Текст книги "О моя дорогая, моя несравненная леди (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Яшенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Ну, а потом... наступило лето. Я заранее проинструктировал своего заместителя, Лешу Максимова о необходимости устроить мне срочный вызов в Москву и уже на следующий день после твоего приезда... оставил вас наедине. Что у меня в тот момент на душе творилось даже не спрашивай! Самому страшному из своих врагов я такого не пожелаю. И, поверь, это – не пустые слова. Это – правда.

–Ты заранее собирался исчезнуть на месяц?

–Нет. Честно говоря, мы думали, что вам потребуется гораздо меньше времени... – он усмехнулся, – чтобы тесты дали положительный результат. Однако ты проявил похвальную твердость. Не залез на бабу своего... пусть и не боевого, но все же – товарища, едва за тем закрылась дверь. Хотя она, как мы и планировали, сделала все, чтобы добиться этого. Признаюсь – это крепко нас озадачило. С одной стороны – это не вписывалось в наши планы. С другой – лишний раз подтвердило, что ты – не какой-нибудь позорный крысеныш, для которого нет ничего святого. И мы, стало быть, не ошиблись. И все наши... хлопоты – не впустую.

Паша замолчал.

–Ну, в общем, когда Аленке удалось сломить твое сопротивление, подошло время... ежемесячной технической паузы, и, ты должен это знать, у тебя же дядя – гинеколог, следующие пару недель вы просто получали удовольствие. Меня это, конечно же, бесило, однако поделать тут ничего было невозможно. Не скажешь же: прервитесь-ка ребята на пару недель, пока у будущей мамы не наступит эта... как ее... ну, ты должен знать...

–Овуляция.

–Вот – вот, не наступит овуляция, яйцеклетки не займут исходные боевые позиции и она снова не будет... готова...

–Подожди! – Кирилл остановил его взмахом руки.

Важнейшая деталь, крутившаяся на периферии сознания, которую он чувствовал, но никак не мог ухватить, сама собой, вдруг, скользнула к нему в руки.

–Подожди. Но ведь она же предохранялась! Все время! Она же постоянно принимала таблетки! – Кирилл смотрел на Пашу, ожидая очередного подвоха.

–Таблетки? – красноречиво усмехнулся тот, не собираясь, видимо, обманывать ожиданий. – Ах, таблетки! Да таблетки она принимала регулярно. Вот ведь голова-то пустая! – расхохотался он, совершенно уже не сдерживаясь. – Думал же прихватить тюбик! Закрутился. А то приняли бы с тобой... по аскорбинке. Ужасно полезная вещь – аскорбинка, Кирюша. Как во время беременности, так и вообще... по жизни.

–Аскорбинка? – переспросил Кирилл. – Аскорбинка это – зачет. Аскорбинка – классная маскировка.

–Ну разумеется! Кто же заподозрит в желании забеременеть женщину, принимающую противозачаточные таблеточки с энтузиазмом сердечника, глотающего валидол? Никто. И ты не заподозрил. Признайся как на духу – у тебя и мысли такой не проскользнуло, да?

–Да. – признался Кирилл. – Не проскользнуло.

–Вот то-то и оно! – удовлетворенно кивнул Паша. – Так и было задумано. Так бы и вышло, кабы не портрет этот проклятый... – он прервался, но потом, желая, видимо, довести рассказ до конца, продолжил: – пять дней назад тест впервые дал положительный результат. Когда Аленка позвонила мне, я подумал – умер кто-то. Такой у нее был голос. Она вся была на нервах и требовала, чтобы я немедленно объявился, закончив "командировку". Я велел ей успокоиться и не торопить события. Мы ведь заранее решили, что я вернусь только после того как беременность будет подтверждена врачом. Она взяла себя в руки, съездила к своему врачу в Феодосию, сдала анализы и стала ждать результатов. Три дня назад опять поехала в Феодосию. Врач подтвердил беременность... что?

–Финита ля комедиа. – повторил Кирилл громче.

–Точно! – улыбнулся Паша. – Представление можно было заканчивать. Аленка сказала тебе, что у нее снова начались... дни и что скоро возвращаюсь я. В виду чего вам лучше разбежаться по разным спальням. Мне, в принципе, остался пустяк: приехать домой, пожать тебе, благодетелю, руку, расплатиться с тобой за твое художество и пожелать тебе мягкой посадки в Санкт-Петербурге. Кто ж знал...

Он остановился.

–Она могла взглянуть на портрет заранее. – сказал Кирилл. – Почему она этого не сделала?

