Текст книги "Маара и Данн"
Автор книги: Дорис Лессинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
– Я так испугалась, когда услышала незнакомые слова! На всю жизнь запомню. Люди говорят, а я не понимаю…
– Ничего, скоро будешь все понимать. Теперь продолжим.
Но она не смогла завершить рассказ этим вечером, так как чем дальше – или чем ближе – продвигалась Маара, тем подробнее Шабис расспрашивал ее и о постоялых дворах, и об их содержателях; о Гойделе и о принятой там форме управления; о Речных городах и о каждом, с кем она там встречалась, кого мельком заметила, кто обратил на себя ее внимание. Маара запнулась, прежде чем решилась рассказать ему об услуге, оказанной ей двумя женщинами-надзирательницами, хотя подозревала, что Шабис об этом уже знал. Рассказала и об этом, и о своих чувствах, в том числе и к Мериксу. Шабис явно жалел ее, жалел и Мерикса, что Маара особо для себя отметила.
– Тяжело. Очень тяжело. Бедный парень. – Он нахмурился, чуть подумал и решился: – Ты еще не знаешь, что в Хелопсе восстание?
– Нет. – Сердце ее замерло при мысли о Мериксе, о младенцах.
– Неделю назад пришла ладья… Конечно, наврали очевидцы с три короба, но в общем картина ясна. Бунт в Хелопсе.
– Кто бунтует?
– Говорят, рабы.
– Конечно, не наши. Значит, простые рабы.
Шабис попытался вернуться к рассказу, но Маару слишком потрясло известие о восстании в Хелопсе. Видя, что толку от нее не добиться, Шабис отправил ее отдыхать до утра.
Маара рухнула в постель, не обращая внимания ни на что вокруг, а когда утром открыла глаза, обнаружила себя в скальной деревне. На стенах рельефы, роспись по штукатурке. Сознание прояснилось, она поняла, что изображения отличаются от виденных ею в руинах древних городов. Здесь народ высокий, стройный, легконогий, да и животные… Да, конечно, водные драконы, ящеры – но и разные другие, каких она никогда не видела. Резьба искусная, но от времени слишком тонкие края обкрошились. Интересно, какими чудо-инструментами пользовались древние каменотесы и скульпторы. И как они запоминали этих животных, образы которых предстояло запечатлеть в камне… Сколько деталей… пальцы, ногти… мышцы играют…
Слабый звук за спиной заставил Маару обернуться. Вчерашний слуга стоял рядом и как раз собирался сунуть в карман мешок с монетами, который она вчера подхватила с палубы. Маара резко ударила его ребром ладони по запястью, мешок брякнулся об пол, а слуга громко взвыл и принялся причитать на чарад, не прекращая улыбаться и время от времени перемежая тирады на родном языке словечками «прости», «пожалуйста» и «принцесса» на махонди.
– Вон! – приказала она.
Прижав ушибленную руку к груди, слуга выбежал.
Она уселась на краю узкой дощатой кровати, откинув тонкую простынку, которой укрывалась. Жара в этой местности отличалась от влажного жара Речных городов. Комната просторная. Низ стен сложен из камня древнего, кверху стена продолжена новой оштукатуренной кладкой, вмонтированной в неровный обрез руины старой стены, – аккуратности от времени ожидать не приходится. Потолок тростниковый. Верх стен даже не выложен, а сформован из какой-то грязи, перемешанной с соломой. Пол сохранился с древних времен, разноцветный мозаичный. Сколько лет прошло с тех пор, как разрушились старые стены и на них нарастили новые? Тысячи… Что бы сказали те древние люди, увидев плоды неуклюжих усилий своих потомков? Руины древних городов… Повсюду. Какой закон природы губил все эти города? Она знала один ответ: засуха. Значит, и тысячи лет назад свирепствовала засуха? Часто встречались на развалинах обожженные балки, закопченные стены. Огонь – еще одна причина? Огонь всегда угрожал постройкам, люди берегли свои жилища от огня. Может быть, вода? Трудно себе такое представить.
