Текст книги "О моя дорогая, моя несравненная леди (СИ)"

He that outlives this day, and comes safe home,

Will stand a tip-toe when this day is nam'd,

And rouse him at the name of Crispian.

He that shall live this day, and see old age,

Will yearly on the vigil feast his neighbours,

And say "To-morrow is Saint Crispian."

Then will he strip his sleeve and show his scars,

And say "These wounds I had on Crispian's day."

Old men forget; yet all shall be forgot,

But he'll remember, with advantages,

What feats he did that day. Then shall our names,

Familiar in his mouth as household words-

Harry the King, Bedford and Exeter,

Warwick and Talbot, Salisbury and Gloucester-

Be in their flowing cups freshly rememb'red.

This story shall the good man teach his son;

And Crispin Crispian shall ne'er go by,

From this day to the ending of the world,

But we in it shall be remembered-

We few, we happy few, we band of brothers;

For he to-day that sheds his blood with me

Shall be my brother; be he ne'er so vile,

This day shall gentle his condition;

Make him a member of the gentry, even if he is a commoner.

And gentlemen in England now-a-bed

Shall think themselves accurs'd they were not here,

And hold their manhood's cheap whiles any speaks

That fought with us upon Saint Crispin's day.

*

-Старшой! Ларион! Да ты чего: оглох, что ли?!

Кирилл обернулся.

–Чего нам делать-то? – спросил Ростов.

Они с Марковым сидели на большом придорожном валуне, опершись прикладами драгунок о землю, и смотрели на него, ожидая дальнейших распоряжений.

Уже от него...

–Ждать. – коротко ответил Кирилл и снова отвернулся.

Мимо них по узкой, плотно укатанной грунтовке, нависшей над обрывом ущелья, подвывая полным газом проносилась техника. БТР и БМП чередовались с грузовиками, под тентами которых то и дело мелькали сферические шлемы бойцов внутренних войск. Далеко внизу, в хвосте колонны ползли три танка. Еще пять прошли в голове. Тяжело, с натугой, взбираясь по серпантину со дна ущелья, машины миновали дымящиеся развалины кордона, резко заворачивали на изгибе дороги, там где она прорезала скальный гребень хребта, и скатывались вниз, в Шайтанову долину. Сизый дизельный выхлоп плотным густым облаком висел над дорогой, и машины быстро пропадали из виду, окунувшись в него.

Кирилл посмотрел на несколько тяжелых бетонных блоков, хаотично вроде бы уложенных над дорогой среди массивных гранитных глыб. Бандитский "блокпост" не потрясал монументальностью, но место для него было выбрано исключительно грамотно. Он буквально нависал над изгибами серпантина, змеившегося по склону ущелья. Любая мишень, неважно – человек или машина, двигавшаяся по дороге вверх, несколько раз оказывалась в секторе прямого огня. Пять гранатометов и два крупнокалиберных пулемета (именно с таким вооружением столкнулись атакующие) могли намертво запечатать подъем, поджигая все что на нем появлялось. Естественные и искусственные глыбы надежно укрывали оборонявшихся. Пожалуй, лишь танки, при известном везении, могли прорваться здесь в лобовую. Но для того, чтобы свести фактор везения к минимуму, духи предусмотрительно распределили по всей дороге противотанковые мины. Саперы, взявшиеся за них, едва закончился штурм, обезвредили последнюю за несколько минут до того как на противоположной стороне ущелья появилась головная машина колонны основных сил. Скатившись на дно ущелья, танки взобрались к блокпосту, миновали его, не останавливаясь ни на секунду, и начали спускаться в долину...

...Успех штурмовой группе принесли внезапность, точно рассчитанные время и направление удара. Вжимаясь в колючий каменистый грунт, кое-как застеленный тонким покрывалом почвы, десантники поднялись по откосу ущелья. Заминированная дорога таким образом оказалась в стороне, а застава боевиков – прямо перед ними, на расстоянии кинжального огня. Утренний туман быстро редел и Ракитин с Леоновым сразу же засекли небольшой, укрытый за валунами вагончик, вроде строительной бытовки. Над вагончиком, цепляясь за скалы, поднималась антенна.

