Текст книги "Убийство Короля Нага (ЛП)"

Автор книги: Джессика М. Батлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Она кивнула, нахмурив брови в раздумье.

– Унаты и Авдаумы с другой стороны тоже несут большую часть работы. Каждый делает то, что может. Но это очень много. У некоторых есть иммунитет. Но Вавтрианы и Шивеннаны не затронуты, так что есть и те, кто может помочь. А здесь их нет?

Услышав эти имена, имена тех, кем они когда-то были, он почувствовал боль.

Он лишь покачал головой.

– Здесь все иначе. Для тех из нас, кто пострадал, как я, открытие Разлома и импульс превращают нас в кошмары, которых мы боимся, и лишают рассудка. Именно поэтому… именно поэтому мы выглядим так, как выглядим. Вот почему я в этой форме.

И почему он надеялся, что это действительно обратимое проклятие, а не просто неизлечимая болезнь.

Когда они достигли последнего зала перед его покоями, он продолжил.

– Когда откроется Разлом и начнется пульсация, ты должна держаться от меня подальше, – мрачно сказал он. – Как бы ты мне ни была дорога, я не буду в здравом уме. Мы на собственном опыте убедились, что все мы должны быть скованы цепями, иначе… – Он медленно вздохнул, отгоняя нахлынувшие воспоминания. – Многие погибли в первые дни, когда мы еще не знали, что делать. Первые ночи были кровавой баней. Так что поклянись мне, что бы ты ни услышала. Что бы ты ни увидела. Не приближайся ко мне. Я так много потерял, но потерять тебя… я не могу. Ты мой самый дорогой друг.

И гораздо больше, чем это.

Гораздо больше.

Но об этом не нужно было говорить.

Она остановилась у глубокого следа от когда-то стоявшей здесь статуи и обняла себя за плечи.

– Значит, это произойдет сегодня вечером.

– Да.

– Это то, о чем говорила Гао. – Она обняла себя еще крепче. – То, что ты сказал, произойдет на третью ночь.

– Я не прошу тебя остаться со мной. Вообще-то, тебе не стоит. Я не…

Он закрыл глаза. В голове пронеслись воспоминания о том, как Далго и Ибан бились и нападали на него в камере. Какими чужими они были. Как не похожи на себя. Мысль о том, что она увидит его в таком же состоянии, наполнила его стыдом. Даже если это состояние было временным.

Они добрались до его покоев. Он распахнул дверь во внутренний зал и позволил ей войти. Она проскользнула мимо него так близко, что практически коснулась его.

– Я не хочу, чтобы ты видела меня таким, – сказал он. – Я не хочу быть чудовищем, Солт-Свит. Ты можешь пойти в другую комнату. Закрыть уши. Подождать до утра. А потом отпустишь меня. Или подожди, пока слуги принесут завтрак, и попроси кого-нибудь из них сделать это.

Повернувшись, она встала перед ним, спрятав руки под мышками.

– Послушай. Если отбросить все моменты, когда я пыталась убить тебя, потому что не понимала, кто ты такой, я знаю, что ты не чудовище. И ничто не заставит меня поверить в то, что ты монстр. Ясно? – Она погладила его по щеке, заставляя улыбнуться. – Да ладно. Я пытаюсь быть смешной.

– Сейчас у тебя это не особо получается. – Но он все равно улыбнулся. Даже сейчас она могла сделать его сердце легче. – Пойми, пожалуйста, хотя я и не собираюсь этого делать, но сегодня я буду ужасающим, Солт-Свит. Я буду чудовищем во всех отношениях, чего бы мне ни хотелось.

– Хорошо, что меня нелегко напугать. – Она поджала губы и вскинула брови, словно осмеливаясь опровергнуть его слова.

– Ты очень храбрая. Я не заслуживаю такого друга, как ты.

Он закрыл за ними дверь.

22. Третья Ночь

Тенгрий привел ее в ту же комнату, куда вчера затащил с криками и пинками.

Впервые она заметила кровать в другом конце комнаты. Это были его личные покои, и все же они казались очень маленькими и… ну, недостающими, если сравнивать их с роскошью библиотеки или других комнат, которые она видела мельком. Королевство не обеднело. Дворец не был маленьким. Но эти покои… эта комната была, пожалуй, вдвое больше ее дома на дереве. Кабинет, в который он ее затащил, был примерно такого же размера, и еще три двери вели в другие комнаты такого же размера. В общем, все было довольно скромно, учитывая, кем он был.

