Текст книги "Император ярости (ЛП)"

Автор книги: Джаггер Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Какая хорошенькая шлюшка, трахается на полу с спермой на лице и трусиками в своем грязном ротике, – рычит он, заставляя меня визжать, когда он вгоняет в меня свой член.

Он делает это снова, его тяжелые яйца шлепают по моей заднице, а затем его ладонь хлопает по моей щеке. Я снова визжу, стону и хнычу в свои трусики, пока он трахает меня, как животное.

Грязные, влажные звуки того, как Мал вытряхивает из меня всю душу, наполняют гостевой дом, вместе с моими приглушенными визгами удовольствия. Его мышцы напрягаются, челюсть сжата, а глаза горят диким, пугающим блеском, пока он вбивает меня в пол.

Мои глаза закатываются, сочетание боли и удовольствия от того, как он меня трахает, отправляет в состояние, которое я никогда раньше не испытывала. Я почти чувствую, как парю, полностью подчиняясь этому мужчине, позволяя ему контролировать меня во всем.

Мое тело. Мое удовольствие. Мой чертов воздух.

Зрение плывет, когда он затягивает ремень, его огромный член входит в меня снова и снова, пока я не вижу ничего, кроме ледяной синевы его глаз. Его другая рука тянется, чтобы безжалостно щипать, крутить и тянуть мои пирсинги на сосках, пока небесная смесь удовольствия и боли не угрожает разорвать меня на части.

Когда я начинаю кончать, это как будто кто-то нажимает на спусковой крючок. Мой оргазм возникает из ниоткуда, вырываясь из тумана темного удовольствия, чтобы утащить меня в бездну.

Мал даже не замедляется. Не останавливается. Он просто продолжает вгонять в меня, оставляя синяки на моих бедрах, пока он полностью доминирует надо мной.

Я визжу, хнычу в промокшие кружева своих трусиков, когда он внезапно выходит и грубо переворачивает меня на живот. Кричу от того, как грубо он обращается со мной, морщась, когда мои измученные соски царапаются об пол.

В то же время, святое дерьмо.

Это не секс. Это даже не трах.

Это два животных, или бога, пытающихся трахнуть друг друга до смерти. Я стону, когда он хватает мои бедра, широко раздвигает ноги и устраивается между ними. Он вводит свой великолепный, толстый член в меня сзади, вгоняя глубоко, пока я визжу от удовольствия и боли.

Он хватает ремень и волосы, резко поднимая мою голову, пока он грубо стонет и входит в меня. Тянется, вытаскивает мои трусики изо рта, пока его бедра двигаются и ударяются о меня.

– Давай очистим это грязное личико, моя жадная маленькая шлюшка.

Господи Иисусе.

Я начинаю разваливаться на части, когда Мал начинает смахивать свою сперму с моих щек и втирать ее мне в рот, продолжая трахать меня, как дикий зверь. Его огромный размер входит в меня снова и снова, его пальцы проталкивают соленую сладость спермы по моему языку, пока он трахает мой рот своими пальцами. Его ладонь шлепает мою задницу снова и снова, пока я не начинаю визжать и рыдать от удовольствия, извиваясь и дрожа на полу, полностью потеряв контроль.

– После того, как я кончу в эту маленькую дырочку, – рычит Мал, вгоняя в меня и снова шлепая задницу, – я думаю, накормлю тебя ею.

Реальность начинает трещать и рушиться вокруг меня.

– Так что будь хорошей шлюшкой и скажи: пожалуйста, папочка, можно мне твою сперму?

Мой мир начинает разваливаться на части, огромная, всепоглощающая волна удовольствия поднимается, чтобы накрыть меня и утопить в потустороннем наслаждении, пока я, задыхаясь, выдавливаю слова, мое лицо искажается.

– Пожалуйста, папочка! Можно мне твою сперму?!

Вот оно. Это момент, когда я сломана.

Мое чертово тело корчится и дергается, извиваясь и выгибаясь, и я корчусь, крича от наслаждения. Оргазм проносится через меня, как огненная буря, полностью уничтожая меня, растворяя до самого низа, пока я падаю на пол.

Мал ревет, трахая мое изможденное, избитое тело, пока его толстый член не набухает и не начинает пульсировать, выплескивая горячую сперму глубоко внутрь меня.

