Текст книги "О моя дорогая, моя несравненная леди (СИ)"

Из недр изверженным порывом,

Трагическим и горделивым,

Взметнулись вихри древних сил -

Так в буре складок, в свисте крыл,

В водовороте снов и бреда,

Прорвавшись сквозь упор веков,

Клубит ся мрамор всех ветров -

Самофракийская Победа!

-А ты знаешь, что такое счастье?

–Я?

Он покачал головой и отвернулся к окну.

Горячий тропический день потихоньку скатывался к донышку, подобно вину в темной бутылке с высоким, узким горлышком, стоявшей перед ними. Солнце уже смирило свою полуденную нещадность и теперь спокойно проливало предзакатную позолоту на зелень пальмовых крон и бескрайнюю синеву моря.

–Счастье, Лена, это – любое событие, ну или дело, произошедшее в свое время. – сказал он, наконец.

Она слушала его, баюкая в руке бокал. Тонкая, длинная ножка проскользнула между ее пальцами и большая хрустальная чаша лежала прямо на ладони. Следуя ее плавным, монотонным движениям темно-рубиновая ртуть, заключенная внутри хрусталя, лениво перекатывалась от одного края чаши к другому. Взгляд женщины был прикован к горизонту и могло показаться: она вовсе не слышит его. Однако слова Кирилла заставили-таки недоуменно приподняться ее бровь. Похоже, она ожидала более конкретной, более четкой формулировки. Такой, которая сама по себе была бы ответом, а не новым вопросом.

–Значит – любое, совсем любое событие или же дело, произошедшее в свое время? – уточнила она. – Так?

–Именно. Счастье, это – все, что угодно, пришедшее именно тогда, когда оно тебе больше всего нужно.

–Например?

–Например? Да примеров хоть завались! Счастье – после трехсуточного рейда по горам, окоченев настолько, что даже ствол винтовки начинает слезиться, когда ты касаешься его пальцами, ввалиться в теплую казарму и обнаружить на столе котелок раскаленных, жирных щей, стопку водки и тарелку соленых огурцов. Счастье это – пуля, влетевшая в амбразуру дота, через три секунды как ты от нее отошел. Счастье это – проволока растяжки, которую ты приметил за мгновение до того как ее зацепить. Все это и есть – счастье. Настоящее, большое, не придуманное человеческое счастье. По крайней мере, так кажется мне.

Слушая Кирилла, Лена повернулась, пристально глядя на него. Она явно силилась понять: серьезно ли он говорит?

–По-твоему, счастье это – в любой момент жизни получить именно то чего тебе как раз больше всего не хватает?

–Да. Летом, когда изнемогаешь от зноя, найти бутылочку холодненького пивка. Осенью, когда мокнешь под дождем, обнаружить вдруг, что, выходя утром из дома, кинул в сумку зонтик. Зимой, продрогнув на остановке до самых костей, забраться в трамвай и устроиться поближе к печке. Весной, когда играют гормоны, найти хорошенькую подружку...

Лена рассмеялась и чуть не расплескала вино.

–Ну и, наконец, всегда, независимо от времени года, счастье это – найти классный сюжет, хорошую тему для работы. – закончил Кирилл.

–То есть хороший сюжет это, то чего тебе всегда не хватает? – спросила она.

–Не совсем. – покачал он головой. – Хороший сюжет это, то за чем всю жизнь гоняется любой художник... Потому что при всем богатстве жизни, она...

Он остановился и подлил вина себе и собеседнице.

–Потому что при всем богатстве жизни, она довольно-таки бедна. Бедна на хорошие, оригинальные сюжеты.

Сзади грянул раскатистый залп хохота, сотворенный как минимум пятью лужеными дайверскими глотками. Кирилл с Леной обернулись.

Зал маленького бара постепенно наполнялся народом. Столики, свободные еще пять минут назад, были уже заняты веселыми компаниями американцев и французов, немцев и русских. Ныряльщики и простые пешеходы, вернувшиеся с погружений или пляжей, обменивались впечатлениями, усердно подогреваясь пивом и более крепкими напитками. Темнокожая хозяйка барной стойки безостановочно наполняла бокалы, рюмки и стаканы, а две официантки также безостановочно сновали между столиками, разнося их хмельной публике.

