Текст книги "Осада"

Автор книги: Джейк Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 21

Суббота, 26 мая, – воскресенье, 27 мая 1453 г.

Константинополь

56-й и 57-й дни осады

Уильям проснулся от дикого вопля. Он встал, побрел к окну – на цыпочках, чтобы не разбудить Тристо, с которым делил комнату. Выглянул и в сером свете раннего утра увидел бежавшего по улице и громко вопившего мужчину. Люди высыпали из домов, галдя. Кто-то громко молился, кто-то рыдал. Женщины падали в обморок.

– Тристо! – заорал Уильям.

Тот фыркнул во сне, перекатился с боку на бок. Уильям подскочил, встряхнул его.

– Да посмотри же!

Тристо нехотя поднялся, выглянул в окно, и в эту секунду зазвонили все городские колокола. Толпа внизу загомонила с удвоенной силой.

– Колокола… не иначе это штурм, – заключил Уильям.

– Так скорее на стены! – буркнул Тристо.

Они сбежали по лестнице, выскочили на улицу. Тристо увидел одного из людей Лонго, остановил.

– Ты куда собрался? Ты же должен быть на посту!

– Пост? Какой пост?

– Не притворяйся идиотом! – завопил Тристо, стараясь перекричать шум толпы. – Турки атакуют, давай назад, на стены!

– Никакие турки нас не атакуют! – крикнул тот. – Осаде конец!

– Что значит – конец? – вмешался Уильям. – В чем дело?

– А вы не слышали? Император договорился с великим визирем! Все кончилось! Мы победили!

С тем он и побежал дальше.

Тристо с Уильямом переглянулись, затем обнялись – Тристо аж оторвал Уильяма от земли.

– Господь с нами! – проревел он, ликуя.

А опустив товарища наземь, добавил:

– Отпразднуем же! Ох, и напьюсь я сегодня!

* * *

Уильям и Тристо нашли Лонго на стене стоявшим рядом с императором и Далматом. Те взирали на павильон, воздвигнутый на полпути между городскими стенами и позициями султанского войска.

– Это правда? – спросил Уильям. – Мир заключен?

– Вчера вечером великий визирь и Сфрандзи договорились о перемирии, – ответил Лонго. – Сегодня утром Халиль вернулся и попросил устроить встречу между императором и султаном. Каждого будет сопровождать лишь один безоружный телохранитель. Вот все, что мне известно.

– А почему колокола?

– Слухи часто опережают истину, – ответил Константин. – И, боюсь, им верят легче и охотнее.

– Смотрите, вот он! – Лонго указал на равнину – там, в сопровождении одного лишь Улу, к павильону ехал султан.

– Седлайте мне коня, – приказал Константин.

– Ваше величество, я умоляю вас остаться, – настойчиво попросил Далмат. – Это ловушка.

– Ловушка или нет, но я должен идти. Посмотрите, сколько их! – Константин указал на турецкий лагерь, протянувшийся до самого горизонта. – Мы не можем держаться вечно. Нам нужен мир.

– Тогда позвольте мне хотя бы сопровождать вас.

– Нет, мой верный Далмат. Со мной поедет синьор Джустиниани.

– Но ваше величество, это мой долг и мое право – защищать вас.

– Останься здесь, мой старый верный друг. – Император положил руку Далмату на плечо. – Если дела обернутся скверно, я хочу, чтобы именно ты возглавил отряд всадников и поспешил мне на выручку. А если я погибну, ты защитишь мою семью.

Далмат кивнул.

– Значит, решено. Синьор Лонго, идемте. Мне не терпится встретить султана лицом к лицу.

Спустившись со стены, генуэзец с императором обнаружили толпу, собравшуюся у Золотых ворот. При виде императора люди становились на колени, кричали: «Сохрани вас Господь!», «Слава Константину!».

Крики не утихали, пока Константин не выехал за ворота. Лонго с императором миновали двойные стены, выехали в поле и направились к павильону – открытому четырехугольному шатру, воздвигнутому на красном ковре. У шатра ждал, не сходя с коня, Мехмед. Рядом с ним восседал на своем коне Улу, угрюмый и мрачный. Он притворился, будто видит Лонго впервые. А тот внимательно изучал султана.

