Текст книги "Несущая свет. Том 3"
Автор книги: Донна Гиллеспи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)
Как предупредить Марка Юлиана? Его необходимо известить в первую очередь. И нельзя посылать к нему кого-нибудь из своих служанок. Но кого же тогда? Да, он подойдет для этого поручения. В прошлом месяце она уже отослала Марку Юлиану один александрийский манускрипт, от него осталась копия, в которую можно зашифровать послание и отправить ему. То, что он вторично получает один и тот же манускрипт, насторожит его и он поймет, что произошла беда.
Возможно, Марк Юлиан и так все знает. Может быть, в этот момент палачи Вейенто уже пытают его, выпытывая имена заговорщиков.
Книга с предупреждением об опасности была доставлена в особняк Марка Юлиана в самом начале вечера. Он сразу же разослал гонцов, намереваясь созвать совещание всех главных заговорщиков в доме Виолентиллы на Капитолийском холме.
Марк Юлиан высоко расценил смелость Кариния и быстроту действий Домиции Лонгины, но в то же время проклинал судьбу, потому что именно в тот вечер Эрато должен был доставить Ауриану в дом Виолентиллы.
Взбираясь на холм, он ступал по растоптанному люпину и экскрементам, сталкиваясь с участниками веселых шествий, переодетыми сатирами и нимфами. По дороге он старался просчитать варианты возможных действий. Конечно, теперь придется отменить свидание с Аурианой, так как он не имел права рисковать жизнями заговорщиков. Здравый смысл подсказывал перенести свидание на другой вечер. Но сколько их, этих вечеров осталось в его распоряжении? Что, если его арестуют еще до конца этого месяца?
Внезапно у Марка Юлиана появилось ощущение, что за ним следят. Он взглянул на луну, повисшую над тем местом, где должно было состояться совещание заговорщиков. Она была полной и казалась исполненной загадочной, спокойной мудрости. Она смотрела на него и смеялась над ним, над его попытками установить свои правила, которые легко опрокидывал слепой, неумолимый пульс жизни. Эта луна была демоном плодородных низин, заботливым и безжалостным одновременно. К ней нельзя было взывать голосом разума, но бездонная пропасть ночи, в которой она находилась, порождала безграничное терпение. Ее призыв был беззвучным, но очень сильным и сбивающим с толку. Марк Юлиан понял, что он становится жертвой каких-то мощных, первобытных сил, природа которых находилась за пределами его познаний. Внезапно возникшее странное любопытство подсказало ему не пытаться противодействовать им. Он подумал о новой религии, которая зарождалась в народных глубинах через муки и страдания. Неужели старые боги оказались совершенно беспомощными, если люди перестали в них верить? Ауриана теперь казалась ему не только любовницей, но и жрицей, манившей его к ритуалу, столь же старому, как и само человечество – посеву семян в почву, таинственному обряду Святого Новобрачия, который, судя по некоторым манускриптам, когда-то был широко распространен среди племени латинов. Марк Юлиан вспомнил о древнем царе Нуме, гордо правившем в своих владениях, где люди жили в лачугах из глины и шалашах. Его женой стала Эгерия, богиня и нимфа, мудрость которой он сумел познать. Еще Марку Юлиану пришло в голову, что согласно учению Изодора жених должен был побывать в другом мире, и тогда его жизнь продлится вечно.
Если любовь Аурианы несет с собой смерть и избавление от этой убивающей душу, насквозь прогнившей жизни с ее бесчеловечными законами, то такую смерть философы восхваляют. Свидания с ней в этом случае не риск, а молитвы жертвоприношения на поросший живой травой алтарь настоящей, естественной жизни. Надо обязательно повидаться с ней.
В этом решении Марк Юлиан еще больше укрепился к тому времени, когда добрался до дома Виолентиллы и оттуда послал гонца к Эрато с приказом отвести Ауриану в свой дом. Он уверял себя, что все будет хорошо. Она придет поздно вечером, одетая в мохнатую телячью шкуру и маску козла вместе с переодетыми стражниками, которых лично отберет сам Гарпокрас. Наверняка никто не обратит на них никакого внимания.
