Текст книги "Охотники на мамонтов"

Автор книги: Джин Мари Антинен Ауэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 59 страниц)

Наблюдая за окружающими, Эйла воспринимала все как будто в тумане, голова ее кружилась, и в ушах появился странный шум. Она не заметила, что Торнек начал выстукивать ритмичную мелодию на лопатке мамонта; ей казалось, что эти звуки рождаются где-то внутри ее. Встряхнув головой, Эйла попыталась сосредоточиться. Она сконцентрировала свое внимание на Мамуте и, увидев, что он глотает какую-то жидкость, смутно почувствовала, что это может быть вредно для него. Ей захотелось остановить его, но она осталась сидеть на месте. Ведь он – Мамут, он сам знает, что ему следует делать.

Высокий и худой старец с белой бородой и длинными белыми волосами, скрестив ноги, сидел возле другого костяного барабана. Он поднял роговой молоточек и, прислушавшись к ритмичной мелодии Торнека, начал подыгрывать ему, затем затянул какую-то монотонную песню. Этот напев тут же подхватили остальные, и вскоре почти все Мамутои, вовлеченные в некое ритуальное песнопение, как зачарованные бубнили повторяющиеся музыкальные фразы, переменный ритм которых совпадал с аритмичным барабанным боем, имевшим в данном случае больше тональных вариаций, чем человеческие голоса. Зазвучал еще один барабан, сделанный из черепа, и только тогда Эйла заметила, что Диги уже нет рядом с ней.

Этот дробный бой, исторгаемый из костяных инструментов, полностью соответствовал неровной пульсации в голове Эйлы. Затем ей показалось, что она слышит не только это пение и удары барабанов. Монотонный напев, странные модуляции ритма, изменение высоты и громкости барабанного боя начали складываться в голоса, и эти голоса говорили о чем-то очень понятном, и Эйле не хватало какой-то малости, чтобы до конца уловить смысл этих возникавших в голове фраз. Она попыталась сосредоточиться, но ум ее был затуманен, и чем больше она старалась, тем хуже воспринимала голоса, порожденные ритуальной музыкой. В конце концов она отказалась от своих попыток, подчиняясь странному усиливающемуся кружению, происходившему в ее голове.

Потом она на мгновение услышала четкий стук барабанов и неожиданно почувствовала, что погружается в какие-то темные бессознательные глубины.

Она шла довольно быстро по унылой, холодной равнине. Расстилавшиеся перед ней пустынные земли имели на редкость размытые очертания, практически неразличимые за снежной пеленой. Постепенно она начала осознавать, что у нее есть попутчик, который видит ту же самую картину и каким-то таинственным образом определяет и управляет скоростью и направлением их движения.

Затем ей стало понятно, что в этой туманной дали есть какой-то скрытый источник звука, и она смутно услышала пение голосов и разговор барабанов. В момент прояснения сознания она вдруг разобрала слова, отрывисто произносимые жутким, дрожащим голосом, который по высоте и тембру очень напоминал голос человека.

– Ббблииижжжее… – И затем опять: – Бблииижжжее, сюююдааа.

Она почувствовала, что скорость их движения замедлилась, и, взглянув вниз, увидела нескольких бизонов, сгрудившихся у подножия обрывистого высокого берега реки, который защищал их от ветра. Огромные животные со стоическим смирением пережидали эту сильную метель, снег облепил их шерстистые шкуры, головы были опущены вниз, словно бремя массивных черных рогов пригибало их к земле. И только пар, выходивший из ноздрей, черневших на их тупых мордах, говорил о том, что это были живые создания, а не снежные сугробы.

Эйла поняла, что приближается к ним; она оказалась так близко, что смогла рассмотреть приметы каждого животного. Молодой бычок, сделав пару шагов, прижался к боку взрослой коровы; старая корова, у которой был отломан кончик левого рога, тряхнула головой и фыркнула; здоровенный бык бил копытами, разгребая слой снега, а затем еще ниже опустил голову и сорвал с обнажившейся почвы пучок сухой травы. Издалека доносился чей-то вой, возможно, вой ветра.

