Текст книги "Двенадцать ворот Бухары"

Автор книги: Джалол Икрами

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

– Завидует!

– Если б это его дыни были, он бы звука не подал.

– Жадюга и завистник – вот кто он!

Раздался общий хохот, и торговец мгновенно скрылся.

– Он пошел за своими дынями, – сказал солдат, отрезая большие куски и с удовольствием поедая. – Но его дыни не будут такими сладкими, как у этого паренька.

– Пусть несет, будет торговать их по копейке за штуку! – сказал другой, и все опять засмеялись.

В это время запела труба посреди площади, и солдаты бегом побежали на свои места. Из ворот хлопкового завода и из караван-сарая вышли рабочие, грузчики, конторские служащие и заполнили всю площадь.

Мирак, который уже распродал все свои дыни, свернул мешок, засунул поглубже во внутренний карман, который мать специально пришила ему на рубахе, кошелек, набитый деньгами, запахнул халат и подпоясался. Успокоившись, Мирак стал смотреть, что делается на площади. Он увидел, как на высокий помост взошли несколько человек, будто собираясь что-то сказать солдатам, выстроившимся рядами перед ними.

Один из этих людей был высокого роста, крупный, широколицый, с кудрявыми черными волосами, которые выбивались из-под фуражки красной звездой. Одет он был по-военному – в гимнастерку и галифе, но оружия при нем не было. Рядом с ним стоял человек пониже его, сильный и суровый на вид, тоже в фуражке со звездой, с рыжей бородой и усами; через плечо у него на ремне висела сабля, у пояса был револьвер людей окружали еще другие, но Мирак заинтересовался только ими.

Мирак, как жизнь? – раздался возле него чей-то голос.

Мирак обернулся и узнал одного из близких отца, дядю Хайдар-кули, который не раз бывал у них в доме.

Но сегодня вид Хайдаркула портил мальчика. Вместо обычного дешевого халата на нем были куртка и брюки, подпоясанные ремнем, на котором висела кобура с револьвером. Только шапка, персидская шапка, была все та же.

– Это вы, дядя Хайдаркул? – спросил Мирак, не веря глазам своим.

– Да, я! – отвечал Хайдаркул, поглаживая свои длинные с проседью усы. – А ты что делаешь тут в такое время? Где отец? Неужели ты один приехал?

– Да, я утром рано привез дыни, – сказал Мирак, и уже все продал.

– Ты один здесь? – переспросил Хайдаркул. – А отец знает, что ты здесь?

– Ну конечно, – сказал Мирак, удивляясь таким вопросам. – Отец сам меня сюда отправил. А что случилось? Дыни я так хорошо продал… Может, еще привезти?

– Нет, теперь отец тебя больше сюда не пустит, – сказал Хайдаркул и хотел еще что-то добавить, но Мирак, указывая на солдат и на тех людей, что стояли на возвышении, спросил:

– Дядя-джан, а что здесь такое? Кто вон те?

– Это большие начальники, командиры Красной Армии, – сказал Хайдаркул. – Сейчас они будут говорить речи, будут говорить о революции в Бухаре.

– Я понимаю… – сказал с достоинством Мирак, как будто и впрямь понял, о чем говорил Хайдаркул. – Но все-таки удивительно… что здесь делается? У солдат тут будет учение?

Хайдаркул улыбнулся, взял Мирака за руку и подвел его поближе к трибуне.

– Не учение будет, а сражение. Вот сейчас скажут речь, прочтут солдатам «фатиху», чтоб хорошо сражались.

– С кем сражались?

– С эмиром! Идет война с эмиром… революция… Неужели вы в кишлаке ничего не знаете?

– Нет, – сказал Мирак и добавил быстро: – Правда, ребята говорили, что война будет, но я не знал, что война такая… Значит, они будут сражаться с войсками эмира?

– Да, с войсками эмира, под стенами Бухары уже идет бой. Разве ты не слышал утром голос пушки?

– Слышал, слышал. Но я подумал, что эмирские войска проводят учение. Так, значит, началась война, вы говорите?

А эти что тут делают?

– Да, началась! – сказал с улыбкой Хайдаркул, которому понравилось, что Мирак так жадно расспрашивает обо всем. – И эти солдаты тоже пойдут в бой. А перед боем командиры красных войск дают им советы, разъясняют, что такое революция. Вон того, кудрявого, зовут Куйбышев, умный, энергичный человек. А тот, с саблей, – Фрунзе, главный командир всех туркестанских войск. Сейчас будет говорить Куйбышев – вон, видишь, вышел вперед, снял шапку. Сейчас такое скажет, что все люди изумятся.

