Текст книги "Кровь, которую мы жаждем. Часть 2."

Автор книги: Джей Монти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Серия: «Парни Холлоу»

«Кровь, которую мы жаждем. Часть 2»

Монти Джей

Книга 4

Герои в серии разные, но 3 и 4 книги – это дилогия. Дилогия – это одна история, про одних героев в две книги.

Читать по отдельности книги серии нельзя.

После серии есть бонусы и эпилоги к каждой истории. Найти их можно на нашем канале.

Переводчик: https://t.me/slr_books

Что вы найдете у нас?

– Зарубежные СЛР 18+ [СЛР – это современный любовный роман];

– Цитаты и визуал к рекомендуемым историям;

– Буктрейлеры и юмористические видео с тематикой книг;

– Переводы;

– Нашу интерпретацию книжных обложек;

– Файлы советуемых книг.

Чего у нас нет?

– Авторов стран СНГ;

– Историй с повествованием от третьего лица;

– Слэш/фемслэш, фэнтези, исторических романов и подобного.

Подпишись, чтобы не потерять.

Предупреждение!

Данное электронное издание представляет собой любительский перевод оригинального произведения и создано исключительно в ознакомительных целях.

Важные условия и оговорки: этот перевод выполнен без цели извлечения прибыли. Никто из участников проекта не получает и не намерен получать денежное или иное материальное вознаграждение за создание, распространение или использование данного текста.

Запрещается: воспроизводить, распространять, публиковать или иным образом использовать данный текст в коммерческих целях (в том числе для продажи, печати, размещения на платных платформах).

В данном произведении содержатся описания психоактивных веществ, а также упоминания различных психологических состояний, расстройств и специфических практик.

Эти описания носят исключительно художественный характер и не являются призывом к действию.

Мы категорически не пропагандируем употребление наркотических и иных запрещённых веществ;

• выступаем против любых форм насилия, не добровольных действий и причинения вреда себе или другим;

• подчёркиваем, что любые интимные или экстремальные практики допустимы только между совершеннолетними людьми при их осознанном, добровольном и предварительном согласии.

Если вы или кто-то из вашего окружения испытывает проблемы, связанные с употреблением психоактивных веществ или психическим здоровьем, обратитесь к квалифицированным специалистам.

Аннотация

Будет ли достаточно одержимости?

Я всегда верила, что моей любви будет достаточно, чтобы спасти его. Чтобы защитить его.

Я была неправа.

Убийца-подражатель с каждым днем подбирается все ближе, и я не могу избавиться от ощущения, что каждый его шаг направлен в мою сторону.

Когда за каждым поворотом тупики, а тела скапливаются, кажется, что наше время на исходе.

Они забрали его у меня. Украли последний лучик света и оставили его опустошенным.

Теперь не только Парни Холлоу жаждут мести. Я жажду крови. Тропа войны ради отмщения.

Им нужен был злодей? Я дам им его.

Плейлист

Hostage – Billie Elilish

Moonrise – Anne Buckle

Under Your Skin – Aesthetic Perfection

A wild river to take you home – Black Hill, Silent Island

Salt and The Sea – Gregory Alan Isakov

From Persephone – Kiki Rockwell

Silhouette – Aquilo

To Be Alone – Hozier

It Will Come Back – Hozier

A Girl Like You – Edwyn Collins

Слушать тут: https://vk.com/music/playlist/-198673309_9_687170951d78aeff08

Карта Холлоу Хайтс

Главные герои

Тем, кто пребывает в морально-серой зоне, и злодеям, которых мы так любим в ней.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!

Это мрачный роман. В нем рассматриваются деликатные темы, сексуальное насилие, графическое изображение насилия, запекшаяся кровь, вопросы религии, селфхарм¹, психопатия и другое. Если у вас возникли проблемы с какой-либо из этих или подобных тем, пожалуйста, не продолжайте.

«Я пересек океаны времени, чтобы найти тебя». Брэм Стокер «Дракула».

ПРОЛОГ

Неизвестный

Я сделал все это ради нее.

Чтобы мы могли быть вместе.

И все же она оплакивает его.

