Текст книги "Двенадцать ворот Бухары"
Автор книги: Джалол Икрами
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
Глава 13
Неуютно жилось Махсуму и его ближайшим соратникам с тех пор, как назначен был к ним комиссаром Хайдаркул. Асаду Махсуму теперь пришлось ограничивать свои действия, изворачиваться, свои делишки – и в доме и в военном лагере – проводить секретно. Неугодных ему людей арестовывали и привозили сюда поздно ночью, когда Хайдаркула не было. Чтобы скрыть их, устроили несколько новых тюрем.
Держали в тайне и свои сборища, кутежи… Это затрудняло связь с Низамиддином и другими людьми. Им приходилось встречаться в других местах.
Асада Махсума это приводило в ярость. Он не раз говорил Низамиддину, что все разнесет в пух и прах, убьет Хайдаркула. Но Низамиддин сдерживал его, успокаивал, обещал, что все устроится иным путем, говорил, что из Турции и Германии пришлют оружие, людей… Называл даже конкретное имя – Энвер-паша. Тогда вместе и будут действовать.
Рассказывая об этом, он уговаривал Махсума терпеть, завоевать доверие Хайдаркула хорошим отношением, подружиться с ним… Дело в том, говорил Низамиддин, что центральное правительство очень окрепло. Абдухамида Муиддинова не узнать, он стал преданным Советской власти человеком, отказался от своего отца… Под руководством представителя Третьего Интернационала Центральный Комитет партии стал чрезвычайно бдительным, замечает малейшую оплошность. Так что действовать надо осторожно. Потихоньку, незаметно обучать войска, подбирать верных, надежных людей, неугодных истреблять, но так, чтобы это не вызвало подозрений… И настанет час, когда Махсум сможет с пользой для дела пустить в ход всю свою кипучую энергию.
С тех пор как Хайдаркул поселился в загородном Дилькушо, он ни разу не спросил об Ойше и ее матери. Словно бы они ему не родня. Асад Махсум из упрямства тоже не заговаривал о них. Отношения его с Хайдаркулом были сухо-официальными, холодными. Даже о делах они почти не говорили: к работе Хайдаркул привлекал только Исмат-джана и Окилова.
Днем Хайдаркул обычно по нескольку часов беседовал с командирами и красноармейцами, по ночам, если не было совещаний, уходил в свою комнату и читал. Единственным человеком, посещавшим его, да и то тайно, был Сайд Пахлаван. С ним он был совершенно откровенен, а тот рассказывал о секретных делах Асада. Узнав, что по прихоти подручных Асада или его самого арестованы ни в чем не повинные люди, Хайдаркул мягко, спокойно говорил ему, что получил от родственников арестованных письма, жалобы на несправедливый арест и нужно в этом деле разобраться. И действительно, в результате организованного Хайдаркулом расследования многих удалось освободить. Асад Махсум свирепел, ругал своих людей за неумение вести секретную работу.
Однажды, когда Хайдаркул уехал по делам в город, Асад позвал к себе в мехманхану ближайших помощников, чтобы в отсутствие ненавистного комиссара отвести душу. Сторожем у двери он поставил Наима Перца.
– Знайте же, – начал Асад, – что я не боюсь Хайдаркула… Его присутствие не так уж мешает мне! Но я возмущен, что все наши тайные дела тут же становятся ему известны. Господин Хайдаркул осведомлен о всех наших секретах.
– Не только Хайдаркул, – вставил Исмат-джан.
– Да, да, не только Хайдаркул, – подхватил Асад. – ЧК знает о многом и всегда препятствует. Что же у нас за Чрезвычайная комиссия?
Непонятно!
– Значит, кто-то изнутри выдает… – сказал Окилов, хранитель тайн, пес-ищейка Махсума.
Ироническая улыбка тронула губы Асада.
– Удивительное открытие! Просто чудеса! Увидел, не выходя из дому, наш мудрый наставник осыпанную снегом кошку и говорит: «Снег идет!»
– Я не кончил, – обиженно сказал Окилов, – только заговорил, как вы уже разгневались…
– Говорите, говорите… Какое вам дело до моего гнева!
– Что же сказать? Вы очень любите этого человека, а я в нем-то и сомневаюсь…
– Назовите! Сейчас не время стесняться!
– Я подозреваю Сайда Пахлавана! – брякнул Окилов.
