Текст книги "Двенадцать ворот Бухары"
Автор книги: Джалол Икрами
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Военачальники ушли, а Махсум подозвал Сайда Пахлавана.
– Немедленно приведите сюда Асо!
Сайд Пахлаван бросился выполнять поручение. Наконец Асо получит свободу. Как счастлива будет Фируза!
Глава 10
…Асо между тем сгорал от нетерпения. Сайд Пахлаван успел ему сообщить, что Фируза здесь и что Асад Махсум готов, кажется, его отпустить…
– Выходи-ка, Асо-джан! Махсум приглашает, сейчас все решится… Караульный собрался было вести Асо под ружьем, но Сайд Пахлаван сделал знак – отставить, и тот, весьма довольный, что выпала свободная минута, пошел к себе.
Только теперь, при свете дня, было видно, как побледнел и похудел Асо, но лицо его светилось радостью, он предвкушал освобождение.
В мехманхане сидела Фируза с накинутой на голову паранджой, но с открытым лицом. Она разговаривала с Махсумом. На мгновение жало ревности пронзило сердце Асо, но он тут же опомнился и бросился к ней с распростертыми объятиями.
– Здравствуй, здравствуй, – восклицал он, обнимая ее. – Довелось все же увидеть тебя, наступил долгожданный день.
– А ты что думал? – улыбаясь, сказал Махсум. – Мы просто избавили тебя на несколько дней от житейских забот, от семейных дрязг и поселили здесь как гостя. Вот и все.
Фируза всматривалась в дорогое лицо и старалась успокоить мужа.
– Не волнуйтесь, не волнуйтесь! Ну, как вы?
Но Асо не мог сдержать гнева. Обратившись к Махсуму, он резко сказал:
– Спасибо вам за такое гостеприимство. Посмотрел бы я, что бы вы сказали, если бы я посадил вас таким гостем у себя.
Махсум рассмеялся.
– А я ничего бы не сказал! – С этими словами он подошел к Фирузе и Асо и продолжал: – Ну хорошо, прошу прощения. Я ли виноват, мои ли помощники, все равно, произошла ошибка, досадное недоразумение. Снова прошу простить. Я все объяснил Фирузехон, она поняла и простила. Надеюсь, и ты не затаишь обиду. Больше это не повторится.
– Дай бог чтобы не повторилось, – сказала Фируза. – Теперь это недопустимо! Мы вышли из-под гнета эмира, обрели свободу не для того, чтобы снова лишиться ее! Таких вещей больше терпеть не будем!
– Будьте уверены! Я и мои люди днем и ночью стоим на страже, чтобы вам спалось спокойно, чтобы вы были здоровы… А теперь вам, должно быть, очень хочется домой… Я распорядился, у ворот ждет фаэтон, он вас доставит. А вот это – небольшой подарок! – обратился Махсум к Асо и, взяв из рук Сайда Пахлавана бекасамовый халат, накинул ему на плечи. Не обделил он и Фирузу, преподнеся ей большой шелковый платок.
Фируза поняла по выражению лица Асо, что он хочет отказаться от подарка, и, забегая вперед, быстро заговорила:
– Зачем было беспокоиться, нам ничего не нужно… Но раз уж дядюшка Сайд Пахлаван принес, спасибо вам!
До самых ворот проводили Асо и Фирузу Асад Махсум, Сайд Пахлаван, Наим Перец и усадили в красивый пароконный фаэтон. Там уже давно поджидал Мирак.
– А вы, отец? – спросил он Сайда Пахлавана.
– Я приеду завтра. Передай привет маме.
– Передам!
Сайд Пахлаван подал знак кучеру, и фаэтон тронулся. Фируза и Асо, прощаясь, поблагодарили верного друга взглядом.
Бухарский Центральный Исполнительный Комитет был размещен и доме кушбеги, находившемся в бывшей резиденции эмира – в Арке счастью, этот дом не был разрушен.
Площадь была замощена булыжником, от нее шла широкая улица, оканчивавшаяся базаром, был там и хауз и подле него мечеть. Над воротами в Арк была вывеска, написанная арабскими буквами ил тюркском языке: «Бухарский Центральный Исполнительный Комитет». Гам же находилась площадка, где стояли большие часы со стрелками длиной в метр.
