Текст книги "Осколки (ЛП)"

Автор книги: Джанетт Ниссенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Глава восьмая

Конец ноября

Ник положил подушки к изголовью кровати и прислонился спиной, поглядываю на Анжелу с едва скрытым юмором.

– Ну, теперь, когда мы сняли напряжение после трудового дня, Ангел, почему бы тебе не рассказать мне, что у тебя на уме всю ночь? И не пытайся отрицать это, потому что в данную минуту ты натянута больше, чем струны на новой теннисной ракетке.

Анжела застенчиво улыбнулась.

– Хорошо, что я последовала твоему совету, который ты сказал мне в ту первую ночь, никогда не играть в покер. Ничто не может скрыться от твоего взгляда, не так ли?

Он провел рукой по ее обнаженному бедру, а затем положил руку ей на задницу. Менее чем через минуту, как они прибыли к ней в квартиру после ужина, он быстро ее раздел, перегнул над кроватью и трахал сзади, сдерживаясь до тех пор, пока не заставил ее дважды кончить. Только потом он разделся сам и сказал хоть слово.

– Ничто, – согласился он. – Я понял это, как только ты вошла в «Билтмор» сегодня вечером. Так давай не будем тратить больше времени, да? Что тебя беспокоит, Ангел?

Она прикусила свою нижнюю губу, переживая за этот разговор уже несколько недель, но поняла, что больше не в состоянии откладывать. Ведь День Благодарения будет меньше, чем через неделю, и ей необходимы были от него ответы.

– Я… эм…, ну, то есть, – заикаясь начала она. – Моя семья хочет увидеть меня в следующие выходные. На День Благодарения. И я знаю, что не должна спрашивать по поводу твоих планов, когда мы встретимся, но…

– Успокойся. – Его рука мягко опустилась ей на затылок. – Я так и думал, что ты встретишься со своей семьей в выходные. И я тоже, к сожалению, проведу те выходные с моим отцом и мачехой. Один из самых немногих случаев, когда я вижусь с ними один раз в год.

– О. – Облегчение, которое она почувствовала, словно огромная тяжесть упала с ее плеч. – Хорошо, я рада. Я имею в виду, рада, что мы, наконец, прояснили этот вопрос, – поспешно добавила она. – Хотя я определенно не рада проводить День Благодарения с семьей.

Ник насмешливо приподнял бровь.

– Тогда, какого черта, ты едешь ним?

Она вздохнула, перекатываясь на бок, чтобы встретиться с ним глазами.

– Долг. Обязательства. Пагубная привычка. Этого ожидают, понимаешь? В этом году будет готовить ужин моя старшая сестра, и придет семья ее мужа, было бы странно, если бы я не появилась.

Он насмешливо фыркнул.

– Какая несусветная чушь. Тебя, на самом деле, волнует, что подумают твоя сестра и родственники?

– Ну, не совсем. – Она водила пальцем вверх и вниз по его мускулистой руке. – Просто… ну, я уже настолько отстранилась от матери и сестер, что не хочу специально делать что-либо еще, чтобы стало только все хуже, понимаешь?

Ник покачал головой.

– Не могу сказать, что понимаю, Ангел. Тем более, что я понятия не имею, почему у тебя такие напряженные отношения с ними. Может, тебе, наконец, пора выговориться и раскрыть завесу тайны.

Она сразу почувствовала, как что-то затягивается у нее в груди, только от одной идеи и решительно покачала головой.

– Нет, Ник. Я говорила тебе раньше, что мне не нравится говорить о них.

Он провел большим пальцем по ее нижней губе.

– Тем больше для тебя причин излить душу. Эй, я стараюсь никогда не говорить о своей семье, так что понимаю. Но я научился справляться со всем этим дерьмом, не позволяя, черт возьми, всему этому особо беспокоить меня, но они никогда не пытаются обвинить меня в том, что я провожу с ними мало времени. Не то, чтобы я не чувствовал определенные обязательства также, как и ты, но в твоем случае это звучит, будто дело совсем в другом.

– Да. – Она присела рядом, подсовывая подушку под спину и натягивая одеяло на низ. Он обхватил ее за плечи, и она импульсивно прижалась к нему. Это был редкий случай, когда Ник так с ней вел, проявляя хоть какое-то чувство заботы и привязанности. Обычно, проводя с ним время в постели, он был ненасытным и требовательным, ему требовалось два или более раундов агрессивного, властного секса, прежде чем он устраивал хотя бы маленький перерыв. О силе его выносливости стоило слагать легенды, он очень быстро снова становился твердым, и его выносливость, несомненно, била все рекорды. Поэтому она удивилась, что он решил отсрочить свое удовольствие, чтобы продолжить настолько нежелательный для нее разговор.

