Текст книги "Несущая свет. Том 3"
Автор книги: Донна Гиллеспи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)
Глава 39
«Какое же наказание они придумают мне на этот раз?» – размышляла Ауриана, проходя по коридору вдоль которого располагались массивные дубовые двери окованные железом. Их обрамляли стройные пилястры В этих помещениях творили свои скрытые от всех дела наставники Первого и Второго ярусов, а также прокуратуры. У себя за спиной она слышала жаркий спор, разгоревшийся между Кораксом и наставником по имени Эрато. Тон Коракса говорил о том, что тот проиграл.
– Тебе это даром не пройдет, ты, подлый жулик и шакал! Я нашел ее! Я обучил ее!
– Ты обучил ее? Неужели? Когда мне нужно посмеяться, я хожу в театр и смотрю комедию.
– Только попробуй наложить на нее свою лапу, ты, бессовестный ворюга, тогда узнаешь, чем пахнут твои деньги. Твой дом – настоящая ловушка. Если он загорится, оттуда никто не выберется. Я добьюсь, чтобы тобой занялся эдил[6]6
Эдил – городской магистрат. В обязанности эдилов входили надзор за строительством, состоянием улиц, храмов, рынков, раздача хлеба, проведение общественных игр и охрана государственной казны.
[Закрыть]! Да и помимо этого мне есть о чем рассказать Торкватию. Ты берешь взятки! Ты крадешь то, что положено твоим гладиаторам. Я разоблачу тебя!
– Тогда поспеши, малыш, – ответил Эрато, не считавший нужным даже повысить голос. – Ибо ты долго здесь не задержишься, когда префект узнает, что здесь произошло и чему мы стали свидетелями. Половина твоих новичков не имеет никакого понятия о простейших приемах гладиаторского боя, а женщины непригодны даже для участия в обычных массовых зрелищах. Ты не обучаешь, ты только наказываешь. Ты вконец испортишь ее. И не путайся у меня под ногами иначе я прикажу стражникам вышвырнуть тебя вон.
Продолжения спора Ауриана не услышала, потому что один из стражников отворил дубовую дверь и приказал ей войти. Там он поставил ее по стойке «смирно».
Она очутилась в небольшой комнатке. Прямо перед ней была стена, похожая на пчелиные соты, где лежали различные свитки. Среди маленьких ячеек была ниша побольше, в ней стояла статуэтка Немезиды, перед которой горела лампада, окуривавшая ее благовониями. Еще там находился длинный, грубо сколоченный стол, заваленный всяким хламом. Из знакомых ей предметов здесь были чернильница и перо для письма. Деций имел точно такие же принадлежности в своем мешке. Домициан в виде аляповато слепленного бюста взирал на этот беспорядок с явной неприязнью.
Через несколько секунд в комнату вошел Эрато и хлопнул дверью так громко, что Ауриана подпрыгнула от неожиданности. Несмотря на хромоту, он совершил ловкий пируэт вокруг стола и уселся на длинную скамейку лицом к Ауриане.
Она знала историю этого человека, как впрочем, и все остальные в школе гладиаторов. В юности Эрато был рабом и трудился на фабрике по производству кирпичей. Там он убил надсмотрщика, который пытался совратить его, и тогда хозяин отдал его в гладиаторы. На арене Эрато совершил одну из редчайших карьер отмеченную славой, какая выпадала на долю немногих Неминуемая, казалось, смерть так и не нашла его, но свой путь на высочайшую из вершин гладиаторского искусства он прошел по многим трупам. В свое время он был знаменит не менее, чем Аристос. После трех лет на арене, в течение которых он провел около сотни блестящих поединков, Император Веспасиан даровал ему прощение и деревянный меч, означавший свободу. Однако любовь к этой профессии была настолько сильна, что Эрато заключил контракт уже в качестве свободного человека и продолжил свою блестящую карьеру. Впрочем, больше он ничего не умел делать. Теперь он стал зарабатывать большие деньги и смог купить недвижимость в городе – шестиэтажный жилой дом напротив храма Конкордии[7]7
Конкордия – древнеримское божество, олицетворявшее согласие граждан государства Изображалась в виде зрелой женщины, державшей в левой руке рог изобилия, а в правой – оливковую ветвь, иногда чашу.