Маара подошла к мешку, вынула синее и зеленое хлопковые платья, прихваченные из Хелопса. Платья помяты, кроме того, неуместны они здесь, как и нежная одежда из Рустама. Она выудила из мешка коричневую рубаху – на той ни одной складочки. Маара надела вчерашнюю одежду, расчесалась, завязала волосы сзади. Проверила пояс с монетами и вышла в соседнюю комнату с мешком монет, которые пытался украсть слуга, а также с коричневой туникой.
Шабис завтракал. Он пригласил Маару к столу и предложил хлеба и фруктов. Заметил тунику.
– Что это за ткань?
Она рассказала.
– День и ночь я носила это несколько лет. Она не рвется, не пачкается. Встряхнешь – и снова чистая. Совершенно не изнашивается.
Он пощупал, помял.
– Да, в войсках полезная была бы штука.
– Только, как и с солнечной машиной, никто не знает, как ее делать. Шабис, надо бы за нашей лодкой послать. Если Хан жива, она могла бы рассказать, как с ней работать, с машиной.
Генерал помолчал. Маара видела, что он переваривал сказанное ею.
– Да, поведеньице у тебя, прямо скажем…
– Что, наглая я? – Маара глянула на него исподлобья, но без испуга. В голосе генерала не звучала угроза. Скорее, он разговаривал с ней как-то по-семейному.
– Ладно, ладно. Послал я уже за ней. Взвод послал. Далеко ладья не ушла, но старуха Хан, увы, покойница. Веслами толкаются, берега скребут; очевидно, не знает никто, как пользоваться этой солнечной штуковиной. Но не зря сходили. Чуть на хеннов не напоролись. Не думал я, что они так близко.
– Мы их вчера на берегу видели.
– Почему ж ты молчала? – Он явно рассердился. Возможно, частично и из-за ее нахальства. – Это самое важное, что ты могла сказать.
– Я ведь по порядку рассказывала. Еще не дошла до этого.
– Ладно, ты могла и не знать, насколько это важно. Продолжим.
– Шабис, мог бы ты сохранить это для меня?
Он заглянул в мешок, порылся в монетах.
– Эти деньги здесь не ходят.
– Совсем?
– Разве что дальше к северу. Там правила не так строги.
– Но мы ведь идем на север.
– Нет, Маара, твой путь окончен.
На этот раз голос его суров, выражение лица не враждебно, но серьезно. Маару охватила паника. Она снова почувствовала себя пленницей. Захотелось вскочить из-за стола, оставить вкусный завтрак и бежать прочь, к Данну… И что потом?
– Маара, между нами и Шари – хенны, их войска. Хочешь попасть в их армию? Поверь мне, это совсем не то, что быть солдатом у агре. – Он оттолкнул мешок с деньгами. – С этим ничего не случится, никто его не украдет. Между прочим, знаешь, что ты сломала парню руку?
– Поделом. Он вор. – Встретившись с укоризненным взглядом генерала, Маара добавила: – Я не для него это добывала. Когда я вчера схватила этот мешок, меня могли так же растоптать, как и Хан. – Шабис молчал, и Маара добавила: – Без денег мы бы далеко от скальной деревни не ушли.
– Не беспокойся, никто ничего твоего не тронет. Тем более слуги теперь знают, как ты руки ломаешь.
– А почему он называл меня принцессой?
– Лесть. Когда хотят подольститься ко мне, они и меня принцем называют.
Они смотрели в глаза друг другу, молчали о чем-то недосказанном.
– Теперь ты начнешь говорить о драгоценных детях и о таинственных планах?
– Мог бы, но есть вещи поважнее.
– Однако, похоже, существует какой-то план, в который вплетены мы с Данном?
– Нельзя назвать это планом. Скорее, возможности. Я в них не заинтересован. – Он чуть подумал и поправился: – Не я в них заинтересован. – Еще пауза. – И не вижу смысла для тебя интересоваться этим. Слишком далеко мы от места, где это что-то значит. Далеко по времени и по расстоянию. Сотни миль.
– Значит, быть принцем или принцессой проку мало, если ты не живешь как принц или принцесса, – подвела итог Маара.
– Вот именно. Если хочешь знать мое мнение, давно прошло время, когда от этого был какой-то прок. А теперь продолжим.