–Да потому что он интересовал ее как прошлогодний снег! – рассмеялся Паша. – Равно как и меня. Пойми же ты, наконец: этот портрет был для нас простым предлогом! Поводом завлечь тебя к нам и удержать на более или менее продолжительное время. И все. Что ты там нарисуешь, нас абсолютно не волновало. Да ты спокойно мог нарисовать самый примитивный шарж, вроде тех, что сотнями малюют у нас на Арбате. Даже если бы ты изобразил Алену в виде Бабы Яги мы все равно остались бы довольны! Посмеялись бы, заплатили бы тебе, так что ты в обиде не остался бы и отпустили бы на все четыре стороны. – он остановился. – Нам казалось: мы просчитали все варианты и тебе не застать нас врасплох. – снова повисла тягостная пауза. – Мы ошибались. Я не могу винить Алену. Я уже тебе сказал – картина ошеломила даже меня. Я и предположить не мог, что ты... способен на такое.

–Я тоже.

–Верю. – кивнул Паша. – Ты и сам не понял – что ты нарисовал. До последнего момента. До того как Алена сорвалась.

Он вздохнул и замолчал.

Кирилл смотрел на горизонт, неуловимо медленно терявший ясность и четкость, по мере того как солнце взбиралось к зениту, раскаляя воздух. Эта пронзительная звезда, возмутительно ярко сверкавшая в возмутительно ясном и чистом, праздничном небе над восхитительно синим морем, утверждая своим восхождением расцвет нового дня и новой жизни, раздражала его, резко диссонируя с сумраком, накрывшим его душу. Он думал, насколько легче было бы ему, если бы из-за горизонта сейчас выползли тяжелые штормовые тучи, накрыли бы все небо и по побережью Тавриды хлёсткой пощечиной ударил бы шквал, а на синюю гладь воды, на горячую, уже, береговую гальку, на весь мир обрушились бы холодные дождевые струи.

–Ну и что теперь? – спросил он, наконец.

–Теперь? – голос Паши изменился, не меняя, однако, громкости. Словно он... – Ну ты же сам должен понимать, что теперь, когда ты все узнал, ты стал слишком опасен для нас. – точно, Паша, сделав шаг назад и в сторону, оказался позади него. – Ты теперь будешь висеть над нами как Дамоклов меч. Кроме того, – Кирилл почувствовал как в его спину, чуть ниже левой лопатки, уперся небольшой, твердый предмет округлой формы... – кроме того, я хоть и был готов принести эту жертву, но теперь едва ли откажу себе в удовольствии избавиться от человека, который сто раз мою бабу нагишом видел и имел ее как только мог.

Кирилл по-прежнему неотрывно смотрел на горизонт, не делая ни одного движения. Да и какие тут могли быть движения? Глупо же в самом-то деле думать, что он успеет развернуться, прежде чем...

–Да и ситуацией удобной грех не воспользоваться. Как мы с тобой уезжали никто из посторонних не видел. Только Мария. Но ее-то молчание мы обеспечим. Место тут, опять же, хорошее, уединенное: ни шума никто не услышит, ни тела в море, под обрывом, никто не найдет. Такие вот дела, брат. – сказал Паша, не ослабляя давления. – Хотя, ты, может быть, попросить о чем-нибудь хочешь напоследок? Говори, сделаю все что в моих силах.

Кирилл кивнул, а потом медленно поднял правую ладонь к плечу:

–Закурить дай.

–Так ты ж не куришь, снайпер?!

–Ну, ради такого случая – можно.

–Убедил! – хохотнул Паша, положив ему на ладонь пачку сигарет.

–И зажигалку.

–Зажигалку? – переспросил он. – Держи.

И в то же мгновение на ладонь Кирилла, рядом с сигаретами, легла зажигалка.

Не чувствуя больше давления под лопаткой, он неторопливо открыл пачку, вытащил сигарету и сунув ее в рот, прикурил.

Паша, снова оказавшийся сбоку, с нескрываемым удовольствием наблюдал за ним.

–Зачет, солдат. – улыбнулся он, наконец. – Зачет!

–Зачет? – развернулся к нему Кирилл. Сигарета, выстрелянная резким щелчком пальцев, улетела под обрыв.

–Зачет. – повторил Паша. – Спорим, – он медленно протянул Кириллу руку с открытой ладонью, – спорим, что из сотни доноров, биоматериал которых нам с Аленой могли бы предложить при искусственном оплодотворении, девяносто девять уже давно... обделались бы, окажись они на твоем месте? Спорим?