Он поцеловал ее в макушку.

– Расскажи мне. Все. Возможно я пойму все намного лучше, и смогу помочь найти тебе способ справиться со всем этим, а не все время испытывать столь разрушительные эмоции.

Анжела пожала плечами.

– Я обычно справляюсь, сохраняя дистанцию. Я обязательно звоню домой раз в неделю, если мои родители, естественно, не отбыли в очередное путешествие… и, очень однозначный разговор длится фактически пять минут или меньше. И я появляюсь дома, только когда это действительно необходимо. Хотя на каждый праздник, День рождения, юбилей или выпускной племянницы и т. д. необходимо мое присутствие. Чтобы показаться окружающим, потому что моей матери было бы слишком неловко объясняться с другими членами семьи из-за моего отсутствия.

– Я не могу поверить в то, что ты говоришь, – успокоил ее Ник. – Я хочу сказать, что твои родители должны скучать по тебе, с нетерпением ждать твоего приезда.

Она отрицательно покачала головой.

– Мой отец, да, именно он в значительной степени говорит, что думает или чувствует большую часть времени. Моей матери, кроме, чтобы поддерживать видимость в семье, могу честно сказать, было бы наплевать, если бы я даже никогда не приеезжала.

Он нахмурился.

– Видно что-то произошло между вами, чтобы у нее стало такое отношение к тебе. Что случилось?

Анжела закрыла глаза, но не смогла сдержать слезу.

– Я родилась…, – прошептала она.

* * *

– Матери было сорок, когда она меня родила. Сейчас здесь нет ничего не обычного, что женщина заводит ребенка в таком возрасте, но тогда это было не так часто. Но вопрос заключался не в этом. Когда она родила моих сестер много лет назад, она решила, что долг по детям выполнила. И поскольку Мариса и Дианна были уже подростками, мать стала более свободной, строя планы и мечтая, когда моим сестрам исполнится восемнадцать, и она сможет насладиться своей жизнью и жить своими интересами.

– Какими интересами?

– Ну, те, о которых я как-то говорила тебе за ужином, путешествия, вступление в клубы, занятия. Она даже подумывала вернуться в университет и все же получить диплом. Ей пришлось тогда бросить его, когда она вышла замуж и занялась семьей.

– Хм. – Ник с любопытством посмотрел на нее. – Почему ей пришлось отказаться от этого? Я полагаю твоей матери сейчас шестьдесят? Конечно, для женщин того поколения было очень круто поступить в университет.

– Не приличным итальянским девушкам, воспитанным очень старомодными родителями-иммигрантами, – поправила Анджела. – Моя мама была одной из семерых детей, четверо – девочки. Ее родители, особенно ее мать, была очень строгой, внимательно следила, чтобы по жизни она пошла правильным путем. С раннего возраста матери внушалось, что от нее ждут – получить хорошую постоянную работу, типа в банке или в какой-нибудь телефонной компании, удачно выйти замуж за отличного итальянского парня и завести детей. И поскольку моя мать захотела иметь другую жизнь, но в скором времени она сдалась и поступила так, чего от нее ждала ее семья.

– Это все рассказала тебе мать?

Она издала короткий, горький смешок.

– Не совсем. Мать старается говорить со мной, как можно меньше, игнорирует меня, как можно больше. Нет, все это мне рассказала… и многое другое… ее кузина Карла. Она вместе росла с моей матерью, кроме того они одного возраста, и в какой-то момент были ближе, чем сестры. Все произошло на похоронах моей бабушки, тогда мне было почти двенадцать, и Карла увидела насколько я несчастна, что мать и сестры все время избегали меня. Поэтому она попыталась объяснить из-за чего, почему она так ко мне относилась.

Анжела подняла колени к груди, обхватив их руками, чтобы почувствовать себя более комфортно, а потом продолжила:

– Когда моя мама и Карла учились в средней школе, они строили всевозможные планы на дальнейшую жизнь. И Карла на самом деле все осуществила, моя мать отказалась от своих мечтаний и вместо этого подпала под давление семьи. Карла сказала, что мать хотела поехать учиться в университет, как можно дальше от Монтерея и семьи, а потом устроиться работать переводчиком, так как свободно говорила по – итальянски в ООН или посольство. Она хотела путешествовать, наслаждаться жизнью, по крайней мере, хоть какое-то время, чтобы потом остепениться и завести семью. Вместо этого она получила работу в страховом агентстве нашего дяди, вышла замуж за моего отца в двадцать два года и забеременела два года спустя.