Я убил стольких ради нее, буду продолжать убивать их, а вместо того, чтобы искать утешения в моих объятиях, она скорбит.

Скоро она увидит, насколько была неблагодарна. Скоро Стивен будет владеть этим городом, и придет конец зловещему правлению мрачных сыновей Пондероза Спрингс. Так что очень скоро сладкая Лайра будет моей и только моей, как и должно было быть всегда. Скоро она поймет, почему я сделал это.

Почему лишь я тот мужчина, которого она может любить.

Нас ничто не остановит. Меня ничто не остановит. Неприкасаемые Парни Холлоу будут пожинать не только то, что посеяли, но и плоды своего наследия. Их троны, возведенные из коварных требований, и фальшивые короны из костей разрушатся.

Они слабые. Хрупкие. Любовь обнажила их человечность.

Здесь пролегает тонкая грань между богами и монстрами. Они все увидят – и Лайра увидит, – что они обожествили этих парней – ложь.

Нет никакого божественного права и нет Бога, чтобы защитить их.

И когда это произойдет, они будут истекать кровь. Польются красные реки.

1. КЛЯТВА МЕРТВЫМ

Лайра

Кладбище всегда было для меня убежищем. Священная, забытая земля, которая заставляет мир казаться менее пустынным – только потому, что это напоминание о том, сколько душ все еще существует в эфире. Оно позволяет увидеть жуткую в своем роде перспективу, с которой не может сравниться ни одно другое обитаемое место.

Сегодня надгробия не успокаивают меня.

Сегодня они являются напоминанием обо всем, что было потеряно. Обо всех жизнях, которые повстречались со своим завершением. Кладбища – место покоя. Похороны – горький пинок к будущему без того, кого вы любите.

– Это так ужасно грустно, – рыдает женщина рядом со мной в платок. – Никто не заслуживает такой смерти.

– Я никогда не думал, что доживу до того, чтобы увидеть конец рода Пирсонов, – бормочет ее муж слова, которые, я уверена, он не собирался произносить вслух. Или, может быть, собирался. Может быть, он лучше остальных и вместо того чтобы быть любезным, устал скрывать свое презрение.

Эта дама снова рыдает, этот надрывные плач заставляет мои уши гореть. Я резко отворачиваю голову от свежевыкопанной ямы в земле, где неподвижно лежит черный гроб, и откровенно пялюсь на женщину средних лет, совершенно безразлична к тому, заметит ли это она или ее муж.

Мое горе – осязаемое чувство, то, что смешивается с яростью, бурлящей в моих венах. Снег тает, касаясь моей кожи, просачиваясь сквозь ткань моего кружевного платья в пол. Как она смеет сидеть здесь и плакать о семье, о которой она столько лет открыто говорила всякое дерьмо?

Какое право они имеют находиться здесь?

Все эти горожане с их фальшивыми соболезнованиями, превращающие это скорее в светское мероприятие, а не, черт возьми, в траурную церемонию, появились тут только для того, чтобы узнать все самые горячие сплетни.

Посмотрите на меня! Посмотрите на меня! – говорят они все, появляясь в своих лучших шелках и жемчугах, вооруженные поддельными слезами и дерьмовыми прощениями.

– Вы даже не знали... – начинаю я, мой тон пронизан неукротимой злобой, но меня останавливает большая рука, опускающаяся на мое плечо, оттягивающая меня назад в свое пространство.

Я резко поднимаю взгляд, смотря в темные глаза Алистера, когда он одаривает меня, как я полагаю, взглядом неодобрения. Безмолвное предупреждение и ободряющее сжатие пальцев.

– Они того не стоят, – тихо бормочет он. – Не позволяй им победить, переводя фокус происходящего на них. Это то, чего они хотят. Этот город только сожрет тебя, если позволишь им сделать первый укус.

Я пытаюсь выдернуть руку из его хватки, но он только сжимает сильнее.

– Ты не мой попечитель. Я способна сама постоять за себя.

Это могло бы разорвать меня на части. Мне все равно. До того, когда я смогу забрать свой кусок плоти, прежде чем они прикончат меня.