Выстрел гранатомета, разнесший половину вагончика положил начало стремительному броску десанта и горячему, скоротечному бою. Приходилось отдать должное боевикам – поняв, что их застали врасплох, они не бросились врассыпную, а собрались и, перестроив оборону, попытались отбить атаку. За все время схватки лишь двое из них попробовали пробраться в глубь долины, оставив позицию. Марк с Рыжим положили их без проблем и лишней траты боеприпасов.

Решимость духов не принесла желаемых результатов. Оборонительная система их рубежа была рассчитана на ведение огня на большой дистанции. Уничтожить же противника, находящегося прямо у них под носом, прижимавшего плотным огнем и не дававшего высунуться из укрытия, было весьма сложно. Гранатометы стабильно давали перелет, а один из пулеметных расчетов, пытаясь вести огонь по "мертвой зоне" возле самого блокпоста, подставился так сильно, что был уничтожен даже без вмешательства снайперов.

Десять минут спустя остался всего один очаг сопротивления: крупнокалиберный пулемет, укрытый в гранитном гнезде над дорогой и полдюжины стрелков вокруг него. Достать его ручной гранатой не позволяла дистанция, а гранатометом – угол обстрела. Ситуация складывалась патовая: укрывшись снизу, за камнями, десантники могли не опасаться пулемета, но не могли и уничтожить его. А саперы не имели возможности приступить к разминированию дороги: высунись они из укрытия, их тут же расстреляли бы. А время-то сейчас работало против атакующих: на той стороне ущелья, у них за спиной, вот-вот должна была появиться колонна основных сил.

В данном случае решающее слово должен был сказать снайпер, и Кирилл не понимал, почему Ракитин молчит. Сам он находился на невыгодной для такого выстрела позиции, но, понимая, что пулемет по-прежнему трещит как заводной, а капитан никак на это не реагирует, начал смещаться в его сторону.

Оказавшись в огневом секторе противника, Кирилл понял, что прежде всего ему нужно осадить снайпера, пристроившегося неподалеку от пулемета и эффективно прикрывавшего его работу.

Даже более чем эффективно...

Снайпер не только показывал высокий класс стрельбы, но еще и отличался выдержкой и осторожностью. Примитивные приманки, на которые сто раз купился бы менее опытный стрелок, его не привлекли. Если бы не Стас, отчаянно, на грани допустимого, "вытянувший" стрелка на себя, Кириллу ни за что не удалось бы снять того. После этого уничтожение пулеметного расчета проблем уже не представляло. Когда же "главный калибр" замолчал, майор Леонов с основными силами отряда прижал оставшихся боевиков к земле, а лейтенант Есипов и старшина Котов двумя небольшими группами зашли с флангов и уничтожили их.

Старшина, правда, при этом не уберегся...

Едва замолчал последний ствол, майор с лейтенантом тут же начали разворачивать оборонительную линию в сторону Шайтановой долины. Хотя боевикам, по всем признакам, и не удалось связаться со своими, а горный хребет, под которым находился "блокпост", должен был экранировать яростный аккомпанемент схватки, от случайностей все же стоило подстраховаться.

Тем временем четверо саперов (одного парнишку в самом начале боя отыскала нелепая, шальная пуля) принялись прочесывать дорогу вниз от "блокпоста". Невзирая на обилие смертоносных сувениров, они умудрились-таки уложиться до подхода основных сил. Колонна, беспрепятственно поднявшись к перевалу, миновала его на полной скорости, не потеряв ни единой секунды...

Впрочем один БМП все же вывернул на придорожные камни и притормозил около Леонова и Есипова. Они стояли недалеко от Кирилла, возле брезента, под которым четко просматривались контуры трех тел.

–Десанту привет! – полковник-пехотинец выбрался из люка БМП, спрыгнул на землю и протянул руку майору.

–Привет, пехота. – ответил Леонов.

–Ну что? Боевая задача выполнена на "отлично"?

