Текст книги "Осада"

Автор книги: Джейк Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Он устремился к пролому в палисаде, его люди – за ним. Сняли немногих янычар, уцелевших после залпа картечью, и снова встали строем в проломе. Янычары с отчаянным упорством возобновили атаку, но люди Нотара сноровисто подтащили пушки в пролом и встретили атакующих огнем. Тогда в турецком лагере зазвучали рога, трубившие отступление, и воины вокруг Лонго разразились радостными криками, заулюлюкали, дразня отступающих врагов. По крайней мере, этой ночью город выстоял.

* * *

Мехмед стоял на редуте и наблюдал, не в силах поверить глазам, как мимо брели усталые, окровавленные воины. Многие несли павших собратьев. Были потеряны сотни жизней – и все напрасно.

Султан стоял и смотрел, пока последние воины не вернулись в лагерь. Стоял, пока не угасло пламя пожарищ на палисаде, не отгорели костры, освещавшие поле битвы, оставив лишь безликую тьму. А он оставался на месте и взирал на стены, победившие его. Он впервые узнал поражение – и вкус того был горек.

На редуте его и нашли Улу с Халилем. Султан им не обрадовался. Настойчивые увещевания визиря накануне атаки не шли из памяти, мучили и терзали. Мехмеду мерещилось, что, хотя смуглое лицо Халиля по-обычному гладко и непроницаемо, визирь глумится над неудачливым повелителем. А Улу подвел господина. Улу проиграл битву у стены!

– Сколько мы потеряли? – спросил Мехмед тихо.

– Несколько сотен лучших, о повелитель, – ответил Улу. – Орта Эдирне выбита почти целиком.

– А как христиане? Сколько потеряли они?

– Немногих – полсотни. Может, меньше.

Мехмед повернулся и снова посмотрел на стену.

– Как же это могло случиться? Мы же превосходили их вдесятеро! Стена – в развалинах. Мы должны были победить!

– Мой повелитель, христиане были наготове, – ответил Улу. – Проломы в палисаде, пробитые пушками, были узки, и потому наше превосходство в людях не помогло. За палисадом ждали рыцари в полной броне и пушки. Мы не сумели застигнуть врасплох – застигли нас.

– Шпионы! – прошипел Мехмед. – Среди нас – предатели!

– Ваше величество, это возможно, – нерешительно заговорил Халиль. – Но янычары недовольны. Твердят: Аллах не дал вам победы. Диван янычар собрался в вашем шатре и ждет вас. Они хотят снять осаду и вернуться в Эдирне.

– Чепуха! – отрезал Мехмед. – Нужно продолжать осаду, изматывать христиан. У меня для них есть сюрприз – уж к нему-то они точно окажутся не готовыми!

Халиль вежливо кашлянул.

– Ваше величество, боюсь, янычары не склонны спорить. Они уже твердо решили: или вы снимаете осаду и возвращаетесь в Эдирне, или они убьют вас и провозгласят султаном вашего сына Баязида.

– Значит, бунт, – спокойно утвердил Мехмед.

Осада длилась всего лишь месяц, и вот уже мечты о славе рассыпаются в пыль. Мехмед покачал головой, стараясь изгнать страхи и сомнения. Пусть трусы бегут от христиан, но повелитель воинства ислама не сдастся так легко! Войско увидит, какая участь ожидает изменников!

– Улу, ты с ними или со мной?

– Мой господин, я служу только вам.

– Тогда собери дюжину людей, в чьей верности не сомневаешься, и приведи к моему шатру.

Когда Мехмед шел через лагерь, он видел орту за ортой янычар, стоявших в боевых доспехах вокруг больших медных котлов, которые служили и для приготовления пищи, и как штандарты, места сбора в бою. Все котлы были перевернуты – знак неповиновения командиру. Мехмед старался заглянуть в глаза всем и каждому. Некоторые приветствовали султана как подобает, но большинство отворачивались в смущении. А кое-кто поглядывал дерзко, не склоняясь перед правителем. Близ султанского шатра толпа была гуще всего. Мехмед пошел сквозь нее, не обращая внимания на оголенные мечи в руках янычар, остановился у входа. Посмотрел на толпу и заговорил – громко, властно.

