Текст книги "Кровь, которую мы жаждем. Часть 2."

Автор книги: Джей Монти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

День святого Валентина всегда был моим любимым праздником.

Шоколад и конфеты – лишь малая часть.

Я обожаю празднование любви во всех ее многочисленных проявлениях. Большая или маленькая, между влюбленными или членами семьи. Это больше, чем просто предложение руки и сердца; это касается размышлений о взаимоотношениях, которые вы построили.

Мне нравится, когда мне напоминают, что, несмотря на все плохое, в моей жизни так много людей, которыми я дорожу. В детстве я настолько завидовала всем ученикам, которые могли отправлять валентинки одноклассникам. Это была единственная часть домашнего обучения, которую я ненавидела.

Наше определение любви расширилось далеко за рамки просто романтики. Я прождала долгое время, чтобы у меня появились такого рода связи, которые стоит праздновать, и, может быть, поэтому я люблю День святого Валентина так долго.

За надежду на то, что у меня есть сегодня.

– Одиночество – опасное место, где можно оказаться, Лайра.

Мои каблуки гнутся, когда я поворачиваюсь так быстро, что практически падаю через ограждение. Хватаюсь пальцами за перила, пытаясь найти равновесие.

– Что, черт возьми, ты здесь делаешь? – шепчу я. – Весь смысл твоего пребывания в хижине заключается в том, чтобы фактически оставаться там, Тэтчер. Тебя могут увидеть.

Он выходит из завесы теней дальше на основание террасы. Мерцание огней с коммонс освещает изящную красную коробку в его руках. Форма сердца заставляет мое собственное сердце пропустить удар.

– Разве не для этого предназначена маска? – подмечает Тэтчер.

Такая же, как у других парней, рогатый гуль, за исключением того, что у Тэтчера она матово-черная. Она обводит контуры его лица, оставляя открытым только рот. Я ловлю проблеск его зачесанных назад светлых волос за рогами.

С его точкой зрения трудно поспорить.

С расстояния было бы невозможно отличить его от любого другого студента в маске в кампусе. Но если подойти достаточно близко, шансы узнать его возрастают.

Или, может быть, никто не узнает.

Может быть, только я могу различить его черты, даже в маске. Он настолько глубоко запечатлен в моей памяти, что я узнала бы его с закрытыми глазами – от запаха его одеколона до того, как мое тело просыпается в его присутствии.

– Что-то случилось? Что было настолько важным, что не могло подождать, пока я вернусь домой?

Тэтчер, по очевидным причинам, должен был держаться подальше от нашей операции ко Дню святого Валентина, о своем отвращении к которой он неоднократно говорил. Я знаю, он беспокоится, и то, что он заперт в стенах хижины, медленно убивает его.

Но ради себя самой я бы хотела, чтобы он просто оставался на месте.

Он идет вперед, задевая мое плечо, когда подходит к краю террасы, смотря вниз. Длинные линии его тела втиснуты в сшитый на заказ костюм, практически идентичного оттенка с моим платьем, и я знаю, что это не случайность.

– Я нетерпеливый даритель подарков, – просто говорит он, как будто это более чем веская причина, чтобы показаться на публике прямо сейчас.

– Не знала, что ты взял за привычку дарить подарки, – я обхватываю себя руками от порыва холодного ветра.

– Я и не брал.

Я не вижу его глаз, и это раздражает меня. Матовый материал скрывает от меня синеву его радужек, а его губы сжаты в жесткую линию.

– Но... – его грудь вздымается, когда он испускает вздох, протягивая мне коробку. – День святого Валентина – твой любимый праздник. Так что считай это благодарностью.

Я прикусываю нижнюю губу, улыбка прорывается, когда я беру ее из его рук. Гладкий материал коробки теплый под моими пальцами. Выглядит дорого. Несмотря на то, что я съела свой вес в пирожных и печенье, мой желудок урчит за возможность съесть шоколад.

– За что ты меня благодаришь? – я поднимаю бровь, проводя пальцами по шву упаковки, осторожно пытаясь открыть ее.

– За большее, чем я способен понять.

