Текст книги "Вне подозрений"

Автор книги: Джеймс Гриппандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

68

Джек сидел и ждал в темноте. Шторы на окнах были плотно задернуты. Здесь же, в гостиной, у Эвелин находился телевизор, но ему и в голову не приходило включить его или верхний свет. Он два часа сидел в одиночестве, прислушиваясь к каждому звуку пустого дома. Вот щелкнул и включился кондиционер, затем выключился. Из кухни доносилось мерное гудение холодильника. Дедовские напольные часы начали отбивать время.

После встречи с Селестой ему было над чем подумать. Она рассказала ему о скандале на кладбище, вызвавшем раскол в семье. Синди так верила в то, что ложь сестры довела отца до самоубийства, что даже призналась Селесте в своем намерении отравить ее. Мать тоже ополчилась на Селесту, но с одной весьма существенной разницей. Сестры в конце концов помирились, и Синди поверила в то, что обвинения в адрес отца вовсе не являются вымышленными. Мать же так и не простила Селесту, хотя знала, что дочь не лжет.

Вновь раздался звон часов. Четверть третьего. Джек приподнялся из кресла, то тут же вновь опустился в него. Какой-то новый звук. Он прислушался. Да, именно этого звука он и ждал. В замке входной двери повернулся ключ.

Эвелин повесила зонтик на вешалку в прихожей и включила свет. С полудня лил дождь и хлынул точно из ведра, как раз когда она вышла из такси перед домом. Но даже ураган не удержал бы Эвелин от возвращения домой.

Из прихожей она прошла прямо на кухню. Судя по звуку шагов, весьма решительно. На протяжении целого часа сидела она в больнице, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не броситься домой. Но это вызвало бы подозрения. Все это время она анализировала то, что сказал ей Джек, взвешивала свои возможности. Торопиться и предпринимать резкие шаги не стоило, зато теперь цель была ясна. Надо ехать домой, исправить досадную промашку.

Она включила на кухне свет. Взгляд тут же упал на разделочный столик. Он был пуст, и это неприятно удивило Эвелин. Сердце забилось. Она оглядела кухню, снова взглянула на столик.

Как же получилось, что его здесь нет?

Эвелин подошла к шкафчику, отворила дверцу. Тарелки, миски, миксер, открывалка – все на месте. Все, кроме того единственного предмета, который она искала.

Руки ее дрожали. Он долженбыть здесь. Она заглянула в шкафчик под раковиной и увидела там лишь стойку для грязной посуды, моющие средства и бумажные полотенца. Тогда она начала открывать один шкафчик за другим, громко хлопая дверцами. Тарелки, хлебница, кастрюли, горшки и сковородки – больше ничего.

Тут в голову ей пришла мысль, и она бросилась в маленькую кладовую. Распахнула дверь и громко ахнула.

Там стоял Джек.

– Что ты… – начала она. И тут же осеклась, заметив, что он держит в руках. Продолговатую деревянную подставку, из которой торчали рукоятки ножей. Ее кухонный набор.

– Ты это ищешь, да, Эвелин? – спросил он.

Джек вышел из кладовой. Эвелин медленно отступила назад, в кухню. Он молчал – видно, ждал, что она заговорит первой. Она же продолжала отступать, пока не уперлась спиной в раковину.

– Что ты здесь делаешь? Я думала, ты поехал в полицию на встречу со следователем.

Он поставил набор на кухонный стол.

– Никакой встречи. Я соврал.

– Что? – с нервным смешком воскликнула она.

– Я все придумал.

– Но зачем?

– Знаете, на днях произошла одна странная вещь. Я наблюдал за тем, как моя бабушка нарезает тесто на полоски. Она левша, так что нарезала его сверху вниз, справа налево. Короче, это помогло мне понять, что Джесси Мерил убил именно левша. Об этом говорит угол надреза на запястье.

– А твоя жена правша! Нет, только подумать, ты был готов обвинить в убийстве ее! Стыд и позор!

– Это вам должно быть стыдно. Я все понял – сразу после того, как мы встретились с психиатром в больнице. Вы оказали мне любезность, решили сами расписаться на бланке. И только тут я заметил: вы у нас, оказывается, левша.

– Да как ты смеешь!

