Текст книги "Кровь, которую мы жаждем. Часть 2."

Автор книги: Джей Монти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Он кряхтит, пока я удерживаю его, смотрит на меня так, словно никогда раньше не видел. Как будто он не узнает человека, стоящего перед ним, и я не могу не согласиться. Я даже не могу сам себя узнать.

– С кем ты работаешь, Генри? С «Ореолом»? С Синклером? – шиплю я, нуждаясь увидеть, как ему больно.

– Это поэтично, Тэтчер. Проклятие поколений. Ты планируешь повторить нашу историю?

Я тяну его, ткань натягивается, звук рвущегося материала разносится эхом, прежде чем я швыряю его обратно в стену с душераздирающим глухим стуком. Его позвоночник соприкасается с бетоном, и я молюсь, чтобы он сломался пополам.

– С меня хватит играть с тобой в игры, – мой голос срывается, искаженное рычание царапает горло.

Я встречаюсь с бесстрастным взглядом.

– Вот оно, – выдыхает он. – Мой прекрасный, совершенный монстр. Это твое по праву рождения, Александр. Ты не можешь убежать от этого. Мы с тобой одинаковы.

– У нас нет ничего общего.

– Осторожнее, сынок. Похоже, ты дал ей власть покончить с тобой, – насмехается он. – Лайра Эбботт не сможет изменить то, кем тебе суждено было стать. Она убежит от этого, как и все они. Никто никогда не сможет полюбить то, что я в тебе создал.

Для меня не имело бы значения, смогла бы Лайра полюбить меня или нет.

Я бы принял ее одержимость. Я бы принял это и подпитывал бы ее каждый день нашей жизни.

А если она причина моего крушения? Так тому и быть.

Я бы позволил ей это сделать. Сам вручил бы ей нож и позволил бы ей закончить это наследие. Род Пирсонов мог бы умереть вместе со мной.

Неизменно только она может стать причиной моего конца, потому что я был тем, кто дал Лайре ее начало.

– Я создал тебя совершенным, и посмотри, во что ты позволил ей превратить себя.

Я тяну его вперед, отбрасывая прямо обратно в твердый барьер передо мной. Кости хрустят, и он морщится от боли. Снова, снова и снова. Все, что я вижу, – это красный, когда я швыряю его тело в бетон, пока его рубашка не превращается в лохмотья, разорванные моими пальцами.

Его тело сползает на пол, он кашляет, кровь брызжет на его потрескавшиеся губы. Его грудь вздымается от усилий вдохнуть, он стонет, когда смотрит вверх на меня.

– Ты испортил меня! – кричу я, мой голос сотрясает стены. Слюна брызжет ему в лицо. Я давлю рукой ему на грудь. – Ты взял здорового, нормального ребенка и превратил меня в это.

– Копай, Александр.

Его пальцы выдавливают жизнь из глаз моей мамы.

– Если ты чувствуешь, ты убиваешь это, сын. Убей это.

Пот собирается на воротнике моего пиджака, моя крупная фигура нависает над человеком, который терзает мои сны, который отнял у меня всякую надежду на нормальную жизнь и заставил меня превратиться в монстра.

– Ты был рожден таким. Я только взрастил то, что уже было в тебе. Я пытался сделать из тебя нечто великое. Не моя вина, что ты провалился, – он вытирает кровь со рта тыльной стороной ладони.

Я присаживаюсь на корточки, так, чтобы мои глаза были на одном уровне с его.

– Ты знаешь, как я благодарен тебе за твое воспитание, папа? За все твои правила? За уборку? – я обхватываю рукой его лицо, сжимая его челюсть между пальцами. – Я убиваю мужчин, которые такие же, как и ты. Жалкие. Ничтожные. Слабоумные отребья. Я переигрываю их, одолеваю, я разделываю их. Каждый раз, когда я наблюдаю, как свет утекает из их глаз, на столе всегда оказываешься ты. Когда я снимаю их кожу, извлекаю органы, это всегда ты умираешь от моей руки.

Реальность моих слов затапливает меня. Желудок содрогается от принятия, и что-то внутри разлетается вдребезги. Это похоже на то, как будто я всю свою жизнь смотрел в зеркало и видел только темную, зловещую фигуру, смотрящую в ответ.

