Текст книги "Осада"

Автор книги: Джейк Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

– Я справлюсь, – пообещала царевна. – Но как же посольство помешает браку?

– Путешествие в Италию займет месяцы, если не годы. А я тем временем постараюсь переубедить Константина. Верность Нотара слишком важна, чтобы подвергать его долгому ожиданию. Мы женим его на другой царевне из императорского дома, а твою помолвку расторгнут. Я же тебе советую подыскать человека, с которым ты могла бы ужиться. В конце концов, ты не можешь вечно уклоняться от замужества. Брак – твоя обязанность как женщины императорского рода.

София встала, поцеловала императрицу в щеку.

– Спасибо, государыня! Спасибо.

В дальнем конце комнаты отворилась дверь, и вошел высокий мужчина в одеждах священника, принесший поднос с вином и хлебом причастия.

– Это мой духовник, Неофит. Тебе пора идти. – Елена махнула рукой, прощаясь. – Возможно, я не задержусь на этом свете, но, по крайней мере, не поджарюсь на том.

София снова поцеловала императрицу-мать в щеку и заспешила прочь, разминувшись со священником. Мимоходом она отметила, что в Неофите было нечто на редкость неприятное, но долго раздумывать об этом София не стала. Мыслями она уже была далеко, в Италии. Ступила в ярко освещенный зал с улыбкой на лице.

Снова на воле! Хвала Господу, свободна!

ГЛАВА 6

Сентябрь 1449 г.

Маниса и Эдирне

Мехмед направил коня из прохладной лесной тени на прокаленную солнцем землю, в пыль дороги, ведшей в Манису, город изгнания. За Мехмедом из лесу выбралась охота: всадники, стая гончих, высунувших языки и тяжело дышавших после долгой беготни по жаре. Добычей стала пара оленей, загнанных в лесах на склоне горы Сипила. Лес кончался у ее подножия, но граница его находилась все же гораздо выше города, разостлавшегося на равнине. Оттуда хорошо был виден лабиринт извилистых улиц и пыльных базаров, чье однообразие нарушали лишь высокий минарет главной мечети да яркая зелень сада и белые стены нового султанского дворца. Караван-сараи на окраинах были заполнены купцами, охраной и их верблюдами, отдыхавшими перед долгой дорогой в Смирну или в Константинополь. Яркое осеннее солнце, сиявшее с безукоризненно чистого голубого неба, накалило улицы и стены, и в поднимавшихся волнах жара город казался зыбким, неверным миражом. Чудесное зрелище, но Мехмед едва глянул и тут же погнал коня в галоп. Зной, висевший над городом, уже мучил султана, и тот хотел поскорее добраться до прохлады дворца.

Никакие дела там Мехмеда не ждали – и неудивительно. Он считался управителем области Сарахан, чьей столицей и была Маниса, но управление заключалось лишь в обеспечении порядка и обложении налогом караван-сараев. А с этим справлялись сноровистые евнухи, которым Мехмед доверил город. Султан же проводил дни в охоте, фехтовании и чтении. Читал больше военное: описания битв, воспоминания и суждения знаменитых полководцев, трактаты о стратегии. В последнее время изучал описание Константинополя, оставленное путешественником из Руси, посетившим византийский двор в тринадцатом столетии.

Добравшись до места, Мехмед умылся, переоделся в халат из чистого, прохладного хлопка и пошел с книгою в сад. Там уложили для него подушки под лимонным деревом, и на них он блаженствовал, вдыхая приятный лимонный аромат и читая. Прислуживали Мехмеду три гедикли [5]5
  Девы, приятные глазу ( тур.).


[Закрыть], прекрасные рабыни, с ранней юности приученные угождать султану. Они потчевали его медовыми финиками и вином, обмахивали опахалами. Внимание же Мехмеда целиком занимала книга. Русич по имени Александр в подробностях описал город, и Мехмед читал внимательно, делал пометки, заполняя поля старого потрепанного манускрипта набросками и рассуждениями. Его внимание особенно привлекала глава о многочисленных подземных проходах, ведших в Константинополь, и молодой султан то и дело отвлекался, придумывая стратагемы и планы штурма. Вот бы найти эти ходы, провести по ним воинов в ночной город, открыть ворота… А может, набить подземелья порохом да и взорвать стены? Увы, пока Константинополь оставался мечтой. В далекую Манису почти не долетали новости от двора в Эдирне, и влиять на имперскую политику Мехмед никак не мог. Он с горечью сознавал, что не мог повелевать даже своей кадин, не то что армией.