Обзор вновь стал более широким; они двигались в обратном направлении, и Эйла мельком увидела очертания каких-то безмолвных четвероногих тварей, крадущихся к некоей только им ведомой цели. Река здесь текла меж скалистых берегов, а выше по течению, где нашли укрытие бизоны, русло было совсем стиснуто высокими скалами, и водный поток, сбегавший по крутому ущелью, обрушивался вниз каскадом маленьких водопадов. Единственным выходом оттуда могла служить крутая каменистая теснина, во время весенних паводков она заполнялась водой, но сейчас по ней можно было подняться в степь.

– Доомооой…

Удлиненные гласные этого слова звучали в ушах Эйлы, создавая сильную вибрацию, и затем какая-то неведомая сила вновь подхватила ее и стремительно понесла через равнину.

– Эйла! Очнись! Что с тобой? – спросил Джондалар. Судорожная дрожь пробежала по телу молодой женщины, она подняла веки и увидела потрясающие синие глаза, с беспокойством смотревшие на нее.

– М-м-м… да. Мне кажется, со мной все в порядке.

– Что с тобой случилось? Лэти сказала, что ты вдруг упала на кровать, словно потеряла сознание, потом немного подергалась и погрузилась в такой глубокий сон, что никто не мог разбудить тебя.

– Я не понимаю…

– Очевидно, ты сопровождала меня, Эйла.

Услышав голос Мамута, Эйла и Джондалар удивленно повернули головы.

– Я сопровождала тебя? Куда? – спросила Эйла.

Старец посмотрел на нее задумчивым оценивающим взглядом. «Она напугана, – думал он, – и неудивительно, она ведь не ожидала этого. Никто не подготовил ее к Поиску, а в первый раз такое путешествие действительно может показаться ужасным. Но я же не знал, что ее следует предупредить. Кто мог подозревать, что ее природные способности окажутся столь значительными. Ведь она даже не выпила сомути. Да, ее дар, несомненно, очень велик. Позже ей необходимо все объяснить для ее же собственной безопасности, но как много я должен рассказать ей сейчас? Мне не хочется, чтобы она восприняла свой дар как тяжкое бремя, которое ей придется нести до конца дней. Лучше, если она осознает, что это своеобразный подарок судьбы, хотя он и накладывает на человека определенную ответственность… Но Мут обычно не посылает Свои Дары тем, кто не способен принять их. Великая Мать, должно быть, уготовила этой молодой женщине особую судьбу».

– Как ты думаешь, Эйла, где мы были? – спросил старый шаман.

– Не знаю. Где-то в степи… Там была метель, и я видела бизона… со сломанным рогом… у реки.

– Все правильно. Я был удивлен, почувствовав, что ты находишься рядом со мной. Но мне следовало предвидеть, что такое может произойти. Ведь я знал, что у тебя есть скрытые возможности… Ты обладаешь особым даром, Эйла. Но тебе не хватает воспитания, ты должна приобщиться к духовному учению.

– Каким даром? – переспросила Эйла, приподнимаясь на кровати. Она почувствовала странный холодок и легкий укол страха. Ей не нужны были никакие дары. Она хотела просто обзавестись семьей и детьми, как Диги, как любая обычная женщина. – О каком даре ты говоришь, Мамут?

Джондалар заметил, как побледнело ее лицо. «Она выглядит такой испуганной, такой уязвленной и беззащитной», – подумал он, обнимая ее за плечи. Ему хотелось Просто поддержать ее, защитить от возможной опасности, окружить ее своей любовью и заботой. Эйла прижалась к его теплому боку, и ее тревога немного поубавилась. Заметив это тонкое духовное взаимодействие, Мамут добавил его к своему представлению об этой таинственной женщине, так внезапно вошедшей в их жизнь. «Почему же все-таки именно она появилась здесь среди нас?..» – размышлял он.

Он не верил, что чистая случайность привела Эйлу в Львиное стойбище. Легче всего объяснять все случайностью или стечением обстоятельств, но такое объяснение не укладывалось в его понимание мира. Мамут был убежден, что все в этом мире имеет свое назначение, некое предопределение, некую причину бытия, которая, возможно, понятна далеко не каждому, и он не сомневался, что Великая Мать направила к ним эту женщину с особой целью. Теперь ему было многое известно о прошлом Эйлы, и его прежние догадки вполне подтвердились, поэтому он задавал себе вопрос: не к нему ли послана эта женщина? Это действительно могло быть одной из причин появления Эйлы. Ведь он, как никто другой, мог понять и оценить ее.