Никаких черт лица, просто изображение мрачного, призрачного присутствия.

Наконец-то я могу увидеть себя в отражении.

– Ты не обучал своего протеже. Ты создал свою погибель.

Я на мгновение смотрю вниз на него. Это хилый мужчина. Волосы редеют, он стареет, подбираясь все ближе и ближе к своему последнему дню, когда они положат конец его правлению смертельной инъекцией.

Придя сюда, я не боялся, что он вновь обретет контроль. У него нет власти, потому что я отказываюсь давать ее ему. Я лучше, сильнее, чем он мог себе представить.

Я опасался приходить, потому что это заставило бы меня вспомнить.

Все скелеты моего прошлого воскресают, восстают из своих безымянных могил и выползают на передний план моего сознания, и я не уверен, как справлюсь с последствиями этого.

Я отворачиваюсь от него, сплевываю на пол его камеры, когда иду к двери и стучу по толстому металлу.

– Александр, – кашляет он, но я не доставляю ему удовольствия обернуться. Я просто останавливаюсь. – Возможно, я и совершил несколько плохих поступков, но я никогда не причинял тебе боли. Это должно что-то значить.

Это не раскаяние.

Это игра.

Хамелеон, меняющий цвет, чтобы избежать смерти. Он знает, что узы, которые связывали нас, разрушились, что я ухожу и никогда не вернусь. Это его последняя возможность заманить меня обратно.

Снаружи звенят ключи охранника. Наше время истекло – песчинки, наконец, иссякли. Я слышу его голос еще раз, как раз перед тем, как захлопнуть дверь его бетонного гроба и оставить его гнить.

Последний подарок от Мясника из Спрингс.

Этот вполне может стать моим любимым.

– Коннер Годфри.

24. ПРИРОЖДЕННЫЙ ХИЩНИК

Лайра

– Готово! – кричу я, вскакивая со своего места. Моя футболка в тонкую полоску задирается чуть выше пупка, и прохладное дуновение сквозняка обдувает мою открытую кожу.

Улыбка на моем лице немного спадает, потому что моя единственная компания – это звук играющей через колонки музыки Эдвина Коллинза. Никого здесь нет, чтобы отпраздновать со мной, и это заставляет меня задуматься, почему прямо сейчас я единственный человек в доме.

Предполагалось, что работа над паучьей инсталляцией будет выступать в качестве отвлечения для меня.

Я смотрю на витиеватую черную викторианскую раму, прослеживая пальцами завитки узора. За стеклом – моя искусственная фиолетовая паутина, на изготовление которой ушло слишком много времени. Все это время я лишь продолжала думать о том, как талантливы пауки, плетущие паутину без особых усилий.

Несколько пауков расположены на вершине паутины, горизонтально, другие перевернуты головой к нижней части, вертикально. Они рассредоточены вокруг, чтобы конечный проект выглядел полноценным и завершенным. Интересно, позволит ли Тэтчер повесить его в своей комнате, поскольку именно он купил большую часть образцов, находящихся в этой стеклянной рамке.

Скорее всего, нет.

Он может купить их, но что касается того, чтобы смотреть на них каждую ночь? Сомнительно. Я все еще не убедила его покормить Алви, который, заметьте, самая милая змея на планете. Это был медленный прогресс в попытке убедить его, что все мои существа и насекомые не так уж плохи.

Мой телефон вибрирует на столе, напоминая мне, что его необходимо обновить, и в верхней части экрана высвечивается время.

Почти полночь.

Прошло уже несколько часов с тех пор, как он ушел, и чем дольше я сижу здесь, мое беспокойство только усиливается. Я хочу, чтобы он вошел в дверь, целый и невредимый. Но я боюсь версии, которая появится на моем пороге.

Сладости. Я хочу сладостей. Единственный логичный ответ на этот стресс – поглотить как можно больше сахара, прежде чем впасть в диабетическую кому.

Я прохожу через гостиную на кухню, мои босые ноги стучат по деревянному полу, пока я пробираюсь к кладовке. Поездка за продуктами продвинулась вверх в моем списке дел, которые нужно сделать очень срочно, потому что мои полки практически пусты.

