Текст книги "Сборник " Песня, зовущая домой""

Автор книги: Дорис Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Я раздумывала, не сделала ли я глупость, когда в комнату возбужденно ворвались Йен и Руфь, чтобы позвать нас к чаю.

Глава двенадцатая

Семья Колина восприняла нашу новость так, что лучше нельзя было и пожелать. Я ожидала, что его отец и мать будут довольны – как по родительским, так и по личным соображениям, – но мне согрело душу письмо Джека из Канады, и еще больше – звонок Джин из Ангуса. В ноябре она ждала ребенка, своего четвертого, но она твердо намеревалась приехать на наше бракосочетание в январе.

– Передайте близнецу от близнеца, – рассмеялась она, – что без меня он будет женат только наполовину.

– От близнеца? – повторила я. – Я не знала.

– Ну, лучше приготовьтесь, – озорно предупредила она. – Как-никак, уже имеются Йен и Руфь и мои двое!

Она так мило разговаривала, и я с удовольствием предвкушала встречу с ней. И все-таки легкий разговор был еще одним примером того, что в браке могут быть такие сложности, каких не бывает, если просто ведешь хозяйство.

Но если Камероны – не исключая Магды, пославшей мне очаровательную записку, – были довольны, то противодействие мамы оказалось упорнее, чем я предполагала, и даже в письме Алана отчетливо звучали предупредительные нотки. Первые каникулы в колледже были с двадцать шестого по двадцать девятое октября, и я решила в это время съездить домой и попробовать уговорить маму. Колин должен был быть в Германии. Он уезжал туда двадцать четвертого, собираясь вернуться девятого ноября, через два дня отправиться в Штаты и снова быть в Шотландии только к Рождеству, так что до свадьбы я не часто смогу его видеть. Здесь тоже была проблема. Я всегда считала, что церемония моего бракосочетания состоится только в Уимблдоне, но вряд ли мамино отношение в данный момент способствовало этому.

– Меня утешает только, что он этого не видит, – сказала она во время одного из наших телефонных разговоров, чем окончательно повергла меня в уныние. Только письмо Барбары с бодрым советом «не обращать внимания на маму или кого-нибудь другого» и заверением, что «все будет великолепно», оживило меня, и когда я его читала, мое подавленное из-за папы настроение стало улучшаться. В конце концов, он советовал мне время от времени давать себе волю. Он бы наверняка меня понял.

– Вы не думаете, что мне стоило бы съездить в Лондон поговорить с вашей мамой? – предложил Колин, и когда я стала яростно возражать, он выглядел расстроенным. У него были свои заботы. У его отца появились первые признаки бронхита, и мать снова забеспокоилась из-за необходимости оставаться в Крилли зимой до тех пор, пока мы сможем все взять на себя.

За день до отъезда Колина в Германию у меня в колледже возникло осложнение. У замужней ученицы с двухлетним ребенком что-то не заладилось дома, и она пришла на занятия с мальчиком. Очевидным решением было передать его другой ученице, которая в тот день обучалась уходу за детьми, но оказалось, что ему нравятся более солидные женщины. Он вцепился в меня как пиявка и успешно отражал все покушения на его права.

– Вы ему нравитесь, мисс Белл, – заметил кто-то, и еще кто-то добавил: – И он похож на вас. Честно, можно подумать, что он ваш.

Полагаю, это было правдой. У него были волосы вроде пакли и карие глаза, а еще он хорошо отработал хук слева и время от времени радостно колотил меня по лицу.

Мне стало неуютно от мысли, что у меня никогда не будет собственных детей, – но ведь думать так было бы неблагодарно по отношению к Колину. В конце концов он готов был поделиться со мной своими.

– Что-нибудь неладно, Деб? – остановилась проходившая мимо знакомая преподавательница.

– Да, – яростно сказала я. – Это существо только что подбило мне глаз. – Это была чистая правда, и в доказательство Фредерик Уинслоу, все еще цеплявшийся за мою шею, стукнул меня еще раз.