Заговорщики встретились в подвале особняка. Кроме Марка Юлиана и Нервы там присутствовали еще три влиятельных члена Сената, которые примкнули к заговору в числе первых. Был также центурион преторианской гвардии, человек, обладавший феноменальной памятью. Он был в состоянии рассказать о том, где в данный момент находились многочисленные посты и в каком порядке на них сменялся караул в течение всего прошлого месяца. Вместе с ним пришел и Главный постельничий дворца Парфений, которому лучше, чем кому бы то ни было известен распорядок дня Императора и его привычки. Марк Юлиан слушал, как они обсуждают различные планы спасения жизни Нервы.
Он решил предложить пожертвовать собой, но хотел выждать до последнего, надеясь обойтись без этого. Все предложения сводились к одному – немедленно убить Домициана, но никто не мог пройти мимо того факта, что до сих пор не удалось привлечь на свою сторону достаточное количество офицеров преторианской гвардии и обеспечить явный перевес в силах. К тому же в течение последующих восьми дней Домициан должен был находиться на вилле Альбан под охраной центурии, которой командовал самый преданный Императору центурион Сервилий. Домициан будет обдумывать обвинения против своих очередных жертв и охотиться вместе с Сервилием на лосей и антилоп.
Марк Юлиан с ужасом осознавал, что время летит слишком быстро. Солнце уже зашло, и на небе наверняка появилась коварная луна. Ауриана скорее всего давно уже находится в его доме. Его отсутствие расстроит и встревожит ее.
Подождав еще немного, Марк Юлиан подозвал Анакреона, вольноотпущенника, которому он доверял и который неплохо нажился, получая от него щедрое вознаграждение за выполнение различных опасных заданий. Анакреон должен был предупредить Ауриану, что Марк Юлиан сможет вернуться домой лишь после того, как взойдет луна.
Но в эту ночь удача изменила Анакреону. Его поймали, когда он перелезал через чей-то забор, пытаясь пройти напрямик и сэкономить время. Вигилий, схвативший его, передал вольноотпущенника людям Вейенто, учуявшим неплохую поживу – этот человек шел со стороны особняка Виолентиллы, а всем было известно, что эта благородная дама находится под подозрением. Анакреона тут же доставили во дворец и подвергли пыткам на дыбе, но он мужественно стоял на своем и утверждал, что ему ничего не известно о тайных связях Виолентиллы.
Когда Марк Юлиан начал, наконец, излагать свой собственный план перед шестью впавшими в уныние заговорщиками, он еще не знал, что послание к Ауриане так и не было доставлено, и что его верный помощник мертв.
– Боюсь, что у нас не осталось иного выхода, как пойти на одну очень рискованную и крайнюю меру, – при звуках его голоса в помещении установилась напряженная тишина, так как остальные заговорщики прекратили бесплодные дебаты. Так бывает с закапризничавшей лошадью, когда опытная рука натягивает поводья. – Нерва, ты должен принять яд.
Нерва ошарашенно вздрогнул.
– Проклятье, я думал, что ты и в самом деле изобрел что-нибудь для спасения моей жизни.