Мурад вынудил его покинуть Гульбехар, оставить ее в султанском гареме в Эдирне. Мехмед скучал по Гульбехар и жалел, что не смог присутствовать при рождении сына, Баязида. Ребенок еще слишком мал, вряд ли его отравят из-за отца, но все равно Мехмед предпочел бы держать его поближе. Мурад ясно выразил недовольство и Гульбехар, и Баязидом. Возможно, он воспользуется отсутствием сына и убьет обоих? Но нет смысла об этом тревожиться, ничего исправить нельзя. Остается лишь терпеливо ждать. А пока можно забыться в компании гедикли. Девушка, державшая опахало, казалась в особенности привлекательной: округлое широкое лицо, рыжие волосы. Похоже, русская – отличное дополнение к книге. Мехмед пометил на полях: известить хазнедара, распорядителя султанских ночей, чтобы поставил девушку в расписание.

Подошел черный евнух – тяжеловесный, чисто выбритый абиссинец. Как большинство черных евнухов, он был сандали. Еще в детстве, до половой зрелости, будущим сандали одним движением бритвы отрезали пенис вместе с мошонкой, в уретру вставляли деревянную трубку, а рану заливали кипящим маслом. После их закапывали по подбородок в кучу свежего навоза и держали так неделю, кормя одним молоком. Если те выживали – а это случалось на удивление часто, – их принимали в услужение к султанскому двору. Этот сандали по имени Салим был изрядно взбешен.

Он склонился перед султаном и заговорил высоким писклявым голосом:

– О благодетельный господин, простите меня, ничтожного, за беспокойство, но вас хочет видеть купец, пришедший с караваном. Наверное, очень богатый – подкупил всех стражей и евнухов, каких увидел, чтобы добиться встречи с вами.

Мехмед улыбнулся – несомненно, купец подкупил и Салима.

– Я сказал ему, что ваше величество заняты, но он упорствовал. Заявил, что вы его знаете. Он – Иса из Атталии.

Иса… Мехмед в самом деле знал человека с таким именем, но считал его умершим много лет назад. Когда Мехмед был еще ребенком, третьим в очереди к трону при дворе в Манисе состоял азиатский доктор по имени Иса. Он хорошо разбирался в полезных и ядовитых травах и в обмен на внушительную сумму умертвил двух старших братьев Мехмеда. После Мехмед с матерью решили: Иса чересчур много знает. Мехмед изгнал его со двора, а затем отправил отряд янычар выследить и убить травника. Янычары, вернувшись, доложили о смерти отравителя, и Мехмед тут же приказал их казнить. Он рассчитывал, что тайна Исы и его гибель умрет вместе с ними. И вот через шесть лет явился купец, объявивший себя Исой.

– Проведи его в комнату тайных аудиенций, – приказал Мехмед евнуху. – Уверься, что он безоружен, я хочу встретиться с ним наедине. Да, и пусть Улу присутствует тоже.

Салим поклонился и поспешил исполнять.

Мехмед отпустил гедикли и пошел в апартаменты. Перед тем как ступить в комнату тайных аудиенций, он зашел в соседнюю каморку и заглянул в глазок. Увидел мрачного Улу, стоявшего у трона, а перед ним посреди комнаты – того самого Ису, знакомого Мехмеду с детства. Иса почти не изменился, не постарел, хотя теперь ему было, самое малое, пятьдесят. Желтоватая кожа на добродушном округлом лице все так же гладка, голова выбрита, раскосые глаза по-прежнему живы и энергичны. О, как хорошо Мехмед запомнил эти глаза! Он несколько минут понаблюдал за лицом Исы, но то оставалось бесстрастным и непроницаемым. Азиат держал в руках сверток – наверное, из-за него и пришел.

Наконец Мехмед удовлетворился наблюдением, вошел в комнату и уселся на трон. Иса низко склонился, коснувшись пола головой.

– Встань! – повелел Мехмед, стараясь придать своему юношескому голосу властность и силу. Он хотел, чтобы Иса понял сразу: перед ним не мальчик, каким Мехмед был шесть лет назад, а зрелый мужчина. – Иса, я рад, что ты жив и здоров. Я уже много лет числил тебя среди мертвых.