– Это что, – бодро сказала подруга, – я боялась, что вы расстроились из-за Гамильтон. Ну и наглость, – добавила она. – Но у них ничего не выйдет, не волнуйтесь. Вас взяли на семестр, и все тут. – Гамильтон была фамилия учительницы, которую я заменяла.

– Что все? – подозрительно спросила я, и она неохотно рассказала, что последний месяц Алиса Гамильтон проходила новый курс лечения, и теперь ее доктор настаивал, чтобы она вернулась на работу. К своему отчаянию я узнала, что учительская из-за этого готова была разделиться на два лагеря – одни считали, что Алисе это нужнее, чем мне, другие готовы были отстаивать мое право отработать свой срок. Я поняла, что директор, мисс Кроуфорд, еще не решила, стоит ли ей поговорить со мной.

Я стала считать. От двадцать четвертого октября до десятого ноября. Три воскресенья. И шесть недель до Рождества.

– О чем вы задумались? – спросила моя союзница.

– О центральном отоплении, – сказала я.

Джон Ли, теперь уже мой приемный отец, встретил мой поезд в субботу и по дороге до Уимблдона высказался в том смысле, что у мамы будет достаточно времени изменить свое мнение.

– Вот увидите, стоит ей только начать готовиться к бракосочетанию, – мудро рассудил он и великодушно добавил, чтобы я не беспокоилась о расходах, так как он с удовольствием оплатит счета.

– Но, Джон! – озабоченно сказала я.

– Никаких но. Глэдис, – это его первая жена, – и я всегда хотели иметь детей. Вы знаете, что это не получилось, но я был бы не против иметь дочь и не могу вообразить себе лучшего кандидата на это место, чем вы.

Я поблагодарила его, принужденно улыбаясь. Как будто все оборачивалось так, что я могла попасть прямо из огня да в полымя.

– Приятный парень этот Колин, – неожиданно заметил он. – Я перекинулся с ним парой слов в то воскресенье в Торкомбе. Он мне очень понравился. И Джесси он тоже понравится, – снова заверил он, – только не надо ее торопить.

Как раз это я вряд ли могла себе позволить, но испортить мамину теплую и радостную встречу со мной – об этом я не смела и помыслить. Это был мой первый приезд домой после того, как она снова вышла замуж, и от меня требовалось похвалить несколько новых приобретений. Поболтать у огня, пока Джон занимался чаем, было просто наслаждением. Наконец он взгромоздил посуду на тележку и повез все в кухню.

– Он тебя избалует, – сказала я маме, которая заулыбалась как кот на сметану, но потом обезоруживающе посерьезнела.

– Я знаю, милая, что мне везет, мне повезло второй раз подряд. Именно поэтому я готова землю перевернуть, чтобы и у тебя было так же.

– Но от тебя это не требуется, – терпеливо сказала я. – Я знаю, ты думаешь, что Колин мне не подходит, но ты его не знаешь. А я знаю и готова вверить ему свою жизнь.

– О Деб! – Ее лицо выражало не раздражение, а истинное смятение. – Это-то и плохо с такими, как он. Им все всегда доверяют. – Она вскочила, как будто еле сдерживая слезы, и торопливо вышла.

За несколько минут до этого она включила телевизор, и пока я сидела, не зная, идти ли за ней, начались утренние новости. Я глядела без особого интереса, пока не услышала знакомое имя.

– Сегодня в С*** зарегистрирован брак поп-звезды Хани Харрис с телепродюсером Винсентом Честером. – На экране мелькнула сияющая новобрачная.

– Медового месяца у Честеров не будет, – сообщил комментатор. – Завтра Хани вылетает в Нью-Йорк, чтобы начать турне с кабаре.