– Успокойся. Я говорю о том, чтобы ты притворился, что хвораешь какой-нибудь смертельной болезнью. Послушай меня. Как бы то ни было, ты, Нерва, из-за своей древней родословной принадлежишь к числу тех немногих, кого Домициан не хотел бы преследовать открыто. Ты ведь знаешь, что ему страшно хочется обожествления своей персоны после смерти. Он желает превзойти в этом отношении самого Августа. В его честь должны быть построены храмы, жрецы которых каждодневно будут возносить ему хвалу. Мне думается, что весть о твоей болезни приведет его в замешательство, и он не будет знать, как поступить с тобой. Если он оставит тебя в живых, это будет явным свидетельством его великодушия и во многом загладит впечатление о его недавних злодеяниях, однако мне кажется, что в конечном итоге он не захочет рисковать и решит убрать тебя. Ведь он прекрасно понимает, что по благородству крови у тебя куда больше прав на императорский престол, чем у него. Мы заставим его думать, что избавиться от тебя он сможет, не прибегая к убийству. Зачем ему браться за дело, которое может совершить сама природа? Необходимо создать у него впечатление, что ты при смерти. Я уже проконсультировался по этому поводу у Анаксагора. Он берется составить для тебя снадобье, которое вызывает все признаки предсмертного состояния – корчи, синяя язва, пена изо рта. Анаксагор утверждает, что ему уже приходилось проделывать подобные штучки при дворе парфянского царя. Ты должен скрывать эту болезнь, чтобы все выглядело естественно. В этом случае о ней неминуемо пойдут слухи, которые достигнут ушей Домициана. Я настоятельно тебе советую послать завтра доверенное лицо и забрать свое завещание из храма Весты. Я приму меры, чтобы соглядатаи Вейенто случайно обнаружили этот факт. Еще я науськаю парочку охотников за наследством, чтобы они начали околачиваться около твоего дома, а всем известно, что у этих стервятников нюх на умирающих богачей еще лучше, чем у шакалов на падаль. Разумеется, тебе нельзя покидать свой дом, а уж если это будет неизбежно, то ты должен находиться в носилках с задернутыми занавесками. Впрочем, вряд ли тебе захочется покидать пределы особняка, где ты будешь в относительной безопасности.
– Чудесно.
– И пусть у твоей постели постоянно дежурит человек, внешне похожий на лекаря.
– Но я слишком стар для такого тщательного притворства.
– Если ты будешь плохо играть свою роль, твое старение прекратится совсем. Выбирай, что лучше – остаться навсегда в этом возрасте или дожить до глубокой старости.
– Все это бесполезно. Думаю, что он нас всех подозревает.
– Мы не знаем, что ему на самом деле известно. Было бы глупо опускать руки и смиренно ждать конца. Мы те, кто выполняет волю богов. Если мы будем действовать с толком и без паники, нас ничто не сможет остановить. Главное – раскачать маятник посильнее, и тогда он обязательно достигнет противоположной крайней точки, – Марк Юлиан внимательно вгляделся в лица заговорщиков. Никто не двигался, лишь дымок масляной лампадки поднимался вверх. – Да будет вам! Приободритесь! Еще далеко не все потеряно. Ему везло слишком долго. Теперь настал его черед испытывать невезение. Счастье никогда не бывает вечным. Очень скоро нам придется назначить день выступления, – продолжил Марк Юлиан.
– Как, без поддержки префектов или хотя бы одного из них? – осведомился Герений, который был на пять лет моложе Марка Юлиана. Он выглядел как школьник, которому удалось найти слабое место в казалось бы несокрушимой логике своего учителя.
– Начиная с сегодняшнего утра мы можем твердо рассчитывать на поддержку одного префекта, – тихо заявил Марк Юлиан. – Петроний с нами.
Эта новость была встречена возгласами радостного изумления. Нерва первым оправился от шока. Теперь он улыбался, с триумфом поглядывая на остальных.
– А вы все сомневались в нем! Прекрасная новость. Это бальзам на наши раны. Отменная работа! Юлиан, именем всех богов, как тебе это удалось?
– Как ты знаешь, Петроний обязан своим положением и даже жизнью Титу. Я рассказал ему всю печальную историю братоубийства, которая выглядела еще более отвратительной оттого, что мне удалось найти того врага, который выполнил приказ Домициана. Он содержит теперь винную лавчонку в Байе и торгует препаршивым вином. Не успел я закончить свое повествование, как мне пришлось чуть ли не силой удерживать Петрония, который рвался тотчас покончить с тираном. Он хотел заморозить его живым в ящике со льдом, чтобы Домициан на себе испытал то, что пришлось испытать бедному Титу. «Не беспокойся, – сказал я ему, – его сердце и без того уже превратилось в лед. На него это мало подействует». И вот еще что Мне пришлось немного покривить душой, сказав, что Норбаний тоже с нами.