По праздникам на этой площадке били барабаны.
У ворот Арка стояли на страже два милиционера, но люди свободно входили туда – подать заявление, посоветоваться по какому-нибудь вопросу.
Правда, ходили немногие, – видно, еще сильна была память, когда в Арке была резиденция эмира.
Мехманхана Рахимхана была расположена в верхней части крепости, эдть сохранились айван и мраморный трон; их разрешали осматривать.
По у ворот дома кушбеги тоже стояли милиционеры, и людей туда впускали, лишь узнав о цели прихода.
Та сторона, где в свое время находились гарем и покои жен эмира, стрела, вход туда был забит досками.
Большая мехманхана в бывшем доме кушбеги стала кабинетом Исполнительного Комитета. В день, о котором пойдет речь, там шло важное заседание: обсуждалась деятельность Асада Махсума. К сожалению, на этом заседании отсутствовал Файзулла Ходжаев, уехавший по срочным делам в Москву. Как ни старался Хайдаркул оттянуть это обсуждение до его возвращения, руководство Центрального Исполнительного Комитета не посчиталось с его доводами.
Председательствовал Абдухамид Муиддинов, крупный государственный деятель Бухарской народной республики; он отличался проницательным умом и умением лавировать. Конечно, у него были завистники, противники, и для борьбы с ними он нуждался в людях, подобных Асаду Махсуму.
Первый вопрос на этом заседании касался просвещения и отправки учащихся за границу. Докладывал назир Кори-Юлдаш Пулатов.
– Мы открыли учительский институт, подготовительные курсы… Надо поскорее подготовить учителей для школ, для учреждений – разного рода служащих, специалистов для народного хозяйства. К сожалению, мы не идем в ногу со временем, у нас не хватает работников. Если мы будем их обучать только своими силами, пройдет немало времени… Поэтому мы решили послать нескольких товарищей за границу… Сейчас – в Москву, в Ташкент… А несколько позднее – в Германию и в Турцию.
– Еще неизвестно, примут ли Германия и Турция наших людей, – сказал Усманходжа.
– Примут! – уверенно ответил Кори-Юлдаш. – Мы вели переговоры через наших представителей. Министры просвещения этих стран дали согласие. Конечно, придется платить за обучение, нужны будут учащимся деньги и на жизнь… Мы все подсчитали и включили в смету.
– А зачем посылать так далеко, в Германию? – спросил Хайдаркул. – В России много университетов, в Петрограде, Казани, Харькове, Баку…
– И туда пошлем учащихся. Некоторые давно уже уехали в Баку. Учатся наши и в Москве и в Петрограде… еще пошлем. Но в Германии хорошо готовят специалистов – инженеров, врачей…
В Турции нашим людям легче будет с языком.
– Сколько человек вы намерены послать за границу? – спросил председатель. – И как вы их отбираете? Откуда?
– Все это изложено в представленном нами проекте. В Германию направляется восемьдесят человек, в Турцию – сто, в Россию – двести. Отбором будет заниматься специальная комиссия… Пошлют за границу самых успевающих и выдержанных.
Этот вопрос был рассмотрен всесторонне, и основной план принят с тем, что руководство исполкома еще тщательно изучит его.
Следующим вопросом стояла работа Чрезвычайной окружной комиссии.
– Асад Махсум, Окилов, Исмат-джан здесь? – спросил, как полагалось, Абдухамид Муиддинов. – Очень хорошо! Прежде чем предоставить слово товарищу Хайдаркулу, председателю проверочной комиссии, должен заявить, что Чрезвычайная окружная комиссия хорошо выполняет свои обязанности. Басмачи, бесчинствовавшие раньше, до создания этой комиссии, укрощены. Население, жившее в постоянном страхе перед басмачами, обрело покой, оно избавлено от злейшего своего врага и грабителя – курбаши Джаббара. Этим мы обязаны энергии, самоотверженности и личной храбрости Асада Махсума. Надеюсь, что при обсуждении работы комиссии члены Центрального Исполнительного Комитета учтут это. Прошу вас, товарищ Хайдаркул!