Когда крышка коробки открывается, моя челюсть чуть не падает на пол. Я думала, он подарил мне конфеты, может быть, украшения – потому что знаю, что большинство парней выбирают именно их, и я была бы более чем счастлива всему, что угодно, что бы он ни выбрал подарить мне.

Но это? Я никогда бы не ожидала.

– Тэтчер, – шепчу я, и ветер подхватывает окончания его имени. – Это... О боже.

Это все, что я могу придумать, уставившись на секции, где обычно лежит шоколад в такого рода коробках, но все десять мест занимают различного вида пауки, и каждый из них столь же редкий, как и предыдущий. Я писала о них в своем дневнике в надежде заказать, может быть, одного из них для своей новой инсталляции, но каждый из тех, что я описывала, находится в идеальном таксидермическом положении прямо передо мной. Все, что мне необходимо сделать – это пойти домой и стратегически разместить их вдоль искусственной паутины, которую я создала.

Слезы жгут уголки моих глаз, моя рука замирает у рта, и я чувствую, как дрожат пальцы.

– Это самое приятное, что мне когда-либо кто-либо дарил, – восторженно говорю я. – Как ты их достал? Их практически невозможно найти.

Засунув руки в карманы, он пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного.

– Рук задолжал мне услугу.

– Спасибо, – я осторожно кладу крышку обратно, улыбаясь. – Откуда ты узнал, что День святого Валентина – мой любимый праздник? Я настолько прозрачна?

Тэтчер отталкивается от ограждения, быстро сокращая расстояние между нами, пока не прижимается ко мне. Я чувствую запах его мятной жвачки с каждым его вздохом, овевающим мое лицо. Он берет коробку из моих рук и кладет ее на скамейку рядом с нами.

Его ладонь ложится на мою поясницу, прижимая нас друг к другу, грудь к груди, в то время как другой рукой прослеживает длину моего предплечья. Наклоняется к изгибу моей шеи, и край его маски касается моей щеки, пластик остужает мое покрасневшее лицо.

– Для большинства ты невидима, таинственный призрак. Ты – загадка для всего мира, Лайра, и ты позволила мне разгадать тебя, – его слова касаются моего уха, заставляя меня дрожать.

Бережно, гораздо нежнее, чем он сам считал себя способным, он обхватывает мою ладонь своей. Моя рука инстинктивно обвивает его шею сзади, и я слышу знакомую песню, доносящуюся из бального зала.

Мир внизу гудит жизнью, пока мы движемся в нашем собственном пузыре здесь, наверху. Неприкасаемые, пойманные в магнитное силовое поле, которое отказывается разрушаться.

Я ждала этого всю свою жизнь. Его.

Чтобы он увидел во мне не девочку, прячущуюся в шкафу, и не призрак, которым он требовал, чтобы я стала, а женщину, способную стоять рядом с ним. Человека, который выдержит бурю за бурей, если это означает, что мы выйдем из нее вместе.

Равную ему.

– Я когда-нибудь говорил тебе, что ненавижу, когда ты собираешь волосы?

Я отстраняюсь, мои брови поднимаются к линии роста волос.

– Сэйдж сказала, что такое платье специально создано для высокой прически. Как еще я должна была показать спину?

Его пальцы прокладывают себе путь вверх по моей спине, попутно касаясь пуговиц, пока не достигают затылка. Я чувствую, как он ищет все шпильки, удерживающие мои кудри, вытаскивая их одну за другой.

– Ни одно платье не стоит того, чтобы прятать их.

Звук металла, стучащего о пол под нами, звенит в ушах. Он быстро расплетает мои волосы, вытаскивая все шпильки и позволяя им беззаботно падать.

Когда он заканчивает, я чувствую их вес на плечах. Отросшая челка практически закрывает глаза, и я точно знаю, что выгляжу так, будто сунула палец в розетку.

Но я наслаждаюсь тем, как он массирует кожу моей головы, как наматывает темные пряди вокруг своих пальцев, прочесывая кудри большими руками. Если бы все было по-другому, он мог бы стать пианистом с такими пальцами. Они созданы для того, чтобы играть музыку.

Когда он остается довольным беспорядком на моей голове, его рука возвращается на мою спину.

– Что мы делаем? – шепчу я, пока мы покачиваемся в такт мелодии, его руки на моем теле ведут нас.