Этот город превратил всю семью Пирсонов в историю про призраков – в легенду, в гребаную чуму – и позаботился о том, чтобы все, кто услышит ее, знали, насколько злыми они все были.

И теперь они стоят здесь в трауре? Приходят и проявляют неуважение к мертвым?

– Я прекрасно осведомлен, на что ты способна.

– В таком случае, думаю, тебе стоит отпустить меня, – говорю я сквозь стиснутые зубы. Я не хочу обижать Алистера, но также не хочу, чтобы он нянчился со мной.

– Я знаю, что тебе больно, и ты хочешь, чтобы другим тоже было больно, – выдыхает он. – Я знаю, каково это, Лайра. Но прямо сейчас ты не можешь.

Мои коренные зубы скрежещут друг о друга.

– Предполагается, что от этого станет лучше? Я просто должна стоять здесь и что? Ничего не делать? Это все, чем мы занимались, и посмотри, чем все обернулось для нас, Алистер.

Брови Колдуэлла подергиваются, рот слегка кривится, и я вижу боль в его глазах. Если бы я мыслила рационально, то понимала бы, что в том, что произошло, не было его вины. Я бы, может быть, обняла его и поддержала, потому что он тоже потерял частичку себя.

Но я опустошена. Я – пустота.

Полое, темное пространство, которое не пропускает ни свет, ни воздух. Поэтому я компенсирую это, запихивая гнев в эту бездонную яму внутри себя, просто чтобы почувствовать что-то еще, кроме этой постоянной боли.

Ноющая боль от потери его ужасна.

Я не скучаю по нему так, как скучают по паре туфель, из которых выросли, по воспоминаниям о ярком лете или даже по пропавшему питомцу. Я не скучаю по нему.

Он отсутствует во мне.

Как жизненно важный орган, вырванный из моего нутра. Оторванная конечность.

Воспоминание о Тэтчере было то, за что я цеплялась каждую секунду, когда меня передавали в разные приемные семьи и интернаты. Я держалась за мальчика, который заставлял меня чувствовать себя менее одинокой в ту ночь, когда у меня все отобрали. Когда у меня не было абсолютно ничего, у меня был он в течение короткого времени. Он был всем. Всем, что у меня было – как никто не может этого понять?

Я держалась за него во время всего обучения в школе, за те маленькие кусочки, которые собрала, наблюдая за ним все эти годы. Крепче цеплялась за того, кто заставлял меня чувствовать себя человеком. Замеченной. В безопасности.

Мое сердце и душа никогда не принадлежали мне. Они всегда были его, а теперь они никому не принадлежат. Они потеряны, забыты, одиноки.

Я привязала себя к нему, а теперь он просто... ушел.

Он ушел, и воспоминаний о нем недостаточно.

Однако кажется, что это все, что у меня осталось.

– Тебе всегда позволено что-то делать, Лайра. Только мне не нужно, чтобы ты воткнула нож кому-то в глаз на публичных похоронах. Это последнее, что тебе сейчас нужно.

Слова, которые я не имею в виду, но не могу сдержать, вырываются изо рта прежде, чем у меня появляется шанс их сдержать.

– Прекрати вести себя так, как будто ты, блядь, заботишься обо мне, – я смотрю на него, встречая его темные глаза. – Я подруга Брайар. Ты делаешь это только ради ее блага, и, честно говоря, мне не нужно, чтобы ты защищал меня. Помнишь, что произошло в прошлый раз, когда ты сказал мне, что я буду в безопасности? Я чуть не умерла.

На этот раз я действительно вырываю руку из его хватки, возможно, потому что он позволяет мне, но, в любом случае, я свободна от его контроля. Я никогда не разговаривала с ним так. Я никогда прежде ни с кем так не разговаривала.

Но я не жалею об этом. Не тогда, когда вся эта горечь поглотила каждую унцию доброты, которая когда-то жила во мне.

– Прекрасно, – он усмехается, засовывая руки в куртку. – Тогда как насчет этого. Если ты сделаешь что-то чертовски глупое на этих похоронах и подвергнешь Брайар риску, я покажу тебе, насколько мало меня волнует то, что происходит с тобой.