– Что ты сказал? – тихо переспросил Нерва. – Едва ли ты поступил разумно, ведь они коллеги. А что если он спросит…
– Он не спросит, потому что поверил мне целиком. К тому же они не доверяют друг другу. Особых причин для волнений нет, я просто немного опередил события. Очень скоро и Норбаний будет на нашей стороне. Он человек нерешительный и побаивается Петрония. Когда же он узнает, что мы переманили к себе его коллегу, то у него не хватит мужества долго сопротивляться моим уговорам.
– Клянусь челюстями Цербера, ты затеял довольно рискованную игру, – отозвался Нерва, покачав головой. – Ну что ж, будем надеяться, что тебе лучше знать, что делать. Я сыграю роль, которую ты мне заготовил. Мне ведь выбирать не приходится, не так ли? Скажи Анаксагору, чтобы побыстрее присылал свое зелье. Я выпью его за смерть чудовища!
Глава 51
В вестибюле дома Марка Юлиана Ауриану встретил согбенный, дряхлый старик, который, казалось, совсем был готов рассыпаться в прах, но его удерживало от этого невероятное презрение к окружающему миру. Молодая служанка, робко приблизившаяся к Ауриане, чтобы дать ей шелковые тапочки вместо ее тяжелых, заляпанных грязью сандалий, называла этого старика Диоклом.
– Входи, прошу тебя! – нараспев и чуть подвывая, произнес Диокл. – Этот дом в твоем распоряжении.
От него, словно аромат тончайших благовоний, исходила неприязнь, и Ауриана восприняла его слова иначе, чем он сказал. В ее голове звучало: «Входи, раз уж ты здесь, но тебе следовало войти через черный ход». Диокл упорно отказывался посмотреть ей в глаза, но стоило Ауриане отвернуться, он принимался изучать ее бесцеремонным взглядом, который говорил: «Так вот, каково это экзотическое, невиданное животное, которое изловили в мерзлых лесах и доставили сюда. Вот, значит, из-за кого мой хозяин потерял рассудок и чувство вкуса».
Ауриана ощутила в своей груди неприятную тяжесть. «Он ведет себя так, как будто мое присутствие здесь неприлично. Но может быть, я придаю слишком много значения поведению одного плохо воспитанного человека? – подумала она. – Я дочь Бальдемара. Если он думает, что такое отношение унижает меня, то, значит, дурак он, а не я».
Посмотрев на Диокла прямо и открыто, Ауриана слегка наклонила голову и поблагодарила его.
Затем Диокл уведомил гостью, что его хозяина пока нет дома. После этого он многозначительно добавил, что Марка Юлиана срочно вызвали к императрице. В дальнейшие подробности он вдаваться не стал, посчитав это излишним. Небрежным жестом подозвав к себе двух служанок, стоявших, словно изваяния у овального бассейна с прозрачной водой, казавшейся темным зеркалом, зловеще поблескивавшем в свете светильников, он препоручил Ауриану их заботам.
Когда эти девушки молча повели ее через атриум, Ауриане показалось, что она очутилась в каком-то мрачном, роскошном царстве под землей, а сопровождали ее злые духи. Одна служанка шла впереди, другая – сзади. Похоже было, что они опасались, как бы Ауриана случайно не задела и не опрокинула какой-нибудь ценный бюст или вазу. Хотя обе девушки выглядели в этом доме такими же чужеродными телами, как и она, все же они сильно отличались от нее своей внешностью. У них были блестящие азиатские глаза, в глубине которых таилась веселое озорство. Их зубы сверкали перламутром и резко контрастировали своей белизной с чистой, темно-коричневой кожей. Небольшие сильные руки двигались, словно проворные рыбки в бассейне. На них были браслеты, отражающие сотнями бликов свет от стоявших повсюду светильников. Приглядевшись, она заметила разницу между ними. Та, что казалась старше и опытнее, смотрела на нее с плохо скрываемыми жалостью и сочувствием, в то время как другая смотрела на нее с настороженностью и опаской, словно перед ней был дикий волк, которого невозможно приручить.