– Твои покои находятся довольно далеко от остальных, – сказала она. – Может, ты просто предпочитаешь одиночество?

– Это была одна из меньших гостевых спален, – ответил он. – Все комнаты на первых трех этажах были переоборудованы под лазареты. А у меня была исключительно большая кровать, на которой можно было уместиться гораздо больше. Мне незачем было оставаться там, когда многие так нуждались в помощи.

Это объясняло, почему бирюзовая кровать казалась ему слишком короткой и маленькой, несмотря на то что была двуспальной. Ему придется спать, свернувшись калачиком, чтобы не упасть с края, даже если убрать все подушки. Однако она не могла не отметить, что все эти подушки все равно были здесь.

– Ты отказался от собственной комнаты? Это было очень мило с твоей стороны.

– Это был единственный достойный поступок, который я мог совершить. А потом произошли превращения. Это стало еще менее важным. – Он снял кинжал с пояса и положил его в один из шкафов. Затем он жестом указал на зеленую дверь в дальнем конце комнаты. – Здесь я сплю третьи ночи.

Его широкие плечи почти заполнили дверной проем. Он перешагнул через раму и вошел в маленькую комнату.

Она остановилась на пороге. Эта комната не была похожа ни на главную, ни на маленький кабинет. Вместо мебели, закрепленной болтами, здесь не было ничего, кроме цепей и кандалов на тонком коврике. Они напоминали веревки, которые она прикрепила к стене для Тиеро и Саланки, но были гораздо толще и тяжелее.

Он растянулся на мате и начал защелкивать металлические зажимы на своем хвосте. Чтобы хвост поместился в комнате, ему пришлось свернуть его в рулоны, но в каждой точке он прижимал его к земле. Затем он лег на спину и прижал запястья к тем, что лежали на полу.

Те автоматически защелкнулись.

Она положила ладонь на деревянную раму. В этой комнате не было никакого уюта. Не было даже ни одного факела. Единственный свет, освещавший ее, исходил от факела, закрепленного за дверью. Если бы она наткнулась на него раньше, то решила бы, что он предназначен для пыток. Чудовищность не описывала его, но она описывала эту комнату.

– Как ты освобождаешься? – тихо спросила она.

– Утром кто-то снимает с меня цепи. – Он поморщился, поправляя левое запястье. – Тебе лучше уйти. Держись подальше, пока не прекратятся крики. Закрой за собой дверь.

Она медленно потерла руку, вспоминая, что пришлось пережить ее брату и сестре. В этом месте не было даже факела или лампы. Не было и признаков чего-либо биосветящегося.

– Ты здесь? Один? В темноте?

Он кивнул.

– Ты боишься?

Он молчал, его глаза были затуманились. Затем он снова кивнул.

– Иногда так сильно, что кажется, будто сердце прекратит биться. – Он остановился, затем покачал головой, нахмурив брови. – Нет. Не надо. Ты не можешь оставаться здесь. Когда это случится, Солт-Свит, я стану тем чудовищем, которого ты боишься. Если бы я освободился, я бы тебя не узнал. Я бы раздавил тебя, укусил или еще чего похуже.

– А ты когда-нибудь освобождался? – Она указала жестом на цепи и кандалы. Камень местами немного обветшал, но даже с такого расстояния было видно, что засовы глубоко затянуты и надежно закреплены.

– Нет. Но ты все равно увидишь меня. – Он отвернул лицо, тяжело дыша. – Просто закрой дверь. Я позову тебя, когда будет безопасно. Или ты можешь прийти ко мне за завтраком.

Нет. Что может быть хуже, чем оказаться в одиночестве в таком месте?

Она взяла подушку из другой комнаты и затащила ее к нему вместе с масляной лампой.

– Несколько недель подряд я слушала кошмары моих брата и сестры. Я сидела с ними и пела им песни, чтобы успокоить их сны. Может быть, я смогу сделать то же самое для тебя.

– Я не смогу тебя услышать.

– Может быть, и нет. Но я могу попытаться. И ты не будешь одинок.