–Вам виднее.

–Ага! – улыбнулся полковник, обводя взглядом останки заставы боевиков. – Как полагаете, там уже знают о нас? – он кивнул в сторону Шайтановой долины.

–Чего не знаю – того не знаю. – развел руками майор. – Наверняка могу сказать одно – здесь было жарко. И шумно. Но в долину никто уйти не сумел.

–Уже – хорошо. У вас-то потери... – он остановился. – Большие?

–Трое убитых, товарищ полковник. – ответил Леонов. – Пятеро раненых. Двое – тяжело.

–Ясно. – кивнул тот. – Вас подберут?

–Так точно. Мы уже запросили эвакуацию.

–Хорошо! – полковник протянул руку. – Ну что ж, вы свою задачу выполнили четко. Мы тоже постараемся... не оплошать!

–Удачи! – пожелал майор. – Смотрите осторожнее там. Шайтан – хитрая тварь, и народец у него тертый, на подлости грамотный.

–Спасибо! Учту. – полковник нырнул под броню.

БМП поддал газу, вклинился в строй колонны и вскоре скрылся из виду, миновав поворот дороги.

Леонов поморщился и брезгливо взмахнул рукой, пытаясь отогнать от лица сизый дизельный выхлоп. Потом развернулся к брезенту.

–Как этого паренька-то звали, сапера? – спросил он у Максима Есипова.

–Вроде, Данила. – ответил тот. – У сержанта их надо бы уточнить.

–Надо бы. – не стал спорить Леонов.

–А у наших-то был кто?

–У наших?

–Ну, у Ракитина и Котова? – пояснил лейтенант. – У Жоры, кажется, только мать. – ответил он сам себе. – А у капитана ведь жена и дети были?

–Были. – кивнул майор. – Давно правда, но были.

–Давно?

–Да. Давно. – Леонов смотрел куда-то вдаль, в серо-зеленую глубину ущелья. – Он как вернулся из Афганистана в восемьдесят пятом так сразу же на Наташке и женился. Такая жена, Максим, не каждому смертному достается, а уж нашему брату-служаке и вовсе – одному из... сотни! И красивая была и умная. И за домом следила и ребят ему двоих родила. Идиллия. Серега, в отличие от многих, и Афган-то вспоминал без особой... злости. Понимаешь? Оттаял он с ней, отошел от всего этого. Не забыл, конечно. Но и не вспоминал лишний раз. А потом... это как раз перед Первой Чеченской было, в отпуск она с детьми летела, к родителям. Ну и самолет сразу после взлета рухнул. Даже высоту набрать не успел. Все погибли, никто не выжил. Ну и Наташа с обоими мальчиками тоже... погибла. Так вот все и закончилось...

–Ох ты... – покачал головой лейтенант. – А я и не знал.

–Да откуда тебе знать-то? – пожал плечами майор. – Сережка про этот день вспоминать сильно не любил. Говорил, он один ему страшнее всех войн вместе взятых.

Далеко-далеко, за хребтом, в Шайтановой долине раскатился мощный взрыв. Потом еще один. И еще. И тут же, словно это был сигнал, с противоположной стороны донеслось вертолетное стрекотание. Неужели за нами? подумал Кирилл, оборачиваясь.

Звено Ми-24 выскочило из-за дальнего хребта и стремительно пронеслось над ними, сбросив на дно ущелья мощный гул своих турбин. Гул расплескался между гранитными берегами и затих вдалеке волнами угасающего эха. Торопясь внести свою лепту в нарастающую канонаду, машины развернулись над "блокпостом" на девяносто градусов и нырнули в чашу Шайтановой долины, сев на хвост колонне.

Кирилл проводил их взглядом, чувству как произвольно, помимо его воли сжимается в кулак левая рука...

А на горизонте уже появились две маленькие, черные точки. Солнце, прорвавшее-таки облачную дымку, отрывисто поблескивало на сверкающих дисках лопастей...