А всего пару часов назад здесь было на удивление тихо и спокойно...

*

Он отворил дверь в бар и сразу же увидел ее.

Лена сидела за тем же самым столиком, что и неделю назад.

На ходу отсалютовав взмахом руки официантке, Кирилл пересек пустой зал и, подойдя к Лене сзади, закрыл ей глаза.

–Ой, кто это?! – воскликнула та, бездарно разыграв удивление с испугом.

–Пока не угадаешь – не отпущу! – прорычал Кирилл, с тем же успехом изобразив угрозу.

–Кирюша, неужели ты? – Лена сумела-таки выбрать правильный вариант из единственного возможного.

–А то кто же?! – ответил он и, убрав руки, сел рядом с ней. – Привет.

–Привет! – она наклонилась и легонько прикоснулась губами к его щеке.

Такой привет пришелся Кириллу по душе.

–А Пашка где? – спросил он. – В море ушел?

–Да. Блиновы его все-таки уломали.

Кирилл кивнул.

...Блиновы давно уже уговаривали их отправиться к старинному пиратскому паруснику, лежавшему на дне у побережья острова, в десятке миль от отеля. Особых трудностей это, в общем-то, не представляло: рэк покоился на тридцатиметровой глубине и группы к нему спускались чуть ли не круглосуточно. Но проконсультировавшись у старины Эрнесто Паша выяснил, что никакого старинного пиратского парусника там нет и в помине. А есть сухогруз времен Второй Мировой, уже настолько раскуроченный и заросший кораллами, что простой ныряльщик с ходу и не поймет: что перед ним. К тому же возле него, именно из-за обилия дайверских групп, постоянно царит страшная давка: только и смотри, чтобы чужой ластой по родной физиономии не заехали. Словом – овчинка выделки не стоит.

Ввиду этого Паша открещивался от настойчивых предложений составить компанию любителям подводных руин, но сегодня утром объявил вдруг, что отправляется к пиратскому сухогрузу. То ли Блиновы окончательно его достали, то ли просто захотелось взглянуть в бессовестные глаза гида, который будет показывать трубы и грузовые стрелы парохода, уверяя, что это – плохо сохранившиеся мачты и пушки старинного галеона.

Кирилл хотел составить ему компанию, однако Лена, не желавшая, чтобы из нее делали дурочку, попросила остаться с ней. Как показалось Кириллу, Пашу это не слишком-то обрадовало, но вслух он ничего не сказал.

Кирилл с Леной договорились встретиться ближе к вечеру в своем баре...

–А ты так и не решилась? – спросил он после того как официантка принесла им бутылку вина и бокалы.

–Нет. – покачала она головой. – Не люблю я этих... Титаников. Помню на Красном море нырнули мы к этому... как же его... название такое... нерусское. – она сосредоточенно сморщилась. – "Тистлегорм". Вот! Мы как нырнули к этому "Тистлегорму", так мне чуть плохо не стало. Фу! – ее прямо передернуло. – Знаешь, как будто склеп на дне лежит развороченный, оскверненный, а вокруг всякие идиоты так и вьются стаями. Словно высматривают – не завалялся ли где череп или какой другой... сувенир...

–Вот это да! – расхохотался Кирилл. – С таким воображением как у тебя только живописью и заниматься! Такие картины рисуешь – загляденье!

–А ты не согласен?

–Да вообще-то – нет. Не согласен. Со мной у погибших кораблей ничего такого не происходит. Да и остальные ребята, ну, из моего клуба, говорили – нормальные впечатления.

–Возможно. Это, смотря: кто зачем ныряет.

–Что значит: кто и зачем? – пожал плечами Кирилл. – По-моему ныряют, чтобы увидеть под водой все. Все что только можно.