Лонго не ожидал, что Мехмед так молод – лет двадцати от силы. Среднего роста, но атлетически сложенный, с ярким, запоминающимся лицом: полные губы, высокие скулы, большой нос. Глаза султана завораживали: внимательные, цепкие и яркие, они, казалось, заглядывали в самую душу.

– Император Константин, я всей душой рад видеть вас, – произнес султан на правильном греческом языке, хотя не без акцента.

– Султан Мехмед, для меня честь встретиться с вами, – ответил Константин. – Надеюсь, мы сможем установить мир между нашими народами. Эта осада затянулась слишком надолго.

– Я всецело с этим согласен, – заверил его султан и, указав на Улу, добавил: – Это Улубатли Хасан, верховный ага янычар, мой телохранитель. Как и условлено, он безоружен. А кто сопровождает вас?

– Синьор Джованни Джустиниани Лонго, граф Хиосский и Генуэзский, командующий моими войсками, – ответил император.

– А, защитник Константинополя, – сказал Мехмед, глядя на Лонго с новым интересом. – Синьор, вы показали себя достойным противником.

Лонго поклонился.

– А вы, о великий султан, показали себя мудрым не по годам.

– Синьор, вы льстите мне, но эту лесть я принимаю с радостью. Итак, не присесть ли нам?

В центре павильона стоял стол, подле него – два кресла. Мехмед уселся со стороны стола, обращенной к турецкому войску, Константин – с противоположной. Улу с Лонго стали возле своих государей.

– Насколько мне известно, вы обсудили детали мирного соглашения с Халилем? – спросил Мехмед.

– Великий визирь и мой советник Сфрандзи пришли к условиям соглашения, приемлемым для меня, – ответил Константин. – Чтобы покрыть ваши расходы на осаду, я буду платить большую дань в течение трех лет. Кроме того, вам будет возвращен царевич Орхан, претендующий на трон.

Мехмед пренебрежительно махнул рукой.

– Такого мира не будет. Я пришел не за вашими деньгами и не за головой Орхана. Я пришел за Константинополем.

– Но это же неслыханно! – возопил Константин. – Великий визирь договорился…

– Его слова ничего не значат, совсем ничего! Султан – я! Лишь мое слово имеет здесь вес и смысл. И я скажу вам так: между нами не будет мира, покуда Константинополь остается в ваших руках. Этот город – заноза в моем боку, вечная угроза державе оттоманов. Пока Константинополь находится в руках христиан, мы никогда не почувствуем себя в безопасности.

– Не в моей власти отдавать Константинополь, – сурово ответил император. – Он – ключ к империи, существующей больше тысячи лет. И вам, чтобы шагнуть за его стены, придется переступить через мой труп.

– Вы благородный и великий воин. Иного ответа я от вас не ждал. Но если вы предпочтете сражаться, пощады не будет ни вам, ни вашему народу. Мужчин перебьют, женщин изнасилуют и продадут в рабство. Кровь их останется на ваших руках.

– Нет, султан. Она падет на ваши руки – руки, ее пролившие.

– Пусть так, – согласился Мехмед. – Она не помешает мне жить. А вам?

Константин не ответил. Тогда султан заговорил, подавшись вперед и нависая над столом:

– Сдайтесь, и ваш народ останется жить. Желающие уйти из города смогут сделать это без помех. А вам останется Морея – правьте там как заблагорассудится. Я выделю вам владение в любой части моей державы, где только пожелаете. Но если изберете войну – клянусь, вы погибнете, а по улицам Константинополя потекут кровавые реки.

Константин сидел молча, потупившись. А когда он поднял взор, Лонго заметил в нем ярость – и безнадежность отчаяния.

– Я вам отвечу, – глухо сказал император, – но не сейчас. Мне нужно время подумать.