Я ждала его укуса, осознавала, что могу лишь подталкивать Алистера Колдуэлла так далеко, прежде чем он огрызнется в ответ.

Его слова задевают не так сильно, как я ожидала. Вероятно, причина в оцепенении, или, может быть, потому что я знала с самого начала – таковы наши отношения.

– Прекрасно, – соглашаюсь я.

Начинается сильный снегопад, и я наблюдаю, как гости рассаживаются по своим машинам в поисках тепла. Шоу подошло к концу, и лишь несколько человек задерживаются на кладбище Пирсонов.

– Идут, – Алистер кивает головой вправо от нас, и я внимательно следую за его взглядом, видя федеральных агентов, которые подходили к нам в закусочной «У Тилли» несколько недель назад. Двигаясь синхронно, они приближаются к нам.

– Надеюсь, они не пытаются слиться с толпой.

– Они хотят, чтобы мы знали об их присутствии. Это тактика запугивания, убеждаются, что нам известно: они наблюдают за нами.

Одетт Маршалл засовывает руки в карманы, приветливо улыбаясь, когда останавливается передо мной. Мужчина, которого она представляет как Геррик, задевает ее плечо, кивая Алистеру в молчаливом приветствии.

– Мы хотели зайти и выразить наши соболезнования в связи с вашей утратой, – произносит она так небрежно, источая поддельную искренность, а с меня хватит фальшивых эмоциональных демонстраций на всю оставшуюся жизнь.

Я не в настроении любезничать, особенно с ними.

Ни Алистер, ни я ничего не говорим в ответ на ее вступительную речь. Мы тупо смотрим на нее, ожидая, что она скажет.

– Послушайте, – исправляется она. – Все, что мы хотим, – это помочь. Я понимаю, прямо сейчас вы можете этого не видеть, но мы просто хотим, чтобы те, кто ответственен за эти преступления, поплатился за них.

– Вам следует обратиться за помощью к кому-нибудь другому, – отрезаю я. Может, это из-за холода или горечи утраты, но я словно оголенный нерв. Каждый порыв воздуха, касающийся меня, отправляет вспышку мучительной боли сквозь мое тело.

– Это ваш способ сказать, что вам известно больше информации, чем вы предоставляете, и хотите, чтобы я перестала шнырять поблизости?

– Нет, – отвечаю я. – Если бы я это имела в виду, то так бы и сказала.

Одетт ухмыляется, поджимая губы, когда кивает.

– Если ваш план заключается в допросе нас на похоронах, то это не только дерьмовый вкус, но к тому же это не оценит наш адвокат, – Алистер обхватывает мое плечо. – Мы рассказали вам все, что знаем.

И это правда.

Когда эти двое появились в доме на Пирсон Пойнт и обнаружили, что мы уже там, они сразу же потребовали нашего присутствия в полицейском участке.

Я была бесчувственна ко всему происходящему, практически молчала, едва понимая, что отец Рука Ван Дорена оплатил счет моему адвокату, который говорил за меня большую часть времени. Приятный джентльмен, который очень ясно дал понять: если любой из детективов или кто-либо другой со значком попытается поговорить с нами без него, они об этом пожалеют.

– Что-то я в этом сомневаюсь, – впервые говорит Геррик. – Ваша преданность станет вашей погибелью, а убийца даже не стоит этого. Тэтчер...

– Не произноси, блядь, его имя! – огрызаюсь я, делая шаг в их сторону, не боясь последствий. Что мне еще остается терять? – Тебе не позволено произносить его имя.

Мои руки сжимаются в кулаки, пальцы комкают ткань платья по бокам. Я чувствую руку Алистера сжимающую мое плечо – не от гнева или из-за комментария Геррику, а чтобы удержать меня от поступка, о котором могу пожалеть.

Например, от того, чтобы задушить этого придурка голыми руками. Но ни в одной вселенной я не буду обладать раскаянием перед этим морпехом.

– Следи за собой, мелкая.

Я подхожу чуть ближе, указывая на него пальцем в обвиняющем жесте, не боясь ни его роста, ни отсутствующего выражения на лице.

– Кажется, твои приоритеты немного искажены, если ты рассматриваешь его как подозреваемого, а не как пропавшего без вести человека.