Кирилл отрывисто пожал плечами, но руки в ответ не протянул.

Паша удовлетворенно кивнул и, не отводя от него глаз, опустил свою руку.

А потом вдруг стремительным, как бросок кобры, движением, без малейшего замаха, одним лишь разворотом плеча и взлетом ладони, обратившейся в кулак, со всей силы вложил его в левую скулу Кирилла.

Не в силах устоять, тот опрокинулся навзничь, чувствуя, как оглушительное эхо пушечного удара заполняет все его существо. Ясное небо у него над головой вдруг померкло, потемнело и едва не стало черным, но потом снова обрело свой праздничный, лазурно-голубой цвет.

–Ну что ты, брат, обиделся что ли? – голос Паши с трудом пробивался сквозь яростный, неумолчный гул, затопивший всю голову.

Кирилл перевернулся на бок, потом уперся локтем в землю и сел.

–Да пошутил я, пошутил! Давай руку!

Кирилл встряхнул головой, словно это могло помочь избавиться от гула. Потом наклонил голову и... даже не сплюнул, а скорее слил изо рта длинную, вязкую, соленую, красную слюну. Потом поднял голову и посмотрел на Пашу стоявшего над ним.

Потом протянул ему руку.

Резким рывком поставив его на ноги, Паша, будто бы извиняясь, хлопнул его по плечу:

–Пошутил я, брат, пошутил. Не обижайся.

Кирилл пожал плечами и аккуратно ощупал скулу. Вопреки ожиданиям, челюсть оказалась не сломана и даже зубы, вроде, были на месте. В голове по-прежнему гудело, но боль уходила.

Уходила быстрее чем хотелось.

Паша еще раз хлопнул его по плечу и отвернулся к морю.

–Не обижайся, брат. Тебе на меня обижаться не за что. Разве ж я виноват, что жена мне первая, по молодости, такая... подвернулась, что с ней не то что ребеночка делать – в одной комнате находиться не хотелось! А хотелось забиться в казарму и не вылезать оттуда вовсе! А потом, когда вроде бы все сложилось, оказалось, что уже слишком поздно. Разве ж я виноват, что война эта проклятая вот так, годы спустя, меня настигла, когда уж я начал думать, что все обошлось? Что мне, наконец-то, повезло и теперь у нас с Аленой все будет хорошо. Что будет у нас и дом, полная чаша, и дите родное, наследник и надежда. Словом, все как у людей! Неужто я этого не заслужил?! – в его голосе прорезалось, вдруг, такое отчаяние, такая боль, что Кирилл вздрогнул, перестав массировать разбитую скулу, и замер. – Я ж ни одного солдата просто так, по дурости своей или безалаберности, не сгубил! Ни в Афгане, ни до него! И тогда, из последнего боя всех пацанов вывел! Всех кого только смог! Неужто я не заслужил того, что всем остальным дается?! – он остановился, вздохнул и продолжил тише: – а знаешь как хочется, чтобы лялька по дому бегала? Чтобы пустота эта проклятая исчезла на веки вечные? Чтобы время, которое уже много лет ураганом, словно под горку несется, замерло вдруг и потекло медленно-медленно, от прогулки до кормления, от кормления до прогулки? Чтобы перестать, наконец-то, изводить себя одним и тем же, безответным вопросом: за что я свою кровь проливал? и задуматься над более насущными вещами: почему травка зеленая? почему солнышко желтое? почему небо днем голубое, а ночью – черное? Господи! Ну, кто, кто я такой, чтобы без конца думать – за что я свою кровь проливал?! А вот почему небо днем голубое, а ночью – черное – вот это вопрос! Ты, кстати, не знаешь – почему? – обернулся он к Кириллу.

–Знаю. – ответил тот, чувствуя острый прострел, затихшей, казалось, боли. – Из-за рефрактивного преломления солнечных лучей в атмосфере Земли.

–О как! – восхищенно качнул головой Паша. Потом улыбнулся и прибавил: – а ты ничего, солдат! Удар держишь четко.

–Держу. – сказал Кирилл.

Сказал, чтобы не молчать.

–Не обижайся, брат. – повторил Паша. – Не смог удержаться... Не смог, хотя и понимаю, что должен быть тебе благодарен по гроб... Кстати, о благодарности. – он сунул руку в карман и вытащил два белых бумажных конверта. – Держи, Пикассо, это твоя зарплата. – протянул он один конверт Кириллу, – Карточкам я, как закоренелый совок, не доверяю. Зелень из американского огорода гораздо практичнее. Особенно в нашем деликатном деле. Согласен?