– Ваше величество, благодарю вас за гостеприимство. Я счастлив видеть, что прошедшие годы оказались благоприятными для вас. А что вы числили меня среди мертвых – неудивительно. Я уверен, что янычары, посланные вами убить меня, говорили про мою смерть весьма убедительно.

– Они доложили, что ты умер. Если бы сейчас они были живы, я приказал бы казнить их за ложь. Ты подкупил их?

– Нет, в этом не было нужды. Я зашел в таверну, ваши янычары остались ждать снаружи. Чтоб скрасить их ожидание, я послал к ним хозяина таверны с напитками. А когда вышел сам, сказал, что питье было отравлено и что они получат противоядие лишь при условии, что все выполнят в точности по-моему. Они должны вернуться и убедить вас, что я убит. Затем я вышлю им лекарство. Конечно, они вовсе не были отравлены, но это не имело значения. Я знал, что как только они доложат о моей смерти, вы их казните.

С этим Исой приходилось держать ухо востро.

– Что же привело тебя во дворец после стольких лет мнимой смерти?

– Меня прислали с подарком для вашего величества – и с предложением. – Иса развернул сверток. Внутри оказалась искусной работы шкатулка красного дерева, видом и размером похожая на небольшую книгу.

Иса шагнул к трону, протянул шкатулку Мехмеду. Тот хотел взять, но замер в нерешительности.

– Твои подарки часто оказываются ядовитыми. Возможно, мне следует отказаться?

– Это всего лишь шкатулка. Отказаться или нет – воля ваша.

– А что за предложение?

– Подарок и предложение связаны между собой. Вы должны принять подарок прежде, чем я ознакомлю вас с предложением.

– Хорошо, – согласился Мехмед, принимая шкатулку, но вдруг передумал ее открывать и вернул Исе. – Ты открой!

Иса осторожно откинул крышку: под ней лежал сверкающий хрустальный флакон с янтарно-желтой жидкостью. Иса протянул открытую шкатулку, и на сей раз Мехмед ее принял. Взял флакон, посмотрел на свет.

– Что это? Яд?

– Чрезвычайно сильный яд, не оставляющий следов. Соприкасаясь с кожей, он проникает внутрь и убивает за несколько часов. Если глотать в малых дозах, он действует медленнее. В зависимости от сил жертвы, смерть наступает через недели, а то и месяцы.

– Кто послал тебя с этим страшным ядом? Зачем? Чего от меня хотят?

– Послал ваш друг из Эдирне. Большего я сказать не вправе. А зачем… Ваше величество, неужели вы не знаете, для чего нужен яд? Мне помнится, вы не колебались, когда решили расчистить себе дорогу к трону.

– Не предлагаешь ли ты мне отравить отца? – Голос Мехмеда зазвенел. – Да я голову тебе снесу за такую дерзость! Улу!

Огромный янычар ступил вперед, вытягивая длинный кривой ятаган. Иса же и глазом не моргнул.

– Если убьете меня, не доживете до заката, – предупредил он спокойно.

Улу замер с занесенным клинком.

– Отставить! – приказал Мехмед. – Это почему я умру до заката?

– Полагаете, я так спокойно вошел в ваш дворец, не приняв мер предосторожности? Шкатулка покрыта тем же ядом, какой во флаконе. Думаю, вы уже ощущаете его действие: внезапную сухость в горле, чрезмерное потоотделение.

Мехмед сглотнул, вытер пот со лба.

– Я тоже держал шкатулку, так что отравлены мы оба. Но есть противоядие. Если принять его, не откладывая надолго, мы оба останемся в живых.

– Как же мне знать, не лжешь ли ты?

– Никак.

– Дай мне противоядие, – приказал Мехмед.

– Оно не со мной, а в моей палатке, в караван-сарае. Лишь я знаю, где оно и как выглядит.

– Ну так поторопись! Улу, не упускай его из виду. Одно неверное движение, Иса, – и, клянусь, Улу тебя прикончит!

– Понимаю. И вы меня поймите: под моим началом в караван-сарае больше сотни людей. Я дам Улу противоядие, но если он – или кто-то еще – попытается меня убить, Улу умрет, и вы этого снадобья не увидите.

– Я понял. Улу не допустит, чтобы кто-либо тебе повредил.

– О ваше величество, спасибо за аудиенцию! Ваши друзья в Эдирне будут разочарованы, узнав, что вы отказались от предложения, но у меня все равно есть приказ оставить подарок вам. Пусть он пойдет на пользу.