Он покосился на набор ножей на столе:

– Каким именно ножом вы пользовались, а, Эвелин?

– Нет, это просто смешно! У полиции есть нож. И он взят с вашей кухни. Его нашли в ванной, рядом с телом Джесси. Где и должны были найти, поскольку это самоубийство.

– Я не говорю о ноже, которым перерезали запястье Джесси. Я говорю о ноже, которым вы исполосовали наши свадебные снимки.

Она молчала.

– Вы искали, верно? Я навел вас на мысль, что полиция будет проводить экспертизу. Сравнивать нож, которым убили Джесси, со следами порезов на снимках. И вы испугались, что полиция нагрянет к вам в дом, так?

– Не болтай ерунды.

– Переезжая к вам, мы с Синди захватили с собой кое-какие вещи, в том числе и альбом с фотографиями. И лишь позже, уже в новом доме, Синди вдруг заметила, что часть снимков испорчена. Кто-то изрезал их ножом.

– Может, эта шлюха Джесси.

– Нет, не она. Вы сделали это, когда решили, что нам пора убираться из вашего дома. Когда Синди предпочла остаться со мной, а не с вами.

– Ошибаешься.

– Разве? Тогда, надеюсь, вы не возражаете, если я возьму эти ножи в полицию на экспертизу! Я заметил, что у одного из них очень характерное зазубренное лезвие. Должно быть, к этим зазубринам прилипли микроскопические частички фотобумаги. Надо сказать, эксперты в лаборатории способны творить настоящие чудеса.

Но тут бравада его несколько утихла. Эвелин смотрела на него презрительно и злобно.

– Это ты во всем виноват!

– То же самое говорила и Синди.

– Если б ты по-настоящему любил ее, то отступил бы, дал бы ей шанс начать новую жизнь, без тебя. И без ночных кошмаров, где ее преследует этот твой клиент-убийца.

– Герой ее кошмаров не я и не Эстебан. Ей снится ваш муж. Я знаю. Я говорил с Селестой.

– С Селестой! – Она словно выплюнула это имя. – Вы с ней – два сапога пара. Я вижу тебя насквозь. Ты не любишь Синди. Тебе просто нравится спасать ее через каждые два месяца, полгода, год, как только начинаются эти кошмары. Вот что такое твоя любовь.

– Да что вы знаете о любви!

– Знаю достаточно. И давно знаю одно: Синди никогда не будет с тобой счастлива.

Джеку казалось, он слышит слова жены, даже интонации были ее.

– Вы внушили ей этот бред! Вы убедили Синди, что именно я источник всех ее страхов.

Эвелин злобно улыбнулась.

– Мне не пришлось убеждать. За меня все сделала Джесси, когда рассказала о вашей связи.

– Джесси лгунья. Так она рассчиталась со мной за то, что я отказался помочь ей выпутаться из истории с инвесторами. Это она разрушила мой брак.

– Она была очень убедительной.

– Хотите сказать, что слышали ее выдумки?

– Я сидела рядом с Синди в машине, когда она позвонила. И слышала все. Все! Синди не хотела верить. Но она сказала, что у нее есть доказательство. И хотела встретиться с Синди у вас в доме, чтобы передать.

– Запись?

– Да, запись.

– Так вы вместе с Синди поехали на встречу?

– Нет. Я поехала одна.

Джека потрясло это признание.

– И вы сидели там и ждали, когда придет Джесси? – спросил он после паузы.

– Чего только не сделает мать для единственной дочери!

От внимания Джека не укрылось, с каким нажимом она произнесла это слово, «единственной».

– И что же именно вы сделали?

Она заговорила, расхаживая по комнате, но не нервно, а как профессор перед студентами, явно получая удовольствие от собственной речи.

– Я была очень вежлива. Попросила ее снять всю одежду, залезть в ванну и выпить кварту водки. Ну а потом она отключилась.

– Как вам удалось заставить ее?

– А ты как думаешь?

– Вы угрожали ножом?

– Ну, ножом вряд ли получилось бы. – Она сделала еще несколько шагов, остановилась перед разделочным столиком. Выдвинула ящик, резко развернулась и нацелила на Джека револьвер. – Вот этим.

Джек отступил на шаг.

– Не надо, Эвелин.

– Ты не оставил мне выбора.

