Текст книги "Кровь, которую мы жаждем. Часть 2."

Автор книги: Джей Монти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

27. ЗДРАВСТВУЙТЕ, ОФИЦЕР

Тэтчер

Я почувствовал, как напряглись их позвоночники, когда вошел.

Серебристый звон колокольчика над дверью объявил о моем прибытии, и все завсегдатаи местной кофейни обратили на меня свое внимание.

Изначально это было просто незначительным проявлением любопытства, желание узнать, кем является новый посетитель, заходящий в «Вива Кофе» на углу Мэйн Стрит. Это продолжалось до тех пор, пока они не осознали, кто это: их мимолетные взгляды стали откровенно пристальными.

Их страх был очевиден.

Они физически сжимались, когда я проходил вглубь отреставрированной лофт-кофейни. Сгорбленные плечи скрывали их лица, и мое самое любимое – защитники, крепче прижимавшие своих женщин к себе.

Я даже не был арестован, но все же был виновен в суде общественного мнения с тех пор, как мне исполнилось девять.

Базовый уровень пояснений эмоций от Лайры, возможно, и изменил мое отношение к близким мне людям, но это не отменяет того, как приятно пугать горожан. Они изгнали меня, отвернулись от меня, когда я был ребенком. Я хочу, чтобы они боялись меня, когда я стал взрослым. Я хочу, чтобы они боялись перейти мне дорогу.

Они не заслуживают моего новообретенного роста, который Лайра посеяла и бережно взращивала.

Они были теми, кто изначально превратил Парней Холлоу в злодеев. Мы просто решили, что вместо того, чтобы пытаться изменить их мнение, мы сыграем ту роль, которую они придумали для нас. Мы устроили им анархию, мы терроризировали их, мы активно взбунтовались. Я думаю, если уж на то пошло, мы преподали жителям Пондероза Спрингс один очень важный урок.

Не создавайте монстров, с которыми вы не в состоянии справиться.

Двумя пальцами я приподнимаю рукав своего костюма, ровно настолько, чтобы увидеть свои часы. Моя гостья опаздывает. Поправка: она хочет, чтобы я думал, что она опаздывает. Моя сегодняшняя пара на свидание где-то здесь, вместе с шестью другими офицерами под прикрытием, которых я уже заметил.

Я откидываюсь на спинку стула, подношу маленькую белую чашку к губам и делаю глоток моего эспрессо. Насыщенный, горьковатый вкус обволакивает мой язык, пока я смотрю в окно во всю стену слева от меня, на дождь, барабанящий по стеклу.

Проходит еще десять или около того минут, прежде чем я слышу стук ее каблуков, – что-то по своей сути женственное, напоминающее мужчинам в ее сфере, что этот мир больше не принадлежит только им.

Она проходит мимо меня, едва не задев, стул скребет по полу, когда она отодвигает его от круглого стола, прежде чем изящно присаживается. Я ставлю свой кофе на стол, закидываю ногу на ногу и откидываюсь на металлическую спинку стула.

– Тэтчер Пирсон, – она самодовольна, чрезмерно уверена, что все пойдет по ее плану.

– Одетт Маршалл, – отвечаю я, сохраняя бесстрастное выражение лица.

Я джентльмен, – и мне не нравится разрушать надежды и мечты леди. По крайней мере, не сразу. Я позволю ей насладиться вкусом ее приближающейся победы еще немного.

– Вы выглядите удивительно хорошо для мужчины в бегах, – она повторяет мою позу; ее светлые волосы с ровным срезом покачиваются при каждом движении.

– Очарован, – я одариваю ее улыбкой сквозь сжатые губы. – Но будьте осторожны. Я теперь занятой парень, а она не очень-то умеет делиться.

Именно по этой причине я попросил Сайласа развлекать Лайру, пока я встречаюсь с детективом. Она собственница, и, хотя я более чем в состоянии защитить сам себя, это никогда не закончится хорошо для людей, которые решили прийти за мной.

На днях Алистер пошутил, что мне, вероятно, придется купить поводок для королевы-убийцы, иначе я проведу остаток своей жизни, избавляясь от тел.