– Вы верно служили мне на этой войне. Вы прошли много лиг от Эдирне до Константинополя. Вы храбро бились на стенах, и хотя победа не досталась нам сегодня, я не меньше ценю вашу верность и доблесть. Я справедлив и всегда награждаю верных мне. Отныне каждый из вас получит на пятьдесят асперов больше.

Мехмед выдержал паузу, и кто-то в толпе радостно закричал, но большинство настороженно молчали.

– Знайте: не стены и не защитники Константинополя победили вас, но предатели в наших рядах. Это они украли у нас победу, и теперь они хотят, чтобы мы удрали, поджав хвосты. Они намерены отнять у вас славу и добычу, принадлежащие вам по праву. Не выйдет! – взревел Мехмед. – Мы останемся, и мы будем сражаться! Впереди храбрецов ожидает слава и добыча! Вы все станете богачами! Все сокровища Константинополя лягут у ваших ног. Идите за своим султаном – и я приведу вас к великой победе!

Он замолчал и медленно обвел взором стоящих вокруг, заглядывая в лица.

– Кто же последует за мной к победе и славе? Кто останется верным султану в жизни и смерти?

Он умолк – и повисла мертвая, ледяная тишина. Затем янычар, стоявший рядом с Мехмедом, опустился на колени и поднял сжатую в кулак руку, вознося султану хвалу. За ним – другой, третий. Все янычары опустились на колени.

Улу заревел:

– Хвала султану!

Крик подхватил один янычар, за ним – другой, и вот уже вся толпа взвыла:

– Хвала султану!

Люди кричали, как пьяные; крик захлестнул Мехмеда, напитал силой. Впервые после восшествия на трон он ощутил себя настоящим владыкой. Но рано радоваться – работа еще не окончена. С рядовыми янычарами он справился – теперь дело за их командирами.

Когда славословие и радостный гомон утихли, Мехмед подозвал Улу. Велел:

– Ступай в шатер и схвати зачинщиков – но не убивай.

Улу кивнул и повел верных с оружием наготове в шатер. Когда лязг и крики стихли, туда зашел и Мехмед. Он увидел восьмерых вожаков бунта стоявшими на коленях, и у горла каждого – лезвие меча.

– Если я позволю вам жить, вы навсегда останетесь угрозой моей власти, – сказал им Мехмед. – Я справедлив, а предательство заслуживает кары. Улу, выведи изменников наружу и обезглавь перед янычарами их орт. Сделай это быстро и просто, нам ни к чему публичные представления. Пусть воины видят: я сужу честно и быстро.

Бунтовщики умоляли о пощаде, но Мехмед не внял мольбам. Он отправился в спальню, налил себе чашу вина. В походах Мехмед старался по возможности не пить вообще – все-таки алкоголь запрещен Кораном, и воинам не стоит знать, что их султан допускает нечестие. Но после событий нынешней ночи хотелось успокоиться чем-нибудь покрепче воды. Мехмед поднес чашу ко рту – и услышал сдавленный крик и мокрый отвратительный хряск: меч палача врубился в плоть. Содрогнувшись, султан отставил чашу нетронутой.

* * *

Лонго вымылся, переоделся в свежее и чистое и во дворец успел уже за полночь. Но праздник еще пребывал в разгаре. Большой зал был набит воинами и женщинами, все провозглашали тост за тостом, пили за победу. Генуэзец задержался у двери, и герольд объявил о его прибытии. Собравшиеся радостно загомонили, подняли бокалы, приветствуя командира. Лонго сразу же окружили, наперебой принялись поздравлять. Он вежливо кивал, отвечал, а сам обшаривал глазами зал в поисках Софии. Заметил ревевшего от смеха Тристо, Уильяма, улыбавшегося веселью друга, но царевны нигде не было.

– Мой друг, поздравляю! – воскликнул Константин, подходя. – Славная победа! Воистину, с нами Бог! Туркам никогда не покорить наши стены!

– Ваше величество, я молю Бога, чтобы вы оказались правы, – начал было Лонго, но тут герольд объявил о прибытии мегадуки Луки Нотара.

Того приветствовали еще громче и радостнее, чем Лонго, и мегадука был очень этим доволен. Может быть, слава и почести сделают Нотара сговорчивее и дружелюбнее?