– Да будет так! – заключил Мехмед, вставая. – У вас есть день, не больше. Позвольте напомнить, что по нашим законам победители получают двое суток грабежа. Если не примете мои условия, то ни вам, ни вашему народу пощады не будет. У вас всего один день. Прощайте, император!

Мехмед повернулся и пошел к коню, Улу задержался.

– Лонго, убирайся из этого города, – предупредил он спокойно. – Если мы встретимся снова, один из нас умрет.

Затем Улу последовал за господином.

– Ваше величество, нужно ехать, – сказал Лонго императору. – Скорее вернемся в город, здесь небезопасно.

Константин медленно поднялся, не спуская глаз с удаляющегося султана.

– Я – защитник людей. Неужели я позволю избивать их, будто овец? Что же мне делать?

– Вы император. Вам решать.

– Ты прав. – Константин гордо выпрямился, играя желваками. – Едем! Решить нужно многое, а времени мало. Я должен переговорить с советом.

* * *

Совет собрался тем же вечером в императорском дворце. Пришли командиры отрядов, Нотар с Лонго, архиепископ Леонард. Когда же на совет вошел император, все поразились произошедшей с ним перемене. Будто годы прошли с утра: Константин сгорбился, лоб избороздили морщины, под глазами набрякли мешки.

– Спасибо, что пришли, – сказал он собравшимся. – Предстоит принять трудное решение. Султан предложил сохранить жизнь нам и нашему народу, если мы сдадимся. Он отпустит любого, кто пожелает уйти из города; он предложил мне Морею и вассальное владение в любой части его державы.

Император замолчал, обвел советников взглядом.

– Я Константинополя не сдам, – изрек он в итоге. – Я останусь и буду сражаться. И погибну, если на то есть воля Господня. Если мы выдержим последний натиск, победа будет за нами. Но я не понуждаю вас сражаться рядом со мной. Если кто-то захочет сегодня ночью уйти морем, я пойму и не стану препятствовать. Я благодарен за жертвы, которые вы уже принесли.

– Я останусь с вами до самой смерти, – сказал Далмат.

– И я, – подхватил Лонго.

Один за другим, советники подтвердили решимость остаться.

– Спасибо вам. Завтра я вышлю гонца к султану и сообщу: я отвергаю его предложение. Гонец этот, вероятно, будет убит. Я никого не хочу посылать на верную смерть. Поищите добровольцев среди ваших людей.

– Я поеду, – произнес Нотар.

Этого Лонго не ожидал. Он возразил:

– Мегадука, вы нужны здесь, на стенах. Греки видят своим командиром только вас, Нотар.

– Если я умру, они будут сражаться в отмщение за мою смерть. Но я не собираюсь умирать. Я слышал, что султан – человек чести. Не верю, что он решится предать смерти мегадуку Константинополя. А если и осмелится, я не сдамся без боя.

– Благодарю за храбрость и самоотверженность, – заметил император, – но ехать тебе запрещаю. Ты слишком ценен для нас, мы не можем столь опрометчиво жертвовать твоей жизнью.

– Ваше величество, этого вы мне не можете запретить. Право и долг мегадуки – быть голосом Константинополя. Я не отдам его никому.

– Твой долг – не умирать столь бесполезно и бессмысленно, – возразил император.

Лука посмотрел Константину в глаза.

– Господин, вы сами подтверждаете мою правоту. Если я не готов умереть, как того требует мой долг, то как я посмею желать того же от моих людей? Как я могу отправлять их на смерть?

– Возможно, Нотар прав, – вмешался Сфрандзи. – Султан убивает незнатных послов, но едва ли решится казнить мегадуку. Быть может, Нотар убедит султана выпустить из города женщин и детей?

– Хорошо, – согласился Константин. – Нотар, ты доставишь мое послание султану. Но я ожидаю твоего возвращения живым и здоровым. Не делай глупостей.

– Ваше величество, я не сделаю ничего глупого. Я даю клятву.