– Я не могу знать, Эйла, каким именно даром ты обладаешь. Дары, ниспосылаемые Матерью, многочисленны и разнообразны. Во-первых, очевидно, ты наделена даром целительницы. И кроме того, твое общение с животными также является следствием особого дара.

Эйла улыбнулась. Если даром считается та целительная магия, которой она научилась у Изы, то это не страшно. И если Уинни, Удалец и Вэбхья были ниспосланы ей Великой Матерью, то таким подаркам можно только радоваться. Вообще-то она была вполне убеждена, что это Дух Великого Пещерного Льва послал ей животных. Но возможно, в какой-то мере этому способствовала и Великая Мать.

– И исходя из того, что я узнал сегодня, могу сказать, что ты имеешь дар общения с миром Духов, ты можешь проводить обряд Поиска. Великая Мать щедро одарила тебя, – сказал в заключение Мамут.

Джондалар обеспокоено нахмурил лоб. Не всегда приятно, когда Дони проявляет к человеку слишком много внимания. Ему довольно часто говорили, что он щедро одарен Великой Матерью, но это не принесло ему большой радости. Внезапно Джондалару вспомнились слова старого седовласого целителя, который был служителем Великой Матери в племени Шарамудои. Этот целитель сказал ему однажды, что у него есть особый дар: Мать одарила его так щедро, что ни одна женщина не сможет отказать ему, даже сама Великая Мать, и добавил, что обладатель такого дара должен быть очень осторожным. Дары Великой Матери всегда налагают на человека определенные обязательства, он как бы становится Ее должником. Выходит, что Эйла теперь в долгу у Нее?..

Эйла не испытала особой радости, узнав о последнем даре.

– Я совсем мало знаю о Великой Матери и Ее дарах. Я думала, что Уинни послал мне Пещерный Лев, мой тотем.

Мамут выглядел удивленным.

– Твой тотем Пещерный Лев?

Эйла заметила его удивление и вспомнила, с каким трудом поверили люди Клана, что женщину может оберегать такой могущественный мужской тотем.

– Да, Мог-ур сказал мне об этом. Пещерный Лев избрал меня, на мне есть его отметины. Сейчас покажу, – сказала Эйла. Развязав пояс кожаных штанов, она обнажила левое бедро, на котором виднелись четыре параллельных шрама, оставленные когтистой лапой, – свидетельство встречи со львом.

Мамут понял, что эти отметины появились очень давно. Должно быть, она тогда была совсем ребенком. Неужели маленькая девочка смогла убежать от пещерного льва?

– Как у тебя появились эти отметины? – спросил он.

– Не помню… Правда, я видела сон…

– Какой сон? – с явно заинтересованным видом спросил Мамут.

– Он снится мне время от времени. Я лежу в каком-то темном месте, очень узком. Свет проникает сквозь маленькое отверстие. Потом… – она закрыла глаза и судорожно вздохнула, – что-то заслоняет свет. Я испуганно вздрагиваю. Большая львиная лапа с острыми когтями касается моей ноги. Я кричу и просыпаюсь…

– Недавно мне тоже приснились пещерные львы, потому-то я так и заинтересовался твоим сном, – пояснил Мамут. – Мне приснилось целое львиное семейство, которое нежилось под степным солнышком жарким летним днем. Там были два детеныша. Один из них, маленькая львица, играя, приставала к самцу, взрослому льву с рыжей гривой. Подняв лапу, она слегка ударяла его по морде. Похоже, ей просто хотелось растормошить его. Лев отпихнул ее в сторону, а потом, прижав к земле своей большой лапой, начал вылизывать ее своим длинным шершавым языком.

Эйла и Джондалар слушали как завороженные.