Я глядела на молодого новобрачного, лениво размышляя, что он и я были товарищами по несчастью, жертвами машины шоу-бизнеса. Вдруг во мне все похолодело. Плимут – Колин спешит встретиться с Хани; Торкомб – Колин идет с ней под руку по теннисной площадке; Слигачан – и спокойный голос Колина сначала сообщает мне, что теперь и речи не может быть о том, что он со временем женится, а затем – что он любил только два раза в жизни. Кого, подумала я, кроме Энн? И теперь поняла. Энн – и Хани. Обе очень молодые, обе захватывающе хорошенькие, обе настолько непохожие на положительную преподавательницу домашней экономики, насколько только возможно.

И еще одно – завтра улетала в Штаты Хани, а через несколько недель – Колин.

Понятия не имею, сколько времени я просидела, не двигаясь, когда дверь открылась.

– Ты еще здесь, милая? – Мамин голос, но с совсем другими интонациями. – К тебе пришли.

Сзади нее проглядывалась высокая фигура, длинное бледное лицо, серые глаза в морщинках.

– Хэлло, уравновешенная девушка, – сказал голос.

– Адам! – ахнула я. – Почему вы не в Торкомбе?

Он засмеялся тем своим смехом, от которого я всегда ощущала себя примерно десятилетней.

– Очевидно потому, что я здесь. – И потом, когда я ничего не сказала. – Ну, теперь спросите, почему я здесь.

Довольно тупо я так и сделала.

– Это может быть связано с каникулами в одном колледже в Глазго, – шутливо сказал он. – И еще с тем, что нам надо закончить одно дело. – Я продолжала выглядеть непонимающе, и он стал разъяснять. – Сначала примите мои извинения. В последнюю нашу встречу я, кажется, был в отвратительном настроении. – Мама к этому времени потихоньку удалилась.

– Да что вы, Адам, – запротестовала я, – это уже дело прошлое и давно забыто.

Я осознала, что эти слова правильно выражали теперешнее состояние наших отношений – «прошло и давно забыто». Не имело никакого значения, что Адам говорил или делал. Я думала, что люблю его; теперь его можно было только пожалеть. Он был смелым, он имел творческую жилку, он был остроумен, но он всегда относился к людям подозрительно. Донкихотской причине, по которой Колин пытался не пускать близнецов в Сикоув, он придал ядовитый оттенок. Два с половиной года привлекательность Адама объяснялась его имиджем сильного человека в глуши. Теперь я поняла, что это не было силой. Сила выдерживала невзгоды с улыбкой – и с песней.

– Вы слышали хоть что-нибудь из того, что я сказал? – спрашивал Адам с редкой для него мягкостью.

Я не слышала и покраснела.

– И не надо, – почему-то пошутил он. – За повтор денег не берут. Я просто напоминал вам о разговоре, который у нас однажды состоялся по поводу золотой жилы.

О, только не это, сразу подумала я. Тот разговор, когда мы возвращались из Сикоува. Он тогда сделал это изящное замечание насчет того, что я его не приму, даже если он предложит золотую жилу, и у меня на сердце было так тяжело от случившегося, что я не могла мыслить разумно. С тех пор произошло столько событий – пожар, Магда, Глазго, – что я больше об этом не вспоминала.

Адам неверно истолковал выражением моего лица. Сегодня в нем было что-то иное, что-то такое, чего я раньше никогда не замечала: робость.

– Конечно, вы меня вышвырнете отсюда и будете правы, но прежде чем вы это сделаете, я хочу, чтобы вы знали, что я и Магда… – Он помолчал, ища слова. – Между нами нет ничего, кроме дружбы. Она выручила меня из безвыходного положения… Так же, как сделали бы вы, будь вы здоровы.

Сделала бы я?Этого я не знала и была благодарна за то, что теперь знать и не требовалось.

– Адам, – мягко сказала я, – прежде, чем вы скажете что-то еще. Конечно, вы не знаете. – Мы никому не сообщали, кроме членов семьи, Чтобы пресса что-то не пронюхала. – Но мы с Колином поженимся, как только он вернется из Германии.