– Странно! – удивился Исмат-джан.
– Что-о-о? – воскликнул Асад, вставая. – Сайд Пахлаван? Окилов, вы сошли с ума!
– Пусть так, я сошел с ума, – спокойно сказал Окилов. – И если мое подозрение окажется ложным, отправьте меня в дом умалишенных, в Ходжа-Убон.
Махсум разгневался не на шутку. Ведь он сам в последние месяцы несколько раз проверял Сайда Пахлавана и каждый раз убеждался в его преданности. Асаду нравилась его сдержанность, скромность, молчаливость. Высказывания Сайда Пахлавана также вызывали доверие.
– На чем основано твое подозрение? – сердито спросил Асад. Он даже сказал ему «ты», что служило признаком большого недовольства.
– Очень он скрытный… Тихоня.
– Что из этого?
– Посудите сами: кроме меня, Наима Перца, Сайда Пахлавана, никто наших тайных дел не знает. Значит, выдать может один из нас троих или вы сами… Я много думал об этом… Наим не был знаком с Хайдаркулом раньше, в ЧК не вхож, да и не интересуется этим… Л Сайд Пахлаван знает Хайдаркула, бывает иногда в городе, причем неизвестно, куда и зачем ходит…
– Ты приказал кому-нибудь следим, за ним? Что-нибудь узнали?
– Следили…
Да толку мало. Сам Наим за ним ходил, прицепиться не к чему. Очень осторожный человек… и чутье у него сильно развито.
– Ну, что можешь добавить?
– Он в хороших отношениях с Асо и Фирузой.
– Что с того?
– Асо работает в ЧК, Фируза вроде как приемная дочь Хайдаркула.
– Я тоже дружил с Ходжой Хасанбеком! – рассмеялся Асад. – Нет, это еще не доказательство, нужно получше проверить, продумать и, если окажется, что он предатель, разделаться с ним сразу же!
Разговор на этом был окончен. Окилов в глубине души решил во что бы то ни стало доказать свою правоту. В этом ему невольно помог Козим-заде из Зираабада. Как читателю уже известно, Аббаса оклеветали и посадили. На допросах храбрый юноша дерзил Окилову и самому Махсуму. Это решило его судьбу, его бросили в секретную тюрьму и добивались, чтобы он сознался в не совершенных им злодеяниях. Когда Хайдаркул заговорил о нем с Махсумом, тот сказал, что его давно освободили. Выяснив, что это неправда, Хайдаркул снова обратился к Махсуму, сказал, что рабочие каганского депо очень возмущены.
Махсум сделал вид, что его самого обманули, во всем обвинил Окилова и пообещал на следующий же день, разобравшись в деле, освободить Козим-заде. Внешне спокойный, он кипел от злости Наскоро собрал своих приспешников и задал им все тот же вопрос: кто осведомил Хайдаркула?
– Несомненно Сайд Пахлаван! – тотчас откликнулся Окилов. Асад Махсум вспыхнул и резко оборвал Окилова, между ними снова
началась перепалка, но тут, пытаясь их утихомирить, заговорил Наим Перец.
– Сайд Пахлаван мой земляк, я хорошо его знаю. Как-то не верится, чтобы он был предателем. Но с человеком все может случиться. Кто знает его цели? Необходимо проверить еще раз!
– Проверял я, сотню раз проверял, – огрызнулся Окилов, – не поймал! И все же – не кто, как он!
– Значит, иначе надо проверять! – Наим Перец хитро улыбнулся. – Я так думаю: вручить ему приговор о смертной казни кого-нибудь из арестованных и проследить, как он будет действовать.
– Ай да Наим! – воскликнул весело Асад. – Ты коварнее даже Окилова… Дело говоришь! Но что вы скажете Хайдаркулу?
– Надо обойтись без его вмешательства! – отрезал Окилов.
– Верно! Но чей же это будет смертный приговор? – спросил Исмат-заде.
– А Козим-заде на что? – подсказал Наим.
– Да, Козим-заде, – пробормотал задумчиво Окилов. – Ладно, сейчас не будем решать, я хорошо продумаю и уж найду как быть, удивлю не только Хайдаркула, но и всех вас!
– Вот как?! – обрадовался Махсум.
Хорошо, даю вам один день сроку!
Виновность Козим-заде не была доказана, тем не менее Асад Махсум со своими дружками решил казнить его.