– Затем вдруг, – продолжал Мамут, – происходит нечто ужасное. Прямо на них откуда ни возьмись несется стадо северных оленей. Сначала я подумал, что это нападение. Сны часто имеют скрытый смысл, который не сразу поймешь. Но эти олени просто спасались бегством от какой-то опасности и, увидев львиный прайд, бросились врассыпную. Однако львенок, братец той игривой львицы, был раздавлен копытами. В общем, когда волнение улеглось, взрослая львица попыталась поднять своего детеныша, но он лежал как мертвый. В конце концов она оставила его и ушла вместе со вторым детенышем вслед за прайдом.

На лице Эйлы отразилось сильнейшее волнение, она была совершенно потрясена.

– Что с тобой, Эйла? – спросил Мамут.

– Вэбхья!.. Этим львенком был мой Вэбхья. Я охотилась, преследовала северного оленя. Потом нашла этого искалеченного детеныша. Притащила его в пещеру. Я вылечила и вырастила его. Сейчас он уже стал взрослым львом.

На сей раз потрясение испытал Мамут.

– Значит, пещерный лев, которого ты вырастила, был раздавлен копытами оленей? – взволнованно спросил он. Это не могло быть простым совпадением. Во всем этом есть очень важный смысл. Он чувствовал, что сон о пещерных львах должен иметь символическое значение, но оно было выше его понимания. Обряд Поиска не осветил бы вопрос, выходивший за рамки обычного общения с миром Духов. Ему надо будет серьезно подумать об этом, но сейчас он чувствовал, что необходимо уточнить некоторые подробности. – Эйла, может быть, ты ответишь…

Их разговор был прерван громкой перебранкой.

– Ты даже не в состоянии позаботиться о Фрали! Не говоря уже о том, что мы получили от тебя ничтожный Брачный Выкуп, – визгливо кричала Крози.

– А ты только и думаешь, что о своем высоком статусе! Мне надоело слушать твои бесконечные стенания по поводу низкого Брачного Выкупа. Предложений у вас больше не было, и я заплатил то, что просили.

– Как это не было предложений? Ты умолял меня отдать ее за тебя. Обещал позаботиться о ней и о детях. Говорил, что ваш очаг с радостью примет меня и…

– А что, разве я не исполняю обещаний? Разве я не делаю этого? – прервал ее Фребек.

– Да уж, на редкость своеобразно ты выражаешь свою радость! Не припомню, чтобы ты оказывал мне уважение. Разве ты не обязан почитать меня как мать?

– А ты сама разве оказываешь мне уважение? Что бы я ни сказал, тебе все не так.

– Если бы хоть раз сказал что-то умное, никто не стал бы возражать. Моя Фрали заслуживает лучшей участи. Посмотри на нее. Великая Мать опять благословила ее ребенком…

– Мама, Фребек, пожалуйста, перестаньте ссориться, – вмешалась Фрали. – Мне так хотелось спокойно отдохнуть…

Эйла с тревогой посмотрела на ее усталое, бледное лицо. Как целительница, она понимала, что беременной женщине лучше не нервничать, а страсти, похоже, разбушевались не на шутку. Она встала и направилась в сторону очага Журавля.

– Разве вы не видите, как огорчена Фрали? – обращаясь к Крози и Фребеку, сказала Эйла, улучив момент между их гневными выкриками. – Ей нужна ваша помощь, а вы только вредите ей своими спорами. Беременной женщине нельзя волноваться. Она может потерять ребенка.

Оба спорщика, опешив, изумленно смотрели на нее, но Крози опомнилась быстрее:

– Видишь, разве я не говорила тебе? Ты совершенно не думаешь о Фрали. Ты даже не хочешь поговорить с этой женщиной, которая знает, как можно помочь беременным. Если Фрали потеряет ребенка, то это будет твоя вина!

– Что может она знать об этом! – фыркнул Фребек. – Воспитанная кучкой грязных плоскоголовых, что может она знать о целительстве? Недаром она умеет общаться с лошадьми. Ее место именно среди животных. Ты права, Крози. Я не собираюсь подпускать к Фрали эту тварь. Кто знает, может, она принесла злых духов в наше жилище? Если Фрали потеряет ребенка, то это будет именно ее вина! Ее и ее проклятых Великой Матерью плоскоголовых!