– Вам это с рук не сойдет.

– Сойдет. Я пришла домой, ты меня насмерть перепугал, я приняла тебя за грабителя. Какая трагедия! Пристрелила собственного зятя!

– Это не решает проблемы.

– Очень даже решает. Мне поверят. И потом, мы с тобой здесь одни. Никаких свидетелей.

– Не совсем.

Она еще крепче сжала рукоятку револьвера, потом нервно заморгала, сообразив, что Джек приготовил ей еще один неприятный сюрприз.

– Боюсь, на этот раз вы плохо рассчитали время, – сказал Джек. – Застигли меня на середине очень важного телефонного разговора.

– Что?..

Джек кивком указал на настенный телефонный аппарат возле холодильника. Мигающая оранжевая лампочка говорила о том, что трубка снята.

– Ты еще здесь, Джерри?

– Здесь, – послышался из микрофона голос. Это был Джерри Шейфиц из федеральной прокуратуры. Джек набрал его номер, как только услышал, что в двери поворачивается ключ.

– Ты меня слышишь, Майк?

Майк Кэмпбел ответил не сразу, а потому Джек сказал:

– Нажми кнопку громкой связи, дружище.

В микрофоне пискнуло, затем прорезался голос Майка:

– Я тебя слышу.

– А теперь скажите мне, друзья мои, вы слышали все, что здесь говорилось?

– Извини, Джек, – ответил Майк. – Знаю, что подслушивать неприлично, но просто не мог удержаться. Мне очень стыдно, но я слышал каждое слово этой, с позволения сказать, дамы.

– Я тоже, – сказал Шейфиц.

Джек с трудом сдерживал торжествующую улыбку:

– Вы уж извините, но ничего у вас не выйдет, Эвелин. Вам не повезло.

Ствол револьвера был все еще нацелен на Джека, но Эвелин, похоже, утратила волю. Взгляд ее был устремлен в никуда, руки дрожали. И еще ему показалось, что она словно съеживается, становится маленькой и жалкой прямо на глазах.

Джек подошел к ней и отобрал револьвер.

– В одном вы правы, Эвелин. Мне нравятся ситуации, в которых кого-то приходится спасать. – Он взял ее под руку и повел к двери. – Даже когда Синди нет поблизости.

69

Послание на автоответчике было лаконичным, тон небрежно-деловитым. Синди предложила встретиться за ленчем.

Это было их первое свидание за полгода, со времени той перестрелки в доме. Синди не хотела, чтобы он навещал ее в больнице, а после выписки они, по совету лечащего врача, жили раздельно. Все это время Джек общался с женой только через посредников – ее психиатра и адвоката.

Радости все это не прибавляло, но Джеку как-то удалось смириться с мыслью, что теперь Синди будет ненавидеть его до конца своих дней. Процесс над ее матерью вызвал огромный интерес. Она признала себя виновной в убийстве второй степени, но прокурор своего добился. Ее признали виновной в убийстве первой степени, правда, со смягчающими обстоятельствами, что позволило ей избежать смертной казни. Ну и проблема с Джесси по-прежнему оставалась неразрешенной. Синди отказывалась верить, что у мужа не было романа с этой женщиной. Впрочем, теперь это было не важно.

Джек давно перестал винить во всем только себя.

Он ждал Синди, сидя за столиком под большим зонтом с надписью «Чинзано». День выдался жаркий и душный – типичный для конца лета во Флориде. В этом кафе они ни разу не бывали вдвоем, и Джек подозревал, что именно по этой причине Синди назначила встречу здесь. Ни воспоминаний, ни призраков прошлого.

– Привет, Джек! – сказала она, подходя к столу.

– Привет. – Джек поднялся и отодвинул для нее стул.

Она села напротив. Обошлось без поцелуев и объятий.

– Спасибо, что пришел, – сказала Синди.

– Да не за что. Как поживаешь?

– Прекрасно. А ты?

– У меня тоже все хорошо.

Подошел официант. Синди заказала воду с газом. Джек – еще одну порцию виски.

– Немного рановато для выпивки, тебе не кажется? – заметила она.

– Как сказать. Получив твое послание, я не спал всю ночь, так что не очень ориентируюсь во времени.

– Жаль.

– И мне. И всего остального тоже жаль.