– Тогда хотя бы возьми копье, – жестко сказал он. – В гардеробе есть запасное. Когда это случится…

Она села рядом с ним, вне досягаемости его рук, прикованных к полу. Наклонившись, она прижала ладонь к его груди. Его сердце учащенно забилось под ее рукой.

– Цикори, я здесь. Я в безопасности. И ты в безопасности. Я не собираюсь тебя покидать. Важно только пережить эту ночь. А с остальным мы разберемся.

Мы. Это было так естественно.

Мышцы на его челюсти дрогнули.

– Я сожалею о том, что ты увидишь.

– Все в порядке.

– Если что-то пойдет не так – сильно не так – и я попытаюсь сжать тебя, то ты должна обмякнуть. Добыча всегда напрягается, а затем пытается вырваться из пасти. Это самое разумное. У тебя будет больше шансов спастись, если двинешься в сторону и ко мне, но тебе придется поторопиться, потому что я укушу тебя, и яд убьет тебя мгновенно. Ты замираешь, а за долю секунды до того, как я зажмуриваюсь, делаешь выпад. Если ты сможешь двигаться достаточно быстро… – Он повернул голову и поднял челюсть. – Ты видишь линию чуть выше моего горла?

Она придвинулась поближе, чтобы разглядеть ее, и кивнула. Она была очень тонкой.

– Да.

– Чешуйки там самые слабые. Есть еще одно место подмышками. Если тебе понадобится проткнуть меня, то это самые уязвимые места.

– Конечно, теперь ты рассказываешь мне, как тебя убить.

– Сходи за копьем.

Она прищелкнула языком.

– Я не собираюсь тебя убивать, Цикори. – Она слегка нахмурилась. – Как ты предпочитаешь, чтобы я тебя называла?

– Нет. Пока я знаю, что ты зовешь меня, это все, что для меня имеет значение.

– Сколько еще осталось до удара? – спросила она.

– Может быть, несколько минут. Может быть, еще час. Мы всегда укладываемся пораньше. И большинство дверей запираются и запечатываются каждую ночь на закате, благодаря Лотебу.

Она жестом указала назад через плечо.

– Эта тоже?

– Нет. Это внутренняя дверь. У них не было времени их подготовить. Только двери в спальни. Лазареты. Подземелья. Клетки. Комнаты, в которых может находиться кто-то, кто сошел с ума.

– Значит, я могу оставить ее открытой?

– Как тебе будет угодно.

– Давай оставим ее открытой. В темноте все кажется страшнее. – Она осталась рядом с ним. – Итак…

– Итак… – Он проверил узы на своих запястьях. Металл не поддавался даже слегка. – Будет землетрясение перед тем, как Раскол начнет пульсировать. Сильнее, чем другие толчки.

– Тогда у нас есть немного времени… – Она потянула за одну из ниток на боку брюк. – Я могу еще что-нибудь сделать?

– Нет, – сказал он. – Этого уже более чем достаточно. И если тебе нужно уйти, то уходи. Я не буду держать на тебя зла.

– Я никуда не уйду. – Она положила руку на то место, где могло быть его колено, а затем почти сразу же отдернула пальцы. Не слишком ли это? Она не должна так прикасаться к нему. – Это будет…

Земля задрожала. Все покачнулось. Сверху посыпался ил.

Она закрыла глаза. Вот-вот все начнется.

Поток фиолетового тумана, насыщенного цвета, пронзил стену. Он закружился над ним, а затем устремился в лицо. Он был гораздо быстрее, чем любой другой, который она когда-либо видела. Она едва успела перевести дух, как весь дворец разразился воплями и криками ужаса. Она замерла. По коже побежали мурашки, в жилах забурлил адреналин. Она посмотрела на него и отпрянула к стене.

Полф, он не шутил!

Это не было похоже на те кошмары, которые она видела у других. Что бы это ни был за ужас, он, казалось, разыгрывался перед его глазами, вызывая первобытный ужас и искажая само его существо.