– Никогда не забуду, – зло сказал он, – как этот Козим-заде дерзил мне прямо в лицо, говорил: «Ваша лавочка недолго продержится, по законам революции вы понесете кару!» Выйдя на волю, этот тип не успокоится, насолит нам… Я согласен с вашим предложением, товарищ Оки-лов!
Асад Махсум подписал смертный приговор Козим-заде. Ни Сайд Пах-лаван, ни Хайдаркул не были оповещены об этом. Они рассчитывали, что дело Козим-заде будет рассмотрено на открытом заседании, невиновность его будет доказана и он выйдет на волю.
И вот однажды, когда Хайдаркул был в городе, Сайда Пахлавана вызвали к Асаду Махсуму. В мехманхане собралась уже вся компания – Исмат-джан, Окилов и Наим Перец.
– Заходи, Пахлаван! – приветливо сказал Асад. – Побеседуем… Этой ночью мне привиделись дурные сны… Тяжело на сердце! Человек – игрушка в руках судьбы, не знает, будет ли завтра жив. Мы так давно работаем с вами… Братьями стали.
– Вы, Саид-ака, у нас один из лучших! – подал голос Окилов. – И правда, вы наш старший брат!
– Да, да, вы брат наш! – настойчиво повторил Асад. – Кто у меня есть, кроме вас?! Все надежды на вас возлагаю, доверяю вам, как себе!
Сайд Пахлаван совершенно растерялся… К чему они клонят? Чего от него потребуют после такого вступления?..
– Врагов Советской власти становится с каждым днем все больше, – продолжал Асад, – они всячески изощряются, чтобы навредить нам. Тем крепче мы должны держаться друг друга, тем тверже защищать нашу власть, ни на мгновение не теряя бдительности! Иначе они нас уничтожат!.. И вот, Саид-ака, в связи с таким положением комиссия решила поручить тебе одно важное секретное дело.
– Если мне по силам, я всегда готов!..
– Дело нетрудное, но, кроме тебя, никто не справится… К тому же оно сугубо секретное.
– Да, да, кроме Сайда Пахлавана; не справится, – поддержал Исмат-джан.
– Что же это за дело? – охваченный сильной тревогой, спросил Сайд.
Асад Махсум решил, что его жертва уже достаточно опутана то шелковыми нитями похвал, то грубыми веревками устрашений и можно приступать к делу.
– Как тебе известно, нами задержан Козим-заде из Кагана, опасный контрреволюционер…
– Он не контрреволюционер, – прервал Сайд Пахлаван, – ты ошибаешься, Махсум!
Нет, это ты не знаешь всего. Он очень опасен, у нас есть в руках доказательства, документы… Он через Иран был связан с англичанами…
Кроме того, ходил по кишлакам, агитировал народ против нашей комиссии, собирал подписи под заявлениями, направленными против нас, и отсылал в центр! Сам в этом признался… Мы сочли нужным уничтожить его. Но ты же знаешь Хайдаркула, он не верит обвинениям, говорит, что знаком с этим парнем. Он начнет его защищать, отменит приговор. Рабочие из депо Кагана тоже поднимут шум. Ты ведь знаешь русских! Мастера поднимать восстание, делать революцию. Открыто казнить его нам не удастся… Обдумав все это, мы решили действовать таким образом: сегодня вечером будет открытый суд, комиссия докажет его преступления, но обвинительный приговор предоставит вынести суду в Кагане, куда и передаст дело. Сам Хайдаркул одобрит такой приговор. Конвоиром до Кагана назначим тебя. В долине Шакалов, примерно на середине ее, ты застрелишь преступника и вернешься. Мы составим акт, что он убит при попытке к бегству, – и дело с концом!
Сайд Пахлаван был так поражен, что не мог произнести ни слова. Наконец он пробормотал:
– Хотел бы знать, почему именно мне поручается это дело?
Асад Махсум сгреб в кулак свою аккуратно подстриженную пышную бороду, что служило у него признаком гнева, и запальчиво сказал:
– Это ты, Сайд Пахлаван, задаешь мне такой вопрос?! Ты, мой доверенный! Я всегда считал тебя очень разумным человеком!
В разговор вмешался Окилов:
– Все знают, что Сайд Пахлаван правдивый, честный человек: если он застрелил, значит, нужно было! И не бойся, в это дело могут быть посвящены только здесь присутствующие, ясно?