– А, мегадука! – воскликнул Константин. – Я должен поздравить и его – без пушек мы проиграли бы битву.

Император отошел, и Лонго побрел по залу, протискиваясь сквозь толпу в поисках царевны. Не нашел, направился во внутренний садик – но Софии не оказалось и там.

– Ищете кого-то? – спросил мегадука, вдруг объявившийся в дверях зала.

Взгляд Нотара был откровенно враждебен – судя по всему, мегадука уже изрядно выпил.

– Нет, – солгал генуэзец. – В зале столько людей, что я вышел глотнуть свежего воздуха.

Нотар шагнул в сад.

– А-а, свежего воздуха. А я думал, что вы, возможно, ищете царевну Софию. Кажется, вы двое очень близки.

– Мегадука, мне не нравится ваш тон. Прошу вас, будьте осторожнее со словами.

– Нет, синьор Джустиниани, это вам следует быть осторожнее. – С такими словами Нотар подошел вплотную и остановился, глядя в лицо. От мегадуки несло вином. – Мне известно про туннели. Я знаю про ваши полночные встречи с царевной Софией. Запомните мои слова, синьор: я сделаю все для того, чтобы защитить себя и свою честь!

С тем и ушел прочь, в сад.

Лонго посмотрел ему вслед, размышляя. Должно быть, мегадука подстерег Софию, когда та возвращалась из туннеля. Теперь он пылает ревностью, а ревнивцы опасны. Может, потому Софии и не было на празднике? Мегадука что-то над нею учинил? Выяснить это можно было лишь одним способом. Лонго отправился в кухню и по секретному проходу – к опочивальне царевны.

* * *

В конце прохода Лонго долго провозился, нащупывая рычаг. Когда нашел и дверь распахнулась, он обнаружил перед собой Софию, одетую в одну ночную сорочку, но с мечом в руке. Царевна улыбнулась, завидев генуэзца, и выронила меч.

– Это вы! – вздохнула она и бросилась в объятия, поцеловала. – Слава богу, с вами все хорошо… Я слышала известия о битве и опасалась наихудшего.

София отступила и, внезапно поняв, что ее сорочка почти прозрачна, уселась на кровать, закуталась в одеяло. Лонго вежливо отвернулся.

– Почему вы не пришли на праздник?

– Константин запретил мне покидать мои покои после заката. Нотар донес, что прошлой ночью я блуждала по дворцу.

– Мегадука предупредил, чтобы я не смел с вами видеться.

– Он не бросает слов на ветер. Вам следует серьезно отнестись к его угрозам.

– Я знаю.

– Но вы здесь.

– Я хотел удостовериться, что с вами все в порядке. Когда вы не появились сегодня вечером, я заподозрил неладное.

– И лишь затем и пришли?

– Не только, – ответил Лонго.

Он привлек царевну к себе. Они слились в поцелуе, и рука Лонго легла на талию, прижала, притянула крепко. София жадно впилась в рот генуэзца, начала расстегивать его дублет.

– Ты уверена? – спросил Лонго.

София встала, позволила одеялу соскользнуть с плеч и открыть крепкие груди, отчетливо видные под тонкой сорочкой.

– Я никогда и ни в чем не была настолько уверена. Лонго, я хочу любить тебя!

Затем она взяла его за руку и увлекла к постели.

ГЛАВА 17

Воскресенье, 22 апреля, – четверг, 3 мая 1453 г.

Константинополь

С 22-го по 33-й день осады

В спальне было еще совсем темно – до рассвета оставался целый час, когда Лонго встал и принялся одеваться. Уже пятую ночь подряд, рискуя репутацией и самыми жизнями, любовники проводили вместе. Лонго с нежностью смотрел на любимую, спавшую безмятежно, со сбившейся на лицо кудрявой прядью, и в который раз повторил себе: игра стоила свеч. Он нацепил перевязь с мечом и уже собрался уйти, как София проснулась. Она села, выговорила сонно:

– Еще так рано. Куда ты собрался?

– На стены. Ночь уже кончается, и если я не вернусь на пост к рассвету, меня хватятся.

– Вечером придешь?

– Не знаю. Мы рискуем очень многим. Если о нас проведают – тебе конец.

– По мне, лучше погибнуть, чем провести остаток жизни за семью замками, как подобает приличной матроне. Обещай, что придешь вечером.