– О чем?

– О революции, о войне, о революции в Бухаре… Да ты все равно не поймешь, сынок, ты лучше возвращайся в свой кишлак, пока цел. Если твой отец узнал, что началась война, он теперь здорово за тебя тревожится.

– А солдаты сейчас не будут маршировать? – опять спросил Мирак.

– Нет, – сказал Хайдаркул, – сейчас не до того. Вот кончится война, тогда будет парад – насмотришься. А теперь давай я выведу тебя на дорогу и отправлю домой.

Хайдаркул посадил Мирака на осла, вывел с площади и сказал:

– Передай отцу, что началась революция, не сегодня завтра трон эмира разрушится… Пусть отец не беспокоится. Еще скажи, пусть приготовит для солдат, если может, фруктов, дынь…

– Я привезу, – перебил его Мирак.

– Нет, не нужно, – сказал Хайдаркул. – Пусть твой отец поговорит с аксакалом, пусть приготовит фруктов, дынь, а также сена и ячменя для коней; мы пришлем людей, они купят все и заплатят деньги. Они привезут вам сахару, ситцу, мануфактуры.

– Это хорошо.

– Скажи, чтобы не трусили, не верили дурным слухам. Революция победит, мы сильны, наступит освобождение, все пойдет хорошо.

– Ладно, скажу!

Хайдаркул вернулся на площадь. А Мирак поехал по улице между кирпичными зданиями, и его внимание привлек рисунок, который был изображен на большом листе бумаги и прилеплен к стене.

Мирак толкнул своего осла поближе к стене и стал внимательно разглядывать картинку. На ней были нарисованы дехканин, кузнец и солдат. Взявшись за руки, они поднимали красное знамя, под которым лежали, скорчившись, пузатые люди в чалмах со страшными лицами.

На знамени и внизу под рисунком было что-то написано. Мирак был погружен в созерцание рисунка, когда сзади вдруг послышался резкий голос:

– Эй ты, деревня! Что стал? Гони своего ишака! Что за безобразие – на ишаке приближаться к революционному лозунгу!

Мирак обернулся и увидел вчерашнего незнакомца, который шел с другим человеком в кожаном камзоле и злобно глядел на мальчика. Мирак ничего не сказал, быстро погнал осла прочь, а ночной бродяга с товарищем повернули к дому торговца-перса. Увидев это, Мирак сказал себе:

Ишь, слепой слепого и в темноте найдет! – и, понукая осла палкой, поехал в сторону кишлака.

Сайд Пахлаван, проводив Мирака, взвалил кетмень на плечо и отправился на поле, совсем позабыв, что должен прийти Наим Перец, которого он собирался расспросить о незнакомце. Все мысли Пахлавана сейчас были как полить тот кусок земли, где посеян лук. Но не успел еще он выйти из кишлака, как услышал голос Наима, который звал его. Спид Пахлаван поставил кетмень на землю и остановился.

Солнце уже поднялось высоко, заливая кишлак теплом и светом. В прозрачной воде арыка, который тек по улице, будто алмазы вспыхивали. Чистый воздух был полон запаха скошенного сена и пыли, прибитой утренней росой.

– Не уставайте, Пахлаван! – сказал, подойдя, Наим. – Куда вы?

– Ловить очередь на воду, – сказал Пахлаван. – Ах, я и забыл, что обещал вам починить ружье.

А, охотничье ружье? – сказал небрежно Наим. – Не беда, почините в другое время. Сейчас нужно другое ружье – боевое! Зачем? – удивился Пахлаван.

– Началась война. Вы что, пушек не слышите?

Слова Наима словно открыли глаза Сайду Пахлавану, он сразу все понял. В самом деле, пушечные выстрелы продолжались, гул не затихал. Казалось, что на горизонте вспыхивают молнии и гремит гром.

– Война началась? Где? Не в Кагане ведь?

– Нет, в Бухаре. Вы что, стоите за эмира? С эмиром идет война сейчас, а в Кагане большевики собрали войска. Как говорит Асад Махсум, на этот раз, кажется, его высочество свалится с трона.

– А кто этот Асад Махсум? Не вчерашний ли ваш гость?