Она отвернулась и смотрела куда-то в сторону. По тротуару рысцой промчалась группка вспотевших бегунов. Из проезжающего по Оушн-драйв автомобиля доносились ритмы какой-то латиноамериканской мелодии, усиленные динамиками.

– Не нашел своего сына?

Джек едва не подавился виски. Он предполагал, что она затронет этот вопрос, но не ожидал, что вот так, сразу.

– Э-э… Нет.

– А ты искал?

– Нет, не искал. Нет причин.

– А как же деньги? Джесси оставила сыну целых полтора миллиона.

– Если честно, я не слишком заинтересован в передаче ворованных денег ребенку, который, возможно, вполне счастлив с приемными родителями. И не желает знать ни обо мне, ни о своей биологической матери.

– Но что же тогда с ними делать? Отдать обратно русской мафии?

– Если бы это зависело от меня, я передал бы их родственникам тех людей, кого Юрий со своей бандой физически уничтожили, чтобы завладеть деньгами по страховке.

– Да, наверное, это было бы справедливо.

– Со временем так и будет. Но в настоящий момент вдова доктора Марша пытается доказать, что половина этих денег по праву принадлежит ей. Подала в суд на Клару Пирс за мошенничество и некомпетентное ведение дел покойной Джесси. Знаешь, мне доставит огромное удовольствие понаблюдать за тем, как эти дамочки будут рвать друг друга в клочья в зале суда.

– Да, зрелище ожидается забавное!

– Еще бы!

Синди выдавила в бокал ломтик лимона. С моря подул бриз, сорвал со стола салфетку. Оба они одновременно потянулись за ней. Руки соприкоснулись, взгляды встретились.

– Я кое-что хочу сказать тебе, Джек.

Он перехватил салфетку, убрал руку.

– Говори.

– В тот день, когда в доме была эта стрельба. Я тогда много тебе наговорила…

– Не надо. Не стоит объяснять.

– Нет, я должна. Я наговорила кучу злых и обидных вещей. И теперь хочу, чтобы ты знал: я всегда любила тебя. Точнее сказать… хотела любить. А то, что я тогда наговорила… частично…

– Синди, прошу тебя!

– Нет, все, что я только что сказала, правда.

Джек чувствовал себя опустошенным.

– Знаю.

– Знаешь?

– Да. На протяжении нескольких лет твоя мать не скрывала ненависти ко мне. И я всегда удивлялся, почему Эвелин не может забыть мне всего того, что случилось с Эстебаном, когда ее дочь простила? Но теперь я знаю. Ты так и не простила меня по-настоящему.

– Я старалась. Я хотела. Я так много об этом думала!

– Я тоже много думал об этом. И очень любил тебя…

– Потом ты перестал любить меня.

– Нет. Дело в другом – не любовь нас соединяла. Мне стало казаться, ты остаешься моей женой просто потому, что боишься быть одна. Или, что еще хуже, боишься провести всю остальную жизнь с матерью.

– Но почему же ты тогда не ушел?

Джек молча пожал плечами. Порой он и сам задавал себе тот же вопрос.

Она ответила за него:

– Ты оставался лишь по одной причине. Чувствовал свою вину за то, что произошло с Эстебаном.

Джек опустил глаза, но спорить не стал:

– Иногда мне казалось, что, если очень постараться, можно вернуть наши прежние отношения. Какими они были до Эстебана.

– Все это сказки, Джек. И им нет места в реальной жизни.

– Ну и какой тогда вывод?

– Знаешь, я всегда думала, что люди, у которых не задался брак, просто мстят друг другу. Но это не так. Иногда так называемые мстители на самом деле являются просто идеалистами. Считают, что где-то их ждет лучшая доля. И порой у них достает мужества уйти и искать свое счастье.

– Ты к этому готова?

– После всех лет, что мы провели вместе… я думаю, ты заслуживаешь честного и откровенного ответа. С тех пор как мы расстались, мне ни разу не снились кошмары.

– И какой из этого вывод?

– Кошмары просто так не уходят. Разве что в том случае…

– …что исчезает причина кошмаров, – закончил он за нее.

– Джек, я не хочу сказать, что это твоя вина. Просто все так сложилось. Понимаешь?

– Да все я прекрасно понимаю. Более того, согласен целиком и полностью.