Я только улыбнулся, потому что знаю: буду хоронить тела вечно, если это то, что она хочет. Если это то, что ей необходимо.

– Ваша маленькая подружка не очень-то обрадуется, когда увидит, что я забираю вас к себе.

– Она уверена в моем возвращении.

Одетт делает глубокий вдох, наклоняется вперед, опираясь на стол руками. Проницательные кошачьи глаза смотрят в мои; прямо сейчас она больше похожа на роковую женщину, чем на детектива. Подозреваю, что будь на то ее воля, в мою грудь разрядили бы всю обойму.

Я заставил их выглядеть довольно глупо, гоняясь за мной последние несколько месяцев.

– Вы окружены, Тэтчер, – она медленно произносит каждое слово, как будто я не понимаю серьезности своего положения. – Я встретилась с вами из любопытства, чтобы услышать вашу точку зрения, прежде чем вашу задницу бросят в камеру смертников.

Я ухмыляюсь, проводя пальцем по краю кофейной чашки.

– Хотели бы вы услышать о том, почему я попросил вас о встрече?

Есть несколько секунд, когда мне кажется, что она может перепрыгнуть через стол и задушить меня. Мы совершенно разные по натуре, она и я, но мы оба слишком самоуверенны, для нашего же блага.

– Если это не касается убийств, тогда, думаю, здесь мы закончили.

– У меня есть кое-что для вас, – моя ухмылка перерастает в широкий оскал. – Прощальный подарок на расставание.

Она усмехается, качая головой.

– Вы действительно думаете, что уйдете отсюда?

– Нет, – сухо отвечаю я, наклоняясь вперед и сцепляя пальцы вместе на столе перед собой. – Я знаю, что так будет.

– Что мешает мне арестовать вас прямо сейчас?

Я знаю, она пришла сюда, думая, что поймает своего преступника, и она так и сделает – просто не того, кого она прогнозировала. У меня нет желания сесть в тюрьму, и если случится так, что она просто не поверит информации, которую я собираюсь ей предоставить, у Рука наготове план «Б».

– Кроме моей непричастности? – упрекаю я. Ну, частичной непричастности, но это лишь семантика. Она здесь из-за убийцы-подражателя, и я здесь, чтобы предоставить ей его. – Вы же не идиотка, Одетт. И по какой-то причине я верю, что вы искренне хотите помочь.

Я лезу в левый карман пиджака и извлекаю потрепанный дневник Годфри и папку, собранную Сайласом. Я плавно подталкиваю их в ее сторону через стол, как предложение примирения, заполненное именами, написанными кровью.

Она тупо смотрит на них, не двигаясь.

– В дневнике вы найдете все, что вам нужно касательно идентичности вашего убийцы. Имена жертв, датируемые несколькими годами ранее – он только в последнее время начал увлекаться подражанием. Имитатор убивал задолго до этого.

Я впечатлен тем, как хорошо она скрывает свою реакцию, сохраняя бесстрастное выражение лица, когда берет папку в руки и рассеянно перелистывает страницы, с плотно сжатой челюстью.

– Что это за файлы тогда?

– Я чуть не забыл самое интересное, – я постукиваю указательным пальцем по столу. – Вам в ближайшее время припишут разоблачение существовавшей десятилетиями группировки секс-торговли, связанной с организованной преступностью. Готовьтесь к тому, что попадете в новости, может быть, даже напишете книгу. Вы в ближайшее время станете настоящей знаменитостью, мисс Маршалл.

Мы смотрим друг на друга, два человека, вынужденные стать врагами только потому, что мы оба оказались по разные стороны баррикад. Одетт живет в черно-белом свете, разделяя на правильное и неправильное. Так двигаются все те, кто старается придерживаться правой стороны закона.

Но реальность такова, что все никогда не бывает так просто.

Ничто никогда не бывает настолько однозначным.

– Итак, вы просто отдаете это добровольно? Не намереваясь приписывать заслуги за это открытие себе? – она кладет папку обратно на стол, стискивая зубы, чтобы удержаться и не сказать то, что ей хочется.