– И не думайте, что мы отлыниваем от этого, – заявил Наим Перец, – я, например, сам хотел, но комиссия отказала, – никто-де не поверит, что застрелил при попытке к бегству… Все знают, что мы с Аббасом враги.
Сайд Пахлаван понял, что они твердо решили покончить с ни в чем не повинным Аббасом. Значит, придется ему для виду согласиться на их предложение и спасти юношу. К сожалению, сейчас невозможно посоветоваться с Хайдаркул ом… Словом, нужно принять поручение и хорошенько продумать, как избавить Аббаса от гибели…
Время еще есть.
– Хорошо, согласен, – сказал наконец после долгого раздумья Сайд Пахлаван. – Хоть я никогда еще не убивал, но раз это нужно для нашего дела, выполню… Поедем мы на конях или пойдем пешком?
– Конечно, пешком, – усмехнулся Окилов. – Ведь ему нельзя доверить коня… А если вы будете на коне, а он, привязанный к вам веревкой, засеменит рядом, то о бегстве и помышлять «е сможет. Вся штука в том, чтобы его попытка к бегству была правдоподобна.
– Так… Ну а после того, как он будет убит, что мне делать? Бросить его там и вернуться сюда?
– Да, вы вернетесь, сообщите, что все сделано, а за его телом мы пошлем арбу…
– Хорошо!
На этом разговор был окончен. Сайд Пахлаван удалился.
Хайдаркул и к вечеру не вернулся из города, и срочное заседание Чрезвычайной окружной комиссии окрестностей Бухары провели без него. Все шло как по писаному: было объявлено, что Козим-заде ведет контрреволюционную агитацию, обвинили еще в разных вещах и вынесли решение передать дело в Окружной каганский суд, поскольку он является рабочим каганского депо, а его преступление не связано – во всяком случае, открыто – с басмачами…
– Сайд Пахлаван! – окликнул его Асад после того, как решение было оглашено.
– Что? – отозвался Сайд Пахлаван, скромно сидевший у двери.
– Комиссия поручает вам немедленно отвести обвиняемого в Каган и передать в распоряжение их суда.
– Хорошо!
…У юноши был вид человека, потерявшего всякую надежду на спасение. Он печально смотрел на своего конвоира, а тот нарочито резко приказал ему идти вперед и направил на него грозное дуло ружья. Ни на кого не оглядываясь, вел Сайд Пахлаван по двору Аббаса. Долго смотрели им вслед дежурившие у ворот Орзукул и Сангин. Они собирались уже закрыть большие ворота, как подошел Наим, юркнул в них и, пригибаясь к земле, последовал за Саидом и Аббасом. Когда они скрылись за поворотом, он выпрямился и с независимым видом сказал на ходу Орзукулу:
– Сегодня повеселимся, Орзукул-ака! Вот только снова в город надо идти… Какого вина принести – белого или красного?
– Красное себе несите, а нам водички из священного источника Зам-зам.
– Непременно принесу!
Наим ускорил шаг. Орзукул запер ворота и сказал, многозначительно взглянув на Сангина:
– Да спасет аллах от беды и несчастья! Сангин вздохнул и промолчал.
Долина Шакалов, вся заросшая тростником, была недалеко от Диль-кушо, как и обширные солончаки, под которыми скапливались грунтовые воды; ее населяли волки и шакалы. Большая дорога Бухара – Каган проходила через нее. Но Сайд Пахлаван, чтобы сократить путь, предпочел свернуть с большой дороги и пройти по тропинке, спрятавшейся среди камышей.
Густая тьма окутала землю, темные дождевые тучи покрыли небо, из-за них раньше времени наступил вечер. Безмолвно и тихо было в камышовых зарослях, лишь иногда из-под ног выпрыгивала лягушка и шлепалась в лужу. В безветренной тишине, чуть-чуть качаясь и шурша, стоял во весь рост прошлогодний камыш… Он колдовскими чарами заплетал эту тьму меж едва шелестящих стеблей. Он словно хотел укрыть в своих зарослях пробирающихся по тропинке людей. Становилось все темнее и темнее. Темно было и на сердце у Сайда Пахлавана. Он и сам не понимал почему. Ведь он твердо решил отпустить юношу и сам решил тоже скрыться, никогда не возвращаться в забрызганный кровью невинных Дилькушо… Он был уверен, что своей показной ретивостью и грубым обращением с Аббасом убедил Асада и его подручных в своей верности им… Да, теперь они только ждут его возвращения с докладом о выполнении приказа… О нот, не ждите!.. Юноша будет спасен, и он сам тоже уйдет от них навсегда. Почему же так тяжело на душе?! Почему эти радужные мысли не разгоняют тьму? Да потому, что Сайду Пахлавану известны коварство и жестокость этих людей. И он все время опасливо оглядывается, подозревая, что с ним сыграли злую шутку, и чем это все кончится, неизвестно. Может, для того ему и поручили вести в Каган этого юношу, чтобы разоблачить: может, сейчас идет кто-нибудь следом за ним?