Эйла резко отшатнулась назад, точно ее ударили. От этой оскорбительной и злобной атаки у нее перехватило дыхание, и остальные обитатели жилища на время лишились дара речи. В ошеломленной тишине Эйла судорожно перевела дух и, подавив рыдания, развернулась и побежала к выходу из дома. Джондалар схватил ее и свою парки и бросился за ней.

Отбросив тяжелый занавес сводчатого дверного проема, Эйла выбежала из дома и оказалась в леденящих объятиях завывающего ветра. Зловещие предвестники ненастья, весь день сулившие перемену погоды, не принесли ни дождя, ни снега, только ураганный ветер со страшной силой бушевал за толстыми стенами земляного жилища. Дикие порывистые ветры, не встречая преграды, с огромной скоростью проносились по открытым степным просторам; эти ураганы возникали вследствие разницы атмосферного давления между здешними равнинными землями и величественными стенами студеного ледника, высившегося на севере.

Эйла свистнула Уинни и тотчас услышала тихое приветливое ржание. С подветренной стороны длинного строения показались темные тени кобылы и жеребенка.

– Эйла, я надеюсь, ты не собираешься прокатиться в эту ураганную ночь? – сказал Джондалар, выходя следом за ней. – Вот возьми, я принес тебе парку. Сейчас так холодно. Должно быть, ты уже замерзла.

– О, Джондалар, я не могу больше оставаться здесь.

– Одевайся скорей, Эйла, – настаивал он, помогая ей натянуть через голову теплую меховую парку. Затем он обнял ее, пытаясь успокоить. В сущности, он давно ждал скандала, подобного тому, что сейчас устроил Фребек. Он знал, что это неминуемо должно было произойти, поскольку она так открыто рассказала о своем прошлом. – Ты не можешь уйти отсюда сейчас. Погода ужасная. Куда ты вообще собралась?

– Не знаю. Мне все равно, – всхлипнула она. – Подальше отсюда.

– А как же Уинни? Удалец? В такую погоду им лучше оставаться здесь.

Ничего не ответив, Эйла прижалась к Джондалару, но почти подсознательно она отметила, что лошади нашли себе укрытие за стенами этого дома. Ее по-прежнему беспокоило, что здесь нет привычной пещеры, в которой они могли бы укрыться во время зимней непогоды. Но Джондалар был прав. Она не может отправиться в путь в такую ночь.

– Я не хочу оставаться здесь, Джондалар. Как только ветер немного утихнет, я хочу вернуться в свою долину.

– Как скажешь, милая. Мы отправимся, как только наладится погода. А сейчас давай вернемся в дом.

Глава 12

– Посмотри, как обледенели их шкуры, – сказала Эйла, стараясь снять рукой многочисленные сосульки, повисшие на густой шерсти Уинни. Кобыла пофыркивала, выпуская в холодный утренний воздух клубы теплого пара, который быстро уносился резким порывистым ветром. Ураган ослабел, однако облака в небе по-прежнему казались зловещими.

– Но ведь обычные лошади как-то переносят зиму. Они не привыкли жить в пещерах, Эйла, – пытаясь рассуждать здраво, заметил Джондалар.

– Да, и поэтому зимой погибает так много лошадей, хотя они и пережидают непогоду в защищенных от ветра местах. Уинни и Удалец всегда могли укрыться в теплом сухом месте в случае необходимости. Они не привыкли скитаться по заснеженным степям вместе со стадом. И здесь им будет плохо… Да и мне тоже. Ты говорил, что мы сможем уйти в любое время. Я хочу вернуться в свою долину.

– Эйла, но разве нас здесь плохо приняли? Ведь большинство людей были добры и великодушны.

– Ты прав, к нам отнеслись хорошо. Мамутои стараются быть великодушными к своим гостям, но мы остановились у них только на время, и сейчас настала пора двигаться в обратный путь.

Озабоченно нахмурившись и опустив глаза, Джондалар переминался с ноги на ногу. Ему хотелось сказать кое-что, но он не знал, как лучше выразиться.