Хайдаркул был весьма озадачен выступлением председателя. Проверяя дела Чрезвычайной окружной комиссии, он окончательно убедился в коварстве, хитрости и двуличии Асада Махсума – и вдруг такая высокая оценка его работы, ему чуть ли не выносится благодарность! О чем же в первую очередь говорить? Среди собравшихся есть члены Коммунистической партии, неужели же они, носящие на груди партбилет, поддержат Махсума?! Какова цель у председателя, кому это нужно? Главное – интересы народа, революции, и он, Хайдаркул, будет говорить правду, только правду! Расскажет все что видел, все что узнал.
Перелистав свои заметки, Хайдаркул начал говорить:
– Уважаемые товарищи, члены Центрального Исполнительного Комитета! По поручению вашему и правительства Бухарской республики специальная комиссия в составе Низамиддина Хакимова и меня изучила дела Чрезвычайной комиссии по борьбе с басмачеством в окрестностях Бухары.
Эта комиссия в какой-то мере выполняет свои задачи. Большим ее достижением является победа над шайкой головорезов-грабителей, возглавлявшейся курбаши Джаббаром. Известны и другие ее победы… Однако Асад Махсум со своими подручными, имея по роду своей работы широкие полномочия, неоднократно злоупотреблял своим положением и правами…
– Например? – прервал Хайдаркула председатель.
– Сейчас скажу. Например, нельзя расстреливать сдавшегося человека, это верх жестокости! Противоречит советскому закону. Подрывает и глазах народа авторитет Советской власти, становится оружием в руках ее врагов. По какой причине Асад Махсум расстрелял сдавшегося ему курбаши Джаббара и его ближайших помощников? Этот поступок Асада Махсума комиссия считает незаконным, вредным для Советской власти…
– Еще скажете – контрреволюционным?
– Я назвал его незаконным, бессмысленно жестоким. Присутствующие на заседании заволновались, стали переглядываться,
шептаться…
– Товарищ Хайдаркул! – обратился к нему председатель. – Предоставьте вынесение приговора Центральному Исполнительному Комитету и знайте, что курбаши Джаббар был расстрелян после нашего утверждения. А сейчас изложите результаты вашего обследования.
У Хайдаркула был большой запас фактов. Он рассказал об пытках, которым подвергали многих невинных людей, о налетах мирных дехкан.
Нашей комиссии стало известно, что Асад Махсум и его подчиненные держали население в страхе, нападали на людей ночью, арестовывали их, убивали… Из таких мест, как Каждумак, Вабкент, Гиждуван, многие в другие пункты. А иные даже примкнули к басмачам.
У вас есть доказательства? – спросил председатель.
Есть свидетели, потерпевшие…
– Некоторых мы обнаружили в тюрьме у Асада Махсума.
– Все они – враги Советской власти! – воскликнул Асад Махсум.
– Сейчас легко найти лжесвидетелей… – Вставил свое слово Муин-джан.
– Так! Продолжайте! – сказал председатель.
Приведя еще ряд фактов беззакония, Хайдаркул закончил:
– Мы пришли к такому решению: просить Центральный Исполнительный Комитет, чтобы он распустил комиссию по борьбе с басмачеством в окрестностях Бухары, а вместо нее укрепил и усилил органы милиции во всей округе. Надо также наладить агитацию и пропаганду.
У нас работает ЧК в Бухаре. К чему еще ЧК в округе! Их надо объединить, укрепив свежими силами. Сейчас получается так, что Окружная комиссия вмешивается и в городские дела, сажает неугодных ей людей… Полный произвол! Не насилием и гнетом укрепляют Советскую власть, а справедливостью и соблюдением закона. Вот наша основа! Тот, кто нарушает ее, наносит непоправимый вред! Тот либо глупец, либо враг!
Закончив этими словами речь, Хайдаркул сел на свое место.
– Теперь послушаем другую сторону, – объявил председатель. – Дадим слово председателю Чрезвычайной окружной комиссии, а потом перейдем к прениям. Прошу вас, товарищ Асад Махсум.
