Текст книги "Охотники на мамонтов"

Автор книги: Джин Мари Антинен Ауэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 59 страниц)

Глава 10

После полудня на Львиной стоянке наступило некоторое затишье. Обычно дневная трапеза Мамутои была самой обильной, но сегодня большинство людей пропустили ее, а самые голодные лишь слегка подкрепились остатками утренней еды, поскольку все берегли животы для чудесных блюд, приготовленных для вечерних посиделок; этот незапланированный праздник обещал быть замечательным во всех отношениях. Пока люди спокойно отдыхали; одни просто дремали, другие слонялись туда-сюда, снимая пробу с различных блюд, а третьи тихо беседовали, но в воздухе витало предпраздничное настроение, и все с нетерпением ждали этого особого вечера.

Эйла и Трони сидели возле одного из очагов в земляном жилище и слушали Диги, рассказывавшую им подробности своего визита на стоянку Бранага и о том, какие приготовления делались к их Брачному ритуалу. Сначала Эйла слушала с интересом, но, когда разговор перешел на обсуждение поведения незнакомых ей людей, сородичей этих молодых женщин, она встала и, сославшись на то, что ей надо проверить, как запекаются куропатки, направилась к выходу из дома. Рассказ Диги о том, что они с Бранагом вскоре пройдут Брачный ритуал, заставил Эйлу задуматься о будущем, которое ждет ее саму и Джондалара. Он говорил, что любит ее, но никогда не упоминал о том, что они создадут свой очаг или пройдут Брачный ритуал, и это вдруг обеспокоило ее.

Подойдя к ямке, где готовились птицы, она убедилась, что жар от углей еще достаточно силен; затем оглянувшись вокруг, заметила Джондалара, Уимеза и Дануга. Мужчины сидели в стороне от протоптанной тропинки, там они обычно работали с кремнем. Она знала, о чем может идти их разговор, а если бы и не знала, то догадаться было несложно. Возле этих трех мастеров лежало несколько крупных желваков кремня, а вся земля вокруг них была усыпана осколками и острыми отщепами этого поделочного камня. Эйла часто удивлялась тому, что они могли часами разговаривать о своих кремневых делах. О чем можно было так долго говорить? Казалось, они уже давно должны были исчерпать все возможные вопросы.

До встречи с Джондаларом Эйла сама изготавливала каменные орудия, которые вполне устраивали ее, хотя она и не считала себя мастером этого дела. Живя в Клане, она часто следила за оружейным мастером Друком и, копируя его движения, постепенно сама научилась раскладывать кремень. Но, увидев, как это делает Джондалар, Эйла сразу поняла, что он значительно превосходит ее мастерством. Изготовленные им орудия были гораздо лучше, чем у Друка, хотя их отношение к этому ремеслу, а возможно даже, и способности были почти одинаковыми. Эйла заинтересовалась тем, как Уимез раскалывает кремень, и хотела при случае попросить разрешения понаблюдать за его работой. А сейчас, похоже, случай был вполне подходящий.

Джондалар заметил ее, как только она вышла из дома, но виду не подал. Он был уверен, что Эйла избегает его с тех пор, как закончилось испытание с пращой. Считая, что она все еще сердится на него, он не хотел докучать ей своим вниманием. Когда Эйла направилась в их сторону, Джондалар весь сжался от внутреннего напряжения, боясь, что она может изменить свое намерение или, возможно, просто пройдет мимо них.

– Я не помешаю, если понаблюдаю за вашей работой? – спросила Эйла.

– Конечно, нет. Присаживайся, – приветливо улыбнувшись, ответил Уимез.

Джондалар вздохнул с облегчением; его нахмуренный лоб разгладился и напряженно сжатые челюсти разомкнулись. Дануг хотел сказать что-то, когда Эйла села рядом с ним, но ее присутствие опять на время лишило его дара речи. Перехватив его восхищенный взгляд, Джондалар подавил снисходительную улыбку. Он испытывал к этому парню искреннюю симпатию и знал, что нечего бояться этого пылкого юношеского увлечения. Поэтому в данном случае Джондалар мог позволить себе выступить в роли покровительствующего старшего брата.