Она борется за то, чтобы сохранить превосходство, не подозревая, что изначально у нее никогда его не было.

– Справедливость важна для вас. Вот почему вы носите этот кулон Святого Михаила, – я указываю на золотую цепочку, спрятанную под ее блейзером. – Даже несмотря на то, что вы не религиозны, не говоря уже о том, что вы не католичка. Вы будете героем, который нужен этой истории.

На ее лице, ясно как божий день, читается шок, и я вижу, как ее пальцы подергиваются, чтобы дотянуться до украшения на шее, но она сдерживается, прикусывая внутреннюю сторону щеки, прежде чем громко цокнуть.

– Я предполагаю, вы не заинтересованы в том, чтобы изображать из себя хорошего парня? Героя? – отрезает она.

Я холодно и отстраненно смеюсь.

– Не тогда, когда морально серый мне так идет.

Костюм от «Бриони», сшитый, словно на заказ, и оттенок, на самом деле, серо-стальной, но я никогда не упускаю возможности побыть сатиричным. Все это – часть моего гедонистического обаяния.

– Почему я должна доверять вам? – она приподнимает бровь, и я знаю, что она ожидает, что я солгу.

– О, вы не должны, – я качаю головой, лезу в карман брюк и достаю тонкий лист белой бумаги. – Это мой адрес. В ближайшее время я вернусь в поместье. Если что-то в этих файлах не сходится, и вы все еще считаете, что я ваш убийца, то вы знаете, где меня найти.

Я последний человек, которому Одетт стоит доверять. Но я знаю, что она достаточно любопытна, чтобы захотеть заглянуть в те файлы, которые лежат перед ней. Она позволит мне уйти отсюда, нравится ей это или нет.

Единственная причина, по которой мы делаем это, – это ради Розмари, ради нашей свободы. Это не меняет того, кем я являюсь и что я делаю время от времени.

В конце концов, я, может, и не Имитатор, но я убийца.

Мы оба всегда будем по разные стороны закона. Это всего лишь прекращение огня в продолжающейся войне между нами. Краткое перемирие во имя погибшего друга и безопасности девушек в этом городе.

Я позволяю ей еще мгновение тупо смотреть на меня, прежде чем подняться на ноги. Я чувствую, как все в кофейне неловко напрягаются, как посетители, так и полицейские, ожидая ее команды.

Я не торопясь застегиваю пуговицу на своем пиджаке, лезу в карман, доставая бумажник, открываю его. Отсчитываю пару крупных купюр, прежде чем бросить их на стол.

– Вы серьезно подкупаете офицера на публике?

– Не обижайте меня, детектив. Сумма была бы гораздо больше этой, если бы я подкупал, – я прищелкиваю языком. – Это за ваш кофе, и за кофе Геррика Найта, который дуется в углу, за машины без опознавательных знаков и за трех агентов позади нас. Наслаждайтесь.

В воздухе витает легкость, когда я начинаю уходить, тяжесть сваливается с моих плеч от осознания, что ухожу отсюда и возвращаюсь домой к ней. Инициал на моей груди пульсирует под одеждой.

Я ухожу отсюда – навстречу будущему с Лайрой. Будущему с женщиной, которая владеет моей душой и яростно защищает все, что осталось от моего холодного сердца. Я не уверен, как будут выглядеть наши дни, но я знаю, что они будут лучше, чем все, что я когда-либо представлял для себя.

Нет ни мечты, ни цели, ни надежды.

Лишь она.

Ее мечты – мои. Ее цели – мои. Она – моя надежда.

– Независимо от того, что внутри этой папки, Пирсон, – окликает меня Одетт из-за спины, – это не последняя наша встреча.

Я надеваю солнцезащитные очки на глаза, ухмыляясь, когда оглядываюсь через плечо.

– Может быть, а может, и нет, – я пожимаю плечами, мой тон резкий. – Однако, это единственный раз, когда я вел себя хорошо.

28. ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ

Лайра

Три месяца спустя

Я ненавижу жить в этом гребаном доме.

Это ложь.

Я не ненавижу. Я просто... расстраиваюсь.