Лицо Асада выражало полное равнодушие ко всему, что говорилось на этом заседании. Он встал, провел рукой по бороде и усам, вскинул голову, обвел всех присутствующих сверкающим взглядом и обиженно заговорил:
– Что же мне сказать?.. Благодарю правительство республики, Центральный Исполнительный Комитет за проверку моей работы, заботу обо мне… Но если такие проверки будут повторяться, то нам ничего больше не останется, как передать все дела этой комиссии, уйти восвояси, искать другую работу для пропитания. Вот так проверочная комиссия! Назвать нашу самоотверженную революционную деятельность незаконной! Кто обезопасил окрестности Бухары от басмачей, дал возможность людям спокойно жить и трудиться? Кто без потерь разоружил курбаши Джаббара и его шайку? Но курбаши Джаббар не сдался, нам стало известно, что он с тремя своими головорезами собрался бежать и разбойничать по-прежнему. Мы были вынуждены разделаться с ним – врагом народа, врагом революции! А я за это должен отвечать?! Я не стану отводить все обвинения и придирки товарища Хайдаркула, скажу только, что моя комиссия смело и добросовестно несла свои революционные обязанности. Если и случались погрешности, недоразумения, то какое же большое дело обходится без них? Сам Хайдаркул хорошо знает, что не бывает революция без жертв. Но выступление его здесь, все мелкие придирки имеют свою подоплеку. Это обстоятельство чисто семейное. Дело в том, что я спас от басмачей его племянницу и по взаимному желанию мы вступили в законный брак.
– Сейчас речь не об этом! – воскликнул Хайдаркул.
– Нет, именно об этом! По этой причине вы выступили против меня, объявили нарушителем закона, деспотом и еще бог знает кем! Только из-за этого, иных недоразумений между нами не было. Но недаром говорят – сперва расспросите, а потом уж казните. Я не принуждал вашу племянницу к браку, она по доброй воле вышла за меня, и мать ее дала согласие.
Исполнительный комитет может проверить.
– Разрешите! – сказал, подняв руку, черноглазый молодой человек, сидевший рядом с Хайдаркулом. Это был Хакимов, работавший от бухарского народного правительства и Центрального Комитета Бухарской Коммунистической партии при Российском представительстве. По предложению Куйбышева он принимал участие в проверке работы комиссии, возглавляемой Асадом Махсумом.
Председатель дал слово Хакимову.
– Нехорошо, – сказал тот, – смешивать личный вопрос с общественным и политическим. Хайдаркул не один был в проверочной комиссии, и то, что он здесь доложил, не только его мнение. Я могу дополнить его, подтвердить, что Чрезвычайная окружная комиссия действительно злоупотребляет своими правами. До представительства Третьего Интернационала, до Российского представительства тоже дошли жалобы. В самом городе Бухаре происками Асада Махсума оклеветаны и арестованы десять человек разных профессий. Поступила жалоба от профсоюзной организации водоносов, от депо станции Каган и так далее…
Слова Хакимова заставили председателя призадуматься. Он сам недолюбливал Асада Махсума. Его раздражали наглость, резкость и легкомыслие этого выскочки. Но, будучи человеком умным и осторожным, он учитывал, что Махсум располагает военной силой, которую в случае необходимости можно быстро направить против недругов. А главными недругами своими Абдухамид Муиддинов считал Файзуллу Ходжаева и левых коммунистов. Справедливости ради надо сказать, что он ничего не знал о контрреволюционных замыслах Асада Махсума.
Из выступления Хакимова он понял, что Асад дошел до крайности, его проделки получили широкую огласку. Вот даже Куйбышев и этот Хакимов шают о его проступках… Как-никак представители столь ответственных учреждений! Это весьма неприятно. Абдухамид не хотел портить отношений с Российским представительством. Нужно прежде всего приглушить шепоток вокруг Асада Махсума и вообще постараться, чтобы игра была
Тут взял слово один из членов Центрального Комитета Бухарской Коммунистической партии и, ко всеобщему удивлению, не поддержал критиковавших Асада; это окрылило его сторонников.