Ауриану это удивило. Неужели Марк Юлиан не мог вышколить свою прислугу?
Вскоре она забыла о своих спутницах. Ее охватил детский восторг. Ведь сейчас ей удалось проникнуть во внутренний мир человека, который был и совратителем, и полубогом, и царем. Помещение, находившееся за атриумом, было таким огромным, что там вполне мог уместиться трон. Вдоль стен стояли высокие сапфировые колонны, которые, казалось, упираются в небеса, а в глубине зала и в самом деле находилось какое-то возвышение, с которого могли выступать ораторы. Затем они проследовали через коридор, увешанный с обеих сторон портьерами из тончайшего голубого шелка, затем через ряд смежных помещений, где находились предметы, от которых захватывало дух. Все окружающее Ауриана воспринимала не только глазами, а и всеми остальными органами чувств, она ощущала его подсознательно, поскольку новизна впечатлений и их обилие подавляли мысли.
Все вокруг отдавало ярким блеском, оживало скульптурными формами, словно боги преодолели хаос природы, придав ей порядок. Действительность смешалась с иллюзией. То, что казалось комнатой, оказывалось разрисованной стеной, бездонная пропасть оказывалась мозаикой, выложенной из плитки, обладавшей почти волшебными свойствами. Все поверхности были отполированными до зеркального блеска. Потолки, расписанные золотом, отражались в полах. Шеренга колонн, выстроившихся по всей длине перехода, зеркально отражалась на поверхности воды в расположенном рядом бассейне. В следующем помещении были расположены зеркала, до бесконечности умножавшие изображения богов и богинь. Ауриана шествовала сквозь лес светильников, выраставших прямо из пола или свисавших с потолка. Стены были отделаны мраморными плитами всех цветов и оттенков. Они были квадратными, прямоугольными. Ауриана поняла, что мастер способен выразить в мраморе любую мысль. Во всяком случае, тот, кто работал на Марка Юлиана, был настоящим художником, творцом. Ноги Аурианы утопали в коврах с нежным и плотным ворсом. При входе в следующий зал она на мгновение остановилась, не решаясь ступить на мозаичный пол, который сверкал, будто в него были вкраплены алмазы. Неужели ноги человека могут ступать по такой красоте? Но когда служанки равнодушно засеменили вперед, она с неохотой последовала за ними. Все смежные помещения разделялись шелковыми портьерами, и это сбивало с толку.
«Я спускаюсь в глубь волшебной горы, где хранятся все сокровища богов».
Время от времени на их пути стены сменялись рядами изящных колонн, а аромат цветов выдавал, что где-то рядом расположен сад. Иногда слышался звук плескавшейся рыбы или искусственного водопада. Однако большей частью вокруг царило спокойствие, располагавшее к размышлениям – самое ценное, что может быть в этом шумном городе.
Ауриане вместе со своими провожатыми пришлось пройти сквозь огромную клетку из слоновой кости, где резвились странные маленькие птички, которых ей прежде никогда не доводилось видеть. Охотиться на таких не было никакого смысла из-за их миниатюрности. Затем они прошли по каменному мостику через ручей, спугнув павлина. Вслед за этим открылся вид на пять последовательно расположенных палат, где все стены были испещрены нишами от пола до потолка. Ауриана догадалась, что это было книгохранилище с таким количеством книг, что не верилось, будто бы они принадлежат одному человеку. Целый лес книг, которые были, без сомнения, священными для Марка Юлиана, ведь его боги говорили с ним с этих папирусов.
Ее душа еще больше сжалась.
Как много покойников оживают на этих страницах! Он разговаривал со всеми мудрецами, а она знает лишь слова Рамис. Вот почему Ауриана считала, что кажется ему самой невежественной из всех женщин.