*

Пол резко накренился и брезент, укрывавший Ракитина съехал набок. Кирилл обернулся и увидел безвольно откинувшуюся голову капитана. Маленькая, темная дырочка в верху лба была бы вовсе незаметна под волосами, если бы не тонкая полоска, протянувшаяся от нее к брови и демаскировавшая пулевое отверстие.

Он замешкался на мгновение, а потом решил поправить брезент, но Матвеев опередил его. Прижав автомат коленом, чтобы не ускользнул на очередном вираже, ефрейтор нагнулся и, подтянув брезент, накрыл голову покойного. Потом снова привалился к борту и покачал головой:

–Вот жизнь-то. Афганистан без единой царапины прошел, в Первую Чеченскую выжил, а тут, на каком-то паршивом перевале пулю схлопотал! Глупо. Ей богу, глупо!

–Не глупее других. – пожал плечами Кирилл, отворачиваясь к люку.

...Вертолет скользил вдоль ущелья. Мимо проносились однообразные, зеленые с серым склоны гор. Сзади шла еще одна машина.

Кирилл смотрел на бесконечное мелькание зеленки. Потом, вдруг, поднял винтовку и припал к прицелу.

–Стас. – позвал он. – Стас!

–Я. – Никифоров расслышал-таки свое имя за непрерывным гулом турбин, затопившим отсек.

–Видишь вон ту купу деревьев на скальном выступе, слева по курсу? Зацепи ее.

–Пулемет? Ракета? – поинтересовался Стас, прилежно наводя ствол пулемета на указанную цель.

–Не знаю. – ответил Кирилл, удерживая прицел на приближавшихся деревьях. – Просто подержи ее пока.

Стас кивнул, аккуратно доводя ствол по мере приближения цели.

–Кир, а ты слышал, – спросил он, вдруг, не оборачиваясь, – нам на следующей неделе сто дней объявить должны.

–Слышал. – сказал Кирилл, опуская винтовку. – Хорошо.

...Горы молчали.

Без устали нарезая упругие пласты холодного воздуха мощными взмахами лопастей, вертушки шли в сторону базы.

Глава X

...Потом плыви скорее прочь.

Ты завтра вспомнишь только ночь,

Столпы базальтовых гигантов,

Однообразный голос вод

И радугами бриллиантов

Переливающийся свод.

-Да. – вздохнул Кирилл, глядя на море. – Вот и лето прошло. Словно и не бывало...

–Почему – не бывало? – удивилась Лена.

Она будто не слышала песни, блуждавшей под сводами летнего ресторана, перемешиваясь со звоном столовых приборов немногочисленной публики и шелестом ветра в невесомых тростниковых занавесках, затенявших яркое, едва начавшее клониться к закату солнце...

–Ротару. – улыбнулся Кирилл, указав на монументальные концертные колонки в углу зала. В часы вечернего максимума они наверняка ревели на всю Ивановскую, нагнетая атмосферу веселой, бесшабашной гулянки, а сейчас вполголоса нашептывали тихую мелодию, плохо ассоциировавшуюся с огромными черными амбразурами их динамиков.

–Ах, Ротару! – сообразила Лена и требовательно постучала по краешку своего стакана.

Кирилл открыл полупустую уже бутылочку и налил ей минералки.

Даже сейчас, когда они зашли пообедать в ресторан, расположившийся на набережной Феодосии, носившей профессиональное, с точки зрения Кирилла, название, Лена отказалась от любезного предложения своего спутника пригубить вина.

–Ну, должен же я хоть как-то отблагодарить тебя за доставленное удовольствие!

–Да бог с тобой! О чем ты говоришь?! – отмахнулась она...

...Утром, когда Кирилл спустился в столовую к завтраку, Лена спросила его:

–Слушай, ты же хотел в Феодосию, в галерею Айвазовского съездить. Нет?

–Ну да, хотел. – ответил он, сообразив вдруг, что в поисках собственного вдохновения действительно забыл о планах посещения вожделенного музея, находившегося буквально в двух шагах.

–Так может, съездим?

–Сегодня?

–Да прямо сейчас! – махнула она рукой. – Соберемся да поедем. Если, конечно, ты не собирался работать.