– Было бы жаль, что ты выглядишь так прекрасно, и никто не пригласил тебя на танец.

– Мы уже танцевали прежде, Тэтч.

– И как я тогда сказал, это было отвлечением, – поправляет он, крепче сжимая мою руку, прежде чем оттолкнуть меня в сторону.

Я пищу, когда мое тело вращается, его рука поднята высоко, чтобы удержать меня в движении. Мое платье поднимается, ткань кружится в звездной ночи. Я не замечаю улыбки на своих губах, пока в уголках моих глаз не появляются морщинки.

Когда он тянет меня обратно к своей груди, я приземляюсь неуклюже, моя ладонь ложится прямо над его сердцем.

– Вот это, – выдыхает он над моими губами, – танец, Милый Фантом.

Если бы я могла жить в одном моменте вечно, я бы выбрала этот. Это такая ночь, на которую вы оглянетесь, если достаточно удачливы, чтобы дожить до восьмидесяти. Вы тоскуете по ней и задаетесь вопросом, что бы вы сделали, чтобы снова стать молодыми.

Я хочу существовать с ним вот так вечно. Только я и он.

Ночной кошмар Пондероза Спрингс и его Милый Фантом.

– Когда все закончится, что ты собираешься делать? – думаю я вслух, задаваясь вопросом о том, каким будет будущее для нас обоих.

Его ухмылка становится шире.

– Постараюсь избегать тюрьмы всю оставшуюся жизнь.

Я смеюсь как раз в тот момент, когда он снова кружит меня, мир движется только в цветах и размытых очертаниях.

– А я? – спрашиваю я затаив дыхание, когда он ловит меня в свои объятия. – Что буду делать я?

– Ты будешь именно той, кем являешься прямо сейчас, – начинает он, заправляя прядь волос мне за ухо. – Преследующей меня. Существующей для меня.

Эти три слова кружатся на моем языке.

Они прямо там – умоляют быть произнесенными вслух. Мое сердце подпрыгивает и замирает в груди, крича снова и снова.

Ты любишь его! Ты любишь его! Скажи, что любишь его!

Это могло остаться лишь одержимостью, но расцвело во что-то прекрасное и темное. Куст роз – с вдвое большим количеством шипов, но все равно завораживающий. Прежде я думала, что люблю его, знала, что могу быть единственной, кто его любит, но это... это и есть любовь.

Та, о которой я читала с детства. Люди загадывают желания звездам о такого рода любви. Той, где двоим всегда суждено было столкнуться и наконец принять: вселенная не просто так посылает людей в вашу жизнь.

Я хочу сказать это, но не говорю.

Только потому, что этих слов недостаточно прямо сейчас.

Их недостаточно, чтобы запечатлеть этот момент. Никогда не будет достаточно, чтобы объяснить то, как мое сердце бьется для него в ином ритме. Их просто-напросто недостаточно, а он заслуживает большего.

Поэтому я проглатываю их и заменяю на другие.

– У меня тоже есть для тебя подарок.

17. МОЯ КРОВАВАЯ ВАЛЕНТИНКА

Тэтчер

У меня слюнки текут.

Идея поглотить Лайру целиком, пока она в этом илом платьице, становится все заманчивее теперь, когда мы скрыты от посторонних глаз.

Я не уверен, когда стал таким зависимым, так нехарактерно пристрастился к вкусу вишни и звуку ее голоса, но теперь я здесь. Полностью, совершенно одержим своим маленьким сталкером.

Я знал, что позволение ей войти в мой мир, причинит непоправимый ущерб. Когда ты проживаешь свою жизнь в черно-белых тонах, невозможно не быть запятнанным кем-то, кто существует в полной цветовой палитре.

Но я не думаю, что мог бы предвидеть это.

Это голод, стремление получить новый опыт, о котором я никогда не задумывался прежде. Я всегда довольствовался знанием, что Лайра была моей, этой тайной вуайеристкой, принадлежавшей мне в ночных тенях.

Я никогда не предполагал, что все же захочу быть ее. Что захочу принадлежать ей так же сильно, как она принадлежит мне. Если бы этот убийца-подражатель не намеревался разрушить мою жизнь, я бы уже предельно ясно дал понять, что мы являемся таковыми друг для друга.