–Возможно. – повторила Лена. – Возможно кто-то и получает удовольствие рыская по внутренностям какого-нибудь мертвого корабля или наслаждается когда возле самой его руки щелкают акульи челюсти. Но только не я. Я под воду хожу не за этим...

–А зачем?

–Да уж не затем чтобы пощекотать себе нервы! Наверно... наверно затем, чтобы испытать что-то необычное, получить впечатления...

–Желательно поострее!

–А вот и нет! – усмехнулась Лена. – Не угадал. Острота ощущений – далеко не самое главное. Главное это – новизна, необычность... фантастичность. Короче все то из чего складывается общее ощущение праздника. Счастья.

–Счастья?

–Да, счастья. Разве это не счастье – умчаться из холодной зимней Москвы... ну или... из промозглого зимнего Питера на другой конец света, где тепло и солнечно? Вдоволь наплаваться среди коралловой пестроты, забыв про серость обыденности? Разве счастье в принципе, в общем, даже без дайвинга, это не бегство от обыденности? Не попытка вырваться из круговорота повседневной жизни, который с годами приедается настолько, что хоть "Караул" кричи? Не выход за границу своего круга дел, забот, проблем, друзей, знакомых, коллег? Круга, который мы сперва полжизни старательно создаем, называя это "поиском своего места в жизни", а следующую половину жизни так же старательно пытаемся разрушить, сообразив, что "свое место" оказалось тупиком?

Кирилл молчал, рассеяно глядя на нее.

Потом, словно очнувшись, встрепенулся, взял бутылку и восполнил убыль вина в бокалах.

–Счастье как бегство от обыденности? – спросил он, наконец. – Интересно.

–Не согласен?

–Да не то что бы не согласен... просто не думал как-то о счастье под таким вот... ракурсом.

–Под таким ракурсом? – улыбнулась Лена. – Забавно.

Она подняла бокал и неторопливо сделала пару глотков, глядя куда-то вдаль.

–А ты знаешь, что такое счастье?

–Я?

Он покачал головой и отвернулся к окну...

*

За спиной снова заржали, а потом нестройно, сбивая и путая друг друга затянули песню на немецком. Они снова обернулись.

Через два столика от них, в центре зала, обосновалась веселая компания. Четверо здоровых, белобрысых парней арийской наружности, обнимали троих изящных смугленьких турчанок и хором горланили песню. Причем девицы совсем не уступали своим кавалерам в вокале. Да и в степени подогрева – тоже.

Кирилл усмехнулся. Ребята наглядно демонстрировали: насколько чужды молодой Германии старые идеи.

–Весело.

Кирилл обернулся к Лене.

–Да уж, нескучно. Варианта два. – продолжил он. – Либо предложить им угомониться, либо... удалиться самим.

–Лично я голосую за второй. – не раздумывая ответила Лена. – Берем вино и к нам. А то, глядишь, и Пашка скоро вернется.

Кирилл кивнул. Его второй вариант тоже устраивал больше первого. Уверенности, что тевтонские интернационалисты прислушаются к нему не было. А Паша-то далеко...

–Пошли! – решительно сказал он, подхватывая бутылку со стола.

Они проскользнули между столиками и, сделав ручкой барменше, покинули ее гостеприимное заведение.

Поднявшись на третий этаж и открыв свой номер, Лена широким жестом пригласила его:

–Прошу.

Кирилл вошел и сразу направился в гостиную. Поставив бутылку на журнальный столик, он раздвинул жалюзи и отворил окно. Обращенная на восток, комната в этот закатный час была погружена в прохладный полумрак.

Чтобы сделать прохладу еще приятнее, Лены включила кондиционер. Потом принесла бокалы и села в кресло возле столика.

–Хорошо тут у вас. – сказал Кирилл, усаживаясь напротив нее и наполняя бокалы. – А у меня вечером – пекло. Хоть включай кондиционер, хоть – нет. Без разницы.

–Оставайся! – рассмеялась Лена.

Они чокнулись, не утруждая себя тостами.

