Текст книги "Охотники на мамонтов"

Автор книги: Джин Мари Антинен Ауэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 59 страниц)

Глава 3

Времени до вечера было еще много, и Эйла позаботилась об Уинни, хорошенько вычистив ее шкуру сначала куском мягкой кожи, а потом сухой ворсистой шишкой. Это привычное занятие подействовало успокаивающе не только на лошадь, но и на саму Эйлу.

Джондалар составил ей компанию, он прошелся ворсянкой по любимым местам Удальца, чтобы этот непоседа хоть немного постоял спокойно и позволил расчесать его лохматую зимнюю шкуру. Теплый и мягкий подшерсток жеребенка стал гораздо гуще, это напомнило Джондалару о приближении холодов. «Интересно, где мы проведем эту зиму», – подумал он. У него пока не было уверенности в том, уживется ли Эйла с Мамутои, но по крайней мере и лошади, и обитатели стоянки уже попривыкли друг к другу.

Эйла тоже заметила, что все стали спокойнее, однако волновалась о том, как проведут ночь ее питомцы, пока она будет спать в этом земляном доме. Ведь они привыкли жить с ней в одной пещере. Джондалар заверил ее, что все будет в порядке, поскольку обычные дикие лошади всегда спят на свежем воздухе. В итоге она решила привязать Удальца поблизости от входа, зная, что Уинни не уйдет далеко без своего малыша и что кобыла обязательно разбудит ее своим ржанием в случае возникновения опасности.

С наступлением темноты ветер стал гораздо холоднее, и, когда Эйла и Джондалар направились к дому, в воздухе уже запахло снегом, однако у очага Мамонта, находившегося в середине этого полуподземного жилища, где собрались уже все обитатели стоянки, было тепло и уютно. Многие задержались, чтобы набрать немного еды – блюдо с остатками дневной трапезы теперь принесли в дом: там были маленькие белые и мучнистые на вкус земляные орехи, дикая морковь, брусника и куски мамонтового жаркого. Мамутои накладывали себе овощи и фрукты либо руками, либо с помощью пары палочек, используемых как щипцы, но Эйла заметила, что у каждого человека, кроме самых маленьких ребятишек, имеется специальный нож для еды. Забавно было наблюдать, как некоторые из едоков зажимают в зубах кусок мяса, а затем, взмахивая ножом, отсекают маленький кусочек, умудряясь при этом сохранить в целости свой нос.

Водонепроницаемые коричневые бурдючки, сделанные из мочевых пузырей и желудков разных животных, ходили по кругу из рук в руки. Талут предложил выпить и Эйле. Напиток обладал кислым, не очень-то приятным запахом, но на вкус оказался сладковатым и сильно обжигающим. Сделав глоток, Эйла отклонила второе предложение. Бражка пришлась ей явно не по вкусу, хотя Джондалар, похоже, пил ее с наслаждением.

Переговариваясь и посмеиваясь, люди занимали места на лежанках вдоль стен или на меховых шкурах и соломенных циновках, раскинутых на земляном полу. Эйла вертела головой, прислушиваясь к разговорам, когда вдруг уровень шума значительно понизился. Оглянувшись, она увидела старого Мамута, спокойно стоявшего за очагом, в котором горел небольшой костерок. Наконец затихли последние разговоры, и шаман, завладев всеобщим вниманием, медленно поднял маленький факел и держал его над костром, пока тот не воспламенился. Люди, затаив дыхание, напряженно следили, как он с торжественным видом направился к темной нише, расположенной в стене, и разжег огонь в маленьком каменном светильнике. Сухой фитиль из лишайника зашипел в мамонтовом жиру и вспыхнул, осветив стоявшую за светильником небольшую женскую фигурку, вырезанную из бивня мамонта, пышные формы которой явно подчеркивали главное достоинство женщины – священный дар материнства.

«Эта фигурка… Почему она кажется мне такой знакомой? – вдруг тревожно подумала Эйла. – Ведь я никогда прежде не видела ничего подобного. Вероятно, это и есть одна из донии, о которых рассказывал Джондалар. Он считает, что донии хранят Дух Великой Земной Матери. Или, возможно, его частицу. Разве может такая маленькая фигурка вместить весь дух? Хотя кто знает, каковы его истинные размеры».

