Текст книги "Вне подозрений"

Автор книги: Джеймс Гриппандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

39

Катрина с Владимиром вошли в ресторан «Бурый медведь» в половине седьмого. Они прошли в дальний конец зала и присоединились к Тео, занявшему отдельную кабинку.

Катрина представила мужчин друг другу, все уселись на обитые кожей сиденья: Катрина – рядом с боссом, Тео – напротив.

«Бурый медведь» находился в восточном Голливуде, неподалеку от бульвара Халландейл-Бич. В большинстве своем обитатели этого района были выходцами из стран Восточной Европы. На газетном лотке у входа продавалась не какая-нибудь там «Майами геральд», а «Экзайл», [23]23
  «Ссылка» (англ.).


[Закрыть]газета из Москвы, выходящая раз в неделю. Над кассовым аппаратом красовалась фотография Иосифа Кобзона с автографом. Эстрадный певец, известный в СССР проникновенным исполнением патриотических песен, был любимцем покойного лидера Советов Леонида Брежнева. И за столиками здесь куда чаще звучал русский или словацкий, нежели английский и испанский. Обстановка царила почти семейная, еда стоила недорого. Подавали огромные порции барашка на вертеле, свиные отбивные и бефстроганов. Икра и водка стоили много дороже. По выходным играл джаз-банд из трех человек, и еще гостей развлекала певица с пышными формами. Столики следовало заказывать заранее, исключение делалось лишь для немногих, к примеру таких, как Владимир.

Интересно, подумала Катрина, сможет ли Тео по достоинству оценить татуировку на пальцах Владимира: два слова на кириллице «вор в законе». Они означали, что обладатель этого титула занимает весьма почетное положение в русской мафии.

– Катрина говорила, вы вместе работали, – сказал Владимир.

Она окинула Тео многозначительным взглядом. В машине по дороге в ресторан Владимир учинил ей настоящий допрос, и ей пришлось на ходу выдумать целую историю. Конечно, она не могла рассказать об истинных обстоятельствах их знакомства с Тео, это бы выставило её в глазах Владимира доносчицей.

– Да, верно, – кивнул Тео. Он догадался о ее опасениях.

– Я проделала большой путь, начав торговать выпивкой в «Спарки», верно, Тео? – тут же подхватила Катрина.

– Это уж точно.

– Мне нравится это название, «Спарки», – заметил Владимир.

– Сам придумал. Раньше во Флориде электрический стул называли «Стариной Спарки». Ну и когда мне удалось соскочить с крючка, избежать исполнения смертного приговора, я решил назвать свой бар «Спарки». Самое подходящее для него название.

Владимир одобрительно ухмыльнулся, словно тот факт, что собеседнику его удалось избежать смертной казни, сразу возвышал его в глазах остальных.

– Вы владелец бара?

– Нет, только половины. Я партнер. Один мой приятель вложил все деньги.

– Точнее, деньги других людей, – снова ухмыльнулся Владимир. – Что ж, за это надо выпить. – Он подозвал официантку, и она почти тотчас же подала его любимый коктейль, три порции.

– Что это? – спросил Тео.

– «Месть Тарзана».

– Ледяная водка и саке с сырым перепелиным яйцом, – объяснила Катрина.

– Сроду не пробовал этот Тарзаний напиток.

Катрина не стала объяснять, что этот Тарзан не имеет никакого отношения к Джонни Вайсмюллеру. [24]24
  Джонни Вайсмюллер – знаменитый американский пловец, исполнитель роли Тарзана в одноименном фильме.


[Закрыть]Этот коктейль назвали в честь знаменитого русского мафиози, прославившегося дикими оргиями, которые он устраивал на своей яхте, а также совершенно безрассудным планом продать колумбийскому картелю атомную подводную лодку, с тем чтобы тот мог переправлять товар под водой.

– Ну, за встречу! – сказал Владимир, и они чокнулись.