Я сканирую коробки овсянки, к которым так и не притронулась – думаю, я купила их только потому, что сказала сама себе, что начинаю питаться здоровее, и это продолжалось примерно два дня.

– Бинго, – шепчу я себе.

Встаю на цыпочки и тянусь к конфетам «Королева Анна – вишня с ликером», которые стоят на вершине шкафа. Кончики моих пальцев касаются контейнера, и я тянусь немного выше, вытягивая свое тело настолько, насколько это возможно.

Почти… почти…

Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.

Крик срывается с моих губ. Сердце подпрыгивает к горлу, тревожный ритм заставляет волоски на затылке вставать дыбом. Я прижимаю руку к груди, желая, чтобы сердцебиение замедлилось.

Смотрю на открытую дверь кладовки, навострив уши. Я обхватываю пальцами дверную раму, всматриваюсь в гостиную и в сторону входной двери.

Музыка продолжает играть, пока я уставилась на дверь, выжидая, моргая, надеясь, что звук – всего лишь плод моего гиперактивного воображения. Песня подходит к концу, проливаясь из динамиков, прежде чем наступает короткая пауза молчания.

Я считаю, сколько раз моя грудь поднимается и опускается, прежде чем грохочущий звук возобновляется.

Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.

Мое тело вздрагивает. Сила ударов в мою дверь заставляет ее дребезжать, дерево сотрясается, когда кто бы то ни был, ждет снаружи, требуя, чтобы его впустили. Я облизываю пересохшие губы, ноги немного подкашиваются, когда я бегу к кухонной стойке, хватая с подставки большой поварской нож.

Лезвие сверкает в тусклом свете, и я крепко сжимаю его в кулаке. Не спеша иду в гостиную, прислушиваясь к шагам или голосам снаружи, но меня встречает только тишина.

Начинает играть другая песня, и я проклинаю себя за то, что включила их на такой громкости.

Я слышу, как колотится мой пульс в ушах, когда берусь за дверную ручку. Делаю несколько устойчивых, глубоких вдохов и поднимаю нож, готовясь к атаке, как только дверь откроется.

Порыв сурового воздуха врывается в мой дом в ту же секунду, как я распахиваю дверь.

Снаружи ничего, кроме абсолютной темноты. Опавшие листья кружатся в маленьких торнадо на моем переднем дворе от легкого ветра, и я быстро включаю свет на крыльце. Он гудит, оживая, отбрасывая слабое свечение, но я по-прежнему никого не вижу.

Мой мозг говорит мне, что это был всего лишь ветер. Но интуиция подсказывает, что у ветра недостаточно силы, чтобы так колотить в парадную дверь.

Я перешагиваю через порог, мои босые ноги касаются сырых половиц крыльца. Стоит холодная орегонская ночь, а мои джинсы и футболка дерьмово справляются с тем, чтобы защитить меня от холода. Совсем немного опуская нож, который держу в руке, я смотрю по сторонам, но вижу только качели и маленький столик на крыльце.

Все на своих местах. Ничего не тронуто.

– Эээй? – взываю я к темноте.

Лес, окружающий мой дом, смотрит в ответ на меня, деревья стонут от силы ветра, его порыв отбрасывает волосы мне на лицо.

Да, Лайра, хороший ход. Убийца-псих, безусловно, собирается ответить. Боги, ты действуешь так, будто никогда не видела ни одного клише из фильмов ужасов. Ни единого, блядь.

Осматривая получше еще раз крыльцо и свой двор, я возвращаюсь обратно в тепло и запираю за собой дверь. Замок со щелчком встает на место, и я выдыхаю, прижимаясь лбом к дереву.

– Абсурд, – бормочу я себе под нос, отрывая голову от двери и снова опуская ее обратно. – Наверное, это был просто енот, большой. Бешеный енот!

Я смеюсь, оборачиваясь. Когда я поднимаю глаза, воздух словно исчезает из легких, и я забываю, как дышать. Потому что это было не животное, лазающее по крыльцу.

– Коннер? – я колеблюсь, пытаясь сглотнуть, пока смотрю на мужчину в своей гостиной.

Коннер Годфри стоит над кофейным столиком, смотрит вниз на мой законченный проект, держа пистолет в руке. И на мгновение я думаю про себя: «Вот так я умру».

