Текст книги "Двенадцать ворот Бухары"
Автор книги: Джалол Икрами
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
– Благоприятное известие принес товарищ Асо… Я все время опасался, что Асад Махсум, желая удружить Наиму, да и по другим причинам, убьет Козим-заде. Молодец Сайд Пахлаван! Самоотверженно, рискуя жизнью, пошел на такой шаг…
А как он сам?
– Об этом ничего не известно, – ответил Асо.
– Я думаю, что нельзя терять времени, – сказал председатель. – Нужно как можно скорее выступить… Кто знает, что там с Саидом Пахлаваном! Может быть, его надо спасать… Товарищ Хайдаркул, возвращайтесь к себе как ни в чем не бывало, потихоньку известите Сайда Пахлава-на и других людей, которым вы доверяете, что к двум часам ночи сад будет нами окружен. К тому же времени прибудут чекисты и войска из Кагана. В их руках успех операции. Затем постарайтесь спокойно, не вызывая подозрений, сказать Асаду Махсуму и его приближенным, что их приглашают на экстренное совещание в ЧК, и сами привезите их в город. Когда они будут арестованы, мы нанесем удар их войскам, не подготовленным к внезапному нападению, и обезоружим их.
– Многие командиры верят мне, а пятеро из них только с виду подчиняются Асаду… Их я непременно предупрежу!..
Председатель продолжал распределять обязанности.
– Насим-джан и Асо, вы будете возглавлять отряд милиции. Главным начальником операции назначается товарищ Федоров, его заместитель – Карим. Прошу продумать и обсудить подробности.
– Да, конечно, сейчас все сделаем!
– А вы, товарищ Хайдаркул, можете идти и поскорее привезите «гостей»!.. Мы еще тут посовещаемся.
Хайдаркул ушел. В конюшне обслуживающий его Тухтача уже седлал коней.
– Кончили наконец заседать? – спросил он. – Уже давно мой желудок играет на барабане…
– Ох, ты до сих пор не ел? Прости, пожалуйста! За делом я и не вспомнил о твоем желудке.
– Ничего, приедем домой, там пловом насладимся!
– Если будет плов!
– Будет! Орзукулу жизнь не в жизнь, если хоть день плова не отведает.
– Ну, тогда едем поскорее, – сказал Хайдаркул, садясь на коня. – Уже ночь на дворе! Еще дождь пойдет… Хоть бы до дождя домой добраться…
– Не думаю, чтобы дождь пошел… Глядите, внизу небо совсем чистое.
Погнав коней, они выехали из города до закрытия ворот. В лицо им подул приятный весенний ветерок. Вдруг огненная стрела молнии пронзила и разорвала наплывшую на небо черную гучу. На одно мгновение все кругом осветилось дрожащим, призрачным светом… Не прошло и секунды, как оглушительно загрохотал гром. А вскоре упали и первые капли дождя, окропив лица всадников,
– Дождь!.. Это хорошо! – сказал Хайдаркул. – Солнце уж совсем иссушило землю за последние дни.
– Хорошо, но только ливня бы не было, – отозвался Тухтача. – Если, не дай бог, пойдет ливень, не видать нам в этом году ни яблок, ни винограда.
– Пока год у нас неплохой. Дай бог, чтобы он до конца таким остался!
Этой ночью нам предстоит большая работа… Как приедем в Дилькушо, сразу пришли ко мне Орзукула и Сангина! Пора кончать с этим притоном!
– Правда? О, как здорово!
– Не боишься схватки?
– Рядом с вами ничего не боюсь! – признался Тухтача. – Даже черта…
– Молодец! Всем нашим верным людям скажи – быть настороже, держать оружие наготове. Как только кликну, должны явиться по назначению, со двора никого не выпускать!
– Слушаюсь!
– То же самое прикажи Орзукулу и Сангину. Но берегись, будь начеку, чтобы раньше времени враги наши ничего не узнали!..
– Ну конечно!
Дождь все шел и шел… Когда они приехали в Дилькушо, он еще больше припустил.
Спешившись у ворот, Хайдаркул спросил стражника, не отлучался ли Махсум. Узнав, что он дома, Хайдаркул вошел во двор и был весьма удивлен, увидев, что Исмат-джан зажигает дворовый фонарь.
– Что это вы сами взялись за такое дело? А где Сайд Пахлаван?