–Работать? – Кирилл пожал плечами. – Да нет, не собирался.

Он действительно не работал уже несколько дней, чувствуя, что довел полотно до идеального состояния, до некоего фантастического, даже не снившегося ему прежде уровня совершенства. Оставалось лишь закончить внешнее оформление: раму и тому подобное. И... можно сдавать работу заказчику. Благо вернуться заказчик должен не позднее завтрашнего дня...

...-И как тебе экскурсия? – поинтересовалась Лена.

–Колоссально! – ответил Кирилл, ничуть не покривив душой.

Перед его мысленным взором до сих пор проплывали ряды грандиозных, монументальных полотен, навечно пленивших неукротимую стихию на тонкой хрупкости холста.

–Вот как надо работать! – сказал он. – Вот это и есть – классический шедевр! Полнейшее отсутствие оригинальности, на грани с тривиальностью...

–Даже так? – удивилась Лена.

–Естественно! Ну, вот скажи: где ты увидела у Айвазовского хоть какую-то надуманность или неестественность? Да у него же все просто до неприличия! Море, небо, иногда – краешек земли и корабли...

–Или то, что от кораблей осталось!

–Или то, что от кораблей осталось. И все! Понимаешь? Все! Никакого сюрреализма или же, прости господи, экспрессионизма. Максимальная простота. Прямо как на фотоснимке каком-то. А глаз все равно не отвести... – он покачал головой.

–Это, по-твоему, и есть признак мастерства? – спросила Лена.

–Конечно. Знаешь, у оружейников есть такая поговорка, ну или же мудрость, если угодно: "Сложно сделать – просто, просто сделать – сложно!" Вот так же и у нас: намалевать чёрт знает чего, нагородить тень на плетень, оглушить и эпатировать зрителя сиськами на ягодицах или же половым членом вместо носа – не такая уж и хитрая задача. При желании ее может решить едва ли не каждый дилетант с минимальным запасом фантазии. Жаль только – восторг и восхищение публики заканчиваются сразу же как проходит шок. Другое дело – сделать просто. Создать настоящий шедевр, не прибегая к сильнодействующим, бьющим по мозгам средствам и высосанным из пальца сюжетам типа: "Зелененькие инопланетяне пишут матерное письмо американскому президенту", а напротив, открыв неведомую прежде грань известного, если угодно, даже – избитого образа, лица, события, сюжета.

–Это и называется – создать шедевр? – Лена смотрела на него, склонив голову к плечу.

–Да. Именно это. – подтвердил Кирилл. – Нарисовать простую женщину, над улыбкой которой будут биться несколько поколений потомков, думая: в чем же ее загадка?

–А действительно: в чем?

–А я не знаю! – пожал плечами Кирилл. – Не знаю и допускаю даже, что никакой загадки вовсе и нет. Что они просто-напросто придумали эту загадку. Придумали, не зная – как выразить свое понимание... вернее – свое непонимание шедевра. Как объяснить с логической точки зрения силу, магнетизм этой женщины, которая притягивает к себе людей уже много столетий подряд, невзирая на отсутствие хобота или окровавленных клыков, а также прочих элементов мистического или эротического эпатажа. Та же история и с Айвазовским: с точки зрения сюжета большинство его картин – фотоснимки, которые может сделать любой человек, увидев проплывающие мимо корабли или же просто красивый морской пейзаж. Никаких натяжек, никакой надуманности, никакой неестественности. Натурализм, практически на уровне фотографии. А все равно – есть в этом натурализме что-то такое... – он щелкнул пальцами, словно расписываясь в своем непонимании и, присоединяя себя к поколениям недалеких потомков, неспособных разгадать загадку "Джоконды". – Какая-то жизнь, какая-то... загадка...

–Улыбка Айвазовского?!

–Да! – рассмеялся в ответ Кирилл. – Улыбка Айвазовского. Избыточность.

–Избыточность?