Я не могу согласиться с устрашающими выводами товарища Хайтркула, – сказал он. – Окружная комиссия создана по инициативе Центрального Комитета Бухарской Коммунистической партии… Басмачи все <чце действуют… Враги Советской власти не сложили оружия, наоборот, их становится все больше, и распускать комиссию по борьбе с ними преждевременно! Что до расстрела курбаши Джаббара, то это решение не одного Асада…
Считаю нужным довести это до сведения товарищей. Наряду этим хочу отметить, что Асад Махсум и его люди действительно иногда, ведая о том или не ведая, злоупотребляют своими правами. Нужно умен» разбираться в людях, быть бдительными и прежде всего думать народа и Коммунистической партии выступили еще несколько человек. Одни в защиту Асада, другие против него. Сторонники напирали на то, что он смел, беззаветно предан делу революции и укреплению Советской власти, что жалобы на него продиктованы врагами, и все в таком роде. Последним говорил председатель.
– Думаю, что дело для всех ясное: товарищ Асад Махсум, Исмат-джан и Окилов работали энергично, преданно и смело. Но иногда доходили до крайностей, злоупотребляли своими правами. Курбаши Джаббар заслужил свою участь, но не нужно было так торопиться с расстрелом… Нельзя также вмешиваться в дела города без согласования с ЧК – Это относится и к Кагану, особенно когда дело касается не подданных Бухары. Итак, мое предложение сводится к следующему: распустить нынешний состав Чрезвычайной окружной комиссии, но с тем, чтобы товарищи оставались на этой работе вплоть до назначения новых людей. И пусть они знают, что все наши организации – и Исполнительный Комитет, и Центральный Комитет Коммунистической партии – следят за их деятельностью. Они должны быть бдительными, дисциплинированными, ответственно относиться к делу. И если в ближайшее время они покажут себя таковыми, то возможно, что мы изменим решение.
Хайдаркул, Хакимов, Низамиддин и еще несколько человек голосовали против этого решения, но оно было принято большинством голосов.
Третий вопрос повестки дня посвящен был созданию армии из местного населения.
– Уважаемые товарищи, господа, прежде чем перейти к обсуждению этого вопроса, я предлагаю дать слово редактору газеты «Бухоро ахбори», господину Мухаммаду Сайду, уважаемому литератору. Он прочтет отрывок из своего произведения, который явится как бы предисловием к обсуждаемому вопросу.
Сидевший неподалеку от двери Мухаммад Сайд Ахрори поднялся с папиросой в руке, подошел к столу председателя и стал подле него. На носу поблескивало золотое пенсне, он пристально смотрел на присутствующих до тех пор, пока они не замолчали и не обратили свои взоры к нему. Это был человек небольшого роста, худощавый, смуглолицый, скуластый, большеглазый, нос картошкой. На нем был костюм из прекрасного сукна, на жилетке висела золотая цепочка. Обут он был в английские сапоги на пуговицах, голова не покрыта, редкие с проседью волосы зачесаны назад.
Родом из Туркестана, он некоторое время учился в Турции, отбывал там военную службу, стал офицером, женился на турчанке и привез ее в Бухару. При бухарском правительстве он получил должность редактора первой послереволюционной газеты «Бухоро ахбори». Осуществилось самое большое его желание – он из номера в номер печатал в газете свои произведения. Пессимистические, путанные в идейном отношении, они, видимо, пришлись кому-то по вкусу; не случайно их автору дали слово до того, как перешли к обсуждению важного вопроса.
– «Бесконечная зима…» – начал читать Ахрори и снова посмотрел на слушателей.
Все молчали, ожидая, что будет дальше. Асад Махсум не выносил подобного рода литераторов и поэтов, он изнывал от скуки, слушая их благоглупости. Это сразу видно было по его лицу, он выразительно посмотрел на своих товарищей и тяжело вздохнул.
– «Глубокая зима, – продолжал читать Ахрори, – поникли цветы и ветви деревьев, лужайка в слезах, тьма во всем мире… Но день придет – и оживут увядшие цветы, озаренная жарким солнцем природа снова будет прекрасна… Увы, мне не увидеть ее расцвета, душа моя уйдет в подземное царство, пожелтевшая, увядшая, холодная… О сердце, тебе не знать весны своей…»
Сайд Ахрори поклонился и пошел на место под гробовое молчание слушателей. Через минуту раздались жидкие аплодисменты.