Лонго посмотрел на нее: роскошную, страстную, – и всякая способность к сопротивлению испарилась.

– Я приду, если смогу.

София встала и поцеловала любимого.

– Иди же и береги себя. Я буду ждать тебя ночью.

Лонго вышел через тайный ход и очутился на темной пустой улице рядом с дворцом. Он направился к своему посту на стенах близ ворот Святого Романа у Месотейхона. По пути ему вдруг почудилось: сзади слышны шаги. Лонго обернулся, но никого не увидел. Уже не в первый раз за эти пять ночей ему казалось, что за ним следят. Он не забывал слов Уильяма и знал, что испанский убийца – здесь, в Константинополе. Лонго положил руку на эфес, замедлил шаг, прислушиваясь, однако так ничего и не услышал до самой стены.

На стене он и встретил восходящее солнце, осветившее, открывшее взору и палисад, и поля за ним, тянувшиеся до турецкого лагеря. Ни ветерка, ни движения вокруг, и даже грохот турецких пушек, раздававшийся время от времени, казался приглушенным. Глядя на спящий мир, Лонго ощутил удивительное успокоение. Впервые за всю жизнь в ней появилось что-то помимо мести. Теперь его целью стало не просто победить турок, но спасти город и Софию с ним.

Солнце залило холмы свирепым багрянцем, расцветило мир. На стенах ночная стража уступила место дневной, отправилась на заслуженный отдых. Смена еще зевала и протирала заспанные глаза. Многие явились прямо с полей внутри константинопольских стен – работали допоздна, пытаясь собрать урожай озимой пшеницы и засеять поля на лето. С дневной стражей пришли и Тристо с Уильямом, встали рядом с командиром на стене.

– Рановато вы нынче, а? – ухмыльнулся Тристо. – Трудная, небось, выдалась ночка?

Лонго сурово посмотрел в ответ, и ухмылка сползла у Тристо с лица.

– Господи Иисусе, ну вы с утра и угрюмый! Да я просто так спросил, и все! Кстати, говорили вам про странный шум, который доносится от морских стен?

– От морских стен? Что там такое?

– Незнаем, – ответил Уильям. – Но когда шли сюда, полгорода бежало к Золотому Рогу. Мы думали, может, вы про это что-нибудь знаете.

– Или он, – предположил Тристо, указывая на спешившего по стене Далмата.

– Лонго, вы должны это видеть, и быстрее! – выдохнул Далмат, подбегая.

– В чем дело? Что случилось?

– Пока не увидите сами – не поверите.

* * *

Лонго стоял на морской стене невдалеке от Влахернского дворца и не мог оправиться от изумления. Далмат, Константин, Уильям и Тристо замерли рядом. По обе стороны морские стены были заполнены народом, и все смотрели за пролив, на полоску земли позади города Пера. Там посуху двигался турецкий флот, и паруса его были наполнены ветром.

– Невероятно. Этого не может быть, – выговорил император Константин.

– Там река? Или залив? – осведомился Лонго.

– Ничего там нет! Это ничем не объяснить, – сказал Далмат, потрясенно качая головой. – Между Босфором и Золотым Рогом – сплошная суша.

Все в тишине наблюдали, как на горизонте вздымается лес мачт. Наконец на гребне холма показался штевень первого корабля. Весла его ритмично вздымались, загребая воздух. Но когда корабль показался целиком, стало ясно, чем он движется: огромной низкой повозкой, влекомой упряжками быков. Гигантские колеса сверкали на солнце – их отлили из бронзы, чтобы те выдержали нагрузку. Лонго онемел от изумления.

– Невероятно, – выдохнул в конце концов император. – Я и вообразить не мог, что такое возможно.

На мачте первого корабля развевался огромный флаг. Даже издалека Лонго хорошо различал изображение: золотая арабская вязь на белом шелковом поле – штандарт самого султана. На спуске к воде повозка с кораблем набрала скорость. С каждой минутой Лонго видел сооружение все отчетливее. Посреди палубы был воздвигнут помост, на котором установили трон. На троне восседал Мехмед, и пара рабов обмахивала опахалами повелителя османов, дерзновенно плывшего по суше, будто по водам.