Святое. Дерьмо. ДЕРЬМО.

Смутно осознаю, как он медленно выходит из меня. Я морщусь от боли, которая пронзает меня. Но, черт возьми, это сладкая, сладкая боль.

Мал аккуратно переворачивает меня на спину на полу. На секунду я не понимаю, что происходит, когда он опускается между моих ног.

Затем я понимаю.

О, черт…

Тихо стону, мои глаза закрываются, когда я чувствую, как его язык мягко скользит по моим избитым, опухшим, посиневшим губам. Он стонет, лижа мой воспаленный клитор, а затем погружает язык глубоко внутрь меня.

Ему наплевать, что он только что кончил туда. Он просто медленно и нежно пожирает меня. Десять секунд назад я бы поклялась, что мне понадобится месяц, чтобы зажить и снова почувствовать что-то, прежде чем я смогу даже подумать о новом оргазме.

Но через минуту, когда язык Мала оказывается между моих ног, я понимаю, что была неправа.

Очень, очень неправа.

Когда я снова достигаю кульминации, меня охватывает волна мягкого, волнующего удовольствия, которая накрывает меня, словно лавина, покалывая и дразня моё тело, а он тем временем нежно ласкает мой клитор.

Я все еще дрожу и трепещу, он скользит вверх между моих ног и нависает надо мной. Он держится там, его лицо в дюймах от моего, а его пронзительные глаза впиваются в меня.

Затем он целует меня.

Сильно.

Мои глаза широко открываются от удивления, когда я чувствую теплый, соленый вкус на своем языке. Затем я понимаю, что происходит, и это, возможно, самая горячая вещь, которую я когда-либо могла себе представить.

Мал проталкивает свою сперму из моей киски в мой рот своим языком.

Даже мое извращенное сознание не смогло бы придумать такое.

Его язык борется с моим на мгновение, наши рты сливаются, прежде чем он медленно отстраняется.

– Я же говорил, что накормлю тебя этим.

Так и было.

Так. И. Было.

26

МАЛ

Сон всегда начинается одинаково.

Я снова маленький – всего лишь мальчик – стою у края бассейна в поместье моей семьи. Ночной воздух густой и удушливый, запах крови и дыма смешивается в горькую дымку, которая забивает мои легкие.

Руки дрожат, когда дядя Ларс сует мне в руки садовый шланг.

– Мы тренировались, Малекки, – рычит он, его голос напряжен. Он оглядывается назад, и я вижу, как отблески огня освещают напряженные линии его челюсти, прежде чем он снова поворачивается ко мне.

– Держись за слив на дне, как я показывал тебе, чтобы не всплыть. Держи шланг у рта. Вдохни, закрой конец, выдыхай медленно, чтобы не было пузырей. Мал…

Я смотрю мимо него, мое лицо бледное, а сердце бешено колотится в моих маленьких венах, пока я наблюдаю, как крыша нашего дома взрывается искрами и пламенем.

– МАЛ!

Мое внимание снова приковано к дяде Ларсу.

– Повтори, что я только что сказал!

Я сглатываю, пульс учащается.

– Прыгнуть в бассейн, держаться за слив на дне, дышать через шланг, выдыхать медленно. Без пузырей.

Губы Ларса изгибаются в темную, гордую улыбку, когда он взъерошивает мои волосы.

– Хороший мальчик, – тихо рычит он. Взрыв и еще больше выстрелов раздаются позади него, в саду возле дома.

– Мне нужно идти, Малекки.

Мои глаза широко раскрываются, когда страх охватывает меня. Я тянусь к нему, пытаясь остановить. Но брат моей матери, который был для меня как отец все эти годы, намного больше и сильнее.

Он останавливает меня твердым покачиванием головы.

– Мне нужно, чтобы ты залез в бассейн…

– Нет!!

– ДА! – он рычит на меня, потрясая до глубины души. Он никогда не кричит на меня. Он строгий, и иногда может повысить голос. Я видел, как он кричал на других людей много раз. Но никогда на меня.

Это заставляет меня понять, насколько все серьезно.

– Пожалуйста, Мал, – шипит он. – Сделай, как я сказал, хорошо? Мне нужно идти, но я вернусь. Обещаю.

Киваю, сглатывая, пока дым и пепел оседают на поверхность бассейна позади меня. Еще больше выстрелов раздаются в сторону дома, за ними следуют крики мужчин.

– Сейчас, Малекки!!

Дядя Ларс крепко обнимает меня. Затем, без лишних слов, он поднимает меня и толкает назад.

Я падаю в воду с плеском, холод заставляет мои легкие на мгновение сжаться. Но затем я вспоминаю, чему он меня учил в случае чего-то подобного. Я хватаю шланг, и мой взгляд поднимается к дяде.

– Вниз! – шипит он. Я киваю, погружаясь под воду, пока он поворачивается, достает пистолет из куртки и бежит обратно к дому.

На дне бассейна я делаю, как мне сказали. Я просовываю свои маленькие пальцы в решетку слива, удерживая себя внизу. Подношу шланг ко рту, высасывая первые несколько сантиметров воды, прежде чем принципы сифона начинают работать, втягивая воздух, смешанный с запахом дыма сверху.

Моя грудь сжата. Сквозь рябь в воде вижу вспышки и взрывы наверху, огонь, смерть и крики. Я слышу приглушенные звуки грома и отрывистые выстрелы.

Я не знаю, как долго остаюсь там. Достаточно долго, чтобы пальцы на руках и ногах сморщились. Достаточно долго, чтобы мои глаза ужасно жгло от хлора.

Когда я наконец всплываю, задыхаясь, мир зловеще тих.

Смертельно спокоен.

Моя семья исчезла. Каждый последний из них.

Их тела лежат скомканные и безжизненные, разбросанные, как разбитые фарфоровые куклы, в лужах крови вокруг горящего, рушащегося дома, в котором я вырос. Моя мать и сестра обе обнажены и лежат лицом вниз, их руки связаны за спиной.

Пройдут годы, прежде чем я пойму, насколько ужасными были их последние моменты.

Все наши солдаты мертвы. Домработница тоже обнажена, связана, как моя мать и сестра. Садовник обезглавлен. Арнольд, наш дворецкий, вместе с остальными слугами – расстреляны у стены гаража.

Некоторое время в моей груди теплится надежда, что дядя Ларс выбрался, потому что я не могу найти его тело нигде.

Затем я понимаю, что это за обгоревшая, бесформенная штука, висящая на проволоке на почерневшем от огня флагштоке, и понимаю, насколько я действительно одинок.

Они все ушли.

Каждый из них.

Вкус их смерти задерживается на языке, как яд, горький и едкий. Когда я смотрю на ужасную бойню, я даю себе клятву: больше никогда не буду прятаться.

Я больше никогда не буду таким слабым.

Сцена меняется, как это всегда бывает. Тени удлиняются, тела исчезают, и я остаюсь один, тону в тишине. Всегда один.

Резко просыпаюсь, тело покрыто потом, сердце бешено колотится. Моя грудь тяжело вздымается, пока я пытаюсь успокоить дыхание, но знакомый прилив адреналина уже захватил меня. Сон задерживается, цепляясь за меня, как горький, удушливый дым.

Это всегда один и тот же кошмар. Всегда та ночь.

Я сажусь, проводя рукой по лицу, чтобы отогнать образы. За окном солнечный свет меркнет, отбрасывая длинные тени по комнате. Я все глубже и глубже погружаюсь в ночь, незаметно для себя переходя на ночной ритм.

Тьма кажется более естественной. Более… комфортной.

Но я знаю настоящую причину, по которой избегаю дневного света. Это из-за нее.

Фреи.

Ее имя крутится в голове, напоминая о том, насколько все это стало сложным.

Фрея Хольм – это Фрея Линдквист, дочь монстра, который уничтожил все, что я когда-либо знал. Кто сжег мой дом, изнасиловал мать и сестру, убил мою семью.

Это кровь, которая течет в жилах женщины, с которой я почти неразрывно связался.

И я не знаю, что будет дальше.

Дом кажется слишком тихим, пока я спускаюсь вниз. Сон начинает рассеиваться, пока иду по тихой дорожке обратно к главному дому. Но его остатки все еще цепляются за мою кожу, делая все более тяжелым.

Я нахожу Хану на кухне, сидящей с чашкой чая и листающей телефон. Она поднимает взгляд, когда я вхожу, ее острые глаза оценивают меня.

– Поздняя ночь? – спрашивает она, ее голос несет в себе тот самый оттенок, к которому я привык.

Я хмыкаю в ответ, беру кружку и ставлю ее под машину для эспрессо. Когда вода начинает пузыриться и выплескивать сладкий, сладкий кофеин, подношу кружку к губам и прислоняюсь к стойке, все еще пытаясь стряхнуть остатки кошмара.

– Итак…

Я медленно делаю глоток и затем поднимаю глаза на свою кузину.

– Да? – спрашиваю я, пытаясь звучать непринужденно и полностью проваливаюсь.

Она поднимает ухоженную, не впечатленную бровь, ее ястребиные глаза анализируют меня, пока она поправляет идеально прямой локон обесцвеченных волос за ухом.

– Что происходит между тобой и Фреей? – прямо спрашивает она.

Делаю еще один медленный глоток кофе, не встречая ее взгляда.

– Ничего.

– Мал, – вздыхает Хана, ставя чашку с легким звоном. – Я не глупая. Я отправила ее к тебе прошлой ночью.

Моя хватка на кружке усиливается, но я не отвечаю.

– И потом увидела, как она, шатаясь, вернулась в главный дом через полтора часа, выглядев так, будто ты только что избил ее. Но дело в том, – продолжает она резко, глядя на меня, – я знаю тебя, и не могу представить, чтобы ты избил женщину. Что означает… – она кашляет, усмехаясь. – Да.

– Я должен понимать, что означает это да?

Она закатывает глаза.

– Ради всего святого, Мал. Я знаю, что ты спишь с Фреей.

Я хмурюсь, глядя на нее.

– С чего ты это взяла?

Хана откидывается на стуле, смотря на меня, как на идиота.

– Не знаю, дурачок. То, что она вышла из твоего дома через полтора часа после того, как вошла, с расставленными ногами и в твоем худи вместо одежды, в которой пришла? То, что у нее было это выражение лица, будто ее только что трахнули…

– Господи, Хана, – хмурюсь я.

Она хихикает.

– Что более важно, я бы сказала, что у нее был слегка подавленный, грустный вид.

Боже, как я ненавижу это колющее чувство в груди, когда она говорит это.

– Хм, – отвечаю я.

– Именно. Хм, – бросает Хана. – Так что, черт возьми, произошло? Я не думаю, что ты ее ударил, но что-то произошло, чтобы она выглядела такой расстроенной.

Правда в том, что я не знаю, что произошло с Фреей прошлой ночью. В какой-то момент я почувствовал, что моё эмоциональное состояние достигло предела. Я был уверен, что это было так.

В следующий момент все закончилось, я едва мог ходить или думать, а Фрея попросила худи. Я дал ей свое, затем пошел за водой, а когда вернулся, ее уже не было.

Самое запутанное в том, что я, возможно, намекнул в самом начале, что уход после этого был ожидаем.

Но как только она ушла, я хотел, чтобы она вернулась.

Хотел, чтобы она осталась.

И я ненавидел, что она ушла.

Хана вздыхает, ее разочарование ощутимо.

– Тебе не нужно отталкивать всех, понимаешь? Фрея не враг.

Я отворачиваюсь от нее, сжав челюсти.

– Это… сложно.

– Наверное, нет, – бросает Хана. Она встает со стула, ее голос становится мягче. – Мал, почему ты продолжаешь думать, что тебе нужно что-то доказывать этой семье? Ты в ней. Ты Мори. Тебе не нужно ничего доказывать нам.

Эти слова бьют сильнее, чем я хотел бы признать, но я сохраняю нейтральное выражение лица. Хана всегда была проницательной, всегда видела, что у меня в голове, так, как никто другой. Но она не знает и половины.

Она не знает всей правды о том, что меня преследует.

– Слушай, – говорит Хана, беря свое пальто со спинки стула. – Если ты так переживаешь из-за Фреи, может быть, это потому, что ты, не знаю, действительно заботишься о ней.

Черт.

Она может быть права.

И это самая опасная правда из всех.

Дом становится слишком тихим после того, как Хана уходит. Тишина только усиливает одно конкретное воспоминание, которое я пытался похоронить. Но сон – кошмар – вытащил его обратно на поверхность.

Я закрываю глаза, позволяя образам снова ожить. Ночь, когда мою семью убили, выжжена в памяти, настолько глубоко, что это шрам, от которого я никогда не избавлюсь. Огонь, кровь, холодная вода, окутывающая меня в бассейне.

А потом, он.

Это было после того, как я нашел их всех мертвыми и провел часы, кружа вокруг горящего дома, переступая через кровь и тела, пытаясь найти способ все исправить.

Именно тогда я увидел его – фигуру с темными волосами, одетую в черное, стоящую на краю хаоса у дальнего забора нашей территории, наблюдающую без моргания.

Годами я думал, что это галлюцинация. Призрак или демон, вызванный моим разбитым умом, отчаянно нуждающимся в ком-то – в ком угодно – кто был бы там. Было время в моем раннем подростковом возрасте, когда я увлекался религией, и задавался вопросом, не был ли тот, кого я видел, самим Дьяволом.

Теперь я знаю лучше.

Это был Кир Николаев.

Я просто не знаю, почему он был там.

Перебрал все возможные сценарии. Но ни один из них не имеет смысла. Дядя Ларс вел дела с Братвой, но не с кем-то настолько высокопоставленным, как Кир. Даже если бы он это делал, как Кир мог так быстро добраться до Норвегии? Я имею в виду, дом все еще горел, когда я его увидел.

Он был там не из-за заботы о делах или людях.

Он был там, чтобы наблюдать.

И вопрос почему грызет меня годами.

Был ли он там во время самой резни? Стоял ли он в стороне, пока мою семью убивали? Хуже… Может, он организовал это?

Участвовал в этом?

Эта мысль вонзается, как нож, в мое нутро. Она мучила меня годами, но теперь у нее появился дополнительный оттенок.

Достаю телефон, пальцы дрожат, пока я набираю номер, который не использовал годами.

Дополнительный оттенок – это Фрея, и тот факт, что я забочусь больше, чем должен, о женщине, которая, по сути, является приемной дочерью Кира.

И это причина, по которой я звоню Орену.

Когда он берет трубку, я не трачу время. Я работал с ним раньше и знаю, что он лучший. Также знаю, что он работает быстро и эффективно и не нуждается в лишних словах. Только факты.

– Это я, – говорю, мой голос низкий. – Мне нужна информация о Кире Николаеве, особенно все, что связывает его с Линдквистами.

Орен откашливается.

– Рад слышать тебя, Мал, – хрипит он. – Давно не звонил.

– Давно, – рычу я в ответ. – Когда ты сможешь это сделать?

Он молчит секунду.

– Орен…

– То, что случилось с твоей семьей… Это было больше двадцати лет назад, Мал.

– И, – тихо шиплю я.

– И мы знаем друг друга, сколько, лет шесть или около того?

– Примерно так. У этой проповеди будет заключение в ближайшее время, Орен?

– Почему сейчас, – рычит он. – Ты мог спросить меня об этом шесть лет назад.

– Какого черта это имеет значение?

– Потому что я не робот, Мал, – бормочет он в ответ. – И одна из причин, по которой я до сих пор занимаюсь этой работой, даже теперь, когда у меня есть семья, о которой нужно заботиться, это то, что почему имеет значение. Даже если это не имеет значения для тебя, для меня это точно имеет значение. Так что – мне нужно спрашивать снова?

Я не сразу отвечаю. Орен вздыхает.

– Слушай, без обид, Мал, но без почему я не могу это сделать…

– Девушка, – наконец тихо рычу я. – Я связан с девушкой, которая связана с Киром, который, возможно, связан с Линдквистами, и мне нужно знать, как все это…

– Ты с Фреей Холм.

Я мгновенно напрягаюсь, слова покидают меня.

– Я очень хорош в том, что делаю, Мал. Обычно не люблю предаваться гордыне, но, возможно, я лучший в своем деле.

Да, без сомнения.

– Если это что-то значит, – продолжает он, – это лишь одна из миллиона тайн в моей голове, каждая из которых может быть очень опасной для разных людей, и я никогда не планирую делиться ими с кем-либо. Так что можешь расслабиться.

Он кашляет.

– Дай мне неделю или две. Я посмотрю, что смогу найти, связывающее Кира с семьей Линдквистов или с тем, что случилось с твоей.

Я медленно киваю.

– Спасибо, Орен.

– Будь здоров, Мал.

Я кладу трубку, пульс учащается. Иду по опасному канату. Расследование кого-то настолько могущественного, как Кир, может стоить мне жизни. Это отчасти причина, по которой я не делал этого раньше.

Но теперь у меня есть еще более веская причина.

Правда пробивается на поверхность. И как только я ее раскрою, пути назад не будет.

27

ФРЕЯ

Расстояние между нами невыносимо, но я стараюсь этого не признавать.

Прошли дни с тех пор, как я видела Мала, и его отсутствие ощущается как медленная, ползущая боль. Это смешно, правда. Но как бы я ни пыталась вытеснить его из головы, воспоминания о той ночи продолжают тянуть меня назад.

Или, скорее, тащат меня за волосы, а затем трахают до потери сознания.

То, что произошло между нами в последний раз, было чертовски безумным. Я уже несколько дней чувствую себя разбитой и покрытой синяками. Мой гардероб внезапно состоит исключительно из водолазок, худи с капюшонами, натянутыми на шею, и шарфов, чтобы скрыть следы, похожие на атаку цепью и ломом на мою шею.

Мне пришлось сказать Хане, что я неудачно вылезла из ванны. Ради всего святого, я даже ношу ежедневные прокладки, потому что моя бедная киска все еще слишком чувствительна.

И все же?

…Оно того стоило. Все. Чертовски. Стоило. Лучший секс в моей жизни. Ладно, это низкая или даже несуществующая планка. Но я рискну сказать, что это лучший секс в жизни любого.

Если, конечно, вам нравится играть грубо. Очень, очень грубо.

Настолько грубо, что, возможно, мне стоит бояться этого немного больше, учитывая, насколько Мал нестабилен.

Я могла бы обмануть себя и сказать, что именно поэтому держу дистанцию с той ночи. Но это даже отдаленно не правда. Дело не в том, что я боюсь его.

Я боюсь себя. Боюсь того, что все это значит для меня.

Это я ушла той ночью. После секса, после того, как он дал мне худи и пошел за водой, я сбежала. Или, скорее, пошатываясь, вернулась в главный дом.

Должна была.

Мал ясно дал понять до того, как все это произошло, что между нами ничего серьезного не будет. Никаких обязательств, никаких сложностей. Никаких эмоций. Он «не способен на это», как он выразился.

И я подумала: «Ну что ж, всё в порядке. Я справлюсь с этим».

Я не какая-то влюбленная девчонка, которая жаждет большего от опасного, эмоционально сломанного мужчины, который, возможно – или вероятно, – психопат.

Имею в виду… почему это не может быть просто забавой? Почему я не могу просто наслаждаться им и, честно говоря, изменяющим жизнь сексом, не желая большего? Он заставляет меня чувствовать себя невероятно, и трахает, как бог с членом дьявола.

Я отказываюсь быть «той самой девушкой». Которая привязывается. Я умнее этого. Сильнее этого.

Кроме того, мне следует держаться на расстоянии от кого-то вроде Мала. Так что тот факт, что здесь есть возможность спать с ним без каких-либо обязательств?

Это, возможно, к лучшему. Никакого беспорядка, никаких разбитых сердец, просто… что бы это ни было.

Легкое, вызывающее сильное привыкание, но не более того.

…За исключением, возможно, смертельного исхода.

Смотрю на свой телефон, пальцы зависают над экраном, соблазняясь написать ему и спросить, что он делает сегодня вечером. Или, например, сейчас.

Знаю, что не должна – это я ушла – но желание сводит с ума. Тугое узкое чувство разочарования и тоски скручивается внутри меня, подрывая мою решимость.

Нет. Если Мал хочет этого, он может сделать первый шаг. Я не буду преследовать его. Я не могу.

С раздраженным вздохом бросаю телефон на диван рядом со мной. Комната тихая, тишина давит на меня.

Кир и Исаак вернулись в Нью-Йорк, но я задержалась в Киото дольше, чем планировала. Я продолжаю говорить себе, что это ради Анники. Но в глубине души знаю, что это из-за него.

Потому что, хотя Анника и Кензо все еще здесь, от них исходит куча любовной энергии. С моими собственными эмоциями в таком запутанном клубке замешательства и тьмы, это странное ощущение быть рядом с ними. Поэтому я их избегаю.

Откидываюсь на диван, уставившись в потолок, с странным чувством меланхолии, которое преследует меня уже несколько дней, тяжело оседая в груди.

Мой телефон загорается на диване рядом, привлекая внимание к только что пришедшему сообщению.

Кейн:

Привет, Фрея! Это Кейн. Мы встречались в том рамен-баре в Нью-Йорке. Я брала у тебя зарядку.

Я широко улыбаюсь, набирая ответ.

Я:

ОМГ, конечно, я тебя помню! Привет!

Кейн:

Привет!!! Извини, я понятия не имею, какое сейчас время в Нью-Йорке. Надеюсь, я тебя не разбудила.

Я:

Лол, у меня странный график. И я сейчас не в Нью-Йорке. Как дела?

Кейн:

Хорошо! Но у меня есть проблема с шифрованием, которую я не могу решить. Потом я подумала о тебе и подумала… почему бы не спросить?

Кейн:

Готова к вызову? Только если у тебя есть время. Я совсем застряла.

Я:

Конечно! Можешь отправить, и я посмотрю.

Кейн:

ОМГ, ты лучшая!!

Я улыбаюсь, тянусь к ноутбуку. Письмо от Кейн приходит мгновенно, с данными шифрования и алгоритмом. Перехожу в режим детектива, запускаю код и быстро просматриваю, чтобы увидеть, не бросится ли что-то в глаза.

Кейн:

Серьезно, спасибо. Я, технически, не должна делиться этим, так что тсс. Но я близка к дедлайну по этой работе и совсем застряла.

Мои глаза возвращаются к строке команды, перечитывая код несколько раз. Замираю, прикусывая нижнюю губу, и вношу изменения в код, подозревая, что где-то допущена синтаксическая ошибка. Чтобы проверить свои предположения, добавляю дополнительную строку, которая должна исправить проблему.

Я:

Возможно, я РЕШИЛА это. Секунду, запускаю стресс-тест.

Кейн:

WTAF!?! Ты КОРОЛЕВА. Спасибо!!

Я:

Никаких проблем! Тест уже запущен. Это займет пять минут.

Кейн:

Я серьезно тебе обязана. Правда, ты даже не представляешь, как сильно ты только что меня выручила.

Я:

Лол, я сама была в таких ситуациях. Сотни раз. Всегда пожалуйста.

Кейн:

Так где ты, если не в Нью-Йорке?

Я выпускаю воздух через губы.

Это, новый интернет-друг, долгая история.

Я:

Это… сложно. Короткая версия: моя подруга вышла замуж за японца, и я тут живу с ними какое-то время.

Кейн:

ОМГ! Ты в Японии?! Я тоже вернулся, в Токио!

Я:

Киото!

Кейн:

Потрясающе! Я обожаю Киото, там так красиво. Нам нужно встретиться, пока ты еще здесь!

Я:

Да! Это было бы здорово!

Мой ноутбук издает звук. Я бросаю на него взгляд и улыбаюсь, прежде чем прикрепить обновленный код и отправить его обратно Кейн.

Я:

Код уже в пути. Стресс-тест говорит, что все чисто.

Кейн:

СПАСИБО!!!

Она заканчивает свое сообщение миллионом смайликов счастливых лиц, сердечек, конфетти и шампанского. Затем мы повторяем, что нам ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно встретиться, пока я еще в Японии.

Небольшая улыбка появляется в уголке моего рта. Болтовня Кейн и то, что ей понадобилась моя помощь, немного успокоили меня по сравнению с тем, что было раньше. Позже вечером я ухожу в свою комнату для запланированного видеозвонка с Киром, и когда экран оживает, знакомый вид его лица еще больше снимает напряжение, которое накапливалось в моей груди. Его острые голубые глаза сосредоточены на мне, выражение лица, как всегда, спокойное.

– Как дела там? – спрашивает Кир.

– Занята, – отвечаю я, пытаясь выдавить улыбку. – Я просматривала квартальные отчеты для Flux Logistics.

Бровь Кира приподнимается при упоминании последней компании, попавшей в его поле зрения. Да, братва Николаевых – это преступная организация. Но это не значит, что она исключительно преступная. Кир очень, очень хорошо умеет скрывать свои незаконные действия и доходы среди законных предприятий, что довольно хорошо маскирует его преступную деятельность. Flux Logistics, судоходная компания из Балтимора, – идеальная цель для его приобретения: законная компания, которая уже является прикрытием для контрабанды. Цена покупки включает в себя саму судоходную компанию, которая приносит хорошую прибыль, а также силу и связи с контрабандной операцией.

– И? – спрашивает Кир, с ноткой азарта и возбуждения в голосе, которые он не может скрыть.

– Их цифры в порядке.

– Но…?

Он усмехается. Он уже знает, что я найду у нынешнего владельца. Ему просто нужно было, чтобы я нашла доказательства для рычага давления.

– Да… Он трахает няню. Они встречаются два раза в неделю в его офисе, как только жена забирает детей домой.

Кир улыбается.

– И это будет тридцатипятилетняя няня, или…

– Ты прекрасно знаешь, что это та, которой девятнадцать.

– Боже, как же я наслажусь, когда начну его гробить с этим. Хорошая работа, Фрей. Серьезно. Это было нелегко найти. Он был осторожен.

Я улыбаюсь. Что могу сказать? Я обожаю искренние, приятные комплименты, особенно от тех, кого уважаю, как Кира.

Но даже когда мы обсуждаем дела, мои мысли продолжают возвращаться к Малу, к странной дистанции между нами, которую я, кажется, не могу преодолеть, к стене между нами, которую не знаю, как разрушить.

– Все остальное в порядке? – Брови Кира слегка хмурятся, когда он изучает меня.

Я делаю паузу, раздумывая, стоит ли мне рассказать ему о том, что меня беспокоит.

Ты что, с ума сошла?

Я откашливаюсь, выдавливая улыбку.

– Все в порядке, – быстро говорю я. – Просто немного устала. Это ничего.

Кир долго смотрит на меня, но в конце концов кивает.

– Убедись, что ты заботишься о себе. О, ты недавно разговаривала с Дэмиеном?

Не так давно, как мне хотелось бы, но Дэмиен и я регулярно общаемся с тех пор, как я приехала в Японию.

– Может, пару дней назад?

Кир вздыхает.

– Ну, он решил, что хочет приехать в гости.

Я фыркаю.

– Дай угадаю, кто-то все еще в ярости, что был в коме, когда Кензо женился на их псевдо-сестре, и теперь он хочет приехать и насрать на лужайку по этому поводу?

Кир закидывает голову назад и громко смеется.

– Это примерно подводит итог.

– Ну разве это не будет весело.

Он улыбается.

– Позвони ему. Сомневаюсь, что ты сможешь убедить его не приезжать, но, возможно, ты сможешь немного снизить давление, прежде чем он приедет и сделает что-то безрассудное.

– Эй, он твой племянник.

– О, и он так меня слушает, – бормочет Кир саркастически.

Я хихикаю.

– Посмотрим, что я могу сделать.

***

У Анники и меня были планы на поздние посиделки. Но когда она полностью пропадает, и когда Кензо тоже пропадает, я могу сложить два и два и получить «трахают друг друга до потери пульса». Я умная такая.

Так что вместо этого я оказываюсь на одном из патио, бесцельно листая Instagram. Это плохая привычка – та, над которой постоянно подшучивают Анника и Хана. Но иногда легче потеряться в жизни других людей, чем разбираться со своей собственной.

Останавливаюсь, когда вижу новый пост от Такеши.

Черт.

Я старательно не возвращалась к той конкретной фотографии Мала в клубе с Таком, потому что она бесит меня так, что это сбивает с толку. Сама мысль о той чертовой девчонке, сидящей у него на коленях, достаточно, чтобы поднять мою внутреннюю температуру до уровня, когда хочется кого-то пырнуть.

И это сбивает с толку.

Имею в виду, во-первых, то, что между мной и Малом, – это не «отношения». Это договоренность. Или, думаю, это была договоренность – основанная на угрозе шантажа. Теперь это просто… другой вид договоренности? Основанный на том, что я зависима от секса с ним? Но также имею чувства к нему, которые я не могу или боюсь выразить словами?

Вот так.

В любом случае, только сейчас до меня доходит, что у нас никогда не было разговора о исключительности. И все же поведение Мала – например, полет обратно в США из чертовой Японии и избиение парня ради меня – говорит об обратном.

Как я уже сказала: это сбивает с толку. Именно поэтому я старалась не смотреть на эту чертову фотографию снова.

Но что-то пошло не так.