– Это уже напечатано? – спросил Хакимов. За автора ответил председатель:
– Да, в девятом номере «Бухоро ахбори».
– Разрешите мне сказать… – взял слово Хайдаркул. – Вопрос о призыве в ряды Красной Армии местного населения очень серьезен… Его давно пора бы поднять… А занялись им только сегодня. Но позвольте спросить, какое отношение имеет к столь важному делу только что прослушанный нами литературный отрывок, полный «охов» и «ахов», пронизанный безнадежностью? Мы переживаем весну революции, весну нашей жизни, а автор этого отрывка говорит о зимнем мраке, разочаровании… По-моему, не стоило печатать эту вещь, пропагандировать ее просто вредно… Тем более читать ее в исполнительном комитете перед обсуждением вопроса первостепенной важности.
– Вы, значит, не поняли нашей цели! – сказал Усманходжа. – Этот отрывок говорит о том, что может нас постигнуть, если мы не встанем на защиту нашей республики, на защиту весны революции. Что будет, если яростный тайфун сметет с лица земли юные бутоны нашей свободы? Революционная Бухара, наша свободная независимая Бухара подобна весеннему цветку, и, если на него подуют сильные северные бураны, он может погибнуть. Потому так важен третий вопрос нашей повестки дня. Мы должны иметь большую военную силу для защиты нашей родины, для сохранения ее независимости. Конечно, Россия и Туркестан могут нам помочь в этом деле. Но сейчас на Россию со всех сторон наступают белые и иностранные войска… Мы не только не можем просить у нее помощи, но ел ми должны помочь ей силами своей армии. Предлагаю принять этот закон!
В обсуждении вопроса приняли участие несколько человек. Низамиддин, например, сказал, что он не против призыва в армию местного населения, но торопиться не нужно. Народ невежествен, неграмотен… Получив оружие в руки, может направить его против нас. Сначала нужно просветить народ, а потом уж призывать в армию.
На это ответил Хайдаркул.
Нечего бояться народа, сомневаться в нем, – сказал он. – Трудовой народ получил свободу, счастье. Их дала ему Советская власть. Он никогда не направит против нее свое оружие. Народа боится лишь тот, кто не знает, кто далек от него. Большевики всегда с народом, они за припаи местного населения на военную службу, за то, чтобы создана была имеете с нашими воинами единая, объединенная с русской, Красная Армия
– Нет, мы создадим свою армию, – твердо сказал Усманходжа.
– У нас нет оружия, учителей и командиров, – возразил Хайдар-кул. – Хотим мы этого или не хотим, придется прибегнуть к помощи России.
Прения разгорелись. Пришлось в конце концов принять предложение Хайдаркула, так как ясно было всем, что оружия не хватает. Усманходжа шепнул было Муиддинову: а не сказать ли, что оружие можно купить за границей, у немцев или англичан? Муиддинов отнесся отрицательно к этому и посоветовал сидеть тихо и молчать.
– Я очень рад, – сказал, заключая прения, председатель, – такому решению. Поскольку вопрос принят Советом назиров, надо поручить ему создание Военного назирата. На следующей неделе надо установить порядок призыва в армию. В то же время должен отметить, что кое-кто у нас загибает влево. Они считают себя хозяевами положения: революцию, мол, они совершили. Нет, это не так! Бухарская республика не бедна преданными руководителями. Я считаю нужным призвать к порядку товарища Хайдаркула… На заседаниях Центрального Исполнительного Комитета нужно вести себя поскромнее.
– Позвольте и мне… – встал Низамиддин. – Товарищ Хайдаркул сказал, что мы далеки от народа, не знаем его… Назвал Асада Махсума контрреволюционером, Мухаммеда Сайда – вредным пессимистом… Это оскорбительно!
– Да, да! – подал реплику Сайд Ахрори. – Я хоть и не выступал по этому поводу, но решил написать о господах левых уклонистах.
– Я предлагаю этих господ исключить из состава Исполнительного Комитета, – сказал Усманходжа.