– Ты закончила его, – тихо говорит он, улыбаясь. – Он прекрасен.

Я иду вперед, все еще сжимая нож в кулаке. Пуля летит гораздо быстрее, чем я смогу метнуть нож в него. При условии если я вообще попаду в цель.

– Что ты здесь делаешь?

– Я пришел сюда ради тебя, – он слегка морщится, когда заканчивает фразу. Из-за боли во рту и на языке, вероятно, ему трудно говорить.

Когда я видела его в последний раз, он был пронизан ножом Тэтчера, и я оставила его там истекать кровью. В последний раз, когда мы были вместе, он пытался засунуть свой язык мне в глотку.

– Тебе не следует быть здесь, Коннер, – спокойно говорю я, не желая раздражать человека с более мощным оружием, чем у меня. – Тебе нужно уйти.

Его глаза стекленеют, когда он смотрит на меня, поднимая голову, но в то же время поднимая и пистолет. Он направляет дуло в мою сторону, наклоняя голову.

– Присаживайся, Лайра, – он указывает на диван перед собой. – Есть кое-что, что я хочу, чтобы ты увидела.

Я так сильно прикусываю внутреннюю сторону губы, что чувствую вкус крови на языке. Пульс неприятно стучит в висках. Тэтчер скоро вернется домой, верно? Он должен скоро вернуться домой.

Все, что мне нужно сделать, это потянуть время, пока он не появится.

Я прохожу в гостиную, двигаясь осторожно, его пушка отслеживает мои движения, пока я не сажусь на диван, как он просил.

– Положи его на стол. Тебе не нужно защищаться от меня, мисс Эбботт, – от улыбки на его лице меня тошнит. – Я бы никогда не причинил тебе вреда. Если только ты меня не вынудишь.

На меня накатывает трагическое чувство дежавю.

Генри не хотел причинять боль моей маме. Ее действия, то, что она отвернулась от него, привели к ее смерти. Вот что он сказал ей.

Я стараюсь не часто задумываться о том, как моя мама влюбилась в такого человека, как Генри Пирсон. Что произошло между ними, что заставило ее полюбить его. Хотя у Тэтчера есть общие черты с отцом, в моих глазах он никогда не был таким, как его отец. Я всегда видела остатки эмпатии и человечности под его холодной внешностью.

Думаю, теперь я понимаю, как легко ей было попасться в его ловушку. Она думала, что знает его, доверяет ему, но это была всего лишь маска, которую он хотел, чтобы она видела.

У меня то же самое произошло с Коннером.

Несмотря на то, что наши отношения не были романтическими, я доверяла ему как другу. Думала, что он добрый, ласковый и хотел лучшего для меня. Невинный, безобидный мужчина, который не причинил бы вреда ни одной живой душе.

Вся эта маска была ложью.

Одной большой, извращенной ложью.

Я навеки буду проклята неверными решениями? Слепое доверие – это наследственное? Отказываться от всего плохого и видеть только хорошее в ком-то?

– Я так долго ждал этого момента.

Мой взгляд фокусируется на том, как он протягивает руку, пытаясь убрать локон с моего лица, но я вздрагиваю, отстраняясь от него к спинке дивана.

– Положи нож на стол, Лайра, – требует он, направляя пистолет мне в грудь. – Я не буду просить снова.

Выражение его лица мрачнеет. Я больше не узнаю человека, стоящего передо мной. Коннер всегда был таким нормальным, обычным парнем. Повседневная одежда, опрятный внешний вид, манящие карие глаза.

Этот человек? Одет в черное, волосы взъерошены, как будто он слишком часто проводил по ним пальцами, глаза выпучены и омрачены – я не знаю его. Он кажется двумя разными людьми.

Я делаю, как он просит, надеясь, что, где бы ни был Тэтчер, он близко. Нож звенит о стол, а мои руки падают обратно на колени. Мускул на его челюсти подергивается, когда он тянется рукой за спину, чтобы достать что-то из заднего кармана.

– Было бы гораздо проще, если бы я мог говорить больше, но я принес тебе кое-что почитать, так чтобы ты смогла понять, чтобы ты увидела, что я делаю.