Дом, который преследует Пирсон Пойнт, безупречен. Смотря снаружи, никогда не сможешь отдать должное тому, что внутри. Все еще трудно поверить, что это место теперь мой дом. Все эти высокие потолки, изысканный мрамор и чрезмерная экстравагантность являются тем местом, где я провожу свои дни.

Мы переделываем большую часть этого, пытаясь найти баланс между одержимой чистотой и эклектичным беспорядком. Единственное, о чем нам удалось договориться, сделать застекленную веранду моим рабочим пространством. В настоящий момент там находятся все мои банки с образцами и оборудование, вместе с Алви, который вполне доволен своей новой жилплощадью.

Но, честно говоря, я бы не возражала жить в хижине. На самом деле, где угодно. Я просто люблю просыпаться каждое утро с Тэтчером, наши сонные тела переплетены в беспорядке конечностей. Когда он устает, он забывает все о личном пространстве, и я всегда оказываюсь прижатой к нему или лежащей у него на груди.

Это отвратительно, но мне все равно, что нет ни минуты, когда мы не вместе. Мне нравится завтракать с ним, бегать по утрам и обедать за пределами кампуса, а после возвращаться домой. Это стало нашей новой рутиной с тех пор, как он вернулся к занятиям.

Единственное, чего я не фанат, так это терять свое барахло. В поместье так много пространства, так много комнат, что я никогда не могу держать в поле зрения что угодно дольше трех секунд. Включая Тэтчера.

– Где? Где, где... – бормочу я. – Нашла!

Я торжествующе поднимаю ботинок в воздух, прежде чем сунуть ногу в этого негодяя-мартинса. Я быстро выхожу из нашей спальни и сбегаю по ступенькам в фойе. Мы опаздываем, и у меня нет времени играть с парнем в «пропавшего без вести».

Тэтчер обычно бывает в нескольких местах, в зависимости от времени суток.

По утрам он в спортзале, по вечерам обычно что-нибудь готовит на кухне, потому что, видят боги, я могу сжечь этот дом дотла. В последнее время он слоняется по заднему двору, чрезмерно контролируя работу строителей.

Мы вместе решили переделать сад. Мы хотели раскопать и выдрать старые воспоминания и травмы, которые там гнили, чтобы мы могли построить что-то новое, олицетворяющее наше будущее.

Однако я бросаю кости и ставлю на то, что он находится в подвале.

Сворачиваю за угол и бегу по коридору, пока не добегаю до нужной двери. Надеюсь, что он готов, потому что я не хочу, чтобы Рук и Сэйдж уехали, не попрощавшись.

Все еще кажется странным думать об этом – осознавать, что все вот-вот отправятся в свои собственные приключения вдали от Пондероза Спрингс. Это печально, но в некотором смысле, это кажется стоящим того.

Мы все заслуживаем того, чтобы стремиться к тому, что делает нас счастливыми, независимо от того, куда это нас приведет. Я никогда представить себе не могла, что у меня появятся друзья, с которыми будет больно расставаться.

Я знаю, что мы по-прежнему будем связаны, так что никто никогда не сможет отнять этого у нас, но будет нелегко наблюдать, как они разъезжаются.

Мои тяжелые шаги глухо стучат по ступенькам, пока я спускаюсь, замедляю темп, когда слышу объемную тональность пианино.

Мелодия запоминающаяся и ностальгическая. Она фактически несет в себе эфирную красоту, заставляющую таинственное ощущение одиночества селиться внутри меня. Течение мелодии нежно щекочет мои уши теплом.

Почему-то она заставляет меня чувствовать себя отстраненной, но не одинокой. Темные, меланхоличные ноты навевают чувство мрачности и смерти, но не той, что печальна. Она звучит как ликование или возрождение, когда поднимаешься на гребень волны, у тебя перехватывает дыхание, и ты оказываешься с другой стороны, делая глоток воздуха.

Тэтчер сидит спиной ко мне, пока играет.

Я наблюдаю, как он в своей самой мягкой форме склоняется и замирает на каждой ноте, как пальцы ласкают клавиши быстрыми поцелуями, создавая водоворот белых и черных оттенков.