–Да. Избыточность. То, что трудно выразить словами, вернее, то чему трудно, почти невозможно придумать названия. То, что лежит где-то за границами сюжета полотна и игры светотени... – он остановился, глядя на Лену.

Яркое солнце пробивалось сквозь тростниковые занавески, своевольно, без приглашения врываясь в зал ресторана. Светлые локоны женщины купались в потоке солнечного света. Но ему чудилось – лунного...

Глаза их встретились. Она всего мгновение сдерживала его взгляд, а потом отвернулась.

–Ну так что... может быть... пора уже?

Кирилл, по-прежнему не отводя от нее глаз, улыбнулся и кивнул:

–Пожалуй.

Потом залпом допил вино и встал из-за стола:

–Поехали.

*

Когда они вывернули с набережной на проспект, Кирилл попросил:

–Притормози, пожалуйста, возле универмага.

–Возле универмага? – удивилась Лена. – А зачем?

–Нужно. – ответил он.

Она пожала плечами, включила правый поворотник, вместо того, чтобы разгоняться, и, найдя около универмага свободное место, аккуратно припарковалась.

–Ну и? – посмотрела она на него, заглушив двигатель.

–В магазин заскочу на секунду.

–В магазин? У нас чего-то дома не хватает?

–Лично мне – не хватает. – улыбнулся Кирилл, открывая дверь. – Жди меня и я вернусь. – прибавил он, выскальзывая наружу. – Только очень жди!

Затем подхватил ответную улыбку Лены, в два прыжка пересек тротуар, распахнул огромную дверь и, оказавшись внутри универмага, направился к маленькому киоску гравера, приютившемуся между валютным обменником и будкой администратора...

*

-Спокойной ночи, Кирилл.

–Спокойной ночи, дорогая.

Лена замерла на пороге спальни, глядя на него, потом отвернулась и затворила за собой дверь.

Он постоял возле двери еще с минуту, прислушиваясь к ее шагам, а потом направился вниз, в библиотеку.

Открыв бар, Кирилл прошелся взглядом по стройной шеренге бутылок в его недрах, остановился на красном полусухом "Инкермане" и, взяв стакан, наполнил его до краев. Потом поднялся к себе, уселся в любимое кресло и, отхлебнув вина, посмотрел на картину, по-прежнему занимавшую почётное место в центре комнаты. Он тщетно пытался обуздать чувство легкой досады. Хотя, пожалуй... не такой уж и легкой.

Да. Не получилось. Не срослось...

...Вернувшись из Феодосии, они с Леной, в ожидании ужина, занялись своими делами. Она почти час обсуждала что-то с Марией на кухне, а потом прогуливалась по саду в компании своего мобильного телефона.

Что же касается Кирилла, то он, раздобыв последнюю недостающую деталь, заперся в своей комнате и занялся окончательной доводкой картины. Как всегда – в самый последний момент! похвалил он сам себя. Прямо как в Академии, перед сдачей зачетной работы. Только – только краска высохнуть успела. Впрочем...

Впрочем, куда сильнее этой мысли, его занимало другое. Паша. Как сильно он ни надеялся на... отсрочку, но Лена еще утром подтвердила, что муж возвращается завтра. Где-то в районе обеда, сказала она.

Где-то в районе обеда, повторил Кирилл про себя. Где-то в районе обеда...

Как ни крути, но "где-то в районе обеда" это – не утром. Нет, не утром. И это оставляло ему хрупкую, призрачную надежду на то, что удастся уговорить Лену на прощальную... встречу.

Черт возьми! Он и сам боялся признаться себе: как страстно ему хотелось этой встречи! Как хотел он вновь очутиться в одной постели с Леной, разрушить невесомую кружевную преграду на пути к блаженству, прильнуть к ее обнаженному телу, бесконечно скользить по ее губам, щекам, грудям, впитывая запретную сладость...

Он и сам боялся признаться себе, что ему хотелось этого почти до крика! До умопомешательства!