– Я так понимаю, что Карла пошла совершенно другим путем?

– Абсолютно. Она получила степень в Калифорнийском университете и переехала жить в Южную Калифорнию. Она работает в киноиндустрии, киноредактором. Она дважды разведена, детей нет, никаких обязательств, и по ее собственным словам: «Делает все, что, черт возьми, хочет и когда хочет».

Уголки губ Ника приподнялись.

– Я прекрасно ее понимаю. Она прямо моя родственная душа. Так вот чего хотела твоя мать, когда твоим сестрам исполнилось восемнадцать?

– Не совсем. Как бы она не верховодила моим отцом, она никогда не рассматривала развод. Думаю, ей просто хотелось получить больше свободного времени, делать что-то для себя. И она определенно не хотела и не планировала снова забеременеть. Для нее это оказался очень, очень неприятный сюрприз. Она хотела сделать аборт, совсем не желая задумываться о ребенке в свои сорок с хвостиком. На самом деле, она уже должна была отправиться на операцию. Но мой отец узнал, что она задумала.

– И дерьмо вылезло наружу, да?

– Это даже преуменьшение. Мой отец – спокойный человек, много не говорит, а если говорит, то только за себя. Но он запретил, очень жестко запретил моей матери идти на эту операцию. Сказал, если она сделает аборт, он разведется с ней и получит опеку над своими дочерями и навсегда вычеркнет ее из своей жизни. Вероятно, это был первый и единственный раз, когда он настоял на своем и ее это напугало настолько, что она согласилась на все его условия. Как оказалось, – с сожалением добавила она, – было бы лучше, если бы он просто позволил ей сделать аборт.

– Анжела. – Его голос звучал укоризненно. – Почему ты так говоришь, а?

Она закрыла глаза, ресницы были мокрыми от слез.

– Потому что это правда, – хрипло прошептала она. – Моя мать родила меня, но она не простила мне этого. Я провела двадцать два года, она полностью игнорировала меня, отталкивала, не любила. Но еще хуже было то, что сестры тоже меня все время обижали. Они считали это унизительным, что их сорокалетняя мать снова залетела, поэтому не могли привести домой ни подруг, ни своих бойфрендов. И конечно же им приходилось выполнять обязанности няни, заботясь обо мне, чтобы помочь матери. Мариса и Дианна никогда не позволяли мне забыть о том сколько всего им пришлось пропустить, пока они были подростками, потому что должны были сидеть со мной дома. Я наслушалась этого сполна.

– А разве твой отец не замечал, что происходило?

– Он много работал. Очень много. В течение нескольких лет был огромный бум на строительство, но мне кажется, что он предпочитал проводить много времени на работе, потому что моя мать в это время превратилась в настоящую стерву, нежели обычно. Она всеми способами напоминала ему, чтобы он никогда не забыл, что это была его идея завести еще одного ребенка, что именно он заставил ее это сделать. Поэтому мне кажется, что он все время где-то пропадал, потому что ему не хотелось постоянно с ней ссориться.

Ник с отвращением покачал головой.

– Возможно, я смогу понять, почему твоя мать возмущалась по поводу рождения еще одного ребенка в ее возрасте, и почему она злилась на твоего отца, который вынудил ее принять подобное решение. Но переносить свой гнев и разочарование на невинного ребенка? Господи, она, в конце концов, не первый раз рожала и не была молодой девушкой. Ей стоило отложить все свои интересы и все же заботиться о своем ребенке, ради всего святого.

Анжела грустно улыбнулась.

– Почти тоже самое ей сказала Карла, когда мне исполнилось около трех лет. Они крупно поругались, хотя последние годы уже общались не так часто. Моя мама была возмущена тем фактом, что Карла оказалась настолько смелой, что бросила вызов семье и жила той жизнью, которой хотела. И когда Карла осмелилась критиковать, как меня воспитывала мать, это оказалось последней каплей, и с тех пор между ними отношения полностью напряженные.

– Мне кажется, твоя мать очень несчастная женщина. Кстати, и завистливая.