Когда он играет, я слушаю.

Чаще всего таким образом он произносит то, для чего у него не хватает слов. В такие моменты я слышу его так отчетливо, как будто он шепчет мне на ухо. Нет никаких сомнений в том, какие эмоции он испытывает и о чем думает. Пианино требует от Тэтчера откровенности.

Это больше, чем просто игра его тела, – это его душа.

Когда мелодия плавно завершается, он замирает на минуту, прежде чем заговорить со мной. Я не знаю, как мы понимаем, что в комнате находится второй, но мы понимаем. Небольшой сигнал тревоги гудит, когда он входит в мое пространство: мое тело всегда ощущает его присутствие.

– Что думаешь?

Я делаю последние несколько шагов, подхожу и сажусь на скамейку рядом с ним спиной к пианино. Мы смотрим в противоположные направления, но поворачиваемся так, чтобы мы могли видеть друг друга.

– Это завораживает, – говорю я ему, восхищаясь линиями и изгибами его красивого лица, когда он смотрит на меня.

Его рука тянется вверх, большой палец касается моей нижней губы, прежде чем двинуться к щеке.

– Так и должно быть, – кивает он. – Она твоя.

Моя грудь расширяется. Я даже не знала, что он работал над этим.

Когда я переехала к нему и начала вынюхивать, естественно нашла его коллекцию партитур. В частности, одна из них с моим именем, написанным сверху, но только она была незавершенной.

Сочинение музыки – это трофей, это то, что он сказал мне, когда я спросила его об этом листе. Он рассказал о том, как сочиняет эти концерты, которые традиционно пишутся для солиста и обычно сопровождаются оркестром. Они состоят из трех частей: на каждое убийство – один концерт.

Я стала первым музыкальным произведением, которое он когда-либо создал, но единственным, которое он так и не закончил.

Может быть, это было потому, что судьба знала то, чего не знали мы.

Что ему никогда не суждено было убить меня в ту ночь, как просил его отец. Он никогда не сможет закончить мелодию, пока не сможет сделать то, что поистине ему предназначалось сделать.

Любить меня.

Я убираю несколько прядей волос с его глаз, просто потому, что могу, и улыбаюсь из-за того, насколько целостной себя чувствую. Насколько свободной.

– Я хотел, чтобы она прозвучала, как скорбь, потому что часть тебя умерла в ту ночь, когда мы встретились, – он прижимается своим лбом к моему, позволяя мне вдыхать его. – Спасибо, что любишь меня теми частичками, что уцелели.

– Спасибо, что позволяешь мне быть твоим призраком и за то, что видишь меня, – говорю я ему. – Я не могу дождаться, когда начну преследовать тебя всю оставшуюся жизнь – и все последующие.

Жаль, что я не могу вернуться назад и сказать маленькой девочке, прячущейся в шкафу, что однажды она не будет чувствовать себя такой одинокой. Что однажды мальчик с ледяными глазами и покрытыми инеем волосами останется. Он будет просыпаться каждый день и выбирать любить ее, несмотря на все, через что ему пришлось пройти.

Мы в конечном итоге получили нашу мрачную сказку. Наше долго и счастливо.

Призрак и мальчик, который был зимой.

Тэтчер

– Это все?

Рук захлопывает багажник машины с излишним усилием, пот блестит на его лбу.

– Лучше бы, блядь, так и было, – ворчит он, прислоняясь спиной к машине, когда заканчивает загружать чемоданы Сэйдж.

– Мы должны разговаривать каждый день, – бормочет Сэйдж, обхватывая руками Брайар, заключая ее в крепкие объятия.

– Сиэтл всего лишь в одном авиаперелете от ЛА, – отвечает Брайар.

Лайра отстраняется от меня, и мое холодное тело сразу же скучает по ее теплу.

– Не забывайте обо мне. Ежемесячные собрания «Общества одиночек» в зуме.

– Никогда, – отвечают они в один голос, когда заключают ее в объятия, все трое сплетаются в клубок.

Моя неприязнь к одной и второй, также известным как Брайар и Сэйдж, немного поутихла. Я все еще не фанат тех, кто представляет угрозу для ребят, но научился быть немного терпимым.