Заявление Лены о том, что пора разбежаться по разным спальням, обрушилось на него три дня назад как гром среди ясного неба. Даже при том, что он с самого первого дня знал об этом, понимал, что перед приездом Паши все закончится, он все же надеялся, что все закончится не так резко. Что у него будет хотя бы день – другой, чтобы свыкнуться с мыслью о расставании. На деле же все случилось так быстро. Просто в один момент.

В общем-то, все было довольно ясно и логично. Просто возвращение Паши совпало с этими окаянными женскими днями, будь они неладны. И все. Простое совпадение.

Но легче от этого все равно не становилось.

И он решил рискнуть...

...После ужина Мария и присоединившийся к ним "под настроение" Петрович отправились на кухню мыть посуду в компании с героями любимого сериала, а они с Леной остались в гостиной вдвоем. Кирилл подсел к ней поближе и, спокойно, без лишнего напора, приобнял женщину. Лена не отвела его руку, но и своей не предложила. Она и не отстранилась от него, но и не ответила на объятие.

Понимая, что отступать некуда, он наклонился к ее щеке и, едва коснувшись ее губами, прошептал:

–Лен, а что происходит?

–А что происходит? – обернулась она к нему.

–Что происходит? – улыбнулся Кирилл. – Происходит то, что я уже которую ночь провожу в унылом одиночестве.

–Ах, ты об этом! Кирюша, ну я же тебе все объяснила: время неподходящее. Завтра Паша возвращается...

–Где-то в районе обеда, если я правильно тебя понял?

–Приблизительно так. – пожала она плечами. – Хотя сам же говорил – береженого бог бережет. А если раньше приедет...

–На первой зорьке? – усмехнулся он. – Ну ты же понимаешь – я в любом случае могу... исчезнуть раньше...

–Дорогой! – Лена решительно оборвала его. – Давай не будем рисковать. Хорошо? Кто знает: к чему это может привести? Может быть... – она остановилась. – Может быть нам удастся встретиться позже.

–Позже? – Кирилл убрал руку с ее талии. – Позже, это когда? Когда твой муж снова уедет в командировку?

–Позже, это – позже. – ответила Лена, легко, почти невесомо коснувшись его плеча. – И потом, Маша уже перестелила мою постель.

–А. – понимающе кивнул он. – Чтобы следов не осталось?

Она пожала плечами и поднялась с дивана:

–Знаешь, раньше мне казалось, что ты – настоящий снайпер.

–А теперь что, не кажется? – удивленно посмотрел на нее Кирилл.

–Нет, не кажется! Где же твоя хваленая осторожность? Где твое чутье на опасность? А? – Лена резко развернулась и в упор уставилась на него. – Или ты хочешь, чтобы все, что начиналось так хорошо, закончилось как в том анекдоте: возвращается муж из командировки?!

Кирилл пожал плечами.

–Да пойми же ты, – вздохнула Лена. – Если Пашка узнает о наших отношениях, ты никогда больше и на километр ко мне приблизиться не сможешь! Ты этого хочешь?

–Я хочу, чтобы ты была моей. – ответил он.

–Я... – голос ее сорвался. – Я тоже этого хочу. Но сейчас не время!

–Сейчас не время... – эхом повторил он за ней. – А когда будет время? После возвращения Паши я собираюсь довольно скоро уехать. Я и так загостился у вас сверх всяких приличий: скоро уже полтора месяца будет...

–Ну, это ты перебрал! Едва месяц миновал как ты здесь. Пять недель, если совсем точно...

–Да какая разница! – отмахнулся Кирилл. – Пять недель или шесть недель. В любом случае я не собирался задерживаться так долго. Да и вы, наверное, тоже в скором времени в Москву уедете. Лето-то уже, считай, закончилось.

–Наверно. – ответила Лена.

Она прошлась по комнате и снова остановилась перед ним.

–Кирилл, пойми, пожалуйста, – сейчас действительно – не время. Сейчас нам действительно лучше держаться друг от друга подальше. Если ты меня... – она остановилась и отвела глаза. – Если я для тебя хоть что-то значу, ты должен мне поверить! Обязан. Мы не можем сейчас быть вместе. Никак не можем. Этот месяц стал для меня раем, самой настоящей сказкой, о которой я буду вспоминать всю свою жизнь. Неужели ты хочешь, чтобы у этой сказки был печальный конец? Неужели ты хочешь все испортить в самый последний момент?