Убавив вино на пару хороших глотков, Кирилл посмотрел на нее. Показалось ему или в голосе Лены действительно проскользнула какая-то... новая нотка, которой там прежде не было? Или, которую он просто прежде не замечал?

–А ты счастлива?

–Я? – она задумчиво склонила голову к плечу. – Пожалуй.

–Серьезно?

–А что тебя так удивляет? – улыбнулась она. – Или я похожа на человека заеденного обыденностью, серой, унылой повседневностью?

–Да вообще-то нет, не похожа. – ответил Кирилл.

–Ну и прекрасно! Я действительно счастлива. Серая повседневность не имеет надо мной... точнее – над нами такой власти как над большинством других людей. Если она слишком уж сильно наваливается на нас, мы с Пашкой всегда можем сделать ответный ход – сорваться с места, отправиться в Коктебель или куда-нибудь еще. Словом – разорвать унылый круг повседневной жизни...

–Умчаться на другой конец света, где тепло и солнечно. – понимающе кивнул Кирилл. – Вдоволь наплаваться среди коралловой пестроты.

–Ну не так примитивно конечно! Нырнуть и поплавать это – не счастье само по себе. Это нечто... настраивающее тебя на счастливую волну. Нечто зовущее тебя к счастью. Нечто уводящее от тоски и уныния, которых в нашей жизни, к сожалению, всегда больше чем радости.

–К сожалению. – согласился Кирилл.

–А ты? – она подняла бокал и, заслонившись им, принялась рассматривать собеседника через темно-рубиновую линзу. – Ты счастлив?

–Когда как. – пожал он плечами. – Когда – счастлив. А когда – не очень. Счастье – штука подвижная. Непостоянная. Как волна: то пришла, то ушла.

–Как полосы в жизни: то белая, то черная?

–Полосы в жизни – самый заезженный и замусоленный штамп. – брезгливо поморщился Кирилл. – И, к тому же, – весьма неудачный.

–Почему?

–Потому что большинство людей, рассуждающих о черных и белых полосах, просто не понимают, что их жизнь не какая-то гипотетическая зебра, где хорошее постоянно сменяет плохое и... наоборот, а сплошная повседневная серость с редкими проблесками как белого так и черного. Или не хотят понимать.

–Ты серьезно так думаешь?

–Абсолютно серьезно. Вот каким словом большинство людей у нас обычно отвечают на вопрос "Как жизнь?" "Здорово", "великолепно", "блестяще", "ужасно", "плохо", "кошмарно"? Или каким-то другим?

Лена задумалась на мгновение, а потом ответила:

–Чаще всего говорят: "нормально".

–Вот именно! "Нормально". То есть: ни хорошо, ни плохо, а именно – нормально, на троечку, обыденно, как всегда. Мало кто задумывается, что это вот "нормально" идеально точно описывает серую повседневность, в которой пребывает большинство людей. – Кирилл пожал плечами. – А чтобы жизнь была похожа на зебру, она должна быть до предела нафарширована событиями. Время должно быть сжато, уплотнено. А такое бывает нечасто. Скажем, на войне. Там – да. Там действительно такое есть. То черное, то белое. То хорошо, то плохо. То мы их, то они нас. То мы их караван разбомбили, то они нашу колонну сожгли. То мы их накрыли, то они нас подорвали. То у них потери, то у нас. И так – без конца. Каждый день. То черное, то белое. А в обычной жизни... – он остановился и пренебрежительно взмахнул рукой. – В обычной жизни мы постоянно болтаемся где-то между плохим и хорошим. Потому такая жизнь и называется – обычная. И к ней аналогия с зеброй подходит весьма условно. И это к лучшему. – закончил он и одним залпом осушил бокал.

–К лучшему? Почему?

Он усмехнулся и взял бутылку.

–Я, безусловно, мог бы ответить тебе на этот вопрос, но... лучше бы ты спросила об этом своего мужа. – Кирилл протянул Лене бокал. – Кстати, где он?

–Да вроде бы должен уже быть. – она посмотрела на часы, висевшие на стене.