– А ты раскалываешь кремень обычным способом? – спросил Уимез, очевидно, продолжая разговор, прерванный появлением Эйлы.

– В общем-то да. Большинство наших мастеров, сделав заготовку, отделяют от нее ножевидные пластины, которые идут на изготовление стамесок, резцов, скребков или наконечников для маленьких копий.

– А большие наконечники вы делаете? Ваше племя охотится на мамонтов?

– Редко, – сказал Джондалар, – Зеландонии в отличие от вас предпочитают охотиться на других животных. А наконечники для больших копий у нас обычно изготавливают из кости. По-моему, лучше всего подходит для этого кость передней ноги оленя. Стамеской делается черновая форма, намечаются желобки, в общем, снимается все лишнее. А потом эта заготовка обрабатывается более тщательно с помощью скребка, сделанного на кремневой пластине. Такие копья, отшлифованные влажным песчаником, можно сделать очень острыми.

Как-то раз Эйла помогала ему делать такие костяные наконечники для копий и успела убедиться, насколько они хороши на охоте. Копье с этим длинным смертоносным наконечником глубоко входило в тело животного, конечно, если бросок был достаточно сильный, а лучше всего, если оно было пущено из копьеметалки.

Прежде Эйла пользовалась более тяжелыми копьями, подобными тем, которые изготавливали охотники Клана, но легкие копья Джондалара предназначались не для непосредственного колющего удара, а для метания.

– Ты прав, костяные наконечники проникают глубоко, – заметил Уимез. – Если попасть в жизненно важное место, то удар может быть смертельным, однако это довольно трудно, когда ты имеешь дело с мамонтом или носорогом. У них густая шерсть и толстая шкура. Хорошо, если удар придется между ребрами, но ведь есть еще толстый слой жира и мышцы, которые надо пробить. Конечно, лучше всего целиться в глаз, да только в такую маленькую движущуюся точку очень трудно попасть. Еще мамонта можно свалить, пронзив копьем его горло, но это опасно, поскольку для этого нужно подойти очень близко. Но наш кремневый наконечник имеет острые края. Он легче пронзает толстую шкуру, и истекающее кровью животное постепенно слабеет и теряет силы. Если хочешь пустить ему кровь, то надо целиться в живот или мочевой пузырь. Конечно, смерть наступит далеко не сразу, но такой способ гораздо безопаснее.

Эйла слушала затаив дыхание. Изготовление орудий, безусловно, было интересным делом, но разговор об охоте на мамонтов был куда интереснее, поскольку ей никогда не приходилось охотиться на этих гигантов.

– Это я понимаю, – сказал Джондалар, – но удастся ли тебе сделать прямым такой большой кремневый наконечник? Каким бы способом ты ни откалывал пластины, они всегда будут немного изогнутыми. Таковы природные свойства этого камня. Бросая копье с изогнутым наконечником, ты проигрываешь в меткости и в глубине проникновения. Мне кажется, сила удара уменьшается примерно вдвое. Вот почему хороши только маленькие кремневые наконечники. Даже если взять самую длинную и массивную пластину, то из нее может получиться только короткое острие.

Уимез, усмехаясь, согласно кивнул:

– Все верно, Джондалар, но позволь, я покажу тебе кое-что. – Пожилой мастер достал тяжелый кожаный сверток и развернул его. Там оказался здоровенный кремневый топор, или ручное рубило, – размером с настоящую кувалду, – которое было изготовлено из целого желвака. Нижний конец его был округлым и толстым, и это мощное орудие довольно резко сходилось к заостренному верхнему концу. – Я не сомневаюсь, что тебе приходилось видеть нечто подобное. Джондалар улыбнулся:

– Да, я изготавливал топоры, но не такие огромные. Этот подойдет разве что Талуту.