* * *

Следующим утром Нотар стоял в тени Золотых ворот, одетый в лучшие посеребренные доспехи. Но они были только для видимости, сражаться он не намеревался. Ночь накануне Нотар провел в Агии Софии, молясь, и теперь ощущал себя спокойным и уверенным. Он сделает все, что должен, у него получится.

Проводить его пришли император и Лонго. Константин обнял мегадуку.

– Укрепи тебя Господь! Мы будем ждать на стенах. Возвращайся.

– Ваше величество, я исполню мой долг, – ответил Нотар.

Лонго протянул руку. Поколебавшись мгновение, Нотар ее пожал.

– Для меня было честью сражаться рядом с вами, – сказал Лонго. – Возвращайтесь, Нотар. Вы нужны городу, нужны всем нам.

– Если я не вернусь, храните мой город как подобает.

– Обещаю, – ответил Лонго и добавил вполголоса: – А София…

– Вы хороший человек, – перебил его Нотар. – Я не виню вас за любовь к ней. Прошу одного – защитите ее.

Невдалеке ударил колокол, оповещая о смене стражи на стенах.

– Пора, – молвил император. – Лука, да пребудет с тобою Господь.

* * *

Золотые ворота распахнулись. Нотар кивнул, уселся в седло и выехал за стены на равнину. Перед ним высились турецкие укрепления: частокол заостренных бревен, вбитых в насыпь четырехфутовой высоты. Нотар направился к проему в земляной стене. Близ нее он обнаружил поджидавший его отряд янычар в черных доспехах. Возглавлял их воин огромного роста.

– Сойди с коня и ступай с нами, – приказал огромный янычар на ломаном греческом.

Нотар спешился, янычары окружили его, выстроившись прямоугольником, и мегадука оказался в середке. Так они и пошли к центру лагеря. За плечами и спинами янычар Нотар видел немногое, но то, что замечал, выдавало лихорадочную активность. Люди сколачивали штурмовые лестницы, точили оружие. Султан готовился воевать.

Янычары остановились и расступились, открыв большой красный шатер с реявшим над ним штандартом султана. Нотар направился к входу, но из шатра навстречу вышел высокий худой человек в роскошном халате и приказал остановиться.

– Приветствую вас! – обратился он к Нотару на превосходном греческом. – Я – Халиль, великий визирь султана. Как ваше имя и с чем вы пожаловали?

– Я – Лука Нотар, мегадука Константинополя. Я прибыл по поручению императора Константина с посланием для султана.

– К султану вам придется войти без оружия.

Нотар снял перевязь с мечом, протянул вождю янычар. Гигант принялся было обыскивать Нотара, но Халиль велел остановиться.

– Улу, я сам его обыщу.

Обыскал наспех, похлопал по доспехам, ощупал с боков. Затем приказал:

– Следуйте за мной.

Нотар прошел за визирем в шатер. Внутри пол и стены были украшены коврами, фонари и жаровни согревали и освещали просторный зал. В дальнем его конце возлежал на подушках султан, окруженный военачальниками в темно-серых доспехах и советниками в ало-золотых халатах. Вдоль стен выстроились стражи-янычары. Халиль указал мегадуке остановиться в двадцати футах от султана, затем громким голосом возгласил что-то по-турецки – Нотар различил в тираде лишь свое имя.

Договорив, Халиль снова обратился к Нотару и объявил по-гречески:

– В нашем обычае послам становиться на колени перед султаном.

– Я – мегадука Римской империи, – нахмурился Нотар. – Я не встану на колени ни перед кем, кроме императора.

Вокруг раздались недовольные возгласы. Улу наклонился и прорычал мегадуке в ухо:

– На колени, пес!

Нотар же стоял неподвижно. Улу потянулся за мечом, но султан махнул рукой.

– Улу, пусть стоит, – сказал он по-гречески. – Если мегадука преклоняет колени лишь перед господином, тем лучше. Уже скоро он преклонит колени предо мною. Скажи, о гордый мегадука, что желает сообщить мне император?

– Что он не сдастся. И никогда не будет служить тебе. Но он просит разрешения женщинам и детям покинуть город.