Более того, он изменил его вид. Его лицо стало неузнаваемым. Его зубы удлинились, превратившись в острые как бритва иглы с огромными серебряными клыками вместо резцов и дополнительными рядами в глубине рта, все они были загнуты назад. Его язык стал длинным и вильчатым, больше похожим на змеиный. Зазубренные чешуйки и шипы торчали из его плеч, скрежеща по камню и вонзаясь в коврик, словно лезвия. На голове и вдоль шеи у него развевался массивный колпак, похожий на колпак королевской кобры с яркими цветами. Его когти тоже стали длиннее и изогнутее, сверкая, как лезвия. Его чешуя стала светлее и ярче. А глаза – о, эти великолепные нежные глаза! Они стали тусклее и суровее, заострились от ярости и страха и скрылись под остроконечными чешуйчатыми бровями.

Он дернулся и зарычал.

Как такое вообще возможно?

Как он уже говорил, в его взгляде не было узнавания. Он даже не признал, что видит ее. Он боролся и боролся, рвался вперед и назад, пытаясь хоть как-то закрепиться. Но путы держали его крепко.

В этот момент он причинял боль только себе. Его бедные запястья и хвост, должно быть, сильно повредились от тех усилий, которые он прилагал, пытаясь освободиться.

Она подошла ближе и подняла руки.

– Все в порядке, Цикори. Все безопасно. Ты в безопасности. Я здесь, с тобой. И это безопасно.

Его рев оборвался, а глаза закатились. Они полыхали ярким зеленым светом, уже не таким тусклым, но зрачки теперь были не кругами, а вертикальными прорезями. Он оскалил зубы, словно загнанный в угол зверь. Клыки выгнулись дугой, но он не мог подойти ближе.

Она положила руку ему на грудь, ее собственный ужас все сильнее бился в ней. Сейчас он даже не был похож на Цикори, но это был он. Это был Цикори, Тенгрий. А он чувствовал себя испуганным и одиноким.

– Все будет хорошо, – сказала она громче, чем прежде. – Ты не должен быть в порядке сейчас, и ты не должен чувствовать, что это хорошо, Цикори. Я знаю, что ты боишься. Мне тоже было бы страшно. Я даже не могу представить, что ты видишь. Но послушай меня… – Слова подвели ее. – Все будет хорошо. Ты пройдешь через это.

Слова замирали в ее горле.

Все, о чем она могла думать, – это колыбельная, которую она иногда пела Тиеро и Саланке.

И она запела.

Он завыл, зарычал и загремел цепями. Из камня, где крепился металл, летели куски породы и обломки, но они держались крепко.

Иногда она зажимала уши. Иногда она прижимала одно ухо к плечу и клала руку ему на грудь. Его сердце гулко билось под ее кончиками пальцев, а его голос перекрывал ее голос. Иногда он был таким громким, что она даже не слышала своих собственных попыток петь.

Минуты растягивались в часы. Еще два раза странный туман проникал внутрь и атаковал его лицо, гораздо более жестокое, чем то, что она видела раньше. Постепенно его голос охрип, а рычание ослабло. Она запела громче и заговорила с ним, практически кричала в тот момент.

Наконец, задыхаясь, он замолчал. Пот катился по его лицу, смешиваясь с тем, что могло быть слезами.

Он медленно моргнул, пытаясь улыбнуться.

– Я… обычно в этот момент я нахожу тебя, ждущую меня. В снах.

– Это прошло, Цикори?

– Должно было. – Он кивнул, тяжело дыша. Его зубы вернулись в нормальное состояние. Зазубренные чешуйки на плечах исчезли. Его чешуя приобрела более глубокий сине-зеленый оттенок.

Она принесла умывальник и тряпку. Она осторожно вытерла ему лоб.

– Хочешь, я сниму с тебя оковы?

– Нет. – Его дыхание оставалось тяжелым. – Я не… они не придут за мной до утра. Мы можем подождать до этого времени.

– Разве это не потому, что слишком много людей, чтобы быстро добраться до тебя? Гао предложила мне позаботиться о тебе.

Она продолжала вытирать пот. Его мышцы пульсировали и дрожали. Тем не менее, казалось, что на него снизошло глубокое спокойствие. Дыхание стало легче.

– Возможно, – сказал он, слегка нахмурив лоб. – Но я никогда не освобождался от цепей до утра на третью ночь.

– А после того как ты освободишься, оно возвращалось?

– Нет.

– Что ж, тебе нужно отдохнуть. Думаю, ночь еще не прошла и половины.

– Это не так. У нас есть еще шесть часов. Чего бы это ни стоило.