Все взглянули на этого приземистого, круглолицего человека. Раньше он был одним из активистов партии младобухарцев. Когда она слилась с партией коммунистов Бухары, младобухарцы провели его в Центральный Комитет, где он и был назначен заведующим орготделом. Он почему-то сразу невзлюбил Хайдаркула и препирался с ним по каждому поводу, стремясь подорвать его авторитет.
– Левые загибы товарища Хайдаркула всем известны. Товарищ Хайдаркул, коммунист, большевик, оказал услуги революции – не спорю… Но это еще не дает ему права охаивать честных людей на таком важном и ответственном собрании. Газета «Бухоро ахбори» отражает и пропагандирует взгляды, установки и решения бухарского революционного правительства. Руководят газетой коммунисты. Значит, все, что там печатается, одобрено ими. Очевидно, он забыл об этом, если решился так выступить. Недопустимо! Я заявляю собранию, что мы обсудим этот вопрос в Центральном Комитете и товарищ Хайдаркул получит серьезное предупреждение.
Снова разгорелись жаркие прения.
Выступление Усманходжи грозило Хайдаркулу исключением из состава Исполнительного Комитета. К счастью, его поддержал ряд товарищей: Хакимов, Аусаидов, Орипов.
Сам Хайдаркул промолчал, он сидел растерянный, подавленный. Зато Асад Махсум торжествовал. Его глаза сверкали от радости, и огоньки, пробегавшие в них, сулили недоброе…
Исполнительный комитет заседал допоздна. Как только вышли из Арка, Хайдаркул, попрощавшись с товарищами, пошел домой один. Ему предстояло пройти кварталы Куш-медресе, Мирдустим и Хиёбон. Похолодало. Небо закрывали облака, вид города наводил тоску. Людей на улице было мало, хотя вечер еще не наступил.
Через мост Равгангарон по направлению к Куш-медресе проходила одна из самых главных улиц города; сейчас она пребывала в запустении, никто ее не подметал, не поливал. Впрочем, и воды в Шахруде не было. Вот и Шахруд! Хайдаркул вспомнил, как некогда, спасаясь от людей мир-шаба, он шел по руслу реки до самого хауза Арбоб… Каких только трудностей и лишений он не испытал!.. Служба в медресе… Сумасшедший дом Ходжа-Убон… Сам притворялся сумасшедшим… Арест, ссылка, Сибирь… И борьба, борьба, научившая многому… Наконец революция! Кто вершил ее и кто стал у власти?! Мирзо Муиддин, Усманходжа, Асад Мах-сум, Низамиддин, Ходжа Хасанбек… Один печется о своих миллионах, другой стремится к высоким чинам, третий ведет разгульную жизнь… А Асад Махсум улещивает: «Милый мой, душа моя», превратил их всех в ослов и ездит верхом. Кто скажет, какую беду принесет он завтра народу? Они знают это и все же оставили его на таком ответственном посту. Досадно, что не было сегодня Файзуллы Ходжаева! Сторонники Аса да составляли большинство. Эти люди могли бесчинствовать, возвести на Хайдаркула любую напраслину, исключить из состава исполкома… Более того, могли даже арестовать. В общем, куда ни кинь, всюду клин.
На улице Куш-медресе с Хайдаркулом поздоровался какой-то человек и милицейской форме, с револьвером за поясом. Чем-то знакомо было его лицо, но Хайдаркул, лишь пройдя порядочное расстояние, вспомнил, что нидел его в миршабхане. Итак, этот человек миршаба стал теперь милиционером, получил в руки оружие. Скажите ему наперекор хоть слово, он пригрозит вам револьвером, отведет в милицию, посадит вместе с ворами-карманниками!
Дойдя до квартала Мирдустим, Хайдаркул невольно повернул к дому Оймулло. Ему захотелось повидать Асо и Фйрузу, отвести с ними душу, прежде чем идти в свое одинокое жилье.
Асо и Фируза только что пришли с работы и готовили на балахане обед. Фируза резала мясо, Асо колол дрова для печки. Хайдаркулу они очень обрадовались.
Я все думала, что мне готовить, – весело сказала Фируза, – с вашим приходом стало ясно.
Ну, только немного шахского блюда, – улыбнулся Хайдаркул.