Мехмед рассмеялся.

– Он отказался от моего предложения и еще смеет о чем-то просить?

Затем веселье на лице Мехмеда сменилось суровостью, даже жестокостью.

– Нет, женщины и дети этот город не покинут. У людей Константинополя уже была возможность уйти. Когда город падет, моим воинам будет дано право на двухдневный грабеж. Это наш закон, и не мне его изменять. Передай это своему императору. Все, можешь идти.

Но мегадука не двинулся с места.

– Это не все. У меня есть еще одно важное сообщение, но я должен говорить с вами наедине.

– Наедине? Ты считаешь меня глупцом? Если хочешь сказать – говори здесь и сейчас.

Нотар посмотрел на стражу вдоль стен, на советников и полководцев. Конечно, лучше бы побеседовать с глазу на глаз, но сказанное все равно недолго останется тайной. К тому же наверняка большинство этих дикарей не говорят по-гречески.

– Великий султан, я хочу предложить вам сделку. Вы видели, насколько крепки стены Константинополя и как сильны его воины. Люди будут сражаться насмерть. Ваше войско разобьется о стены.

Мехмед сел, глянул нетерпеливо.

– Ты говорил о предложении, но пока я слышу лишь похвальбу и оскорбления. Говори, что хочешь предложить, – и быстро, пока я не потерял терпение.

– Я могу показать дорогу в город.

– И чего хочешь взамен?

– Император сглупил, отвергнув предложение вашего величества. Я не дурак. Я прошу обещанного Константину: Морею, чтобы править в ней императором.

– Это все?

– Также я прошу, чтобы православной церкви было позволено остаться в Константинополе и чтобы монах Геннадий стал ее патриархом. Он мудрый человек. Именно он показал мне тайный путь в город.

– Жаль, что его здесь нет, – задумчиво промолвил султан.

Затем он замолчал, внимательно изучая Нотара. Секунда бежала за секундой, и Нотар ощутил, как холодный пот собирается в капли на лбу. Если султан не примет предложение, все погибло. Наконец Мехмед заговорил, но не с Нотаром:

– Что думаешь об этом, Халиль?

– Мне известен монах Геннадий, – ответил великий визирь. – Именно он предупредил нас о попытке сжечь наш флот. Геннадию можно доверять. Думаю, ваше величество, что к предложению мегадуки следует отнестись серьезно.

Мехмед кивнул и, обращаясь снова к Нотару, заметил:

– Мегадука, я знаю все, репутация твоя мне известна.

– Тогда вы знаете, что моему слову можно доверять.

– Я слышал, что ради защиты Римской империи ты сделаешь что угодно, даже с легкостью расстанешься с жизнью. Однако теперь ты предлагаешь мне Константинополь. Почему?

– Я сражался за людей Константинополя. Но они предали свою веру. Предали меня. Теперь мне не за кого сражаться.

– Не хочешь сражаться даже за императора?

– Вы будете лучшим правителем города, чем Константин. Он отдал наши стены латинянину, ни за что предал нас латинскому Папе. Константин сам приговорил себя. Я подчинюсь скорее султану, чем такому человеку.

– Коли так, покажи мне дорогу в город. Если отдашь Константинополь, получишь все, о чем просил, и даже сверх.

* * *

Лонго с Константином, Сфрандзи и Далмат замерли на стене над Золотыми воротами и молча смотрели на красный султанский шатер. Сфрандзи грыз ноготь, Далмат теребил рукоять меча. Константин ухватился за балюстраду, а Лонго стоял, сцепив руки за спиной.

Наконец они увидели, как Нотар вышел из шатра. Полированные, посеребренные доспехи сияли на солнце, и оттого он был хорошо заметен. Подвели коня, мегадука вскочил в седло.

– Хвала Господу, он жив и здоров! – с облегчением выдохнул Константин. – У мегадуки сложный характер, но Лука храбр, его любят воины. Не знаю, кто смог бы заменить его.