Мы с ней держимся за руки, пока она ведет меня через хижину. Я последовал бы за ней практически куда угодно, когда она в этом платье. Пока она спиной ко мне, я восхищаюсь дугой ее поясницы, округлыми изгибами ее задницы и тем, как мало это платье оставляет места для воображения о том, как она выглядит обнаженной.

Если желание обладать ею делает меня слабым, то позвольте мне быть слабым.

Быть сильным ничего не значит, если я не могу обладать ею.

– Обещай мне, что не сойдешь с ума, – ее голос дрожит, когда мы сворачиваем в коридор и идем к двери в конце.

Это единственная дверь в доме, которая остается запертой. Единственная комната, в которую она запретила мне входить. Хотя я был любопытен и слегка раздражен, что она скрывает это от меня, я не поднимал этот вопрос.

– Я видел бьющееся сердце в чьей-то грудной клетке, – я приподнимаю бровь. – Осталось не так уж много вещей, которые могут свести меня с ума, милая.

Когда она подходит к двери, я с восхищением наблюдаю, как она встает на цыпочки и хватает ключ с верхней части рамы. Трясущимися пальцами она вставляет ключ в замочную скважину, пока он не занимает правильное положение со щелчком.

Я чувствую ее учащенное сердцебиение. Что бы ни находилось за этой дверью, это не то, чем она поделилась с кем-нибудь еще. На пару секунд мне кажется, что там я обнаружу множество мертвых тел.

– Мне страшно, – шепчет она, поворачивая дверную ручку, но не двигается с места, чтобы открыть дверь.

Я делаю шаг вперед, пока моя грудь не прижимается к ее спине, наклоняюсь так, что мои губы оказываются совсем рядом с ее ухом. Я очарован тем, как она сразу же падает на меня, полностью доверяя мне поймать ее.

– Ничто в тебе не способно когда-либо напугать меня, Лайра Эбботт, – бормочу я. – Вся твоя тьма – моя. Мы одинаковые.

Мне не нужно видеть ее лицо, чтобы понять, что она улыбается. Я чувствую это по тому, как расслабляются ее плечи. Дверь громко скрипит, когда открывается, пронзительный звук эхом разносится по коридору.

Лайра делает глубокий вдох, прежде чем переступить порог, и я наблюдаю, как темнота поглощает ее тело. Слепо следую за ней, дверь закрывается позади нас, пока мы полностью погружаемся в темноту.

Глухой щелчок отдается эхом, прежде чем стены окрашиваются в зловещий красный оттенок. Темные провалы очерчивают углы и столы. Моим глазам требуется несколько секунд, чтобы адаптироваться, но когда они привыкают, я ловлю себя на том, что смотрю на… ну, на себя.

Я занимаю каждый дюйм этой комнаты, мое присутствие ощутимо в безмолвии.

Сотни моих фотографий в разные периоды жизни развешаны вдоль нитей, которые растянуты от стены до стены. Проявленные снимки наклеены на стены, еще больше рассредоточено по полу.

Я протягиваю руку, снимая одну из них с прищепки, которая удерживала ее на нити. На ней я выхожу из кофейни в центре города, моя голова опущена, а солнцезащитные очки скрывают глаза.

На одном из снимков я в художественном музее, на другом я на пробежке, несколько, где я с ребятами в разных местах. Я замечаю некоторые из них, где я в школьном бассейне после уроков. Они охватывают внушительный отрезок моей жизни, и я был бы удивлен, если бы здесь было меньше пятисот фотографий.

Это святилище моего существования, все задокументировано художественным взглядом Лайры. Я был единственным человеком на каждой фотографии, за которым она наблюдала и кому уделяла время. Мое эго мурлычет под кожей, и мне все равно, если странно признавать, что это привлекательно.

Мне нравится, что она увлечена мной, что ее глаза сфокусированы лишь на мне – преследует, существует, дышит только ради меня.

Она мой одержимый ангел, а я ее собственнический бог.

– Что ты видишь? – нарушаю я тишину, пока мои пальцы порхают по рядам фотографий. – Когда смотришь на них, на меня.