[Закрыть], в котором располагалась и грязная комнатенка Коракса, доходную лавчонку, торговавшую изображениями богов, торговую компанию, ввозившую рыбный соус из Испании, и, о ирония судьбы, – старый кирпичный заводик, на котором сам работал в молодости.
Цепь побед Эрато внезапно прервалась после поединка с одним гладиатором-самнитом. Самнит был повержен и взывал к милости зрителей, которые пожалели его и поднятыми вверх большими пальцами подали Эрато знак не приканчивать побежденного соперника. После этого тот внезапно вскочил на ноги и нанес Эрато предательский удар в спину, когда он меньше всего этого ожидал. Лучший хирург школы делал все возможное, чтобы срастить сухожилия правильно, но вышло наоборот. Эрато занял пост наставника Первого яруса и считался теперь лучшим специалистом своего дела.
Ауриане было трудно поверить, что этот человек с неторопливыми, исполненными достоинства манерами, родившийся в греческих провинциях, с дружелюбным лицом, озорными глазами, завсегдатай таверн и любитель рассказывать веселые истории, в действительности был одним из лучших убийц. Все эти годы балансирования на грани жизни и смерти почти не оставили следов на его внешности за исключением постоянной настороженности в глазах. После того случая он всегда был готов к нападению сзади. В его повадках присутствовала экспансивность по-настоящему щедрого человека. Эрато был ниже Аурианы, но очень широк в плечах. Было впечатление, что он одной рукой способен поднять мула. Одна бровь была рассечена зигзагообразным шрамом. Красивые курчавые волосы, черные, как смоль, он носил зачесанными вперед. Мощные мускулистые руки были покрыты белой паутиной шрамов. Ауриану неприятно удивило отсутствие уха. Она с детства привыкла бояться искалеченного человеческого тела, в особенности такого, у которого не хватало каких-то органов. Но вскоре к своему удивлению она обнаружила, что этот дефект Эрато вызывал у нее лишь сочувствие. Эрато занимался главным образом подготовкой выходцев из Фракии, чей стиль боя пользовался особой популярностью. Домициан не жаловал этих легко вооруженных бойцов, предпочитая им самнитов[8]8
Самниты – италийские племена, населявшие центральную и южную часть Аппенин. В 88 году н. э. они получили права римских граждан.
[Закрыть], лучше защищенных броней и сражавшихся тяжелыми мечами.
Эрато не спеша разглядывал Ауриану, а она в свою очередь смотрела на него с некоторым удивлением и настороженно, но без малейшей тени испуга. Шерстяная туника, намокшая от пота, прилипла к ее груди, щеки покрылись густым румянцем, лоб был влажным. Эрато почувствовал себя несколько сбитым с толку – ему показалось, что Ауриана занимала собой чуть ли не весь объем комнаты.
Он подумал, что это настоящее животное, прирожденная хищница и что если бы ему довелось схватиться с ней, победа вовсе не была гарантирована.
– Давай играть в открытую, – начал Эрато спокойным и твердым голосом. – Аурин – так правильно произносится твое имя?
Ауриана медленно поправила его.
– Ауриана, – он наклонился вперед, и глаза его впились в женщину. – Где ты научилась тому, что мы увидели сегодня на арене?
– Я… Мой народ живет в окружении враждебных племен. Я стала воевать и одновременно обучаться искусству владения оружием с тех пор, как мне миновало шестнадцатое лето. У меня не было выбора – твой народ украл у нас мир и покой. А почему ты спрашиваешь меня об этом? Что здесь необычного или странного?
В ее голосе было нечто внушающее симпатию – он был тихим, но внушительным. В нем звучала молодость и еще не растраченные силы.
– Коракс никогда не смог бы научить тебя так фехтовать, – упрямо гнул свою линию Эрато. – У своих соотечественников ты тоже вряд ли научилась бы такому, уж я в этих делах разбираюсь. Если твоим землякам не показать, как держать меч, они всю жизнь будут махать им как топором, будто рубят дрова. А я увидел, как ты выполнила прием, называемый «ловушкой», а вслед за ним последовали двойной ложный удар сверху и сложная атака с выпадом в нижнюю часть тела противника. Все было сделано так четко и быстро, что даже опытному глазу было трудно уследить за тобой. Новичка этому не научишь.