– Да-да, именно для Талута я и сделал его, осталось только подобрать длинную костяную рукоятку… Думаю, этим сможет заняться Дануг, – сказал Уимез, улыбнувшись своему молодому подмастерью. – Таким орудием обычно разбивают кости мамонта или раскалывают бивни. Для этого требуются недюжинная сила и сноровка. А Талут с легкостью орудует таким рубилом. Вероятно, и Дануг теперь сможет овладеть им.

– Точно, сможет. Он срубал деревья для волокуши, – сказала Эйла, одобрительно глянув на Дануга, который тут же вспыхнул и смущенно улыбнулся. Ей тоже приходилось делать и использовать подобные ручные рубила, но, конечно, не таких больших размеров.

– А скажи, как бы ты стал делать такой топор? – продолжал Уимез, обращаясь к Джондалару.

– Ну, обычно я начинаю с того, что делаю отбойником массивный скол, а потом обтачиваю его с двух сторон, придавая соответствующую форму.

– Племя Атерианов, к которому принадлежала мать Ранека, делает наконечники копий, применяя двухстороннюю ретушь.

– Двухстороннюю ретушь? То есть оббивая с двух сторон, как рубило? Но ведь чтобы он получился прямым, нужно взять массивную, а не тонкую пластину. А если в результате наконечник выйдет слишком громоздким?

– Возможно, такой наконечник будет несколько толще и тяжелее обычного, но определенно изящнее и меньше любого рубила. И он отлично подходит для тех животных, на которых охотятся те племена. Однако верно и то, что для мамонта или носорога необходим прямой и тонкий наконечник, и, кроме того, он должен быть очень длинным и острым. Как бы ты стал делать его? – спросил Уимез.

– Да, наверное, тоже двухсторонней обработкой. Это единственный метод. Взял бы массивный кремневый скол и постепенно обработал его с обеих сторон, – задумчиво сказал Джондалар, пытаясь представить себе процесс изготовления такого орудия. – Но это очень сложная и точная работа, трудно угадать, как поведет себя кремень.

– Верно. Тут нужен кремень самого лучшего качества, и опытный глаз, и рука мастера.

– Да, желвак лучше откалывать прямо перед обработкой. Даланар, тот мастер, что учил меня, живет возле известковых скал, в которых достаточно много кремня. Возможно, там следовало бы подыскать кремень, подходящий для такого наконечника. Но все равно такое орудие очень сложно сделать. У нас с ним получались отличные рубила, однако не уверен, удастся ли таким же способом изготовить приличный наконечник.

Уимез достал второй сверток из мягкой кожи и, развернув его, показал Джондалару несколько кремневых наконечников.

Изумленно распахнув глаза, Джондалар глянул сначала на Уимеза, а потом на сияющее лицо Дануга, который явно гордился своим наставником. Немного придя в себя, Джондалар осторожно взял в руки один из наконечников и тщательно рассмотрел его, почти с нежностью поглаживая прекрасно обработанные поверхности камня.

Орудие было гладким на ощупь и поблескивало, как будто было смазано маслом; многочисленные грани сияли, отражая солнечный свет. Это изделие, по форме напоминавшее лист ивы, было почти идеально симметричным во всех направлениях. Длина его точно соответствовала длине ладони Джондалара – от основания до кончиков пальцев, оба конца были острыми и постепенно расширялись к середине, где похожее на лист ивы острие достигало примерно ширины четырех сложенных вместе пальцев. Посмотрев на острие в профиль, Джондалар заметил, что у этого изделия совершенно отсутствует изгиб, характерный для орудий, изготовленных на пластинах. Оно было идеально прямым и ровным, и максимальная толщина в поперечнике была не больше толщины мизинца.

Джондалар со знанием дела потрогал острую кромку. Она была очень острой и лишь слегка притупленной мелкой ретушью. Его чуткие пальцы пробежали по поверхности изделия, ощущая все те крошечные всхолмления и впадины, которые получились в результате последовательного удаления кремневых чешуек, что позволило придать этому острию столь прекрасную симметричную форму.