– Да, – кивнула Анжела. – На самом деле, Карла была убеждена, что моя мать испытывала ко мне зависть. Сначала из-за того, что мой отец выбрал меня вместо нее, готов был с ней развестись из-за меня. А во-вторых, потому что я очень похожа на мою другую бабушку – маму отца. Видимо маме совсем не нравилась Нонна Изабелла.

– Осмелюсь спросить, почему?

– Я не много помню о ней, она умерла, когда мне было около шести лет, но из того, что мне рассказывали, ей не нравилось, как мама обращалась с моим отцом, как она управлялась с ним, принижала его, всегда затыкала рот. Между двумя женщина всегда чувствовалось напряжение, и моя мать отказывалась иметь с ней что-либо общее.

Ник сжал ее плечо.

– А ты похожа на нее? На твою бабушку?

– Очень. Она была высокой, как и я, как мой отец. И красивая, действительно, реально красивой. У меня есть фотография ее, на которой она была красиво одета, с уложенными волосами и макияжем, она выглядела почти так же, как Софи Лорен.

– Я хотел бы увидеть эту фотографию когда-нибудь. Я могу только представить, как сильно ты похожа на нее. – Он нежно провел губами по ее щеке. – На самом деле, именно так я хочу одеть тебя в какой-нибудь вечер, как самую сексуальную, фигуристую, итальянскую богиню экрана.

Она ухмыльнулась.

– Мне нужно набрать еще десять фунтов, прежде, чем меня можно будет считать фигуристой. Но у меня нет идей на этот счет. Я никогда не весила в своей жизни столько, сколько сейчас и я действительно не хочу прибавить еще один фунт.

– Хорошо, согласимся на сексуальную итальянскую богиню экрана. Это значит, что твои сестры не похожи на Изабеллу?

– Даже ни капли. Они выглядят точно так же, как моя мать, низкорослые, пухленькие с волнистыми каштановыми волосами, если их поставить втроем, то они могут сойти за тройняшек. Поэтому я выделяюсь, как больной палец, когда нахожусь рядом с ними. К тому времени, когда мне исполнилось девять, я уже был выше, чем они.

– Твои сестры занимались спортом, как и ты?

Анжела фыркнула.

– Боже, нет! С Марисой случился бы припадок, если бы она упала в грязь или ее волосы растрепались бы, в то время как Дианна заплакала бы, если бы в нее попали мячом или ее кто-то слишком сильно толкнули. Кроме того, моя мать предполагала, что спорт не для девушек, поэтому отдала их в балет. Мои сестры командуют над своими мужьями, точно также, как мать над отцом, история повторяется. – Она вздрогнула. – Ужасно наблюдать, как разворачиваются события. Я не хотела бы совершить такую ошибку с браком. Если я вообще когда-нибудь выйду замуж.

Ник молчал довольно долго, и она мысленно пнула себя за то, что упомянула слово «брак». Но он не выглядел раздраженным или разозлившимся, скорее всего задумавшимся.

– Что насчет детей? – наконец спросил он. – Ты хочешь семью?

– Честно говоря, я не знаю, – призналась она. – У меня было такое несчастливое детство, меня отдавали в детский сад, или я была с няней, или у родственников, фактически полностью игнорируемая матерью, когда она не могла найти кого-нибудь, чтобы оставить меня с кем-то, поэтому у меня нет модели для подражания, знаешь ли? Не думаю, что я много знаю о воспитании детей. И учитывая мои паршивые гены, я, вероятно, испортила бы все.

– Сомневаюсь, – мрачно произнес Ник. – В тебе есть способность к любви и состраданию, Ангел. Думаю, ты бы стала полной противоположностью суки с холодным сердцем, которой была твоя мать.

– Возможно. Но я не задумываюсь об этом в ближайшее время. В отличие от моей матери, я не позволю ничему встать на пути реализации своей мечты. Я закончила университет, играла в олимпийской команде, устроилась на работу по своей профессии.

– Они гордятся тобой?

– Сомневаюсь в этом. О, мой отец, вероятно, гордится, но он скрывает все в себе, мало этого выражая. Но никто из них не был в восторге, когда я поступила в Стэнфорд, и не позвонил, чтобы поздравить меня, когда команда выиграла золотую медаль.

Он нахмурился.

– Не позвонили тебе? Разве они не присутствовали на Олимпиаде, чтобы смотреть игру?

Она отрицательно покачала головой, отвернувшись, чтобы он не увидел столь очевидную боль в ее глазах.