Иса поклонился и, сопровождаемый Улу, покинул комнату. Мехмед же остался сидеть на троне, сжимая шкатулку. Кто же такой этот загадочный друг в Эдирне, желающий смерти отца? Неужто он в самом деле считал Мехмеда настолько глупым? Иса действительно отравил его или это просто обман? Мехмед встряхнул головой, пытаясь унять сумятицу в мыслях. Конечно, за Исой нужно отправить соглядатаев – пусть проследят. А шкатулка и яд… хм, они пусть останутся.

Мехмед поднялся с трона и прошел в опочивальню. Открыл вделанный в стену шкафчик, где хранился Коран в золотом переплете. Вынул Коран, потянулся, нажал на потайную защелку, и задняя стенка вскрылась, явив небольшую полость. Там лежали золотые монеты, документы, стояло несколько бутылок вина. К ним добавилась и шкатулка с ядом. Мехмед закрыл тайное хранилище, поставил Коран на место. Попытка отравить отца была бы исключительной глупостью. Но яд тем не менее стоило сохранить. Когда-нибудь он мог пригодиться.

Эдирне

Халиль, скрестив на груди руки, стоял за бисерным занавесом и нервно шевелил пальцами – ждал Ису. Времени великому визирю никогда не хватало; если отсутствовать во дворце больше часа, то такую отлучку наверняка заметят. Он уже больше четверти часа находился в задней комнате лавки Фарзама, торговца коврами, и ждал – времени почти не оставалось. Чтобы занять голову, Халиль принялся выдумывать причудливые кары для запаздывавшего Исы: выжечь железом глаза, выдернуть ногти, окунуть пальцы в кислоту. Он уже и собрался уйти, и приказ был готов отдать о жестокой расправе, но Иса вдруг объявился: вошел в комнату за занавесом, стряхивая с одежды дорожную пыль, что скопилась за долгий путь от Манисы. Иса выглядел усталым и вымотанным, но не испуганным. Отлично – значит, он преуспел в деле. Визирь ступил за занавес.

– Ты опоздал, и за тобой следили! – каркнул Халиль. – Когда въехал в город, за тобой скакали шпионы Мехмеда! Можно не сомневаться, что они караулят снаружи. Если нас увидят вместе, мне не сносить головы.

– Прошу прощения, о великий визирь! Я не заметил слежки, иначе ни за что бы не привел их сюда.

– Еще бы! Но неважно – ты выйдешь первым, сквозь переднюю дверь, а я – через тайный ход. Тогда, если даже шпионы Мехмеда увидят меня, беды не случится. Помолись, чтобы они меня не увидели, Иса, ради твоей семьи.

Иса прищурился, стиснул зубы, и лицо его приобрело выражение угрожающее и неприятное.

– Надеюсь, твое путешествие было успешным. Греческий монах, по-видимому, яд получил. Мои шпионы докладывают из Константинополя, что императрица-мать заболела.

– Да, я лично передал яд.

– И что Мехмед? Как отнесся к моему предложению?

– В общем, как вы и предсказывали: отказался, но яд оставил.

– Хорошо, – отозвался Халиль, поглаживая бороду. – Уже очень скоро он использует яд против отца, я о том позабочусь. Отличная работа, Иса! Вот твоя награда.

Халиль швырнул шелковый мешочек. Иса подхватил, распустил – на ладонь высыпалась дюжина мелких бриллиантов.

– Надеюсь, этого хватит?

– Да. Более чем.

– Можешь идти.

Но Иса не двинулся.

– А что будет с моей семьей? Вы сказали, что отпустите их, если исполню порученное.

– Отпущу, когда исполнишь все порученное. А пока можешь повидаться с ними. Ты знаешь, где их содержат. Стражи предупреждены и ждут. У тебя час, но будь готов к обыску на входе.