–Ну, значит, скоро будет.

–Наверно. Значит, твоя жизнь, я имею в виду, сейчас, конечно же, – сплошная серая полоса с проблесками черного и белого?

Кирилл пожал плечами.

–Ну, это если в самых общих чертах. Это если рассуждать... философически. Понимаешь, жизнь сильно меняет людей. Вот и меня... она изменила. – он остановился. – Многое, многое из того, что раньше я воспринимал как радость или, напротив, – проблему, уже не вызывает во мне особых эмоций, переживаний. Легко, "автоматом" сданный экзамен или хам, отдавивший ногу в метро, приглашение на День Рождения к однокурснице или машина окатившая мимоходом грязью из-под колес. Все то, что раньше казалось мне... счастьем или несчастьем, теперь превратилось...

–В серую обыденность? – подсказала Лена, видя, что он снова замолчал.

–Ну... в серую полосу, если точнее.

Она кивнула и некоторое время молчала, маленькими глоточками осушая бокал.

–А ведь ты противоречишь сам себе. – сказала она, минуту спустя.

–Противоречу сам себе? – удивился Кирилл. – Каким образом?

–Таким что ты сам говорил, что счастье – всегда получать то чего тебе больше всего не хватает.

–И?

–Мне кажется, это плохо сочетается с тем, что ты говоришь сейчас. Экзамен, приглашение на вечеринку – отличные вещи. Они всегда кстати.

–И? – повторил он.

–И это не сочетается с серой обыденностью, с которой ты теперь связываешь это...

–Теперь! – торжествующе поднял палец Кирилл. – Вот ты сама себе и ответила. Понимаешь? Нет? То, что радовало меня еще несколько лет назад, теперь воспринимается как обыденность. Изменился я. Изменилось мое восприятие жизни. Вернувшись с войны, не будешь скакать от радости, легко сдав экзамен в Академии. Да и приглашению на вечеринку мне теперь кажется радоваться также глупо как... взрослому глупо радоваться стаканчику мороженного или красивому воздушному шарику, способным унести любого ребенка на седьмое небо. Нет. – покачал он головой. – Мое отношение к счастью не изменилось. Это действительно – все, что угодно, пришедшее именно тогда, когда оно тебе больше всего нужно. Просто сейчас мне уже нужно нечто другое нежели прежде.

–Что?

–Что? Да уж точно не сдать очередную сессию на пятерки! – рассмеялся Кирилл. – А если серьезно... – он задумался. – Если серьезно мне нужно убедиться в правильности выбранного пути. Понять: я действительно занимаюсь тем чем должен или же все мои кустодиевские потуги – не более чем юношеская блажь...

–Можешь не сомневаться! После пленэра на берегу, я первая могу подтвердить: ты – настоящий художник.

–Спасибо тебе, радость моя! – улыбнулся Кирилл. – Только, боюсь, для меня самого этого маловато.

–Почему?

–Ну, понимаешь, для настоящего признания... шедевра, вроде того, что я написал вам с Пашкой, маловато.

–А кроме признания тебе что-нибудь еще нужно?

–Кроме признания? Конечно, нужно. – он искоса, будто с намеком, посмотрел на Лену. – Как и любому нормальному человеку, мне хочется найти свою половинку. Единственную и неповторимую... – утвердив локоть на столике, он протянул женщине раскрытую ладонь.

Лена улыбнулась, отвела взгляд, но после поставила бокал на стол и ответила ему.

Пальцы их соприкоснулись...

Глаза встретились...

Дверь в номер грохнула, недвусмысленно намекнув, что распахнули ее посредствам крепкого пинка.

Они вздрогнули и уставились на дверной проем гостиной, даже не заметив как разомкнули легкий, невесомый контакт.

На пороге появился Паша. При виде жены и Кирилла он остановился. Тяжело, словно смертельно устав, навалился локтем на дверной косяк.

Взгляд его замер на Лене. Потом сместился на столик, сервированный уже почти пустой бутылкой и бокалами и, наконец, добрался до Кирилла.