– Вот-вот, – сказал Наим, а потом удивился и спросил: – А вы откуда знаете?

– Я видел его на бахче, дыню дал ему.

– А, так вы его видели? Очень хорошо! Вот этот человек и зовется Асадом Махсумом. Он главный из бухарских джадидов, очень энергичный человек!

– Да, – сказал Сайд Пахлаван рассеянно, потому что в это время он думал о Мираке.

– Асад Махсум, уезжая, приказал мне, чтобы я собрал группу людей, которым можно доверять. Как только Бухару возьмут и война кончится, он нас позовет и каждому даст должность… Я здесь никому, кроме вас, не доверяю. Потому что вы были борцом и многое испытали в жизни, бедняга!

– Спасибо, брат! – сказал Сайд Пахлаван, а про себя усмехнулся. – Посмотрим, вот кончится война, что-нибудь да будет…

– Конечно, конечно! – самодовольно сказал Наим. – Будьте спокойны, придет наша пора! Дойдет черед и до нас с вами, бедняков!

– Дай бог, чтоб так было, но… – задумчиво сказал Сайд Пахлаван, – сейчас надо думать о работе. И вот что, дорогой брат, прошу вас, не говорите больше ни с кем об этом, а если и будете говорить, не поминайте моего имени.

– Не бойтесь, Пахлаван! – сказал Наим Перец – Я ведь тоже джигит. Я вам сказал это, чтобы вы знали. А пока до свидания! Иду в кишлак Убачули, у меня там дело есть.

Наим Перец больше ничего не сказал и ушел. А Сайд постоял немного и вернулся в кишлак. Слова Наима расстроили его, посеяли в душе страх.

Когда он дошел до мечети – центра кишлака, там уже собрался народ, говорили о войне, о священной войне за веру, рассказывали всякие ужасы. Хотя бой шел в десяти – двенадцати верстах от кишлака и пули не долетали до него, люди уже впадали в панику, им мерещилось: горы трупов выше минарета… кишлаки вокруг Бухары все разрушены… солдаты ворвались в город… Но ведь известно, Бухара будет стоять, пока от мазара ходжи Бахауддина останется хотя бы один кирпич…

Эти россказни в одних вселяли ужас, других радовали, иные не верили и удивлялись, и каждый по-своему раздумывал, что ему делать. Некоторые баи спешили припрятать, что подороже, и подумывали о том, как бы убежать подальше.

Имам и суфи призывали людей к священной войне против неверных.

А бедняки с нетерпением ожидали победы революции.

Сайда Пахлава на мучила прежде всего мысль о младшем сыне. Ведь Мирак уехал в Каган, где война, где, может быть, идет бой. Может быть, его схватили, арестовали, погнали на поле битвы? Дыни растащили, наверное? Но пусть уж пропадут эти дыни, дай бог, чтобы сам остался цел. Бедный парень, с такими надеждами собирался на базар, сказал, что привезет мешок денег… Ничего не вышло, война началась…

Все утро Сайд разговаривал то с тем, то с другим, пытаясь отвлечь себя чем-нибудь, но потом не выдержал, вышел из кишлака, сел на берегу арыка и стал смотреть на дорогу в Каган. Дорога была пуста. Не видно было ни прохожих, ни проезжих, словно все люди сговорились и засели по домам.

Солнце почти достигло зенита, но жары не было, дул ветерок. В арыке журчала вода. Птицы распелись вовсю. Одна сизоворонка сидела на плетне и все время подавала голос. Лесная горлинка на дереве, словно в ответ, ворковала беззаботно. Ласточки, со свистом рассекая воздух, носились над кишлаком. Стая домашних голубей кувыркалась в небе, показывая свое искусство. Египетские горлицы возбужденно переговаривались друг с другом… Вдалеке послышалось жалобное мычание теленка, на что корова неподалеку отозвалась, как бы говоря: «Не бойся, я тут». Потом в кишлаке закричал осел. А время от времени издалека, будто из-за горизонта, доносился гул сражения.

«Люди давно говорили, что будет война, вот она и началась. Кто знает, чья сторона одержит верх в этой войне? Если, как и в прошлый раз, эмир окажется сильнее, что будет с людьми? Опять кровопролитие, опять убийства, казни джадидов? Дай бог, чтобы этого не было, да сжалится господь над людьми, да пошлет бедному народу мирную жизнь, чтобы и мы вздохнули спокойно!.. Неужели господь не услышит нашу мольбу?