–Согласен. – ответил Кирилл, принимая конверт после секундного колебания.

–Знаешь сколько здесь?

–Знаю. – Кирилл покрутил конверт в руках, потом сложил, не открывая, и сунул в карман.

Зелени было много.

Возможно, даже очень много.

–Ну а это – призовые. – Паша протянул ему второй конверт.

–Призовые?

–Да. Помнишь "Мерседес", на котором я тебя встречал? Ну, то спортивное купе, на котором вы потом с Аленкой гоняли?

–Который сломался?

–Да не сломался он! – рассмеялся Паша. – Просто я распорядился перегнать его в Питер. Он сейчас в Пулково, на автостоянке возле аэропорта стоит. – Вот, – он еще раз, настойчивее прежнего, сунул конверт Кириллу, – здесь ключи и талон со стоянки. Генеральная доверенность, ПТС и прочая... макулатура – в бардачке. Бери.

–Это... – Кирилл почувствовал как усмешка загибает уголки рта. – Это вроде компенсации за потери?

–А какие твои потери, солдат? Литр спермы?

–Полтора!

–Ну, полтора. – не стал спорить Паша. – Сперма у тебя, конечно, хорошая, качественная, с моей не сравнить, но это ведь ресурс не из числа невосполнимых. Ты должен знать. У тебя же дядя – гинеколог.

–А как насчет веры в людей? – спросил Кирилл.

–Веры в людей? – Паша не играл – он действительно был удивлен. – А у тебя еще оставалась вера в людей? Я так свою еще до Афгана потерял.

Кирилл лишь пожал плечами.

–Что ж, если угодно можешь считать это компенсацией за... да в общем, за что хочешь! – Сказал Паша, выждав немного. – Это хорошая компенсация, брат. Достойная. Бери. Ну! – Он почти насильно втиснул конверт в руку Кирилла. – Пользуйся. Заслужил. И не бойся! – сквозь печаль в его глазах проскользнула озорная искорка. – Тормозные патрубки не подпилены и граната к бензобаку не привязана. Можешь спокойно забирать машину и кататься. Хоть сегодня.

–Сегодня?

–А почему – нет? Через, – Паша бросил быстрый взгляд на часы, – четыре часа из Симферополя поднимается питерский борт. Успеваем. Вечером уже будешь на берегах Невы.

Кирилл кивнул, встряхнул конверт, внутри которого, бряцая, перекатывались ключи, и поднял глаза на Пашу.

Тот спокойно выдержал его взгляд и небольшую паузу, после чего кивнул на "Ленд Ровер":

–Ну что, тронемся потихоньку?

Кирилл еще минуту смотрел на него, потом сунул конверт в карман, вслед за первым.

–Тронемся.

*

...Белая гора стремительно летела навстречу.

С каждой секундой ее крутой, почти отвесный склон неумолимо приближался к нему. Кирилл уже отчетливо различал морщинистые складки расселин, обозначенные густыми, глубокими тенями и кривые, выщербленные клыки скальных выступов, напротив, очерченные острыми солнечными лучиками. Столкновение было неизбежно.

Поняв это, Кирилл вздохнул, уронил голову на мягкий подголовник и закрыл глаза в предчувствии неотвратимого удара.

Еще мгновение "Ленд Ровер" несся навстречу неминуемой гибели, а потом Паша повернул руль, аккуратно заправив машину в поворот.

Кирилл подождал еще немного и открыл глаза.

Небрежно поигрывая рулем, Паша удерживал тяжелый внедорожник на хорошей скорости. Машина уверенно, как пароход плыла над дорогой.

Белая скала осталась позади.

Из динамиков лились бесконечные переборы гитарных аккордов и негромкий голос, словно истину в последней инстанции, утверждал:

Нет дороги окончанья, есть, зато ее итог, дороги трудны, но хуже без дорог...

*

-Ладно, пойду я. – Кирилл подхватил, было, сумку, но Паша остановил его:

–Не торопись! Успеешь еще. Вон сколько народу.

...Народу действительно было много.

Ту-154 стоял неподалеку от здания аэропорта и пассажиры, пройдя контроль, бесконечной цепочкой тянулись к его трапу.

Паша и Кирилл расположились возле огромного распахнутого окна и смотрели как они идут через залитое ярким Солнцем летное поле, поднимаются по трапу и исчезают в темном проеме люка.