Но кругом стояла тишина. Сайд Пахлаван был уверен, что в такой тишине он услышал бы даже легкое дыхание… И зачем его преследовать, ведь, если они сомневаются в нем, могли сразу арестовать, пыткой вытягивать из него признание… А ему, наоборот, оказали доверие… Значит, у него просто разыгралось воображение… Ну хорошо, будь что будет… Если ему и придется погибнуть, то, во всяком случае, Аббаса он спасет!
Между тем Аббас спокойным и твердым шагом шел вперед и вперед. А в душе его бушевала буря. Он, когда-то беспредельно доверявший людям, веривший в чистоту их помыслов и поступков, теперь не поверит никому и никогда! Он столкнулся с таким двуличием и лицемерием, которые навсегда убили в нем веру. Вслух говорят «да здравствует трудовой народ», «да исчезнут гнет и вражда», а на деле такое творят, что не снилось даже злейшим ханам.
Свобода, равенство слова-побрякушки!.. Неужели так устроен мир и таким останется навсегда? Если это повелось от Адама, почему люди не превратились в шайтанов и в злых духов?! А может, они и есть шайтаны, а он, Аббас, по неопытности но догадался. А если они люди, почему не действуют по-людски? Почему лгут друг другу, радуются смерти ближнего? Почему свое счастье строя г на несчастьях других? И Асад Махсум, и Наим Перец, и другие там все они порождение злого духа! Да еще такого, о коварстве, жестокости и вероломстве которого ни в одной сказке не прочитаешь. А чем отличается от шайтана этот бессердечный старик Сайд Пахлаван, которому он так верил!
– Погоди, остановись! – мягко сказал вдруг Сайд Пахлаван. Аббас остановился, не оглядываясь назад, еле сдерживая волнение:
вот сейчас, сейчас выстрел прервет его жизнь! Но выстрела не последовало. Вместо него снова раздался ласковый голос Сайда Пахлавана:
– Мне приказано застрелить тебя, как ты и сам, верно, догадываешься… Но вместо этого я тебя освобождаю… Да, да! Иди прямо-прямо и беги как можно скорее! Не оглядывайся, будь осторожен, пусть и на затылке у тебя глаза откроются… Когда выйдешь на большую дорогу, постарайся поймать извозчика или арбу… пусть доставят тебя в Каган. А там укройся у кого-нибудь из русских товарищей. В своем кишлаке не появляйся, понял?
Аббас не верил своим ушам. Он повернулся и оказался лицом к лицу с Саидом Пахлаваном. Старик смотрел на него с отцовской нежностью. Юноша зарыдал, обнял своего спасителя. Сайд тоже был растроган до слез.
– Ну хорошо, – сказал он, – поторопись, время дорого! Вот тебе немного денег, понадобятся… Беги без оглядки!..
Аббаса не пришлось уговаривать, он помчался в направлении, указанном стариком, и сразу исчез за густой пеленой темноты.
Сайд Пахлаван вздохнул с облегчением и хотел уже повернуть на дорогу, ведущую в город, как ему преградил путь Наим Перец.
– Изменник! – зарычал он. – Как ты посмел отпустить Аббаса?
Стой! – крикнул он в темноту, намереваясь выстрелить вслед. Но Сайд Пахлаван выбил ружье у него из рук, ударил своим.
Наим в бешенстве бросился на Сайда и так сильно стукнул его своей бычьей головой в грудь, что тот упал.
– Изменник! – неистовствовал Наим.