Некоторое время Кирилл сидел молча и смотрел перед собой.

–Я не хочу ничего испортить. – вымолвил он, наконец, еле слышно. – Я не хочу ничего испортить. Я... – он осекся и провел ладонью по лбу. – Я просто чувствую, что... теряю тебя, Леночка. – он снова остановился и сглотнул. Лена отвернулась. – Ты же прощаешься со мной, Алена. – он заметил, как вздрогнули плечи женщины. – Ты же сейчас вот прощаешься со мной. Ты говоришь позже, позже, а сама-то ведь понимаешь, что никакого позже у нас нет. Ты же понимаешь это, Алена. – он снова, теперь уже не случайно, а преднамеренно надавил на болевую точку. – Кому ты боишься признаться в этом? Мне? Или себе?

Лена ответила на вопрос молчанием.

–Давай отложим это... этот разговор до завтра, хорошо? – вздохнула она потом. – У меня, честно говоря, сил уже нет, да и голова раскалывается.

–Да, день был... веселым! – усмехнулся Кирилл. – Ну что ж, воля твоя. Давай отложим разговор до завтра.

–Проводишь меня наверх?

–К вашим услугам, мадам...

...Кирилл вздохнул и, наклонив стакан, обнаружил, что весь "Инкерман" уже испарился. И когда, спрашивается, успел? Недовольно покачав головой, он опять спустился вниз и снова посетил бар. Сначала он просто наполнил стакан и пошёл обратно, но потом одумался, вернулся к бару и прихватил бутылку с собой.

Черт возьми! Поднявшись в свою комнату, он уселся в кресло и засмотрелся на полотно. Черт возьми! ну что же все-таки случилось? Что заставило Алену так резко порвать отношения? Возвращение Паши? Чушь! Ежемесячный женский кризис? И подавно – чушь! Это ведь просто... пауза, небольшой перерыв. В прошлый раз, месяц назад, когда они только начали... только начали, этот самый кризис вынудил их прерваться всего-то на несколько дней. И Алена не ходила с таким видом, словно произошло непоправимое. Ах, Алена, Алена! Он вдруг поймал себя на мысли, что один раз, случайно назвав ее так, будто бы сломал, разрушил тем самым какой-то барьер между ними. Может быть – последний барьер.

Не слишком ли поздно? Завтра возвращается Паша. А может быть...

Может быть, она попросту испугалась? Перетрусила? Кирилл ухватился за эту мысль словно утопающий – за соломинку. А ведь верно – Лена могла попросту испугаться, что муж узнает об их связи и... выкажет свое недовольство, мягко говоря. Ах, черт! Черт возьми! А ведь это действительно – наиболее достоверное объяснение ее странного поведения. Да, она попросту испугалась близящейся встречи с Пашей и решила прервать отношения. Да, она боится возможных последствий: ссоры, развода. Да, она не хочет терять мужа. Ведь потерять мужа для нее... потерять мужа для нее значит потерять дом, деньги, положение в кругу столичных бизнесменов...

Ах, черт! Черт возьми! Неужели все действительно настолько элементарно? Кирилл вскочил с места и прошелся по комнате. Неужели все действительно настолько элементарно?! Неужели Лена, искренне стремившаяся в начале к настоящим, глубоким отношениям, просто-напросто испугалась, что эти отношения могут поставить крест на ее семейной жизни? Неужели союз с Пашей настолько важен для нее?

Он еще пару раз прошелся по комнате взад-вперед. Ну, естественно! Как же он сразу не догадался?! Лена попросту боится потерять семью! Ведь нет никаких сомнений в том, что месяц назад, когда он только появился в этом доме, она совершенно искренне хотела быть с ним. Она стремилась к нему и даже попросту провоцировала его на... близость. Черт возьми! Ну не приснился же ему Тарханкут, в конце-то концов!!!