Она прополоскала ткань в тазу, а затем выжала ее.

– Наверное, поэтому иногда во сне ты не мог говорить… – Она покачала головой. – Я думала, ты просто устал. Наверное, так и было, но по другой причине.

Он слабо рассмеялся.

– Да. Именно ты – всегда ты – придавала мне смелости вернуться. Даже когда я не мог вспомнить всего этого. Не знаю, как бы я выдержал без тебя.

– Полагаю, это означает, что тебе пора спать.

Он слегка улыбнулся, вздернув бровь.

– Не думаю, что ты сможешь уснуть.

Ее пульс определенно участился. Его ужасающий вид еще не настолько оставил ее, чтобы она успокоилась.

– Возможно, не сразу, но все в порядке. Я скоро отдохну.

– Я просто не хочу разлучаться с тобой… – Его пальцы слегка дрогнули на металле.

Она еще раз прижала тряпку к его точеной челюсти, а затем к шее.

– Я буду здесь. Куда же мне еще идти? – Она почувствовала жар, когда поняла, что он заметил ее затянувшееся прикосновение. – Ты сильно потеешь для человека-змеи.

– На самом деле я не рептилия, Солт-Свит, – сказал он с сухой улыбкой. – Я человек со змеиным хвостом и чешуей. А иногда и некоторые другие особенности.

– Да?

– Даже если бы я был нагом, это не значило бы… – Он прервался, потом пожал плечами. – Если ты меня не боишься, ключ находится в верхнем ящике ближайшего к двери комода. Или можешь продолжать гладить меня мокрой тряпкой.

– Я не гладила тебя. Я помогала тебе. – Жар на ее лице усилился, и она отстранилась еще дальше.

– Хм… – Он прикрыл глаза, изучая ее. – Я ценю твою помощь. И ты можешь продолжать.

– Я возьму ключ. – Она повернулась к нему спиной.

Он ухмыльнулся, когда она вернулась. Не дожидаясь его реакции, она расстегнула сначала левое, потом правое запястье. Затем она перешла к кандалам, сковывавшим его хвост в нескольких местах. Как бы сильно ни давил на него металл и как бы он ни сопротивлялся, синяков должно было быть немало. Но она не могла разглядеть больше из-за формы и цвета его чешуи. Если бы он дождался окончания ночи, ему было бы очень больно.

Он слегка поморщился, разворачивая хвост. Потянувшись вниз, он потер места, которые были скручены. Затем он откинул плечи назад. Его позвоночник хрустнул.

Полузмея или нет, но мужчина был сложен. Полф.

Она повернулась и поспешила в главную комнату, надеясь, что он не заметил, как она его осматривает.

– Пойду приготовлю нам чай, – объявила она.

23. Чай и Отдых

Любовалась ли она его телом?

Конечно же, нет.

Тенгрий замешкался: сильная боль, разливающаяся по всему телу, уже не так сильно занимала его мысли. Она смотрела на него каким-то особенным взглядом. А потом бросилась прочь, как только он взглянул на нее. Он, конечно, не возражал против изучения ее тела, хотя это могло доставить ей неудобства.

Наверное, не стоит на этом зацикливаться.

Обычно мучения, связанные с пульсацией Разлома, изматывали его душу и тело. Но на этот раз он боролся с усталостью. Солт-Свит не хотела отдыхать. Скорее всего, пока не могла. И он не хотел упустить ни одного мгновения, проведенного с ней.

Втирая новую жизнь в запястья, он сел. Обычно ему приходилось оставаться здесь на несколько часов дольше. Было приятным облегчением освободиться так рано. Жаль, что он не мог поцеловать ее за эту доброту.

Он вышел в главную комнату и захлопнул дверь.

Она стояла по другую сторону, с раскрасневшимися щеками и сложенными на груди руками.

– Я только что поняла, что здесь нет кухни, а твоя дверь теперь заперта. Так что вряд ли я смогу приготовить чай.

– Ах. – Он поднял один палец и умудрился улыбнуться.

Унижение и беспокойство уже исчезали. Она была очаровательна. Ему хотелось обхватить ее руками и крепко прижать к себе. Она выглядела такой смущенной, ее щеки раскраснелись, когда она ерзала. Даже ее нос стал розоватым.