Этого даже мама еще не знала. Мы понеслись к священнику в среду вечером, после того, как я поговорила с мисс Кроуфорд насчет увольнения в середине семестра, и только-только успели договориться на одиннадцатое ноября, понедельник. Очень скромное бракосочетание, и в Глазго. «Вы уверены, что именно этого хотите? – спросил Колин. – Мне все кажется, что все преимущества на моей стороне» Его родители на следующий день после бракосочетания возвращались в Ланарк, а я собиралась до него посвятить часть своего свободного времени предварительному изучению проблемы центрального отопления. Но сознаться в этом было бы не совсем романтично.

Адам теперь повторил мои слова.

– Из Германии? И когда же это? – Странно, что он сделал упор на менее важном из двух заявлений, но ведь я и сама так делала в минуты растерянности.

– Через две недели.

Теперь он уловил и все остальное и снова выглядел совсем не таким самоуверенным и саркастичным, как всегда.

– Так что, оказывается, он вам не безразличен?

– Да, и очень даже, – сказала я. Телевизионные новости, повторяла я себе, ничего не меняли. Колин оставался таким же, каким был в то воскресенье, когда я уткнулась лицом в его плечо, потому что мое сердце разрывалось от любви к нему.

Наступило молчание, показавшееся мне очень долгим. Его нарушил Адам.

– Вы знаете, насчет молнии говорят совсем неверно. Она ударяет дважды в одно и то же место. – Я вопросительно взглянула на него. – Колин. – Он коротко рассмеялся. – Это уже второй раз он нашел жену благодаря мне.

То, как он сказал это, без жара и без упрека, только сделало удар еще сильнее, фактически таким сильным, что я непроизвольно вскрикнула. Он мельком взглянул на меня.

– Вы не знали, что Энн и я…

– Я не сообразила, – потрясенно сказала я. А должна бы. Все улики были налицо. Адам никогда не говорил мне имя девушки, которую любил, но Колин упомянул, что он познакомился со своей женой в хоре у Адама, упомянул мимоходом без малейшего чувства вины.

Я так переживала за эту незнакомую молодую женщину, замужем не за тем человеком, видевшую, что надоела ему, как только ее здоровье стало слабеть. Он казался таким бессердечным плейбоем, и узнать, что это был Колин – Колин, с таким открытым лицом, таким честным лбом, такими добрыми глазами! Я могла бы догадаться и по другим признаком: нежность Адама к Руфи, фотография Энн в его студии, его отношения с Колином, чересчур напряженные, будь их причиной просто разница в музыкальных вкусах.

– Пропади оно пропадом, не стоило мне вам этого говорить, – покаянным тоном сказал Адам. – Только все равно раньше или позже вы бы об этом услышали. – Он взял меня за руку. – Вам-то не о чем беспокоиться, Деб. Вы очень разнитесь от Энн и вряд ли сделаете те ошибки, что сделала она.

– Ошибки? – резко отозвалась я. Наверняка Адам не мог сказать такое о девушке, которой он так долго поклонялся.

Как будто прочитав мои мысли, он покраснел.

– Наверное, я в первый раз это признал. Видя, что с ней происходит, я почти забыл обо всем остальном. Например, в тот вечер, когда мы с вами пошли на концерт, я почти готов был сойти с ума. Вынужден был на следующий день уехать из Лондона. Если бы я встретил Колина, Бог знает что могло случиться. Даже этим летом встречи с ним требовали всей моей выдержки. – Я сочувственно кивнула. Конечно же, я это ощущала. – Однако что правда, то правда, – продолжал он, – не только он был во всем виноват. Родители Энн умерли, ее воспитала тетя, которая ее от всего оберегала. Когда они поженились, ей было восемнадцать, и она выглядела совсем как Руфь. – Его лицо смягчилось. – Вся беда в том, что она была слишком преданной поклонницей.