– Развалился, отродье, как у себя в шатре! – проворчал Тристо. – У нас же есть пушка, способная добить дотуда.

– Думаю, есть. – Далмат улыбнулся.

Лонго покачал головой:

– Лучше бы нам поберечь порох. С такого расстояния попасть можно только чудом, а лишнего пороха у нас нет. Пока турецкий флот будет находиться в Золотом Роге, припасов с моря не подвезти. Придется драться, полагаясь на оставшееся.

– Я введу строгие нормы, – объявил Константин. – Без снабжения извне и месяца не пройдет, как мы начнем голодать.

– С этими кораблями в заливе придется удвоить число бойцов на морских стенах и на флоте, – добавил Далмат. – А людей придется снимать с сухопутных стен.

– У нас и так немного бойцов, а когда начнется голод, станет еще меньше, – заметил император. – С этими кораблями нужно что-то сделать.

– Конечно же, – согласился Лонго. – Их нужно сжечь.

* * *

Халиль стоял на палубе султанского корабля, вцепившись обеими руками в поручни, – того мотало из стороны в сторону, когда колеса огромной повозки наталкивались на препятствия. Великий визирь с радостью остался бы в лагере, но султан настоял: место великого визиря – рядом с троном.

– Посмотри, они глядят на нас! – Мехмед показал за залив, на городские стены. – Надеюсь, представление им понравится.

Снизу ряды потных мускулистых гребцов загребали веслами в воздухе, на корме отбивал ритм огромный барабан: «бумм-бумм-бумм». Палящее солнце в зените, непрестанный грохот – у визиря разболелась голова.

– Но зачем это все? – спросил он. – Разве корабли не шли бы быстрее, не будучи обременены гребцами?

– Пусть христиане видят: я властелин и на суше, и на море! Мои корабли поплывут, куда я захочу.

– Так глупо, – пробормотал Халиль, забывшись.

– Глупо? – процедил Мехмед, и Халиль вздрогнул, ужаснувшись себе. – А чем еще ты займешь этих людей? Ты хотел, чтобы они шлялись без дела по лагерю, ненужные и скучающие, и задумывали очередной бунт? Гребля по воздуху может казаться тебе глупостью, но она занимает людей. Раз уж им не довелось сражаться – пусть гребут.

– Ваше величество, это воистину мудро, – признал удивленный Халиль.

Султан был прав – по крайней мере, сегодня гребцы будут настолько измотаны, что мысль о бунте им и в головы не придет.

– Именно так. И у меня есть еще кое-что, чем удастся занять людей. Скажи-ка, что ты думаешь вот об этом.

Мехмед протянул Халилю потрепанный лист бумаги. На нем был набросан чертеж – план конструкции, размеры. Постройка выглядела длинным рядом связанных вместе бочек, поверх – настил из досок и ограждение. Все вместе, похоже, должно было плавать.

– Что это? – спросил Халиль.

– Мост через Золотой Рог. Он протянется отсюда. – Мехмед показал вперед, на берег залива, – дотуда. – Он указал на место, близ которого стены Константинополя вставали прямо над водами.

Рискованный, но явно выгодный замысел. Плавучий мост позволит туркам угрожать морским стенам города, заставляя христиан растягивать и без того жидкую цепочку защитников. Гениальный план, очень Халилю не понравившийся. Для осуществления задуманной Халилем интриги нужна была долгая, изнурительная осада.

– Ваше величество, идея великолепная, – согласился визирь. – Но опасная и, возможно, не слишком практичная. Ведь флот христиан не позволит построить такой мост.

– Ты прав, мой Халиль. Христиане из кожи вон полезут, чтобы не допустить его постройки. Потому твоя задача в следующем: перебросить двенадцать пушек через Золотой Рог, чтобы защитить наш флот. Только глупцы решатся атаковать его под огнем пушек. Мы построим мост и, если христиане попытаются нас остановить, уничтожим их!

– Ваше величество, это гениально, – пробормотал Халиль.

В самом деле, гениально. Даже слишком. Мехмеду нельзя позволить завладеть Константинополем до того, как Геннадий приведет в действие свой план. Монах обязан поторопиться, иначе все визиревы усилия последних лет пойдут прахом.