Она еле заметно улыбнулась, точно испытывала облегчение от осознания того, что не надо вступать в спор.

– Вот и все, что я хотела сказать.

– Все?

Она кивнула.

– Мне пора.

И поднялась, но Джек остался сидеть.

– Синди?..

Она остановилась, обернулась.

– Да?

– Хочу знать одну вещь.

– Что именно?

– Как считаешь, что-то было между мной и Джесси перед тем, как она позвонила тебе и сказала, что я ее любовник?

– Зачем ты спрашиваешь?

– Вот уже несколько месяцев я пытаюсь выстроить события по хронологии. Насколько понимаю, Джесси встретилась со мной и сказала, что виатикальные инвесторы узнали об обмане и хотят ее убить. Я отказался помочь ей, и после этого она позвонила тебе и сказала, что у нас с ней роман.

– Да, правильно.

– Одного не понимаю. Как виатикальные инвесторы узнали, что Джесси их обманула?

– Ну, наверное, кто-то сказал им.

– Кто?

– Да кто угодно.

– Нет, тут все не так просто. И не так много вариантов. Я не говорил. Джесси, естественно, тоже. И это не доктор Марш. Давай прикинем. Может быть, человек, которому я доверял целиком и полностью?

Лицо ее оставалось невозмутимым, она лишь приподняла левую бровь.

– Боюсь, есть в жизни вещи, которых тебе так и не дано понять, – сказала она и шагнула к выходу.

Джек допил остатки виски. Оставалось утешаться лишь одним: душевное равновесие Синди он все же немного нарушил. Именно с нее началась вся эта трагическая история с Джесси.

– Синди! – снова окликнул он.

Она остановилась, на этот раз в голосе звучало раздражение:

– Что еще?

– Меня беспокоит еще одна вещь.

– Если есть что сказать, говори.

– Ладно, скажу. Все это очень дурно пахнет. Потому как мать твоя призналась и сидит в тюрьме. Но я сомневаюсь, что она убила Джесси Мерил.

Синди недовольно поморщилась.

– Что?

– Мотивы убийства стали для меня своего рода навязчивой идеей. Возможно, потому, что я – криминальный адвокат. Как-то не вяжется это убийство с Эвелин. Ведь больше всего на свете ей хотелось, чтобы ты нашла в себе мужество уйти от меня. Ничего более. И убивать Джесси ради этого не было необходимости. Мне кажется, ты нашла ее в ванной без сознания, но еще живой.

Синди промолчала.

– Ведь все было именно так, да, Синди? Мать пришла к нам в дом, заставила ее напиться, да так, что бедняжка вырубилась. И когда ты вошла в ванную, она была еще жива, верно?

По лицу Синди словно тень пробежала. Никто не заметил бы, кроме Джека. Но он слишком хорошо ее знал.

– А как же угол надреза на ее запястье? – спросила она. – Ведь именно на этом базировалась вся твоя версия. О том, что ее убил левша, что он старался выдать убийство за самоубийство.

– Да, какое-то время эта идея казалась мне просто блестящей. Но угол был не слишком характерным. Я много думал об этом еще до того, как обвинил твою мать. Мы с Розой обсуждали это утром того дня, когда Катрина явилась в наш дом. Патологоанатом не придал углу надреза значения, даже не упомянул о нем в отчете. А твоя мать и дня бы не провела в тюрьме, не сознайся она в убийстве.

– Но угол существует, и моя мама левша.

– Это еще ничего не доказывает. Убийца мог действовать слишком поспешно. Мог пребывать в состоянии аффекта, бешеной ревности. И одному Богу известно, каким именно должен быть угол надреза в таких обстоятельствах.

– Что ты хочешь сказать этим, Джек?

– Эта мысль просто не давала мне покоя на протяжении последних шести месяцев. Я пытался мысленно вернуться в то время, пытался понять смысл содеянного. Мать желала тебе только добра. Она отчаянно старалась сделать все, чтобы ты наконец нашла в себе мужество бросить меня, начать новую жизнь, свободную от кошмаров, от Эстебана. Она так хотела этого, что совершила поступок, который, как она надеялась, подтолкнет тебя. Испугает, повергнет в шок. Но вместо этого она спровоцировала тебя на преступление. А потом ради твоего спасения призналась в убийстве Джесси. План ее удался не до конца.