Эйла углубилась в воспоминания, и перед ее мысленным взором возник другой ритуал: тогда ей вручили один из ее амулетов – темный камешек, который она носила в кожаном мешочке на шее. Этот маленький кристалл двуокиси марганца хранил частицу духа каждого члена Клана, а не только ее семьи. Его вручили ей, когда посвящали в целительницы, а она отдала в обмен на него частицу своего собственного духа. Смысл ритуала состоял в том, что отныне, если она спасет чью-то жизнь, то исцеленный человек, в свой черед, не будет чувствовать себя обязанным отдать ей нечто столь же важное и ценное. Такую церемонию проводили с каждой целительницей.

Она немного тревожилась, вспоминая иногда, что у нее не забрали этот камень духов, когда она была проклята. Креб забрал его у Изы после смерти этой старой целительницы, чтобы духи живых людей не последовали за ней в мир Духов, но никто не отобрал этот амулет у Эйлы. Значит, она до сих пор хранит частицы духа всех членов Клана. А ведь теперь она мертва для них, неужели вместе с ней Бруд обрек на смерть и всех остальных?

«Но разве я мертва?» – мысленно спрашивала сама себя Эйла. Она уже не раз задавалась этим вопросом и пришла к выводу, что это не так. Она поняла, что сила этого смертельного проклятия заключается в священной вере, то есть, уверовав в него, дорогие тебе люди не признают больше твоего существования, когда тебя изгоняют из племени… В сущности, любой одинокий странник находится под угрозой смерти. Но она почему-то не умерла. Что помогло ей избежать такого конца? И самое главное, что может случиться с Кланом, если она действительно умрет? Причинит ли ее смерть вред тем, кого она любит? Может быть, погибнет весь Клан? Кожаный мешочек с амулетом показался вдруг ей очень тяжелым, словно вобрал в себя вес ответственности, напомнив Эйле, что у нее на шее сейчас – судьба целого Клана.

Из состояния задумчивости Эйлу вывели странные ритмичные звуки. Мамут, держа в руке утолщенный с одного конца отросток оленьего рога, постукивал им по черепу мамонта, украшенному геометрическими символами и линиями. Эйле показалось, что до нее доносятся не только ритмичные удары, и она стала более внимательно смотреть и слушать. Внутренние полости черепа придавали звучанию богатую окраску, которая, однако, зависела не только от резонансных свойств этого своеобразного инструмента. Старый шаман ударял по разным точкам, отмеченным на костяном барабане, в соответствии с чем изменялись высота и качество звука. Но эти вариации были настолько изящными и сложными, что возникало ощущение, будто Мамут вытягивает из барабана слова, заставляя говорить этот старый мамонтовый череп.

Тихим и низким грудным голосом старец затянул грустный монотонный напев в строго определенной тональности. Вскоре звуки барабана и голоса сплелись в причудливую мелодию, и постепенно к ним стали присоединяться другие голоса, доносившиеся из разных концов просторного помещения; многоголосый хор тихо подтягивал мелодию, привнося в нее новые вариации, но выдерживая единую тональность. Ритм главного барабана был подхвачен другими инструментами. Оглянувшись, Эйла увидела, что Диги играет на втором костяном барабане. А затем Торнек начал постукивать роговым молоточком по другому костяному инструменту, сделанному из мамонтовой лопатки, которая была покрыта рядами красных зигзагообразных линий. Низкие голоса черепных барабанов соединялись с более высоким голосом лопатки, порождая мощное резонирующее созвучие, и весь земляной дом наполнился звуками этой удивительно красивой ритмичной мелодии. Эйла невольно стала раскачиваться в такт музыке и заметила, что в это ритмическое движение вовлечены и остальные участники ритуального действия. Внезапно мелодия оборвалась, и все замерли.