* * *

Пятью днями позже Халиль, наблюдавший за перетаскиванием через Золотой Рог первой пушки и ее установкой, вернулся к своему шатру и обнаружил гонца.

– Что такое? – недовольно буркнул Халиль, злой и усталый после целого дня, проведенного под палящим солнцем.

– О великий визирь, ваш почтовый голубь вернулся в клетку безо всякого послания. В таком случае вы предупредили немедленно вас известить.

Голубь без послания – именно этого знака Халиль и ждал. Он немедленно приказал подать коня и поехал в лагерную голубятню. Там белобородый смотритель суетился у клеток, подсыпая корм.

– Эй, старик! – позвал Халиль.

Тот обернулся и, завидев великого визиря, выронил корм и распростерся на полу.

– О великий визирь, я жду ваших повелений.

– Встань, – велел Халиль.

Старик, трясясь, кое-как поднялся на ноги.

– Сегодня вернулся голубь без послания. Можешь показать который?

Старик поспешно кивнул.

– Так покажи.

Старик подвел визиря к клетке с единственным голубем.

– Ваше превосходительство, вот он!

Халиль вынул голубя из клетки, внимательно осмотрел. Да, вот и темное пятно на шее – никаких сомнений, голубь тот самый. Уже сегодня вечером состоится встреча с монахом Геннадием.

* * *

И часа не прошло, как Халиль стоял в темном туннеле и ждал прибытия Геннадия, нервно ощупывая украшенную самоцветами рукоять меча. Найдя обговоренное заранее место встречи, визирь загасил факел и теперь маялся в полной темноте, жадно вслушиваясь, ожидая и страшась. Он был уверен, что за ним никто не следил, но все равно волновался. Он не любил подвергать себя столь серьезному риску. Но Иса отправился в Эдирне, а, кроме Исы, довериться некому. Встречу же с Геннадием нельзя пропустить – она исключительно важна.

В темном туннеле послышались шаги – шлепанье сандалий о камень. Они звучали все громче, отчетливее, и вот вдали показался мерцающий огонек – чей-то факел. Халиль внимательно рассматривал приближавшегося монаха. Небольшой, сухощавый, лицо морщинистое, но шагает твердо, уверенно, как молодой. Одет в простую черную монашескую рясу. Подойдя к условленному месту, замедлил шаг – сам он еще Халиля не заметил.

– Где же отзыв? – спросил визирь, выступая из тени в круг света, отбрасываемого факелом.

Удивленный, Геннадий отступил на шаг, и его ладонь легла на рукоять заткнутого за пояс кинжала.

– Кто вы? – спросил Геннадий. – Где Иса?

– Сначала отзыв. Не слышу!

– Эдирне.

– Правильно. Это же и ответ на ваш вопрос. Иса в Эдирне.

– А вы кто такой?

– Халиль.

– Халиль? – повторил удивленно Геннадий, пристально вглядываясь в лицо визиря. – Почему же вы здесь? Мне казалось, мы договорились: чем меньше встреч, тем безопаснее для нас обоих.

– Да, но Иса уехал по делам, и я больше никому не доверяю. Я рад, что вы отослали птицу, мне нужно срочно поговорить с вами. Осада продвигается быстрее, чем я ожидал. И мы тоже должны действовать быстрее – или потерять шансы на успех.

– Мне не кажется, что осада продвигается так уж споро, – ответил Геннадий. – Доставить флот в Золотой Рог – это одно. Но доставить армию на стены – совсем другое. Константинополь простоял больше тысячи лет, так запросто он не падет.

– Так или иначе, сейчас время действовать. Геннадий, я хорошо вам заплатил и верю, что потратился не напрасно.

– Халиль, не угрожайте мне. Со мною вам справиться будет куда труднее, чем со своими турецкими лакеями. – В голосе монаха прозвучали угроза и холодная злость. – Но мы здесь не для того, чтобы попусту разбрасываться угрозами. Более того, у меня для вас ценные сведения: завтрашней ночью во тьме новолуния турецкий флот будет атакован.

– Завтрашней ночью? И как пройдет атака? Что они задумали?

Халиль лихорадочно соображал. Может быть, если турецкие корабли сгорят, это позволит выиграть время?

– После заката отплывет флотилия небольших суденышек с греческим огнем. Турецкий флот хотят сжечь.