Лайра прислоняется к стене, нервно сводит ноги вместе, пока пытается сжаться от смущения, полностью не осознавая, как захватывающе знать, что я всегда был единственным в ее мыслях.

Ни у кого другого не было шансов.

Она очарована исключительно мной, и я отказываюсь позволять ей прекратить это.

– Мальчика, которого превратили в оружие, прежде чем он понял, что это значит, – напевает она, снимая мое фото, где мне, может быть, пятнадцать. – Я никогда не понимала, как они называли тебя монстром, когда ты всегда был таким красивым. Так я держала тебя близко, когда не могла быть рядом с тобой.

Не думаю, что когда-нибудь пойму, как Лайра воспринимает меня. Как она так легко видела сквозь весь ужас, который я причинял, чтобы разглядеть человека, которым я мог стать для нее. Или, может быть, у нее никогда не было другого впечатления. Может быть, она приняла меня за безнравственного человека, которым я был, и желала меня, невзирая на это.

Смотреть на Лайру – все равно что смотреть в зеркало.

Я бросаю фотографию, которую держал в руке, на пол и иду к ее маленькой фигурке. Жесткий красный свет очерчивает контуры ее лица, но на ощупь она все такая же мягкая, когда я обхватываю ее щеку своей большой ладонью.

– Знаешь, почему я хотел убить тебя, Лайра? – спрашиваю я, проводя языком по своей нижней губе.

– Потому что ты ненавидел, как я преследовала тебя повсюду? – предлагает она, неуверенная в своем ответе.

Я усмехаюсь, проводя большим пальцем по ее губам. Бархатная кожа под моими прикосновениями такая гладкая. Я пытаюсь вспомнить время, когда хотел ее смерти из-за того, как сильно ненавидел то, что она представляет из себя.

Как я мог когда-либо желать ей чего-то, кроме того, чтобы она была жива и моей?

– Мой отец говорил мне, когда я был маленьким, что если я когда-нибудь почувствую что-то, я должен убить это. Именно так я бы оставался совершенным, – другой рукой я обвиваю ее талию, отрывая от стены и притягивая к себе. – Я хотел убить то, что ты олицетворяла, что ты делала со мной.

Лайра облизывает мой большой палец. Бархатное ощущение ее языка практически заставляет меня стонать. Я помню ощущение того, когда ее язык обвивал мой член, потирая его, заставляя меня кончать.

Я перемещаю хватку с ее лица на шею, обхватывая пальцами горло. Мой нос касается ее носа, и я чувствую каждый вздох, вырывающийся из ее легких.

– Каждый раз, когда я видел тебя, я смотрел на эту хорошенькую шейку и думал о синяках, которые хотел оставить на ней, просто чтобы все знали, кому ты принадлежишь. Я хотел держать тебя так крепко, чтобы твои ребра трещали. Когда ты говорила с кем-то еще, я был на грани искушения разорвать их на части. Я хотел разрушить тебя, покончить с тобой, просто потому что знал, что никогда не смогу, черт возьми, обладать тобой.

Она поднимает лицо, устремляясь навстречу моему прикосновению, жаждая большего, вместо того, чтобы отстраниться. Ее затвердевшие соски касаются моей груди сквозь облегающий материал платья, и я очень близок к тому, чтобы проверить, обнажена ли она под ним.

– Я принадлежала тебе тогда, просто ты этого никогда не осознавал. Ты можешь обладать мной сейчас, – ловкие пальцы Лайры тянутся к пуговицам моей рубашки, небрежно расстегивая их. – Навсегда, если ты захочешь.

Я сжимаю ее шею, заставляя ее задыхаться.

Я ухмыляюсь.

– Знаешь, чего я хочу, Милый Фантом?

– Что?

Я наклоняю голову так, что мои губы оказываются на расстоянии вздоха от ее губ. Могу наслаждаться тем, как близко нахожусь. Ее пульс трепещет под кончиками моих пальцев, соответствуя моему собственному, и я не совсем уверен, что мы не разделяем одно сердце на двоих.

– Я не хочу быть совершенным, если это означает, что мне придется жить без тебя.