Иса молча вышел. Халиль же улыбнулся – повезло же найти его! Когда старший брат Мехмеда, Ахмед, умер от яда, великий визирь взялся расследовать дело. Через несколько лет, раздав множество взяток, Халиль проследил, откуда явился яд, и вышел на Ису, состоявшего при Мехмеде слугой. Тем временем был отравлен и второй брат, Ала ад-Дин. Вскоре после этого Иса исчез. Халиль посчитал его мертвым – до прошлого года, когда в поисках особенно редкого яда посетил караван-сарай в окрестностях Эдирне. Иса уже многие годы жил под именем Амир и был преуспевающим купцом, постоянно разъезжающим с караванами. Поначалу он держался подальше от крупных городов. Но время притупило страх, и Амир-Иса дерзал являться с караваном в Эдирне и даже в Манису, где жил Мехмед. Никто не узнавал прежнего Ису, и дерзость его возросла. Он вернулся к прежнему занятию изготовителя лечебных снадобий и ядов. Три года назад Иса почувствовал себя настолько уверенно, что решился жениться и успел обзавестись двумя детьми. Халиль взял семью Исы под защиту – это означало, что, если Иса ослушается, семья погибнет. Иса был сильным человеком. Он глазом не моргнул, когда Халиль сказал, что знает об убийстве принца Ахмеда. Не дрогнул, когда грозили пытками и смертью, но обнаружил удивительную слабость, когда пообещали убить семью. Как только близкие оказались во власти Халиля, Иса мгновенно согласился исполнять волю визиря.

Да, повезло! Благодаря Исе Мурад скоро умрет, а Мехмед займет трон. Уж Мехмедом-то управлять куда проще, чем старым султаном. А если нет – всегда есть Ситт-хатун. Она гордая женщина и разгневана нынешним высоким положением султанской кадин, Гульбехар. Халиль уже предложил Ситт-хатун высокую честь стать матерью султана, посулил власть. Он поставил единственное условие: возлечь с ним, Халилем. Пусть ее сын, кому предназначено сменить на троне Мехмеда, будет и сыном Халиля. Мехмед умрет от яда, Халиль станет регентом при малолетнем наследнике, отцом империи. А Ситт-хатун получит власть и почести. Она еще не приняла предложение, но – Халиль был уверен – со временем примет.

* * *

Ситт-хатун сидела у бассейна с карпами в саду гарема, слушая в полудреме, как служанка Чичек читает вслух стихи из книги. Утренний воздух в саду был теплым и расслабляющим, напитанным ароматами тысяч цветов. Ситт-хатун опустила пальцы в воду, повела и ощутила, как любопытный карп тихонько ущипнул кожу. Жена султана закрыла глаза, вздохнула. Без Мехмеда, усланного в Манису, жизнь выглядела спокойной и мирной. Даже злоба Гульбехар не слишком омрачала Ситт-хатун. Да и в последнее время Гульбехар показывалась редко, после рождения сына Баязида она почти не выходила из покоев.

Как раз в такие безмятежные часы Ситт-хатун без малого верила: гарем и в самом деле Дар ас-Саади, Место Счастья – то, чем он видится людям, далеким от двора. Увы, юная жена султана уже успела хорошо изучить гарем. Тот, хотя и утопал в роскоши, кишел интригами и предательством. Гарем – особый мир, отделенный от прочих частей дворца. В гареме свой сад, мечеть, кухни и прачечные. И население у него особое – кроме султанских жен и их потомства, турок там нет. По закону Пророка, мусульман нельзя обращать в рабство. Женщин гарема присылали иностранные владыки, желавшие подружиться с султаном. Женщин также захватывали на войне или забирали как дань у покоренных. В гареме содержались гречанки, боснячки, валашки, болгарки, русские, польки, итальянки и даже француженки. Евнухи были столь же разномастными. Большинство – военнопленные или жертвы девширме, налога кровью, то есть дани детьми, взимавшейся со всех иноверцев империи.

Дружба между людьми столь разных обычаев и происхождения возникала редко и сохранялась недолго. Тем более что объединяло их всех желание вскарабкаться по лестнице силы и власти в гареме: от простой рабыни – джарие – до наложницы и, возможно, жены или кадин. Все шпионили друг за дружкой, торопясь предать в обмен на пусть крошечную, но выгоду. Единственной ее союзницей в гнезде гадюк была кузина и наперсница Чичек. После смерти родителей Чичек выросла рядом с Ситт-хатун. Они стали неразлучными подругами, и, когда Ситт-хатун вышла замуж, Чичек захотела последовать за ней в гарем, хоть это и означало потерю свободы. Теперь Чичек всегда была рядом.

– Госпожа! – Чичек прекратила читать и тронула плечо подруги. – Госпожа! – прошептала она снова. – Юлан в саду!