– Оно слишком красиво, чтобы использовать его в качестве оружия, – с восхищенным вздохом сказал Джондалар. – Настоящее произведение искусства!

– Да, пожалуй, этот экземпляр я не отдам охотникам, – сказал Уимез, обрадованный высокой оценкой собрата по ремеслу. – Я сделал его как образец для демонстрации нового способа обработки.

Эйла, вытянув шею, разглядывала искусно сделанные орудия, покоившиеся на земле в мягких складках кожи, и не смела даже дотронуться до них. Она никогда еще не видела таких красивых и изящных наконечников и такого разнообразия форм и размеров. Кроме иволистного острия, там были еще асимметричные орудия с выемкой: с одной стороны у них была острая режущая кромка, а с другой – узкий ровный выступ, который можно было, вероятно, вставить в рукоятку, чтобы использовать это орудие в качестве ножа. Еще несколько изделий напоминали наконечники для копий или особого вида ножи – это были более симметричные, постепенно сужающиеся к концу орудия с плоскими обоюдоострыми лезвиями.

– Если хочешь, можешь взять и рассмотреть их получше, – сказал Уимез, заметив интерес Эйлы.

Восхищенно сверкнув глазами, она начала перебирать эти изящные орудия, словно они были сокровищами. Хотя, возможно, именно таковыми они и являлись.

– Кремень… такой гладкий… словно живой, – сказала Эйла. – Я даже не представляла, что бывает такой замечательный кремень.

Уимез улыбнулся.

– Ты почти угадала секрет, Эйла, – сказал он. – Именно такие качества позволяют изготовить подобные острия.

– Вы нашли такой кремень где-то поблизости? – недоверчиво спросил Джондалар. – Я тоже никогда не видел таких камней.

– Нет, боюсь, такого кремня в месторождениях просто не бывает. Но конечно, мы знаем, где можно раздобыть достаточное количество кремня отличного качества. К северу от нас есть одна большая стоянка, она расположена рядом с кремневым месторождением. Мы с Данугом как раз недавно вернулись оттуда. Однако для этих орудий мы специально обработали кремень… в огне.

– В огне?! – воскликнул Джондалар.

– Да, да, в огне. При прокаливании камень изменяется. Именно поэтому он и становится таким гладким на ощупь… – Уимез взглянул на Эйлу, – таким живым… Короче, после прокаливания он приобретает особые свойства. – Чтобы его объяснения были более понятными, он показал им кремневый желвак, явно побывавший в очаге. Камень был покрыт сажей и слегка обожжен, и когда Уимез ударом отбойника отколол от него кусок, то оказалось, что внешняя известковая корка тоже стала более темного цвета. – Мы случайно сделали это открытие. Просто как-то раз я случайно уронил кусок кремня в очаг, где был разожжен хороший жаркий костер. Ну, вы и сами знаете, какой жар дают горящие кости.

Эйла понимающе кивнула. Джондалар пожал плечами, он не обратил на это особого внимания, но поскольку Эйла согласилась с Уимезом, то он тоже не стал возражать.

– Я было собрался выкатить камень обратно, – продолжал Уимез, – но Неззи решила, что раз уж этот камень попал туда, то ему суждено стать подставкой для чаши, в которую стекал сок с ее жаркого. Упав в очаг, мой камень разбил костяную чашу, и я подвинул его так, чтобы хоть как-то исправить последствия этого случайного падения, оказавшегося в итоге подарком судьбы. Правда, тогда я считал, что этот кремень уже вряд ли на что-то сгодится. Он был изрядно обгоревшим, таким же как этот, и я не использовал его до тех пор, пока у меня был другой материал. И даже когда я первый раз ударил по нему, сняв кусок корки, то решил, что работать с ним нельзя. Взгляните сюда, и вы сами поймете, почему я так подумал, – сказал Уимез, протягивая им два кремневых отщепа.