Добро пожаловать, желанный гость, – сказал Асо, неся в руках охапку дров. – Садитесь, пожалуйста. Я затоплю печь, а Фируза-джан сделает плов.
Не попрекайте за беспорядок в нашем убогом жилище, – скала Фируза. – Руки не доходят до уборки… Рано утром спешим на работу, возвращаемся поздно вечером…
Понятно, ответил Хайдаркул.
– Самовар, наверное, уже закипел, заварите чай, – попросила Фируза Асо.
Когда он принес чай, Хайдаркул ловко резал морковь тонкими стружками, а Фируза чистила рис.
– Вот так-то, друзья, – задумчиво сказал Хайдаркул, беря из рук Асо пиалу, – не зря говорят, что принесший воду унижен, а разбивший кувшин возвышен…
– Как прошло заседание? – спросила Фируза.
– Что ж… неплохо… м-да.
И Хайдаркул коротко рассказал, что там было.
– Интересно, как бы отнеслись к этому Куйбышев и Файзулла Ходжаев, – заметил Асо.
– Думаю, что огорчились бы…
– Разве не в их власти употребить военную силу, прекратить бесчинства Асада Махсума, арестовать его, наконец?!
– Куйбышев никогда на это не пойдет, – веско сказал Хайдаркул. – Он не вмешивается во внутренние дела Бухарской республики. Вот если бы бухарское правительство просило о помощи, то…
– Ну и просите! – воскликнул Асо. – Вы ведь и есть правительство.
– В конце концов придется…
– Беда с этим Асадом Махсумом!..
– Мало сказать беда, – вставила Фируза. – Он колдун! Видели бы вы, как он околдовал Ойшу и ее мать… Вот он и членов исполкома заставляет плясать под свою дудку.
Асо рассмеялся.
– А и правда, я еще не все знаю об Ойше и Раджаб-биби. Так ты говоришь, что Ойша забыла Карима? Своего любимого? – спросил Хайдаркул.
– Она помолилась за упокой его души! – многозначительно ответила Фируза. – Асад ее уверил, что Карим умер. Узнав, что он жив, она едва не потеряла сознание, ночами, наверное, не спит…
– Изменница!
– Не судите так строго! У нее было безвыходное положение. Ойше трудно приходится…
Хайдаркул махнул рукой.
– Ладно, пусть будет так, ей же хуже, Махсум никого, кроме себя, не любит.
– Ойшу он любит! – уверенно сказала Фируза. – Я убедилась в этом. Хайдаркул перевел разговор на другое:
– Карим поправляется. Я получил от него письмо.
– Где он?
– В Самарканде, в больнице… Весной вернется.
– Лишь бы выздоровел, – сказала Фируза и встала, чтобы пойти за пловом.
– Карим, вернувшись, сам разделается со своим врагом, – сказал Асо.
– Если до тех пор Асад Махсум жив будет, – сказал Хайдаркул.
– А кто его тронет, – вставила Фируза. – Такого никакая беда не коснется…
– Правильно говоришь, – поддержал ее Хайдаркул, – плохого никакая беда не коснется… Я устал, друзья мои. Подам в отставку, уйду. Поработал, не довольно ли?
– Хорошо, но раньше я плов принесу, а потом уже подадите в отставку, – улыбнулась Фируза.
Она вышла во двор. Наступил вечер, во мраке светились лишь угольки очага. Прежде чем снять крышку с казана, где варился плов, Фируза протерла блюдо, поставила поближе к очагу, чтобы согрелось, вымыла шумовку… Пусть плов еще поварится, дойдет как следует. Мысли путались, то и дело возвращались к Хайдаркулу. «Устал я, уйду с работы…» – сказал он. Эти слова ошеломили ее, для Асо, для нее Хайдаркул был само воплощение революции. Он научил их жить и бороться за Советскую власть. Он вершит самое справедливое дело на земле. Как же могло случиться, что этот человек, у которого нет другой цели, кроме полной победы революции, хочет уйти с работы? Для него оставить работу – значит умереть! Он одинок: ни жены, ни детей… Ее, Фирузу, своей дочерью назвал, желает ей счастья, полного расцвета в той новой жизни, за которую боролся… Нельзя его оставлять в одиночестве, нужно помочь, поддержать.