Напасть на лежачего, избить до полусмерти, потом связать казалось ему пустяковым делом. Но Сайд Пахлаван изловчился и неожиданно нанес Наиму такой удар в коленку, что он тоже свалился. Тогда Сайд вскочил, уселся на него верхом и стал бить по голове и лицу, все сильнее сжимая коленями его грудь. Наим закричал.
На крик прибежали его люди во главе с самим Окиловым. Они избили Сайда и, связав, доставили в Дилькушо.
Там в мехманхане пребывал в ожидании Асад Махсум. Как льва в силке, бросили они к его ногам избитого, израненного Сайда Пахлавана. Голова и лицо – в крови, в крови и разорванная грязная одежда.
– О, знаменитый богатырь! – насмешливо приветствовал его Асад. – Что с вами? Почему вы лежите на полу? Где ваши защитники, Хайдаркул, чекисты? Отвечайте!
– Ай-яй-яй, что вы так непочтительно с ним разговариваете? Остерегитесь, он глаза и уши ЧК, – веселился Окилов, – думайте, что при нем говорить, он все донесет…
– Хорошо! Если он во всем признается, поняв, что мы не такие уж глупцы и все о нем знали, если назовет своих соратников и скажет, какую цель они преследуют, мы оставим его на работе и, во всяком случае, отпустим…
– Но если не сознается, тогда уж все сорок четыре вида пыток при эмире ничто в сравнении с нашими! – пригрозил Окилов, положив руку на рукоятку револьвера.
– Вопросы у нас простые, – сказал Асад. – Кто вас послал сюда? Кто о нас сведения доставляет? Каковы цели наших врагов? Что они задумали? Все!
Казалось, что слова эти не дошли до Сайда, он словно ничего не видел и не слышал, только тяжело дышал и иногда скрипел зубами. Голова раскалывалась от боли.
Он задыхался от запаха крови, собственной крови… Воздуха, хоть капли свежего воздуха жаждал он.
Увидев, в каком он сейчас состоянии, Асад многозначительно посмотрел на Окилова. Тот понял этот взгляд и сказал:
– Не сомневаюсь, что Сайд Пахлаван сообразит, чего мы от него хотим. Он не младенец и знает, что от нас не отвертеться. Сейчас его наши джигиты немного помучили, и он не мог поразмыслить как следует… Если позволите, оставим его в покое… Пусть он хорошо продумает свое положение и, если хочет остаться в живых, пусть признается во всем… И мы его простим…
Правильно, – согласился Махсум, – пусть докажет чистосердечным признанием свою верность… Можно извлечь из него пользу, и немалую… Уведите его и оставьте – пусть думает! Сайда Пахлавана волоком потащили в подвал.
Воздаете ли вы должное моему чутью? – спросил Окилов Асада, когда они остались одни. – Не зря моего отца называли – умный, мудрый…
– Я восхищен вами!
Но на сердце у меня черно. Так ошибиться! Это проклятый Наим виноват, поручился за него!.. А теперь сам наказан. Как он там?
– Обезумел! Все лицо распухло, лежит, ничего не соображает, кулачищи Пахлавана нанесли жестокие удары.
– Надо отправить в больницу.
– Отправили… Но раньше надо решить важный вопрос.
– Что еще? – встревожился Асад. Сейчас у него был вид человека, загнанного в угол грозящей опасностью.
– Этой же ночью нужно решить, что нам делать с Хайдаркулом. Как только он узнает об аресте Сайда, он начнет действовать… Новая беда свалится нам на голову.
Асад призадумался.
– И тут ты прав! Но сделать это очень трудно. Хайдаркул человек заметный. За время пребывания у нас он завоевал авторитет у наших джигитов. Да и в центре спохватятся. Если мы арестуем Хайдаркула, придется действовать в открытую, а это значит вступить в борьбу с ЧК, с партией.
– Но и на свободе оставить его нельзя. В таком случае мы должны сдаться.
– Подумаем, подумаем… Позовите Исмаг джана, – хмурясь, приказал Асад.
В тот же вечер, после долго длившегося собрания членов женского клуба Фируза зашла в свой кабинет, чтобы собрать вещи и отправиться домой. Но тут, постучавшись в дверь, вошел Насим-джан.