Эти слова отдаются эхом внутри меня, отражаясь от стен моей пустой груди. Возможно, это то, что ранит больше всего – не знать, жив он или мертв. Не знать, использует ли этот убийца-подражатель его как рычаг воздействия на «Ореол» или уже сбросил его тело в океан на корм рыбам.

Я не знаю, где он.

Я не могу найти его. Никто из нас не может.

– До тех пор, пока я не найду его тело, Тэтчер Пирсон является нашим подозреваемым номер один в убийствах тех девушек и Мэй Пирсон. Советую привыкнуть к этому сейчас, потому что будет не так уж и сложно накидывать ему статьи, когда я швырну его задницу за решетку.

– Ты что, совсем тупой? – противостою я. – Нашел простейшую мишень и вешаешь на него убийство? Раздобудь хоть какие-то доказательства, кроме своего эго, кретин.

Мой желудок скручивает, руки сжимаются по бокам. Яркое изображение потрошения Геррика Найта с помощью шпильки из моих волос становится все более привлекательным с каждой секундой. Металлический привкус подступает к горлу, его трудно сглотнуть, и я знаю, что мой самоконтроль не такой сильный, как у Тэтчера.

В этом и был весь смысл его обучения меня. Как контролировать это, чтобы я не делала то, что отчаянно хочу сделать прямо сейчас.

Эти бесполезные копы охотятся за Тэтчером из-за преступлений, которые он не совершал, вместо того чтобы искать его. Они не понимают, что он никогда бы не убил Мэй, что ни одна из этих девушек не умерла по его вине.

Они ожидают, будто я поверю, что они здесь ради помощи, когда все, что они делают, – это распинают тех, кто меня окружает, без каких-либо доказательств?

– Я уважаю твое желание защищать своего друга. Ему повезло иметь такую девочку, как ты, – вмешивается Одетт, ее тон почти снисходителен. – Но если я узнаю, что ты знаешь, где он или каков его следующий шаг, я предъявлю вам всем обвинение в укрывательстве беглеца. Можешь быть преданной в камере.

– Здесь все нормально? – рука Рука опускается на плечо Алистера, на его бледном лице вынужденная улыбка.

Напряжение настолько густое, что почти душит меня, плотный смог давит на легкие.

Я чувствую, как мои друзья встают рядом со мной. Рука Брайар скользит в мою и сжимает ее, но я не могу заставить себя ответить тем же. Не тогда, когда я чувствую себя так. Измученная. Настолько пустая, что не могу заставить себя быть рядом с кем-либо, даже с самой собой.

И она, и Сэйдж слишком стараются, отчаянно пытаясь помочь мне, но я зашла слишком далеко. Слишком погрузилась во тьму, чтобы даже заметить их протянутые ко мне руки. Я превратилась в то темное пространство внутри себя, позволяя ему взять верх надо мной.

– Прекрасно, – говорит Алистер сквозь стиснутые зубы. – Мы как раз собирались уходить.

Оба детектива смотрят на нас, выстроившихся в ряд, всматриваясь в каждого внимательным взглядом. Это похоже на начало еще одной битвы в этой бесконечной войне. Линия, прочерченная на белом снегу перед нами, рисует ясную картину, на чьей стороне мы все.

Я уверена, что Одетт и Геррик считают, что там, где стоят они – правильная сторона закона. Что, находясь здесь, они творят добро.

Но если вы не на нашей стороне, неважно по какой причине – значит, вы против нас.

По умолчанию они – враги.

– В конце концов, пострадаете только вы, – говорит Одетт каждому из нас, но быстро устанавливает зрительный контакт со мной на прощание. – Спроси себя: ответил бы он взаимностью за твое молчание? Стал бы он рисковать своей свободой ради тебя?

Мы разворачиваемся, в последний раз прощаясь с женщиной, которую скоро покроет земля. Милая Мэй. Пожалуй, единственный невиновный человек, попавший в эту паутину, в ловушке которой мы сами оказались. Она не заслужила этого, умереть вот так.

Изрезанной. Расчлененной. Лишенной сердца.