– Я… я не знаю, как это у меня получилось.
– Хватит пороть чушь! – раздраженно сказал Эрато, и в его глазах появился зловещий блеск. – Ты показала в этой схватке отличное знание приемов фехтования мечом, а научиться этому можно только у учителей, и весьма неплохих учителей. Знаешь, со мной легко поладить, но если кто-то, неважно, мужчина или женщина, начинает вилять хвостом и держать меня за дурака, то для него это плохо кончается. Не вздумай испытывать мое терпение!
Глаза Аурианы вспыхнули пламенем обиды. Она отвернулась от него, скрестив руки на груди.
– Ты глупец, если решил воздействовать на меня грубостью. Я не буду с тобой больше разговаривать. Уходи!
Эрато улыбнулся.
– Ты выгоняешь меня из собственной комнаты? Мне это нравится! Ладно, не хорохорься. Просто сегодня я заметил то, чего не должно было быть. Поэтому я и выпытываю об этом у тебя, – сказал он примирительным голосом. – От этого можно рехнуться, но за пятнадцать лет моей работы наставником я не видел ничего подобного, а повидать мне довелось многих – от удачливых головорезов вроде Аристоса, до великих мастеров боя на мечах. То, что было сегодня – это не просто искусство, это то, что… словом, это божественно, с этим рождаются, как с талантом великого музыканта или танцора. Ты двигалась легко, пластично, даже не задумываясь об этом, ты была похожа на тигрицу, которая вполне могла бы биться как ты, если бы имела человеческие мозги. Такое можно увидеть только раз в жизни, и то если повезет. А ты говоришь, что тебя никто этому не учил.
– У нашего племени был пленник, легионер. Он жил с нами, – неохотно буркнула Ауриана, инстинктивно пытаясь сохранить Деция от напастей, но какой прок был в этом теперь? К тому же в Эрато было нечто, побуждающее ее говорить правду. – Этот человек и показал мне некоторые приемы боя, которым обучают легионеров.
– Ну вот правда начинает потихоньку вылезать наружу. Однажды до меня дошел слух о таком человеке, солдате, взятом в плен варварами. Позже он стал пользоваться у них некоторым авторитетом. Его случайно не Децием звали? Деций-изменник или что-то в этом роде?
Внутри Аурианы все сжалось в комок и она опустила глаза.
– Да, – прошептала она и почувствовала, что боль, обычно возникавшая в ее сердце при упоминании его имени, поблекла, стала не такой острой.
– Очень интересно, но это далеко не все. Я прекрасно знаю, чему учат легионеров, все это довольно примитивно, а показанное тобой превосходит возможности даже самого ловкого из них. Фортуна сыграла злую шутку, одарив таким изумительным даром женщину. – Эрато улыбнулся чуть устало и дружески. – Похоже, что мои расспросы немного смутили тебя.
Так оно и было. Давние насмешки Деция над ее неловкими, угловатыми движениями, похожими на полет недавно оперившегося птенца, сделали свое дело. Его постоянное напоминание «Не выдавай никому, что я учил тебя» все еще звучало в ее ушах. Ауриана даже и думать не могла, что ее владение мечом будет столь совершенным, что даже испытанные бойцы Торгильд и Коньярик уступят ей первенство. Когда-то и Деций сказал ей, что она превзошла его как учителя. Но это случилось, когда она взяла в руки меч Бальдемара. Сегодня, однако, она дралась неуклюжим деревянным мечом и должна была признать, что в ее выступлении было и что-то новое, исходящее уже от нее самой. Внезапно она поняла то, что всегда смутно чувствовала: насмешки Деция всегда встречали ее внутреннее сопротивление, потому что инстинктивно она чувствовала, чего стоит. И теперь, когда ей открылась истинная причина ее побед, сильная дрожь пробежала по всему телу. «У меня сверхъестественные способности, о которых я раньше не подозревала, и они были у меня всегда. Их заметили даже здесь, где из искусства владения оружием сделали культ. Они увидели то, что ускользало от моих соплеменников». Один внутренний голос начал подзадоривать ее: «А ну, покажи, чего ты стоишь на самом деле, прояви свой талант в полную силу!» Но другой, более осторожный, предупреждал: «Смотри, самой лучшей лошади не дают участвовать в скачках!» И тут она вспомнила о Марке Юлиане. Она подумала, что подобные мысли ему тоже не чужды, и он бы прекрасно понял ее состояние.