Наши рты сталкиваются, смесь языков и зубов, пока мы гонимся за вкусом друг друга, намереваясь наполнить наши тела друг другом. Проскальзывая языком между ее губ, я чувствую, как она борется со мной, пока в конце концов не проигрывает, и я могу свободно исследовать ее рот.

Я потерял ранее свой пиджак, но теперь ее руки быстро справляются с моей рубашкой, стягивая ее с плеч поспешными движениями. Она опускает взгляд вниз на свои пальцы, когда они рывком раскрывают края рубашки и обнажают мой стройный торс.

Я позволяю ей смотреть, наблюдаю, как ее глаза прослеживают жесткие линии моего тела.

Моя рубашка падает на пол, и я быстро уравниваю счет. Мои пальцы пробираются через складки и волны ее платья, ища любую унцию голой кожи, к которой я могу прижать ладони. Я хватаю ее за бедра, поднимая материал до талии.

– Удерживай его поднятым, – командую я. – Покажи мне, насколько одержима твоя киска мной.

Она принимает подол своего платья от меня, держа его чуть выше бедер и показывая мне тонкий клочок материала, который она называет нижним бельем. У меня вырывается гортанный стон при виде темного пятна в центре хлопка.

Не в силах ничего с собой поделать, я прижимаю два пальца к ее покрытой тканью киске, чувствуя, как ее влага просачивается на мою кожу. Теплая, липкая и в этом вся Лайра. Она хнычет, когда я задеваю ее клитор, подергивая бедрами навстречу мне.

– Плаксивая, ненасытная, – тяжело дышу я сквозь влажные, припухшие губы. – Твоя пизда эгоистична. Все, чего она жаждет – это меня, да? Мои пальцы, мой язык, мой член?

– Я так сильно нуждаюсь в тебе, – она извивается против моей руки, следуя за медленными кругами, которые я описываю по ее клитору. – Я жажду тебя всем телом.

Мой член пульсирует под брюками, болезненно вжимаясь в ширинку, умоляя погрузиться в нее, чтобы облегчить боль, которую она испытывает. Я прикусываю ее нижнюю губу, втягивая ее в свой рот, провожу по ней языком, прежде чем отпустить.

– Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, Лайра? – я скольжу рукой под ее трусики, встреченный ее влажным центром. Свидетельство ее возбуждения покрывает мою ладонь, когда я жадно обхватываю ее.

– Пожалуйста, – она обвивает руку вокруг моей шеи, ее влажные губы находят мою шею. – Я хочу тебя внутри себя.

Я стону, откидывая голову назад, предоставляя ей более широкий доступ к моей коже. Лайра прикусывает и посасывает мою шею, двигаясь к ключице, несомненно, оставляя красные засосы по пути.

Помечая меня. Заявляя права на меня.

– Заслужи это, – запутывая пальцы свободной руки в ее кудрях у корней, отдергиваю ее губы-присоски от моей шеи, чтобы она могла посмотреть на меня. – Возьми нож в моем кармане. Заставь себя истекать кровью для меня, пока я заставляю тебя кончать.

Ее глаза затуманены, остекленели от желания, как если бы она инъецировала некий афродизиак в свою систему, и теперь она под кайфом. Я провожу пальцем по ее киске, дразня ее.

Рука Лайры движется, пока она не погружается в мой карман, ее маленькие пальчики обхватывают складной нож. Когда она вытаскивает его, держа между нами, я проскальзываю внутрь нее.

Она вскрикивает от удовольствия, выгибаясь ко мне навстречу, ее зубы удерживают ее нижнюю губу в плену, пока ее теплые внутренние стенки сжимаются вокруг моего пальца. Боже, она невероятно тугая. Для одного человека чувствовать себя так хорошо должно быть запрещено законом.

Используя контроль, который у меня еще остался, когда дело касается Маленькой Мисс Смерть, я остаюсь неподвижным, ожидая ее следующего хода. Я хочу, чтобы она показала мне, насколько сильно она жаждет меня, на что она готова пойти, чтобы получить меня.

– Давай, питомец, – мурлычу я, проводя большим пальцем по чувствительному местечку между ее бедер. – Пусти кровь для меня.