Маара приступила к рассказу. Когда дошла до встречи с войском хеннов, Шабис снова засыпал ее вопросами. Какая на них форма? Состояние формы – чистая, грязная, мятая, рваная? Цвета нашивок? Какая обувь? Вид сытый или голодный, свежий или усталый? Сколько их было?
Маара ответила весьма толково.
– И еще у них оружие было, от которого нету проку. В Хадроне есть такое.
Она описала оружие.
– Почему ты думаешь, что от него нет проку?
Маара объяснила.
– Нет, это не так, – не согласился Шабис. – Оружие очень старое, но не бесполезное. Один весьма способный солдат-хенн нашел такое оружие в музее и постарался его скопировать, насколько возможно в наших условиях. И оно сработало. Сначала хенны получили преимущество, но потом мы наверстали, у нас тоже появилось это оружие. И равновесие восстановилось. Только тьма народу погибла.
– Как оно работает?
– Оно выбрасывает шарики, пули. Засовываешь в дырочку пулю, спички, вспыхивает огонь, пуля вылетает и может убить или ранить, – мрачно рассказывал Шабис. – В школе нам говорили, что всего через пять веков после изобретения этого оружия весь мир поработила технология. Но у нас, к счастью, пока нет для такого возможностей. Пока нет, во всяком случае.
Так много нового, а она понимает отнюдь не все.
– Вечером ты обещал, что я начну учиться, – проворчала Маара.
– Сначала язык.
– Всегда так. Сначала то, сначала это… Ты не представляешь, каково это – чувствовать себя такой невежественной, ничего не знающей!
– Ты вроде бы хвасталась, что в Хелопсе знала больше, чем тамошние.
– А много ли это? Да и вовсе не то я хочу знать. Я знаю, как выжить, умею выживать. Они не умеют. Они как дети. – Маара заплакала, уронив голову на сложенные на столе руки. Шабис положил ей руку на плечо. Жест, выражающий доброту, но одновременно и предупреждающий.
– Все, Маара, хватит.
Она пересилила себя, замолчала. Подняла голову. Генерал убрал руку с ее плеча.
– Завтра начнешь учить язык. Сегодня выступишь перед офицерами, расскажешь им то же, что и мне.
– Но я ведь языка не знаю.
– Они знают махонди. Не слишком сильны, но будешь говорить медленно, без длинных слов… Поймут.
– Ха! Откуда мне знать длинные слова!
– Только не заплачь снова.
– А почему только офицерам?
– Не сможешь же ты орать, чтобы услышали десять тысяч солдат.
– Ух ты! Десять тысяч?
– Здесь десять. На западе у генерала Чада еще десять. На севере двадцать, вокруг Шари. На востоке, вдоль границы с Хеннесом, десять.
– Много народу в Чараде?
– Большинство в армии. Война давит на народ, жить становится тяжелее. Молодежь рванулась в армию, мужчины и женщины. Если они не солдаты, то работают на армию и числятся в армии. Армия их кормит и одевает. В Чараде есть местности, в которых не осталось больше гражданского населения. Двадцать лет тянется война. И Агре за эти двадцать лет превратилось в военное государство. Все в армии, хотя многие за всю жизнь не видели противника, не участвовали в боях.
– Значит, власть в стране диктаторская?
– Можно сказать и так.
– А… кто диктатор? Ты?
– Нас четверо. Генералы. Мы правим, и правим неплохо.
– А народ… не возражает?
– Бывает.
– И что тогда?
– Что ты сделала с бедным парнем, когда он протянул руку к твоим деньгам?
– А чего они хотят? Если хотят перемен, то какая у них цель?
– Мы и сами дивимся. Мы, четверо. Нас называют Четверкой. Люди накормлены. Одеты. Их защищают…
– А скоро и перемирие заключите. И хенны тоже все в армии?
– Нет, им хуже. У них много штатских, и все, естественно, недовольны. Маара, все узнаешь, обещаю, будешь учиться. А теперь идем на плац. Там тысяча офицеров.
– И я выступлю перед тысячей человек?
– А что такого? У тебя получится. Чтобы не было слишком долго, на личном не останавливайся. Климат, его изменения. Животный мир, его изменения. Гигантские скорпионы и пауки. Обстановка в Хелопсе, в Речных городах. У нас среди солдат есть и беженцы оттуда. Ситуация с провизией, дефицит воды. У тебя получится. А они народ понятливый. Мои солдаты – самые образованные в Чараде. – Он самодовольно улыбнулся.
Маара восхищалась этим человеком, чувствовала себя рядом с ним хорошо и спокойно, по-домашнему, хотя Шабиса никак нельзя было назвать добрячком, рубахой-парнем. И ни Юбу, ни тем более Мерикса он не напоминал. Мерикс… Его улыбка вдруг вспыхнула в ее воображении, но затуманилась, растаяла, когда Маара попыталась на ней сосредоточиться. Мерикс распрощался с ней. Шабис двадцать лет в армии. Каждый жест его, каждый поворот головы, кивок точно подходят к ситуации, к какому-то воинскому шаблону, обкатанному их инструкциями. И все же эта железная дисциплина бледнеет на фоне кошмарного оболванивания солдат в армии хеннов.
Они прошли мимо приземистых казарм и штабных бараков, вышли к плацу, по которому маршировали офицеры, вздымая клубы пыли. Вот они замерли, по команде расслабились; пыль лениво парила в воздухе, медленно оседая. Маара нашла взглядом Данна, улыбнулась ему, он кивнул в ответ, сохраняя приличествующую его новому наряду серьезную мину.
Перед такой массой военных Маара снова почувствовала неуверенность. Большинство из них махонди… вроде бы. Или нет? Она подумала, что если взять любого из них в отдельности, то без колебаний можно решить: да, махонди, хотя и не самый красивый, не лучшим образом сложенный. Но взять десяток этих парней и поставить их рядом с десятком настоящих махонди – и разница сразу бросится в глаза. Но в чем она состоит, эта разница? Трудно сказать.
По сигналу Шабиса Маара начала свой рассказ. Она стояла на деревянном помосте, возвышаясь над затихшим строем, и все хорошо слышали ее звучный голос. Затрудняло рассказ отсутствие видимой реакции на окаменевших лицах слушателей. Но Шабис время от времени одобрительно кивал, и она продолжала повествование. Когда примерно через час Маара закончила подробным описанием солдат-хеннов, Шабис предложил задавать вопросы. Слушатели поднимали руки и прежде всего интересовались солдатами противника. Лишь позже прозвучали вопросы о засухе и Речных городах.
На обратном пути Маара спросила Шабиса, страдал ли народ агре от голода и не по этой ли причине выглядят эти люди неудачными копиями махонди. Он ответил, что такое вполне возможно, и добавил:
– Дети их при рождении не похожи на наших, если присмотреться. С первого взгляда вроде – махонди, но тут же замечаешь: что-то не так.
– Но в чем причина?
– Никто не знает. Почему скорпионы и пауки меняются?
Они уселись с противоположных сторон стола, принялись за обед. Подали жареное мясо с вареными овощами. Маара опасливо разглядывала обожженный кусок трупа. Она к мясу за жизнь свою почти не прикасалась, о чем и сообщила Шабису.
– Привыкну, конечно, но там, внутри, под поджаристой корочкой, красная плоть, и я сразу вспоминаю Мишку, Мишкиту и молочных животных Хелопса.
Шабис сказал, что здесь с мясом проще, чем с растительной пищей. Обширные, хотя и не слишком пышные пастбища, многочисленные стада, за которыми ухаживают приписанные к армии женщины. Животные выносливые, неприхотливые, без воды способны обходиться по неделе и долее. А вот хенны – огородники, а со скотом управляться толком не умеют. Если добиться мира – имеются все предпосылки для расцвета взаимовыгодной торговли.
После обеда Шабис объявил, что должен ее покинуть, потому что нужно отправиться в разведку.
– У меня еще один вопрос, – остановила его Маара. – Знаешь ли ты мое имя?
– Ты же сказала, что тебя зовут Маара.
– Почему нам нужно было забыть свои настоящие имена?
– Потому что вас искали, чтобы убить.
– И больше ничего?
– Тебе этого мало? Ты знаешь, что всю семью твою уничтожили?
– Знаю.
– Между тем, и противники тоже давно мертвы. Ты и Данн – больше махонди из Рустама не осталось.
– Печально. Не иметь возможности узнать собственное имя…
Он помолчал.
– Печально, но так спокойнее. Чем тебе не нравится Маара? Очень красивое имя. – Он поднялся, чтобы направиться к двери. – Может, прихватить и братца твоего с собой? Парень он хваткий, как и ты, впрочем. Хороший из тебя солдат выйдет. Есть у меня лихие солдаты среди женщин. А из тебя получится неплохой адъютант. Быстро соображаешь.
Маара сжала губы. Не хотелось противоречить Шабису, не хотелось портить ему настроение, но все-таки она возразила:
– Мы с Данном хотим на север. И если сможем, уйдем.
– И что же вы там забыли?
– Разве там не лучше? Разве это только мечта?
Он ответил примерно так же, как и Хан:
– Как кому повезет… Чего ты, собственно, ожидаешь? О чем твоя мечта?
В сознании Маары мелькали тихие водоемы, зелень леса, чистые светлые города, улыбки их обитателей – но все это в полупрозрачной дымке. Не встречала она такого в жизни.
– Ты был на севере, Шабис?
– На самом севере, на крайнем?
– Да.
– Я вырос в Шари, учился на севере, в Карасе. Но о дальнем севере знаю только понаслышке.
– Правда, что там есть место, где можно… где можно узнать о тех древних людях, которые всё-всё знали?
– Слышал я и такое. Есть у меня друзья, которые там бывали. Но моя жизнь здесь. Не скрою, иногда хотелось бы, чтобы жилось легче. Однако мне пора.
И Маара осталась одна в его комнате. Посидела за столом, потом вернулась в свою спальню, обошла ее, вглядываясь в рельефные изображения на стенах. Столь привлекательных людей она и вообразить не могла. Шабис, конечно, интересный мужчина, и лицо у него умное, красивое, но эти… Она подумала, что, если бы кто-то из них вошел вдруг в ее комнатушку, она бы почувствовала себя бревном безмозглым. Все в них дышало совершенством, все было воистину прекрасно. Одежда их – не просто грубо сшитые куски ткани с дырами для голов и рук, не просто грубые штанины с завязками на поясе и на лодыжках. Одежда древних скроена хитро, со складками и складочками, с рукавами сложного кроя – загляденье! А как уши украшены, их узкие, длинные уши… Жаль, толком не разглядишь, узор смазан от времени. Перстни на длинных пальцах, ожерелья… Как они себя называли? Кожа светло-коричневая, тонкие носы, удлиненные глаза, подведенные краской… И все улыбаются, улыбаются… Волосы коротко подстрижены, на головах какие-то штуковины… как будто маленькие, узкие кружочки-короны из золота. Они жили в этом городе, часть которого теперь заняли казармы войск Шабиса. Когда и как долго они тут обитали? Как жили они? Вот они танцуют, а здесь восседают за низкими столами с едой и напитками, вот их животные: какие-то собаки, еще зверьки, похожие на ее Шеру, птицы… А вот изображение реки с большими-пребольшими лодками, такими огромными, что внутри них построены дома, в которых можно танцевать и восседать за низкими столами. Слуги или рабы вносят пищу на подносах и в цветных сосудах причудливой формы. Такого, как в домах скальной деревни, где изображены люди, связанные друг с другой веревками, обмотанными вокруг шеи или пояса, здесь нет.
Мааре пришло в голову, что, говоря о севере, люди – может быть, сотни лет назад – имели в виду именно этот город. Может быть, и тысячи лет назад люди мечтали об этом чудесном месте. Нет, не тысячи, ибо города так долго не живут. Города ведь – как люди. Они рождаются, живут и умирают.
Позже, после заката, пришел слуга – тот же парень с перебинтованным запястьем – и принес поднос с кувшином молока и миской маленьких пирожков. Не отводя от Маары глаз, в которых застыл ужас, он еле слышно бормотал что-то явно нелестное. Что ж, завтра она начнет учить их язык, и тогда никто не сможет сказать что-то, чего она не поймет.
Перед сном Маара вышла полюбоваться звездами. Постояла, задрав голову к небу, потом заметила, что за ней следит часовой. Вернулась в комнату и улеглась, думая о Данне, о том, когда ей удастся с ним встретиться.
На следующее утро за завтраком Шабис спросил Маару, что за шрамы вокруг пояса Данна, и она сказала, что это случилось, когда он сильно болел в Хелопсе. Шабис рассказал, что кое-где в Ифрике на рабов надевают цепи, которые оставляют на теле похожие отметины. Она ответила, что о таком не слыхала, и генерал через некоторое время кивнул – как-то между прочим, как будто поверил, но вообще не придавал особого значения ее ответу. И Маара решила, что ей, в общем-то все равно, что Шабис о ней думает, потому что скоро они с Данном уйдут на север.
Языком с Маарой занималась пожилая женщина, очень хорошая учительница, быстро вбившая ей в голову особенности новой речи. Язык по утрам, а ближе к вечеру Шабис выкраивал час-другой, чтобы ответить на вопросы Маары. Мало на какой вопрос он не находил ответа. Когда она начинала протестовать, заявляя, что не знает, о чем спрашивать, Шабис возражал, что когда вопросы иссякнут, тогда и наступит время для беспокойства.
Маара хотела увидеться с Данном, но генерал посчитал, что для их встречи время еще не подошло. Интенсивный курс обучения Данна не следовало прерывать, тем более, что парень явно делал успехи. Так сказал Шабис.
11
По вечерам Шабис исчезал. Разведка, инспекция, обучение солдат… Потом Маара узнала, что у него есть жена. Но поскольку генерал о ней не упоминал, Маара тоже не спрашивала. Хотелось ей с ним сблизиться? Тело вопило, что оно хочет, жаждет – но только Мерикса. И не желает никого другого. Воспоминания о его объятиях настолько жгли и терзали Маару, что она предпочитала вообще не думать ни о нем, ни о тех ночах, когда она просыпалась, прижавшись к его телу. Нет-нет, лучше вообще забыть.
И Маара пользовалась отсутствием Шабиса, чтобы посидеть, вспоминая и обдумывая усвоенное за день.
В канал вошла еще одна большая лодка с юга, принесла свежие новости. Засуха не ослабевала, дождей и в помине не было, положение ухудшалось. О Хелопсе никто из пассажиров толком не слышал, разве что знали, что там воюют. Маара подумала, что, может быть, в следующей лодке увидит своих махонди или даже хадронов. Речные города, те, что дальше к югу, пустели, Гойдел пока держался.
День за днем проходили недели. Как-то появился Данн. Раньше они посылали друг другу весточки: «Как дела? У меня все в порядке».
Маара увидела брата издали. Армия подкормила его, и он уже не напоминал дочиста обглоданную кость. Вырос, возмужал, держался уверенно, не как затравленный зверь. Красавец, да и форма ему к лицу. Они не обнимались, сели в ее комнате, и Данн принялся рассматривать нижнюю часть стен, настолько углубившись в созерцание, что едва слышал вопросы сестры. Его форма дико смотрелась на фоне древних рельефов. Маара как-то пошутила в разговоре с Шабисом, что она в этой комнате по плечи в прошлом, в прекрасной древней цивилизации, а выше, головой – жительница современной хижины. Данн полностью принадлежал современности.
– Маара, когда мы уйдем?
Она ждала от него этого вопроса.
– Это невозможно. Куда мы отсюда денемся?
– Раньше получалось.
– Но здесь каждое движение на виду. А твой уход расценят как дезертирство, и наказание за него – смертная казнь.
Прежний Данн заерзал по сиденью, недовольный, ершистый.
Маара поднялась, неслышным шагом подошла к двери, заглянула в соседнюю комнату. Слуга со сломанным запястьем усердно наводил порядок у самого порога. Увидев ее перед собой, парень подпрыгнул от неожиданности и порысил к выходу, бормоча что-то про «суку драную, змею подколодную, каргу корявую». Маара выкрикнула ему вслед два-три выражения в том же духе на чарад и увидела, что юнец перешел на галоп.
– Что за штучка этот Шабис? – спросил Данн.
– Ты и сам должен знать. Ты видишь его не реже, чем я. В разведку с ним ходил.
– Ну, храбрый парень. За наши спины не прячется. Но я не об этом.
– У него есть жена.
– Тоже знаю. – По физиономии Данна проскользнула циничная «армейская» усмешка.
– И я не забыла Мерикса.
– Маара, Мерикса уже, может, и в живых нет.
– Как? Откуда ты знаешь!
– Воюют там, Маара. Городские навалились на восточные районы и вырезали кучу народу, не разбирая, где хадроны, а где махонди.
– Кто сказал?
– Кайра. С последней ладьей прибыла. Ей беженцы сообщили. Она в солдаты захотела, но толку он нее немного, поэтому ее отправили к стадам.
– Ты с ней встречаешься?
Он не стал углубляться в суть вопроса.
– В столовке видимся.
– Данн, я здорово продвинулась с языком, многому научилась. Я всегда к этому стремилась, учиться.
– На севере пригодится.
– Данн, ты задумывался, почему мы все время твердим: «Север, север…»?
– Еще бы. Потому что все говорят, что там лучше.
– Здесь тоже очень неплохо.
– Но это не то, на что я надеялся.
– Понимаю.
– Говорят, что на севере – на настоящем севере – есть все, что душе угодно, и люди совсем другие, каких мы никогда не видели.
– Данн, мы с тобой мало что видели. Только сушь да драки.
– Мак да мордобой. Смерть… – Данн оцепенело уставился перед собой.
– Смерть… – отозвалась Маара. – Данн, ты его все еще боишься? Того, кто за тобой гонится?
Данн вскочил, отошел к окну, уставился в утреннее марево.
– Он пытался меня убить.
– Где? Уже здесь?
– Потом расскажу. Но знай, если я исчезну, то буду ждать тебя в Шари. Или уйду в Карас.
– Но, Данн, и Шари, и Карас полны шпионов. Кстати, ты знаешь, что ты кандидат в тысычи?
Данн уже успел сделать в армии агре карьеру. Он чуть ли не сразу стал взводным, возглавив в учебном отряде группу из десяти человек. По окончании обучения стал центором, начальником сотни. Тысыч в армии агре возглавлял тысячу человек. Он был одним из полусотни офицеров, подчинявшихся непосредственно генералу Шабису и обладавших обширными общественными полномочиями, вхожих в администрацию южного Чарада. Данн резко обернулся.
– Это что, сам генерал сказал?
– Да. Он тебя ценит. Он сказал, что ты самый молодой из центоров. И будешь самым молодым из тысычей.
– Да не нравится мне в Агре! Этот Чарад – застойная дыра. – Однако Маара заметила, что услышанное брату понравилось.
– Застой тоже временное явление, Данн. Вот добьются они мира…
– И когда они этого мира добьются?
– Шабис собирается встретиться с генералом Израком.
– Что ж, пусть встречается. Только толку от этого не будет. Нельзя им доверять, этим хеннам.
Маара видела, что брат рассуждает, как и положено солдату рассуждать о противнике.
– Речь не о доверии, а о взаимной выгоде, Данн.
– Ой, Маара, ты такая умная… Но забываешь, что эти хенны – как раз дураки. А ты ожидаешь, что они будут действовать, как умные люди. Умные часто не понимают дураков, и дураки одурачивают умников.
Они давно, почти полгода, не виделись и теперь наслаждались беседой. Однако Данн должен был возвращаться в казарму. Прибыл Шабис, Данн вскочил и отсалютовал генералу. Тот о чем-то спросил, и Данн ответил четко, толково, немногословно. Шабис кивнул.
– Хорошо. Свободен. Приходи к сестре, когда время будет.
Данн еще раз отсалютовал, развернулся и четким шагом вышел, многозначительно взглянув на Маару, напоминая о планах побега.
Шабис сел на место, оставленное Данном.
– Маара, а ты не желаешь стать шпионкой? – Он расхохотался, увидев, какую брезгливую мину она состроила. – Я бы хотел, чтобы ты сопровождала меня на переговоры, а потом осталась для работы над планом – и для наблюдения, естественно. Это ненадолго.
– И я там останусь одна? Среди хеннов? – Маару охватил ужас. – Да я ведь их друг от друга не отличу. Удивляюсь, как они сами разбираются.
– Не очень-то они разбираются. Поэтому и ввели метки, специальные значки.
– Почему они такие? Какая-то болезнь?
– Не знаю. Думаю, что какая-то внутренняя сущность растворяется в них, растекается и глохнет…
Маара сосредоточилась и продекламировала:
Искра жизни, огонек летучий
Гаснет, разгореться не успев…
– Откуда это? – удивился Шабис.
– Не знаю. У меня в голове часто вертятся какие-то слова, фразы, неясные мысли, и я не знаю, откуда они берутся. Может быть, из детства.
– Что ж, верно схвачено. Искра, летучий огонек. Но гаснет он, там, или глохнет, а пулеброс-то они скопировали, а не мы. Соображают все-таки.
– И потому мне еще меньше нравятся.
– Значит, не хочешь?
– Шабис, зачем ты спрашиваешь? Я ведь твоя пленница и должна тебе подчиняться.
– И только?
– Да я и сама не знаю. Долго над этим размышляю. От этих хеннов просто мурашки по коже ползут. Кажется, я поняла эти строчки про искру жизни, только когда их увидела.
Маара долго размышляла, оставшись одна в своей комнате. В своейкомнате! Наедине сама с собой! Разве это не счастье?
Шабис хотел преобразовать страну, сделать ее свободнее, легче на подъем, использовать сэкономленные от войны деньги на развитие хозяйства. Но так ли уж много уходило на войну? Битвы случались не часто, в основном мелкие стычки. Данн не ошибался, называя Чарад – по крайней мере, эту его часть – застойной дырой. Армия владела фермами и мастерскими, строила города на развалинах старых, обучала мужчин и женщин, жизнь текла урегулированным порядком. Шабис собирался сократить армию вдвое, оставив войска на случай непредвиденных нападений противника. Но освобожденных от армии людей нужно будет чем-то занять. Какой работой? Шабис предполагал заняться перестройкой старых городов и очисткой русел рек. Но когда люди, ныне связанные армейской дисциплиной, начнут конкурировать друг с другом из-за работы, что тогда? С армейской, генеральской точки зрения все просто. Но Маара видела опасности, кроющиеся в недовольстве населения, видела и угрозу со стороны мака. Шабис на это возразил, что будет разработана специальная система наказаний, предусматривающая суды, тюрьмы, полицию.
И никуда не денешься от хеннов, народа, проживающего на территории агре страною внутри страны.
– Почему не дать им отделиться? Зачем они вам? – спросила Маара.
– Зачем мы им, так следует поставить вопрос. Они не хотят отделяться. Им надо то, что есть у нас. Хенны знают, что агре умнее, ловчее, чем они. Возможно, они воображают, что если захватят часть нашей территории, то станут такими же, как и мы.
– Но если наступит мир, они должны будут согласиться на то, что имеют.
– Именно. Наступит мир, наладим взаимовыгодную торговлю.
«Конечно, – думала Маара. – Шабис с шестнадцати лет в армии, и он напрочь лишен того опыта, которого поневоле набрались мы с Данном. Не имеет он представления об анархии, хаосе, бесчинствах взбешенного народа».
Больше всего Мааре нравились вечерние беседы с генералом. Занятия языком продолжались, она уже бегло говорила, все понимала, понемногу осваивала письменность. Шабис принес древнюю книгу сказок на древесной коре. Книга оказалась на махонди, а на уроках она изучала чарад. Маара попыталась вспомнить, чему ее учили в детстве в школе. Шабис помогал ей. Он проводил с ней все больше времени, иногда три-четыре часа каждый вечер, порой переходил на чарад, чтобы дать своей ученице попрактиковаться в устной речи.
Любимой темой Маары оставались древние люди, жившие тысячи лет назад. Шабис сразу заявил, что о древних почти ничего не знает, но оказалось, что отрывочные данные, которых он понемножку нахватался за свою жизнь, касались почти всех интересующих Маару сфер. Оба сложили то, что знали, Маара вспоминала слышанное от Дэймы, в Хелопсе. Шабис сказал, что неплохо было бы свести всех знающих махонди вместе, чтобы соединить в одно целое то, что они знали.
– Беда в том, что многие что-то знают, слышали, но все это не совместить воедино.