Тишина была заполнена напряженным ожиданием, но это кратковременное безмолвие быстро закончилось. Ведь сегодня не ожидалось никакой официальной церемонии, просто обитатели стоянки собрались вместе, чтобы провести приятный вечер в общении друг с другом, посвятив его интересным разговорам – излюбленному человеческому занятию.

Тули начала с объявления о том, что согласие сторон достигнуто и Брачный ритуал Диги и Бранага будет совершен следующим летом. Несмотря на то что это известие не было неожиданностью, Мамутои возбужденно загомонили, высказывая слова одобрения и поздравления. Молодая пара светилась от счастья. Затем Талут попросил Уимеза поведать собравшимся о своей торговой миссии, и они узнали, что ходовыми товарами будут соль, янтарь и кремень. Джондалар с интересом слушал многочисленные вопросы и комментарии, а Эйла ничего не могла понять и решила, что позже все выяснит у Джондалара. Далее Талут спросил об успехах Дануга, чем вызвал крайнее замешательство подростка.

– У него есть талант – чуткая рука и острый глаз. Еще несколько лет работы, и он станет отличным мастером. Его с сожалением отпустили домой. Дануг многому научился, этот год не прошел для него даром, – доложил Уимез.

И вновь собравшиеся одобрительно загудели, бурно высказывая похвалы в адрес юного мастера. Затем наступило относительное затишье, заполненное разговорами между собой вполголоса, но наконец Талут повернулся к Джондалару, и шелест голосов стал гораздо громче и возбужденнее.

– Поведай же нам, человек из племени Зеландонии, каким ветром занесло тебя к очагу Львиного стойбища племени Мамутои? – спросил он.

Джондалар, отхлебнув сладковатой браги из коричневого бурдючка, окинул взглядом затихших в ожидании людей и улыбнулся Эйле. «Ему уже приходилось рассказывать о своих странствиях!» – подумала она, с легким удивлением осознавая, что он решает, каким путем повести свой рассказ. Устроившись поудобнее, она тоже приготовилась слушать.

– Это долгая история, – начал он. Люди одобрительно закивали. Именно такую историю им и хотелось послушать. – Земли моего племени находятся очень далеко отсюда, далеко-далеко на западе, и даже если вы дойдете до истока реки Великой Матери, что несет свои воды в море Беран, то путь до моей земли все еще будет не близким. Мы живем у реки, так же как и вы, но наша река течет к Великой Воде с запада. Племя Зеландонии объединяет много людей. Подобно вам, мы – Дети Земли. Вы называете Ее Мут, мы называем Дони, но так или иначе, Она есть Великая Земная Мать. Мы занимаемся охотой и торговлей, и порой наши люди отправляются в долгие Путешествия. Мой брат и я решили отправиться в такое Путешествие. – Джондалар на мгновение закрыл глаза и болезненно нахмурил брови. – Тонолан… мой брат… был очень веселым и любил приключения. Он стал любимцем Великой Матери.

Его боль явно была неподдельной. Каждый понял, что это не просто хитрый ход для привлечения внимания к своему рассказу. И хотя он еще ничего не объяснил, все догадались, что произошло с его братом. У них тоже обычно говорили в таких случаях, что Мать раньше забирает к себе тех, кого любит. Джондалару вовсе не хотелось выставлять свои чувства напоказ, горькие воспоминания навалились на него внезапно, и сейчас он испытывал легкое смущение. Однако такая утрата, как правило, встречает всеобщее понимание. Его непритворное горе вызвало у слушателей сочувствие, и они стали относиться к нему с гораздо большей теплотой, выходившей за рамки простой вежливости и любопытства, которые обычно проявляли Мамутои к миролюбиво настроенным чужакам.

Глубоко вздохнув, Джондалар собрался с мыслями и продолжил прерванный рассказ:

– Это далекое Путешествие задумал Тонолан, мне просто захотелось немного проводить его до стоянки, где жили несколько наших родственников, однако потом я передумал и отправился странствовать вместе с ним. Мы пересекли небольшой ледник, возвышающийся к югу от Донау – реки Великой Матери, и решили пройти по ней до самого моря. Никто не верил, что нам удастся осуществить задуманное, да я и сам в общем-то не был уверен в этом, но мы упорно продолжали путь, пересекая приток за притоком и встречаясь с множеством разных людей. Однажды, это случилось в первое лето, мы удачно поохотились и спокойно сидели у костра, заготавливая мясо впрок, как вдруг нас окружили воины незнакомого племени. Они стояли плотным кольцом, направив на нас свои копья…

Голос Джондалара вновь обрел уверенность, увлекательная история его приключений привлекла всеобщее внимание. Он был искусным рассказчиком и умел поддерживать неослабевающий интерес к своей истории. Сопереживание слушателей было достаточно очевидным, люди пораженно покачивали головами, издавали одобрительные возгласы, а зачастую и взволнованные восклицания. «Странно все-таки ведут себя эти говорящие на языке слов люди, они не могут молчать, даже когда слушают», – подумала Эйла.

Она, как и остальные, была захвачена рассказом Джондалара, но в какой-то момент поймала себя на том, что наблюдает за собравшимися у очага людьми. Маленькие дети устроились на коленях взрослых, а те, что постарше, сидели отдельной группой и не сводили горящих глаз с обаятельного странника. Больше других, похоже, увлекся Дануг. Он сидел не шелохнувшись и, подавшись вперед, с явным восхищением внимал рассказчику.

– …Тонолан спустился в это глубокое ущелье, рассчитывая, что львица ушла и ему ничего не угрожает. Но вдруг раздался рев пещерного льва…

– И что случилось потом? – спросил Дануг.

– Остальное вам должна рассказать Эйла. Я мало что помню об этом.

Все глаза устремились на нее. Эйла потрясено молчала. Она не ожидала этого; прежде ей никогда не приходилось говорить перед такой большой аудиторией. Джондалар ободряюще улыбнулся ей. Мысль предоставить ей слово не случайно пришла ему в голову – ведь ей надо привыкать общаться с людьми, а это можно сделать не иначе, как заставив ее говорить на их языке. Ее жизнь очень заинтересовала Мамутои, и ей не раз еще придется рассказывать о своих приключениях. И сейчас, когда в памяти каждого еще свежи воспоминания о ее удивительной власти над лошадьми, история о пещерном льве будет выглядеть более правдоподобной. Джондалар понимал, что после этой потрясающей истории покров тайны, окутывающий Эйлу, станет еще плотнее, но надеялся, что они удовлетворятся этим рассказом, и тогда у нее не будет возможности поведать им о своем более отдаленном прошлом.

– Так что же случилось потом, Эйла? – опять спросил Дануг, мечтая скорее услышать продолжение. Шестилетняя Руги с молчаливой робостью взирала на своего большого брата, который целый год не был дома, однако, вспомнив прежние времена, когда они, усаживаясь плотным кружком, рассказывали разные истории, она немедленно решила забраться к нему на колени. Обняв сестру, Дануг отрешенно улыбнулся ей, но его напряженный взгляд был по-прежнему устремлен на Эйлу.

Она оглянулась вокруг и, заметив, что все лица обращены в ее сторону, попыталась заговорить, но от волнения у нее пересохло во рту, хотя ладони были неприятно влажными.

– Да, так что же случилось? – повторила Лэти. Она сидела рядом с Данугом, держа на коленях Ридага.

Большие карие глаза мальчика были полны ожидания. Он приоткрыл рот и тоже произнес что-то, но никто не понял его просьбы, кроме Эйлы. Она знала значение подобных восклицаний, поскольку слышала их раньше и даже научилась произносить их. Люди Клана не были полностью немыми, но у них были ограниченные способности артикуляции. Поэтому они и придумали для общения богатый и всеобъемлющий язык жестов, а слова использовались лишь для усиления их значения. Она поняла, что Ридаг просит ее продолжить историю и его восклицание исполнено смысла. Эйла улыбнулась, глядя в глаза мальчика.

– Я была с Уинни, – сказала Эйла.

В сущности, кличка кобылы была просто звукоподражанием мягкому ржанию. И слушавшие не поняли, что она произнесла имя лошади. Вместо этого они сочли, что это было некое удивительное украшение начала истории. Они улыбнулись, выражая одобрение и побуждая ее продолжать в том же духе.

– Она скоро иметь маленькую лошадь. Очень большой живот… – сказала Эйла и вытянула вперед руки, показывая, что кобыла была в тягости. Мамутои ответили ей понимающими улыбками. – Уинни надо гулять, и мы ездили каждый день. Короткие прогулки… по знакомым местам. Однажды мы ехать на запад, а не на восток. Посмотреть новую долину, – продолжала Эйла, обращая свои слова к Ридагу.

Джондалар учил ее всем языкам, которые знал сам, в том числе и языку Мамутои, но она говорила на них не так свободно и правильно, как на его родном языке, который узнала самым первым. У нее был удивительный выговор, а ее акцент казался очень странным и почти необъяснимым. К тому же она с трудом подыскивала слова и еще больше смущалась из-за этого. Но, подумав о мальчике, который вообще был не способен говорить, она решила все же пересилить свое смущение и продолжить рассказ. Ведь он просил ее об этом, и она не хотела обмануть его надежды.

– Я слышать лев… – Сама не сознавая почему, Эйла вдруг зарычала. Может быть, из-за горящего ожиданием взгляда Ридага или из-за того, что он едва не свернул голову, чтобы лучше видеть и слышать ее. Или, возможно, просто сработала пробуждающаяся интуиция хорошего рассказчика, и Эйла угрожающе зарычала, очень точно воспроизведя львиный рык. Она услышала сначала сдавленные испуганные вздохи, потом нервные смешки и возгласы одобрения благодарных слушателей. Ее способность подражать голосам животных была просто невероятной, что явно придавало неожиданно волнующий оттенок ее рассказу. Джондалар тоже одобрительно улыбнулся и кивнул ей.

– Я слышать, кричит человек. – Она взглянула на Джондалара, и ее глаза наполнились печалью. – Я остановиться… что делать? Уинни… большая… в животе малыш… – Изображая жеребенка, она издала слабые повизгивающие звуки, за что была вознаграждена сияющей улыбкой Лэти. – Я беспокоиться за лошадь, но человек кричал, и я слышать лев снова. Я вдруг слушать внимательно… – Она умудрилась изобразить львиное рычание так, что в нем присутствовал какой-то игривый оттенок. – Я узнать Вэбхья и тогда спускаться в ущелье. Я понимать, что он не тронуть лошадь.

Эйла видела изумленные взгляды. Она произнесла незнакомое слово, хотя Ридаг мог бы знать его, если бы его судьба сложилась иначе. Эйла объясняла Джондалару, что «Вэбхья» означает младенец на языке Клана.

– Вэбхья – это лев, – попыталась объяснить она. – Я знать маленький лев, Вэбхья был… как малыш. Я спускаться в ущелье. Заставить лев уйти. Но я найти один мужчина мертвый. Другой мужчина, Джондалар, искалечить очень плохо. Уинни везти его обратно в долину.

– М-да! – раздался чей-то насмешливый и недоверчивый голос. Эйла оглянулась и поняла, что это сказал Фребек, мужчина, который днем спорил со старухой. – Неужели ты хочешь убедить нас, что уговорила льва оставить в покое раненого человека?

– Это не обычный лев… Вэбхья, – возразила Эйла.

– Что это значит? Объясни попонятнее.

– «Вэбхья» – слово Клана. Означать ребенок, малыш. Маленький лев жить со мной, и я дать ему это имя. Вэбхья – мой знакомый лев. Лошадь тоже знать его. Уинни не бояться этот лев. – Эйла расстроилась: что-то в ее объяснении было не так, но она не могла понять, что именно.

– Ты жила вместе со львом? Вот уж не поверю, – ухмыльнулся Фребек.

– Ты не веришь ей? – сердитым голосом спросил Джондалар. Этот мужчина, в сущности, обвинил Эйлу во лжи, а он слишком хорошо знал, насколько правдива эта история. – Эйла никогда не лжет, – сказал он, вставая, чтобы развязать пояс, стягивавший его кожаные штаны. Приспустив их сбоку, он обнажил пах и бедро, обезображенное ужасными багровыми шрамами. – Лев напал на меня, и Эйла не только спасла меня от его когтей. Она – искусная целительница. Если бы не она, то я отправился бы в мир иной вслед за моим братом. И я скажу тебе еще кое-что. Я видел, как она ездила на спине этого льва точно так же, как ездит на лошади. Меня ты тоже назовешь лжецом?

– Никто никогда не называл лжецом гостя Львиной стоянки, – бросив на Фребека гневный взгляд, сказала Тули, пытаясь охладить слегка накалившуюся атмосферу. – Мне кажется очевидным, что ты был сильно покалечен. И все мы своими глазами видели, как эта женщина… Эйла… ездит на лошади. Я не вижу никакого повода сомневаться в твоих или ее словах.

Повисла напряженная тишина. Эйла в недоумении поглядывала на настороженные лица людей. Она не знала, что означает слово «лжец», и не могла понять, почему Фребек сказал, что не верит ей. Эйла выросла среди людей, общавшихся посредством движений. Помимо жестов, язык Клана включал в себя мимику и многочисленные позы, передававшие тончайшие оттенки смысла; Очень трудно, практически невозможно, было солгать на таком телесном языке. В лучшем случае человек мог отказаться упомянуть о чем-то, и даже тогда можно было понять, о чем он умалчивает, хотя никому не возбранялось хранить тайны. Эйла не умела лгать.

Однако она понимала напряженность ситуации. Она ясно видела молчаливое раздражение и враждебность на лицах людей. И также видела, что они пытаются скрыть свои истинные чувства. Талут поймал мимолетный взгляд Эйлы, обращенный в сторону темнокожего мужчины. Он задумчиво посмотрел на Ранека, и ему в голову пришла хорошая идея. Он понял, как можно снизить напряжение и вернуть разговор в нужное русло.

– Да, это была отличная история, Джондалар, – пророкотал Талут, тоже грозно глянув на Фребека. – Всегда интересно послушать о тех удивительных приключениях, что случаются во время долгих Путешествий. А не хочешь ли ты послушать рассказ о другом великом Путешествии?

– Конечно, хочу, – ответил Джондалар.

Все собравшиеся наконец облегченно вздохнули и заулыбались. Эту историю и сами Мамутои любили послушать, к тому же им редко случалось наблюдать за реакцией людей, которые еще не слышали ее.

– Это история Ранека… – начал Талут. Эйла заинтересованно посмотрела на Ранека.

– Мне бы хотелось узнать, как человек с коричневой кожей появиться на Львиной стоянке, – медленно подбирая слова, сказала Эйла.

Ранек улыбнулся ей, но обратился к главе своего очага:

– Это, конечно, моя история, но рассказывать-то тебе, Уимез. Джондалар вновь сел на свое место, не слишком уверенный, что ему нравится тема новой истории – или, возможно, повышенное внимание Эйлы к этому мужчине, – и все-таки это было лучше, чем почти явная враждебность. К тому же история действительно обещала быть интересной.

Кивнув Эйле, Уимез слегка откинулся назад и, с улыбкой глянув на Джондалара, начал свое повествование:

– Понимаете, молодой человек, нас с вами объединяет не только любовь к кремневым орудиям. В молодости я тоже совершил дальнее Путешествие. Сначала я взял курс на юго-восток, миновал море Беран и направился дальше к берегам огромного моря, расположенного гораздо южнее. Это южное море имеет много названий, поскольку на его берегах живет множество разноязычных племен. Обогнув это море с востока, я направился на запад, чтобы познакомиться с южным побережьем. Земля там покрыта густыми лесами, солнце очень горячее, и дожди льют нещадно, не то что у нас. Конечно, в пути было множество приключений, но лучше приберечь их для следующего раза. А сейчас я расскажу вам историю Ранека. Странствуя на запад по южному берегу, я знакомился с разными племенами. Кое-где я останавливался и жил какое-то время, узнавая много нового и делясь собственным опытом. Однако мне не сиделось на одном месте, и вскоре я вновь отправлялся в дорогу. Я хотел пройти на запад как можно дальше. Спустя несколько лет я оказался неподалеку от пролива, которым заканчивается южное море. Я думаю, Джондалар, что именно за этим проливом и начинается ваша Великая Вода. Там я познакомился с людьми с такой темной кожей, что они казались просто черными, и там же я встретил одну женщину… Женщину, которая завладела моими мыслями и чувствами. Может, поначалу меня привлекла ее необычная внешность… ее чужеземные одежды, цвет кожи, горящие черные глаза… Все в ней было удивительно – неотразимая улыбка… манера танцевать, ее плавные, изящные движения… Я никогда еще не встречал столь пленительной женщины.