– Не знаю, куда-то уехал – может, в город. А всюду темно. Позволю себе спросить, где вы так задержались, господин комиссар?
– Дела! – неопределенно ответил Хайдаркул. – Какие здесь происшествия были?
Никаких, все спокойно. Махсум немного прихворнул, ушел к себе Окилов, кажется, тоже у себя. А они вам нужны? Поесть не хотите ли
У меня небольшое дело к Махсуму… Вы и Окилов тоже.
– Хорошо. Я им сейчас доложу! А вы пока отдыхайте!
В комнате Хайдаркула было темно; в небольшие окна едва пробивался свет от дворового фонаря и ложился тусклыми желтыми пятнами на стену. Только Хайдаркул туда вошел и начал ощупью искать спички, лежавшие в нише, как его внезапно схватили с двух сторон, повалили на пол, крепко-накрепко связали руки, рот заткнули тряпкой и подвязали подбородок платком. Все это проделали молниеносно, он и опомниться не успел. Так. Значит, враги сумели предупредить события.
– Зажечь лампу? – спросил один из нападавших.
– Незачем! – последовал ответ.
Они подняли Хайдаркула и поставили на ноги. В густой тьме он не мог разглядеть лиц, да и голоса были ему совсем незнакомы.
– А теперь пожалуйте в мехманхану, – подтолкнул его кто-то из них. – Махсум хочет получше угостить вас.
– Вот именно – угостить… Хи-хи-хи! – захихикал другой.
В первые минуты гнев и боль затуманили сознание Хайдаркула и он не мог понять, что происходит. Ныли туго связанные руки, болела грудь.
От слабости он шатался. Его с трудом вытащили во двор.
У двери с наганом в руке стоял Исмат-джан. Увидев Хайдаркула, он злобно усмехнулся. Сыроватый после дождя воздух подействовал освежающе, Хайдаркул пришел немного в себя и, осознав положение, ужаснулся. Кто-то, очевидно, сообщил Махсуму, что его собираются разоружить этой ночью… Где Сайд Пахлаван, Орзукул, Сангин, Тухтача? Неужели их всех схватили?.. Его участь, конечно, решена. Махсум не станет тратить на него время… Враги встретятся лицом к лицу. Все маски сорваны! Пусть с ним делают что хотят, лишь бы свершилось этой ночью то, что задумано. Неужели никто из преданных людей не увидит его, не сообщит в город? А в ЧК сидят и ждут, что явится Асад с дружками… Хоть бы оповестить товарищей!.. Но никого нет, все приспешники Асада, басмачи.
Но и сейчас сильный духом, многое в жизни испытавший Хайдаркул не склонил голову перед Махсумом.
Две тридцатилинейные лампы заливали светом мехманхану. Нервно дергаясь, с налитыми кровью глазами сидел за своим рабочим столом Асад Махсум. Когда втащили Хайдаркула, он приказал открыть ему рот, Исмат-джан быстро выполнил приказание, и Хайдаркул с отвращением выплюнул накопившуюся во рту слюну. Гордо, независимо смотрел он прямо в глаза Асаду, ироническая улыбка пробегала по его губам.
– Вот и встретились мы с вами лицом к лицу, – сказал бледный Асад. – Но в качестве кого вы стоите сейчас передо мной? Вы не председатель проверочной комиссии, и не военный комиссар, и не дядя моей жены. Вы просто пойманный контрреволюционер, и мне предстоит вас допросить! Что вы скажете? Что сильнее – наша классовая бдительность ими ваша глупость?
Какой разительный контраст являли эти двое! Несмотря на крепко связанные руки, Хайдаркул казался скорее победителем, чем побежденным, так спокойно и уверенно держался он. А Махсум от волнения весь дрожал; чтобы скрыть это, он то ходил по комнате, то снова присаживался к столу.
– Ну вот, – продолжал он, – когда вы рыли мне яму, точили нож, чтобы отрезать голову, вы не представляли, что может произойти обратное и вы попадете в мои руки! Что вы обо мне знали?! Думали – он мне родственник, все простит? Да? Отвечайте!
Хайдаркул еще выше вскинул голову и резко заговорил:
– Ты мне наконец скажи, кто ты? Чего ты добиваешься, к чему стремишься?
Пора снять маску с твоего подлого лица!
Вздрогнув от ярости, Асад Махсум подскочил к Хайдаркулу и дважды ударил его по лицу. Хайдаркул пошатнулся, едва не упал, но огромным усилием воли заставил себя стоять.
– Я твоя смерть! – шипел Асад, задыхаясь от ненависти. – Понял наконец?
– Ну и что? – так же спокойно и гордо спросил Хайдаркул. – Что даст тебе моя смерть?
– Ах ты, ты!.. – Асад уже не находил слов. И вдруг как-то обмяк, умолк и зашагал по комнате.
– При эмире меня вот так же преследовал миршаб Абдурахманбек… Ничего не добился, – снова спокойно заговорил Хайдаркул. – Полиция и судьи белого царя схватили и, не разобравшись даже, виновен я или нет, сослали в Сибирь… Погибнет, надеялись они, в ледяных просторах. Ну, их судьбу ты знаешь… Скажи, чего ты хочешь? Какую цель преследуешь? Ведь может статься, что я, смертник, дам тебе совет, полезный и для тебя и для претерпевшего столько бедствий народа Бухары.
Асад Махсум бросил гневный взгляд на Хайдаркул а, но промолчал. А Хайдаркул говорил:
– Вот ты грозишь: «Я твоя смерть». Ты пугай тех, кто боится тебя, боится смерти. Кричи на тех, кто не знает, что такое громкий голос. Брось бахвальство, скажи, чего ты добиваешься. Ты получил от народной Советской власти свободу, силу… Чего же тебе не хватает!
– Хорошо, скажу, – сказал Асад почти спокойно. – Мне нравятся такие смелые люди, как ты… Слушай, я сам хочу быть Советской властью, понимаешь? Советской властью! Мне не нужны ни ЧК, ни партия… Зачем мне Файзулла Ходжаев, Муиддинов, ты и подобные… Сам справлюсь!.. Сам!
– То есть хочешь быть эмиром? – усмехнулся Хайдаркул.
– Пусть эмиром! – с наглой улыбкой воскликнул Асад. – Да, это так! Что ты со мной сделаешь? За ноги повесишь, что ли? Хочу быть эмиром, ха-ха-ха…
– Алимхан тоже хотел… да не пришлось! Народ не захотел.
– Глупец! – прямо в лицо Хайдаркулу заорал Асад. – Что значит народ? Стадо баранов! Куда пастух гонит, туда и прут. А пастух должен быть сильным, ловким, энергичным. А эти ваши джадиды разве смогут вести, куда надо? Мелки, трусливы. Коммунисты хотят всех уравнять с нищими водоносами! Я не хочу этого! Я создам такое государство, что народ возликует! Жаль, что ты не увидишь этого…
– Но зато я вижу паденье твоего господства! – зло усмехнулся Хайда ркул.
– Прекрати! – Асад уже снова в бешенстве кричал. – Завтра поговорим с тобой!
О, не думай, что я сразу отниму у тебя жизнь! Ты так легко не избавишься от меня, ответишь за каждое слово. Если будешь молчать, подвешу за ребра, а если и это не поможет, вырву твое черное сердце, пусть оно говорит… Уведите его, голова разболелась!
В одно мгновение из передней вбежали два джигита и увели Хайдар-кула. Асад в изнеможении упал в мягкое кресло и прикрыл глаза. Но покой его был очень скоро нарушен – вошел Окилов и, трясясь от страха, доложил:
– Только что сообщили из центра, что этой ночью готовится нападение на нас. Войска ЧК, милиция, гарнизон Бухары.
– Кто дал эти сведения?
– Низамиддин… Надо быть готовыми к бою, говорит…
– Чепуха! Я не сумасшедший, чтобы попасть в эту мышеловку!..
– Что же делать?
– Немедленно отдайте приказ – готовиться к переселению. Даю вам и Исмат-джану два часа сроку, чтобы погрузить на арбы и лошадей все наше имущество. Все оружие, до последнего патрона, должно быть в сохранности. Джигитам скажите, что отправляемся на военные учения, далеко. Пойду подготовлю семью…
– Как быть с арестованными?
– Сайда, Хайдаркула и еще самых вредных расстрелять! Поручаю это вам и Наиму. Остальных просто бросим здесь…
– Слушаюсь!
Окилов исчез, а Махсум стал собирать свои бумаги.
Тесный, темный, сырой подвал… Восемь шагов в длину, три шага в ширину… Вот куда слуги Асада привели Хайдаркула. Они развязали ему руки и ушли, заперев тяжелую толстую дверь на замок. В первое мгновение Хайдаркул стоял недвижимо, боясь оступиться в густой тьме, окутавшей (мо. Но постепенно глаза его привыкли к темноте, и он увидел в углу под потолком нечто вроде квадратного окошечка, шириной в пол-аршина, в которое проникал тусклый свет от фонаря, горевшего во дворе. Вздохнув, Хайдаркул огляделся вокруг, и ему показалось, что в углу перед ним лежит человек в черной одежде… Ему стало страшно. Вполне возможно, что они приволокли сюда такого же пленника, как он, расстреляли, бросили и ушли.
Теперь его черед. А завтра унесут сразу два трупа… А может быть, человек просто лежит в беспамятстве после пыток? Или это мешок, набитый соломой?
Хайдаркул все стоял и думал, как вдруг из угла раздался приглушенный голос:
– Вот здесь, поближе, навалена солома… Сядьте, дух переведите…
Человек говорил почти шепотом, но Хайдаркул сразу узнал голос Саида Пахлавана. Он и обрадовался и еще больше огорчился, «Понятно, беднягу схватили, замучили пытками и швырнули сюда… Конечно, чтобы арестовать меня, им нужно иметь основание… Неужели они думали, что Сайд… Нет, нет, Сайд не из тех, кто станет говорить то, что им захочется, он храбрый, честный человек».
Хайдаркул сделал шаг вперед и тихо позвал:
– Сайд Пахлаван, это ты?
– Хайдаркул! – вскочил тот. – Ака Хайдаркул! Это вы! О, это вы… Он обнял Хайдаркула и зарыдал, как дитя. Несколько минут в подвале
были слышны только всхлипывания. Даже смерть отца он оплакивал не так горько, как заточение Хайдаркула в этом темном и мрачном подвале. Все надежды теперь рушились. Хайдаркул был опорой и силой его души, и вот он в таком же бедственном положении, как и сам Сайд Пахлаван! Этот подвал – преддверие смерти!
Силач, богатырь Сайд все плакал и плакал, хороня свои мечты и надежды, пока наконец Хайдаркул не пристыдил его, стиснул плечи, а потом отстранился, говоря:
– Довольно! Хватит! Взрослый бородатый человек плачет, как ребенок. В жизни и не то бывает…
– Да… Нет… И вас тоже! И вас! Что творится?! Да что это?
– Ничего, успокойся… Как говорится, и это пройдет! Как ты сюда попал?.. Почему тебя арестовали? Когда?
– Сегодня вечером… Часа три назад… Я так надеялся, что хоть вы остались…
– Я и остался, не исчез, – нашел в себе силы пошутить Хайдаркул. – Вот пришел к тебе. Хорошо, что повидались, и на том спасибо! Ну, давай посидим потолкуем…
Они сели рядом на солому, покрывавшую сырой кирпичный пол. Волнуясь, еле сдерживая слезы, они не знали, с чего начать разговор. Столько всего накопилось… А поговорить надо было о многом. Хотелось на прощание раскрыть друг перед другом сердца. Ведь они и плену у Асада и вряд ли уйдут от него живыми. Конец, ждущий их, темен, холоден и страшен, как глухая зимняя ночь…
Что их ждет, кто знает?! Может быть, через час выведут и расстреляют где-нибудь на задворках. А может, прямо тут прикончат!
Мучительно тяжелое ожидание! Полная безнадежность! К кому взывать о помощи? Каждый камень этой стены, каждая перекладина на потолке, каждая капля на сыром полу таят беду и несчастье! Сердце больно сжимается от каждого звука в этой опасной тишине. Сам воздух здесь пропитан смертью, каждая минута пребывания в подвале напоена ядом!.. Человек превращен в ничто!
– Ну, говори, – прервал наконец настороженное молчание Хайдаркул. – К чему придрались? Почему тебя арестовали?
Сайд Пахлаван рассказал всю историю с Козим-заде и закончил такими словами:
– С Асадом я работал долго и, казалось, знал его неплохо… И все же не подозревал, что он может быть так хитер и коварен! Отправил мне вслед Наима, тут же послал ему в помощь Окилова с подручными. Был бы только Наим, я бы с ним справился… и двинул в город…
– Мне теперь ясно, они все это подстроили, чтобы тебя проверить и, если что не так, поймать с поличным! Чем ты мог вызвать их недоверие?
– Не знаю. Этот Махсум настоящая змея!..
– Да-да! – протянул, задумавшись, Хайдаркул. – Узбеки верно говорят: «Если себя ты считаешь мужем, то врага своего считай львом!» Мудрые слова. Никогда не думай, что враг слабее и глупее тебя. Враг силен и коварен. Чуть зазевался, пеняй на себя, попадешь в ловушку, как и я…
Тут Хайдаркул рассказал свою историю и добавил:
– Верны слова поэта, сказавшего: «На всех я мог подумать, только не на себя». Я, видно, был самоуверен. Увлекшись мыслью о будущем, всякими планами и проектами, а особенно сегодняшней ночной операцией, был легкомыслен и беспечен… И вот я здесь.
– Да, Хайдаркул-ака, я должен сказать нечто очень для меня важное: не подумайте, ради бога, что по моей вине вы попали в ловушку! Что я выболтал что-то лишнее… Палачи от меня ни единого слова не услышали… И не услышат! – воскликнул Сайд.
– Будь спокоен, я не сомневаюсь в тебе. Да и к чему бы ты меня в ловушку завлек? Причина нашего ареста в том, что Асад Махсум видит свой близкий конец. Он мечется, как бешеный, в отчаянии бросается из стороны в сторону… Цепляется за жизнь. Напрасно! Наша гибель не принесет ему спасения, он ответит за свое предательство, не избежать ему кары! Сверкает меч народного возмездия над его головой!
– Да!
Уже и его люди отрываются от него. Дня не проходит, чтобы кто-нибудь из отряда не сбежал.
– Близок, близок его конец! Может, считанные часы остались. И какая жалость, что мы с тобой не увидим этого! Умереть на пороге весны… бессмысленно…
Сайд Пахлаван молчал. То ли он не хотел перебивать Хайдаркула, то ли был поглощен мыслями о близком конце. А умирать никому не хочется… Хайдаркул тем временем продолжал:
– Тяжелее всего для меня сознавать, что я в ответе за твою кровь…
– Почему вы? Такова моя судьба, брат, судьба! Человек родится, растет, становится взрослым, и наступает день, когда он умирает. Это может быть и дома, и в поле, и в… тюрьме… Смерть горька, никогда сладкой не бывает…
Хайдаркул перевел разговор на другое. Ему хотелось хоть немного утешить преданного друга.
– И все же знай и помни: мы не зря жили на этом свете. Бескорыстно служили обществу, людям… Жизнь за них отдать готовы были. Мы никого не обижали, а, наоборот, охраняли от обид как могли. Я всю жизнь свою посвятил революции. А когда она свершилась, я остался на посту, на страже ее завоеваний, интересов народных… Много новых забот и задач появилось… Опять пришлось бороться с теми, кто о себе только думает, жажде личной власти. Но дни их сочтены. Мы можем отойти в сторону, спокойно встретить свой конец. У людей появляются новые желания и надежды…
Сайду Пахлавану тоже захотелось утешить товарища.
– Может, вам суждено дожить до свершения и этих надежд и желаний. Неужели люди, возглавляющие у нас Советскую власть, допустят, чтобы вы погибли от руки какого-то негодяя Махсума? Уверен, что они примут меры.
– Если узнают, то, конечно, постараются спасти нас… Но когда придет помощь… бог знает…
Опять замолчали.
– Скажите, – спросил вдруг Сайд, – неужели руководящие товарищи не знали, что за птица Асад Махсум?
– Э, Друг, не так-то легко распознать человека! Я вот прожил пятьдесят пять лет на свете, скольких людей перевидал, всяких, разных!..
И снова ошибаюсь. Правильно народ говорит: «Иметь сто друзей – мало, а одного врага – много». Одна паршивая овца все стадо портит. Один Асад Махсум может причинить такой вред, что потом сотне людей придется исправлять. А раскусить его с самого начала не удалось. Замаскировался! Под маской и проник в наши ряды. Захватив какой-нибудь высокий пост, такие люди начинают воду мутить. И действуют до тех пор, пока их не разоблачат и не осудят. Но до того такое натворят, что долго не расхлебаешь. Ни перед чем не останавливаются, сметают все на своем пути, чтобы захватить власть. Отца и мать, жену и детей принесут в жертву, всю страну разорят ради своих низменных целей!
Нервы Хайдаркула были напряжены до предела. Ему хотелось говорить, говорить, говорить… Поведать все, что он знает о жизни, о людях, о мире. В его разгоряченном мозгу ярко вспыхивали воспоминания.
На мгновение он умолк, потом продолжал говорить, но уже немного спокойнее:
– Что такое Асад Махсум? Заржавленное оружие в чьих-то руках. Им распоряжаются тайные опытные, умные враги… Действуют они осторожно и сами остаются в тени. Они проникли и в Центральный Исполнительный Комитет, и в Совет назиров, и в назираты… Бесчестные люди! Они подрывают авторитет члена партии. Партийный билет для них просто средство для обеспечения легкой жизни, высокого поста… В действительности им нет дела до интересов партии, народа, Советской власти.
– Подумать только, кто совершил революцию и кто пользуется ее плодами! – воскликнул Сайд Пахлаван.
– Да, совершил революцию народ, а потом примазались паразиты… Конечно, не все члены бухарского правительства плохи, большинство из них преданно служат Советской власти. Но есть и другие… Я надеюсь, я даже уверен, что они будут скоро разоблачены. Народ Бухары заживет счастливо, в достатке… Никто не сможет повернуть колесо истории вспять! Пусть Асад убьет меня, тебя и еще сотни людей, он все равно не достигнет своей гнусной цели! Он приговорен самой историей, он будет уничтожен! Народ Бухары рука об руку с другими братскими народами пойдет вперед, к счастью!..
– Да, да, – горячо воскликнул Сайд Пахлаван, прерывая Хайдаркула. – Все одиннадцать ворот Бухары… нет, даже все двенадцать будут открыты для счастья… Ветер свободы ворвется в них…
– О да, все двенадцать ворот Бухары!.. Но сейчас еще многое не отстоялось… Дерутся за должности, чины, вместо того чтобы объединиться и бороться с настоящими врагами – басмачами, приверженцами эмира, старыми чиновниками. Им нет дела до нужд народа, до блага народа… они думают только о себе и растаскивают народное добро. Но трудовой народ – истинный хозяин государства, он не потерпит такого надругательства, выбросит всю эту нечисть и позаботится о благе народа. Не горюй, Саид-джан, темная ночь сменится ясным днем!
Сайд Пахлаван невольно взглянул на окошечко над дверью.
За ним стояла тьма. Но по звукам голосов и топоту ног во дворе можно было понять, что там большая суматоха. Громыхало оружие – очевидно, вооруженные воины бегали в мехманхану и обратно. Внимательно прислушавшись, узники услышали и конский топот, и скрип арбы. Люди во дворе громко перекликались, ругались, о чем-то спорили. Порой все голоса перекрывал мощный, устрашающий бас Махсума, отдававшего распоряжения.
– Странно! – сказал Хайдаркул. – Они как будто уходят… Неужели они узнали, что должно произойти этой ночью!
– Ничего странного! Вы ведь сами сказали, что у Асада всюду свои люди. По-моему, Низамиддин один из них…
– Возможно, – сказал, подумав, Хайдаркул, – иногда и у меня возникало подозрение. Но о том, что намечалось в эту ночь, он не знал.
– А может быть, и знал.
Во дворе раздался грохот, как от падения на землю тяжелого металлического предмета. И тут же узники услышали голос Окилова:
– Подлец, держал ты когда-нибудь в руках оружие?! Подними!
– Видно, пулемет тащат, – сказал Сайд Пахлаван. – Был один в запасе, стоял, смазанный, на складе. Против басмачей Асад ни разу его в ход не пускал.
– Значит, они готовятся к бою… Как бы наши не понесли большие потери… Ведь мы рассчитывали на внезапность нападения, а теперь они успеют подготовиться.
– Да, ведь и они хотят выжить.
– Коварство Асада Махсума известно. Если бы я был…
Его прервали глухие удары в заднюю стену подвала. Кто-то топором или мотыгой ломал ее. Неужели пришла помощь и они сейчас выйдут на свободу из этой страшной тюрьмы?! Смирившиеся было со своей тяжелой участью, они сразу воспрянули духом. Удары, рушившие стену, звучали для них ласкающей уши музыкой. Прислушивались они и к тому, что происходит за дверью.
«О если бы, – как заклятье, повторял про себя Хайдаркул, – если бы наши избавители поспели раньше, чем люди Асада!..»
Каждый удар в стену, каждый падающий комок глины приближал свободу – словно спадали одно за другим звенья цепей… И вдруг раздался повелительный голос Асада:
– У нас осталось полчаса… Необходимо за это время все закончить и расправиться с изменниками! Я ухожу на женскую половину.
Готовьте к выезду фаэтон!
– Не беспокойтесь, все будет сделано вовремя, – ответил голос Оки-лова.
Хайдаркул схватил Сайда Пахлавана за руку; она была холодна, как лед, его била мелкая дрожь… В эту же секунду внутрь подвала упал первый кирпич, и в открытый проем ворвалась струя свежего воздуха…
У Ойши в этот вечер все время дергалась левая бровь. «Не к беде ли какой?» – сказала она матери.
– У женщин все приметы действуют наоборот: если дергается левая бровь, значит, суждено тебе радоваться.
– Нет, – возразила Ойша, – у меня тяжело на сердце, беспокоюсь за дядю… Я Махсуму совсем перестала верить. Он сам не дает нам свидеться, а говорит, что дядя проклял меня… Это ложь!
– Повариха мне сказала, что дядя обучает воинов, что-то им рассказывает… Мог бы, кажется, хоть раз навестить, проведать, как мы живем… Совести у него нет!
– А я думаю, что Махсум его не пускает.
– Он Махсума не боится!
– Господи… – Только Ойша собралась вознести просьбу к богу о ниспослании беды Махсуму, как сверкнула молния и загрохотал гром.
Обе женщины в страхе пробормотали слова молитвы и поплевали, как полагается в таких случаях, на свои воротники.
– Наверное, сейчас ливень пойдет, – сказала Ойша.
– Вот и хорошо! Весной нужен ливень.
Вскоре дождь забарабанил по крыше, застучал в дверь. При свете тридцатилинейной лампы Раджаб-биби что-то шила, Ойша вышивала. Обе женщины грустно молчали, думая о своем.
В последнее время Ойша совсем охладела к Махсуму, минутами он даже внушал ей отвращение; она не могла простить ему лжи о Кариме, и чем дальше шло время, тем больше тосковала она по бывшему своему жениху. Мысленно она каялась перед ним, просила прощения, говорила, что у нее не было выхода. Она слабая, беззащитная женщина, что ей было делать?
Таясь от матери, Ойша потихоньку плакала. Видела она, что и мать страдает. Раджаб-биби уже не верила лживым обещаниям Асада Махсума помириться с Хайдаркулом. Иногда она порывалась попросить кого-нибудь, чтобы привели к ней брата… Или думала пойти к нему, упасть в ноги и просить прощения. Но не решалась ни на то, ни на другое, боялась Махсума, боялась за дочь; если бы он узнал о ее намерениях, несдобровать им обеим.
Дождь прошел. Раджаб-биби клонило ко сну.
– Пойду лягу, – сказала она. – Видно, и сегодня Махсум поздно придет. Иди и ты спать.
– Да, мамочка, – позевывая, сказала Ойша.
Она встала и проводила мать до ее комнаты. Потом, открыв дверь во двор, глотнула свежего после дождя воздуха и, раздевшись, легла в постель. Но сна не было. Мрачные мысли одолевали ее. Она думала о своей злосчастной судьбе: о потерянном для нее Кариме, о лжи и коварстве Мах-сума… Кто она для него? Живая кукла, ребенок, с которым приятно поиграть. Проведет с ней часок, а в остальное время и не вспомнит… Каждое его слово о тоске по ней, о любви – ложь! Разве настоящая любовь может так быстро остыть? А ведь Ойша хороша по-прежнему, она все еще выглядит молодой девушкой… Да, его любовь – короткое увлечение и самообман!.. Ох, хоть бы Махсума скорее бог прибрал… и она и мать вздохнули бы свободно, вернулись в Гиждуван, в свой дом. Какая бы это была радостная весна! Конечно, Карим не вернет ей свою попранную любовь, он оскорблен и обижен. Но лишь бы он был здоров и счастлив! А она никогда не перестанет любить его, даже разлученная с ним навек!
Ее мысли прервал торопливо вошедший в комнату Махсум.
– Вставай, – сказал он еще у дверей. – Разбуди мать, сложишь все самое необходимое из вещей… Мы уезжаем… Поторопись, через полчаса должны выехать!
– Куда? – растерянно спросила Ойша, поднимаясь с постели.
– В Гиждуван, – назвал Махсум первое пришедшее в голову место. – Бери самое необходимое, не перегружайся… Золотые украшения, пару платьев… Все самое ценное.
Ойша догадалась, что Гиждуван придуман с ходу, что Махсум, как всегда, обманывает ее. А по его торопливости и растерянности она поняла, что ему плохо пришлось и он вынужден бежать, что их ждут скитания.
– Мы никуда не поедем, – твердо и спокойно сказала Ойша. – Мы останемся здесь, а вы возвращайтесь сюда!
Махсум посмотрел на нее как безумный, не поверил своим ушам: неужели это сказала его покорная жена!
– Что, что ты болтаешь? – грозно зарычал он. – Что ты без меня делать будешь?
– Ничего особенного… За нас не беспокойтесь.
– Ты что, серьезно говоришь или шутишь?
– Почему шучу, кто я, чтобы шутить так, и с кем?! – сказала Ойша, присев на край кровати. – Я ведь только ничего не стоящая игрушка.
– Сейчас не время кокетничать и ломаться, – прорычал Махсум, – на нас прут басмачи, нужно поскорее смыться.
– Что тут делать басмачам?..
Никуда я не поеду.
– Ойша! – свирепо крикнул Махсум. – Не выводи меня из терпения!.. А, чтоб тебя!.. – выругался он.
Крик и ругань Махсума услыхала спавшая в соседней комнате Раджаб-биби. Сон как рукой сняло, она быстро встала с постели, испуганно ожидая, что дальше будет.
Ойша между тем все так же спокойно сказала:
– Зачем кричать – охрипнете!
Махсум был вне себя от ярости. Ойша, покорная ему во всем Ойша, – и вдруг такое упрямство! Да еще в столь трудную, ужасную минуту! Это непостижимо, она безумна! Нет, это хуже, чем безумие, это измена. Да, измена мужу! Это заговор против него! В бешенстве он скрежетал зубами. Глаза налились кровью.
– Хорошо же! Так не хочешь
Он снял с гвоздя нагайку с ручкой черного дерева и шагнул к Ойше.
– Встань, дрянь!
– Нет, нет, нет! – крикнула Ойша, но свист нагайки заглушил ее голос.
Махсум хлестал изо всех сил, приговаривая: «Вставай, вставай, вставай!» Удары падали на спину, плечи, руки плачущей Ойши. Раджаб-биби не выдержала, вбежала в комнату и, бросившись к дочери, приняла на себя удары. Теперь рыдали в голос обе женщины Махсум перестал хлестать.
– Будешь ты собираться или нет? – снова крикнул он. За Ойшу ответила мать.
– Будет, дорогой Махсум, вот сейчас она.
– Проклятые, неблагодарные! – Махсум задыхался от ярости. – Знай, что, если ты сейчас же не соберешь свои вещи, я увезу тебя в чем есть, полураздетую, босую… Только твои труп вырвать из моих рук, живой ты от меня не уйдешь!
Вдруг из сада донеслись звуки выстрелов Махсум бросил нагайку и схватил маузер.
– А! Эти негодяи уже тут!
Он стремительно выбежал во двор. Ему навстречу шел вконец растерянный Исмат-джан.
– Заключенные – бормотал он. – Заключенные проломали стену и удрали…
– Хайдаркул? Сайд? А где ваши были, ишаки! Что теперь?
– Окилов с людьми бросились за ними в погоню. Я же пошел доложить вам…
– Займитесь пока этими бабами да соберут свои пожитки, впихните их в фаэтон. На подмогу возьмите джигитов и прямиком, безостановочно гоните по направлению к Гиждувану!
Встретимся в Бустане!
– Хорошо!
Махсум вышел на внешний двор.
Пролом в стене все увеличивался и увеличивался. С замиранием сердца, нетерпеливо вглядывались в него Хайдаркул и Сайд Пахлаван. Когда пролом стал настолько большим, что в него мог пролезть человек, показалась голова Тухтачи.
– Товарищ комиссар, товарищ комиссар, вы здесь?
– Тухтача, ты? – приглушенно сказал Хайдаркул и первым выбрался из подвала. За ним последовал Сайд Пахлаван. Помимо Тухтачи, их встретили Орзукул и Сангин.
– Они намеревались вас убить, а потом бежать, – сказал Орзукул, – но, пока грузили арбы, собирали людей, мы не теряли времени. Теперь надо скорее уйти, торопитесь!