– Нет. Я даже не уверена, что кто-то из них смотрел игру по телевизору. Мои родители тогда отправились в круиз по островам Греции, поэтому ни одна сестра не смогла бы приехать на игру без мужа и детей на буксире. Лорен хотела приехать, но ей предложили стажировку тем летом, которая может быть один раз в жизни, я заставила ее принять ее.

Ник скользнул рукой в ее волосы, подняв ее голову, и стал поцеловать ее слезы.

– Если бы я знал тебя тогда, – прошептал он, – я бы свернул небеса и землю, но приехал бы к тебе, и аплодировал бы, праздновал бы вместе с тобой. Ты гораздо важнее, чем дурацкий круиз.

Анжела уцепилась за него, спрятав свое лицо у него на шеи, и молча заплакала.

– Я тоже бы хотела быть знакомой с тобой тогда, – вздохнула она. – Эти последние два месяца с тобой… они… они такие великолепные.

Она собиралась сказать ему, что это время, проведенное с ним, самое лучшее за всю ее жизнь. Но она чувствовала, несмотря на его нехарактерную доброту и нежность сегодня вечером, он не захочет услышать такую сентиментальную чушь, и поэтому, как обычно, она сдержала свои чувства в себе.

Он потер ее затылок.

– Да, это было хорошее время, Ангел, не на что жаловаться. – Он пропустил через пальцы длинную шелковистую прядь ее волос, и снова замолчал. Она закрыла глаза и попыталась подавить бурные эмоции, которые вызвали этот разговор. Она никогда никому не рассказывала о своей семье, даже близнецам. Лорен и Джулия знали, что ее мать всегда была холодной, отстраненной стервой, но она никогда не говорила им истинной правды – Рита Дель Карло была остановлена только угрозой развода в течение двадцати четырех часов от аборта своей младшей дочери. Ей было слишком стыдно, слишком горько признаваться кому-то в этом, даже лучшим подругам. В конце концов, Лорен и Джулия имели двух добрых, любящих родителей, и они пришли бы в полный ужас, узнав, что собственная мать Анжелы так хотела избавиться от нее.

Но Анджела почувствовала, что ее откровение не смущает Ника, и из нее лились слова в основном автоматически, и хотя он не доверил ей о себе ни единого факта, хотя он продолжал выдерживать непреодолимые эмоциональные барьеры между ними, и она понимала, что только вопрос времени, когда он покинет ее навсегда, она также понимала, что он единственный человек в ее жизни, кому она доверила свой секрет. Возможно, из-за того, что она подозревала, что его собственное детство было таким же несчастливым, как и ее, хотя он никогда об этом не говорил.

Он долго молчал, она почти заснула. А когда он снова заговорил, ей показалось, что его слова звучат как-то неестественно, словно он тщательно их подбирал.

– Итак, мне любопытно, – начал он. – Все, что ты рассказала мне о своей матери, как она не хотела тебя, не обращала на тебя внимания, как перекладывала заботу о тебе на всех остальных. Когда она была с тобой, она была строгой? Она наказывала тебя, заставляя соблюдать правила?

Анжела недовольно фыркнула.

– Хах! Для этого нужно обращать внимание, чтобы устанавливать правила, а когда моя мать была вынуждена заботиться обо мне сама, ей, черт побери, было совершенно все равно, что я делаю. И, естественно, чтобы привлечь ее внимание, я все время… ломала вещи, пачкала, отказывалась есть, смывалась из дома в вечернее время, когда стала старше. Ей было все равно, она даже этого не замечала. Через некоторое время я перестала пытаться. Я имею в виду, быть сорванцом или нарушать правила хорошо, если кто-то реагирует на это. А так какой толк?

Ник кивнул.

– Я так и думал. Это многое объясняет.

Она повернула голову, озадаченно посматривая на него.

– Что объясняет?

Он повалил ее обратно на подушки, возвышаясь, подняв ее руки над головой, соединив ее запястья в своей хватке.

– Например, почему ты согласилась повиноваться мне, следовать моим правилам, – пробормотал он. – Это первый раз в твоей жизни, что кто-то пытается диктовать тебе свои условия, не так ли? И почему тебе это так нравится.

Она подумала отрицать, почти стыдясь признаться, что он прав, но знала, что врать ему не может.

– Да, – прошептала она. – Именно поэтому.

Ник пробежал языком по ее шеи, затем резко укусил за мочку уха.

– Повезло мне, – промурлыкал он.

А потом он надел на ее запястья кожаные манжеты на флисовой подкладке, и закрепил их на планке, шепча каким именно правилам она должна подчиниться сегодня.