадежно далеко, она решила сделать еще одну попытку. Вложив камень в пращу, она швырнула его в убегающего зверя. Второй камень, выпущенный вслед за первым, довершил дело. Оба попали в цель.

Когда волк упал, она ощутила удовлетворение. Этому зверю будет неповадно отбивать у нее добычу! Подбежав, чтобы взять горностая, она решила было снять шкуру и с волка. Но когда Диги отыскала ее, Эйла, застыв, сидела рядом с тушами черной волчицы и белого горностая. Выражение ее лица озаботило Диги.

– Что-то не так, Эйла?

– Я должна была отдать ей этого зверька. Я должна была сообразить: если уж она пошла на запах мяса, хотя на это мясо позарились горностаи, значит, у нее были на то причины. Волки знают, как свирепы горностаи, и одинокий волк обычно не нападает первым в незнакомом месте. Надо было отдать ей горностая.

– Не понимаю. Ты вернула своего горностая да еще заполучила черную волчью шкуру. Почему ты думаешь, что должна была отдать свою добычу волку?

– Смотри, – сказала Эйла, указав на брюхо волчицы. – У нее щенята. Видишь, соски набухли.

– Не рано ли? – спросила Диги.

– Да. Это неподходящее время года. И она одна. Потому-то ей было так трудно отыскать себе пропитание. Поэтому она пришла за нашим мясом и так не хотела отдавать горностая. Детеныши высасывают из нее все соки. Смотри – шкура да кости. Если волчица живет в стае, ей помогают выкармливать детенышей, но если бы она жила в стае, у нее вообще не было бы детенышей. Обычно рожает только главная самка в стае, а у этой волчицы совсем не такой окрас. Для волков характерна определенная масть. А эта – как тот белый волк, которого я часто видела, когда изучала их повадки. Она не похожа на других. Она заискивала перед главным самцом и главной самкой, но они не хотели видеть ее рядом с собой. Когда стало невмоготу, она ушла. Может быть, ей надоело, что рядом нет никого, похожего на нее. – Эйла бросила взгляд на черную волчицу. – Никого. Может, ей и щенят-то захотелось завести, потому что было одиноко. Но нельзя было рожать их так рано. Думаю, это та самая черная волчица, которую я видела, когда мы охотились на тура, Диги. Должно быть, бросила стаю и пошла искать одинокого самца, чтобы основать собственную стаю, стаю таких вот, черных. Но одиноким всегда трудно. Волки охотятся сообща, и у них заведено заботиться друг о друге. Вожак всегда помогает главной самке выкормить щенят. Поглядела бы ты, как они играют со своими детенышами! Но где ее самец? Она его встретила случайно… И где же он – умер?

Диги с удивлением заметила, что Эйла с трудом сдерживает слезы – и над кем? Над мертвой волчицей?

– Все умрут, Эйла, – сказала она. – Все мы вернемся к Великой Матери.

– Знаю, Диги, но прежде эта волчица была не такой, как другие, а потом она и вовсе осталась одна. Если б она осталась жива, она еще могла бы кого-то найти – самца, новую стаю, наконец, завести детенышей.

Диги показалось, что она начинает понимать, почему Эйла так близко к сердцу приняла судьбу исхудавшей черной волчицы.

– У нее были детеныши, Эйла.

– А теперь они тоже обречены на смерть. У них никогда не будет своей стаи. Даже самца-вожака. Без матери они умрут. – Внезапно Эйла вскочила на ноги. – Я не хочу, чтобы они умерли!

– Что ты надумала?

– Я должна отыскать их. Я по следам разыщу ее логово.

– Это опасно. Вдруг здесь водятся другие волки, откуда ты знаешь?

– Знаю, Диги. Ты только взгляни на нее!

– Ну, если тебя не переубедить – делай как знаешь. Я только одну вещь хочу сказать тебе, Эйла.

– Что?

– Если ты хочешь, чтобы я с тобой рыскала по волчьим следам, – тащи своих горностаев сама, – сказала Диги, извлекая из своей сумки пять белых тушек. – С меня хватит моих лисичек! – И Диги не без удовольствия улыбнулась.