– Да, кремень изменился, он стал каким-то темным… – заметил Джондалар, – и непривычно гладким на ощупь.

– Так уж вышло, что я как раз начинал тогда делать атерианские наконечники, пытаясь усовершенствовать свои методы обработки. И поскольку я еще только проверял свои новые идеи, то решил, что для таких экспериментов сойдет и этот обгоревший желвак. Но как только я начал обрабатывать его, то сразу заметил разницу. Все это произошло вскоре после моего возвращения из Путешествия, Ранек тогда был еще совсем ребенком. И с тех пор я постоянно работаю с обожженным кремнем, стараясь понять все тонкости этого процесса.

– А какую разницу ты заметил? – поинтересовался Джондалар.

– Сам попробуй, Джондалар, и ты все поймешь.

Джондалар достал отбойник, узкий овальный камень, зазубренный и выщербленный от употребления, который удобно было держать в руке, и начал сбивать с желвака внешнюю известковую корку, чтобы подготовить кремень для дальнейшей обработки.

– Если сначала хорошо прокалить кремневый желвак, – продолжал Уимез, наблюдая за действиями Джондалара, – то потом его гораздо легче обрабатывать. Используя отжимник, можно удалять с поверхности кремня мельчайшие чешуйки и пластинки. Благодаря такой отжимной плоской ретуши можно придать изделию практически любую форму.

Обмотав левую руку куском кожи, чтобы защититься от порезов, Уимез вложил в нее кусок кремня, только что отколотый от обожженного желвака. В правую руку он взял короткий костяной ретушер, приложил его заостренный конец к краю кремневого отщепа и с изрядным усилием провел им взад и вперед вдоль острой кромки камня, отделив от него маленькие удлиненные чешуйки. Уимез собрал их и показал Джондалару, затем тот сам попробовал так же обработать другой кремневый отщеп, и всем стало ясно, что он потрясен и очень доволен результатом этого эксперимента.

– Я должен обязательно показать это Даланару! – воскликнул он. – Просто невероятно! Он тоже пытался усовершенствовать свои методы обработки. Даланар чувствует кремень точно так же, как ты, Уимез. Но ты сделал настоящее открытие, ведь теперь можно снимать с камня тончайшую стружку. И все это благодаря прокаливанию?

Уимез кивнул:

– Конечно, я бы не сказал, что это тончайшая стружка. Все-таки мы имеем дело с камнем, а не с костью, которой гораздо легче придать желаемую форму. Но если умеешь работать с кремнем, то обжигание поможет сделать обработку более тонкой.

– А что, если применить непрямой удар… Ведь можно взять заостренную кость или конец оленьего рога и ударить по нему отбойником… Ты не пробовал такой способ? Наверное, тогда можно будет получить более длинные и тонкие лезвия.

Эйла подумала, что Джондалар тоже наделен отличными способностями для работы с камнем. Но его воодушевление и искреннее желание поделиться этим чудесным открытием с Даланаром показали ей, как сильно он стосковался по родному дому.

Когда они жили вдвоем в ее пещере, Эйла со страхом думала о встрече с неизвестным племенем Других, она считала, что Джондалар стремится покинуть ее долину, потому что просто не хочет жить в таком уединении. До сих пор она не понимала, как велико его желание вернуться домой. А сейчас на нее будто снизошло озарение, некое глубокое внутреннее осознание: она поняла, что ни в каком другом месте он не будет по-настоящему счастлив.

Хотя сама Эйла отчаянно тосковала по своему сыну и по некоторым людям Клана, о которых она всегда вспоминала с любовью, она не испытывала такой щемящей тоски по дому, как Джондалар, который только и мечтал поскорее вернуться в родные края, где его ждали родственники, друзья, где придерживались знакомых с детства обычаев и традиций. Покидая Клан, Эйла знала, что уходит навсегда. Для них она умерла. Если кто-то из членов Клана случайно увидит ее, то подумает, что перед ним зловещий дух. Правда, теперь, после знакомства с Другими, она поняла, что не вернется в Клан, даже если ей представится такая возможность. Прожив в Клане Брана много лет, она никогда не чувствовала себя там так спокойно и уверенно, как на Львиной стоянке. Иза была права, Эйла не принадлежала Клану; ей надо было искать сородичей среди Других.