–Успеешь еще. – повторил Паша.

Кирилл кивнул и, помедлив мгновение, сказал:

–Я диск взял из машины. Покручу в самолете.

–Да. – рассеянно, словно на автомате, ответил Паша.

Кирилл обернулся к нему. Тот смотрел прямо перед собой, не замечая, казалось, ничего вокруг.

Кирилл помедлил еще.

–Слушай. – вымолвил он, наконец, – А как же теперь быть с вашим планом? В смысле: теперь же я действительно буду висеть над вашей головой как Дамоклов меч. Не боитесь, что я могу рассказать ребенку правду? Ну, когда-нибудь?

–Нет, не боюсь. – покачал головой Паша. – Не сделаешь ты этого, братишка. Никогда. Ты ж не крысеныш какой-нибудь позорный. Ты ж настоящий мужик. И, хоть познакомились мы с тобой не так давно, а кажется мне, что знаю я тебя уже как самого себя. А сам бы я такого никогда не сделал. Потому-то я тебя и выбрал...

–Именно поэтому?

–Именно. Потому что, глядя на своего сына, Кирюша, я буду видеть в нем только себя. И никого более.

–Сына хотите? – решился Кирилл, выдержав еще одну паузу.

–Да. – улыбнулся Паша, и Кирилл почувствовал, как от этой улыбки к горлу его подкатился комок. – Надеюсь, ты все сделал как положено? – Паша строго посмотрел на него, следуя своему правилу не давать печали времени закрепиться на захваченной позиции. – Неожиданностей не будет?

–Не должно быть. – ответил Кирилл.

–Смотри мне! – еще строже сказал Паша. – Парень – моя мечта. Хотя... – он остановился, глядя на летное поле.

К самолету все шли и шли пассажиры.

Крохотная девчушка, лет четырех – пяти, в ярко-синем платьице и белой панамке, с детской сумочкой на плече и куклой в руках, улизнула от родителей и вприпрыжку неслась наравне со всеми пассажирами. Время от времени то панамка, то сумочка, то кукла падали на бетонку и она, останавливаясь, поднимала их. Добравшись до трапа, маленькая егоза вскочила на него, проскользнув между взрослыми, и, упершись в ступеньки руками, резво начала карабкаться вверх, сверкая беленькими трусишками из-под высоко взлетавшего синего подола.

Тут, однако, ее настиг отец, и, подхватив на руки, понес наверх, навстречу широко улыбавшейся стюардессе.

–Не!!! Сама я! Сама! – жалобный детский вопль разнесся над полем, заглушив на мгновение даже аэродромный гул.

Зажав сумочку под мышкой и билеты – в зубах, следом спешила счастливая мама, подбирая с трапа куклу, панамку и туфельки, слетевшие с отчаянно болтавшихся ножек маленькой петербурженки...

–Хотя, – улыбнулся Паша, – девочка – это тоже хорошо. Правда?

–Правда. – ответил Кирилл, отвернувшись.

–Ну, похоже, тебе действительно пора! – Паша отжал из своего голоса все эмоции. – Регистрация заканчивается. Давай прощаться, братишка...

*

-...и экипаж желает вам приятного полета!

Стюардесса замолчала.

Кирилл расстегнул пряжку и, откинув ремень безопасности, сбавил громкость плеера.

Салон жил своей, несуетливой жизнью. Не обращая внимания на молчаливого соседа, судачила о чем-то пара, занимавшая места рядом. Сзади, ряда через два, звенел знакомый голосок:

–Закрой окно, папа! Ну, закрой! Нет, сахарная! Сахарная! Растаю!

Кирилл отвернулся к окну и вздохнул, сожалея, что так и не увидит панорамное полотно Тавриды.

Все было как в тумане...

И лишь человек со странным именем Визбор Иосич все перебирал и перебирал лады, накладывая на тихий говор струн свой негромкий, вкрадчивый голос:

О моя дорогая, моя несравненная леди!

Ледокол мой буксует во льдах, выбиваясь из сил...

Золотая подружка моя из созвездия Лебедь,

Не забудь. Упади. Обнадежь. Догадайся. Спаси.

* * *

Конец

Москва – Санкт-Петербург

2006 – 2007 г.г.

В романе использованы фрагменты произведений:

У. Шекспира,

Ю. Визбора,

М. Волошина,

А. Потапова,

К. Кинчева,

В. Цоя,

Карело-финский эпос «Калевала».

1