– Ох, Диги! – воскликнула Эйла, от всей души улыбаясь в ответ. – Ты взяла их! – Две молодые женщины от полноты чувств улыбнулись.

– Что бы ни стряслось – а ты все та же, Эйла. С тобой не соскучишься! – Диги помогла Эйле переложить горностаев в ее сумку. – Что ты собираешься делать с этой волчьей тушей? Если ее не возьмем мы – возьмут другие. А черный волчий мех – штука редкая.

– Возьмем, отчего же нет? Только сперва надо разыскать ее волчат.

– Отлично, тогда я потащу ее, – ответила Диги, закидывая обвисшую тушу на плечо. – Потом, если будет время, я ее освежую. – Она хотела спросить еще кое-что, но потом передумала. Нетрудно было догадаться, что сделает Эйла, если разыщет волчат.

Они пустились в обратный путь по долине, ища нужный след. Волчица хорошо умела прятать свои следы – одинокая жизнь приучила ее к осторожности. Несколько раз Диги казалось, что след утерян, – а она была хорошим следопытом; но Эйла настаивала на продолжении поисков. Когда они наконец добрались до места, где, по предположению Эйлы, находилось логово, солнце уже стояло в зените.

– Откровенно говоря, Эйла, я не вижу признаков жизни.

– Если, кроме волчат, здесь никого нет, признаков жизни и не должно быть. Будь они – это значило бы, что что-то здесь не так.

– Правда твоя, но если волчата здесь, как ты их выманишь наружу?

– Я полезу к ним внутрь логова. А как еще?

– Не делай этого, Эйла! Одно дело – смотреть на волков издалека, другое – залезать в их логово. А если там не только детеныши? Вдруг там есть еще один взрослый волк?

– Ты что, видела след еще одного взрослого волка, кроме той, черной?

– Нет, но мне все равно не нравится, что ты собираешься лезть в логово.

– Что же теперь, возвращаться ни с чем, после того как мы их так долго искали? Нет другого выхода.

Эйла сняла со спины дорожный мешок и заглянула в небольшое черное отверстие в земле. Оно вело в старое логово, давно заброшенное, – но это единственное, что смогла отыскать черная волчица, когда ее спутник, одинокий старый самец, предмет ее неурочной страсти, погиб в схватке. Эйла легла на живот и полезла в нору.

– Эйла, погоди! – крикнула вслед ей Диги. – Вот возьми мой нож.

Эйла кивнула и, зажав нож в зубах, нырнула в дыру. Сначала путь вел вниз, лаз был очень узким. Внезапно она поняла, что вот-вот застрянет. Пришлось вернуться.

– Пойдем-ка лучше, Эйла. Поздно уже становится. Что поделаешь – не можешь пролезть, значит, не можешь.

– Нет, – ответила Эйла, стягивая парку через голову. – Я должна попасть туда.

Дрожа от холода, она вновь полезла в нору; вслед за небольшим расширением дальше лаз уходил вниз и в конце снова расширялся. Но нора казалась пустой. Ее собственное тело заслоняло свет; сколько она ни вглядывалась в темноту, разобрать ничего не удавалось, и, лишь собравшись ползти обратно, она расслышала какой-то звук.

– Волк, маленький волк, где ты? – спросила она.

Вспомнив о тех волках, которых ей доводилось видеть или слышать, Эйла тихонько завыла. Потом она прислушалась. Из темной глубины логова донесся тихий звук, и Эйла ощутила прилив радости. Она поползла на этот звук и завыла снова. Теперь скулили ближе, и она увидела два блестящих глаза, но, когда она потянулась к волчонку, тот отскочил, зарычал и вонзил ей в руку острый как игла клык.

– О! С тобой придется побороться, – сказала Эйла и улыбнулась, – силенки-то у тебя еще остались. Иди сюда, маленький волк. Иди сюда.

Она снова потянулась к волчонку, издавая свой призывный вой, и наконец ощутила под пальцами пушистый меховой шарик. Схватив покрепче сопротивляющегося звереныша, она потянула его к себе и поползла обратно, прочь из норы.

– Смотри, что я нашла, Диги! – Эйла с торжествующей улыбкой выбралась на свет, держа в руках пушистый серый комочек – маленького волчонка.