Ситт-хатун открыла глаза, выпрямилась. «Юлан» переводилось как «змея». Так они с Чичек прозвали Гульбехар из-за ее ядовитого языка и манеры ходить, покачивая бедрами, изгибаясь, – вылитая кобра, изогнувшаяся и приподнявшая голову. Вон она, возле дверей на дальнем краю сада, подбородок гордо вскинут, ступает царственно. За ней целый десяток одалисок, все в красных шелковых халатах, вышитых золотыми спиральными узорами. Да, такой роскоши Ситт-хатун не могла себе позволить. Но все они блекли по сравнению с Гульбехар, вырядившейся на манер царевны из «Тысячи и одной ночи»: узкий шелковый сарафан сочнейшего алого цвета, расшитый златом и жемчугами. На обнаженных руках – десятки самоцветных браслетов, длинные светлые волосы уложены вокруг диадемы из чистого золота, усаженной бриллиантами. Богатства змее хватает – Мехмед осыпал ее подарками. Но никогда еще не одевалась она с такой вызывающей роскошью. Она похожа больше на жену султана, чем на кадин принца, пусть и наследного.

– Здравствуй, сестра! – приветствовала Гульбехар.

Сильный албанский акцент ее речи злил Ситт-хатун.

– День такой чудесный! Мне подумалось: отчего бы не присоединиться к сестре?

Гульбехар повела рукой, и служанки уложили подушки рядом с Ситт-хатун. Гульбехар уселась, и пара служанок немедленно принялась обмахивать ее опахалами.

– Рада тебя встретить, – солгала Ситт-хатун. – Я так редко видела тебя с тех пор, как муж уехал. Надеюсь, с твоим здоровьем все в порядке?

– В порядке, – ответила Гульбехар и загадочно улыбнулась.

Ситт-хатун озадачилась: что означает эта улыбка?

– Я не показывалась, потому что малыш Баязид требует очень много внимания.

А-ах, это словно пощечина. Змея так гордится своим Баязидом, подарком судьбы и средством помучить Ситт-хатун. Из-за него Юлан теперь наслаждается титулом бас хасеки – матери наследника – и всеми привилегиями, положенными по титулу. Из-за него Ситт-хатун осталась женой султана лишь на словах.

– Несомненно, хлопот с твоим сыном хоть отбавляй, – согласилась Ситт-хатун. – Доктора все еще боятся, что он вырастет слабоумным?

Гульбехар покраснела. Новорожденного Баязида уронили, и, хотя последствий пока не было, по дворцу пополз упорный слух: с головой у малыша не все в порядке. Глупость, конечно, но чем еще ее уязвить?

– Нет, не боятся, – ответила Гульбехар. – Он с каждым днем все больше похож на отца.

Будто услышав эти речи, из ее покоев залился плачем сам Баязид – эхо покатилось по саду.

– Ах, такой сильный голос, совсем отцовский. Кажется, о малыше пора позаботиться.

Ситт-хатун кивнула, надеясь, что Гульбехар уйдет.

– Конечно, он зовет мать.

– Так и есть. – Та осмотрелась, будто отыскивая что-то. – Увы, мои служанки заняты. Но неважно. Эй, ты, – она указала на Чичек, – поди принеси дитя!

Ситт-хатун омертвела. Приказывать чужим слугам – значит, присвоить их. Неужели Гульбехар осмелится завладеть любимой служанкой жены султанского наследника? Мурад никогда этого не позволит!

Чичек не двинулась с места.

– Ты не слышала? Принеси немедленно моего сына!

Чичек посмотрела на Ситт-хатун, та кивнула и отвернулась. Чичек встала и пошла.

– Сестра, ты же не против? – любезно осведомилась Гульбехар. – Завтра я пошлю замену – кого ни попросишь.

Но это уже оказалось слишком для Ситт-хатун. Она вскочила и прошипела:

– Мне не нужна замена! Султан не позволит тебе!

Ситт-хатун устремилась в свои покои, глотая слезы на бегу. «Не может быть, не может!» – повторяла она снова и снова. Мурад не допустит этого. Не сможет позволить.

Но Мурад позволил. В ответ на отчаянную мольбу Ситт-хатун вернуть Чичек он заявил, что гаремные дела его не заботят. Возьми взамен кого-нибудь из одалисок Гульбехар. Ярости Ситт-хатун не было предела. Она и думать не хотела принять кого-либо из прислужниц ненавистной соперницы – наверняка шпионку – в свои покои. Ситт-хатун закрылась в спальне, взяла ситар. Пытаясь успокоиться, заиграла колыбельную, известную с детства. Но утешиться не могла, и слезы капали на струны, на полированное дерево ситара. У нее не осталось друзей. Теперь она была одна.