«Остановись, ты начинаешь сходить с ума. Тебя скоро здесь не будет. Но все же не стоит раздражать этого Эрато. Он добрее многих, и ему вовсе не нужно знать, что ты никогда не будешь драться на арене».
– Если ты говоришь это, значит, так и есть.
– Ты что-то загрустила. Так вот, с сегодняшнего дня я сам собираюсь быть твоим наставником. Правда, нужно выполнить кое-какие формальности, и ты останешься жить с новичками, но заниматься с Кораксом больше не будешь. В третьем часу придешь ко мне на западный двор, поняла?
Она кивнула, удивляясь происходящим с ним переменам.
– Да, этому не сразу поверишь, – пробормотал себе под нос Эрато, потом улыбнулся и встал, давая понять, что их разговор подходит к концу. – Может быть, ты желаешь попросить меня о чем-нибудь? Не стесняйся!
– Попросить? О чем? – почти неслышно переспросила она.
Суровый внутренний голос потребовал, чтобы она просила вернуть ее прежнюю жизнь, страну, ребенка.
– Отдельные помещения для меня и Сунии, моей подруги, и чтобы там не было крыс, и чтобы с окном. И… защиту от тех, кто пытается отравить меня.
– Отравить? Отравить, говоришь? О, Немезида! В этом месте творятся такие беззакония, что по сравнению с ним логово пиратов выглядит овчарней. Да, да. Это будет сделано. Я лично позабочусь об этом.
– И еще… Пусть мне позволят вечером немного посидеть перед очагом на кухне после того, как приготовят пищу.
– Зачем? Ты хочешь заняться колдовством?
– Этого требует обычай моего народа.
– А я почему-то думал, что ваше племя почитает деревья, но не огонь.
– Деревья и в самом деле священны.
– Ну уж я никогда не буду падать ниц перед каким-то деревом!
– В деревьях обитает душа Фрии, которая одна значит больше, чем все боги вместе взятые, включая и ваших богов. А у вашего идола, – и она кивнула на бюст Домициана, – душа скользкая, изворотливая, как хорек.
На мгновение Эрато показался обиженным, а потом разразился громким смехом.
– Меткий удар! Я повержен! – объявил он с удовольствием. – Ладно, можешь смотреть на огонь, сколько хочешь. Ты стоишь того, чтобы ради тебя пойти на некоторые нарушения распорядка. Что-нибудь еще?
Ауриана вспомнила жалобы Сунии на однообразие пищи.
– И… для моих соплеменников пусть хоть иногда дают какую-нибудь другую еду. Мы ведь привыкли к лосятине и мясу диких птиц, без этого наши мышцы слабеют, мы становимся не такими выносливыми, как раньше.
– Мне жаль, но это не в моих силах. Вас так кормят потому, что все лекари в этом заведении считают, что мускулы становятся сильнее от поедания бобов и ячменя. Другие считают, что от мяса больше пользы, но наши лекари стоят на своем. Подожди, вот прославишься, и тогда им будет все равно, чем ты питаешься. Стража!
Стражник открыл дверь и стал ждать Ауриану.
– Постой. Напоследок я хочу дать тебе один совет, – он встал, подошел к ней и положил руку на ее плечо. На его лице появилась отеческая улыбка. – Никогда, слышишь, никогда не показывай, что получаешь от поединка удовольствие. Все считают, что гладиаторская арена – наказание. Есть люди, которым такое удовольствие может не понравиться.
Ауриана вздрогнула, встревоженная тем, что Эрато смог так глубоко проникнуть в ее мысли, но затем весело улыбнулась.
– И это говоришь ты, который сам заключил контракт после своего освобождения!
– Да, но тут совсем другое дело. От меня и не ожидали иного. А вот с тобой все по-другому. В жизни так бывает. Не обижайся, но на тебя смотрят как на каприз природы. Ведь ты – женщина.