Она ничего не сделала, лишь проявляла к каждому из этих сломленных парней материнскую любовь, направляла и защищала их с юных лет. Я знаю, их мучает сильное чувство вины; мы все чувствуем ответственность за ее смерть и исчезновение Тэтчера.

Рук приседает, достает монету из кармана и подбрасывает ее. Она звенит в воздухе, ударяясь о деревянный гроб.

– Мы заставим их заплатить за это, Мэй. Обещаю.

Слеза скатывается по моей щеке, и я подавляю сдавленный всхлип.

– Клянемся Рекой Стикс, – голос Алистера звучит так, как будто он давится гравием, и я наблюдаю, как его золотая монета падает в могилу, приземляясь с глухим звуком.

– Река Стикс? – с любопытством спрашивает Сэйдж, голубые глаза покрыты пеленой слез, а бледная кожа окрашена в розовый.

– Гомер писал, что боги клянутся водами Стикса. Это их самая крепкая клятва, – отвечаю я, пожевывая внутреннюю сторону щеки и позволяя тишине захватить всех нас. – Это нерушимое обещание.

2. СТАТЬ УБИЙЦЕЙ

Лайра

Я поворачиваю ключ в музыкальной шкатулке еще раз, выкручиваю его до предела, а затем отпускаю, и комната вновь наполняется звуком. Мерцающая мелодия эхом отдается от четырех стен, и мне не требуется много времени, чтобы узнать название этой песни.

«Once Upon a Dream»² – это песня, которую моя мама напевала, когда работала по дому или на кухне, пытаясь готовить, а иногда она пела, пока подготавливала меня ко сну. Эту мелодию я вспомнила бы где угодно, и я не уверена, было ли это судьбой или что-то в этом роде, что я нашла эту маленькую безделушку в библиотечной башне.

В любом случае она приносит мне странное чувство комфорта, и за это я благодарна.

Мой телефон вибрирует на кровати рядом со мной, и мне не нужно смотреть на экран, чтобы узнать, что звонит Брайар.

Снова.

Я продолжаю слушать, как он звонит, смотря в потолок, и мои пальцы прослеживают белые завитки вдоль основания шкатулки до тех пор, пока звук не затихает. Поставив причудливый предмет на кровать, я подхватываю телефон и быстро отправляю сообщение своей обеспокоенной подруге.

Брайар: Счастливого Нового года, мы скучаем по тебе.

Как могло случиться, что прошел уже целый месяц? Каково это – начинать новый год без него?

Я: Счастливого Нового года. Я тоже скучаю по вам, ребята. Просто не хочу разговаривать в эту ночь.

Брайар: Лайра…

Брайар: Мы не видели тебя с похорон. Почему ты не позволяешь нам быть рядом с тобой?

Я печатаю половину сообщения, затем передумываю. Я не хочу говорить своей лучшей подруге в тексте, что не хочу ее присутствия здесь, чтобы она могла сидеть и говорить мне, что все будет в порядке. Что ситуация станет лучше.

Не тогда, когда она была так одержима идеей, чтобы я держалась подальше от Тэтчера с самого начала. Я не говорю, что не сделала бы то же самое на ее месте, но у нее была только поверхностная информация, когда дело касалось моей ситуации.

Что, по общему признанию, является моей виной, но он заставил меня пообещать. То, что произошло между нами, должно было остаться в тайне. Я бы предпочла, чтобы Брайар оставалась настороже, а не чтобы Тэтчер считал меня предательницей.

Я: Просто хочу побыть одна, вот и все, Би.

Брайар: Мы могли бы приехать и помочь тебе убраться? Я знаю, что на твоей прикроватной тумбочке по меньшей мере десять пустых бутылок из-под воды. Нам даже не обязательно разговаривать. Алистер тоже беспокоится.

Я позволяю себе смотреть в никуда еще мгновение, прежде чем морщусь, когда оглядываюсь на свою тумбочку, которую, на самом деле, захламляют слишком много пластиковых емкостей.

Мне даже не стыдно, когда смотрю на состояние своей комнаты. Подвесные и горшечные растения, расставленные повсюду, отчаянно нуждаются в поливе; пыль, покрывающая полки с различными таксидермическими экспонатами; мусор на полу, разбросанная одежда.