– Эйла… Ну… Я же говорил тебе, что нечто неприятное может случиться, если ты… если ты начнешь рассказывать о… ну… о людях, с которыми жила раньше. Большинство людей не привыкли относиться к ним… так, как ты. – Он взглянул на нее. – Если бы ты ничего не рассказывала…

– Но, Джондалар, если бы не Клан, то я могла бы умереть! И ты говоришь мне, что я должна стыдиться людей, которые спасли и вырастили меня? Ты думаешь, что у Изы меньше человеческих качеств, чем у Неззи? – запальчиво воскликнула Эйла.

– Нет-нет. Конечно, я так не думаю, Эйла. Я и не говорил, что тебе надо стыдиться, я просто говорил… Я имею в виду, что… тебе лучше не рассказывать о Клане тем людям, которые не понимают, что…

– Я не уверена, что даже ты понимаешь. О ком, ты считаешь, мне следует говорить, когда меня спрашивают, кто я? Из какого я племени? Где я родилась? Я больше не принадлежу Клану… Бруд проклял меня, и для них я мертва. Но мне же надо как-то жить дальше! По крайней мере Клан в конце концов признал меня целительницей, там мне разрешали лечить больных. А здесь живет женщина, которая нуждается в моей помощи. Знаешь, как ужасно видеть ее страдания и быть не в состоянии помочь ей из-за этого глупого упрямца? Я же целительница, Джондалар! – в беспомощном отчаянии воскликнула она и сердито отвернулась к лошади.

Из земляного дома появилась Лэти и, увидев, что Эйла занимается с лошадьми, поспешила к ней.

– Я могу помочь тебе? – широко улыбаясь, спросила девочка. Вспомнив, что вчера вечером она сама попросила Лэти о помощи, Эйла постаралась успокоиться.

– Не думаю, что теперь мне понадобится помощь. Мы не долго останемся здесь, скоро отправимся в путь, – сказала она, переходя на язык Мамутои.

Лэти расстроено потупилась.

– О… ну… тогда я не буду вам мешать, – сказала она, отступая назад к дому.

Эйла увидела ее разочарование.

– Но правда, лошадей еще нужно расчесать. И к тому же они совсем обледенели. Может быть, сегодня ты сможешь помочь мне?

– О, конечно, – вновь улыбнувшись, сказала Лэти. – Что мне надо делать?

– Видишь, там на земле у стены лежат сухие стебли?

– Ты имеешь в виду ворсянку? – спросила Лэти, поднимая подмерзший засохший стебель с сухой колючей шишечкой.

– Да, я нарвала их на берегу. Из этой шишечки получается хорошая щетка. Сломай вот так. Удобнее держать ее в кусочке кожи, – пояснила Эйла. Затем она подвела Лэти к Удальцу и показала, как правильно держать шишку ворсянки, чтобы расчесать мохнатую зимнюю шерсть лошади. Джондалар стоял рядом, успокаивающе похлопывая жеребенка, чтобы тот не испугался непривычных прикосновений незнакомого человека, а Эйла, вернувшись к своему занятию, продолжала снимать с Уинни сосульки и расчесывать ее спутанную шерсть.

Присутствие Лэти временно прервало их разговор об отъезде, и Джондалар был даже рад этому. Он чувствовал, что наговорил больше, чем следовало, и вообще неудачно выразился, поэтому пребывал сейчас в полной растерянности. Ему не хотелось, чтобы Эйла покинула стойбище в таком настроении. Если она уйдет прямо сейчас, то, возможно, уже никогда не захочет покинуть свою долину. И как ни сильна была его любовь к ней, Джондалар не знал, сможет ли провести всю оставшуюся жизнь вдали от людей. И кроме того, он считал, что Эйле тоже не следует уединяться. «Ее так хорошо приняли, – думал он, – и, в сущности, ее признает любое племя, даже Зеландонии. Если только она не будет рассказывать о… Но она права. Что еще она может сказать, если кто-то спросит, из какого она племени?» Джондалар понимал: приведи он ее в родное племя, там любой может спросить об этом.

– Эйла, а ты всегда снимаешь льдинки с их шкур? – спросила Лэти.

– Нет, не всегда. Когда в долине плохая погода, лошади живут со мной в пещере. Здесь у вас нет для них места, – сказала Эйла. – Скоро я отправлюсь в путь, к себе домой. Когда погода наладится.