Одна – но не бессильная жертва! Ситт-хатун отложила ситар, сердито вытерла слезы. Нельзя предаваться скорби и упиваться обидой. У нее нет ни денег, ни служанок, ее не осыпают подарками, как змею Гульбехар. Но зато у нее есть голова на плечах. Гульбехар забрала Чичек – так, может, использовать это в своих интересах? Чичек всегда останется верной – а шпионка в покоях соперницы может оказаться полезной. И даже весьма, если подозрения насчет неожиданного богатства змеи – все прибывающего в отсутствие мужа – оправдаются. Ситт-хатун снова задумалась о странной улыбочке Гульбехар. Возможно, теперь удастся разгадать, что кроется за этой улыбкой.

* * *

Прошла неделя, прежде чем Ситт-хатун удалось вновь увидеть Чичек. Вернувшись с вечерней молитвы в гаремной мечети, она обнаружила подругу в своих покоях. Двинулась обнять, но Чичек отстранилась.

– Госпожа, мне нужно спешить! Если Юлан выяснит, что я приходила, мы обе окажемся в беде. Снаружи ожидает девушка, одалиска из свиты Гульбехар. Она хочет поговорить, ищет вашей защиты в обмен на важные сведения о Гульбехар. Мне она секрет не захотела раскрыть, но, кажется, он очень важный. Вы поговорите с нею?

– Конечно. А с тобой как? Хорошо ли к тебе относится эта змея?

– Да я ее и не вижу, – ответила Чичек устало. – Она поместила меня среди низших джарие. Я днями стираю да вышиваю. Прислуживать самой Гульбехар мне не позволено.

На глазах ее показались слезы – наверняка Чичек решила не рассказывать худшее, щадя госпожу.

– Госпожа, мне нужно идти.

Ситт-хатун обняла ее нежно, прижалась. Прошептала:

– Спасибо тебе, спасибо! Иди – и да защитит тебя Аллах.

Чичек ушла, и в комнату ступила полька лет пятнадцати, не старше, одетая в тот же алый с золотом кафтан, какие Ситт-хатун видела на одалисках Гульбехар в саду. Красивая девушка – по-своему, конечно. Тоненькая, высокая, будто растянули ее. Точеные руки, изящные пальцы, длинная шея, золотистые волосы до талии. Большие глаза – голубые, невинные, испуганные. Увидев Ситт-хатун, она поклонилась низко и застыла, не решаясь выпрямиться.

– Встань! – приказала жена Мехмеда тихо, но властно. – Что ты хотела мне сказать? Говори, не бойся, здесь не подслушивают.

Девушка молчала. Ситт-хатун уже испугалась – вдруг так и не отважится заговорить? Но та решилась, и слова полились потоком.

– Госпожа, умоляю, защитите! Чичек рассказала мне про вас много хорошего. Говорила, что я могу вам доверять. Конечно, я бы не осмелилась прийти к вам только поэтому, но я ведь знаю, вы ненавидите Гульбехар. А если она узнает, что я ходила к вам, то убьет, но она и так хочет меня убить! Без вас я погибну. Я открою вам большую тайну, но, пожалуйста, пообещайте сначала, что защитите меня.

– Защитить тебя от кого, от Гульбехар?

Девушка отчаянно закивала.

– И с чего же Гульбехар желать твоей смерти?

Девушка покраснела, уставившись в пол.

– Ты обокрала ее?

– Нет, госпожа. Она ревнует.

– Ревнует? Ну конечно…

Неудивительно – Ситт-хатун уже довелось испытать ее ревность на себе. Но если чувство зашло так далеко, то это значит, что полька посмела ступить между Гульбехар и ее любовником. И кто же он? Конечно Мехмед, сидящий в далекой Манисе. Впрочем, Ситт-хатун было понятно, кто это, но она хотела услышать ответ из уст девушки.

– Не бойся, милая, я не дам тебя в обиду. Скажи, с чего Гульбехар пылать ревностью к одалиске?

– Потому что я – годзе, – ответила девушка, пунцовея щеками.