У меня не было выбора после того, как они провели выходные у меня дома.

Отвожу от них взгляд, давая Лайре время побыть с подругами и замечаю, что Алистер уже смотрит на меня.

– Если кто-нибудь из вас попытается обнять меня, – предупреждаю я, смотря на каждого из них, – я не буду отвечать за свои действия.

– Никто не хочет трогать твою колючую задницу, – Рук отталкивается от машины, толкая меня рукой. – Ты гребаный кактус.

Мы стоим у наших машин, только что покинув Пик в последний раз всей компанией, ну, я не уверен, сколько времени пройдет, прежде чем мы снова соберемся все в том месте, что хранит так много воспоминаний.

Я помню, когда мы были детьми и приходили на Пик. Запускали незаконные фейерверки. Помню, как впервые появилась Розмари. Помню момент, когда Алистер пригрозил сбросить Рука с обрыва.

Это наше место, и таким оно останется.

Несмотря на то, что они покидают это место, связь остается. Мы – переплетенная паутина истории; вы не сможете оборвать одну нить, не задев другую. Наши жизни, наше будущее связаны навечно.

– Салон уже готов к открытию? – спрашивает Сайлас из своей машины, высовывая голову из окна со стороны водителя.

– Практически. Мы с Би улетаем на следующей неделе, чтобы обустроиться, и тогда я закончу подготовку перед запуском, – губы Алистера изгибаются в улыбке, когда он смотрит на меня. – Должен ли я направить тебе официальное приглашение, как своего первого клиента?

– Одной было достаточно, – я невозмутим.

Мы все носим шрамы от этого места, так же как и татуировки, которые обещают нам вечность вместе в загробной жизни.

– Сегодня вышел номер «Пондероза Спрингс Трибьюн», – Рук достает газету из своей машины, бросая ее в мою сторону.

Я ловлю тонкую бумагу, встряхиваю, чтобы прочитать обложку.

Декан Холлоу Хайтс арестован!

Ухмылка появляется на моих губах, когда я читаю все о грязном белье Стивена Синклера на первой странице местной газеты. Это было в новостях несколько недель назад, когда он был изначально арестован, но в письменном виде это горько-сладкое зрелище.

Если бы я знал тогда, в самом начале всей этой суматохи, всех этих вытащенных на поверхность скелетов и смертей, что произойдет – я бы ничего не изменил. Я бы поступил абсолютно так же.

Я имел в виду то, что сказал Одетт. Я не хочу быть героем.

Но я действительно хочу эту девушку, и все это привело меня прямо к ней.

Я наблюдатель у витрины.

Всю свою жизнь я наблюдал за другими сквозь тонкую стеклянную стену. Находясь снаружи, изучая их привычки, читая их реакции. Что движет одними людьми и заставляет других смеяться.

Все они так свободно плывут по течению своих эмоций, как будто это самая простейшая вещь в мире. Это невозможно понять кому-то вроде меня, но изучение их облегчило задачу слиться с толпой.

Я могу посмотреть на кого-то, проанализировать то, как они двигаются, как они отвечают, и рассказать вам, что они могут чувствовать. Счастливы ли они или сердиты. Но когда я смотрел на самого себя, все, что я когда-либо видел, – это глухая стена.

Может быть, это то, что я нахожу таким интересным в Лайре.

То, что она разделяет это мрачное побуждение со мной, но все еще чувствует.

Она улыбается, плачет, смеется.

Лайра показывает мне каждый день, насколько другой была бы моя жизнь, родись я у другого отца.

– Ты уверена, что хочешь остаться? – вопрос Брайар возвращает мое внимание к Лайре.

Я наблюдаю, как она кивает.

– Это мой дом. Вопреки всему этому, я всегда любила это место.

Моя длинная рука обвивается вокруг ее плеча, притягивая ее обратно к себе.

– Наш дом, – поправляю я, чувствуя, как она прижимается ко мне.

Я наклоняю голову, целуя ее в макушку.