– Поклонницей? – снова повторила я. – Но Колин говорил, что и ей, и вам не нравилось, что он занялся популярной музыкой.

– О, конечно. – Адам выглядел раздраженным и озабоченным, и я пожалела, что прервала его. Конечно же, это излияние чувств не просто ему далось. – Нам не нравилось. Я имел в виду больше личное поклонение. – Он плавно продолжил: – Я думаю, что вы помогли мне это сознать, Деб – вы, такая разумная и уравновешенная. Вы показали мне, в чем Энн была неправа. Человек в положении Колина становится пресыщен женским преклонением. Как только он от него избавляется, то меньше всего хочет снова встретиться с этим, не успев переступить порог своего дома. Боюсь, что Энн не могла довольствоваться малым, даря и принимая любовь.

– Но, Адам, ведь он конечно же любил ее, – неубедительным тоном сказала я. – Он… он мне это говорил.

– Да, наверное – по-своему. – Он сказал это спокойно. – А ваша любовь, Деб, очень земная и дающая каждому из вас возможность дышать. – Он вздохнул. – Я почти ненавижу себя, рассказывая вам все это. Все равно как предать что-то, чем я жил десять лет.

– О Адам, – потрясенно сказала я.

– Ну, не стоит беспокоиться. Лучше туда, чем сюда, как говорится. – Своими серыми глазами он уставился в мои. – Поздравьте Колина за меня и передайте ему, что ему здорово повезло. Что касается вас, уравновешенная девушка, то и лучшие пожелания тут недостаточно хороши. – Он притянул меня к себе и поцеловал братским поцелуем. – Спасибо за все. Я никогда не забуду это лето и все, что вы для меня сделали.

– О Адам. – Снова я только это и сумела сказать. Совершенно неожиданно он оказался великодушным и способным к самоотречению. И все это он пережил ради меня.

Я не могла пригласить его на церемонию. Мы решили, что посторонних не будет. Поскольку Колин в тот же вечер снова уезжал, церемония должна была быть короткой и скромной. Однако я настаивала, чтобы он заглянул к нам, если окажется недалеко от Глазго, и он обещал.

Ирония заключалась в том, что он добился эффекта, на который меньше всего рассчитывал: у меня испарилась вся оставшаяся уверенность в себе. Будущее казалось достаточно сложным, когда я смотрела новости; теперь оно казалось вдвойне сложнее и вдвойне туманнее. В этот вечера я была не в силах обсуждать его, поэтому отправилась спать, не сказав маме об изменении срока бракосочетания.

Колин прилетел в Глазго около полуночи в субботу, девятого ноября, и мы обвенчались, как и планировалось, в одиннадцать утра в понедельник. Перед отъездом он заказал себе костюм, и у меня едва ли было больше нарядов, но я в эти две недели не теряла времени, потому что вся подготовка для установки центрального отопления была закончена, и рабочие должны были уже на следующий день начать разбирать Слигачан по кирпичику.

Изменение сроков означало, что Джин не могла рискнуть пуститься в путешествие, но в последнюю минуту позвонил Джон и сообщил, что они с мамой приедут, и, тоже неожиданно, появилась Магда.

– И только подумать, что после всех надежд, – мама у меня в комнате, перед тем как нам отправиться, не видела причин скрывать горькую правду, – у тебя должна быть вот такая свадьба.

– А что в ней плохого? – призвала я ее к ответу, и мама, к несчастью, все мне сказала – про мои оранжевые перчатки и сомбреро, и если я не собиралась венчаться в белом, то могла по крайней мере купить что-то бледное и нежное, и что ей не нравятся шотландские церкви, они такие темные и простые, и если бы только я венчалась дома, чтобы были все друзья и соседи, и… У нее хватило благоразумия остановиться, прежде чем она действительно произнесла «с подходящим мужчиной», но я поняла, что она хотела.

Мое решение не обращать на все это внимания вдруг рухнуло.