«Годзе» буквально означало «та, которая приглянулась султану». Выходит, Мурад заметил девушку и, возможно, приказал хазнедару отвести для нее ночь.

– И как же слуге Гульбехар удалось стать годзе?

– Мурад приходит в покои Гульбехар и ложится с нею, – ответила полька, пылая щеками и не отводя глаз от пола. – Гульбехар заставляет нас носить маски, чтобы мы не привлекали султанского внимания, но он все равно меня выделил. Я не виновата, я же ничего не делала! Друг сказал мне: хазнедар поместил мое имя в султанский календарь. Гульбехар страшно ревнива. Если я возлягу с султаном, она убьет меня. Друг сказал: я у султана на следующей неделе.

– И чего ты хочешь от меня? Я не властна над хазнедаром. Если уж имя вписано, то не в моих силах его вычеркнуть.

– Возьмите меня в услужение! Я была в саду, когда Гульбехар отняла у вас Чичек. Гульбехар предложила служанку взамен. Попросите меня, она не сможет отказать.

Ситт-хатун хотелось принять девушку – не такая уж большая награда за принесенный секрет. Если сказать Мехмеду, что его возлюбленная неверна и изменяет не с кем-нибудь, а с его отцом, тогда Мехмед непременно наградит Ситт-хатун. Возможно, даже ляжет с нею. Хотя не исключено, что девушка лжет. Вдруг она шпионка Гульбехар? Даже если и нет, но обвинить змею хочется, придется поискать нечто весомее слов этой девушки.

– Я могу взять тебя в услужение, но сперва хочу убедиться в правдивости твоих слов.

В ответ полька вытащила золотую цепь с привешенным к ней огромным рубином, полыхавшим кроваво-алым, будто умирающий свет закатного солнца. Другого такого камня не было. Кумру кальп, сердце голубя. Ситт-хатун никогда не видела султана без него.

– Мурад подарил камень Гульбехар, а я унесла его из ее покоев. Теперь вы верите мне?

– Верю, но мне нужно увидеть своими глазами. Когда султан собирается посетить ее?

– Сегодня ночью.

– Значит, сегодня ты покажешь мне их.

– Но это… это невозможно, – пробормотала полька. – Я не смогу тайно провести вас в ее покои, тем более когда там будет Мурад.

– Если ты не можешь привести меня с собой, остается одно. Как тебя зовут?

– Анна, моя госпожа.

– Раздевайся, Анна.

* * *

Одевшись в кафтан Анны, Ситт-хатун спешно пробралась по лабиринту коридоров и шмыгнула в покои Гульбехар. Хотя она и скрывала лицо под маской, взятой у Анны, излишне рисковать не хотелось. Случайного наблюдателя чужой наряд обманет, но вблизи не по размеру длинный кафтан выдаст ее. А если поймают, если обнаружат… ужас! Гульбехар прикажет ее убить и будет отрицать всякую к тому причастность. У женщины, покинувшей свое место в гареме, шансов выжить немного.

Ситт-хатун пошла коридором для служанок, начинавшимся от прихожей, и обогнула гостиную, усеянную подушками и наполненную дымом кальяна. Вышла во внутренний дворик, залитый золотистым солнечным светом. В дальнем его конце, за пальмой в кадке, была потайная дверь. Ситт-хатун нажала на прохладную плитку в стене, открывая вход еще в один коридор для служанок, уходивший мимо спальни Гульбехар в особую кухню для кадин наследника престола. В коридоре было темно, лишь тонкие лучики света вырывались из глазков в стене. Их устроили, чтобы служанки могли наблюдать за госпожой и немедленно отзываться на малейший ее каприз. Сейчас у глазков никого не было – Гульбехар не хотела лишних свидетелей ее развлечений с Мурадом. Ситт-хатун приложилась к глазку и увидела освещенную свечами спальню. Гульбехар сильно ее изменила. Ситт-хатун любила огромные, от пола до потолка окна, открывавшие чудесный вид на султанский дворец, чьи постройки занимали весь склон холма до самой реки. А теперь окна закрыли тканные золотом портьеры. Стены украшали шелковые гобелены, поблескивавшие золотой и серебряной вышивкой, кафельный пол устилали ворсистые ковры. В целом комната напоминала шатер богатого кочевника. Впечатление портила лишь чудовищных размеров кровать – футов десяти шириною, тяжеловесная, под желтым шелковым балдахином. На ней возлежали нагие Мурад и Гульбехар.