Погрузившись в размышления, Эйла пропустила дальнейшее обсуждение особенностей работы с кремнем и вернулась в реальный мир, лишь услышав, что Джондалар упомянул ее имя.

– …и я думаю, Эйла гораздо лучше меня знает их методы обработки. Ведь она училась у них. Мне приходилось раньше видеть их орудия, но она первая показала мне сам процесс изготовления. Вероятно, их мастера тоже достаточно искусны, но им еще далеко до нас. Мне кажется, они не знают, что можно предварительно обработать желвак отбойником, чтобы получилась хорошая заготовка. Поэтому орудия у них массивнее и грубее, чем у нас.

Уимез улыбнулся и понимающе кивнул:

– Ладно, допустим, мы знаем, как можно сделать прямой и тонкий нож. Не важно, каким способом мы изготовили его, но все же после обработки лезвие ножа уже не будет идеально ровным.

– Я тоже думал об этом, – сказал Дануг, вступая в разговор. – А что, если сделать углубление в кости или оленьем роге и вклеить туда кремневый ножичек? Ведь короткое лезвие можно сделать практически прямым.

Немного поразмыслив над его словами, Джондалар спросил:

– И как же ты собираешься сделать его?

– Ну, для начала, может быть, стоит использовать небольшую заготовку, – не слишком уверенно предложил юноша.

– Возможно, ты и прав, Дануг, – сказал Уимез, – но с ней будет трудно работать. Мне думается, что лучше отколоть большую пластину и, выбрав наиболее ровный участок, сделать на нем короткое лезвие…

Эйла поняла, что разговор по-прежнему крутится вокруг деталей работы с кремнем. Похоже, они готовы были обсуждать их с утра до вечера, с неизменным интересом выясняя особенности и возможные способы обработки этого материала. И чем больше они узнают, тем сильнее становится их интерес. Она могла понять ценность кремневых орудий и считала, что показанные Уимезом наконечники превосходны во всех отношениях, как по красоте, так и по функциональным качествам. Но ей еще не приходилось слышать, чтобы какое-нибудь ремесло обсуждалось до таких мельчайших подробностей. Но вдруг Эйле вспомнилось, с каким горячим интересом она сама изучала все, что было связано с лекарственными травами и тайнами целительства. Когда-то целительница Иза учила ее и Убу своему искусству, и эта учеба стала для Эйлы одним из самых счастливых воспоминаний.

* * *

Из земляного дома торопливо вышла Неззи и окинула жилую площадку озабоченным ищущим взглядом. «Похоже, она нуждается в помощи», – подумала Эйла и направилась к ней навстречу, не заметив понимающих улыбок трех мастеров и решив, что они даже не обратят внимания на ее уход.

Однако это было не совсем так. Конечно, никто из этих мужчин не стал высказываться по поводу ее ухода, но разговор их прервался, и они дружно посмотрели ей вслед.

«На редкость красивая молодая женщина, – думал Уимез. – К тому же она умница, обладает большим запасом знаний и с интересом относится ко многим вещам. Если бы она принадлежала к племени Мамутои, то принесла бы своему стойбищу высокий Брачный Выкуп. А ее муж и дети получили бы очень высокий статус».

Мысли Дануга текли приблизительно в том же направлении, но ему не хватало ясности и точности определений его учителя. В голове юноши крутились сумбурные идеи о Брачном Выкупе и Брачном ритуале. Он даже на мгновение представил себя избранником Эйлы, хотя и понимал, что она вряд ли удостоит его своим вниманием. Но это было не важно. Ему было достаточно просто видеть ее, и он был бы счастлив, если бы Эйла осталась жить с ними в Львином стойбище.