Мы с Лайрой не хотим покидать Пондероза Спрингс. Ее мама была родом отсюда; здесь находится ее могила; это единственный дом, который Лайра когда-либо знала. Не говоря уже о том, что она предоставила мне огромный список причин, по которым популяция насекомых в этом районе идеально подходит для ее будущего в энтомологии.

Я планировал согласиться еще до этого списка, но было забавно наблюдать, как она это объясняет.

Реальность такова, что для меня было бы невозможно уехать. Нужно позаботиться о поместье и компании моей семьи. Я хочу поступить правильно по отношению к Мэй и Эдмонду. Это самое малое, что я могу для них сделать.

– Ты уже решил, куда направляешься? – спрашиваю я Сайласа, который наблюдает за всеми нами с расстояния.

Даже несмотря на то, что я ненавижу, что он единственный, кто остается один, я знаю, что так будет лучше для него прямо сейчас. Ему нужно время, чтобы научиться жить со своей шизофренией после того, как у него случился срыв. Сайлас нуждается в исцелении, а он не сможет сделать это с кем-то другим.

Единственный, кто сможет излечить его, – это он сам, и он это знает.

– Нет.

– Так ты просто собираешься ехать пока… что? Пока у тебя не кончится бензин, блядь? Чувак, просто поехали со мной и Сэйдж, – предлагает Рук, по меньшей мере, в тридцатый раз.

Сайлас качает головой.

– Мне потребуется некоторое время. Выяснить, как выглядит мое будущее без нее. Я цеплялся за свою месть, как за способ сохранить Розмари жизнь. Но ничего из того, что я делал, не вернет ее, и я думаю, что должен найти способ смириться с этим.

Реальность такова, что независимо от того, сколько бы людей мы ни похоронили и сколько бы секретов ни раскрыли, это никогда не залечит рану, оставшуюся после смерти Розмари, – это тяжело. Каждый из нас должен найти способ принять это.

– Она просто хотела, чтобы ты был счастлив, – мягко говорит Рук. – Будь счастлив, Сайлас. Ради Рози, ладненько?

Его лицо остается неподвижным, но в его глазах, в них улыбка.

– Ради Рози.

Мы с Лайрой задерживаемся после того, как все разъезжаются, когда девочки перестают лить слезы, и неловкие объятия парней завершаются.

Ее руки обвиваются вокруг моей талии, а мой подбородок опускается на ее макушку, пока мы смотрим на ревущий океан с обрыва Пика.

– Ты уверена, что это то место, где ты хочешь остаться? – спрашиваю я, когда солнце начинает садиться. Небо горит оранжевым, когда наступает конец еще одного дня.

Она кивает, мой подбородок трясется при этом, и мы оба смеемся.

– Я уверена. Просто подумай о том, как круто будет, когда мы состаримся, и все будут ошарашены парочкой, преследующей Пирсон Пойнт.

Я немного отстраняюсь, смотря вниз в ее нефритовые глаза. Такие выразительные, полные изумления и света. Всем тем, что я раньше никогда не ценил, потому что боялся того, что они сделают со мной.

– Ты странная, своеобразная малышка, Лайра Эбботт.

– Спасибо, – она встает на цыпочки, прижимаясь поцелуем к моим губам. – Ты хочешь уехать?

Я качаю головой.

– Я довольствуюсь любым местом, где есть ты. Местоположение всего лишь семантика.

– Что насчет того, если я скажу «до гробовой доски»?

Мой Милый Фантом.

Как же она до сих пор не понимает, что я бы последовал за ней куда угодно? Что она никогда не будет снова одна.

Мой призрак.

Все эти мрачные сказки только подготовили ее любить меня. Принять любовь, которую я ей дарю. Она соткана из ночных кошмаров и багровых поцелуев.

Если бы она захотела мое сердце, я бы отдал ей его. Она могла бы хранить его на полке в одной из своих банок – начнем с того, что оно никогда не было моим. Не тогда, когда оно всегда принадлежало ей.

– Смерть – тривиальна. Она не сможет разлучить тебя со мной. Я буду следовать за тобой в могилу каждый раз и буду находить тебя в каждой последующей жизни.