–Привет. – кивнул тот.

Паша выдержал изрядную паузу, но потом ответил-таки:

–Салют!

Резко оттолкнувшись от косяка, он пересек гостиную и подошел к столу. Третьего кресла возле него не имелось и Паша, резким движением пододвинул к столу стул.

Резко сел и уперся ладонями в колени.

Резкость буквально переполняла его. Она сквозила в каждом его движении, в каждом повороте головы, в каждом взгляде.

Особенно во взгляде. Напряженный, тяжелый, его взгляд не знал покоя, то отрывисто, резко перемещаясь с Лены на Кирилла, то, вдруг упираясь в пространство, в пустоту, в никуда...

–Ты что, выпил? – встревожено спросила Лена.

–Я? Выпил? – ошеломленно вскинул брови, переспросил Паша. – А вы здесь, пардон, чем занимались?! – он резким движением сгреб со стола бутылку и рассмотрел на просвет остатки вина. Потом, словно не удовлетворенный внешним осмотром, заглянул в узкое горлышко. – Неужели о живописи говорили?!

Кирилл искоса смотрел на него, думая, что в данном случае определение "выпил" выглядит слишком... мягким. Паша не просто выпил. Он набрался под завязку. И чем старательнее он пытался заретушировать это, убирая из своих движений вальяжную плавность, свойственную хмельному человеку, тем сильнее это было заметно. Резкость, которой было пропитано каждое его движение, выдавала тяжесть его опьянения.

–Точно! – улыбнулся Кирилл, пытаясь разрядить гнетущую напряженность. – О живописи и говорили. Присоединяйся.

Паша некрасиво, криво ухмыльнулся и со стуком поставил бутылку на стол.

–Спасибо. – ответил он, не глядя на Кирилла.

Помолчал и прибавил:

–Слушай, земляк, мне бы тут с женой поговорить.

Вкупе с тяжелым, устремленным в никуда взглядом и соответствующим тоном, эта, нейтральная, в общем-то, фраза, прозвучала практически как "Пошел вон!" и Кириллу ничего не осталось кроме как поставить свой бокал на стол и подняться на ноги.

–Ну ладно. – чувствуя легкое смущение, он протянул Паше руку. – Тогда... до завтра.

Рука повисла в воздухе.

Паша сидел, уперев ладони в колени и смотрел перед собой.

–Всего хорошего. – кивнул он.

И снова все сгубила излишняя резкость движения.

Кирилл опустил руку, вышел в холл и, отворив входную дверь, оказался в коридоре.

Здесь он замер на мгновение, чувствуя как обида до боли сжимает пальцы на ручке, но потом справился с собой и аккуратно закрыл дверь.

Даже замочек не щелкнул...

*

Собственный номер вполне ожидаемо встретил его жарой.

Кирилл включил кондиционер и распахнул окно навстречу ярко-красному закату. Может с моря прилетит хоть капля вечерней прохлады.

С этой мыслью он рухнул на кровать, но тут же почувствовал бодрую, ледяную струю, стекавшую из охладителя и гарантировавшую на завтра насморк.

Ну нигде покоя нет! подумал он и переместился с кровати на диван. Здесь не сквозило и можно было спокойно поваляться. Прийти в себя.

Нет, ну что за ерунда?! Какая муха, в смысле, – мурена, цапнула его товарища? Кирилл несколько раз перевернулся, пытаясь устроиться поудобнее.

Он болезненно переживал неприятное любому снайперу состояние: ты допустил промах и не можешь понять его причину.

Что такого могло приключиться, что Паша, отправившийся с утра нырять в самом лучшем расположении духа, если верить Лене, конечно, вернулся злой как черт? И даже не пытавшийся скрывать своей злости.

Присутствовать при ссоре в чужой семье – паршивое ощущение. Плохо представляя себе отношения между супругами, во всей их пестроте и многоцветии, и не до конца понимая текущую ситуацию, довольно сложно уяснить причину размолвки. В результате ощущаешь себя дураком.