Неззи, направляясь к выходу из жилища, проходила через помещение кухонного очага, но остановилась возле самого выхода, прислушиваясь к доносившемуся снаружи разговору. Она боялась, что после событий вчерашней ночи Эйла вполне может решить покинуть их, а это означало, что не будет больше уроков языка жестов ни для Ридага, ни для кого другого. Неззи уже заметила, как изменилось отношение людей к ее мальчику, когда они научились говорить с ним. Конечно, Фребек не в счет. «И зачем я только уговорила Талута пригласить эту семейку жить в нашем стойбище… – с сожалением подумала она. – Хотя куда бы пошла Фрали, если бы я этого не сделала? Она неважно себя чувствует. Эта беременность проходит у нее тяжело».

– Может быть, тебе не стоит уходить, Эйла? – спросила Лэти. – Может, нам удастся построить для них укрытие.

– А ведь верно, – поддержал девочку Джондалар. – Совсем нетрудно поставить для них палатку или соорудить навес где-нибудь недалеко от входа, такое укрытие защитит их от ветров и снегопадов.

– Не думаю, что Фребек согласится жить по соседству с животными, – язвительно сказала Эйла.

– Но Фребек – единственный, у кого могут возникнуть возражения, – сказал Джондалар.

– Да, но Фребек принадлежит к племени Мамутои, а я – нет.

Никто не стал спорить с этим утверждением, но Лэти вспыхнула от стыда за свое стойбище.

Неззи, так и не выйдя из дома, поспешила назад к Львиному очагу. Только что проснувшийся Талут откинул меховое покрывало и сидел на лежанке, спустив на пол свои длинные ноги. Почесав бороду, он потянулся, широко раскинув руки, не менее широко зевнул и, болезненно поморщившись, обхватил голову ладонями. Открыв глаза, он увидел Неззи и сконфуженно улыбнулся.

– Вчера вечером я явно перебрал бузы, – покаянно заявил он. Поднявшись с лежанки, он снял с крючка рубаху и натянул ее на голое тело.

– Талут, Эйла собирается уходить, как только погода наладится, – сказала Неззи.

Вождь помрачнел:

– Я боялся, что она решит покинуть нас. Это очень плохо. Я надеялся, что они проведут всю зиму с нами.

– Неужели мы ничего не можем сделать? Они собираются уйти от нас только из-за дурного нрава этого злосчастного Фребека, но ведь остальные хотят, чтобы они остались.

– Даже не знаю, что тут можно поделать. Ты еще не говорила с ней, Неззи?

– Нет, я подслушала их разговор. Эйла говорила Лэти, что здесь нет укрытия для лошадей, а они привыкли жить во время холодов в ее пещере. Лэти сказала, что мы могли бы соорудить для них укрытие, и Джондалар предложил поставить палатку или навес поблизости от входа. Потом Эйла сказала, что Фребек вряд ли согласится жить по соседству с животными, но я поняла, что она имела в виду вовсе не лошадей.

Талут направился к выходу, и Неззи последовала за ним.

– Мы скорее всего сможем сделать что-то для лошадей, – сказал он. – Но если она захочет уйти, мы не в силах заставить ее остаться. Она же не принадлежит к Мамутои, да и Джондалар – из Зел… Зенла… Вылетело, как называется его племя…

Неззи перебила его:

– А не можем мы принять ее в племя Мамутои? Она говорит, что не знает своего родного племени. Можно удочерить ее, вы с Тули проведете обряд, тогда она станет полноправным членом Львиного стойбища.

Талут помолчал, погрузившись в размышления:

– Я не уверен, что это получится, Неззи. Нельзя заставить человека стать Мамутои. Необходимо его согласие, да и мы должны иметь веские причины для такого приема, чтобы объяснить все Совету на Летнем Сходе. Кроме того, ты сказала, что она собирается уходить, – добавил Талут и, отбросив тяжелый входной занавес, вышел из жилища и поспешил в овраг.