– Может, ты и не сможешь, но могу я. Горячая вода – это то, что у нас здесь в изобилии. В некоторые месяцы она не дает нам замерзнуть. – Наклонившись в сторону, он размял спину и передернул плечами. – По крайней мере, пока землетрясения не разрушат и это. Но пока что она сохранилась. По крайней мере, они спроектировали его гибким, так что это уже кое-что.

Она отошла от стены, по-прежнему крепко обхватив себя руками.

– У вас были гениальные архитекторы.

– Здесь все гениальны в той или иной степени. – Он открыл буфет и достал один из больших кувшинов, которые были закреплены. Все здесь было закреплено или подложено, чтобы ничего больше не разрушилось от толчков. – До недавнего времени землетрясения были одной из самых простых стихий. И они никогда не были слишком сильными. По крайней мере, по сравнению с тем, какими они могут быть.

Затем он открыл каменную крышку над водопроводной трубой и позволил кипятку вылиться наружу.

– Почему до недавнего времени?

– На элементалистов это тоже влияет. Они становятся все более и более… похожими на свой основной элемент. Никакого баланса. Нет гармонии. Это происходит с разной скоростью. Гео превращаются в камень. Несколько человек попали в ловушку. Жена Джайку, Оидра, уже почти неделю не может пошевелиться.

А ей, скорее всего, оставались считанные недели, хотя муж заботился о ней и делал все возможное, чтобы она продолжала жить. Элонумато, помоги им, они должны были найти решение в ближайшее время.

– И лекарства от этого тоже нет?

– Мы не нашли ни одного. Разве что покончить с этим… как бы там ни было. – Он насмешливо хмыкнул. – Со временем они распадаются. Неважно, какая у них стихия.

– Человек, похожий на огонь, – прошептала она. – Когда ты отослал всех, он не хотел уходить. Он защищал тебя.

– Генерал Йото. Последний из моих генералов. Хороший человек. Один из лучших, кого я когда-либо знал.

Он поставил кувшин на стол и достал одну из коробочек с сушеными чайными листьями. Он не пил его уже несколько месяцев. Возможно, несколько лет. Это была смесь, которую его мать создала из лучших, по ее мнению, растений Серрота, пригодных для заваривания. Удивительно свежий аромат можжевельника и лимона сразу же осветил комнату.

– Я знаю, что ты пришла сюда, потому что хотела избавиться от проклятия, поэтому предположу, что ты не знаешь, как избавиться от него самостоятельно. Но расскажи мне, как обстоят дела в твоем мире. Может быть, там что-то есть.

– Ну, не все находится под землей, – сказала она с улыбкой.

Он хихикнул, а затем внимательно слушал, что она продолжила рассказывать. Он мог бы слушать часами, как она говорит, о чем угодно. Особенно в той задумчивой манере, которую она принимала, когда пыталась все запомнить, или в той страстной манере, с которой она говорила о рисовании. Она возилась с кожаными завязками ожерелья и переминалась с ноги на ногу, но, по крайней мере, не вздрагивала, когда он приближался к ней.

История, которую она рассказывала о потустороннем мире со всеми этими мирами и миллионами страдающих, тяготила его. Все это было так похоже, особенно в том, что у них не было ответов. И времени у них тоже было в обрез. Но кто-то должен был что-то придумать. Конечно, кто-то должен.

Разговор затих, когда он налил чай в две толстые кружки. Ароматная жидкость напоминала глубокий аметист. Он поставил кружку на стол рядом с ней. В таком состоянии высокая температура не так сильно влияла на него, и он не мог сказать, не слишком ли горяча сама кружка для нее.

– Мне жаль, что и в ваших мирах так. Я не думаю, что мы придем к решению этой ночью. Возможно, отдых будет легче, если мы обсудим что-нибудь другое.

– О чем ты хочешь поговорить? – Она подняла кружку.

Ее щеки все еще были румяными? В какие-то моменты казалось, что она наблюдает за ним с более чем легким интересом. Но это могло быть его воображением.

– О чем бы ты ни хотела поговорить.

Она наклонилась вперед, упираясь локтями в колени.

– Хорошо. Почему именно наги? Что тебя так пугает в них?