Однако вскоре ей стало понятно, что несмотря на всю роскошь, это жилище все-таки во многом отличается от того, что Ауриане довелось повидать в Риме. Оно казалось пронизанным духом человечности, мира и гармонии. Оно было совсем не похоже на виллу и сад Домициана, которые были построены для того, чтобы подавить человека своим величием. Здесь же душа чувствовала себя свободно, отдыхала. Ауриане пришло в голову сравнение с сеновалом, наполненным доверху свежим, пахучим сеном. Присутствие Марка Юлиана ощущалось повсюду. Оно было незримым, но явственно давало о себе знать, потому что хозяин дома жил в нем долгое время, так же, как дух Бальдемара всегда был в своем жилище даже в то время, когда он был на войне или в походе. При близком рассмотрении были видны признаки изношенности вещей. Было видно, что хозяин настолько привык к своему богатству, что просто его не замечал, полагая такой образ жизни вполне естественным. Она увидела стол, который выглядел так, словно на нем каждый день играли маленькие дети, а в другой комнате на полу лежал гобелен, протертый чуть не до дыр. Книги тоже были сильно истрепаны, многие их них лежали в самых разных и неожиданных местах.
Ауриана почувствовала, что богатство для Марка Юлиана – лишь средство достижения своих целей, но отнюдь не фетиш Он никогда не пользовался им, чтобы затмить кого-нибудь своей роскошью.
В душу Аурианы закралось чувство тревоги. Она зашла уже так далеко в этот лабиринт комнат, что без посторонней помощи не смогла бы выбраться отсюда. Она опасалась, как бы не попасть в ловушку.
Ауриана замедлила шаг. Служанка с надменной внешностью вздохнула, схватила ее за запястье и бесцеремонно толкнула вперед, словно та была лошадью, которую ведут на поводу.
– Убери от меня свои руки! – вскипела злостью Ауриана и вырвала свою руку у служанки. – Как ты смеешь?
На лице Аурианы появилось выражение возмущения. Служанка притворилась испуганной, а потом злорадно усмехнулась, потешаясь на грубым акцентом гостьи.
Почему они так обращаются с ней? У Аурианы вновь возникло ощущение тяжести на сердце, словно на нем лежал огромный камень. Диокл в вестибюле посмотрел на нее точно так же, как и Эрато, когда она попросила его о свидании. Все эти взгляды означали: «Нет, это не женщина».
Неужели и Марк Юлиан пришел к такому выводу? Неужели его по этой причине нет дома?
«Чепуха! Я просто схожу с ума! Этот дом, этот город заколдовали меня, и я впала в отчаяние».
А теперь, когда они все еще продолжали идти, Ауриане вдруг стало ясно, чего здесь не хватало. На стенах не висели ярко раскрашенные щиты воинов, не было здесь и копий, поставленных аккуратно вдоль стен. Верные дружинники не спали чутким сном, не снимая боевой одежды, на шкурах медведей и зубров, ими же убитых. И вообще, в этом доме ничто не говорило о профессии его хозяина. Кто он? Богатый торговец или один из вождей этого народа, достигшего небывалого совершенства в искусстве войны?
Это был храм отдыха и игр, не испещренный следами войны, осады или нужды. Наверное, таковы были дома всех великих людей в этом городе, дома, не похожие на обиталища воинов, хотя жители Рима командовали неслыханным количеством легионеров, разбросанных по всему свету. Это была власть, к которой Ауриана никак не могла привыкнуть, не видя ее атрибутов, отчего сама власть казалась незримой, ускользающей от понимания, зловещей.