Бесстрашная, движимая вожделением, она щелкает, открывая лезвие. Держа его в правой руке, устанавливая прямой зрительный контакт со мной, она проводит им по своей левой ладони, отказываясь отвести от меня взгляд, пока надрезает свою кожу.

Багровая жидкость собирается в ее ладони, и мой палец проникает глубже в нее. Я неторопливо двигаю пальцем в ее тугой дырочке, входя и выходя из нее мучительно медленными движениями.

Она поднимает руку и подносит ее к моему рту. Желание нарастает внутри меня, мой член пульсирует, когда я прижимаюсь ртом к ее ладони. Выпивая ее кровь, я вкушаю жидкость с металлическим вкусом, которая наполняет мой рот, прежде чем скользит по моему горлу.

Она проливается вниз по моему подбородку, теплая, когда капает мне на грудь.

Мой большой палец продолжает двигаться по кругу, вызывая громкие всхлипы из глубины горла Лайры. Ее киска сочится на мою руку, что значительно облегчает введение еще одного пальца, заставляя ее стенки растягиваться вокруг меня.

Я кружу языком по бороздкам на ее ладони, прежде чем отстраниться. Ее глаза расширяются, она засовывает нож обратно в мой карман как раз перед тем, как прижимает свои губы к моим. Ее ногти впиваются в мои плечи, и я стону ей в рот.

Мы поглощаем друг друга беспорядочно, хаотично, как угодно, но только не нежно. Это всепоглощающие, пренебрегающие техникой, просто отчаянные попытки касаться и целовать каждый дюйм открытой кожи.

Скорость моих движений рукой увеличивается, достигая того тайного местечка, которое отправляет ее за грань. Требуется еще лишь несколько небрежных толчков, прежде чем она изливается на мои пальцы, сжимаясь вокруг меня, и стонет так громко, что я чувствую вибрацию на своем языке.

Я отстраняюсь от нее, смотря вниз на ее красные губы, прижимаясь лбом к ее лбу.

– Хорошая, черт возьми, девочка.

Она тяжело дышит, грудь вздымаются, пока тело сотрясается от остаточных толчков оргазма. Я предпочитаю, чтобы она была такой растрепанной, с вожделением, запечатленным в ее чертах, тяжело дышащую и распутную, отчаянно нуждающуюся в освобождении, которое только я могу ей дать.

Рука Лайры движется, кончиком пальца рисуя по моей коже. Опуская взгляд, я вижу, что она рисует сердечки кровью, которая течет из ее вен.

Крошечные кровавые сердечки.

Они соединяются и стекают по моей груди, высыхая беспорядочными мазками.

Она покрывает меня ими. Оставляя на моей коже свидетельства своей одержимости.

И я позволяю ей это, потому что я пьян.

Опьянен кровью девушки, которая намерена любить меня, пока это не убьет ее.

До гробовой доски. Это то, кем мы являемся, кем были всегда. Связь, которая берет начало в смерти и продолжится за ее гранью.

Такое весьма мрачное, нездоровое признание в любви.

Так в духе Лайры.

– Частичка меня всегда будет внутри тебя, – настаивает она, прижимаясь поцелуем к моей коже, прямо в центре груди.

Мой разум кричит:

– Ты была во мне задолго до этого момента, милая.

Но мой рот остается закрытым, не давая выхода мыслям, готовым сорваться с языка.

Вместо этого я выбираю поцеловать ее снова, потому что не знаю, как объяснить то, что происходит внутри меня прямо сейчас. Мы превращаемся в чувственный танец неуклюжих поцелуев, пока я веду ее к одному из столов. Наши тела наталкиваются на край, опрокидывая бутылки и ручки.

Я отрываюсь от ее губ, разворачиваю ее так, чтобы уложить лицом вниз на поверхность, прижимая щекой к множеству моих фотографий. Платье, которое она выбрала для сегодняшнего вечера, потрясающее, оно облегает ее во всех нужных местах и безупречно смотрится с любого ракурса, так что прискорбно, что мне приходится испортить его.

Мои жадные пальцы хватаются за край горловины, разрывая материал на части, пока не раздается приятный щелчок пуговиц, рассыпающихся по полу. Я обнажаю мили гладкой бледной кожи ее спины.

– Мне нравилось оно, – бормочет она, смотря на меня через плечо.