– Мамочка, пусть тебе понравится Колин, пожалуйста, – сказала я, как будто все еще была ребенком, просившим перед сном рассказать сказку про льва. – Он чувствует, что не нравится тебе, ведь он… милый. – Мой голос нелепо задрожал, и еще через мгновение мама обнимала меня.

– О моя дорогая! Ну конечно же, конечно. – Прошедшим вечером Колин сводил нас всех в ресторан, где к нему подошла охотница за автографами, и я заметила, что мама откровенно купается в лучах его славы. – И я понимаю, что это совсем как в сказке. Просто Алан и я опасались… да ладно, если ты счастлива, то это главное. – Она еще потискала меня. Это была капитуляция, но я слишком хорошо поняла, что она имела в виду. Я не была принцессой из сказки, и мой принц мог просто уехать. Но с другой стороны, раз я была просто экономка, переодетая принцессой, то если он станет время от времени уезжать, мне не пристало устраивать сцены.

Итак, теперь на церемонию, которая уж точно внешне никак не напоминала сказочную. Темная церковь, мрачные ряды пустых сидений, ни музыки, ни шафера, ни подружки. Я выбрала зеленовато-желтый костюм, и мама пришла в отчаяние, потому что это был «несчастливый» цвет. Меня не волновали предрассудки, но может, это действительно был неудачный выбор, слишком весенний для пронизывающего ноябрьского дня.

А Колин? Как он чувствовал себя «по второму разу», глядя на Йен и Руфь, извивавшихся подобно угрям, сидя в первом ряду между его родителями? Им сообщили только в субботу, чтобы они не могли ничего разболтать в школе, и когда я вчера их увидела, их восторженное одобрение пролило бальзам мне на душу. И их радость, когда я пообещала, что они поедут со мной в Прествик проводить Колина. Теперь я была совершенно уверена, что поступаю верно, но Колин очень спокойно воспринял эту договоренность.

Длинную голубую машину с его чемоданами, уже уложенными в багажник, подали ко входу. Были произнесены слова прощания с его родителями, Магдой, мамой и Джоном.

– Интересно, не забыл ли я какую-нибудь мелочь? – не романтично спросил он, обхватив близнецов одной рукой и касаясь меня другой.

– Мы поедем с папой в Америку? – спрашивала Руфь с таким восторгом, что я почувствовала – она понятия не имеет, что происходит.

– А тебе хотелось бы? – вдруг спросил Колин. – Может, в следующий раз мы все поедем.

Очевидно, и он не понимал, о чем говорил. Чего я совершенно не выносила – так это обещать ребенку то, что не собираешься выполнить. Я так и сказала, когда мы шли к машине.

– Кто сказал, что не собираюсь? – с горячностью сказал Колин. – Это было бы очень неплохо – конечно при условии, что будет этот следующий раз, – скромно уточнил он.

Но это ведь именно такие случаи имел в виду Адам. Колин не должен думать, что я теперь собиралась неотвязно следовать за ним только потому, что в старой темной церкви он произнес трогательно серьезным голосом: «Я, Колин, принимаю тебя, Дебора, как свою законно венчанную жену».

– Ну конечно, – без особой радости сказала я. – Но слишком дорого и во время занятий невозможно. Тебе теперь можно о них не беспокоиться. Я обещаю хорошо заботиться о них.

Я, Дебора, принимаю тебя, Йена, Руфь и Слигачан…

Я начала понимать, что означал задумчивый вид Колина. Он вновь так выглядел, когда сел за руль, и мы отправились по дороге к Эйрширу.

Перед выездом из города он остановил машину, чтобы проверить, все ли его бумаги на месте. Я наблюдала, как сильные пальцы перебирали содержимое бумажника. Что-то упало мне на колени. Это была фотография. Когда он наклонился за ней, я взглянула на нее и отвернулась. Не хватало еще, чтобы он подумал, что я пытаюсь лезть в его дела.

– Я вам это не показывал? – спросил он, поднимая ее к моим глазам.