А то и вовсе – остаешься со смутным, необъяснимым чувством вины...

Кирилл хмыкнул.

Чушь какая-то! В чем он может быть виноват?! Даже если он как-то особенно посмотрел на Лену, даже если прикоснулся к ней, это – не более чем игра. Даже не флирт. Игра – и все.

Он еще раз хмыкнул. Ладно, бог с ними. Сами разберутся.

Жаль только, вечер пошел насмарку. Хотя...

Хотя почему, собственно, насмарку? Можно поваляться часок другой, а после заката пройтись по набережной. Совершить вечерний променад.

Решено. Он поправил подушку и, закрыв глаза, вспомнил...

*

С глубины Кирилл взлетел одним рывком.

Лишь сделав пару судорожных вдохов, он понял, что лежит на диване в своем номере, а не скользит в темной толще воды у подножия усопшего вулкана.

Несколько мгновений он мучительно соображал: что заставило его проснуться. В номере царил легкий сумрак. В распахнутое окно вместо закатной жары струилась приятная свежесть.

Громкий, настойчивый стук в дверь прервал его размышления.

Поднявшись с дивана, Кирилл автоматически потянулся за одеждой и только сейчас заметил, что и джинсы и футболка пребывают непосредственно на нем. Он растерянно покрутил головой. Неужели...

Стук повторился и даже усилился.

Надо было открывать пока гости не начали ломать дверь.

Кирилл вышел в холл и повернул ключ.

–Здорово, земляк! – Паша решительно перешагнул порог. – Ты, смотрю, уже встал?

–Ага. – кивнул Кирилл.

Действительно – уже.

–Позавтракать не желаешь?

Войдя в комнату, Паша присел на подоконник у открытого окна и достал пачку сигарет.

Присмотревшись к нему, Кирилл не обнаружил и следа вчерашнего... дурного настроения. Паша был подтянут, бодр и даже гладко выбрит.

–Позавтракать? – переспросил он. – Позавтракать можно.

–Тогда пошли. – Паша вытащил из кармана зажигалку и несколько щелкнул, высекая синий язычок пламени. – Аленка нас уже внизу ждет.

–Уже ждет? – Кирилл кожей чувствовал несвежесть одежды, из которой не вылезал почти сутки. Не хватало, чтобы это почувствовала и Лена. – Я сейчас. Только в душ заскочу.

–В душ?

–Ага. – Кирилл отворил шкаф и начал быстро перерывать свою одежду.

–Да еще... – Паша встал с подоконника и подошел к нему. – Я вчера был немного не в духе, ну вечером... когда вернулся. Ну и повел себя как зря. Ты уж, братишка, на меня не обижайся. Ладно?

Кирилл обернулся.

Пашина рука повисла в воздухе.

Он посмотрел сперва на нее, потом в глаза товарища, а потом рассмеялся и стиснул его ладонь:

–Ладно, забыли!

*

-Нет, ну ты понимаешь, брат, я просто тысячу, миллион раз пожалел, что отправился нырять без вас! – активно жестикулируя, говорил Паша. – Что оставил Аленку с тобой. Чем? Нет, ну чем же все-таки вы будет заниматься?! думал я. Все варианты перебрал, но то, что вы, самым вульгарным образом, будете трескать дрянное карибское винцо я даже подумать не мог!

Кирилл с Леной расхохотались.

Друзья сидели в своем любимом пляжном баре и оживленно беседуя, наслаждались свежевыловленными омарами в винном соусе.

От дурного настроения Паши действительно не осталось и следа. Радостное утреннее солнце истребило его без остатка вместе с ночной мглой. В своей обычной легкой манере он рассказал о вчерашнем погружении к фальшивому пиратскому паруснику, подтвердил, что попасться на удочку ловкачей-гидов действительно очень просто, пожаловался на Блиновых, которым как всегда все было не так, и как-то незаметно переключился на вчерашнюю беседу Кирилла и Лены:

–Встал я сегодня спозаранку, башка трещит и только одна в ней мысль: чего, спрашивается, я вчера на Кирюху взъелся?! Вот как обидится человек, и что я тогда делать буду?