Оставшись возле дома, Неззи посмотрела вслед Талуту, затем перевела взгляд на высокую светловолосую женщину, которая расчесывала густую шерсть золотисто-соломенной лошади. Пристально вглядываясь в черты лица Эйлы, Неззи размышляла, к какому племени в действительности принадлежала эта женщина. Если Эйла потерялась где-то на том южном полуострове, то ее семья могла принадлежать и к племени Мамутои. Несколько их стоянок проводили лето у моря Беран, и этот полуостров не так уж далеко, но все-таки у Неззи оставались определенные сомнения. Мамутои знали, где жили плоскоголовые, и, как правило, держались подальше от этих мест, а кроме того, внешне Эйла немного отличалась от Мамутои. Может быть, ее сородичами были Шарамудои, племя тех западных речных людей, у которых гостил Джондалар? Или, может быть, она из племени Сангайи, что живет далеко на севере? Однако вряд ли Сангайи могли дойти до Южного моря. Возможно, ее племя забрело в эти места совсем из других краев. Вариантов ее происхождения может быть много, но одно было несомненно: Эйла не была плоскоголовой… и тем не менее они приняли ее к себе.

Следом за Барзеком и Торнеком из дома вышли Дануг и Друвец. Они поприветствовали Неззи на том молчаливом языке, которому научила их Эйла; Неззи с радостью поддержала такое общение, и это становилось обычным явлением в Львином стойбище. Следующим из дома показался Ридаг, он тоже с улыбкой приветствовал ее. Сделав ответный жест, она улыбнулась мальчику, но когда подошла обнять его, то ее улыбка сменилась несколько озабоченным выражением. Вид у Ридага был неважный, мальчик был болен, тяжело дышал и казался необычно усталым. Вероятно, он заболевал.

– Джондалар! Вот ты где, – сказал Барзек. – Я сделал на пробу одну копьеметалку по образцу твоих. Мы собираемся подняться в степь, чтобы испытать ее. Я посоветовал Торнеку заняться физическими упражнениями на свежем воздухе. Это поможет ему избавиться от головной боли. Он, бедняга, слишком много выпил вчера вечером. Ты не хочешь пойти с нами?

Джондалар глянул на Эйлу. Похоже, сегодня утром никаких особенных событий не предвиделось, и Удалец вполне спокойно воспринимал Лэти, старательно расчесывавшую его шкуру.

– С удовольствием! Я только захвачу свою копьеметалку, – сказал Джондалар.

Мужчины остановились в ожидании, и Эйла заметила, что Дануг и Друвец, похоже, специально стараются не обращать внимания на то, чем занимается Лэти, хотя долговязый рыжеволосый подросток смущенно улыбался самой Эйле. Лэти огорченным взглядом посмотрела вслед подросткам, уходившим вверх по тропе вместе с мужчинами.

– Могли бы и меня позвать с собой, – пробурчала она и, решительно отвернувшись, продолжила свое занятие.

– Ты хочешь научиться стрелять из копьеметалки? Да, Лэти? – спросила Эйла, припомнив свои былые годы, когда она с тоской смотрела вслед уходившим охотникам, мечтая участвовать в их тренировках.

– Они могли бы позвать меня. Я всегда выигрываю у Друвеца в «Обручи и Дротики». А они даже не взглянули в мою сторону, – обиженно сказала Лэти.

– Не огорчайся. Я могу научить тебя, если захочешь. Вот только закончим с лошадьми, – сказала Эйла.

Лэти подняла глаза на молодую женщину. Она вспомнила то потрясающее представление, которое устроила им вчера Эйла с копьеметалкой и пращой, и, кроме того, заметила, как Дануг улыбался ей. Вдруг девочке пришла в голову одна мысль. Эйла никогда не пытается привлечь к себе внимание, она просто делает то, что хочется ей самой, но делает это так хорошо, что люди невольно обращают на нее внимание.

– Да, Эйла, мне очень хочется, чтобы ты научила меня, – сказала она, затем помолчала немного и спросила: – Как тебе удалось так здорово овладеть копьеметалкой и пращой?

Эйла задумалась ненадолго и ответила:

– Мне очень хотелось этого, и я… очень много тренировалась.

Талут, медленно поднимаясь по склону, шел от реки; глаза его были полузакрыты, а волосы и борода потемнели от речной воды.