Это была я с Йеном. Я держала его за шею, как будто хотела придушить. Он склонил голову набок, показывая очень белые зубы. То воскресенье на пустоши: он испугался пони, и камера щелкнула, когда я пыталась его отвлечь. Конечно, фото хранилось из-за Йена, не из-за меня. У меня был дурацкий вид. У него тоже.

– Мы выглядим глупо, – неодобрительно сказала я. Фотография, снятая в студии Адама, была совсем другой – такая ободряющая, такая современная.

Но Колин только ухмыльнулся и спрятал фото. Это все его извращенное чувство юмора, подумала я. Он всегда был не прочь чуть повеселиться на чужой счет.

– Дебби, действительно все в порядке? – вдруг спросил он, когда мы проехали Килманрок и вырвались на открытую холмистую местность. Зеленые склоны ярко напоминали мне Девон, где жилось так безмятежно.

– Конечно, а что может быть не в порядке?

– Не знаю. Просто я подумал, что ты слишком задумчива. – Он поглядел на меня. – И у нас с тобой практически не было ни минуты свободной с тех пор, как я приехал.

Может, это и к лучшему, горько подумала я. Стоило мне только остаться с ним наедине, и я бы опять могла стать дурочкой, как тем воскресеньем в его подобной ласточкиному гнезду комнате, когда я чуть было не позволила ему догадаться, насколько моя любовь похожа на любовь Энн. Кроме того, Энн была непреложным фактом, и как бы сильно она ни испытывала его терпение, я не могла забыть, как он жестоко обращался с ней. Это было так не похоже на человека, которого я полюбила и о котором думала, что хорошо его знаю.

– Ты ни о чем не жалеешь? – Ему приходилось говорить вполголоса из-за сидевших сзади детей.

– Совершенно ни о чем, – уверенно ответила я.

Это было правдой. Вышла ли я замуж за человека, широко раскинувшего руки, приглашая аудиторию петь вместе с ним, или за того, кто ушел в себя, прячась от угрожающего внешнего мира, я его любила, несмотря ни на что. Просто я считала, что лучше бы мне было стать его экономкой.

Прествик оказался громадным и как будто был построен целиком из стекла с черными и оранжевыми досками объявлений. Колин взял на руки и обнял каждого близнеца по очереди.

– Тебе известно, где я буду. Сразу же дай знать, если что-нибудь понадобится, – сказал он мне. – Или если она снова заболеет, или в школе будут неприятности, или еще что-нибудь.

– Ничего не случится, – успокоила я. Он всегда уезжал в турне с таким чувством или просто не доверял мне? – О нас не волнуйся. Позаботься лучше о себе. – Сине-белый ветреный вечер был пронизывающе холодным. Я отвернула его меховой воротник. – И возвращайся живым и здоровым.

– Обязательно, – пообещал он и поцеловал меня.

Наши губы едва успели коснуться, когда раздался задыхающийся голос:

– Мистер Камерон, позвольте нам провести съемку, пожалуйста, – и я обнаружила, что с глупым видом и впервые в жизни смотрю в объектив телекамеры.

Возвращение в Глазго казалось гораздо более долгим, чем путь в аэропорт. Я все представляла себе самолет, его почти вертикальный взлет и длинную линию, прочерченную им в небе. Он казался очень хрупким: яичная скорлупка над серыми просторами океана, уносящая моего суженого в самый день венчания.

Дети тоже примолкли, и Йен перестал считать коров. Вдруг он тоненько объявил:

– Дебора, я думаю, что се сейчас стошнит!