«Оглянись, – сказала она себе. – Здесь никто не прислушивается ночью к вою волков и не спит с грудой камней под руками в ожидании нападения на рассвете. Никто в этом городе не трудится в поте лица, добывая себе пропитание, не пачкает себе руки кровью жертвоприношений богиням – покровительницам земледельцев, чтобы те не оставили их своими заботами и чтобы урожай не был скудным. Им не приходилось спать под дырявой крышей, через которую ручьями лилась вода, и тревожиться, как бы она не рухнула на головы домочадцев. Им не приходилось ломать голову над тем, каких животных убить, а каких оставить на зиму, потому что корма на всех никогда не хватало. Здесь римляне жертвуют Венере голубей, а их жилища ломятся от запасов пищи. Самая презренная чернь живет в Риме лучше, чем самые богатые люди моего племени. Там, где не приходится заботиться о еде и крове, дух может подняться на невиданную высоту и размышлять наравне с богами. Я – животное, у меня душа животного, потому что я всегда жила как животное. Все, что мне известно о жизни, здесь бесполезно и неприменимо».
Служанки, а вместе с ними и Ауриана остановились в помещении, где росли розы и полевые цветы, где стоял столик с вином и сладостями. Из этой комнаты открывался вид на освещенный факелами сад, поражавший своими необъятными размерами. С другой стороны примыкали термы с горячими и холодными бассейнами, служившими для омовения тела.
Та из служанок, которая была настроена к Ауриане более доброжелательно, провела ее в предбанник, где на скамье из черного мрамора уже лежали полотенце и туника из тонкого белого полотна.
Служанка показала на мохнатый плащ из телячьих шкур и грубую тунику.
– Ты должна выкинуть это.
Ауриане показалось, что девушка хотела добавить: «Твои вещи такие грязные, что их лучше спалить и огне»
Затем обе удалились в соседнее помещение, оставив Ауриану наедине с ее болью, которая все нарастала. Никто не сказал ей, как долго придется ждать возвращения Марка Юлиана, а гордость не позволяла спросить об этом самой. Это смахивало на попрошайничество.
Ауриана одна гуляла по саду. Мелкий гравий, которым были посыпаны дорожки, хрустел под ногами, когда она шла по аллеям из аккуратно подрезанного кустарника, лавра, гранатника и сосен. Время ползло очень медленно. Так ползают после зимы змеи, исхудавшие и обессиленные.
«Меня бросили. Разве этот старик по имени Диокл не сказал, что Марка вызвала к себе императрица? Нет, ты совсем с ума сошла, если начала думать об этом. Думать так – значит отравлять свой разум ядом»
Чтобы отвлечься от грустных размышлений, Ауриана стала думать о том, как лучше защитить этот дом от нападения. «Вдоль стен, с которых видна долина, я бы расставила лучников, а за ними на склоне холма – катапульту…»
Ожидание становилось невыносимым. Ауриана прошла мимо скульптуры Дианы, выраставшей из кустов и поражавшей совершенством своих форм. Хотелось прикоснуться к этой каменной плоти и убедиться в том, что это статуя, а не живой человек. Наверное, тело императрицы выглядит точно так же – блестящее, гармоничное, без единого изъяна, белое как первый снег, маленькие упругие груди, похожие на спелые сливы. В ней, без сомнения, соединилась красота всех женщин. Императрица Домиция Лонгина, которая, как знают все горничные и невольники, прислуживающие на кухне, влюблена в него.
Ауриана закуталась получше в плащ, словно дом следил за ней, а она хотела укрыться от его взгляда. Ей стоило огромного труда удержаться от слез.
Подобно спицам в колесе, дорожки сада сходились к центру, где глазам Аурианы предстал восьмиугольный бельведер, переливавшийся перламутром в лунном свете. Строение это отличалось таким хрупким изяществом, что его можно было принять за храм бога цветов. Бельведер казался живым существом, которое притаилось в ожидании. Внутри него должно было происходить что-то таинственное. Страх проник в сердце Аурианы.
Это был «дом», который ей привиделся в горячечном бреду. В нем совершалось священное таинство новобрачия. Зачем его здесь построили? Над бельведером повисла серьезная, полная луна. Ауриана завороженно вглядывалась в нее, чувствуя, как ее все больше засасывает трясина страха. Она стремглав рванулась по гравийной дорожке к освещенному портику, который принадлежал к миру реальных вещей.
Вбежав в помещение, где на серебряном подносе стояли кувшины, Ауриана уселась на кушетку. Сейчас лучше всего сделать глоток вина и успокоиться. Где-то за шелковыми гардинами прятались обе горничные, которые изредка перешептывались и хихикали. Несмотря на их досадное присутствие, впервые с тех пор, как Ауриана вошла в особняк Марка Юлиана, она почувствовала, что к ней понемногу возвращается уверенность.
«Ну уж вино-то я смешивать умею. В одном кувшине налито вино, а в другом – вода. Их нужно смешивать в равных частях. Неразбавленное вино пьют лишь работорговцы, воры и бродяги, живущие под мостами».
Она потянулась к кувшину с вином. «Не торопись, – увещевала она себя. – Держись как городская женщина. Уверенность в себе и изящество движений. Руки должны порхать в воздухе как рыбы, резвящиеся на поверхности воды».
Кувшин опрокинулся так внезапно, что Ауриана даже не успела его подхватить. Весь поднос оказался залитым вином, которое кроваво-красными каплями стекало на мраморный пол. Вино намочило и ее одежду. Как назло оно оказалось подслащенным медом, и теперь туника прилипала к коже. Из-за штор послышались сдавленные смешки. Ауриане стало ясно, что на нее глазели не только две служанки, проводившие ее сюда, но и вся остальная челядь. Ее лицо залил густой жаркий румянец. От стыда хотелось провалиться под землю. Она проклинала себя последними словами, называясь помесью верблюда и быка. Шрам на животе вдруг запульсировал острой болью.
«Какие подлые, злые люди, какая мелочная низость! – подумала она, подозревая слуг в злонамеренности. – Очевидно, они прекрасно знали, что этот кувшин обладает крайней неустойчивостью и специально поставили его на поднос. Иначе зачем им нужно было всем собираться там и подглядывать?»
В этот момент ее мрачные размышления были прерваны появлением симпатизировавшей Ауриане горничной, которая, не говоря ни слова, стала деловито вытирать тряпкой поднос и пол. Ауриана почувствовала на себе ее жалостливый взгляд, на который гостья ответила беззащитным и извиняющимся взглядом. Уверенная в том, что стала жертвой наглого подвоха, она испытывала к этой девушке благодарность даже за незначительное проявление симпатий.
Смешки прислуги поутихли.
– Ей место в хлеву, а не в доме благородного человека! – явственно услышала она чей-то голос.
Сердце Аурианы прыгнуло в груди и, превратившись в хрупкий стеклянный шар, разбилось вдребезги.
«Я не смогу жить среди этих людей, Я опозорю себя и своих предков. Я унижу его. Но ведь и он унижает меня таким приемом».
Медленно она встала с кушетки. Теперь до нее дошло то, что она начала смутно понимать еще тогда, когда она только вошла в дом. Как бы ни превозносила ее талант толпа, как бы ни забрасывали ее любовными письмами поклонники, здесь это не имело никакого значения. Во дворцах знати на нее будут всегда смотреть с плохо скрываемым презрением и любопытством, словно на аляповатую, забавную игрушку, которая представляет интерес лишь на несколько минут. Говорят, что их Император держит при себе шута – слабоумного юношу, которому поверяет важные государственные тайны. Здешняя челядь тоже считает, что Марку Юлиану она нужна примерно для таких же целей.
– Я должна идти, – сказала она служанке.
– Но… тебе нельзя.
Ауриана сделала шаг вперед и подошла вплотную к девушке.
– Я уйду, а ты покажешь мне дорогу, – произнесла она, не повышая голоса.
На лице Аурианы появилось выражение зловещего спокойствия, и служанка почувствовала себя неуютно наедине с этой женщиной, явно способной на самые жестокие поступки. Ей было известно, что Ауриана уже убила на арене многих гладиаторов, и она подумала: «Мне не приказывали держать ее тут силой. Мне вообще ничего не приказывали на этот счет. Мой повелитель должен был быть здесь и обо всем распорядиться».