– Ты их видела? – спросил он, откинувшись на хвост. Иногда он сворачивал его в петлю, чтобы было удобнее отдыхать во время разговоров, и чтобы на него не наступали. Пока же он наматывал и наматывал петли, чтобы поддерживать себя, и позволял себе расслабиться, пока заживает от переплетов.

Он жестом указал на себя, держа в руке кружку с дымящимся чаем.

– Наги приводят в ужас… – Он покачал головой. – Полагаю, это было сочетание нескольких вещей. Когда я был ребенком, я упал в змеиную яму. Какое-то огромное скопление змей всех видов. Ничего слишком ядовитого, к счастью. Но я не мог выбраться. Они сделали это невозможным. А мысль о змеях вообще в сочетании с мыслью о людях, которые наполовину люди, а наполовину змеи, – в общем, кошмары не заставили себя долго ждать. Там было скальное образование, чем-то напоминающее нага. Я мог видеть его из окна своей спальни. Мне всегда казалось, что он придет, чтобы задушить меня, пока я сплю.

– Хммм. Полагаю, что нет… – Она одарила его небольшой, почти робкой улыбкой, при этом одна бровь у нее изогнулась.

Она с ним флиртовала?

Он сузил глаза.

– Вообще-то да. Оно задушило меня однажды ночью, и я возродился как наг.

– А. Ну, это гораздо более логично. – Хихикая, она вдыхала пар.

– Рея. – Он повертел кружку в руках. Тепло просочилось в его ладони. – Мне нужно кое о чем тебя спросить.

– О чем?

– Что тебе нужно?

Ее бровь вздернулась.

– Прости?

– Что тебе нужно для счастья, что можно предоставить? Насколько я понимаю, ты так много времени уделяла заботе о своей семье во время этой трагедии. Ночь за ночью. И вот теперь ты в моем королевстве. Ты в считанные часы стала портретистом, как только поняла, что ассасин – не та роль, которая тебя нужна. А потом ты провела со мной эту ночь. Не просто убедилась, что я связан, но и что у меня есть друг, который проведет меня через это. Все это имеет свою цену. Так что тебе нужно?

– Я даже не знаю, как на это ответить… – Она выпрямилась, прислонившись спиной к стене, ее взгляд был прикован к кружке. – Никто никогда не спрашивал меня об этом. А как насчет тебя? Я же не правитель. А ты – да.

Он пожал плечами.

– Горячая вода на моей спине. Вспоминаю моменты, когда я был любим и защищен. Отдыхаю и разговариваю с тобой. До штормов и давки у входа мне также нравилось гулять – теперь, я полагаю, ползти… – Мускул у него на губах дернулся. – Но есть еще проходы, где спокойно и в лучшие времена. Когда есть время, я люблю проводить его там.

– Все это звучит прекрасно.

– А ты?

Она прикусила язык и улыбнулась.

– Я не знаю… Вообще-то не знаю. Наверное, раньше я рисовала для собственного развлечения. Потом это стало тем, чем я зарабатывала деньги. И еще прогулки, когда в лесу было спокойно, но тогда я не хотела уходить далеко. Горячие ванны я уже давно не принимаю. Слишком много времени уходит. А вот взять чашку чая, сесть на край крыльца и смотреть, как солнце пробивается сквозь ветви. Это всегда было здорово. Иногда прилетали птицы, садились и пели. Я свешивала ноги с края площадки, и ветерок развевал мои волосы.

– Пока что найти способ побыть на улице не особенно вероятно. Мы уже почти четыре месяца не можем выйти на поверхность. Но, пожалуйста, подумай, что тебе нужно, и скажи мне, чтобы я мог позаботиться о том, чтобы ты это получила.

– Сейчас есть другие, более важные вещи, о которых стоит беспокоиться.

– Неважное в конце концов становится важным. По крайней мере, в некоторых случаях.

– Я просто не вижу, что сейчас это самое важное. Например, мода. – Она подняла свою кружку в его сторону, как будто это как-то подчеркивало ее точку зрения.

– Я не понимаю… – Он нахмурился.

– Ты не беспокоишься об одежде, которая на тебе, кроме пояса и жилета. В любом другом случае я бы сказала, что ты голый. Но я понимаю, что ты просто приспособился к этой ситуации.

– Я не голый, – ответил он, приподняв бровь. – Я полностью одет.