Но что же могло случиться с Мираком? Почему он так запаздывает? Разве долго продать мешок дынь? А вдруг его забрали? Нет, надо идти в Каган, узнать, искать его!»

Сайд Пахлаван раздумывал, как быть, и вдруг услышал топот. Он вскочил и стал жадно смотреть в сторону Кагана, но дорога была по-прежнему пуста, это из кишлака выехал дехканин верхом на осле.

– А, Сайд Пахлаван! – сказал он. – Что вы здесь сидите?

Ждете кого-нибудь?

– Да, – сказал Пахлаван, – сын мой, Мирак, поехал в Каган, что-то задержался, я беспокоюсь…

– Э, полно, – сказал беззаботно дехканин, – не беспокойтесь, еще рано. Приедет… – Он хотел проехать, но Сайд Пахлаван остановил его:

– Нас есть, брат?

– Есть. Хотите? Давайте!

Сайд взял тыквочку-табакерку, положил под язык щепотку табака, потом отсыпал себе на листочек с дерева еще две-три щепотки и вернул табакерку хозяину.

– Четыре года воздерживался, – сказал он. – А сейчас вот захотелось. Ну, спасибо, будьте здоровы!

– И вы тоже! – сказал дехканин и добавил: – Да не беспокойтесь, никуда не денется ваш сын, вернется!

Дехканин уехал. Сайд опять остался один. Крепкий нас жег ему язык, это было приятно и немного успокоило его. Через несколько минут, выплюнув нас и прополоскав рот свежей водой, он лег на траву и опять стал смотреть на дорогу в Каган. На дороге никого не было видно. Но зато в траве шла своя жизнь, множество живых существ копошилось тут, занимаясь своими делами. Длинноногие муравьи, быстрые и подвижные, ухватив челюстями по зерну, спешили к дому и, сталкиваясь с другими, касались их усами, словно расспрашивали о чем-то… Кузнечики, стрекоча, гонялись друг за другом. Как беззаботны эти кузнечики. Есть ли у них дом и семья, жена и дети? Без детей жить трудно, но тревожиться о детях еще тяжелее!

«Но что же все-таки с Мираком? – спрашивал себя Сайд Пахлаван и невольно вновь положил под язык нас. – Солнце уже высоко, за это время можно было три мешка дынь продать. Или глупый мальчишка решил продать подороже, получить побольше денег? Не знает, что война в Бухаре началась. И никто ему не сказал…»

Он выплюнул табак, опять прополоскал рот водой из арыка. И, вновь посмотрев на дорогу, увидел какое-то пятнышко, двигавшееся к кишлаку. Он вскочил и стал вглядываться. «Да, конечно, кто-то едет на осле… Как будто Мирак… Да, конечно, это он, это Мирак. Слава, слава богу!»

От волнения Сайд Пахлаван хотел опять заложить нас под язык, но удержался, выбросил нас подальше и даже руки вымыл. А Мирак, увидев отца издалека, радостно закричал:

– Отец, отец! Все хорошо!

Дела наши прекрасны!

Сайд Пахлаван, не слушая радостных и несвязных слов сына, снял его с осла, поцеловал, прижал к груди, и слезы полились из его глаз.

Мирак никогда еще не видел своего отца таким взволнованным и спросил удивленно:

– Что с вами, отец?

– Хорошо, что ты приехал, сынок, а то я уж собирался идти в Каган тебя разыскивать.

– Почему?

– Разве ты ничего не слышал? В Кагане газават. Война идет.

– В Кагане все хорошо! – сказал Мирак и, погоняя осла впереди себя, пошел с отцом, на ходу рассказывая, что он видел и слышал. – В Кагане нет войны, – говорил он, – война идет в Бухаре… Жаль, что нельзя посмотреть! В Кагане солдаты, военные… Говорят: «Привези еще дынь».

– А ты что? – спросил Сайд Пахлаван, гордясь своим смельчаком сыном.

– Я сказал: «Хорошо. Непременно привезу». Солдаты все свои – мусульмане. Один из них назвал меня братишкой, другой – сынком, третий – племянником… Ей-богу, я правду говорю. Целый мешок денег я набрал… Это все солдатские деньги. Там и урусы есть, и ногаи, но все говорят по-нашему… Они все были за меня, даже поругались из-за меня с персом-перекупщиком…

– С каким персом?

– Ну, такой есть перс-перекупщик, лавочник, такой бородатый… ну, который вам деньги в долг дал… Так вот, солдаты над ним насмехались… Да! Еще там был тот человек, который вчера пришел вечером на бахчу… Ну, тот, с револьвером, который ушел к Наиму в дом. Он и еще один, в кожаной куртке, пошли в дом к персу-перекупщику… Человек с револьвером на меня накричал.

– За что?

– Я просто остановился и рассматривал картинку, а он сказал: «Погоняй своего осла, деревенщина!»

– Какую картинку?

– На большой бумаге нарисовали и к стене прилепили на улице. Ну, я посмотрел.

– Раз она на улице, значит, ее для того и повесили, чтобы все смотрели… Да! А тому человеку жалко стало, накричал на тебя.

Ну, пусть, бог с ним! Спасибо, что ты целым вернулся. Нет, он мне сразу показался дурным человеком… А другой в кожаной куртке, говоришь? Господи, помилуй нас! Хорошо, что не тронули тебя… Ну, а кого еще ты там видел?

– Дядю Хайдаркула видел… Одет по-военному… он с солдатами там. Он сказал, чтобы вы приготовили для солдат фруктов, дынь, сена и ячменя для коней, а они приедут и увезут все, деньги заплатят и мануфактуры дадут.

– Ну что ж, – сказал, задумавшись, отец. – Надо сказать аксакалу, м думаю, он не откажет.

– Войдя в кишлак, Сайд направился прямо к дому. А как же дыни?

– Какие дыни?

– Давайте пойдем на бахчу, еще дынь наберем… дынь отвезу – опять мешок денег привезу!

Оставь что, сынок, – решительно сказал отец. – Недаром говорит! «Пусть половина лепешки, да зато душа спокойна». Хватит на сегодня! Слава богу, что тебе никакого вреда не причинили, – война не шутка, сынок!

Мирак удивился, но не мог ничего возразить, только пробормотал:

– Я бы отвез… и все было бы хорошо…

– Скажи и за то спасибо!

Глава 3

…Прошло пять дней. Пять дней, полных беспокойства, пять дней страха и надежд. Что-то будет? Неужели и эмир бухарский, со всем его великолепием, будет свергнут? Неужели революционеры Бухары победят, свяжут эмира, вздернут его на виселицу? Тогда что же будут делать муллы? А приближенные эмира, те, что носят золотые пояса, куда пойдут?

Сайд Пахлаван, покопавшись в домашнем хламе, отыскал свою табакерку, заброшенную им четыре года назад, и опять стал закладывать под язык нас. Он плохо спал по ночам. Даже к работе как будто остыл, ходил часа на два в поле, задавал работу Мираку и возвращался в кишлак, садился у входа в мечеть и ждал вестей из Бухары. Вечером, придя домой, ел что-нибудь и снова брался за табак.

– Да что вы так сокрушаетесь, отец? – говорила ему жена. – От судьбы не уйдешь! Что со всеми будет, то и с нами! У нас ни особенного имущества, ни богатства нет, чтобы так беспокоиться!

– Э, что богатство? – сказал, махнув рукой, Сайд Пахлаван. – Я о дочери тревожусь… Бухара горит… по ночам с холма зарево видно… Там пожары… Что с нашей дочерью?

– Бог их сохранит!

– Бог-то бог…

– Дом нашей дочери у Лесного базара, там площадь широкая, открытая, – сказала женщина. – И от Арка далеко, и от хауза Девон-беги – от всех главных мест далеко.

А большевики, говорят, не трогают бедняков. Если и спалили они, так, верно, Арк… Место высокое – вот зарево и видно… Бог даст, наши дети живы и здоровы будут.

– Однако, – сказал Сайд Пахлаван, продолжая свою мысль, – на бога надейся, а за куст держись, говорят. Будь что будет, а я завтра отправлюсь в Бухару, повидаю их и вернусь.

– Но ведь вы же говорите – война, – сказала озабоченно женщина. – Бухара горит, говорите, как же вы туда пойдете?

– Не ездите в Бухару, отец! – вмешался в разговор Мирак. – Позвольте мне поехать в Каган, я еще мешок дынь отвезу. Если увижу дядю Хайдаркула, узнаю, что в Бухаре. Он все знает и расскажет мне.

Сайд Пахлаван с радостью и гордостью смотрел на сына, который уже мог давать советы отцу, но сказал совсем другое:

– Мать, у нас хороший сьш. Если мне суждено теперь умереть, я покину мир без сожаления.

Мирак смутился, опустил голову.

– Сын правильно предлагает, – сказала мать. – Пусть поедет. Каган близко, паренек никому в глаза не бросится, никто его не тронет… Ему лучше съездить и привезти известия… – Нет, мать, нельзя! – сказал Пахлаван решительно. – Никуда Мирак не поедет!

На этом разговор и кончился. Но Пахлаван долго не спал в эту ночь, все раздумывал.

Наутро в кишлак приехали несколько красноармейцев с командиром. Им нужны были фрукты, дыни и сено для лошадей. Командир, бородатый и в очках, узнал Мирака и поздоровался с ним дружески.

– Паренек у вас хороший, – сказал он отцу. – Почему тогда еще дыни не привез? Ребята в тот день ждали тебя, а ты не привез дынь, так они с сухими губами и в бой пошли. Хорошо, что победили, а то на твоей душе был бы грех!

– Солдаты взяли Бухару?

– Да, в Бухаре теперь Советская власть, эмир сбежал.

– О-о-о! Вот здорово! – сказал радостно Мирак и обратился к отцу: – Вот видите, эмир убежал, красные солдаты сильнее его оказались!

– Понял, сын, все понял, – сказал Пахлаван и обратился к командиру: – Поздравляю с победой!

– Спасибо!

– Это друг дяди Хайдаркула! – представил командира Мирак. – Он у меня дыню купил…

– Очень хорошо! – сказал Пахлаван. – Ну, тогда приглашай гостей на бахчу, угощай дынями!

– Пожалуйте! – сказал Мирак. – Наша бахча недалеко, пойдемте. Но гости отказались.

Аксакал кишлака не мог не выполнить просьбу солдат. С помощью Сайда Пахлавана и других дехкан он собрал несколько мешков дынь, две арбы люцерны, несколько мешков соломы. Командир заплатил за все дороже, чем следовало, дал чаю и сахару, и солдаты, распрощавшись, уехали. Провожая их, Мирак спросил, можно ли ему завтра поехать в Бухару? Командир ответил, что ехать можно, но лучше все же повременить дней пять-шесть, тогда станет спокойнее. Потом он написал что-то на бумажке и дал Мираку, сказав, что, если в Бухаре его кто-нибудь задержит, пусть он покажет эту бумагу.

Мирак довольный пришел домой, показал отцу и матери бумагу. Они решили, что через неделю отец и сын поедут в Бухару.

В назначенный день Сайд Пахлаван проснулся рано, еле добудился Мирака, и, легко позавтракав, они отправились на бахчу. Сорвав несколько спелых больших дынь, уложили их в хурджин и, гоня осла перед собой, поехали в Бухару.

Мы не пойдем по большой дороге, – сказал Сайд Пахлаван. – пойдем мимо кишлака Кари и через Джугихону к воротам Мазара ворота Кавола разрушены.

Хорошо, папа, – сказал Мирак, а пройдя немного, задумчиво спросил Сколько же теперь ворот в Бухаре?

– Ворот в Бухаре много, сынок! – сказал Сайд Пахлаван. – Ворота Мазара, Самаркандские ворота, ворота Намазгох, ворота Углон, Каракульские ворота, ворота Шейха Джалола и еще другие… Всего одиннадцать ворот! Говорят, что есть еще двенадцатые ворота, которые уже много лет заперты.

– Почему же они заперты? Или их тоже сломали, как ворота Ка-вола?

Не знаю, – сказал Пахлаван. Но путь был дальний, времени свободного много, и, чтобы скоротать дорогу, он стал рассказывать о бухарских воротах.

Ворота в городской стене обычно делаются там, где есть дорога. Вот, например, дорога на Каракуль начинается от Каракульских ворот, дорога на Карши идет от Каршинских ворот, путь в Самарканд – от Самаркандских ворот. Если нет дороги, то и ворота не нужны. Возможно, когда-то была такая дорога, которая шла через двенадцатые ворота, а потом почему-то была закрыта, вот и ворота стали не нужны, были заперты и пропали.

– Значит, в Бухаре столько ворот, сколько дорог, а? – удивлялся Мирак.

– Да, – сказал отец. – В Бухару ведет много дорог.

На этих дорогах постоянное движение. Приезжают и торговцы, и скупщики зерна, и ученые, и воры… Каждый своей дорогой, каждый по своему делу, со своими целями и намерениями… Кто везет в Бухару науку, просвещение, добро, кто увозит из Бухары товары, деньги, богатства; иные приезжают для того, чтобы украсить город, другие – чтобы его разрушить… Одни привозят, другие увозят… Такова жизнь этого города, сын! Двенадцать ворот Бухары подобны двенадцати месяцам года. В каждом месяце и хорошее есть и плохое! Пятнадцать ночей месяца светлые, а другие пятнадцать ночей – темные. Вот теперь революция, и как знать, кто теперь будет ходить в Бухару через эти двенадцать ворот, что привезут нам и что увезут?

– Теперь через эти ворота свобода придет! – сказал Мирак.

– Откуда ты знаешь? – удивился отец. – Свобода?

– Ребята говорят… и я в Кагане слышал, – сказал Мирак. – Как только эмир уйдет, так наступит Хурриат. А что такое Хурриат?

Сайд Пахлаван хорошо не знал, что значит это слово.

– Может быть, это и значит свобода? – сказал он.

– Если свобода – это хорошо! – весело сказал Мирак. – Каждый будет свободно ходить куда хочет, все видеть…

Мирак любил бывать в Бухаре. Большой старинный город с его торговыми рядами, базарами, с Арком, дворцами, мечетями и минаретами нравился ему. Улицы, мощенные булыжником, прохладные крытые пассажи, хауз Девонбеги, самый большой в Бухаре, пароконные фаэтоны, сарбазы, их парады и многое другое запомнилось ему навсегда. А что там сейчас, когда в Бухаре революция? Куда бежал эмир? Он жаждал ответа на эти и другие вопросы. Шагая вслед за ослом с палочкой-погонялочкой в руках, он погрузился в свои размышления.

А мысли Сайда Пахлавана были полны забот и печали: ну вот, произошла революция, эмир бежал, пришла новая власть, говорят… Очень хорошо! Но что нового она принесет в его жизнь? Кто поддержит его в нужде? Кто поможет вырваться из цепких лап ростовщика? Кто даст пару волов? Кто даст возможность хоть одну ночь поспать спокойно, без забот и печали, проснуться утром с улыбкой?

Миновав кишлак Кари, они вышли на большую дорогу. Дорога была пустынна. До поворота встретили только двух всадников – русских солдат, которые проехали быстро, даже не взглянули на них. Проехали Джугихону, потом по Файзабадской дороге между холмами выехали к воротам Мазара. Крепостная стена была та же, и ворота и крытый въезд стояли на своем месте, как раньше. Только на стене были видны следы снарядов и пуль да у ее подножья лежали пустые патроны, сломанные ружья, разбитые колеса, покореженное железо, кучи тряпья.

У ворот стояла стража, проверяли входивших и выходивших. Особенно проверяли тех, кто покидал город. Мужчина ли, женщина ли – все подвергались тщательному осмотру, строгой проверке.

Когда Сайд Пахлаван с сыном вошли в ворота, кто-то поздоровался с ними:

– Здравствуйте, дядя Сайд, входите, добро пожаловать!

Только посмотрев внимательно, Сайд узнал говорившего: это был Асо. Он был одет в военную форму, на голове барашковая шапка, у пояса револьвер; он стоял посреди дороги и помогал солдатам проверять путников.

Сайд Пахлаван обрадовался ему: Асо был близок с Хайдаркулом, а Хайдаркул был сейчас нужен Сайду как вода, как воздух. Он хотел увидеть Хайдаркула, чтобы узнать от него обо всем, что пережила Бухара, понять, что такое революция.

– Здравствуй, Асоджан! – сказал Пахлаван. – Ну, как жив, здоров? Я тебя даже не узнал сразу в этой одеже. А Фируза-джан здорова ли?

– Спасибо, вон она сама здоровается с вами. Под навесом караульного помещения около ворот стояла женщин, в парандже, она поклонилась им, когда Сайд взглянул в ее сторону.

Здравствуйте, дорогой дядя! Идите сюда, отдохните немножко! – сказала Фируза.

Да, пожалуйте в нашу караулку! – сказал Асо. Отдохнете немножко. Сейчас и дядя Хайдаркул должен прийти.

Правда? – обрадовался Сайд Пахлаван. – А я как раз хотел спросить у тебя, где он. Хорошо. Тогда, Мирак, привяжи осла, отдохнем, потом пойдем дальше.

Мирак привязал осла за воротами, около стражников, отец и сын в караульное помещение. Это была небольшая комнатка в крепостной имевшая только входную дверь, свет проходил через решетчатое. В комнатке было чисто подметено, на полу разостлан ковер, в углу сложены одеяла и курпачи. У двери стояли табуретка и два стула.

Фируза, без паранджи, покрывшись большим шелковым платком, в цветастом сатиновом платье, встретила гостей, прижав руки к груди.

– Во имя бога! – промолвил Сайд Пахлаван и сел на курпачи.

– Добро пожаловать! – сказала Фируза. – Тетушка моя здорова?

– Спасибо, спасибо! – отвечал Пахлаван. – Как вы тут? Целы и невредимы вышли из войны, из такой беды?

– Да, слава богу, победили, свобода пришла.

– А почему вы здесь?

– Нас с Асо назначили сюда в караулку – для проверки и пропуска людей.

– Да, но если бы в углу не было ружей, можно было бы подумать, что здесь жилое помещение. Так, значит, вы здесь по делу?

Очень хорошо! Мужчин Асо обыскивает, а ты женщин? Что же вы ищете?

– Смотрим, нет ли оружия, дорогих вещей…

– Война кончилась, зачем же людям оружие? Неужели не опротивело воевать? Мало, что ли, кровопролития было?

– Наоборот, война, оказывается, пробудила у людей интерес к оружию, – смеясь, сказала Фируза. – Каждый день двух-трех задерживаем…

– С оружием?

– С оружием, с револьверами, патронами, пулями… и с краденым товаром…

– С каким краденым товаром?

– С золотом, драгоценностями – из казны…

– Люди заботятся о том, как бы прожить, а воры делают свое дело, прости меня, господи!

– Сегодня меня чуть не ударили ножом…

– За что?

– Один эмирский начальник нарядился женщиной, набросил паранджу и хотел выйти из города, а я его задержала. Он вынул нож, хотел ударить меня. Хорошо, что Асо был рядом и прикладом ружья сбил его с ног.

– Ух, проклятый! – рассердился Пахлаван.

Тут и Асо, кончив свои дела, вошел в комнату и вмешался в разговор:

– Если мы не будем начеку, ничего не выйдет, дядя. Контрреволюционеры опять подымают голову.

– Эти, как ты говоришь, контры, кто они? Асо и Фируза переглянулись с улыбкой.

– Это сторонники эмира, – объяснил Асо.

– И те, кто против революции, – добавила Фируза.

– Понял, – сказал Пахлаван. – Значит, война и падение эмирского трона не послужили им уроком?

– Наоборот, они хотят опять вернуть своего эмира.

– Чтоб они сна не знали! – сказала Фируза и встала. – Мой самовар уже закипел, наверное.

– Давно кипит, – сказал Асо и обратился к Мираку: – Ну, а как ты, братец? Приехал город посмотреть?

– Вы тоже революционер? – осмелев, спросил Мирак у Асо. Тот улыбнулся:

– Стараюсь быть нужным революции, но не знаю, похож ли…

– Похожи, – уверенно сказал Мирак, как будто хорошо знал это. – Военная форма вам идет… Совсем солдат… А револьвер ваш заряжен?

– Ну, попался Асо! – улыбнулся Пахлаван. – Ответишь ему на все вопросы, так он у тебя и револьвер попросит.

– Время такое, революция, – сказал Асо. – Ребята тоже все хотят знать.

Ну, а что у вас в кишлаке? Спокойно ли?

– Спокойно! – сказал Пахлаван.

– Солдаты приезжали, мы дали им дынь, люцерны, – сказал Мирак.

– Ну вот, – воскликнул довольный Асо, – раз вы солдатам помогли, значит, вы тоже революционеры.

– Дашь дынь и люцерны – и станешь революционером, вот, значит, как это легко и просто. Что ж ты раньше не сказал? – засмеялся Пахлаван.

В эту минуту вошла Фируза с чайником и пиалами.

– Почему смеетесь, что случилось?

– Ничего, – сказал Асо. – Дядя Сайд выиграл пять очков – моими же словами меня побил. Потому и смеемся. А что там у ворот?

– Все в порядке. – Фируза расстелила дастархан, поставила чайник и пиалы. – Не обессудьте, у нас пекарни несколько дней не работали, сама напекла лепешек…

За чаем Сайд Пахлаван рассказывал про кишлачные дела.