Текст книги "Император ярости (ЛП)"

Автор книги: Джаггер Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

34

ФРЕЯ

Солнце только что скрылось за горизонтом, отбрасывая длинные тени на территорию дома Мори. Я наблюдаю, как сад погружается в сумерки, прежде чем выйти на улицу. Сажусь на заднюю террасу, укутавшись в мягкий кардиган, с чашкой своего «утреннего» кофе.

Бросаю взгляд на телефон, закатываю глаза, когда вижу простой смайлик с большим пальцем вверх в ответ от Анники на мой вопрос о том, не хочет ли она сделать что-нибудь сегодня вечером.

Да, это «нет». Это код для «извини, вообще-то мы с Кензо будем заперты в его апартаментах, вынося друг другу мозги, пока не сможем двигаться, после чего, вероятно, сделаем это снова».

Улыбаюсь, вздыхая.

Я рада за нее. Хотя мы все живем в одном доме, и я почти не видела ее неделю.

Не было конкретного момента, когда я «решила» остаться в Киото. Просто… не вернулась в Нью-Йорк. Нью-Йорк никогда не был для меня «домом». Много мест носили это звание за последние одиннадцать лет с тех пор, как я уехала из дома. Некоторые дольше других – например, когда мы с Анникой были практически в ловушке у Валона, живя в Милане.

Нью-Йорк был лишь временной остановкой. Я имею в виду, что провела несколько месяцев там, живя исключительно в гостиничных номерах.

Но Киото?

Я улыбаюсь себе, потягивая кофе. Странно говорить, что место, куда я просто приехала, «чувствуется как дом». Но это так. Анника здесь, для начала. У Кира нет проблем с тем, чтобы я выполняла свою работу для него отсюда.

Мал здесь.

Звук шагов вырывает меня из мыслей.

Мгновенно горячая дрожь пробегает по спине.

Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы знать, что это он. Его присутствие невозможно спутать – темное и неизбежное, как шторм, надвигающийся на горы. Он не говорит ни слова минуту, просто стоит позади меня, его длинная тень растягивается по террасе.

Наконец, он говорит, его голос низкий и властный.

– Пойдем со мной.

Я моргаю, оглядываюсь на него, слегка хмурясь.

– Пойдем куда? – спрашиваю я.

Он не отвечает, просто делает шаг вперед, протягивает руку, чтобы взять мою, и, прежде чем я успеваю опомниться, меня поднимают на ноги. Я делаю еще один большой глоток кофе, затем ставлю кружку и следую за ним.

Мал ведет меня через дом к парадному входу, где припаркован его джип. Верх опущен, а на заднем сиденье лежат две доски для серфинга, их гладкие формы торчат в вечернее небо.

Я останавливаюсь, глаза расширяются, прежде чем я поворачиваюсь к нему.

– Что…?

Он улыбается той редкой, кривой улыбкой, которая всегда вызывает во мне электрический разряд.

– Садись.

Колеблюсь на мгновение, мой ум крутится от вопросов. Но затем я чувствую это знакомое притяжение – непреодолимое желание пойти с ним и посмотреть, куда это приведет. Без лишних слов я сажусь на пассажирское сиденье.

Мы не разговариваем, пока он выезжает с подъездной дорожки и направляется на извилистые горные дороги, ведущие прочь от дома. Ветер проносится мимо нас, прохладный и свежий. Я бросаю взгляд на него: Мал сосредоточен на дороге, его руки уверенно лежат на руле.

Я наблюдаю, как луна поднимается, небо становится глубокого фиолетового оттенка, а звезды начинают проглядывать. Через некоторое время я не могу не спросить.

– Так… доски для серфинга?

Взгляд Мала на мгновение скользит ко мне, в нем мелькает тень улыбки.

– Подумал, что тебе пора научиться.

Я смотрю на него, разинув рот.

– Я же ясно сказала, что никогда раньше не занималась серфингом, верно?

– Ты также никогда не занималась сексом раньше.

Мое лицо заливается краской. Мал просто ухмыляется.

– Почему сейчас? – тихо спрашиваю я, наблюдая за его профилем, пока он ведет машину, лунный свет отбрасывает тени на его лицо.

Рука Мала соскальзывает с рычага переключения передач, его пальцы на мгновение касаются моих.

– Потому что я хочу.

В его тоне есть что-то, что заставляет меня перестать задавать вопросы. Может быть, это то, что мне нужно.

И, возможно, Мал знает это лучше, чем я.

Пляж Хондзёхама, в двух часах езды от Киото, пуст, волны мягко разбиваются о берег. Серебристый лунный свет играет на волнах и песке, и я не могу не почувствовать благоговение перед красотой всего этого. Темнота делает все немного опаснее, немного захватывающе.

Облака плывут по луне, когда Мал берет доски для серфинга, а я следую за ним к воде, сбрасывая обувь и позволяя ногам погрузиться в прохладный, влажный песок. Звук океана наполняет воздух, ровный, ритмичный пульс, который совпадает с биением моего сердца.

– Тебе понадобится это.

Мал протягивает мне черный гидрокостюм с длинными рукавами и шортами, а также простой черный бикини. Я прикусываю губу, чувствуя, как жар разливается по щекам, пока он раздевается догола и надевает плавки и мужской гидрокостюм в том же стиле, что и мой.

– Если тебе нужна помощь, чтобы снять одежду, просто скажи.

Я краснею, понимая, что открыто смотрю на него. Снимаю одежду, чувствуя жар его взгляда на себе, пока надеваю бикини и втискиваюсь в гидрокостюм.

– Посмотрим, сколько у нас времени, – хрипло говорит Мал, оглядываясь на небо над водой. Темные облака надвигаются, и волны определенно становятся выше. – Возможно, надвигается шторм.

Я сглатываю, чувствуя напряжение в животе.

– Я не знаю… – бормочу я, глядя на пугающую черную воду.

– Ты можешь.

Вздрагиваю, глядя на него.

– М-м?

– Ты сможешь это сделать. Сначала мы потренируемся вставать на доску на песке. Потом выйдем в воду.

Он протягивает мне одну из досок.

– Готова?

Я киваю. Честно говоря, не уверена. Но что-то в том, чтобы быть здесь с Малом, заставляет меня хотеть преодолеть этот страх, бросить осторожность на ветер и просто… жить.

Memento Vivere.

Сначала мы проводим около часа на песке, Мал показывает мне, как переходить из положения лежа в положение стоя одним движением. Фишка в том, что нужно делать это, балансируя на воде, пока волна несет тебя к берегу.

Даже на песке у меня сначала ничего не получается. Но после миллиона попыток я начинаю справляться чуть лучше. Еще через миллион попыток я думаю, что поняла, как это делать.

Мал идет со мной к воде, прохладные волны омывают наши ноги. Луна висит низко в небе, ее серебристый свет делает воду почти неземной, хотя и определенно жутковатой.

Я вздрагиваю.

– Здесь есть акулы?

Мал ухмыляется.

– Только один способ узнать.

Ну, блин.

Сглатываю страх и следую за ним в воду. В темноте царит тишина, спокойствие, которое окутывает нас, пока мы идем глубже в волны.

Он показывает мне, как лежать на доске, его руки уверенно направляют меня.

– Ты справишься, – тихо говорит он.

Я делаю глубокий вдох, когда мы выплываем на открытую воду, сердце бьется от страха и волнения. Волны под нами сначала мягкие, как пологие холмы. Но по мере того, как мы удаляемся от берега, я чувствую мощь океана под собой, прилив становится сильнее.

Мал впереди меня, его тело движется вместе с волнами, как будто он их часть. В нем есть грация, которую я никогда раньше не замечала, плавность, которая одновременно красива и неожиданна.

– Ты отлично справляешься, – кричит он мне через шум волн.

Мои руки уже начинают уставать, но я улыбаюсь. Прохладная соленая вода на коже и бескрайний океан передо мной ощущаются как свобода, и впервые за долгое время я чувствую, что контролирую ситуацию. Может быть, не свою болезнь или судьбу. Но этот момент?

Этот момент мой.

– Готовься вставать! – кричит Мал, когда волна накатывает на нас сзади.

Я колеблюсь, сердце колотится в груди. Но все в порядке. Я доверяю ему.

– Сейчас!

Встаю, ноги дрожат, но каким-то образом я остаюсь на ногах. Волна несет меня вперед, ветер проносится мимо, и на мгновение я чувствую себя совершенно невесомой – как будто лечу.

– Мал! – визжу, смеясь, когда волна несет меня к берегу. Я замечаю его ухмылку краем глаза, и кажется, что больше ничего не имеет значения.

Я не знаю, сколько мы катаемся. Кажется, что прошли часы. Время здесь теряет смысл, лунный свет и океан сливаются в идеальной гармонии. Я задыхаюсь, тело истощено, но я не хочу останавливаться. Не хочу, чтобы эта ночь когда-нибудь закончилась.

Затем что-то меняется.

Ветер усиливается, резкий порыв вызывает дрожь по спине. Я смотрю на горизонт и вижу, как темные облака, которые были раньше, надвигаются гораздо быстрее. Океан начинает бурлить, волны становятся выше и яростнее с каждой секундой.

– Нам нужно возвращаться, – говорит Мал, подплывая ко мне.

Я качаю головой, адреналин бурлит в моих венах.

– Еще одну, – улыбаюсь я, кладу доску под себя и отплываю от него.

– Фрея, сейчас, – его голос становится резче, пробиваясь через нарастающий ветер.

Но я уже далеко, преследую последнюю волну, азарт нового увлечения слишком соблазнителен, чтобы сопротивляться. Шторм, может быть, и приближается, но в этот момент я чувствую себя непобедимой.

Я ловлю волну, мое тело движется вместе с океаном, пока огромный гребень несется к берегу. На секунду все идеально.

Пока не становится иначе.

Гравитация меняется, и волна обрушивается на меня, ветер взбивает воду в бешенство. Меня сбрасывает с доски, я кувыркаюсь под поверхностью, дезориентированная и задыхающаяся.

Паника охватывает меня, когда шторм обрушивается во всей своей мощи. Пытаюсь всплыть, но волны безжалостны, снова и снова тянут меня под воду, доска, привязанная к моей лодыжке, дергает и тянет мою ногу. Как раз когда я думаю, что больше не могу держаться, сильные руки обхватывают меня, вытягивая на поверхность.

Мал.

Он тащит меня на свою доску, его глаза полны страха и гнева.

– О чем, черт возьми, ты думала? – кричит он, но нет времени на ответ. Шторм здесь, и он чертовски злой.

Волны грохочут вокруг нас, пока мы отчаянно гребем к берегу. Мы добираемся до берега как раз в тот момент, когда ветер достигает пика, дождь льет стеной. Мал хватает обе доски, отстегивает ремни на лодыжках, и мы бежим по песку к джипу. Мы оба срываем с себя гидрокостюмы и купальники, когда внезапный, резкий треск разрывает ночь.

Я оборачиваюсь, крича, когда огромная ветка дерева с грохотом падает на парковку прямо перед джипом, блокируя его.

Вздрагиваю, когда мощный шторм начинает бушевать и греметь вокруг нас. Я оглядываюсь, ища укрытие, но ничего нет. Мал рассказал мне по дороге, что именно поэтому он любит этот пляж – потому что он такой уединенный, без единого примитивного серф-бара.

– ФРЕЯ!

Мал кричит мое имя над воющим ветром, небо гремит и грохочет, пока шторм обрушивается на берег. Он хватает мою руку, тащит меня за собой в вихрь ветра, пока мы спотыкаемся по пляжу, голые, мокрые и напуганные.

Мал тянет меня вниз, в пространство между двумя скальными образованиями, укрывая нас от худшего. Я не могу понять, это ветер или я кричу, когда его сильные руки обхватывают меня, его тело плотно прижимается к моему. Его дыхание прерывистое, грудь поднимается и опускается, пока адский шторм бушует вокруг нас.

– Тайфун! – кричит он.

Я отчаянно цепляюсь за него, как будто ветер может вырвать меня и унести в самую бурю. Смотрю на него, мое сердце колотится в груди, и что-то меняется между нами. Шторм бушует вокруг, но все, на чем я могу сосредоточиться, – это он – его ледяные голубые глаза, то, как его руки держат меня, будто он никогда не отпустит.

И тогда, не думая, я целую его.

Это яростный и отчаянный поцелуй, который говорит обо всем, что мы не могли выразить словами. Ветер воет вокруг нас, дождь хлещет по нашей коже, ярость природы кричит в наши уши.

Ничто из этого не имеет значения.

Только мы важны сейчас.

Мой язык танцует с его, мои стоны теряются в ветре, пока я жадно целую его. Его руки скользят по моему телу, хватают меня за шею и запутываются в моих мокрых волосах. Он хватает меня за задницу, его тело прижимается к моему.

Я вздрагиваю, постанывая, пока я безумно целую его.

Он возбужден.

Я мокрая, и это не от дождя.

Мал рычит мне в рот, кусая и покусывая мои губы, пока я протягиваю руку между нами и обхватываю его огромный член своими маленькими пальцами. Его глаза встречаются с моими, его бурный, ледяной голубой взгляд фиксируется на мне, а губы изгибаются в опасной улыбке.

Мы идеальное сочетание безумия.

Не думая, забывая о том, что мы находимся в чертовом тайфуне, где Мать-природа пытается стереть нас с лица Земли, я перекидываю ногу через него. Мал стонет, когда я сажусь сверху, проводя его членом по моей скользкой киске, прежде чем направить его головку.

Дааа, черт возьми…

Опускаюсь на него, чувствуя, как его толстый член проникает в меня, и он входит в меня сильно и глубоко. Он хватает меня за волосы и задницу, прижимая свои губы к моим в наказывающем, яростном поцелуе, пока мы начинаем двигаться вместе.

Шторм гремит и ревет вокруг нас. Дождь обрушивается на нас, а ветер рвет и царапает наши тела. Молния вспыхивает на небе, гром потрясает меня до костей, пока мои бедра подпрыгивают и извиваются, и я трусь о член Мала.

Его рот опускается на мою шею, кусая так сильно, что я клянусь, он прокалывает кожу. Его руки повсюду на мне, он крутит соски, дергает пирсинг, хватает мою задницу и прижимает к себе, входя в меня с такой яростью, что кружится голова.

Молния снова ударяет, и ветер продолжает выть, как банши. Мал хватает меня за лицо, наши глаза встречаются, губы в дюйме друг от друга, а наши тела сталкиваются снова и снова, пока я подпрыгиваю и елозю на его члене, пока мир вокруг меня не становится размытым.

Небо разрывается пополам. Гром взрывается в самой моей душе.

Я кричу, когда отпускаю себя и кончаю.

Рот Мала прижимается к моему, поглощая крики, пока моя киска сжимается вокруг него. Оргазм пронзает меня, и когда он сжимает крепче и стонет в мои губы, я задыхаюсь, чувствуя, как его сперма бьет глубоко внутри.

Шторм не стихает. Мы тоже.

Мы просто продолжаем.

И продолжаем.

И продолжаем.

Потому что здесь, на краю света, посреди Армагеддона, с ним…

Я свободна.

И в этот момент, мы боги.

35

МАЛ

Огонь потрескивает, танцуя в умирающем ветре.

Луна пробивается сквозь последние остатки облаков, окрашивая все в серебристый цвет – от темного океана, который бурлит за берегом, до разбросанных скал, усеивающих береговую линию. Воздух все еще заряжен от шторма электричеством, которое витает между нами, даже когда ветер утих.

После того, как шторм прошел, я мог бы легко вытащить джип, проехав по песку и обогнув огромную ветку дерева. Но наша одежда – по крайней мере, та, которую мы смогли найти после того, как ветер утих – промокла, и кто захочет ехать два часа в мокрой одежде?

Я сижу в нескольких футах от Фреи, поддерживая небольшой костер, который разжег из обломков дрейфующего дерева, собранного на пляже. Огонь тихо потрескивает, озаряя ее лицо теплым светом, пока она обнимает свои колени, ее обнаженное тело свернуто в клубок, а глаза устремлены в пламя.

Тишина между нами комфортна, наполнена молчанием, которое глубже слов. Я помешиваю огонь, разгребая угли, пытаясь сосредоточиться на чем-то, кроме того, как мое сердце колотится от того, как Фрея выглядит в мягком свете пламени. Ее волосы все еще влажные, темные пряди прилипли к лицу, а ее бледная кожа приобрела теплый румянец от близости к огню. Я не могу оторвать от нее глаз.

Она бросает на меня взгляд, ее глаза отражают свет огня, и во взгляде есть мягкость, от которой сжимается грудь. Я пытался держать наши отношения в рамках – аккуратно разделенными, как все в моей жизни – но каждый раз, когда я рядом с ней, эти рамки становится все сложнее и сложнее удерживать.

– Это было безумием, – тихо говорит она.

Я хмыкаю в согласии, подбрасывая еще один кусок дерева в огонь.

– Надо было послушать меня, когда я сказал возвращаться.

Она слабо улыбается, и в ее взгляде мелькает озорство.

– Да, ты уже должен знать, что я никогда не слушаюсь.

– Без шуток, – рычу я, усмехаясь.

Правда в том, что я бы не хотел, чтобы было иначе. Мне нравится ее непокорность, ее упрямство. Этот огонь в ней – то, что привлекло меня в ту самую первую ночь в офисе, где я нашел ее.

Она не боится меня, как большинство людей. И это, парадоксально, пугает меня до чертиков, потому что я не знаю, как защитить ее от тьмы внутри меня.

Все, что я знаю, это то, что что-то в ней заставляет меня хотеть отпустить – весь контроль, все стены, весь хлам, который я годами выстраивал вокруг себя.

Она немного сдвигается ближе к огню, подтягивает колени к груди и снова кладет подбородок на них.

– Ты была великолепна там, знаешь ли, – тихо говорю я.

Она улыбается, ее глаза поднимаются на меня.

– Да?

Я киваю.

– Поэтому ты привез меня сюда? Чтобы подбодрить меня?

Я качаю головой.

– Хотел показать тебе что-то, чего ты никогда раньше не видела и не делала.

Ее губы дрожат, превращаясь в улыбку, и она смотрит на океан.

– Ну, миссия определенно выполнена.

Мы снова сидим в тишине, огонь потрескивает между нами. Чувствую ее взгляд на себе, полный ожидания. Я знаю, что должен молчать, держать все внутри, как всегда.

Но я не хочу. Больше нет.

Делаю глубокий вдох, чувствуя, как слова рвутся из горла, наконец вырываясь наружу.

– Меня били, пытали и насиловали три года после того, как моя семья погибла.

Слова зависают в воздухе между нами, тяжелые и удушающие. Я никогда раньше не произносил их вслух, не так, чтобы это что-то значило. Но сейчас, говоря это здесь, Фрее, все чувствуется иначе. Как будто я разрываю старую рану, которая так и не зажила.

Фрея ничего не говорит. Но когда я бросаю на нее взгляд, я вижу, как она смотрит на меня с трагической печалью в глазах. Как будто она хочет утешить меня, но также знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что это не то, чего я хочу. Я не знаю, как она это делает, но в ее взгляде нет осуждения или жалости. Только… печаль.

Ее губы дрожат, горло сжимается, а пальцы переплетаются.

– После…

Лицо Фреи немного искажается, когда она отводит взгляд.

После того, как семья Фреи убила мою – это часть, оставшаяся невысказанной. Но сейчас я не смотрю на нее и не вижу этого. Это был ее отец и его насилие и ненависть.

Не она.

– Мой дед Каспер взял меня к себе. Он был чудовищем.

Я провожу рукой по волосам, глядя в огонь, пока ужасные воспоминания начинают захлестывать.

– Каспер был жестоким, нацистом. В прямом смысле слова нацистом. Он был подростком, когда немцы вошли в Норвегию, и он с радостью проглотил их яд. Шестьдесят лет спустя он все еще ждал, когда чертов Четвертый Рейх поднимется. Он был ублюдком, и он был одержим тем, чтобы сделать из нас что-то, что соответствовало его искаженному видению мира.

Она ничего не говорит, но я чувствую, как она смотрит на меня, ее глаза впиваются в мою щеку.

– Нас? – наконец тихо произносит она, ее голос дрожит.

– С нами было еще двое мальчиков – двое других сирот, которых он взял к себе, – тихо говорю я. – Йонас и Филип. Мы все были просто детьми, но Каспер хотел сделать из нас что-то другое. Что-то темное.

Я делаю глубокий вдох, тяжесть тех дней давит на меня.

– Мы все трое переживали это по-разному. Я просто пытался выжить. Но Йонас… Он стал настоящим последователем, таким же, как Каспер. Он был любимчиком, потому что был таким же извращенным и ненавидящим, как мой дед. Может, он просто лучше всех притворялся, чтобы его не трогали. Но я сомневаюсь, что это было так. Думаю, он ненавидел так же, как Каспер.

Я беру кусок дрейфующего дерева и подбрасываю его в огонь.

– Филип… Он был слишком хорошим. Слишком невинным. Он не мог справиться с этим, и мой дед, черт возьми, знал это. Ему нравилось, что Филип ломался так легко, и он получал удовольствие, издеваясь над ним сильнее всего. Побои, психологическое давление, пытки…

Я отвожу взгляд.

– Прикасался к нему.

Из горла Фреи вырывается сдавленный рыдающий звук. Я просто смотрю на потрескивающее пламя, чувствуя, как моя кровь замедляется, словно густое масло.

– Однажды Каспер зашел слишком далеко. Филип совершил ужасное преступление – пролил немного кофе на кухонный пол, когда нес его моему деду. Тогда мой дед вытащил его в сарай, повесил голым за запястья на балках, так что его ноги не касались земли, и избил его бычьим кнутом.

Моя челюсть сжимается, когда воспоминание царапает и рвет меня изнутри.

– Я до сих пор слышу влажный звук окровавленной кожи под ударами кнута.

Фреа рыдает, плача в ладони, с ужасом глядя на меня.

– Он убил его, – тихо говорю я. – Он просто продолжал и продолжал, заставляя Йонаса и меня смотреть, пока… – Я отвожу взгляд. – Все не закончилось.

Дыхание Фреи прерывается, ее глаза слегка расширяются, но она все еще не перебивает.

– После этого я сорвался, – говорю я, мой голос становится грубее, кулаки сжимаются по бокам. – Филип был единственным другом, который у меня был, и когда я увидел, как этот монстр убил его просто так, просто потому что мог, я, черт возьми, сломался. Я схватил вилы и проткнул этого ублюдка четыре раза.

После того, как заканчиваю говорить, наступает долгая тишина, только потрескивание огня и далекий шум волн. Я бросаю взгляд на Фрею, ожидая, что теперь она посмотрит на меня иначе. Но, если что-то и изменилось, ее выражение стало еще мягче, более понимающим.

– Мал…

С сдавленным рыданием она бросается ко мне, обнимая меня и сжимая так, что я едва могу дышать, пока она плачет у меня на шее.

– Мне так чертовски жаль… – хрипло шепчет она, ее дыхание прерывается громкими рыданиями.

Мы сидим так некоторое время, просто держась друг за друга, пока огонь потрескивает, а волны разбиваются о берег. Я чувствую, как ее пальцы скользят по моей коже, а горло сжимается у моего плеча.

Я знаю ее манеру. Она пытается понять, как сказать что-то.

– Что бы это ни было, – тихо говорю я, – я хочу это услышать.

Она замирает.

– Скажи мне, Фрея, – бормочу я, поворачиваясь, чтобы поднять ее подбородок, заставляя ее глаза встретиться с моими. Я вижу в них печаль и страх. Она волнуется. – Тебе не нужно прятаться от меня, – тихо, но настойчиво говорю я, внимательно наблюдая за ней. – Не сейчас.

Она смотрит на меня, выглядит потерянной и уязвимой, как никогда раньше. Долгое время она просто смотрит на меня, словно пытаясь решить, стоит ли доверять мне то, что ее гнетет.

– У меня болезнь Хантингтона, – наконец говорит она, ее голос едва слышен. – Это генетическое заболевание. У моего отца и брата оно было, и у меня тоже. Это значит, что я умру молодой.

Ее слова бьют меня, как удар в живот, оглушая своей тяжестью и окончательностью. Я смотрю на нее, горло сжимается, ярость, которую я не понимаю, бушует в моих венах, пока я пытаюсь осмыслить то, что она только что сказала.

– Нейроны в моем мозге… Они начнут разрушаться и умирать в какой-то момент. Некоторые люди живут до пятидесяти, но у меня, как и у моего отца, это будет прогрессировать гораздо быстрее. Вероятно, первые симптомы появятся через несколько лет. А потом это убьет меня.

Мое горло сжимается. Пульс бьется в венах, как песок, замедляясь, пока все, что я чувствую, – это несправедливость всего этого.

Что-то внутри меня ломается. Мои руки обнимают ее крепче, прижимая к груди, как будто я могу защитить ее от неизбежного. Она дрожит, ее дыхание прерывистое и неровное, и я чувствую, как ее слезы пропитывают мою рубашку.

– Я не хотела, чтобы ты знал, что умру, – вырывается у нее, ее голос приглушен моей грудью. – Я не хотела, чтобы ты смотрел на меня иначе. Не хотела, чтобы ты чувствовал жалость ко мне.

Долгая тишина.

Затем я качаю головой, мой палец нежно проводит по ее щеке.

– Мы все умрем, – тихо говорю я. Мой взгляд и пальцы скользят по ее боку, пока палец не касается татуировки на ее ребрах.

– Поэтому ты сделала это, да? – Я провожу подушечкой по ее татуировке. – Помни, что ты смертна.

Она кивает, ее губы дрожат.

– Ну, ты сама сказала мне, что у этой фразы есть вторая часть, – я говорю яростно, мой голос тихий, но твердый. – Memento Vivere. Помни, что нужно жить.

Она смотрит на меня, ее дыхание замирает в горле.

– Живи, Фрея, – я шиплю темно, крепко держа ее лицо в своих руках, наши глаза встречаются. – Мы живем ради этого чертового момента. Ради сегодня. Не ради завтра. Не ради вчера. Просто… сейчас.

Ее руки обнимают меня, притягивая ближе, пока наши губы сливаются в поцелуе, а огонь потрескивает рядом с нами.

Я боролся всю свою жизнь. Знаю, что не могу бороться со смертью или с неизбежным.

Но это, черт возьми, не остановит меня от попыток.