– И кто же тогда, по-твоему, изрезал наши свадебные фотографии? Я, что ли?

– Нет. Это, определенно, работа твоей матери. Она надеялась, что ты подумаешь, будто Джесси изрезала их. Хотела, чтобы ты чувствовала себя менее виноватой в убийстве моей бывшей подруги.

– Ты и правда считаешь, что моя мама могла сделать все это ради меня?

– Но ведь ты всегда была хорошей дочерью, разве не так? Именно ты защищала безупречную репутацию ее мужа после того, как Селеста рассказала правду.

Взгляд Синди был холодным как лед.

Он испытующе смотрел ей прямо в глаза. Было время, когда ему казалось, что он видит в них всю ее душу. Но теперь Джек не видел ничего.

– Я уже говорила, Джек, – лениво заметила она после паузы, – есть в жизни вещи, которых тебе не дано узнать. Никогда.

Он продолжал смотреть на нее в надежде увидеть хотя бы намек на раскаяние.

– Я заслужил того, чтобы знать, – сказал Джек.

– А я заслужила мужа, который по крайней мере играет по правилам.

– Смешно. Но именно эти слова произнесла Джесси, описывая наше супружество. Игра по правилам.

– Да, не больше и не меньше.

– Не больше и не меньше.

– Прощай, Джек.

Он наблюдал за тем, как она развернулась и вышла. Потом заметил, как мелькнул ее затылок в море прохожих. Исчезла она из поля зрения только в полуквартале от кафе, затерявшись в разноцветной подвижной толпе. Вот головка Синди мелькнула еще раз, и больше он уже ее не видел. Никогда.

Субботним вечером Джек приехал на Тобако-драйв. Когда доходит дело до разбитого сердца, нет лучше места забыться и залечить раны, чем полутемный зал клуба, где гремит живая музыка, где бармен всегда рад налить клиенту еще один коктейль. Но больше всего здесь привлекало отсутствие показных красот и пошлой безвкусицы – всяких там пальм в кадках у входа, неоновых огней и так далее. Просто замечательный бар у реки, куда хаживала самая разнообразная публика – от банкиров с Брайвел-авеню до типов, подобных Тео Найту.

– Привет, Джеко, ты пришел! – Тео так крепко обнял друга, что едва не стащил его с табурета у стойки.

– Конечно, пришел. Почему бы мне не прийти?

– Ну, откуда мне знать. Может, ты заглянул только потому, что некому назначить свидание субботним вечером. Вот и решил посмотреть, как твой старый приятель Тео дует в саксофон и отбивается от толп молоденьких поклонниц его музыкального таланта.

Джек огляделся, увидел за столиком женщину, выглядевшую так, точно она безвыходно торчит здесь с прошлой недели.

– Просто мне здесь нравится.

Тео расплылся в улыбке, затем лицо его стало серьезным.

– Как поживаешь, друг?

– Нормально.

– Знаешь, я слышал, будто бы Бенно Янковиц покидает свой пост.

– Я тоже слышал, – сказал Джек. – Наверное, устал преследовать нарушителей парковки.

– Этот пижон заслуживает только разжалования. Одно дело – гоняться за сыном бывшего губернатора, всеми уважаемого человека. Но когда хочешь пришить дело такому незаурядному человеку, как Тео Найт, не мешало бы прежде убедиться в обоснованности улик.

Джек усмехнулся, но, видно, Тео ожидал от него более живой реакции.

– Ты уверен, что у тебя все в порядке, а, Джеко?

– Да, все замечательно.

Тео утешительным жестом опустил на плечо Джека огромную тяжелую ладонь.

– Мне страшно жаль, что у вас с Синди так все получилось.

– Не переживай. Наши отношения закончились давным-давно. Теперь дело за официальным разводом.

Тео кивнул, словно обещая никогда больше не затрагивать этой темы, и заказал себе содовую.

– Хочу тебя кое с кем познакомить.

– Ну вот, тут же начал меня пристраивать. Пожалуйста, не надо. Я пришел пропустить пару стаканчиков и послушать музыку. Когда выходит твоя группа?

– Через пять минут. Нет, я серьезно. Есть один человек, он просто умирает, до чего ему хочется с тобой поболтать.