Я оставляю быстрый поцелуй между ее лопаток, смотря вниз на нее полуприкрытым взглядом.

– Я куплю тебе еще миллион таких.

Что бы она ни захотела, она это получит.

Я бы подарил ей весь мир, если бы она попросила меня об этом.

Вместе мы дергаем и тянем платье, пока оно не оказывается отброшенным через всю комнату, небрежно валяющимся где-то позади меня. Мне остается только любоваться тем, как она склонилась над столом, мили молочной кожи, мягкие мышцы, недостатки и совершенства – все выставлено напоказ.

Лишь она в трусиках, ожидающая, пока я возьму ее так, как захочу.

Я провожу пальцем по всей длине ее позвоночника, ухмыляюсь мурашкам, которые бегут вслед за моим прикосновением. От звука расстегивающегося ремня у нее перехватывает дыхание, и я наблюдаю, как она ерзает от волнения. Ее задница пятится, извиваясь о переднюю часть моих брюк, потираясь вверх и вниз вдоль моей длины, которая умоляет меня трахнуть ее.

Я позволяю ей играть, дразнить себя, пока она самостоятельно трется о мой член. Я шлепаю ее задницу, бледная кожа становится ярко-розовой. Она вздрагивает, тихое хныканье срывается с ее губ.

– Я никогда не видел ничего настолько чертовски красивого, – мой голос тяжел от желания, когда я стягиваю ее трусики вниз по ногам, позволяя им сковать ее щиколотки. – Ты, склонившаяся, киска течет, умоляя меня трахнуть тебя грубо.

Я спускаю штаны ровно настолько, чтобы освободить свой член, припухший, с возбужденной головке капает предэякулят на контуры ее задницы. Нет силы на этой планете, которая могла бы оторвать меня от нее прямо сейчас.

– Тэтчер, – стонет она, надломленно и умоляюще, словно она умрет, если я не трахну ее прямо в эту секунду.

Обхватывая пальцами основание своего члена, я поглаживаю самого себя, пока наблюдаю, как ее соки стекают по внутренней стороне ее бедер, эта тугая киска плачет по мне, умоляет обо мне.

Я мучаю самого себя еще немного, приближая кончик своего члена к ее щели. Проводя им вверх-вниз, я покрываю себя ее возбуждением, сверкающая розовая киска притягивает меня.

Наклоняясь к ней всем телом, прижимаясь грудью к ее спине, я обхватываю пальцами ее горло. Прикусывая мочку ее уха, мой горячий язык ласкает чувствительную кожу там.

– Нуждающаяся, одержимая членом маленькая шлюшка, – рычу я. Мой член прижимается к теплу ее тела, заставляя мои бедра дергаться. – Скажи мне, как сильно ты этого хочешь.

Лайра обмякает подо мной, вытягивая руки перед собой, она цепляется за стол.

– Пожалуйста, мне нужен ты, – умоляет она. – Пожалуйста, Ангел.

Я впиваюсь зубами в местечко между ее шеей и плечом, когда ее сладкий голос называет меня таким добродетельным прозвищем. Тем, обладать которым я не имею права, но я поглощаю его, словно не ел несколько дней.

Встаю, устав играть с ней и мучить себя, я направляю свой член к ее входу, ощущая жар стенок в тот момент, когда протискиваюсь в нее. Я скольжу дюйм за дюймом, пока не чувствую, что достиг предела, и мы оба стонем в унисон от облегчения. Давления моих пальцев, впивающихся в ее тазобедренную кость, достаточно, чтобы оставить следы.

Все обостряется, каждое нервное окончание горит огнем. Я запрокидываю голову, наслаждаясь ощущением ее горячих, скользких стенок, обхватывающих и спазмирующих вокруг меня. Она словно создана для меня.

Охваченный вожделением, я достаю нож из кармана брюк и прослеживаю им изгиб ее позвоночника, в то время как ее киска пульсирует вокруг моей длины. Я провожу кончиком лезвия прямо между ее лопаток.

Это первобытно – то, как я вонзаю острый край в ее плоть, вырезая букву Т на ее нежной спине. Она вскрикивает, подталкивая свою задницу ко мне, пока кровь сочится из метки.