–Подумаешь – беда! – пожал плечами Кирилл.

–Э! Не скажи! – Паша сурово пальцем. – Вы вчера с Аленкой все за счастье говорили. Так вот я тебе, земляк, однозначно могу сказать: счастье это когда у тебя есть друзья. А несчастье – когда их у тебя нет.

–Это верно. – согласился Кирилл.

–Да и как иначе. – продолжил Паша. – Ты сам посуди: во все времена самым страшным наказанием считалась не смерть, одиночество. Полная изоляция. Темница. Каменный мешок. Одиночная камера.

–Это верно.

–И вот по этому поводу, братишка, мы с тобой и накатим по стаканчику! – Паша поднял стакан сока. – За то что мы с тобой в этой жизни не разминулись!

Кирилл с удовольствием поддержал тост, да и Лена не осталась в стороне, присоединившись к мужчинам.

–Жаль только времечко наше выходит. – вздохнула она. – Послезавтра – на самолет и в Москву. Прощай тропическая сказка!

–Да, это – жаль. – согласился Кирилл. – Нам бы с вами вместе сюда прилететь. Вот бы мы разгулялись!

–Кто б сомневался. – кивнул Паша. – Впрочем какие наши годы?! Жизнь-то, она, Карибскими островами не заканчивается. Что нам мешает встретиться дома?

–В Москве?

–Можно и в Москве. – пожал плечами Паша. – Хотя интереснее было бы в Крыму...

–В Крыму?

–А что? Отличная идея! Места в нашем замке хоть отбавляй. Красота кругом – неземная. Тут тебе и море, и горы, и степь, и леса, и все чего только твоя душа пожелает! Мы летом в Первопрестольную только по делам наезжаем, а в основном живем в Коктебеле. И ты тоже – подтягивайся! – Паша стремительно разворачивал перед товарищем картину грядущей встречи. – Вот сдашь летнюю сессию и к нам...

–На летние пленэры?

–Точно! И отдохнешь и поработаешь. Дайвинг у нас – высший класс! Керчь, Фиолент, Южный Берег, Тарханкут! Отличные рэки. Да кавказскому побережью до Крыма – расти – не дорасти! А заодно – порисуешь, украсишь наш замок парой – тройкой шедевров...

–Да, да. – подтвердила Лена. – У нас в замке явно ощущается недостаток произведений высокого искусства, дефицит прекрасного, так сказать...

–Дефицит прекрасного?

–Именно! А мне бы так хотелось иметь большое, роскошное полотно с собственным изображением!

–Это можно. – тоном заправского мастера сказал Кирилл. – Это – наша специальность.

–Отлично! – воскликнула Лена. – Возьмем какой-нибудь классический, библейский сюжет. Ну, скажем... Афродита, выходящая из пены морской!

–Афродита?

–Да. А ты, что, против?

–В общем, нет. – пожал плечами живописец. – Не против.

Сказать по правде он просто хотел уточнить: какое отношение Афродита имеет к Библии? Хотя это, пожалуй, – дело вкуса. Кому и Золушка – библейский персонаж.

–Значит – решено? – спросил Паша. – Летом, где-нибудь так, в июле – августе, ждем тебя у нас, в Коктебеле?

–Решено. – кивнул Кирилл.

–А завтра устраиваем отвальную вечеринку у Эрнесто, на "Пинте"! – сказала Лена.

–А прямо сейчас... – завершил Паша. – А прямо сейчас отправляемся нырять! Но только все вместе! Одних я вас больше не оставлю. Никогда. – и он протянул над столом руку.

–Только вместе! – улыбнулся Кирилл, вложив свою ладонь в его.

–Вперед! – воскликнула Лена, звонким хлопком разбив их рукопожатие.

* *

Спокойно, дружище, спокойно!

У нас еще все впереди.

Пусть шпилем ночной колокольни

Беда ковыряет в груди, -

Не путай конец и кончину: