Текст книги "Роман"

Автор книги: Джеймс Миченер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Мы ехали домой, желая, чтобы все эти предсказания сбылись, так как насладились обществом двух людей, понимающих прекрасное.

* * *

В последующие недели в «Эй-би-и» прилетали различные группы незнакомых людей, которые арендовали машины и Рейнской дорогой направлялись к нам. Зачем всем им нужно было брать у меня интервью, если, по слухам, мой роман провалился? Потому что и миссис Мармелл, и мисс Крейн, готовые защитить как мои, так и свои собственные интересы, просили всех друзей о помощи, расхваливали в письмах мой роман и использовали все возможные и невозможные способы, чтобы опровергнуть дурные слухи.

Они предлагали журналистам приехать в Дрезден, чтобы те воочию убедились, что я жив и здоров. Некоторых направляла миссис Мармелл, других – мисс Крейн, но обе предварительно договаривались с Эммой, которая до хрипоты объясняла всем, как выехать из аэропорта и куда завернуть, чтобы попасть на Рейнскую дорогу.

– Если вы заблудитесь, спросите любого. Все знают нашу ферму, – заканчивала она.

Репортеры немецкого телевидения наняли бригаду из трех человек в Нью-Йорке и привезли их в Дрезден для процедуры, которая, как всегда клянутся журналисты, «займет не более сорока минут».

– Пятнадцать минут установка, полчаса снимаем и исчезаем.

Но, узнав, что у меня есть мастерская и что я там рисую, они провели два часа, выбирая нужный ракурс и освещение. Съемка и пересъемка заняли еще полтора часа. Каждую сцену приходилось снимать дважды, чтобы направлять камеру то на меня, то на журналиста, чтобы получился диалог. И мой привычный распорядок дня был окончательно нарушен.

Эмма сначала возражала, когда переставляли мебель, но в конце концов смирилась, предложила им напитки и почти стала членом их команды, беседуя, словно старая знакомая, об их семьях и заинтересованно рассматривая фотографии детей.

Когда они часов в пять спросили нас, не согласимся ли мы пообедать с ними, я собрался отказаться, но Эмме так хотелось побыть с ними и поболтать, что я вынужден был (боюсь, с кислой миной) согласиться. Мы поехали в уже знакомую «фарфоровую гостиницу», которая произвела на всех такое впечатление, что меня снова начали фотографировать на фоне статуэток.

Когда мы ехали домой, я ворчал:

– Сколько времени уходит на пустяки!

– У нас так много читателей в Германии, – напомнила мне Эмма.

Так как у нас было достаточно читателей и в Великобритании, прилетела группа из Би-би-си, и еще один день был потерян. Но мужчины так восторгались Эммой, что она опять настояла, чтобы мы пообедали вместе. И мы вели разговоры о принцессе Диане и новом фильме о Кристине Килер. Я предполагал, что подобные интервью помогут в распространении моей книги за границей, но полной уверенности в этом не было. Когда наши гости, возвратившись домой, писали письма, где благодарили нас за гостеприимство, они всегда обращались к Эмме, а не ко мне. Еще хотело приехать и японское телевидение, без сомнения, с подачи мистера Сайто, но Эмма вынуждена была отказать им из-за своих собственных планов, которые надо было выполнить обязательно.

* * *

Каждую весну выпускницы Брайн Мауер собирались в колледже, где встречались со своими старыми подругами, вспоминали прошлое и жертвовали деньги в пользу их любимой школы. Уже много лет Эмма пропускала такие встречи. Сначала потому, что у нее не было денег, а потом – потому что она была слишком занята моими делами. В первые годы она представляла себе, как ее подружки спрашивали друг у друга: «Что случилось с этой Столцфус – эта девочка, кажется, из амишей?» И кто-нибудь отвечал: «Она преподает в школе где-то в небольшом городке» Эмма представляла себе их снисходительные улыбки, так как они повыходили замуж за директоров компаний да заведующих кафедрами в университетах Этой весной была сорок пятая годовщина, как Эмма окончила колледж, и она дала знать, что приедет с мужем. Она не сказала с «моим знаменитым мужем», но дала это почувствовать, ведь так было на самом деле. Эмма знала, что ее соученицы будут выпрашивать автографы.

Перед встречей она сделала секретный звонок из автомата мисс Крейн:

– Это Эмма Йодер. Скажите, в этом году мы заработаем большие деньги?

– Не так много, как мы предполагали, но больше того, что вы можете потратить.

– Я знаю, как я их потрачу.

* * *

Брайн Мауер находился всего в тридцати милях к югу от нашей фермы, поэтому мы выехали только в пять, чтобы успеть к торжественному обеду, предшествующему празднеству. Эмму помнили только несколько учениц, но многие узнали меня по фотографиям с обложек моих книг. И вскоре все уже знали, что приехала Эмма Столцфус.

Перед тем как все уселись за стол, многие женщины столпились вокруг Эммы, чтобы поздравить ее и попросить мой автограф. Некоторые спрашивали, есть ли у нас дети. В этих случаях Эмма показывала на книги. Пиком празднества оказалось неожиданное выступление президента колледжа, энергичной молодой женщины, которая поднялась из-за стола и торжественно провозгласила:

– Выпуску 1945 года есть чем гордиться. Наш казначей сообщил мне, что они сделали вклад в фонд нашего колледжа в размере одного миллиона ста семидесяти восьми тысяч долларов.

У зала дух захватило от этой потрясающей информации, и восторги стали еще внятнее, когда она объяснила:

– Это стало возможным благодаря Эмме Столцфус, передавшей мне чек на сумму в один миллион долларов.

Больше всех других потрясен был я. Под грохот аплодисментов я шепнул Эмме:

– Где ты взяла такие деньги?

– Это твои деньги, – ответила она. – Я в первый раз в жизни выплатила себе зарплату.

Когда этим вечером мы возвращались домой, Эмма, сидевшая за рулем, сказала:

– Прекрасная была встреча. Лучше и представить нельзя. Так чудесно снова увидеть своих девочек!

– Девочек? Это вполне зрелые женщины!

– Для меня они навсегда останутся девятнадцатилетними… Мне кажется, они были рады, что я приезжала.

– Ты купила свой приезд.

– Да. Купила. На деньги, которые я помогла тебе заработать. Сорок пять лет назад, когда я начала преподавать в Саудертоне, я строила планы на этот вечер. Грандиозные планы. Мне не хотелось приезжать туда с пустыми руками. И я сделала то, о чем мечтала.

* * *

Не успели мы отпраздновать триумфальный приезд Эммы в Брайн Мауер, как позвонила миссис Мармелл:

– Эмма, я не имею права это обсуждать, но мистер Макбейн и с ним еще два человека собираются к вам завтра. Им нужно поговорить с Лукасом. Я объяснила им, как к вам проехать. Пожалуйста, будьте дома.

– Скажите мне только одну вещь: они юристы? Это обвинение в плагиате или что-то в этом роде?

– Нет, по-моему. Проблемы не у Лукаса, а у нас. – И она повесила трубку, обеспечив Эмму тревогой на весь остаток дня.

В нашей семье существовало два приема на случай возникновения проблем. Первое – встречать трудности лицом к лицу и стараться их преодолеть. Второе – проанализировать ситуацию сразу, чтобы не быть застигнутым врасплох. Девять лет назад, когда у Эммы было подозрение на рак, она поехала в больницу на обследование. Выяснили, что у нее действительно была опухоль, к счастью, доброкачественная. Но все равно нужно было ее удалить. В ситуации менее серьезной – возможности провала книги – мы старались предугадать, какова будет наша реакция. Мы всегда стремились любую ситуацию держать под контролем, дабы избежать паники и истерик.

За обедом и ужином мы пытались догадаться, что означают слова миссис Мармелл: «Проблемы не у Лукаса, а у нас». И решили в конце концов, что все дело в статье в «Нью-Йорк таймс», где обсуждалась возможная продажа «Кинетик». Весь вечер мы обдумывали, что будем делать, если эта злосчастная продажа состоится.

Во вторник утром, раньше, чем мы ожидали, приехал мистер Макбейн с двумя джентльменами в синих костюмах. Эмма, разглядывая незнакомцев из окна, шепнула мне:

– Они выглядят как федеральные агенты. – И она, волнуясь, открыла дверь.

Джентльмены держались натянуто и отстраненно.

– Это мистер Шульц из Сент-Луиса, представитель одного из самых больших книжных магазинов Америки. А это мистер Фрегоси. – Когда все трое уселись, мистер Макбейн прямо приступил к делу: – Мы находимся в очень сложной ситуации – по-другому это и не назовешь. Мистер Шульц, покажите, пожалуйста.

Мистер Шульц развернул афишу, которая сообщала покупателям, что магазин «Ингленук» собирается предложить своим постоянным клиентам редкую возможность получить последнюю книгу Лукаса Йодера с автографом и в упаковке за сумму всего семьдесят пять долларов.

– Оформлено хорошо, – одобрил я, передавая афишу обратно, – но цена слишком велика. – И про себя добавил: «Особенно для книги, которая должна провалиться».

– Смотря как на это посмотреть, – возразил Макбейн. – Короче говоря, мы приехали сюда обсудить проблему автографов. И юристы «Ингленука», и наши из «Кинетик» уверяют, что если мы собираемся посылать эти книги по почте, то необходимо оформить контракт с автором. Если «Ингленук» не выполнит того, что пообещал, и даже если при этом он возвращает деньги покупателям, его все равно имеют право обвинить в мошенничестве.

– Как такое вообще могло произойти? – стараясь сохранить спокойствие, спросил я. – Со мной даже и не посоветовались. Поэтому я не считаю себя здесь кому-либо обязанным.

Когда все уставились на Макбейна, он вынужден был признаться:

– Пытаясь каким-то образом спасти книгу от предварительной неблагоприятной рекламы, мы обратились в крупные книжные магазины, чтобы они сделали все возможное для «проталкивания» ее на рынке. Наш человек в Сент-Луисе понял все буквально и обратился к мистеру Шульцу с просьбой предложить их клиентам специальные экземпляры книги с автографом автора и уверил его, что автор будет этому несказанно рад.

Все мрачно смотрели друг на друга и молчали. После паузы мистер Макбейн продолжил:

– Мы должны оценить трудность ситуации. Тот человек, который в «Кинетик» отвечает за распространение и продажу, имеет все права говорить за своих работодателей, то есть за весь «Кинетик пресс». Соответственно все обвинения падут на «Кинетик», а не на «Ингленук». Я правильно понимаю, Теодор?

– Абсолютно верно. И это не потому, что я хочу свалить это все на вас, мистер Макбейн, а потому, что обстоятельства вынуждают меня так поступить. Нашей вины здесь нет.

– А сейчас мы подходим к самой неприятной части. У агента, который все это затеял, не только есть все права выступать от нашего имени. Он выступает и от вашего, мистер Йодер. Вас действительно могут заставить подписывать все эти книги, которые были заказаны по почте.

У меня перехватило дыхание:

– И все из-за того, что у вашего агента длинный язык?

– Да.

– Вы его уже уволили? – спросила Эмма.

– Еще нет, но могу это сделать.

Вмешался мистер Шульц:

– Мы все должны понять, что обязаны выполнить обещанное, так как предложения уже разосланы по почте, и наши клиенты прислали нам свои чеки.

– И я повязан по рукам и ногам? – спросил я.

Когда оба, мистер Макбейн и мистер Шульц, кивнули, вмешалась Эмма:

– Да, но вы не сказали, какое количество книг уже заказано.

Ответ мистера Шульца мгновенно изменил наше настроение:

– Так как миссис Мармелл послала нам экземпляр вашей рукописи, что она редко делает, наши ведущие агенты и я прочли ваш роман, мистер Йодер, и считаем его таким сенсационным, что читатели, возможно, будут безумствовать. Нам придется увеличить количество предложенных экземпляров. Все, кому довелось прочесть вашу рукопись, говорят, что это лучший роман Йодера. Все они уже заказали себе эти элитные экземпляры с автографами за семьдесят пять долларов.

Слезы не навернулись мне на глаза, но я глубоко вздохнул.

– И как много уже заказов?

– Девять тысяч.

– В это трудно поверить.

– Мистер Йодер, читатели высоко ценят ваши книги. И прошел слух, что это, возможно, последний ваш роман. Каждый хочет иметь такую книгу. А девять тысяч человек не только хотят иметь экземпляр с вашим автографом, но уже и заплатили за него.

– Но это займет, возможно, недели! Подписать такое количество книг! – Конечно, я был ободрен доверием моих читателей, но количество работы, которая на меня свалилась, меня просто испугало.

Напряженную тишину, последовавшую за этими словами, прервала Эмма, которая любила ясность во всех вопросах:

– И о каких же цифрах мы говорим?

– Девять тысяч экземпляров по семьдесят пять долларов, что составляет шестьсот семьдесят пять тысяч долларов. Мы и не мечтали о такой сумме.

– А вы уверены, что найдется столько сумасшедших, готовые выложить такие деньги за обычную книжку?

– Это не обычная книжка, миссис Йодер. Это, возможно, лучший роман вашего мужа и, наверное, последний. Тысячи людей любят его произведения. Я сомневаюсь, что число заказов остановится на девяти тысячах, так как читатели воспринимают эту книгу как прощальный жест.

– И ваша реклама это подчеркнула.

– Продажа книг – дело непростое. Приходится искать сенсации.

Но Эмму не интересовали его объяснения, где и как они отыскивают эти сенсации. Она повернулась к Макбейн у и спросила:

– Если мы согласимся с этими цифрами, что они будут означать для нас?

– Нам лучше выйти в другую комнату, – ответил президент «Кинетик». – Наши подсчеты лучше держать в секрете.

Когда мы уединились с Макбейном, он спросил меня:

– Вы, конечно, знаете все пункты вашего контракта?

И был изумлен ответом Эммы:

– Нет, он никогда не интересуется подобными вещами.

– Но вы его подписали. Он у меня в сейфе.

– Да. – согласился я, но Эмма перебила:

– Он никогда не беспокоится по поводу цифр и никогда их не помнит.

– Где ваша копия контракта? – спросил он, и я ответил:

– Не знаю, где-то в столе.

– Вы храните его, миссис Йодер? – повернувшись к Эмме, спросил Макбейн.

– Нет, муж не позволяет мне, говорит, что от них все равно никакой пользы.

– Для вашего сведения, контракт на вашу последнюю книгу аналогичен предыдущим. Десять процентов от первых пятидесяти тысяч экземпляров и пятнадцать процентов, если количество копий перевалит за эту цифру. Но в этом контракте одна небольшая поправка: семнадцать процентов после пятисот тысяч. Соответственно, вы можете получить сто восемь тысяч долларов.

– Имея такой неудачный старт, мы никогда не доберемся до подобного объема.

– Из того, что мы видим, мы не только доберемся, но и перекроем эту цифру. То же, что и Шульц, говорят нам и другие. И, если ваш муж выполнит возложенные на него обязательства, это пойдет ему на пользу.

– Или попадет в тюрьму, если откажется? – спросила Эмма, но Макбейн успокоил ее:

– Наши юристы сказали, что, так как наш агент, который заварил всю эту кашу, одновременно считался и вашим агентом, есть вероятность, что, так как вы ничего не знали о договоре, вы будете освобождены от ответственности. Но полной гарантии нет.

Когда мы вернулись в гостиную, пришло время заговорить и мистеру Фрегоси. У него был мягкий голос, внушающий доверие:

– Положение не из приятных. Но есть один момент. – Он протянул мне копию рекламного письма, где слово «автограф» было подчеркнуто. – Написано « автограф» достаточно четко, но не написано « личный автограф». Исходя из этого, мы можем найти выход из ситуации.

Вынув из дипломата несколько листков бумаги, он раздал их: погашенные чеки, дипломы, долговые обязательства, подписанные копии приказов и полдюжины других важных документов. После того как мы их изучили, мистер Фрегоси объявил:

– Мы все знаем, что иногда мэры, президенты корпораций, деканы университетов просто не в состоянии подписать все документы, особенно чеки. Уже довольно давно несколько светлых голов изобрели машины, которые дают возможность подписывать до пятидесяти документов за раз. На бумагах, которые вы держите в руках, – пример того, как работают эти машины. Мы берем личную подпись человека и при помощи нашей машины воспроизводим ее тысячу раз, если это необходимо.

И не успели мы выразить свое удивление, как он снова раздал нам бумаги, все подписанные неким Т. Уэлфордом. И каждая подпись чуть-чуть отличалась от другой. Различия были едва уловимы, и казалось, что все семнадцать подписей являются действительно личными автографами.

– Вот что делают наши ребята: берут одну подпись и с помощью лазера варьируют ее написание в четыре сотни различных подписей – где чуть изменен наклон, где удлинены буквы.

Пока Эмма рассматривала документы, мистер Фрегоси продолжал:

– Теперь вы видите, что, если мистер Йодер даст мне десять вариантов своей подписи – обычные подписи, где последняя буква, например, чуть мельче, чем в другом варианте, – я могу превратить их в четыре сотни различных вариантов его же собственного автографа.

До того как я успел запротестовать, мистер Фрегоси добавил:

– Здесь нет никакого обмана. Этот трюк с машиной считается вполне законным. И слава Богу, мистер Шульц, что вы не написали « личный автограф». – Обращаясь прямо ко мне, он продолжал: – Если вы согласны, мы все будем спасены, и совершенно легально. Особенно вы, мистер Йодер.

– Это все обман, – вмешалась Эмма. – И я не позволю Лукасу быть в нем замешанным.

– Альтернатива этому, – парировал мистер Макбейн холодно, – сидеть и подписывать девять тысяч книг, а может быть, и десять к тому времени.

Чтобы снять напряжение, заговорил Шульц:

– Давайте лучше выберемся из дому и вместе пообедаем где-нибудь.

– Миссис Мармелл посоветовала мне великолепный ресторан в Дрездене, – оживился мистер Макбейн.

Все поднялись и направились к машине наших гостей. Я же, задержавшись на несколько минут и не объяснив причину, присоединился к остальным.

Нашим гостям очень понравился «Дрезденский фарфор». И добрую часть нашего пребывания там они провели, рассматривая мейсенские статуэтки. Но сам обед проходил довольно нервно. Все ждали моего решения. Я наблюдал за их реакцией.

– То, что вы мне предложили в качестве выхода из ситуации, – явно безнравственно. Мы подсунем людям подделку.

Наши гости украдкой переглянулись, но тут же успокоились, когда услышали от меня:

– Однако я не вижу другого выхода, как только согласиться на ваше предложение и молиться, что вся эта операция легальна. – С этими словами я вынул из кармана незапечатанный конверт. – Но по совести я не могу принять и пенни гонорара от этих книг. Здесь чек, подписанный сегодняшним числом. Я хочу, чтобы мистер Макбейн послал его президенту Мекленбергского колледжа с указанием: «В фонд библиотеки колледжа». Хочу избавиться от этих денег заблаговременно.

Наша трапеза закончилась не на самой лучшей ноте. И, забросив нас домой, наши гости поспешили в аэропорт.

* * *

Когда уже прошла большая часть июня, я начал подозревать, что так и не смогу дальше заниматься правкой романа, так как огромную часть времени у меня начала забирать читка гранок. Но я без устали работал и иногда даже удивлялся, как хорошо идут дела. Но меня расстраивало, что очень много времени приходилось возиться с каждым замечанием. Я работал очень аккуратно, так как знал, что это последняя возможность усовершенствовать рукопись. Меня забавляло, что бытует мнение, будто писательское творчество – результат вдохновения, данного свыше. Это же дьявольски тяжелый труд!

Мою июньскую работу сначала прервала миссис Мармелл, когда позвонила, чтобы сообщить, что у Шульца уже одиннадцать тысяч заказов по семьдесят пять долларов, что постоянно поступают новые заказы из книжных магазинов и что о моих художествах с магическими знаками прослышали в Си-би-эс. Они предупредили, что собираются снять обо мне сюжет для пятничного выпуска телешоу «Дома».

– Это приличное шоу? – поинтересовался я.

– Мистер Йодер, это чудесная передача. Вы что, никогда не смотрите телевизор?

– Только с девяти вечера, если показывают старые фильмы.

– Они собираются приехать к вам. Все съемки будут у вас дома. Эмму тоже снимут, как вашу супругу и главную помощницу. Скажите, что согласны, и я передам им ваш ответ.

Си-би-эс позвонила нам из Нью-Йорка, чтобы сообщить, что нас должны показывать в пятницу в восемь тридцать утра. Я ответил, что буду работать вплоть до четверга, а в пятницу утром буду готов для съемок. Но мои планы были нарушены, так как в среду утром к ферме подъехал огромный фургон – телевизионщики хотели подготовить свет для предстоящих съемок. Прибыли четыре электрика. И когда Эмма возмутилась, почему они разъединяют наши провода, они ответили, что это необходимо, чтобы избежать замыканий во время шоу. Черные провода словно змеи расползлись по нашему дому. Телефон был разъединен. Зато три различных провода соединили нас прямо со студией в Нью-Йорке.

До наступления сумерек подъехал и второй фургон. Он был еще больше первого, типа тех, какие мы обычно видим на важных футбольных матчах. Он уткнулся в забор, Эмма закричала:

– Эй, а это что такое?

Водитель ответил:

– Мы называем это командным постом. Все приводится в действие отсюда.

С наступлением ночи к нам еще подъехала и полицейская машина из Дрезденского отделения полиции, чтобы все эти грузовики охранять.

Около десяти часов утра в четверг прибыли три кинокамеры из Филадельфии, которые были установлены близ двух грузовиков и шести легковых машин. Однако режиссер и группа еще не приехали. Они прилетели около двенадцати, сразу принялись осматривать дом и спорить о положении камер.

– Все будет состоять из трех частей. Первая – мистер и миссис Йодер в их гостиной с немецкими декорациями. Перекличка с Нью-Йорком. Затем, конечно, мы видим его за письменным столом. Ведь он прежде всего – писатель. Опять диалог с Нью-Йорком. А затем сюрприз. Мы переключаемся на мастерскую, откуда мистер Йодер рассказывает Нью-Йорку о своих магических знаках и о том, как он с ними работает, – Когда эта программа была согласована, режиссер заключила: – В общем, нам понадобится три камеры. Первая – вход и гостиная; вторая – кабинет, второй этаж; третья – мастерская и двор. Все очень просто. И я хочу еще снять снаружи: супруги Йодеры приглашают нас к себе в дом. У нас должно быть действие. Никакой статики. Никаких неподвижных «говорящих голов». Но как же нам сделать, чтобы одна камера оказалась снаружи в момент приглашения и в то же время еще три находились в доме?

В конце концов было решено, что камера, предназначенная для съемок в мастерской, сначала будет установлена около входа, а затем ее быстро перенесут, чтобы отснять последний кусок. Человек с камерой должен обходить дом задами. И ему необходим еще проводник, который поможет пробраться через все провода и кусты, чтобы он в них не запутался.

В двенадцать тридцать в четверг появились официанты из «Дрезденского фарфора», нагруженные коробками с завтраками и прохладительными напитками. Команда жадно все это заглатывала, пока мы с Эммой сидели на кухне с режиссером и ее помощником.

– Мы готовимся к съемке каждый четверг, а в пятницу передача идет в прямом эфире. Вечером мы уезжаем, а в среду все начинается сначала, а если объект под рукой, то в четверг утром.

– А куда вы собираетесь на следующей неделе? – спросила Эмма.

– Куда, Фрэнк?

– В Сиэтл. К знаменитому специалисту по костям с улыбкой на все тридцать шесть зубов. Говорит с итальянским акцентом.

После ленча режиссер снова обошла все точки, да не один-два раза, а раз шесть или семь, так как все действия, которые должны происходить вокруг нас с Эммой, должны быть скоординированы, отлажены, и, хотя мне не надо было зубрить текст, необходимо было исхитриться не запутаться в проводах, что у меня никак не получалось. В конце концов режиссер вынуждена была предупредить:

– Мистер Йодер, вы должны не прогуливаться из гостиной в кабинет и в мастерскую, а наметить себе строго определенный маршрут.

И, когда в конце концов мне так и не удались эти маневры, она уже спокойнее заметила:

– У нас такое случается. Значит, как только мы отснимем первую сцену, Фрэнк сразу же берет вас за руку, переводит на другое место и быстро исчезает, чтобы не попасть в камеру.

– Так будет лучше, – согласился я, но этим вечером, когда все, за исключением полицейских, ушли, я попросил Эмму:

– Не хочу показаться дураком перед всеми этими людьми, которые будут смотреть передачу. Возьми меня за руку и проведи снова по этому лабиринту.

Когда она повторила это пять раз, я почти запомнил маршрут и почувствовал себя спокойнее.

В шесть часов утра, в пятницу, режиссер снова захотела все отрепетировать, но только она собралась это сделать, как, задыхаясь, прибежал Фрэнк:

– В наушники мистера Йодера не доходят сигналы из Нью-Йорка. Ваши – в порядке, но он не сможет услышать вопросы, которые ему будет задавать Нью-Йорк. Все провалится, если он будет сидеть и молчать.

Когда Фрэнк замолк в растерянности, режиссер промолвила:

– Фрэнк, помни всегда наше правило: у нас не бывает катастроф, у нас могут быть проблемы.

Через несколько минут она держала в руках большой кусок картона для записи вопросов, которые должна будет задавать ведущая программы из студии в Нью-Йорке. Она уверила меня, что, стоя там, где я мог ее видеть, а камеры не могли, будет последовательно показывать мне вопросы из Нью-Йорка. Я решил, что это слишком сложно и спросил:

– А почему бы мне не дать возможность просто смотреть, как она будет задавать мне вопросы из студии, пусть у меня нет возможности слышать их. Но в этом случае я хотя бы буду знать, когда мой черед говорить.

Объяснение режиссера сильно встревожило меня:

– Ничего не выйдет. Вы не можете видеть людей в Нью-Йорке. Можно только их слышать. Но сегодня для вас и это невозможно.

– Боже!

– Постойте, мистер Йодер. Я думаю, вам и раньше приходилось встречаться лицом к лицу с непредвиденными трудностями. Сейчас я вам попытаюсь все растолковать. Когда я показываю вам вопрос, который вы не можете слышать, отвечайте и не замолкайте, пока не появится другой вопрос. Затем вы делаете паузу. А после нее я показываю то, о чем вас в данный момент спрашивают. И вы снова начинаете говорить.

Я был в панике, а она подошла и поцеловала меня:

– Потом вы будете с гордостью вспоминать этот день как день вашего очередного триумфа.

Я уставился на нее в полной растерянности.

– Новая проблема совершенно выбила у меня из головы маршрут, по которому я должен передвигаться.

– Это не ваша проблема, а Фрэнка. Слова? Будете смотреть на меня. Ноги? Положитесь на Фрэнка.

– Но, если я ничего не могу слышать в наушники, зачем же я их должен надевать?

– Чтобы выглядеть как полагается, иначе все профессионалы в этом деле поймут, что мы их обманываем.

Я захлопал глазами, а она мрачно заметила:

– Мы оба профессионалы, мистер Йодер. И мы не должны опозориться.

Интервью закончилось в восемь часов сорок девять минут утра. А с девяти начали поступать звонки. Знакомые со всей страны, в основном подруги Эммы по колледжу, звонили, чтобы высказать ей свое восхищение:

– Ты прекрасно выглядела! Говорила, как актриса!

Некоторые хотели приобрести мои магические знаки. Позвонили из художественного журнала и спросили, есть ли у нас цветные слайды моих работ.

К десяти часам все провода, опутывающие дом, исчезли, и была восстановлена нормальная электропроводка. Но телефонные звонки не умолкали. Я даже не запомнил некоторых из звонивших.

К полудню фургоны уехали, а в четверть первого режиссер и ее команда сидели с нами за кухонным столом, болтали, потягивали пиво и угощались содержимым холодильника, включая тосты, мед, молоко и яблочный пай, который днем раньше Эмма испекла для Дифендерферов с ростокской почты.

Режиссер потрясала мою руку:

– Вы не подкачали сегодня, старина. Любой, кто вас видел, скажет: «Этот парень знает свое дело». Книги, картины и то, как вы говорили, – все смотрелось замечательно.

* * *

Как раз в середине июля, когда я собирался закончить правку, меня побеспокоили, но беспокойство было приятное. Позвонил директор Коллекции народного искусства Эбби Олдрич Рокфеллер из Уильямбурга, штат Виргиния, чтобы сообщить, что у них неожиданно образовалось «окно» в графике выставок и они почти незамедлительно хотели бы выставить одиннадцать моих работ с магическими знаками, но только в том случае, если я соглашусь добавить к ним еще три, над которыми я в данное время работал. Я объяснил, что закончил только двенадцатый и тринадцатый, но предполагаю, что знаю, где можно будет взять четырнадцатый. Он очень обрадовался и сообщил, что ждет нас в следующую среду, чтобы открыть выставку.

– Мы приедем, – заверил я директора.

Я не без удовольствия готовился к этой выставке. Ведь показ моих работ в музеях такого ранга, как Уильямбургский, давал возможность познакомить людей с искусством моей нации, моего народа. Это-то я и пытался объяснить Эмме по дороге в Виргинию:

– Когда они читают мои книги, все, что они могут почувствовать, – это мое особое восприятие наших немцев. А когда они сами видят магические знаки, украшавшие наши амбары, они смогут понять то, что было для нас жизненно важным… Я не люблю, чтобы меня отрывали от романа. Но мои работы стоят того.

Когда мы приехали в музей, нас встретили сюрпризом, так как директор сказал:

– Очаровательная молодая пара держит здесь в городе книжный магазин «Колониал». Услышав о вашем приезде на выставку, они – их имя Катуорты – спросили, могут ли организовать вечеринку в вашу честь в их магазине завтра после выставки. Неформальную встречу, куда придут местные почитатели вашего таланта. Я дал за вас согласие.

– Я сюда приехал ради выставки, а не для того чтобы торговать книгами.

– Вы можете отказаться. Это я соблазнил Катуортов. Сказал, что к нам редко заезжают такие гости – писатель и художник одновременно. И хорошо бы использовать это на полную катушку.

– Если вы делаете это не из-за того, чтобы мне угодить…

– Мистер Йодер! Я буду на этой встрече и надеюсь увидеть там вас. Их магазин – одно из лучших мест города.

Когда мы ехали по городу к месту нашего ночлега в «Валлайс-хаус», мы видели рекламные афиши, оповещающие, что Лукас Йодер будет присутствовать на вечеринке в «Колониал букс» в четверг вечером на неофициальной встрече с любителями его творчества.

Четырнадцать моих знаков из «Магической серии» были замечательно экспонированы, а в сопровождающем буклете были помещены фотографии знаков с подписями, объясняющими их смысл. Брошюра называлась: «Двойная сущность Йодера, автора „Грензлерского октета“ и „Магической серии“.» Презентация прошла успешно, и после легкого обеда мы отправились на прогулку по тихим улочкам Уильямсбурга, где каждый дом напоминал музей. На одной из самых живописных улиц меня ожидала новая неожиданность.

Часть этой улицы около «Колониал букс» была запружена народом. Даже Вызвали дополнительно двоих полицейских. Когда мы спросили одного из офицеров, кого и от чего охраняет полиция, он ответил: