Текст книги "Император ярости (ЛП)"
Автор книги: Джаггер Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Типа, Дмитрий не плохой парень. Он достаточно привлекателен. И он здесь, и я не могу отрицать, что приятно, когда кто-то восхищается тобой, пока мои мысли заняты Малом.
Он мог бы быть хорошим отвлечением.
Мог бы.
Но не будет.
Потому что даже когда образ Мала с той чертовой девушкой, которая обнимает его, врывается в мою голову, я даже не могу попытаться представить себя с Дмитрием. Целующей его, или позволяющей ему трогать меня, или… фу.
Нет.
Я вырываюсь из своих мыслей, когда Дмитрий притягивает меня ближе и обнимает за талию. Его ладонь скользит вверх по моей спине, затем возвращается к талии, задерживаясь слишком низко на бедре.
Я плоско улыбаюсь, мягко отодвигая его руку.
Дмитрий хмурится, явно не понимая намека.
– Пожалуйста, Фрея. Мы могли бы хорошо провести время.
– Я так не думаю, Дмитрий. Это не лучшая идея.
– Почему нет?
Его рука снова обвивается вокруг моей талии, сжимая чуть сильнее.
На этот раз я гораздо более агрессивно снимаю его пальцы с себя и отталкиваю его руку.
– Я сказала нет, – резко говорю я, мой голос повышается.
Дмитрий выглядит ошеломленным, его лицо краснеет – от смущения или алкоголя, я не знаю. На секунду мне кажется, что он отступит, но затем он хватает меня за запястье, его хватка крепкая и неумолимая.
– Фрея, – говорит он, его голос ниже, более настойчивый. – Не будь такой.
Моя кожа покрывается мурашками от того, как он произносит мое имя, и его пальцы впиваются в запястье. Я вырываю руку.
– Извини, – бормочу я, разворачиваюсь и иду в уборную, чтобы уйти от него и его чертовых рук. Мое сердце колотится, кровь кипит от смеси алкоголя и гнева.
Единственный плюс сидения в раздражающе шикарных "VIP-ложах" – это доступ к туалетам, которых у остальных посетителей клуба нет. Так что я могу пропустить очередь в женскую комнату и вместо этого пройти мимо бархатных веревок и вышибал в ультрапретенциозную зону.
VIP-туалет маленький, но тихий и пустой, музыка из клуба приглушена за дверью. В мерцающем свете свечей, освещающих пространство, я брызгаю водой на лицо, пытаясь успокоиться, но это не помогает.
Именно тогда дверь распахивается, и Дмитрий входит.
Мой желудок сжимается, и я разворачиваюсь.
Черт.
– Дмитрий, уйди, – говорю я резко.
Он не слушает. Он подходит ближе, его глаза затуманены алкоголем и чем-то темным и опасным.
– Да ладно, Фрея. Не будь такой. Ты же знаешь, я был бы хорош для тебя.
Он снова тянется ко мне, и на этот раз мне некуда деваться. Я прижата к раковине, мое сердце колотится, пока паника охватывает меня.
– Я сказала нет, – резко говорю, отталкивая его. Он не останавливается.
– Позволь мне сделать тебе приятно, Фрея, – стонет он, прижимая меня к раковине. Его руки скользят по моему бедру, а затем одна начинает опускаться ниже.
И ниже.
Дмитрий хватается за подол моего короткого платья, пытаясь поднять его.
Миллион ужасных воспоминаний нахлынули на меня. Я замираю, почти кататоническая, мои глаза смотрят сквозь него, мой разум покидает тело.
Уходя куда-то. Отключаясь. Притворяясь, что этого не происходит.
Я едва дышу, когда Дмитрий опускает рот к моей шее, целуя мою кожу влажными, небрежными поцелуями, от которых желчь поднимается в горле, а мой мир становится черным.
Затем дверь ванной с грохотом распахивается с такой силой, что стены дрожат. И из ниоткуда появляется Мал.
Все происходит молниеносно после этого. Мал хватает Дмитрия за воротник, отрывает его от меня и швыряет его в стену с такой силой, что я слышу, как воздух вырывается из легких Дмитрия. В глазах Мала ярость, какой я никогда раньше не видела, его кулаки бьют по лицу Дмитрия снова и снова, звук кости, ударяющейся о плоть, эхом разносится по маленькой комнате.
Я стою там, замершая, пока Мал разрывает Дмитрия, как стихия. Он избивает его до кровавого месива, а затем продолжает. Только тогда я понимаю, что Мал не просто хочет причинить этому человеку боль.
Он хочет убить его.
– Мал, – наконец выдавливаю я, мой голос дрожит.
Он все не останавливается. Продолжает бить Дмитрия, пока свет не гаснет в его глазах, а сознание не покидает его, и он падает на пол, как сломанная тряпичная кукла.
Мал собирается ударить его снова, но я хватаю его за запястье.
Только тогда он приходит в себя, отступая и тяжело дыша, его руки покрыты кровью.
Он поворачивается ко мне, его острый взгляд останавливается на моем. Интенсивность в его взгляде вызывает дрожь по спине, но это не страх, который охватывает меня.
Без слов Мал пересекает комнату, притягивает меня к своей груди, поднимает мой подбородок и накладывает на мои губы самый жесткий, жестокий и всепоглощающий поцелуй в моей жизни.
22
МАЛ
Все в моем мире сужается до ощущения Фреи подо мной, ее губ, мягких, но требовательных.
Я не знаю, как остановиться.
Не знаю, хотел бы я остановиться, даже если бы мог.
Мои руки запутываются в ее волосах, слегка дергая, чтобы заставить ее ахнуть, и этот звук посылает ударную волну по моему телу.
Она на вкус как водка и бунт, как грех, который я уже совершил тысячу раз в своих мыслях, но никогда в реальности. Я должен остановиться. Я знаю это. Но мое тело никогда не слушает разума, когда дело касается Фреи.
Внезапно она отстраняется.
Ее дыхание прерывистое, глаза горят, когда она смотрит на меня. Я тянусь к ней инстинктивно, мои пальцы касаются ее запястья, чтобы притянуть ее обратно, чтобы продолжить поцелуй, который я все еще чувствую на своих губах.
Но прежде чем я могу снова притянуть ее, ее ладонь резко бьет меня по щеке.
Пощечина не была мягкой – она была сильной и отдается в моем черепе, замораживая меня на месте. На мгновение мир замедляется, и мы просто смотрим друг на друга, оба ошеломленные тем, что только что произошло.
Ее глаза расширяются, за ними мелькает искреннее замешательство. Как будто пощечина была не только для того, чтобы вытащить меня из чего-то.
Она была нужна, чтобы вырвать ее оттуда, куда ушла ее голова.
Дыхание Фреи прерывается, ее грудь быстро поднимается и опускается, и на мгновение мы застреваем в этом месте между яростью и желанием. Затем она разворачивается, выбегая из маленькой уборной и быстро исчезая в коридоре, ведущем обратно в VIP-зону.
Я быстрее.
Настигаю ее за секунды, хватая за запястье и притягивая обратно к себе. Ее широкие, дикие глаза встречаются с моими, и все, что я могу сделать, – это удержаться от того, чтобы прижать ее к стене и поглотить. Я не могу думать, не могу сосредоточиться. Тону во всем, что Фрея всегда вызывает во мне – гнев, желание, вина, – и ничто из этого не имеет смысла.
Она вырывает руку, но я держу крепко, моя хватка усиливается, удерживая ее близко.
– Что, черт возьми, ты здесь делаешь?! – выплевывает она, ее голос дрожит от смеси ярости, шока и алкоголя.
– Мы не говорим обо мне, – рычу я. – Мы говорим о том, что, черт возьми, происходило там с этим ублюдком! – Я тычу пальцем в сторону туалета.
Она смотрит на меня с открытым ртом.
– Ты серьезно прилетел из Японии, чтобы убедиться, что другой мужчина не трогает меня?!
Может быть.
Вероятно.
Да.
Но я не отвечаю. Просто делаю шаг ближе, мое высокое присутствие поглощает пространство между нами. Я все еще чувствую жар ее гнева, исходящий от ее кожи, но за ним есть что-то еще. Что-то уязвимое.
– Ты исчез, – продолжает она, ее голос трескается. – Ты просто ушел без единого слова. Ни одного сообщения, ни одного звонка. Ничего. А теперь ты появляешься из ниоткуда, как будто… как будто я принадлежу тебе?!
Моя челюсть сжимается, и я делаю еще один шаг ближе, прижимая ее к стене. Я теряю контроль, и знаю это. Но она подталкивает меня к краю, и сырые эмоции в ее голосе словно подливают бензин в огонь.
– Ты не можешь так делать! – кричит она. – Ты не можешь вернуться и вести себя, как будто все в порядке. Как будто ты не бросил меня. Как будто то, что было между нами, ничего не значило!
Ее голос срывается, и что-то внутри меня пробуждается. Ее слова разбирают стены, которые я годами строил вокруг себя, кирпич за кирпичом.
Все между нами что-то значило.
И до сих пор значит.
Я хочу сказать это. Слова висят на кончике моего языка, но они не выходят. Вместо этого я просто делаю шаг ближе, мое тело прижимает ее к стене, мои руки скользят вниз, чтобы лечь на ее бедра. Она дрожит, но не пытается сбежать.
– Я ушел, потому что у меня были обязанности, Фрея, – рычу я. – Перед якудзой и моей семьей.
Ее грудь вздымается от силы эмоций, когда она смотрит на меня, ее губы приоткрыты от шока. Мои руки сжимаются на ее бедрах, притягивая ее ближе, пока наши тела почти не соприкасаются.
– Почему сейчас? – шепчет она, ее голос неровный. – Почему ты вернулся сюда сейчас? Чтобы… что, доказать, что ты все еще можешь контролировать меня? Доказать, что я все еще принадлежу тебе?
Одна из моих рук хватает ее за бедро, прижимая к стене. Другая обвивается вокруг ее горла.
Не сильно, но достаточно, чтобы ее лицо покраснело, и зажглось манящее пламя в ее глазах, пока мой большой палец гладит точку пульса.
– Ты принадлежишь мне, – рычу я.
Это признание словно вырвано из части меня, которую пытался похоронить неделями. Я ненавижу, что она проникла под мою кожу так, что, как бы далеко я ни бежал, как бы много расстояния ни ставил между нами, она всегда там.
Фрея смотрит мне в глаза. Я вижу в них войну, которую она ведет с собой, борьбу на ее лице. Она хочет отрицать это, оттолкнуть меня, но не может.
– Почему ты ушел? – требует она, ее голос трескается.
Я не отвечаю сразу. Как я могу объяснить бурю, бушующую внутри меня? То, как она успокаивает хаос в моей голове, даже когда сводит меня с ума?
– Потому что я знал, что если останусь, то поглощу тебя, – наконец рычу я.
Ее глаза смягчаются на долю секунды, и этот взгляд – этот кратчайший момент уязвимости – почти разрушает меня. Затем ее выражение снова становится жестким.
– Ты не можешь решать это, – резко говорит она. – Ты не можешь врываться в мою жизнь и уходить, когда тебе вздумается!
Вина обрушивается на меня. Она права, и я не заслуживаю того, как она смотрит на меня, словно ждет, что я скажу все правильные слова, которые сделают все это понятным.
У меня нет этих слов.
– Ты ушел, – снова говорит она, ее голос напряженный и злой. – Ты просто исчез. А теперь, о чудо, ты вернулся! – Ее глаза сужаются. – Я не проститутка, которую ты можешь трахать, когда тебе вздумается! – резко бросает она.
Ее слова бьют меня, как удар. И проблема со мной и ударами в том, что у меня только одна реакция, когда кто-то бросает их в меня.
Я бросаю ответный.
– Я не слышал никаких жалоб раньше.
Сожаление сразу же накрывает меня, как грузовик, но уже слишком поздно. Ее выражение меняется, ярость и предательство заполняют ее лицо.
– Пошел ты, Мал, – выплевывает она, сильно толкая меня.
Спотыкаюсь назад, ударяясь о стену. Прежде чем я могу оправиться, она убегает, оставляя меня стоять там, ругаясь сквозь зубы.
Черт.
Я отталкиваюсь от стены и бросаюсь за ней, пробиваясь через VIP-зону. Гулкий бас звуковой системы клуба заполняет воздух, но все, на чем я могу сосредоточиться, – это Фрея, которая пробивается через толпу.
Настигаю ее снаружи, хватая за руку, разворачивая и прижимая к холодной кирпичной стене переулка.
– Что, черт возьми, ты делаешь? – резко говорит она.
Я не думаю ясно, но мне нужно, чтобы она слушала и, возможно, поняла, даже если сам не понимаю.
– Я не делаю этого, – рычу я. – Не вступаю в отношения. Это не я.
Фрея смотрит на меня с ненавистью, ее глаза сверкают, когда она холодно смеется.
– Я не прошу тебя быть моим чертовым парнем, придурок! Я прошу элементарной человеческой порядочности!
– И этого у меня тоже нет, – рычу я.
Это правда. Каспер выбил из меня всю порядочность много лет назад. Или, может быть, у меня ее никогда и не было. В любом случае, любая мягкость или доброта, с которыми я родился, – давно исчезли.
Теперь я такой. И не знаю, как быть кем-то другим.
Гнев вспыхивает на лице Фреи, когда она выставляет подбородок в мою сторону.
– Ты не можешь врываться в мою жизнь, играть с моей головой, а потом просто уходить, когда тебе удобно.
Ее грудь вздымается, когда она смотрит на меня. Я хочу заставить ее замолчать поцелуем, заставить перестать говорить и бросать мои собственные слабости мне в лицо. Но я не могу. Еще нет.
– Я больше не буду этого делать, Мал, – говорит она, ее голос срывается. – Я просто не могу больше терпеть эти качели с тобой.
Фрея вырывается от меня, разворачивается и уходит в ночь.
Я не знаю, как остановить ее. Не знаю, как это исправить. Поэтому вместо этого я делаю то, что всегда делаю.
Подливаю масла в огонь и, вероятно, делаю все еще хуже.
За несколько шагов снова настигаю ее, хватая за руку и разворачивая лицом к себе.
– Не уходи от меня, – рычу я, моя хватка на ее руке усиливается.
Она дергает рукой, пытаясь вырваться, но я притягиваю ее ближе, прижимая к холодным кирпичам стены переулка. Ее грудь быстро поднимается и опускается, когда она смотрит на меня дикими, злыми глазами.
– Я не отпущу тебя, – рычу я, мой голос низкий и опасный. – Не сейчас. Никогда.
Ее глаза расширяются, но она ничего не говорит. Воздух между нами заряжен, электрический, напряжение трещит, как живой провод, готовый порваться.
– Ты моя, – рычу я, мои губы касаются ее уха, мой голос грубый шепот. – И я никогда не позволю тебе забыть это.
Пульс Фреи учащается под моим прикосновением, ее руки поднимаются, но затем останавливаются, упираясь в мою грудь, словно она не может решить, оттолкнуть меня или притянуть ближе. Ее дыхание прерывистое, губы приоткрыты, когда она смотрит на меня, ее глаза широкие и дикие.
– Я ненавижу тебя, – шепчет она, ее голос дрожит.
Я усмехаюсь, наклоняясь ближе, мои губы касаются ее шеи.
– Нет, не ненавидишь.
Она дрожит, ее тело реагирует на мое прикосновение, даже когда ее разум борется с этим. Я чувствую конфликт, бушующий внутри нее, то, как она разрывается.
И мне это нравится.
Мне нравится хаос, который я вызываю в ее крови.
– Отпусти меня, – шепчет она. Слова слабые, едва ли протест.
Я сжимаю хватку на ее бедрах, притягивая ближе, пока между нами не остается пространства.
– Нет.
Ее дыхание замирает в горле, когда она смотрит на меня широкими, дикими глазами. Она ненавидит меня. Я знаю это. Но она хочет меня так же сильно.
Это то, что сводит меня с ума и делает это таким захватывающим, таким опасным.
Я наклоняюсь, мои губы касаются ее, грубый шепот вырывается из моего рта.
– Ты моя, Фрея.
И затем я целую ее.
Это не нежно. Не мягко. Это властный, отчаянный поцелуй, который заявляет на нее права и напоминает, кому она принадлежит. Ее руки хватаются за мою рубашку, притягивая ближе, и на мгновение мы теряемся в хаосе друг друга, в ярости и страсти, горящей между нами.
Когда я отстраняюсь, глядя на ее раскрасневшееся лицо и дрожащие губы, в ее глазах мелькает что-то еще – что-то уязвимое и сломанное.
– Ты ушел, – снова шепчет она, ее голос тихий.
Слова бьют меня сильнее, чем я ожидал. На мгновение ярость внутри меня стихает. Я смотрю на нее, моя грудь сжимается от чего-то, что я не хочу называть и не могу позволить себе чувствовать.
– Но я вернулся, – грубо бормочу я.
Она смотрит на меня, ее глаза ищут ответа в моих, и все замирает. Гнев, желание, хаос – все это исчезает, оставляя только нас двоих, стоящих в переулке, цепляющихся друг за друга, словно мы единственное, что удерживает нас от разрушения.
Но я знаю лучше.
Это не то, что можно исправить словами или поцелуями. Это что-то более темное и гораздо более опасное.
Я не могу спасти ее от себя.
Но я также не могу отпустить ее.
Так что… я не отпускаю.
Целую ее снова, сильнее. На этот раз она отстраняется, вырываясь из моей хватки с задыхающимся вздохом.
– С этим покончено, Мал, – выпаливает она, ее голос дрожит от ярости. – Это… что-то… между нами. Все кончено.
– Это не тебе решать, – резко рычу я. – У нас все еще есть соглашение.
Ее глаза вспыхивают гневом, и она делает шаг вперед, тыча пальцем в мою грудь.
– К черту соглашение! Просто скажи им! – кричит она. – Скажи Киру! Скажи Соте! Скажи всем! Мне все равно, Мал!
Я моргаю, мой разум кружится. Чувствую, как она ускользает, и как бы я ни старался удержать, земля уходит у меня из-под ног.
Голос Фреи смягчается, но в нем все еще есть острота.
– Ты то здесь, то нет. Ты хочешь меня, но ненавидишь. – Ее взгляд становится каменным, когда она отступает, создавая дистанцию между нами. – Почему бы мне не облегчить тебе задачу.
Темная мания накрывает меня, когда я вижу решимость в ее глазах.
– Как насчет того, чтобы ты остался, – холодно говорит она, – а я уйду на этот раз.
Она разворачивается, прежде чем я могу ответить, прежде чем могу даже осознать слова, и уходит. Я начинаю следовать за ней, но останавливаюсь, когда она садится в черный внедорожник, который я узнаю как принадлежащий организации Николаевых.
Дверь закрывается, и машина уезжает от обочины. Я смотрю, как она уезжает, моя грудь полна гнева, разочарования и чего-то, что слишком похоже на потерю. Вид того, как она уезжает, вызывает во мне волну тревоги, настолько чуждой и неприятной, что я почти не узнаю ее.
Мне нужно отпустить ее. Это все, что я когда-либо делал.
Но с Фреей я не могу. Рев в моей голове стихает только тогда, когда она рядом.
И это проблема, которую я не знаю, как решить.
23
МАЛ
Рассвет уже близок, тот тихий час, когда мир начинает просыпаться, а заря подкрадывается к горизонту, размазывая небо бледными полосами света. Но внутри моего разума только тьма. Постоянный, неумолимый рев.
Я притаился в тени за пределами особняка Кира в Бронксе, неподвижный, как статуя, наблюдая.
Жду.
Фрея вернулась сюда несколько часов назад, и я наблюдаю за ней с тех пор. Есть что-то успокаивающее в том, как она двигается, когда думает, что никто не смотрит – беззащитная, уязвимая. Она не видела меня. Она никогда не видит. Но я вижу ее, как всегда.