Лонго кивнул. Однако опасность для Нотара еще не миновала. Дюжина конных янычар окружила его и отконвоировала ярдов на двадцать от султанского шатра.

– Смотрите, – сказал Лонго. – Вон султан!

Из шатра вышел Мехмед, и все ожидавшие снаружи турки немедленно пали на колени. Султану подвели коня, он уселся в седло и подъехал к группе, окружившей Нотара. Все вместе тронулись неспешным шагом, направляясь к городским стенам.

– Возможно, султан оказал честь мегадуке, решив проводить его, – предположил Сфрандзи.

– Или провожает его к месту казни, – угрюмо возразил Далмат.

Всадники проехали линию турецких укреплений. Они подобрались к стене на минимальное безопасное расстояние – только бы не достали пушки со стен, – свернули налево и двинулись параллельно стене. Теперь можно было различить и жесты всадников. Похоже, Нотар указывал на стену.

– Что он делает? – удивился Лонго.

* * *

Нотар остановился близ места, где Влахернская стена сливалась с Феодосиевыми. На стыке высилась огромная круглая башня, выступавшая далеко за стену.

– Это здесь, – сказал Нотар султану, остановившемуся футах в десяти.

Он указал на темный закоулок между Влахернской стеной и башней:

– Вон там, укрытая изгибом башни, находится небольшая калитка для вылазок, называемая Керкопорта. Сквозь нее воины могут неожиданно напасть на штурмующих Влахернскую стену.

– И это все, что ты хотел мне показать? – отозвался Мехмед. – И какой с того прок?

– Если ваше величество атакует через два дня перед рассветом, ваши воины обнаружат эту калитку открытой и никем не охраняемой. Войдут через нее, атакуют с тыла, и город падет.

Мехмед подъехал ближе к Нотару.

– Откуда мне знать: быть может, это предательская уловка? Я не вижу калитки. Не хочешь ли ты попросту завлечь моих людей в ловушку?

– Керкопорта здесь, – упрямо повторил Нотар. – Приблизьтесь, и я покажу ее вам.

Поколебавшись секунду, Мехмед пришпорил коня и подъехал почти вплотную.

– Где же она?

– Да вот же, – ответил Нотар, указывая одной рукой, а второй скользнув себе под доспехи.

– Да, вижу, – согласился Мехмед.

Едва он произнес эти слова, как мегадука выхватил мешочек и вытряхнул его содержимое на султана. Того окутало облако белой пыли. Мехмед пал на гриву коня, затем сполз наземь, судорожно дергаясь и кашляя. Нотара схватили сзади, вырвали из седла. Он упал навзничь и не успел опомниться, как увидел ятаган Улу в дюйме от своего лица. Уголком глаза Нотар приметил, что рука султана перестала шевелиться. Со стен города летели радостные крики. Мегадука улыбнулся, а Улу пнул его в ребра.

– Пес, ты за это заплатишь! Пожалеешь о том, что родился, – прорычал глава янычар.

* * *

Халиль проследил, как недвижное тело султана отнесли в шатер, и велел передать военачальникам: вечером состоится большой совет. Назначенный час пробил, и Халиль с удовольствием наблюдал из-за занавеси, как паши и беи один за другим направляются к шатру визиря. Не хватало только Улу. Военачальники пребывали в нерешительности и смятении, переговаривались вполголоса. Наверняка они не знали, что делать, оставшись без верховного военачальника, и ждали, когда кто-нибудь примет на себя главенство и раздаст приказы остальным. Они будут признательны, если Халиль примет власть и станет править от имени султана до совершеннолетия Селима. Халиль выждал еще несколько минут, после чего вышел к собравшимся.

– Приветствую вас и благодарю за то, что почтили меня своим присутствием. Я призвал вас обсудить наши действия после смерти султана. Настало время горя и тьмы, но мы не вправе забывать о долге. Войско в смятении. Мы обязаны показать нашим людям пример храбрости и решимости.

– И что ты предлагаешь? – подал голос Исхак-паша. – Продолжать осаду и после смерти султана?

Халиль кивнул.