А Джондалар не мог удовольствоваться такой малостью. На самом деле, если бы сейчас ему удалось придумать какой-нибудь убедительный предлог, то он немедленно последовал бы за ней. Однако ему не хотелось показаться слишком навязчивым. Ему не раз вспоминалось, как он сам относился к женщинам, которые слишком навязчиво добивались его любви. А добивались они в итоге только того, что он начинал избегать их и испытывал к ним только жалость, а никак не любовь. Ему не нужна была жалость Эйлы. Ему нужна была ее любовь.

Он едва не задохнулся от злости, заметив, что темнокожий мужчина, вышедший из дома вслед за Неззи, улыбаясь, подошел к Эйле. Джондалар попытался подавить приступ гнева и раздражения. Он никогда еще не испытывал такой жгучей ревности и ругал себя за то, что не может совладать с собственными чувствами. И он был убежден, что Эйла возненавидит или – что еще хуже – начнет жалеть его, узнав об этой глупой ревности. Он выбрал здоровенный кусок кремня, покрытого светлой коркой, и в сердцах ударил по нему отбойником. Камень оказался плохим, хрупкое известковое включение проходило через весь желвак, однако Джондалар продолжал обрабатывать его со всех сторон, с ожесточенностью откалывая новые, более мелкие и тонкие пластинки.

Ранек увидел Эйлу, покинувшую небольшую мастерскую, устроенную на окраине жилой площадки. Эта женщина, несомненно, вызывала в нем восхищение, и он с волнением чувствовал, как постепенно это восхищение перерастает в нечто более глубокое и значительное. С первого взгляда она покорила его своим физическим совершенством; однако, помимо красоты форм, ей была присуща неведомая таинственная грация движений. На такие детали глаз у него был наметан, и он сразу обратил внимание, что ее пластика на редкость естественна. Она вела себя с такой сдержанной и спокойной самоуверенностью, которая казалась совершенно натуральной, и у Ранека возникало ощущение, что это – врожденное свойство ее натуры и что именно в нем скрываются истоки некоей таинственной притягательности, для которой он пока не мог подобрать определения.

Он встретил Эйлу широкой обаятельной улыбкой, которая была настолько заразительна, что молодая женщина невольно ответила ему тем же.

– Ну как, ты уже наслушалась наших мудрых кремнелюбов? – спросил Ранек, на ходу придумывая новое название для этих мастеров, благодаря чему его фраза приобрела слегка пренебрежительный оттенок. Отметив этот нюанс, Эйла, однако, не была уверена, что правильно поняла смысл сказанного, хотя ей показалось, что это было всего лишь дружеское подшучивание.

– Да, они говорят о кремне. Об изготовлении орудий. О ножах и наконечниках. Уимез делает такие красивые наконечники.

– А-а… Значит, он показал вам свои сокровища. Ты права, они действительно потрясающе красивы. Уимез не просто ремесленник, хотя порой мне кажется, что он недооценивает собственные способности. Он в самом деле настоящий мастер.

Лоб Эйлы прорезала задумчивая складка. Она вспомнила, что он называл так ее саму, когда говорил о том, как она владеет пращой, но сущность этого определения была ей не совсем понятна.

– А ты настоящий мастер?

Он криво усмехнулся. Ее вопрос затронул крайне важную для него тему, которая не давала покоя его душе.

Его племя верило, что Великая Мать сначала создала некий мир Духов и что дух любого будущего творения являлся совершенным. Затем эти духи превратились в реальные воплощения, и таким образом произошло сотворение зримого вещественного мира. То есть дух был той незримой моделью, тем образцом, который породил все сущее, но никакая копия не может быть столь же совершенной, как оригинал; даже сами духи не могут создать совершенные копии, и именно поэтому живые воплощения одного вида так отличаются друг от друга.