Мне стоит оставить ее в покое. Развернуться и уйти.
Но этого не произойдет.
Охрана особняка патрулирует территорию с регулярностью часового механизма. Легко проскользнуть между промежутками и слиться с ночью. Эти охранники не обучены иметь дело с кем-то вроде меня – с тем, кто сделал жизнь из того, чтобы оставаться невидимым.
Я слежу за подъездной дорожкой, ожидая машину Кира. Он смехотворно предсказуем, слабость, которую я всегда ненавидел в таких людях, как он. Кир обычно встает до рассвета, чтобы потренироваться, съесть свой обычный завтрак и выпить свою чашку с половиной – не больше, не меньше – черного кофе. Затем он уезжает из дома на первую встречу со своими советниками. Всегда в одно и то же время.
Когда он уедет сегодня, я получу то, за чем пришел.
Как и ожидалось, через несколько минут большой черный бронированный внедорожник выезжает к воротам. Я наблюдаю, как его охранники пропускают его, и как только машина исчезает за поворотом, я действую.
Скольжу по лужайке, держусь низко, мои шаги легкие, но точные. Особняк нависает надо мной, его темные окна наблюдают, как хищник, готовый наброситься. Я обхожу все основные входы, зная, что они будут охраняться, и нахожу балкон на втором этаже, до которого легко добраться по густому плющу, покрывающему стену дома.
Оказавшись наверху, замок двери легко взломать – разочаровывающе легко. Щелчок отпирающегося замка звучит как выстрел в тишине, но вокруг нет никого, кто бы его услышал. Я проскальзываю в кабинет Кира, где в воздухе витает запах кожи и виски.
Ему действительно стоит улучшить безопасность.
Комната темная, слабый свет приближающегося рассвета проникает через высокие окна, отбрасывая длинные тени на пол. Я направляюсь к столу Кира, осматривая комнату на предмет сигнализаций или ловушек.
Ничего. Он явно полностью доверяет своим охранникам.
Еще одна ошибка.
Сажусь за стол и включаю его ноутбук. Экран загорается, и передо мной появляется стандартный экран входа. Я взламывал более сложные коды во сне. Несколько точных нажатий клавиш, обход здесь, бэкдор там, и вуаля, я внутри.
Ищу в каталогах, просматривая финансовые записи, бизнес-сделки, обычное дерьмо. Честно говоря, я мог бы скопировать все это прямо сейчас и заработать состояние, продав его конкурентам Кира.
Но свиньи, как говорят, жиреют.
А кабанов режут.
То есть, не будь чертовски жадным.
Кроме того, я здесь ради чего-то другого, чего-то, что приблизит меня к правде. Чего-то, что я не нашел, когда вломился в офисы Orlov Financial Solutions в ту первую ночь, когда пересек путь Фреи.
Затем я вижу это.
Папку с именем Линдквист, Уильям.
Я щелкаю на нее, спокойно просматривая файлы. Ничего революционного – просто базовое досье, как у любого криминального авторитета на соперника или даже друга. Такова природа нашего мира. Я составлял безумно подробные досье на близких союзников Мори-кай.
Эй, никогда не знаешь.
Я копаюсь в прошлом Фреи, мой лоб морщится, когда взгляд падает на несколько отсканированных документов.
Интересно.
Это отчет о бытовом инциденте, датированный много лет назад, когда Фрея была еще ребенком.
Я наклоняюсь вперед, и моя челюсть сжимается.
Оказывается, ее отец не раз избивал ее мать. Настолько сильно, что домашний персонал, или кто-то в доме, вызвал полицию.
Очевидно, ничего не произошло. Полиция приехала, потому что должна была сделать вид, что действует. Но никаких обвинений так и не было выдвинуто – не с учетом того, что, я уверен, Уильям Линдквист платил местным властям.
Ничего из того, что я читаю, не удивляет. Общеизвестно, что отец Фреи был подлым ублюдком. Но детали рисуют еще более мрачную картину, чем я ожидал. Насилие, контроль – все это здесь, черным по белому.
Затем одна строка привлекает мое внимание: Ссора возникла из-за обвинений в измене.
Не указано, кто кому изменял, но, да ладно. Я знаю, каким человеком был отец Фреи. Могу только предположить, что это он гулял на стороне.
Я достаю флешку из кармана и копирую весь файл об Уильяме Линдквисте, убедившись, что не оставляю цифровых следов своего присутствия. Когда передача завершена, я кладу флешку в карман и выключаю компьютер.
Пора уходить.
Но не раньше, чем я увижу ее.
Бесшумно перемещаюсь по дому, мои шаги едва слышны на полированных полах. Слишком рано для того, чтобы кто-то был на ногах, и несколько охранников внутри не патрулируют личные покои.
Тихо я открываю дверь в ее комнату и проскальзываю внутрь. Тихо, только мягкий звук ее дыхания. Она спит, ее тело свернулось под одеялом, лицо расслаблено в мягком свете рассвета, проникающем через шторы.
Она выглядит мирной, почти невинной. Но я знаю лучше. Фрея не невинна. Она пережила страшные испытания, и это оставило глубокий след в её душе. Я могу это понять, потому что сам прошёл через нечто подобное.
На мгновение я просто смотрю на нее. Затем мои руки сжимаются в кулаки по бокам. Желание прикоснуться к ней непреодолимо. Я мог бы разбудить ее. Сказать ей, почему ушел. Сказать ей правду, которая грызет меня с момента, когда я впервые увидел ее. Но не делаю этого. Я остаюсь неподвижным, мои глаза пьют ее, запоминая, как одеяло движется с каждым вдохом.
Мой взгляд скользит к ее губам, слегка приоткрытым, когда она дышит. Я все еще чувствую ее вкус, мягкость ее рта на моем. Это воспоминание, выжженное в моем мозгу, от которого я не могу избавиться, как бы ни старался.
Мне стоит уйти.
Я не ухожу.
Подхожу ближе к кровати, пока не нависаю над ней, наблюдая, как ее грудь поднимается и опускается под одеялом.
Я не думаю. Не взвешиваю ничего. Я просто делаю.
Протягиваю руку и слегка стягиваю простыню. Фрея почти не шевелится, когда она соскальзывает с ее шеи и опускается на поднимающуюся и опускающуюся грудь.
Черт.
Я почти ожидал увидеть футболку или майку. Но не полупрозрачный, кружевной, бледно-розовый шифон, едва прикрывающий ее грудь и доходящий только до талии.
Когда мои глаза привыкают к темноте, я могу разглядеть темно-розовые ареолы сквозь прозрачную, элегантно сексуальную ткань.
У этой девушки действительно есть слабость к роскошному нижнему белью. Она даже спит в нем.
И теперь мое любопытство – и мой член – на пределе.
Фрея слегка шевелится, когда я стягиваю простыню до конца. Мои глаза скользят вниз к соответствующим кружевным, полупрозрачным стрингам, плотно прилегающим к соблазнительным губам ее красивой киски.
Мне стоит уйти.
Но я уже знаю, что не уйду.
Не раньше, чем попробую.
Она бормочет во сне, когда я осторожно подтягиваю ее бедра к краю кровати. Я перекидываю ее ноги через свои плечи и становлюсь между ее бедер. Мой палец скользит вверх и вниз по шву ее киски, чувствуя, как она становится теплее и влажнее, когда она тихо постанывает.
Она все еще спит, когда я провожу большим пальцем по ее клитору через ткань. Она издает тихий храп, когда я просовываю палец под кружево и отодвигаю ластовицу ее трусиков, наслаждаясь видом ее голой, сладкой, розовой киски.
Фрея тихо ахает, когда мой язык скользит по ее губам, открывая ее и пробуя сладость, как голодный человек. Я стону в нее, наслаждаясь ее тихими сонными стонами, тем, как ее бедра мягко, но жадно поднимаются навстречу моему рту, пока она спит.
Я понимаю, что это неправильно на нескольких уровнях. Но у нас есть соглашение. То, на что она согласилась. Ее слова из прошлого "давай, скажи им" эхом звучат в моей голове. Тем не менее…
Я не сказал. Сказать им, то есть. Что означает, что у Фреи и меня все еще есть соглашение.
Она моя. Вся. Даже если она чертовски спит.
Я рычу в ее киску, пока пожираю ее, работая языком по клитору достаточно сильно, чтобы заставить ее извиваться и корчиться, но не настолько, чтобы разбудить. Хочу вогнать в нее пальцы – или лучше, мой член. Но это точно разбудит ее. И, честно говоря, больная, темная, извращенная часть меня наслаждается тем, что она крепко спит, пока я делаю это с ней.
Так что я продолжаю покусывать ее клитор и сосать ее губы. Я провожу языком вверх и вниз, кружу вокруг ее клитора, прежде чем провести его до самого ее тугого маленького ануса.
Да, он тоже будет моим.
Скоро.
Пока что я просто использую язык, дразня ее маленькую дырочку и растирая клитор, пока Фрея тает в своей постели. Ее тихие, сонные стоны удовольствия наполняют комнату, ее дыхание становится быстрее и более настойчивым.
Со стоном я опускаю руку и освобождаю свой член. Моя рука обхватывает набухший ствол, жестко дроча, пока я наслаждаюсь вкусом ее сладкой, липкой киски на моих губах и языке.
Эта женщина чертовски вкусна, и я собираюсь проглотить каждую каплю.
Ее бедра начинают извиваться, стоны становятся громче и настойчивее. Я погружаю язык в ее лоно, неглубоко трахая ее, прежде чем зажать клитор между губами. Мой язык беспощаден, мои пальцы ласкают и дразнят ее кожу, пока ее спина выгибается.
– Мааал… – она тихо стонет во сне, прежде чем резко ахает и дергает бедрами, все еще спя. Мне нравится вкус ее сока, когда он заливает мой язык и губы. Но то, что сводит меня с ума, – это то, что я услышал прямо перед этим.
Мое имя.
Она сказала мое чертово имя.
Со стоном я встаю, вставая между ее бедер и удерживая ее трусики в стороне, пока дрочу свой набухший член. Мои яйца сжимаются, и я сдерживаю рык, когда густая сперма вырывается из головки моего члена.
Я стону, дроча снова и снова, пока моя горячая, липкая сперма разбрызгивается по киске и бедрам Фреи. Наблюдаю с тьмой, пылающей в глазах, как белые полосы спермы стекают по ее розовым губам, через анус и вниз по бедрам.
Помечая ее как мою.
Я все еще не закончил.
С членом все еще на виду, я обхожу к изголовью кровати и опускаюсь на колени рядом с ее спящим лицом.
Провожу головкой члена по ее губам, стону, когда вижу, как еще несколько капель моей спермы стекают на ее губы.
Ты чертовски моя…
Встаю и возвращаю ее трусики на место, стискивая зубы со стоном, когда наблюдаю, как вся моя сперма впитывается в них. Затем я укладываю ее обратно в постель, отодвигая волосы от ее лица, прежде чем мой большой палец касается точки пульса на ее шее.
Я мог бы остаться здесь на часы, наблюдая за ней, одержимый тем, как она заставляет меня чувствовать, что я не сломанный монстр, каким являюсь. Но я не могу. Не сегодня.
Бросаю на нее последний взгляд, мои пальцы зудят, чтобы снова прикоснуться к ней. Притянуть ее ближе и никогда не отпускать.
Трахнуть ее.
Вместо этого я отступаю, выскальзывая из комнаты так же тихо, как и вошел.
Особняк совершенно тих, пока я возвращаюсь в кабинет и на маленький балкон снаружи, ранний утренний свет только начинает проникать через окна. Глубоко внутри меня тьма все еще там, грызя в глубине моего живота и напоминая мне, кто я есть.
Когда выхожу в прохладный утренний воздух, я чувствую флешку в кармане. Это немного, но достаточно, чтобы дать мне причину продолжать копать. Достаточно, чтобы удержать меня рядом с ней.
Я все равно не могу отпустить.
Не сейчас. Никогда.