Затем стражник отвел ее в помещение с противоположной стороны тренировочной арены, где каждому новичку, прошедшему испытания, давали имена. Ауриана убедилась, что ни одному гладиатору не разрешили драться под своим настоящим именем.
– Я хочу сохранить имя, которое мне дали при рождении, – спокойно сказала Ауриана, когда Коракс и его помощник вызвали ее вперед.
– У тебя ничего не выйдет, ты, отродье сучек Гадеса! – сказал Коракс, который все еще не мог остыть после того, как Эрато отобрал у него перспективную ученицу. – Мы назовем ее Ахиллия. Так и будет. Запиши ее имя – Ахиллия-амазонка.
Коракс был доволен смущением Аурианы, которой не удалось его скрыть.
– У меня одно имя. А имя – это дом, где живет дух. Я и так уже слишком много потеряла. Изменить имя – значит, изменить мою душу, и тогда после смерти я не смогу воссоединиться со своей семьей. Пусть будет Ауриния.
Она отважилась произнести это имя. Оно должно было удовлетворить их. Разве им самим не нравилось называть ее так?
Помощник наклонился к Кораксу.
– А ведь и правда, – шепнул он, – у нас уже есть одна Ахиллия. Ауриния – тоже звучит неплохо. Еще во времена моего дедушки жила одна знаменитая вещунья из варварского племени, которую звали точно так же. Ауриния-колдунья. Ей подходит это имя. Зрители легко запомнят его.
– Мне оно не нравится, – произнес Коракс, раздраженно взмахнув рукой. – Но пусть ее зовут Ауриния, если уж на то пошло. Нет никакой разницы. Мы и так потеряли с ней уйму времени. Убери с глаз эту ведьму.
В душе Аурианы шевельнулось чувство небольшого облегчения. По крайней мере, ей удалось отстоять часть своего имени, обозначающего «священная земля», и оно по-прежнему будет защищать ее своей волшебной силой.
Глава 40
Помещение столовой, где ели гладиаторы Третьего яруса, было большое, похожее на пещеру с закопченным потолком. Оно сообщалось прямо с кухней. Во всю ее длину располагался стол. Свет исходил от двух свисавших с низких сводов светильников в форме головы Горгоны. Часть дыма из круглых, похожих на ульи печей выходила наружу по трубам, а другая часть попадала в столовую.
Стражники ненавидели дежурство здесь и разыгрывали его в кости. Проигравшим дым разъедал глаза и проникал в легкие, заставляя их задыхаться от кашля. Стражники регулярно бросали свой пост и выбегали на свежий воздух. Они возвращались только под угрозой появления караульного начальника. Вот и сейчас после раздачи вареного ячменя стражник ушел, и столовая осталась без охраны.
Из находившейся в отдалении столовой Первого яруса доносился приглушенный шум праздничного веселья. Слышны были визги, несколько раз женские голоса затягивали песню, и весь этот гвалт время от времени прерывался нестройными аплодисментами и криками: «Аристос – король!»
Полуголодные новички учуяли аромат зажаренного на вертеле поросенка, который буквально сводил их с ума.
Банкет был устроен Аристосом, который в этот день убил в поединке Ксеркса, гладиатора из соперничающей Клавдианской школы, сохранив за собой титул короля гладиаторов и обеспечив своей школе первенство на играх этого года.
– Чтоб они все протухли в подземном царстве Хелля! – сказал Коньярик, обращаясь к тем, кто сидел рядом с ним.
Его лицо загорело и стало красно-коричневым. В глазах снова появилась решительность и отстраненность. Вот уже много месяцев эти глаза не видели ничего знакомого.
– Если из нас не сделают отбивные, то мы получим четверть нашей стоимости. Этот надутый бык только что сорвал куш в четыре миллиона.
– Но ведь в кошельке было лишь пятьсот тысяч! – возразила Суния, низко нагнувшись над чашей с водой, разбавленной уксусом.
Ее сонные глаза уже начали слипаться. Новая камера, куда они перешли с Аурианой, была чище, но располагалась над въездными воротами, через которые доставлялись продукты и другие грузы. Делалось это чаще всего в ночное время. Скрип колес, крики погонщиков мулов часто прерывали и без того короткий сон женщин. Ауриана уже попросила Эрато, чтобы им подыскали что-нибудь получше.