Он бросает на стол коричневый, кожаный блокнот, маленький, на несколько страниц, такой, который вы всегда можете держать при себе в любую секунду дня.

– Коннер, что ты хочешь от меня? Почему ты здесь? Это насчет Стивена – он заставляет тебя это делать?

Я не сомневаюсь, что он здесь по собственной воле, но, может быть, я смогу успокоить его еще ненадолго, играя в его игру, притворяясь, что мне не все равно. Я уверена, что он здесь, чтобы отомстить Тэтчеру, используя для этого меня.

Его эго было задето, и это его возмездие.

– Я хочу, чтобы ты прочитала это, – повторяет он, морщась при произнесении слов. – Как только ты это сделаешь, все обретет смысл.

– Почему ты не можешь…

– Прочти это! – его голос заставляет меня подпрыгнуть, а кофейный столик сотрясается под его кулаком, когда он вдавливает дуло в блокнот и придвигает его стволом поближе ко мне.

– Ладно, ладно, – я пытаюсь проглотить комок в горле, но с каждым движением пистолета мое сердце замирает. Мои руки трясутся, когда я беру блокнот в кожаном переплете.

Я открываю его на случайной странице, планируя бегло просмотреть написанное, просто чтобы успокоить его, но после первых нескольких предложений ловлю себя на том, что на самом деле читаю его дневник.

Запись №20

С того момента, как я увидел Лайру Эбботт, поступившую в университет Холлоу Хайтс, я знал, что она – мой второй шанс полюбить. Повзрослевшая и красивая. Фиби не была благодарна. Она не оценила меня. Она выбрала Генри даже после того, как я рассказал ей о том, что он сделал, после того, как я показал ей, на что он способен. Она все еще хотела его. Любила его. И это убило ее. С Лайрой все будет по-другому. Она будет моей.

Запись №37

Она – видение, сотканное из красоты и неизвестности. Мне до боли хочется прикоснуться к ней. Сегодня я часами слушал ее болтовню в лаборатории. Скоро снова начнутся занятия, и я знаю, что буду скучать по нашим личным моментам, проведенным вместе. Будет ли она тоже скучать по ним?

Запись №41

Музыкальная шкатулка была идеальной. Я знал с той самой секунды, когда увидел ее в магазине, что она ей понравится. Ее прекрасного голоса, шепчущего в темноту благодарность, было почти достаточно, чтобы я выдал себя. Жаль, что наш тайный момент в башне библиотеки был испорчен ее подругами. Они все ближе и ближе подбираются к «Ореолу», что означает, что мне придется еще какое-то время иметь дело с плохим настроением Стивена. Однако, видеть ее – того стоит.

Он был призраком в башне библиотеки, слышал все, о чем мы с девочками говорили в тот день, и докладывал об этом своему хозяину, как заблудший гребаный пес.

Я переворачиваю страницы, роюсь в поисках слов, которые, я знаю, будут там. Внутри меня кипит, пылает, и я чувствую, как это подогревает мою кровь.

Он здесь не для того, чтобы отомстить Тэтчеру за нанесенные ему увечья.

Он здесь ради меня.

Запись №45

Стивен все еще испытывает проблемы с пониманием моего увлечения Лайрой, но я не подвергаю сомнению его желание держать Коралайн Уиттакер у себя в подвале, даже несмотря на то, что предполагалось, что мы продадим ее год назад. Думаю, теперь он понимает, что единственный способ, чтобы я начал имитировать этого одержимого эгоизмом таракана Генри – это если я заполучу Лайру в конце всего этого. И Стивен нуждается во мне, зная, что я единственный, кто способен на это. Возможно, больше всего он борется с тем, что я больше не жажду денег и власти, о которых мы говорили много лет назад. Все, чего я хочу, – это ее.

Запись №50

Она не моя мать. Она не такого рода женщина, которая разбрасывается своим телом или мучает тех, кто ее любит. Она не похожа на мерзких, отвратительных женщин, которые наводняют мир своими манипуляциями. Я знаю это. Я знаю, что моя нежная девочка просто… отвлеклась. Но это, однако, обескураживает – знать, что она с ним. Бежит к нему. Я заставлю его страдать за то, что он прикоснулся к ней.