Она повторила его выражение, и на ее лице промелькнуло недоверие.

– Ты без рубашки и без штанов, сэр. У меня есть глаза.

– Без рубашки, соглашусь. Но на мне есть вариант штанов. Брюки на змеиных ягодицах выглядят нелепо.

Она отвернула лицо, похоже, подавившись смехом.

– Я не слышала, чтобы ты говорил то, что, как мне кажется, я слышала. Что?

Он усмехнулся. Ее смех привел его в восторг.

– Думаешь, они не услышали бы? Я удивлен, что ты не заметила. Столько времени изучаешь предания нагов и не обращаешь внимания на их моду? Или в твоей библиотеке так мало книг?

– Я… – Ее рот скривился, пока она размышляла над этим. – Ну, думаю, некоторые модные решения подразумевают, что им придется прикрепить их к весам.

– Хорошая догадка.

Он приподнял темно-пурпурный поясок, открыв тонкую полоску ткани, проходящую под ним. Она была почти такого же оттенка, как и его чешуя. Она образовывала панель, которая проходила по нижней части туловища и доходила до паховой области, а затем застегивалась на несколько крючков вдоль чешуи. Учиться одеваться как нага было неудобно, но без одежды было еще хуже. Что-либо более сложное было просто неудобно или невозможно.

– Разве это не больно?

С момента превращения он почти постоянно испытывал боль. Это было не более чем случайное неудобство.

– Только если кто-нибудь не попытается его оторвать. Но никто и не пытался. Это также часть причины, по которой он остался того же оттенка, что и чешуя на животе… – Он еще раз поправил поясок. – Иначе это выглядело бы странно. Даже одежда из трубки поднимается, когда ты пытаешься двигаться, а уж надеть ее только на одну часть – и вовсе нелепо.

Она прикрыла рот, чтобы скрыть улыбку.

Он наклонил голову, приняв более мрачное выражение.

– Что? Ты пытаешься определить, одет я или раздет в данный момент?

Довольно унизительно, что она предположила, будто он просто ходит без штанов. Но ее забава смягчила этот первоначальный укор.

– Просто… не знаю… просто интересно думать о том, что ты беспокоишься о моде после всех этих ужасных событий. Вы нашли время, чтобы понять, что вам подойдет, а что позволит сохранить достоинство. Я знаю, что это разрушает мои представления о времени и месте, но… я полагаю, так будет лучше.

– Да, но, видимо, не намного, – пробормотал он, сузив на нее глаза. Он сделал еще один глоток чая.

– Но ты в них хорошо выглядишь.

– Для нага.

– Нет. Просто хорошо. – Она зацепилась за свободную нитку. – Ты думаешь, это означает, что в других мирах есть наги, минотавры и люди-пауки?

Он насмешливо хмыкнул.

– Кто может сказать? Меня это не удивит. Они преследуют меня в моих снах достаточно часто, чтобы быть реальными. Но здесь, в этом мире, есть только мы.

– Ты уверен в этом?

– Мир был пуст, когда пришли наши родители, бабушки и дедушки. Здесь вообще никого не должно было быть.

– О? Так… как ты все узнал? И как ты узнал, что больше никого не было?

– С нами были читатели мыслей. Пара. Они искали и искали. Посылали сигналы. Ничего.

– Все-таки мир очень большой, не так ли?

– Было бы интересным сюрпризом, если бы там был кто-то еще.

В каком-то смысле это было бы также ответом на молитву и исполнением желания.

– Могу я тогда спросить? Ты Вавтриан?

Он ненавидел этот вопрос. Ненавидел, пожалуй, больше всего в своей жизни. Но это было справедливо. Как она могла не поинтересоваться?

– Полагаю, ты можешь назвать меня Вавтрианом, – медленно произнес он, чувствуя на себе ее взгляд, – и я был искусен. Я был бы тем, кого называют Мелспа Вавтриан. Водные формы были одними из моих лучших. Мой народ здесь, мы не считаем себя таковыми. Мы разделены. Все, что нас объединяло, исчезло после открытия Разлома. Раньше я был перевертышем, но теперь не знаю, кто я. Или кем стану. Меня заперли в этой форме. В лучшем случае я смогу приспособиться и подстроить ее под себя, но меня пугает, что именно таким я буду до конца своих дней.