Официантка тут же повторила заказ. Катрина выпила по второму и третьему кругу, а вот четвертый и пятый пропустила. Она видела Владимира в подобных ситуациях прежде и знала, что он может перепить любого американца, поэтому частенько прибегает к помощи «Мести Тарзана», чтобы развязать язык собеседнику.

– А теперь расскажи о своем предложении поподробнее, – сказал Владимир.

– Позволь начать с одного признания. Я не собираюсь скрывать того факта, что являюсь другом Джека Свайтека.

– Ты имеешь в виду адвоката?

– Ты понял, кого я имею в виду.

Лицо Владимира точно окаменело.

– Ты говорил, у тебя ко мне дело.

– Верно. А лично для меня дело превыше всего. И Свайтек здесь ни при чем. Так что сам решай, согласиться или нет. Ты, конечно, можешь приказать мне заткнуться или послать куда подальше. Сказать, что не собираешься иметь никаких дел с другом Джека Свайтека. Или, зная о моей с ним дружбе, ты способен подойти к делу как подобает настоящему бизнесмену. И тогда мы с тобой заработаем кучу денег.

Владимир достал из внутреннего кармана пиджака сигару, вынул ее из целлофановой обертки.

– Почти у каждого, с кем я веду дела, есть друг, которого я на дух не переношу.

– Ты верно оцениваешь ситуацию. Ты, похоже, умный парень.

– В чем состоит твое предложение?

– Виатикальные сделки.

– На какую сумму?

– Пределов здесь нет.

Владимир недоверчиво хмыкнул.

– Слыхали мы такое и прежде.

– Возможно. Но вряд ли от того, кто понимает в бизнесе.

– И много ли тебе известно о моем бизнесе?

– У тебя на руках много наличных.

– С чего это ты взял?

– Да на лице написано. И на руках тоже. – Тео опустил глаза и многозначительно взглянул на татуировку на пальцах Владимира.

Катрина промолчала, однако подумала: Возможно, Тео совсем не такой тупой, каким кажется.

– Бывают проблемы и похуже, – заметил Владимир.

– Много наличных не всегда проблема. Но мне почему-то кажется, что у тебя на руках крупная сумма грязных денег.

– Нет у меня никаких грязных денег.

– Ну ладно, что толку спорить. Допустим, у тебя есть пятьдесят миллионов грязных долларов. Часть от наркотиков, часть от проституции, рэкета, нелегальных игр и так далее. Кстати, не дрейфь, здесь об этом говорить можно вполне свободно. Мы среди друзей, верно, Катрина?

– Старый друг лучше новых двух, – ответила она.

– Ладно, – кивнул Владимир, – допустим, у меня пятьдесят миллионов. Что дальше?

– Допустим, у меня имеется сотня парней, умирающих от СПИДа, которые хотят продать свои полисы по страхованию жизни, ну, скажем, по пятьсот тысяч долларов за штуку. Ты заключаешь сто отдельных договоров с каждым, проследить их невозможно, и выплачиваешь бедолагам по пятьсот тысяч. Мои парни называют несколько оффшорных компаний, созданных твоим юристом под обеспечение их страховочных полисов. Парни умирают, страховая компания выплачивает тебе всю сумму страховки. Деньги отмыты.

– Сколько?

– Двойная прибыль. Ты начинаешь с пятидесяти миллионов грязных денег. Через два года получаешь ровно сто миллионов чистых, прямиком из сундуков первоклассных страховых компаний.

Владимир покосился на Катрину. И снова она промолчала, хотя было заметно: речь Тео произвела на нее впечатление. И еще она подозревала, что за всем этим стоит Джек. Что-то ему распутать удалось.

– Звучит заманчиво, – заметил Владимир. – В определенных обстоятельствах это может представлять интерес.

– Если у тебя есть пятьдесят миллионов грязных долларов?

– Нет. Это если у тебя есть сотня голодных парней, застраховавших свою жизнь.

– Один мой приятель – владелец девяти хосписов, где лежат больные СПИДом. Три дома в Калифорнии, четыре – в Нью-Йорке, и два – здесь, в южной Флориде. Клиентура что надо, ребята богатенькие. Кроме того, никто обычно не лезет с проверкой в такие места.

– Что ж, полезные у тебя связи.

– А то!

Раздался звонок мобильного Владимира. Он взглянул на номер и поморщился:

– Придется ответить. Вернусь через минуту.

Катрина выждала, когда он удалился на безопасное расстояние, затем, сверкая глазами, уставилась на Тео.

– Какого черта ты здесь вытворяешь?

– Продвигаюсь к истокам.

– Зачем?

– Просто мы так решили. Мы с Джеком. Если найдем ребят, которые отмывают бабки, то найдем и убийцу Джесси Мерил.

– Ты хоть представляешь, с кем связался?

– Да. А ты?

– Рано или поздно Владимир тебя расколет. С такими типами блефовать опасно.

– Почему? Ты ведь блефуешь.

– Ну, это совсем другое. Я работаю изнутри, я в системе.

– Дай мне немного времени, и мы будем работать вместе.

– Ты что, окончательно сдурел? Жизнь надоела, хочешь, чтобы тебя хлопнули?

– Ну, хлопнут только в том случае, если ты меня выдашь. Но ты этого делать не станешь. Потому как понимаешь: стоит тебе раскрыть варежку – и пойдешь ко дну вместе со мной.

Катрина вскипела от ярости, казалось, она была готова удушить Тео. Но тут вернулся Владимир, и пришлось ей умерить свой пыл.

Владимир опустился на кожаное сиденье и прищелкнул пальцами. Официантка подала еще три коктейля «Месть Тарзана».

– Ваше здоровье, – сказал Владимир.

И опрокинул бокал. Катрина последовала его примеру, не спуская горящих от ярости глаз с Тео.

Владимир убрал нераскуренную сигару обратно в карман пиджака, словно давая тем самым понять, что встреча окончена. Потом взглянул на Тео и заметил:

– Мне, к сожалению, пора. Но перед тем как уйти, хочу рассказать одну историю. Слыхали когда-нибудь о денежном самолете?

– Денежном самолете? Вроде бы нет.

– Борт номер тридцать компании «Дельта». Вылетал из аэропорта Джона Кеннеди в Москву в семнадцать сорок пять, пять раз в неделю. И редко вылетал как минимум без сотни миллионов долларов в багажном отсеке. Пачки, горы новехоньких стодолларовых купюр, они перевозились в белых полотняных мешках. На протяжении нескольких лет в Россию таким образом перекочевало около восьмидесяти миллиардов долларов. И никаких особых мер безопасности, груз сопровождал всего лишь один невооруженный курьер. И ни разу никто даже не пытался угнать этот самолет. Как думаешь почему?

– Кишка была тонка?

– Потому что все знали: бабки эти ввозятся российскими банками. А грабануть российский банк – это в девяти случаях из десяти означает, что вы грабанули русскую мафию. И не нашлось людей, у которых бы не хватило ума или, напротив, хватило бы духа выкинуть такой номер. Так что самолет продолжал спокойно летать.

– Очень любопытно.

– Ты понял, к чему это я?

– Еще бы.

– Дай нам два дня. Пройдешь проверку – познакомишься с Юрием.

– Лады.

– Ты еще скажи, что с ним будет, если не пройдет проверки, – вставила Катрина.

– Я думаю, он и так понял, – ответил Владимир.

– Просто пытаюсь быть предельно откровенной с друзьями. Он должен это услышать.

Владимир подался вперед всем телом, в глазах зажегся нехороший огонек.

– Не пройдешь проверки – встретишь Судьбу. Надо сказать, физиономия у него не из приятных.

Тео робко улыбнулся.

– Странно. Ты говоришь о судьбе так, словно это человек.

– Еще как странно! – с усмешкой подхватил Владимир. – Потому как все наши знают: Судьба – это не человек. Это животное. – И он громко расхохотался, стуча кулаком по столу. А затем вдруг с лица исчезла даже тень улыбки. – До свидания, Тео.

Тео поднялся.

– Ты знаешь, как меня найти, Катрина?

– Не беспокойся. Найти тебя нам не составит труда.

Тео двинулся к двери. Катрина проводила его взглядом, раздумывая, какое чувство она испытывает к этому человеку – ненависть или жалость.

Ах, Тео, мой мальчик. В камере для смертников ты был в большей безопасности.

40

Доктор Марш молча сидел на обитом бархатом сиденье адвокатского «лексуса». За рулем был Замора. Они находились в Коконат-гроув, в той его части, что выходила на берег Мексиканского залива, недалеко от больницы Милосердия, известной на всю Флориду отделением интенсивной терапии. Год за годом заведение рекламировалось в довольно эксцентричном местном журнале и под снимком здания больницы красовалась подпись: «Лучший вид со смертного одра». Марш пропустил утренний обход, и сейчас они торопились на автостоянку, чтобы забрать автомобиль доктора. Джесси Мерил по-прежнему занимала их мысли.

– Странная история с видеопленкой, – заметил Марш.

Замора остановился на красный.

– Почему? Не знаю, спала Джесси с этим Свайтеком или нет. Но то, что он не был ее навязчивой идеей, – это определенно.

Замора катал сигару между указательным и большим пальцами.

– По записи этого не скажешь. Выкрикивала его имя, занимаясь сексом с тобой.

– Эти записи еще ни о чем не говорят. Они фальшивка. И сделаны с одной целью – шокировать.

– Что-то я тебя не совсем понимаю.

Марш посмотрел в боковое окно. Потом обернулся к Заморе.

– Эта сука просто обожала проделывать разные штуки. Ну, допустим, заводила меня, а потом вдруг говорила какую-нибудь гадость, чтобы напрочь испортить настроение. И всякое желание сразу пропадало.

– Ну а записи?

– Записи она делала вовсе не для эротики. Тут вся штука в ее извращенном чувстве юмора. Однажды, еще до того, как я решился на развод, она довела меня почти до оргазма, а потом вдруг разыграла сцену, сделала вид, что в комнату вошла моя жена. Очень веселилась, наблюдая, как я слетаю с постели в чем мать родила и с дымящимся членом наперевес. Другая забава – в самый разгар утех начинала выкрикивать какое-нибудь имя. Один раз – имя моего семнадцатилетнего сына, другой – моего сослуживца. Но больше всего любила кричать: «Джек! Джек!» Знала, что этим по-настоящему достает меня.

– Чем это имя так злило тебя?

– Сам не понимаю.

– Может быть, ты ревновал ее к Джеку Свайтеку?

– Нет.

– У тебя были причины ревновать ее? Она выкрикивала его имя вовсе не ради хохмы?

– Да нет. Только для того, чтоб поиздеваться надо мной. Взбесить, свести с ума.

– Взбесить настолько, что ты был готов убить ее?

Глаза их встретились.

– Я тебе говорил: я не убивал.

– Тогда ты запросто пройдешь испытание на полиграфе.

– Знаешь, я передумал. Я не хочу проходить тест на полиграфе.

– Почему?

– Клянусь, к смерти Джесси я не имею ни малейшего отношения. Просто не верю я в эти самые детекторы лжи, вот и все. Уверен, закоренелые лжецы вполне могут переиграть эту машину. А невиновные люди начинают нервничать и в результате не проходят испытания.

Замора продолжал задумчиво вертеть в пальцах сигару.

– У меня есть хороший эксперт. Попробую уговорить Янковица пригласить именно его.

– Да не хочу я никаких тестов! И мне плевать, кто будет их проводить. Черт… Он проверяет частоту твоего дыхания, частоту пульса, давление. Но всякий раз, когда кто-нибудь упоминает имя Джесси Мерил, я так закипаю, что, боюсь, не пройду испытания, даже если буду говорить чистую правду.

– Тогда зачем ты с такой готовностью согласился на это в кабинете Янковица?

– Я просто блефовал. Решил, что с чем большей охотой соглашусь на этот тест, тем меньше шансов, что он решит меня испытывать.

– Ты не знаешь, что это за типы, государственные обвинители. Нет, теперь уж он ни за что не отступится.

– Если написанное нами объяснение удовлетворит его, возможно, он пойдет навстречу даже без полиграфа.

Замора удивленно покосился на своего клиента:

– С чего бы это?

– Да с того, что мы подвели под показания хорошую основу. Этот общий банковский счет – настоящая погибель для Свайтека.

– Как думаешь, почему она вписала его?

– Разрази меня гром, понятия не имею!

– Почему, к примеру, не тебя?

– Просто не собиралась делиться со мной деньгами. Это я давал ей деньги.

– Привык содержать всех своих дамочек по высшему разряду, да?

– Ты хоть понимаешь, как трудно содержать любовницу, когда жена, с которой прожил двадцать четыре года, норовит вытрясти из тебя при разводе все до пенни?

– Понимаю.

– Ладно, не будем об этом. У нас имеется Джесси Мерил, назвавшая Джека Свайтека совладельцем счета на полтора миллиона долларов, имеется также пленка, где она выкрикивает его имя. Для начала очень даже неплохо. И если прокурор скажет, что этого мало, мы дадим ему еще.

– Ему вроде бы достаточно.

– Это ты так говоришь.

– Я серьезно, – сказал Замора. – Следует продумать выступление перед жюри присяжных. Должно быть отточено каждое твое слово. Все должно быть правдой.

– Конечно. Лично я просто обожаю правдивые истории.

– Только особый акцент следует делать на слове «правдивые», а не «истории».

Доктор кисло улыбнулся.

– В том и состоит истина, да?

– В чем?

Зажегся зеленый. Замора тронул машину с места и быстро набрал скорость. Доктор Марш посмотрел в окно на пролетающие мимо пальмы и ответил:

– Все упирается в правильно расставленные акценты.

41

Спать они улеглись в полночь, в старой, еще девичьей спальне Синди. Последняя ночь в доме матери. Маленький старомодный ночник, стоявший на тумбочке, отбрасывал на простыни слабый свет. Типично девичья лампа, с абажуром в розово-белую полоску. Интересно, подумал Джек, что творилось в голове у Синди, когда она ребенком ложилась спать в этой комнате? И какие ей снились сны?.. Уж определенно, они не были похожи на те кошмары, что приходят теперь, с болью подумал он. Возможно, Эвелин права: причиной новых тревог Синди стал он сам.

– Ты на меня не сердишься? – тихо спросил он.

Синди лежала на боку, повернувшись к нему спиной. Джек рассказал ей все: и о завещании, и о ребенке, которого Джесси отдала на усыновление. Она выслушала его молча, не прерывая, даже будто не реагируя вовсе.

Она вздохнула и ответила:

– Возможно, я просто отупела. Стала равнодушна. И ничего больше не удивляет и не расстраивает меня.

– Знаю, наверное, лучше было не говорить, но это важно. Все, что произошло между мной и Джесси, было давно, еще до того, как мы с тобой познакомились.

– Понимаю.

– Я боюсь, что ты меня разлюбишь.

Джек был рядом, но видел лишь затылок жены. Она так ни разу на него и не взглянула.

– Что думаешь делать с этим мальчиком? – спросила после паузы она.

– Не знаю.

– Собираешься найти его?

– Наверное, должен.

– Ты этого хочешь?

– Не знаю. Все так запуталось. Не думаю, что смогу ответить на этот вопрос, пока не уляжется пыль.

Оба они долго молчали. Синди потянулась к выключателю, потом вдруг остановилась.

– А когда Джесси написала это завещание?

Джек не понимал, к чему она клонит.

– Примерно год тому назад.

– Так это прежде, чем она пришла к тебе и попросила выступить ее адвокатом?

– Да. Наверное, она написала завещание, узнав, что больна.

– Зачем она так сделала, как думаешь?

– Что сделала?

– Написала завещание именно тогда.

– Ну, вероятно, это было частью ее плана. Чтобы все поверили: она смертельно больна, ей пришлось оставить завещание.