– К вам теперь проникнуть трудно, – сказал он, улыбаясь, – сколько я ни убеждал милиционера, не впускал… К счастью, появилась Отунчахон, она поручилась за меня, и он разрешил… А я уж было уйти собрался…
– Да, государственное учреждение не шутка, – рассмеялась Фируза, – сам Центральный Исполнительный Комитет Бухарской Народной Советской Республики о нашем клубе печется. Это Абдухамид Муиддинов приказал поставить здесь караул. А сегодня нам подарили чудесный сад.
– О, поздравляю! Что за сад, чей он?
– Сад Каракулибая, что за воротами Имама. Прекрасный сад, много фруктов, воды сколько хочешь…
Летом наши девушки там отдыхать будут…
– Прекрасно, прекрасно! – все так же улыбаясь, сказал Насим-джан, но Фируза заметила, что он чем-то взволнован, порывается заговорить о другом.
– Ну, скажите, с каким вы ко мне делом? Чем могу служить? – спросила она.
– Нет, зачем же служить? Просто мне совет ваш нужен… Тут такое дело… Оим Шо совсем обезумела, покоя мне не дает, не знаю, как и быть…
Окил» по-таджикски значит «умный, мудрый».
– Ну и хорошо! Теперь женщины равноправны с мужчинами! – задорно сказала Фируза.
– Дело не в этом, я на ее права не посягаю, пусть делает что хочет, но и мои права пусть не нарушает, не лишает меня свободы!..
– Как это? Что же она делает?
– Дико ревнует! Ко всем! К моей работе… Не пускает на улицу выйти… Ужас что такое!
– Да, недаром говорят, что теперь все наоборот, – продолжала в шутливом тоне Фируза. – Раньше мужчины ревновали своих жен, а теперь жены – мужей. Но нет дыма без огня, есть, видно, у нее повод так сильно ревновать. Не станет же она зря…
– Совершенно зря! – твердо сказал Насим-джан. – Это омрачает нашу жизнь. Вот сейчас, например, мне позвонили из ЧК – неотложное дело. Я собираюсь уходить, и пожалуйста – она заявляет, что тоже пойдет, и упрямо стоит на своем. Насилу вырвался и пришел сюда… А, вот и сама пожаловала!
Оим Шо вошла, притворно улыбаясь, села на диван.
– Пришли жаловаться, – обратилась она к мужу. – Как не стыдно!
– У меня нет секретов от Фирузы-джан. Она и мне и вам как сестра.
– Но есть же поговорка, что над ссорой мужа с женой порог смеялся. Нельзя выносить из дома семейные дрязги!
– А что мне делать? Я должен идти по государственному делу, очень важному делу, а вы не пускаете, сомневаетесь.
– Идите, идите, – с виду спокойно сказала Оим Шо. – Разве я сказала, чтобы вы не шли?
– Конечно!
– Неправда! Я только сказала, что доведу вас до ЧК и вернусь домой.
– А кто сказал, что спросит у коменданта, там ли я?
– Ну и что с того?
Я не хочу быть посмешищем!
– Насим-джан совершенно прав, – вмешалась в разговор Фируза. – Это очень нехорошо, сестра…
– Я знаю, вы тоже на его стороне, – в голосе Оим Шо звенели слезы. – Тетушка Анбар тоже… Я одна…
– Вы это все придумали… Нельзя так! Ведь вы с Насим-джаном соединили свои жизни по любви, отдали друг другу сердца… Должны быть примером для других, чтобы люди радовались, видя, как вы счастливы!
– Значит, правда, когда говорят: «Выйдешь замуж за любимого – из глаз слезы ручьем потекут», – вздохнув, сказала Оим Шо.
– Словами ее не убедишь, – с горечью сказал Насим-джан, – упряма… На каждое ваше слово у нее найдется ответ. Ну хорошо, пойду, давно пора. А вы, – обратился он к жене, – если уж очень сомневаетесь, позвоните по телефону коменданту, самому председателю… да кому хотите, справьтесь!..
– Асо сейчас тоже там, – сказала Фируза.
– Вот, значит, и свидетели есть, – сказал обрадованно Насим-джан и ушел.
Только за ним закрылась дверь, как Оим Шо разрыдалась. Фируза уж и не знала, как ее утешить Сидя рядом с ней, гладила ее по голове, успокаивала.
– Такая у меня уж злосчастная судьба, – сказала Оим Шо, немного успокоившись. – В юности я стала жертвой подлецов, а теперь, когда мне улыбнулось счастье, соединилась с любимым человеком, не нахожу покоя, гложет сердце ревность. Ревность убьет меня! Я так стараюсь побороть ее и не могу. Мне иногда кажется, что я начну его ревновать к стенам, дверям…
– Ужасно!
– Знаю, это ужасно, но что делать? Как только он уходит из дому, мне кажется, что приятели на работе уговорят его пойти с ними куда-нибудь развлечься. Он красивый, веселый, молодой… Господи, думаю я, как бы его не отняли у меня! Ревную к девушкам из вашего клуба… ведь каждая из них хотела бы им завладеть!
Тут Фируза громко, от души расхохоталась.
– Вот как, вы еще смеетесь надо мной, – обиделась Оим Шо.
– Да потому, что вы говорите смешные вещи. – Фируза старалась сдержать свой смех. – Что это за любовь, если у вас нет доверия к любимому! Своей подозрительностью вы его только расхолодите, она так ему надоест, что он действительно уйдет от вас. Не показывайте ему, как безумно вы его любите, не проявляйте своей ревности… Пусть он вас ревнует, пусть будет благодарен за один нежный взгляд, за улыбку. Он должен ухаживать за вами, а не вы за ним. Добиться этого зависит от вас!
– Пока еще Насим-джан ведет себя, как вы говорите. Он даже «ты» мне не скажет, пиалу не даст переставить, все сам делает. За это я его люблю, но и ревную все больше… Его легко увлечь, вот чего я боюсь!
– В этих делах лучше нас с вами разбирается Оймулло. Пойдемте к ней.
Все равно мужья наши на работе… Потворим с ней, вам легче станет. А потом Асо проводит вас домой.
Оим Шо согласилась, и обе молодые женщины, надев паранджи, вышли на улицу. Пройдя несколько шагов, они увидели, что им навстречу идет какой-то подросток. Фируза узнала Мирака. И он узнал ее, хотя она была в парандже. Подбежав к ней, он горько заплакал, силясь что-то сказать.
– Что с тобой, Мирак, почему ты плачешь?
– Отец, – с трудом выговорил подросток, его душили слезы.
– Что с отцом? – испуганно спросила Фируза. – Заболел?
– Нет! Но… Махсум… Махсум хочет его арестовать…
Фируза заметила, что на них с любопытством смотрят прохожие, милиционер, стоящий у клуба, и сочла более удобным поговорить с Мираком не на улице, а в клубе, куда Мирак и направлялся. Оим Шо тоже пошла с ними.
В своем кабинете Фируза прежде всего вытерла Мираку слезы, приободрила его и попросила рассказать все по порядку. Вот что она узнала. Мирак сегодня под вечер собрался навестить отца. Когда он пришел в Дилькушо, Орзукул, дежуривший у ворот, сообщил, что отец отправился в Каган, а Махсум послал вслед ему человека, которому поручено его арестовать… «Вернись поскорей в город и расскажи об этом дядюшке Хайдаркулу», – посоветовал Орзукул. Так Мирак и сделал, но, не застав Хайдаркула дома, побежал в клуб к Фирузе.
– И правильно поступил, – сказала она. – Сейчас найдем дядюшку Хайдаркула.
Она позвонила в ЧК, но там никто не ответил.
Уже два часа в кабинете Аминова шло очень важное секретное заседание. Помимо заведующих отделами и других ответственных работников ЧК, на заседании присутствовали Хайдаркул, Наси-джан и другие товарищи. Обсуждался вопрос, как обезоружить Асада Махсума и его приспешников, а отряды его джигитов присоединить к Красной Армии. Таково было решение, принятое еще днем Центральным Комитетом Коммунистической партии и Советом назиров Бухары. Провести это решение в жизнь было поручено ЧК.
Хайдаркул докладывал о положении дел в загородном Дилькушо. Там творится что-то неладное, говорил он, многое еще неясно ему самому… В эту минуту в кабинет стремительно вошел Асо и взволнованно сказал, перебив оратора чуть ли не на полуслове:
– Разрешите, очень важное сообщение!.. Председатель дал ему слово.
– Только что я узнал, что Козим-заде на свободе, ему помог Сайд Пахлаван. Юноша явился в Каган и пошел прямо в ЧК. Отряд чекистов и гарнизон Кагана ждут ваших приказаний.
– Хорошо, сейчас подумаем, – сказал председатель и обратился к Хайдаркулу: – Пожалуйста, продолжайте!