– Откуда же у него…
Торгильд толкнул Сунию в бок.
– Прочисти уши, незнайка. Одна благородная дама подарила ему виллу у моря стоимостью свыше двух миллионов. Да еще сам Император прислал ему миллион, который принесла хорошенькая невольница, вся в золотых кудряшках. Она тоже досталась Аристосу, – Торгильд перевел взгляд на Ауриану, сидевшую напротив. – Как ты думаешь, не странно ли то, что мы до сих пор так ни разу и не видели его. Целадон говорит, что иногда попадается ему по дороге. Ауриана, что случилось?
Юноша-невольник, работавший на кухне, двинулся вдоль стола с чугунным котлом в руках, раздавая добавку, которая звучно шлепалась в деревянные миски. Ауриана поднесла свою миску к чадящему светильнику и стала внимательно разглядывать содержимое, наклоняя поочередно края миски.
– Подождите, пока принесут бобы, – наконец тихо произнесла она.
– Крысиный помет? – спросил Торгильд, нагнувшись в сторону миски. – Неужели они не в состоянии изобрести какое-нибудь новое развлечение для себя?
Гладиаторы обменивались взглядами, в которых сквозило отчаяние и покорность судьбе. В столовой воцарилось напряженное молчание, прерванное громким, плачущим голосом Сунии.
– Это невыносимо! Я больше не могу. Я хочу умереть!
Вскочив на ноги, Суния схватила свою миску и бросила ее об стену с такой силой, что та раскололась. Ячменное варево стало медленно сползать по стене вниз. Десятки удивленных лиц уставились на Сунию, а та, зарыдав, барабанила кулаками по столу.
– Я хочу курятины! Курятины! Самой обычной курятины!
Ауриана медленно встала. Ее лицо застыло в суровом напряжении. Гнев, не утихавший в ней из-за постоянных, каждодневных унижений, оскорблений и придирок, готов был выплеснуться наружу. Демон, дремавший в ее истерзанной душе и выжидавший своего времени, окреп и разорвал сдерживавшие его цепи. Увидев ярость на лице Аурианы, Коньярик почувствовал страх. «Клянусь Хеллем, – подумал он, – с таким выражением лица она ходила в самые решительные схватки, забывая обо всем на свете. Мне это выражение слишком хорошо знакомо».
– Ауриана, если тебе жизнь дорога, сядь на свое место, – спокойно, но настойчиво обратился к ней Коньярик.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Когда мы воевали с ними, я отдавала часть нашей пищи римским пленным, а ведь мы голодали. В ответ на это эти самые богатые из всех людей мира швыряют нам грязь в лицо и называют это едой. Кто-то должен сказать им, что мы не потерпим этого.
– Ауриана! Ведь мы не дома. Они убьют тебя!
Ауриана оставила его слова без ответа.
– Я попробую принести что-нибудь съедобное, – сказала она Сунии.
Все новички уставились на нее, одни с недоумением, другие с надеждой. Некоторые по-прежнему верили в ее фантастические способности.
По привычке, ставшей частью ее натуры, Ауриана сразу же огляделась в поисках какого-нибудь предмета, который мог бы заменить оружие. Ничего не обнаружив, она устремилась к узкой арке, где находился выход в коридор, соединявший их столовую с другими столовыми. Она понимала, что действует опрометчиво и безрассудно. Она помнила предупреждение Марка Юлиана, но в этот момент чувствовала себя диким животным, задыхающимся в спертом воздухе тюремной клетки и рвущимся изо всех сил на волю за глотком воздуха. Она совершенно не думала о последствиях своего поступка.
Коньярик вскочил из-за стола и схватил ее за тунику.
– Это безумие! Ты понимаешь, где мы находимся?
Ауриана вырвалась. Слезы застилали ее глаза и мешали смотреть, но походка была решительной и уверенной. Коньярик понуро сгорбился за столом, обхватив голову руками.
– И когда же до нее дойдет, что здесь она не дочь Бальдемара?
Суния смерила его холодным взглядом.
– Ты глупец, Коньярик! Она все еще дочь Бальдемара.