Джек собрался было возразить, но Тео махнул кому-то в другом конце бара. Из толпы показались две женщины, и, следовало признать, выглядели они шикарно. На одной были черные кожаные брюки и алая блузка, и Джек был не единственным мужчиной, кто с восхищением наблюдал за тем, как она, покачивая бедрами, идет по залу. Вторая тоже смотрелась потрясающе. Джек уже начал думать, что холостяцкая жизнь вовсе не такая плохая штука, но затем пригляделся к высокой брюнетке и тут же изменился в лице. Нет, не то чтобы она была непривлекательна. Совсем напротив, но…

– Катрина?

– Привет, Джек.

Последний раз Джек слышал о Катрине в связи с расследованием дела «Виатикл солюшнс». Она помогала федералам расшифровать компьютерные данные этой фирмы, а также идентифицировать более дюжины контролируемых мафией виатикальных компаний, предотвратив тем самым появление новых жертв. Юрий с Владимиром погибли, незаконные операции по отмыванию денег возглавили какие-то другие люди, которыми теперь занималось следствие. Это и помогло Катрине соскочить с крючка. Джек сразу понял, что девушка вернулась к нормальной жизни.

– Моя подруга Алисия, – сказала Катрина.

Джек покосился на Тео и спросил:

– Что здесь происходит?

– Просто подумал, пришла пора тебе и Катрине получше узнать друг друга. Особенно с учетом того, что мы с ней стали близкими друзьями. – Он обнял девушку, притянул к себе. Они смотрели друг на друга влюбленными глазами.

– Хочешь сказать, вы…

– Это тебя удивляет?

– Нет, нет. Ничуточки. Нет лучшего повода для начала серьезных отношений, чем приставить ствол к голове мужчины и похитить его.

– Она спасла мне жизнь.

– Ну да. Все равно что поджечь человеку дом, а потом вызвать пожарных.

Подружка Катрины заговорила с ней по-испански. Джек знал, что слова эти не предназначены для ушей белого американца, однако понял все. И для пущего эффекта сам заговорил по-испански:

– Ты права, Алисия. Я далеко не Брэд Питт. Но когда узнаешь меня поближе, убедишься, что я не самая большая задница на этом свете.

Девушка растерялась.

– Ты здорово лопочешь на испанском!

– Мать у него была кубинка, – сказал Тео.

– Нет, твой испанский…

– Знаю, знаю, – перебил ее Джек. – Он ни к черту не годится.

Сразу было ясно, что в подобные ситуации он попадал неоднократно. Реакция последовала не сразу, но вот наконец вся четверка дружно расхохоталась.

– Можно угостить тебя выпивкой, Свайтек? – спросила Катрина.

– Почему бы нет, – ответил Джек после секундного раздумья.

Оркестранты направились к сцене.

– Мое выступление, – сказал он. – Пора дудеть в дуду.

– Погоди секунду, – сказал Джек. – Сыграешь для меня песенку Дональда Бёрда? Ну, ты знаешь, «Спасибо тебе за то…»

– Что сломала мою гребаную жизнь?

– Именно.

Все снова дружно расхохотались – все, кроме подружки Катрины. Только троим было известно, что Джек просил Катрину сообщить название этого альбома, когда она захватила Тео в заложники.

– Так и быть, – сказал Тео. – Но только если пообещаешь, что не сделаешь ее песней всей своей жизни.

– Один раз.

– А что потом?

– Кто его знает.

– Замечательная вещь, правда? Если хочешь знать мое мнение, это единственный способ понять, что ты все еще жив.

– Что? – Джек не понял, о чем говорит Тео.

– Никогда не знаешь наверняка, вот что. Ведь я прав, а? – спросил Тео и подмигнул. Потом взял свой саксофон и взбежал на сцену.

Джек все еще недоумевал. Но вот Тео занял место в центре и поднес к губам саксофон. И выдал высокую ноту, достойную самого Кенни Дж. Потом многозначительно покосился на Катрину, роскошную женщину, не сводившую с него влюбленных глаз. И в этот момент Джека, что называется, осенило. Он понял значение загадочных слов друга.

Джек улыбнулся и подумал: «Ты совершенно прав, дружище. Никогда не знаешь наверняка».