Запись №58

Я не могу дождаться, когда оставлю это место позади. Постоянное бешенство Стивена по поводу возвращения города, который по праву принадлежал его семье, начинает утомлять. Это та же история, что и тогда, когда мы познакомились в университете. Однако, я не могу судить о его мотивах. Не тогда, когда он всегда знал, кем я являюсь, чем я занимаюсь за закрытыми дверями с тех пор, как мы познакомились много лет назад. Я могу продолжать убивать этих девушек ради его выгоды, если это означает, что я буду находиться под его защитой на выходе. Если, в конце концов, я смогу быть с ней. Интересно, куда бы мисс Эбботт хотела уехать? Я отвезу ее куда угодно.

Запись №62

Я убью этого тупого маленького гребаного ублюдка. Я убиваю дольше, чем он живет, а он думает, что он жуткий, размахивая ножом? Вонзая нож в мой рот? Он нихера не представляет, через какие страдание я могу его провести. Осталось всего несколько недель. Еще несколько недель, и я перережу ему горло, пока она будет наблюдать. Она увидит, что я для нее единственный мужчина. Она извинится за проявленное неуважение ко мне.

Я прекращаю читать, так как увидела достаточно.

Коннер Годфри – Имитатор.

Его руки ответственны за всех тех появляющихся мертвых девушек. Невинные девушки, которые не сделали ничего, чтобы заслужить ту участь, которую им уготовили.

Жуткое спокойствие проникает в меня до мозга костей. Моя душа начинает гнить, и я чувствую, нашествие тьмы, кишащей внутри меня, словно полчище мух.

То, что я чувствую, – это не гнев и не печаль. Нет, это абсолютное опустошение. Мир оставил меня безжизненной, и я хочу заполнить пробелы, которые он создал во мне, таким огромным количеством мстительности, что я одна могла бы разжечь тысячу войн.

Я кладу дневник на стол, уставившись на него, но на самом деле не видя. Возможно, это адреналин поглощает мой страх перед пистолетом, который он все еще держит в руке, но в данный момент меня не волнует, что меня подстрелят.

Ничего не волнует.

– Ты убил Мэй.

Это не вопрос, просто бесстрастное утверждение, произнесенное ровным тоном и умеренным темпераментом. Меня вновь оставили показывать миру, насколько холодным может становиться мое нежное сердце.

– У меня не было выбора, – он двигается, в спешке обходя стол. Присаживается передо мной на корточки, обхватывает теплой ладонью мою щеку и смотрит вверх на меня глазами, полными извращенного обожания. – Разве ты не видишь? Я сделал все это для нас, чтобы мы могли быть вместе. Ты и я, мы одинаковы. Ты не боишься тьмы – ты принимаешь ее. Нам суждено быть вместе, Лайра.

– Ты знал мою маму.

– Я пытался защитить ее от Генри, правда. Я пытался любить ее, Лайра.

Я бесстрастно моргаю.

– Из-за тебя полиция разыскивает Тэтчера.

Стремление успокоить его, пока не подоспеет помощь, покинуло меня. Я больше не нуждаюсь в помощи и не хочу ее. Меня вполне устраивает то, где я нахожусь.

Его хватка немного усиливается, губы сжимаются в тонкую линию при упоминании Тэтча.

– Не говори о нем. Мы можем побеспокоиться о нем позже, – он вздыхает. – Я хочу поговорить о нас. Это начало нашей вечности, милая девочка. Я всю свою жизнь ждал тебя, ту, которая поймет меня. Увидит меня.

Я надломлена. Раскол сокрушителен.

Я не уверена, слышит ли он грохот цепей, сползающих по ребрам грудной клетки. Это гибкое существо выползает из глубин моей души, слюнки текут, зубы клацают.

Я превратилась в забвение. Нет ни начала, ни конца. Я просто живой, разлагающийся труп. Поднимая глаза, я смотрю в карие радужки перед собой.

Они слегка расширяются, когда я двигаюсь.

Я облизываю свои клыки. Моя месть лежит на блюде прямо передо мной, и я не берегу ни секунды больше, впиваюсь зубы в созревшую плоть возмездия.

Внезапно мир вращается и переворачивается, пока я не покидаю его, окрашенная в красивый оттенок вермильона³⁶.