Пройдя под аркой, Ауриана почти сразу очутилась в смежном помещении, окрашенном коричневой и серой красками. Сюда гладиаторам Третьего яруса вход был строго настрого запрещен. В этом более просторном зале обедали и ужинали ветераны Второго яруса. Все три зала были расположены последовательно, от низшего ранга к высшему, и шум банкета в честь Аристоса звучал здесь гораздо сильнее.
Ауриана решительной походкой направилась по проходу между двумя рядами столов, поверхность которых блестела от пролитого масла и вина. Ее одежда мало чем отличалась от той, в которую одевались проститутки, сновавшие по залу, поэтому присутствие Аурианы поначалу не вызвало тревоги. Вокруг нее слышались угрозы, ругань, уверения в вечной дружбе, песни. За несколькими столами играли в кости, и там лежали стопки тускло поблескивающих золотых монет. Игроки то и дело ссорились и стучали кулаками по столу, хватали друг друга за грудки. Проголодавшиеся накладывали себе в миски еду из больших котлов, откуда шел парок. То, что они ели, было похоже на тушеное мясо, только очень странного, темного цвета. Девочка лет семи, почти обнаженная, если не считать пояса, украшенного драгоценностями, и венка из виноградных листьев на голове, танцевала на одном из столов, пошатываясь, словно ей дали хлебнуть вина. Мужчины, сидевшие за этим столом, медленно хлопали в ладоши в такт ее танцу. «Подземное царство мертвых душ!» – возникла в голове Аурианы тревожная мысль.
Ауриану заметили. Ее продвижение по залу сопровождалось теперь грубым гоготанием, к ней потянулись руки, в нее пытались вцепиться. «Если я замешкаюсь, они затянут меня в свою страну мрака, и я останусь здесь навсегда», – мелькнула мысль.
– Ну иди же сюда, голубка! – позвал ее один гладиатор. – Посмотри-ка, что у меня есть для тебя! Клянусь короной Приапа[9]9
Приап – бог плодородия.
[Закрыть], ты не видела ничего подобного!
Ауриана ловко увильнула от расставленных рук.
В этот миг ее увидел Коракс, ужинавший за последним столом в компании наставников низшего разряда. Он моментально вскочил на ноги и стал бешено жестикулировать, подзывая стражников, стоявших через равные интервалы у стен. Но те не обратили на его призывы никакого внимания.
Когда Ауриана поравнялась с ним, он схватил ее за руку.
– Ты, ошалевшее отродье ослицы! Убирайся на свое место! Стража!
– Дай нам немного хорошей еды, и я уйду, – спокойно ответила Ауриана.
– А что ты за это нам предложишь? – раздался каркающий голос из темного пространства.
С полдюжины рук задвигались, изображая половой акт.
Коракс, у которого фигура Аурианы вызвала внезапное и очень сильное половое возбуждение, почувствовал, что у него вот-вот извергнется семя.
– Теперь ты не отделаешься от нас, Ауриния! – сказал он, тяжело дыша.
Поймав ее за запястье, он заломил ей руку за спину и стал больно выкручивать ее.
– Я позабочусь о том, чтобы на тебя надели кандалы и голую выпороли перед всеми мужчинами Третьего яруса. И не думай, что этот прощелыга Эрато спасет тебя.
Свободной рукой Ауриана ухватилась за выступ бронзовой супницы, в которой плескалась черная, пахнущая рыбой жижа, и, изловчившись, выплеснула ее изо всех сил на Коракса, окатив его с головы до ног. Он взвизгнул от боли и отпустил руку. Раздался дружный издевательский гогот. Коллег Коракса изрядно развеселила эта сценка. Ауриана отпрыгнула в сторону, а затем юркнула в следующую дверь.
– Стража! Остановите убийцу! – орал Коракс, корчась от боли, причиненной горячим супом и срывая с себя тунику. Затем он метнулся к небольшому фонтану в центре зала и окунул в воду ошпаренные руки. Несколько стражников добродушно улыбались, делая вид, что не понимают сути происходящего, остальные же отмахивались от его призывов, словно от назойливого собутыльника, предлагавшего выпить вина, когда этого никому не хотелось. Все они презирали Коракса за то, что тот постоянно пытался втереться в доверие к Торкватию и доносил о всех их прегрешениях, в том числе и о взятках, которые они брали с гладиаторов за разного рода услуги и послабления. Случай с непокорной амазонкой, сумевшей унизить Коракса, был для них забавным зрелищем, которое помогло им скоротать время на посту.
Но один из стражников все-таки узнал Ауриану и понял, что дело может принять нежелательный оборот. Он быстро устремился за беглянкой.
Ауриана, однако, успела убежать далеко вперед. У нее не было четкого плана действий. Она намеревалась найти какого-нибудь начальника постарше рангом и высказать ему все, что наболело. Она не отдавала себе отчета в том, что ее поступок может являться серьезным нарушением здешних порядков. Конечно, вся эта строгая и жесткая иерархия, отводившая каждому человеку строго определенную нишу, из которой невозможно вырваться без риска для себя, была хорошо известна Ауриане. Но, будучи чужестранкой, она не чувствовала, насколько глубоко проникла эта система в сознание людей, превратив их в слепых исполнителей чужой воли. Сейчас Ауриана походила на иностранку, которая, попав в трудную ситуацию в чужой стране, от волнения начинает выражаться на родном языке. Она поступала так потому, что у нее на родине самый презренный смерд мог обратиться с жалобой к прославленному и могущественному вождю племени.
Ауриана миновала короткий, уставленный бочками коридор. Она старалась держаться в тени, поднимаясь по лестнице с мраморными ступеньками, по обе стороны которой стояли крылатые Виктории, увенчанные лавровыми коронами. Отсюда открывался вид на огромный, неровно освещенный зал. Она видела его сквозь довольно густую пелену сизовато-синего дыма от чадящих масляных светильников и кадил с благовониями. Острые, едкие запахи затрудняли дыхание. Повсюду на разной высоте колебались язычки пламени. Казалось, они висели в воздухе сами по себе. Ауриана сообразила, что находится в лесу, где изящные деревья, отлитые из бронзы, имели вместо листьев крошечные светильники. Все ее чувства словно онемели при виде этого огромного помещения, сильно смахивающего на котел преисподней, кишевший диковинными живыми организмами. «Значит, они едят лежа», – первое, что пришло ей на ум, когда она заметила ряд постелей. Деций, должно быть, именно их называл кушетками. На них возлежали люди, похожие на патрициев. Их лба покраснели от возбуждения и напитков. Они смеялись и громко разговаривали в окружении куртизанок с подчерненными бровями, подсиненными веками и ярко накрашенными губами. Их внешность была грубой, вызывающей, бьющей по глазам. Волосы этих женщин поднимались пирамидой вверх и оттуда с высоты падали вниз, рассыпаясь на большое количество завитушек.
Значит, это банкет в честь Аристоса. Ауриана, завороженная как ребенок, наблюдавший за первым в своей жизни жертвоприношением, двинулась вперед, надеясь затеряться в этом суматошном веселье. Она понимала, что ее уже начали преследовать. Девушки в костюмах фавнов порхали по залу, разбрызгивая ароматную воду. Высокие, гибкие невольники скользили между столами и кушетками, разнося на огромных овальных подносах самые разнообразные яства, которые Ауриане даже и видеть не приходилось. Вид этого изобилия вновь зажег в ней гнев. Пищи только с одного подноса хватило бы Сунии на неделю. Откуда-то доносился нежный, переливчатый звук кифары. Эта музыка казалась воздушной, невесомой, она была несовместима с людьми в этом зале, для которых обычным делом было насилие и истязание невольников.
Стены были расписаны сценами знаменитых сражений и изображениями богов. Все эти гиперболизированные образы коней и героев произвели огромное впечатление на Ауриану. Она приняла их чуть ли не за живых. Во всяком случае, она полагала, что они движутся, если на них не смотреть. В центре зала красовался монументальный фонтан. Здесь стояла скульптура Дианы с луком в руках. Она сверкала как свежий снег под лунным светом. Вокруг нее играли обнаженные нимфы. Ауриана в изумлении уставилась на двойные струйки воды, бившие из их сосков. «Эти люди понавезли сюда диковин со всего света», – подумала она.