– Отлично, Геннадий, просто замечательно! Ценное сведение. Я прослежу, чтобы замысел христиан удался.

– Я не затем разгласил план атаки, – возразил Геннадий. – Вы должны рассказать о нем султану. Чтобы задуманное убийство удалось, султан должен поверить, что у вас налажена связь с важным лицом из Константинополя и что эта фигура способна поставлять важные сведения.

Халиль подумал, что теперь-то план убийства вырисовывался. Но чем меньше об этом плане знаешь, тем безопаснее.

– Больше не надо никаких подробностей, – предупредил визирь. – Я сделаю, как скажете. Это все, что вы хотели сообщить мне?

– Все.

– Не пытайтесь в дальнейшем со мной связаться, если речь не пойдет о чем-то жизненно важном и неотложном. Наши встречи очень опасны.

– Опасны? – Геннадий фыркнул. – От моих собратьев греков мне опасаться нечего. Люди доверяют мне больше, чем императору, а те, кто противостоит мне, – глупцы.

– Надеюсь, вы правы. Тем не менее я не желаю рисковать жизнью ради доказательства вашей правоты. Это наша последняя тайная встреча. Когда мы увидимся в следующий раз – надеюсь, султан уже умрет, а вы сделаетесь патриархом Константинополя.

– Да будет так, – согласился монах.

– Да будет так, – отозвался Халиль и, повернувшись, ушел в темноту.

* * *

Евгений выбрался из мрачного туннеля в подвал церкви, освещенный дрожащим огоньком стоявшей на полу лампы. Евгений ожидал там же, где и был, когда Геннадий спустился в туннель: на коленях подле лампы, склонив голову, поглощенный молитвой.

Геннадий тронул его за плечо.

– Друг мой, пора идти.

Евгений кивнул, встал.

– Вы отсутствовали дольше, чем я ожидал. Встретились с затруднениями?

– Все свершается по воле Господа, – ответил монах. – Идем же, мы должны вернуться в монастырь затемно.

Они покинули церквушку и пошли через порт вдоль морской стены. Ворота Испигас по приказу императора были заперты, но несколько их стражей слушали не императора, а Геннадия и беспрепятственно пропускали монаха в город. Зайдя внутрь, он вместе с Евгением свернул на потайную тропу вдоль стены, приведшую в пещеру. Сквозь нее и можно было попасть в монастырь.

Прошли по тропе, поднялись, и вот впереди показался темный зев пещеры. Они вступили в нее. Евгений сделал несколько шагов и замер. Геннадий приблизился и, когда глаза привыкли к темноте, понял: что-то не так. Дверь в задней стене пещеры была распахнута.

Евгений нагнулся и обследовал пол.

– Здесь кто-то ходил, – заметил он, указывая на слабый отпечаток подошвы в пыли.

Он двинулся по следу и заключил удивленно:

– И ведь не ушел.

Он потянулся за мечом, но слишком поздно. Краем глаза Геннадий увидел, как от стен отлепились тени и бросились на него. Евгений попытался встать на их пути, но трое одолели его, прежде чем он выхватил меч. Монах пустился наутек, однако не успел сделать и пары шагов, как из теней выросла еще одна фигура, преградившая путь. Геннадий схватился за кинжал, и вдруг затылок взорвался болью. Мир закружился. Каменный пол понесся навстречу, и все окутала тьма.

* * *

Геннадий очнулся от брызнувшей в лицо холодной воды. Осмотрелся – сидит на тяжелом деревянном кресле, руки привязаны к подлокотникам, вокруг – сумрачная, роскошно обставленная комната: толстый персидский ковер, на стенах изысканные картины, впереди – широкий стол. В комнате есть кто-то еще – наверное, стоит за спиной. Геннадий попытался оглянуться, но так никого и не увидел. Зато на полу у кресла заметил орудия пыток: кнут, тиски и, самое страшное, огромный металлический шип вроде того, на какой насаживали предателей. От ужаса у монаха пересохло во рту.

– Кто здесь? – Он выдохнул судорожно. – Чего вы от меня хотите?

Никто не ответил. Геннадий постарался справиться с собой, отдышаться, успокоиться. Еще жив – и это уже хорошо. Захвативший его, кем бы он ни был, чего-то хотел от монаха Геннадия – иначе уже убил бы. А возможно – и эта мысль радости не доставляла, – захотел сделать смерть мучительнее.