Уимез говорил спокойным суховатым тоном, но сама история была настолько захватывающей, что не нуждалась в дополнительном приукрашивании. Однако когда этот коренастый, предельно сдержанный человек упомянул о темнокожей женщине, то его манера речи заметно изменилась.

– Когда она согласилась жить со мной, я решил навсегда остаться с людьми этого племени. С юных лет меня тянуло работать с камнем, и я научился у них делать наконечники копий. Они обрабатывали камень с двух сторон, понимаешь? – Его вопрос был обращен к Джондалару.

– Да, обе поверхности, как у рубила.

– Только их наконечники не такие большие и грубые. У них отработана хорошая техника. Я тоже показал им кое-какие вещи. В общем, я был вполне согласен жить по их обычаям, особенно после того, как Великая Мать благословила мою жену ребенком. Когда родился мальчик, она попросила меня дать ему имя, – такой уж у них обычай. Я выбрал имя Ранек.

«Вот и объяснение, – подумала Эйла. – Его мать была темнокожей».

– Что же заставило вас вернуться домой? – спросил Джондалар.

– Сложности начались через несколько лет после рождения Ранека. Темнокожее племя, в котором я жил, перебралось в те места с юга, но некоторые племена издавна жили там. Стойбища никак не могли поделить охотничьи территории. Мне почти удалось убедить их встретиться и спокойно обсудить все. Однако в каждом племени нашлось несколько горячих голов, которые решили взяться за оружие. Одна смерть влекла за собой другую – кровь за кровь, – и в конце концов началась настоящая война, стойбище против стойбища.

Мы построили оборонительные укрепления, но этого оказалось недостаточно. Врагов было гораздо больше. Война продолжалась, они устраивали засады, убивая нас поодиночке. Через какое-то время вид человека со светлой кожей начал внушать страх и ненависть. Несмотря на то что я уже давно был членом их племени, люди перестали доверять мне и даже Ранеку. Его кожа была более светлой, чем у остальных, и черты лица тоже выделялись на общем фоне. Я поговорил с матерью Ранека, и мы решили уйти из племени. Прощание было тягостным, пришлось расставаться с друзьями и родными, но оставаться было опасно. Некоторые горячие головы даже не хотели отпускать нас, однако с помощью верных друзей мы тайно покинули стоянку ночью.

Путь наш лежал на север к проливу. Я знал некоторые из живущих там племен, они умели делать легкие маленькие лодки, на которых иногда переправлялись на другой берег. Нас предостерегали, что мы выбрали плохой сезон для переправы. Даже при самых лучших условиях такое плавание было чревато массой опасностей. Но я стремился уехать как можно скорее и решил рискнуть.

Конечно, это было неправильное решение, – сказал Уимез напряженным глухим голосом. – Наша лодка опрокинулась. До другого берега смогли добраться только мы с Ранеком и одна связка ее вещей. – Помедлив немного, он продолжил рассказ: – Мы были еще очень далеко, и наш путь в родные края занял много времени, но в конце концов мы прибыли сюда во время Летнего Схода.

– И сколько же всего лет ты странствовал? – спросил Джондалар.