Люди принадлежат к особому виду, в духовном смысле они ближе всех Великой Матери, которая породила некое подобие себя самой и назвала его женским духом; по Ее замыслу, мужской дух должен был зарождаться в материнском чреве, поэтому именно женщина дает жизнь мужчине. Затем Великая Мать смешала дух совершенной женщины с духом совершенного мужчины, и в результате этого смешения получилось множество различных детских духов. Но, решив передать какой-либо женщине Свою животворную силу и ниспослав ей беременность, Она сначала сама выбирает, дух какого мужчины должен будет смешаться с духом этой женщины. Однако лишь немногих из Своих детей, женщин и мужчин, Великая Мать наделяет особыми дарами.

Ранек считал себя резчиком, поскольку вырезал из кости фигурки, являвшиеся копиями творений реального или духовного мира. Эти фигурки имели важное значение. Они были воплощением живых духов, делая их зримыми и вещественными, и являлись неотъемлемой частью многочисленных ритуалов и обрядов, которые проводили Мамутои. Люди, умевшие создавать такие воплощения, пользовались огромным уважением; они считались духовно одаренными мастерами, избранными Великой Матерью.

Большинство людей полагали, что все резчики – то есть все люди, которых научили вырезать и раскрашивать определенные костяные изделия, отличавшиеся от обычных бытовых вещей, – были настоящими мастерами, но, по мнению Ранека, не все мастера были равно одаренными или, возможно, не все они с одинаковой любовью и серьезностью относились к своему ремеслу. Фигурки животных и людей зачастую были грубыми и неказистыми, и он чувствовал, что такие воплощения являлись неким оскорблением самих духов и Великой Матери, создавшей их.

С точки зрения Ранека, любая особо изысканная и совершенная форма изделия была прекрасной, а все прекрасное содержало в себе самый изысканный и совершенный образец духа; именно в этом заключались для него истоки всех начал. Это была его вера. Помимо того, в глубине его тонкой художественной натуры жило чувственное восприятие и понимание самой красоты, которая имела главную изначальную ценность, и он верил, что любое творение зримого мира наделено некими потенциальными возможностями для достижения этой подлинной красоты. Даже если определенные действия или предметы были чисто житейскими, ему все равно казалось, что если человек благодаря упорному труду смог приблизиться к вершине совершенства, то его можно назвать настоящим мастером и итоги его труда содержат исходную сущность самой красоты. Однако мастерство – это не только особая деятельность, но и ее итог. Работа мастера является не просто законченной вещью, но содержит в себе мысль и действие, то есть творческий процесс, который и привел к ее сотворению.

Ранек во всем стремился найти красоту – этот поиск был для него почти что священнодействием, – и он пытался воплотить ее в жизнь своими искусными руками, однако в своих суждениях он опирался на внутреннее чувственное восприятие. Красота была нужна ему как воздух, он пытался создать свой собственный прекрасный мир, поэтому, глядя на Эйлу, он видел в ней некое мастерское Произведение, самое изысканное и совершенное воплощение женщины, которое он только мог себе вообразить. И он видел в ней не только внешне красивую женщину. В его понимании, красота была не статичным мертвым изображением, а живой сутью, живым духом, содержащимся в человеке. Она выражалась в движениях, поведении, в его достоинствах и способностях. Истинно красивая женщина должна быть прекрасной во всех своих проявлениях. Конечно, Ранек не смог бы объяснить словами все свои мысли, но смутно понимал, что судьба послала ему Эйлу для того, чтобы он смог увидеть воплощение истинного Женского Духа. Она обладала подлинной женской сущностью, сущностью самой красоты.

Этот темнокожий мужчина со смеющимися глазами и изрядным запасом иронии – которую он научился использовать как маску, чтобы скрывать свои сокровенные желания и мечты, – мечтал достичь совершенства и красоты в своих работах. И, видя плоды его трудов, Мамутои признали его как лучшего резчика своего племени, подлинно одаренного мастера, но сам он, как большинство взыскательных и стремящихся к совершенству людей, никогда не был вполне удовлетворен своими собственными творениями. И поэтому он не мог считать себя настоящим мастером.