За спиной отворилась дверь, послышались шаги.

– Добро пожаловать в мой дом, – сказал мегадука Лука Нотар.

Он сел за стол, глядя на монаха. Тот попытался улыбнуться – вышло не очень удачно. Глянул значительно на веревки, прихватившие руки к подлокотникам.

– Спасибо за радушное гостеприимство.

– Веревки для твоей же сохранности, – пояснил Нотар. – У меня есть к тебе кое-какие вопросы. А мой друг поможет тебе правильно на них ответить.

Нотар махнул рукой, и из-за спины монаха вышел высокий смуглый мужчина с лицом, испещренным шрамами. В руке он держал ужасного вида кривой нож и похлопывал им по ладони.

Геннадий притворился, будто не обращает на человека внимания. Сейчас важнее всего было продолжать разговор с Нотаром. Чтобы спастись, надо заставить мегадуку слушать – у Геннадия есть очень важные сведения для него.

– Я более чем готов ответить на любые вопросы. Мегадука Нотар, мне нечего скрывать.

– Не странно ли: человек, которому нечего скрывать, покидает монастырь через тайный ход. Более того – он хочет уйти за стену.

– Я этого не делал.

– Не лги мне, монах. Охрана морской стены далеко не так верна тебе, как ты надеешься. Я знаю: ты покидал город. Теперь я хочу знать, что ты удумал. Геннадий, сообщение с врагом на войне – это предательство. И наказание за него – смерть. Но если ты правдиво расскажешь о своих делах, я могу и пощадить тебя. Так отчего же ты втайне покинул монастырь?

– Скрывать мне нечего – но есть веские причины прятаться. Я прибегнул к тайному ходу, чтобы уйти от вас и ваших людей. Ваш слух отравили клеветой лжецы! Я так и знал: вы не поймете меня и моих дел!

– И что же это за дела? Обустройство еще одного отравления? Может, на этот раз устранишь Софию или императора?

– Что за глупости! – Геннадий рассмеялся. – Я не императора хочу отравить, но султана.

– И как же это возможно? – Нотар сощурился насмешливо. – Ты и на выстрел к нему не подступишь. Никто не подойдет – его всегда окружают десятки янычар.

– Нет, это вполне возможно. А в особенности с вашей помощью.

– Даже если так – с какой мне стати верить тебе? Быть может, это очередная твоя уловка.

– Нет же, уверяю, нет! Не уловка. Вместе мы сможем убить султана и спасти город. И вы навечно останетесь в памяти как спаситель Константинополя.

Нотар покачал головой.

– Я не желаю больше слушать твою ложь и не верю тебе. Я уже видел черноту твоего предательства. По твоему приказу Неофит убил императрицу-мать, и ты же отравил его, чтобы замести следы. Ты готов уничтожить что угодно и кого угодно, лишь бы разрушить унию и сделаться патриархом.

– И с чего вы это взяли, сиятельный мегадука? Царевна София сказала вам так? Вы поступили бы мудрее, если бы не слушали ее слов. Я уже говорил вам: ей нельзя доверять. Каждую ночь она предается разврату с Джустиниани – еретиком, занявшим подобающее вам по праву место командира войск империи.

Нотар ничего не сказал, но подал знак, и смуглый палач приставил нож к горлу монаха, чуть надавил; из-под лезвия выступили алые капли.

– Монах, осторожнее со словами, – предупредил мегадука, – а то я, не ровен час, потеряю терпение и не успею выяснить нужное мне и городу.

– Убивай, если хочешь, но знай – я говорю правду. – Геннадий изо всех сил старался, чтобы голос его звучал спокойно и ровно. – С чего, по-твоему, император запретил царевне покидать ее покои после захода солнца? Я сообщил ему, что с царевны лучше глаз не спускать.

– Почему-то я не слышал, что именно ты надоумил Константина не выпускать Софию из покоев ночью.

– О друг мой мегадука, ты еще многого не знаешь в этом городе. И я не всегда смогу оказаться рядом, чтоб защитить его и тебя. Ты бы лучше присматривал за своей женщиной. Она может стать очень опасной для тебя – и для всех нас.