– Так ты считаешь, она и вправду думала, что умрет?

Джек призадумался, потом ответил:

– Нет. Она же сама сказала мне, что это был обман.

– А она, случайно, не говорила тебе, чья это была затея? Ее или доктора Марша?

– Разве это важно? Мне кажется, они действовали вместе.

– Если вместе, то почему именно твое имя возникло в этом счете?

– Потому, что действовали они очень умно. Только круглые дураки сообщники поставили бы свои имена в общем банковском счете.

В комнате снова воцарилось молчание. Через несколько секунд Синди опять потянулась к выключателю и снова остановилась.

– Скажи, только честно. Ты веришь в то, что Джесси была убита из-за того, что обманула инвесторов?

– Думаю, да. Или они убили ее, или она покончила с собой из страха перед ними.

– Кстати. Не дай Бог, конечно, но если тебе придется рассказывать перед жюри присяжных о том, что Джесси решилась на обман, как ты это докажешь?

– Я видел, как они с доктором Маршем держались за руки в лифте. Позже она сама мне призналась.

– Все – слова. Лишь голословные утверждения, будто ты видел, как они держались за руки в лифте и что потом она тебе призналась. Где доказательства?

В животе у него заныло. С таким сложным перекрестным допросом он еще не сталкивался.

– Да, сам понимаю, – тихо ответил он, не сводя глаз с затылка жены.

– Это меня и беспокоит.

– Тебе не о чем беспокоиться.

– Зато тебе есть о чем.

– Возможно.

И вот наконец она перевернулась на другой бок, посмотрела ему прямо в глаза, нежно прикоснулась к руке.

– Никакого романа у вас с Джесси никогда не было. О ребенке ты ничего не знал. Как не знал и о совместном банковском счете на Багамах. Ты не знал, что она оставила тебе деньги по завещанию. И потом вдруг она оказывается у нас в ванной, лежит там мертвая, голая, вся в крови. И единственным доказательством, что ее убил кто-то другой, являются твои показания. Ты будешь говорить присяжным о том, что она призналась тебе в мошенничестве, что ты, как ее адвокат, ничего не знал об этом до конца процесса. Я никогда не давала советов ни тебе, ни Розе, но достаточно узнала за годы нашей совместной жизни, чтобы понять – избежать предъявления обвинения тебе будет очень и очень трудно.

– Ты права, Синди.

– Я не для того говорю все это, чтобы ты раздражался. Просто хочу, чтобы ты понял. Тебе поверят только в том случае, если жюри присяжных будет состоять из двенадцати Синди Свайтек. Только в этом случае они поверят тебе. Только если захотятповерить!

Он нежно погладил ее по щеке, но она не откликнулась на ласку.

– Мне жаль, – пробормотал Джек.

– Мне тоже. – Она перевернулась на другой бок и выключила лампу.

Они лежали рядом в темноте. Джеку не хотелось заканчивать разговор на этой ноте, но никак не удавалось подобрать нужных слов.

– Джек? – тихо окликнула его Синди.

– Да?

– А что чувствует человек, когда убивает другого?

Он решил, что она говорит об Эстебане, не о Джесси. И ему очень не хотелось говорить на эту тему.

– Наверное, это просто ужасное, жуткое ощущение.

– Говорят, что стоит убить раз – и дальше убивать уже проще. Думаешь, это правда?

– Нет.

– Честно?

– Ну, если ты нормальное человеческое существо, если у тебя есть совесть, то отнимать жизнь у другого человека при любых обстоятельствах нелегко.

– Я не спрашиваю, легко или нет. Меня интересует, легче ли.

– Не думаю. Ну разве что в целях самообороны.

Она промолчала. Видно, оценивала его ответ. А возможно, оценивала его самого. Потом потянулась к выключателю, и спальня вновь озарилась мягким светом.

– Спокойной ночи, Джек.

– Спокойной ночи, – ответил он, удивился, но не стал спрашивать жену о причине, побудившей включить свет.

В комнате воцарилась тишина.