Единственное, на что у меня хватило энергии, – это покормить Алви. Его двухъярусный террариум – самая чистая вещь в моем доме. Я лучше забочусь о своей белой королевской змее, чем о себе.

Заставляя себя сесть, я пинаю пару грязных джинсов через комнату, когда тихо иду к своему шкафу, любуясь тем, что раньше было моим безопасным убежищем – комнатой, которая теперь превратилась в торнадо депрессии.

Это последнее помещение в хижине, которое я переделала. Я продумывала каждый дюйм, не торопясь выискивала каждую золотую фоторамку, которые демонстрируют различные виды насекомых. Я купила несколько различных черепов животных, которые аккуратно размещены на моих книжных стеллажах от пола до потолка. Я выбирала мебель, растения и даже свое черное бархатное изголовье кровати в надежде создать пространство, которое ощущалось бы моим. Моим собственным маленьким забытым уголком мира.

Целый год я потратила на проектирование и восстановление своей хижины, только чтобы позволить ей превратиться в гнездо ненависти к себе. Я не могу даже заставить себя грустить из-за этого.

Не тогда, когда все кажется таким безрадостным.

Я не хочу никого видеть и ничего делать. С чего бы мне этого хотелось, когда я постоянно нахожусь в тихой депрессии или в неукротимом гневе? Моя боль – это путь войны, враждебные взаимодействия и постоянная потребность заставлять всех вокруг меня чувствовать эту потерю.

Открыв дверь шкафа, я быстро стягиваю черный свитер с вешалки, прижимаю мягкую ткань к носу и вдыхаю слабый остаток его одеколона.

Слезы жгут глаза, и я тру кулаком грудь, чтобы облегчить начавшееся чувство жжения. Я так отчаянно хочу верить, что он жив, что с ним все в порядке, и он каким-то образом найдет свой путь обратно.

И все же прошел месяц с момента убийства Мэй, и мы не можем найти ни одной зацепки. У меня нет ответов, только жалкая надежда, что он где-то там, все еще дышит.

Не уверена, как долго я стою здесь – слишком долго, чтобы это считалось здоровым для моего текущего психического состояния. Но как только я нахожу мотивацию спуститься вниз и порыться в шкафчиках в поисках чайного пакетика, быстро разочаровываюсь, обнаруживая, что банка пуста.

Я бы рассмеялась, но юмор в этой ситуации умирает, когда я осознаю, что мне придется поехать в город, чтобы купить еще. На мгновение я думаю спросить Брайар, сможет ли она привезти мне немного, и она бы это сделала, но тогда она бы попросила остаться.

Пробралась бы внутрь со своей мягкой улыбкой, с Сэйдж на буксире, с заначкой травки, украденной у Рука, и мы бы провели ночь на куче одеял перед моим телевизором. Все мы притворялись бы нормальными студентками университета, пока мир за моей дверью катится к чертям.

Это было бы весело, и я почти набираюсь достаточно энергии, чтобы решиться на это, но она быстро исчезает. Мысленно я не смогу справиться с жалостью в их глазах или составить им хорошую компанию, потому что кажется невозможным скрыть свое беспокойство.

Я постоянно думаю о том, как долго это будет продолжаться, прежде чем я увижу его снова. Еще месяц? Годы? Никогда? Это кажется реальностью, слишком тяжелой, чтобы вынести, и я хочу отложить принятие его смерти, но с каждым днем становится все труднее надеяться.

Хватая свое старомодное клетчатое пальто, я проскальзываю ногами в пару желтых резиновых сапог, которые стоят у двери. Ловлю быстрый проблеск себя в зеркале у входной двери, морщась от темных кругов под глазами.

Я уверена, что где-то в мире готическое кружевное платье, которое я надевала на похороны, в сочетании с этим пальто и сапогами, является высокой модой. Здесь же маловероятно, что кто-то задержит на мне взгляд достаточно долго, чтобы заметить.

Я не уверена, почему надела его сегодня утром, может быть, чтобы помнить. Чтобы скорбеть или чувствовать боль утраты. Я всегда была падкой на погружение в жалость к себе.

Высокий кружевной воротник, обвивающий мою шею, царапает кожу, пока тепло от печки машины ударяет мне в лицо. Спокойно я еду сквозь снежный шквал, наблюдая, как солнце уплывает за горизонт, позволяя темноте окутать сосны.

Я рада видеть, что парковка пуста, за исключением нескольких машин. Я просто хочу, чтобы флуоресцентные лампы в магазине не были, блядь, такими яркими. Чувствуя себя вампиром, когда свет обжигает мою кожу и глаза, я пытаюсь отгородиться от резкого свечения.

Обычно я проводила бы часы в магазине, бродя по проходам и открывая для себя новые продукты, на которых могла бы зациклиться, или сладости, которые еще не пробовала. Сейчас все, чего я хочу – вернуться домой, закутаться в одеяла и проспать следующие полвека. Может быть, когда я проснусь, все это закончится. «Ореол» будет уничтожен, убийца-подражатель окажется за решеткой, а мои друзья будут счастливы. По крайней мере, мы бы все обрели некий покой.

Я жую нижнюю губу, пытаясь решить, какой вкус чая хочу на следующую неделю. «Леди Грей», «Чайный», «Лимонный восторг», «Имбирный черный», «Английский завтрак», «Гранат»...

Тяжелые ботинки глухо ударяются по кафельному полу, влажный топот от снега снаружи. Я не могу объяснить, откуда знаю, но чувствую момент, когда человек сворачивает в проход. Волосы на моей шее встают дыбом в предупреждении, мое сердце бьется чуть быстрее.

Звук движущейся тележки отдается эхом в моих ушах, и я тихо поворачиваю голову. То, что я вижу, – это неожиданность.

Одетый в накрахмаленную рубашку на пуговицах и слаксы, насвистывающий при каждом шаге вперед, – мужчина, который преследует меня во снах.

Игрок номер один.

Человек, который привязал меня к стулу, избивал до синяков и пытался утопить, прогуливается по проходу с небрежной уверенностью. Не подозревая о моем присутствии, он выглядит как среднестатистический парень, просто возвращающийся с работы, заглянувший в магазин, чтобы захватить то, что написала ему в сообщении его жена. Или, может быть, его муж. В любом случае, золотое кольцо обвивает его палец, что означает, что он принадлежит кому-то.

Даже кто-то такой мерзкий, как он, принадлежит другому человеку, и он, возможно, не единственная причина, но он – часть того, почему я не разделяю ту же участь.

Почему человека, который принадлежит мне, больше здесь нет.

Он, должно быть, чувствует мой взгляд, потому что оглядывается по сторонам, пока мы не устанавливаем зрительный контакт. Вспыхивает понимание, и становится очевидно, что он узнает меня. Жажда наводняет желудок, знакомый зуд начинается с кончиков пальцев.

Я чувствую, что моя кровь может воспламениться, пока электрический гул возможности проносится сквозь меня. Гнев разливается по венам с бешеной скоростью, и я смотрю на игрока номер один не как на нападавшего на меня, а как на что-то гораздо лучшее.

Как на отдушину.

Всей этой жалкой ярости и чувству вины наконец-то есть куда выйти, получаю идеальный шанс утолить мою жажду мести, пусть даже на мгновение. Я сжимаю руки в кулаки, пока костяшки не белеют.

Это все их вина – его вина. Они – причина того, что Тэтчер пропал из моей жизни. Насколько мне известно, этот человек мог быть тем, кто убил его. Уже зная, что он является псом Стивена Синклера, я бы не сомневалась в его причастности.

То, что я сделала с его напарником, Майклом, другим мужчиной, который прикасался своими руками к моему телу и пытался лишить меня жизни, было лишь превью того, через что я хотела заставить пройти игрока номер один.

Я предупреждала их, кем стану, если они заберут его у меня. Теперь нет необходимости бояться жнеца. Им следует бояться девушку, которая любит его.

С легкой улыбкой я скрываю любое узнавание и отворачиваюсь обратно к полкам с чаем, пока он пялится мне в затылок. Я позволяю ему смотреть на меня, просчитывать свой план, как избавиться от меня.