Бедняжка Руфь побледнела, и пришлось быстро высадить ее из машины и несколько минут прогуляться с ней по свежему воздуху. Может, это было дурным предзнаменованием? На пути туда она была веселой, как птичка, но тогда машину вел Колин, а к этому он относился так же старательно, как к своему пению – черта, которая, как я считала, восходила к его преподавательской деятельности. Как бы то ни было, его очень плавному стилю вождения можно было позавидовать, и машина слушалась его безукоризненно. Адаму и Магде, любившим быструю, вызывающую езду, редко удавалось довезти Руфь благополучно. Мои показатели были довольно хорошими, но, видимо, не настолько хорошими, как требовалось. Теперь, будучи более внимательной, я опять остановилась, когда мы проехали Килманрок, и мы еще раз прогулялись среди зеленой прохлады.

– Теперь уж нам надо побыстрее! – сообщил мне Йен, когда мы вернулись в машину. – Мы должны поглядеть новости. – Он ужасно возбудился при виде телевизионной камеры, и за этим тоже мне впредь надо было присматривать. Неверно было бы полностью отгородить их от мира Колина, но чтобы Йен воображал себя важной персоной – совсем ни к чему.

– Надеюсь, они в Уимблдоне это смотрят, – прокомментировала мама вечером.

Мы смотрели выпуск новостей, и в самом конце промелькнул наш кусочек: обнявший меня за плечи Колин и возбужденно посмеивающиеся на заднем плане Йен и Руфь.

– Жаль, милая, что ты не поправила шляпку. Она совсем съехала, – добавила она.

– Колин Камерон, – сказал комментатор, – перед отлетом в Штаты через несколько часов после его бракосочетания с мисс Деборой Белл, преподававшей здесь экономику домашнего хозяйства. – Я подскочила. Откуда они это узнали? – Для Колина, который в свое время спел множество песен на слова Бернса, это, похоже, «Поцелуй меня покрепче на прощанье».

– О, как мило, – с удовольствием сказала мама, когда Колин с улыбкой повиновался.

Следующим утром мама с Джоном отбыли в Лондон, родители Колина и Ланарк, а Магда – тоже в Лондон. Магда, которая вчера в костюме из золотистого твида гораздо больше меня была похожа на невесту, неожиданно тепло попрощалась со мной.

– Колин заслуживает самого лучшего. Я и за миллион лет не могла бы ему этого дать, а теперь, я думаю, он это лучшее получил.

Сама не знаю почему, я заметила, что Адам, вроде бы, наконец-то готов изменить свое отношение к Колину.

– Гм-м, да. Наверное, этому есть свои причины, – согласилась Магда.

Я смутилась, потому что решила, что она имеет в виду меня. Адам намекнул, что наша дружба помогла ему трезвее смотреть на вещи.

– И к нашему браку он тоже так хорошо отнесся, – сказала я.

– Рада это слышать, – отозвалась она. – Думаю, у него было время остыть перед встречей с вами. Когда ваша мать позвонила, он просто взбесился.

Что-то тут было не так. Мама? Но ведь я сказала Адаму, и он был так поражен, что сначала даже не понял. Он сказал «Когда?» вместо «За Колина?», как я ожидала.

– Вы хотите сказать – он знал еще до этой субботы, когда я приехала домой?

– Еще бы, конечно! – беззаботно отвечала она. – Ваша мать спросила его, не может ли он как-то этому воспрепятствовать.

– Не может быть! – ахнула я, закрывая глаза.

Магда похлопала меня по руке.

– Не волнуйтесь. Поверьте мне, это на нее очень похоже. А теперь уже Колин ей вполне понравился. Это совершенно ясно. Я рада только, что Адам сумел сдержаться. Я боялась, что он собирается устроить неприятности.

– Никто не мог бы приятнее себя вести, – заверила я.

– Это хорошо. – Она чмокнула меня в щеку. – Как-нибудь соберитесь с Колином в Девон. У меня есть что вам показать.

Насколько я поняла, она сняла себе квартиру недалеко от магазина с твидом Адама. Чем она занималась, осталось для меня неясным, и я заподозрила, что мистер и миссис Камерон, испытывая к ней теплые чувства, ощущали в то же время, что знай они больше о роде ее занятий, им пришлось бы выразить самое решительное неодобрение.