– Но чем мы побудим людей сражаться? Многие мои воины уже собирают вещи.

– И мои тоже потеряли всякую охоту воевать, – ответил Махмуд-паша, командир башибузуков. – Если я прикажу идти в бой, они взбунтуются!

– Ошибаешься, Махмуд-паша, – возразил Халиль. – Хаос и бунт возникнут, если мы признаем свою слабость и позволим людям уйти из-под стен. Подумайте: ведь если сейчас мы распустим армию и отступим, мы окажемся слабы и беззащитны, и об этом немедленно разнесется молва. Венгры и поляки только и ждут возможности ударить по нам. А сумеем ли мы поднять людей на бой за султана-младенца? Но если мы останемся и повергнем Константинополь, тогда весь мир убедится в нашем могуществе.

– Но воины сражаются лишь за султана, – упорствовал Исхак-паша.

– Они и будут сражаться за него. Осада – великое детище Мехмеда, плод его мысли и усилий. Он сейчас взирает на нас, желая победы, требуя отмщения за свою смерть. Так пусть же воины отомстят за своего султана. Скажи им это.

– А кто же станет командовать штурмом? – поинтересовался Исхак-паша.

– Я – великий визирь, – ответил Халиль. – Мой долг нести бремя власти, пока не повзрослеет наследник трона.

Он обвел взглядом собравшихся, но никто не осмелился протестовать.

– Если никто не возражает, тогда решено. В таком случае я…

Речь визиря прервал неожиданно явившийся Улу.

– В чем дело? – раздраженно спросил визирь.

– Великий визирь, султан желает видеть вас.

– Султан? – изумленно переспросил Исхак-паша.

Военачальники зашептались. Халиль мертвенно побледнел, к горлу подкатился тошный комок.

– Что значит хочет видеть? Султан мертв!

– Нет, он жив, – ответил Улу. – И хочет видеть вас немедленно.

– Очень хорошо. Передай султану, что я уже иду, – молвил Халиль. – Командиры, вы свободны.

Когда шатер опустел, визирь поспешил в спальню, схватил мешочек золотых монет, высыпал на блюдо. Обычай требовал подарка от внезапно призванного к султану. Если тому просто захотелось поговорить, то подарок – небесполезное напоминание о ценности вызванного. Если же султан гневается, подарок может сохранить жизнь. Жаль только, что под рукой нет ничего более изысканного и ценного.

Но как только Халиль вышел из палатки, двое янычар схватили его и заломили руки за спину. Блюдо грянулось оземь, монеты рассыпались. Улу же надел на голову визиря черный мешок. Халиль завопил, но короткий резкий удар под дых оборвал его крик. Еще катились последние монеты из просыпанного подарка султану, а несостоявшийся даритель уже кулем повис в янычарских руках – вялый, обмякший, бессильный. Его быстро уволокли прочь.

* * *

Когда мешок стянули, Халиль оказался лицом к лицу с султаном. Визирь лежал на столе, растянутый, привязанный за руки и ноги. Даже голова закреплена – не шевельнуться. Мехмед был бледнее обычного, но в остальном выглядел так же, как и утром. Халиль судорожно сглотнул.

– В чем дело, Халиль? Ты будто призрак увидел.

– В-ваше величество, яд же! – выдавил Халиль. – Как вы выжили?

– А тебе невдомек? – Мехмед улыбнулся. – Это чудо. Милость Аллаха со мною. Все мои подданные в это верят. Теперь-то они не сомневаются: когда Аллах явил милость столь явным образом, Константинополь падет к нашим ногам.

– Но я же видел, как мегадука бросил яд, видел ваше тело. Вы были мертвы.

– Думаю, ты рассмотрел лишь то, что пожелал рассмотреть, мой великий визирь.

– Разве я хочу вашей смерти? Ваше величество, неужели вы верите…

– Молчать! – рявкнул султан, но совладал с собой и добавил уже спокойнее: – Халиль, я больше не желаю выслушивать твою ложь. Но очень скоро ты мне расскажешь всю правду. Всю до последней мелочи. Иса об этом позаботится.

– Иса! – воскликнул пораженный визирь.

Он считал отравителя мертвым. Но если тот жив, если здесь – это конец. Иса наверняка рассказал султану все.

– О великий султан, не верьте ему. Он убийца. Ему нельзя доверять.

– Я никому не доверяю. Но Иса спас мою жизнь – дал мне противоядие еще до того, как мегадука попытался убить меня. Он рассказал мне о тебе и Ситт-хатун, о твоем сыне Селиме. Нет, меня предал не Иса.

– Ложь. Я клянусь, что никогда не предавал вас, – молил Халиль. – Я ничего не знал об умысле мегадуки. Я сообщался с монахом Геннадием лишь для того, чтобы повергнуть Константинополь.

– Нет, ты сговорился с Геннадием, чтобы убить меня и посадить на трон своего сына. Ты предал меня и поплатишься, как должно предателю.

– Но я же вручил вам ключи от города!

– В самом деле? – Мехмед наклонился, так что лицо его оказалось в считаных дюймах от лица Халиля. – Скажи правду: монах и впрямь решился на предательство? Керкопорта на самом деле окажется открытой и без охраны?

– Да, – отвечал Халиль. – Клянусь, это правда. Убейте меня, если это не так.

– А мегадука говорит другое. Утверждает, что это ложь ради того, чтобы подобраться ко мне.

– Мегадука – глупец. Послушное орудие в руках Геннадия.

– И как же мне снестись с этим монахом-предателем?

– Есть туннель…

– Халиль, все туннели разрушены. Если тебе больше нечего сказать, ты мне больше не нужен.

– Умоляю, постойте! Есть иной способ. Сохраните мне жизнь, и я скажу.

Султан кивнул, и ободренный визирь выпалил:

– Мегадука может доставить послание.

– Он не доживет до завтра.

– Именно! Его труп и доставит это послание. Геннадий – монах. Если он проведет христианский ритуал погребения, он все найдет.

– А если послание увидит кто-то еще?

– Вы ничего не потеряете, но, если Геннадий поможет, вы получите все.

– Умно, Халиль, очень умно, – похвалил султан и отошел от стола, так что визирь больше Мехмеда не видел.

Затем послышался его голос:

– Иса, он твой целиком. Делай что хочешь, но только не убивай. Это удовольствие я хочу сохранить для себя.

– Нет же, постойте! – закричал Халиль. – Вы обещали пощадить меня!

– Уж ты-то знаешь цену словам. Бедный доверчивый Халиль! – изрек Мехмед и удалился.

Мгновением позже над визирем склонился Иса. В руках он держал миску и неторопливо в ней помешивал.

– Знаешь, что в миске? – спросил Иса.

– Помоги мне, Иса! – неистовствовал визирь. – Освободи меня, и я дам тебе деньги, женщин, земли.

– Это особенный яд, – продолжил Иса, будто не слыша визиревых слов. – Если его проглотить, то умрешь сразу.

– Пожалуйста, Иса, послушай меня! Я дам тебе все, чего ни пожелаешь.

– Но если нанести его на кожу, он действует куда медленнее, – невозмутимо договорил Иса.

– Будь ты проклят, Иса. Не хочешь помочь мне – так отправляйся в ад! Я не боюсь твоих ядов, смерть меня не страшит.

– Нет, мой яд не убьет, – ответил Иса. – Но он заставит тебя захотеть смерти.

Иса вынул кисточку из миски и мазнул визиря по лбу. Поначалу Халиль ничего не почувствовал, затем кожу чуть закололо, колотье переросло в жжение и сделалось адской пылающей болью, как будто на лоб положили раскаленный уголь. Халиль истошно завопил.

– Не надо, Иса, не надо, пожалуйста, прекрати! Я сделаю все, что захочешь, клянусь, что угодно!

– Я хочу одного: чтобы ты страдал так же, как страдала моя семья, – прошептал Иса ему на ухо. – Это все, Халиль, чего я хочу от тебя.