– Десять лет, – сказал Уимез и улыбнулся. – Наше возвращение вызвало страшный переполох. Никто уже не ожидал вновь увидеть меня, а тем более с Ранеком. Неззи, моя младшая сестра, даже не узнала меня, правда, она была совсем ребенком, когда я ушел из дома. Тем летом она и Талут как раз прошли церемонию Брачного ритуала и основали эту Львиную стоянку вместе с Тули, ее двумя мужьями и детьми. Они пригласили меня присоединиться к ним. Неззи усыновила Ранека, хотя он по-прежнему считался сыном моего очага. Но она заботилась о нем как о собственном ребенке даже после рождения Дануга.

Уимез уже закончил свой рассказ, но все по-прежнему смотрели на него с молчаливым ожиданием, надеясь на продолжение. Большинство обитателей стоянки, конечно, много знали о его приключениях, однако казалось, запас их неисчерпаем – он всегда удивлял их либо совсем новой историей, либо рассказывал старую, вспоминая новые подробности.

– Да, мне кажется, Неззи могла бы стать всеобщей матерью, случись такая возможность, – заметила Тули, вспоминая времена возвращения Уимеза. – Моя Диги тогда была совсем крошкой, и Неззи никак не могла наиграться с ней.

– Ну мне-то она больше чем мать! – сказал Талут и с игривой улыбкой похлопал свою пышнотелую жену пониже спины. Он дотянулся до очередного бурдючка с горячительным напитком и, сделав несколько хороших глотков, послал его по кругу.

– Отлично, Талут! Пожалуй, я тоже могу воспользоваться материнским правом! – подавляя усмешку, сказала Неззи, пытаясь придать своему голосу сердитый оттенок.

– Это что, обещание? – спросил Талут.

– Уж ты-то должен понимать, братец, что я имела в виду, – заметила Тули, не желая принимать игривый тон Талута. – Она не смогла отказаться даже от Ридага. Все равно он не жилец на этом свете. Он такой хворый, стоило ли за него бороться…

Эйла перевела взгляд на мальчика. Замечание Тули огорчило его. Тули говорила без злого умысла, вовсе не желая обидеть Ридага. Но Эйла поняла, что ему не нравится, когда о нем говорят как об отсутствующем. Но он ничего не мог поделать с этим. Ведь мальчик не мог высказать свои чувства, а Тули, не долго думая, решила, что раз Ридаг ничего не говорит, значит, он ничего не понимает и не чувствует.

«Хорошо бы услышать историю этого ребенка», – подумала Эйла, но попросить не решилась, боясь показаться бесцеремонной. Однако Джондалар сделал это за нее, стремясь удовлетворить собственное любопытство.

– Неззи, ты не хочешь рассказать нам о Ридаге? Мне кажется, Эйле это было бы особенно интересно, да и мне тоже.

Собираясь с мыслями, Неззи наклонилась в сторону Лэти и, забрав у нее мальчика, посадила к себе на колени.

– Мы охотились на гигантских северных оленей с ветвистыми рогами, – задумчиво сказала наконец Неззи, – и как раз начали строить загон для них, – это лучший способ охоты на таких большерогих оленей. И помню, я очень удивилась, заметив странное существо, прятавшееся неподалеку от нашего лагеря. Редко кто встречал в наших краях самок плоскоголовых, тем более бродивших в одиночку.

Эйла подсела поближе к Неззи и внимательно слушала, стараясь не упустить ни слова.

– Заметив, что я смотрю на нее, она даже не пыталась убежать, пока я не подошла поближе. И тут мне стало ясно, что она беременна. Я подумала, что она, может быть, голодает, и оставила немного еды возле того места, где она пряталась. Утром еда исчезла, и я решила, что буду подкармливать ее, пока мы не закончим охоту. По-моему, и на следующий день я видела ее несколько раз, хотя точно не знаю. А вечером, когда я сидела у костра, кормя Руги, то увидела ее снова. Она еле передвигалась и казалась совсем больной, и тогда я поняла, что она вот-вот родит. Я не знала, что делать. Мне хотелось помочь, но она попыталась спрятаться. А вокруг становилось все темнее. Я рассказала обо всем Талуту, и он, взяв с собой несколько человек, отправился искать ее.