Текст книги "О моя дорогая, моя несравненная леди (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Яшенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

–Здорово! – покачала головой Елена. – Одна женщина против двух сотен мужиков! Здорово, ничего не скажешь! А, если говорить отвлеченно, женщины вообще сильно уступают мужчинам по этой части?

–А что? – улыбнулся Кирилл. – Прорезался интерес к высокому искусству?

–Да нет, я просто так спрашиваю. Хотя ты знаешь, интерес действительно появляется. Уж больно... вкусно ты рассказываешь!

–Ну, тогда лови еще один лакомый кусочек, гурман, – женщины несравненно лучшие снайперы, нежели мужчины.

–Да ладно тебе! Шутишь ведь!

–Нисколько. Это – чистая правда.

–А почему?

–Что значит – почему? В-четвертых – женщина, особенно рожавшая, несравненно выносливее любого мужика. Подумай сама – у мужчин считается высоким классом тащить на себе раненого товарища несколько часов, скажем, вынося его с поля боя. К тому, кто выдерживает двух – трехсуточный марафон с такой нагрузкой, относятся как к эпическому герою. Ну, а женщины носят детей девять месяцев, прежде чем произвести их на свет! Разумеется, весовые характеристики тут разные, но ведь мать не просто "носит" ребенка в... механическом смысле слова. Она, фактически, подключает его к своему организму, обеспечивая ему полный жизненный цикл, то есть девять месяцев тянет двойную нагрузку на каждом своем органе. А не только... на плечах. Так что у женщины, особенно рожавшей, запас живучести, по сравнению с мужским, как у танка. А выносливость – одна из главных добродетелей снайпера. Это – в-четвертых. В-третьих – женщины не в пример подлее и коварнее мужчин...

–Ну, это, знаешь ли, спорный вопрос!

–А ты не спорь. Поверь – со стороны виднее.

–О, черт! Ну, допустим! И что из того?

–А то, что подлость и коварство необходимы снайперу как воздух.

–Значит, ты – коварный подлец? – Елена улыбнулась, попытавшись "снять" Кирилла встречным выстрелом.

–На тропе войны – безусловно. А так, вообще по жизни, я ласковый, белый и пушистый.

–Забавно! – она тряхнула головой. – Однако вернемся к женщинам. Что там у нас, во-вторых?

–Во-вторых, в снайперском промысле колоссальную роль играет маскировка. От умения грамотно подобрать камуфляж и качественно наштукатурить физиономию сплошь и рядом зависит жизнь стрелка. А теперь прикинь – кто более склонен к этому искусству? Мужчины или опять-таки – женщины? Прикинула? То-то же. Ну и, наконец, во-первых – женщина, просто физиологически не способна подхватить главную профессиональную болячку снайпера – простатит. А если твоя голова не болит о столь серьезных проблемах, значит, она в состоянии думать о текущих боевых задачах.

–Значит, простатит – главная профессиональная болячка снайпера?

–Ну, разумеется. Или ты полагаешь, что можно безнаказанно часами валяться на холодной земле или камнях, а то и в снегу? Нет, конечно. Рано или поздно, но это выйдет боком. Точнее концом. Справедливости ради, стоит, правда, отметить, что валяться для этого нужно довольно-таки продолжительное время. Не один год реальных боевых действий. – хмыкнул Кирилл. – Да и не в одном только простатите дело. Женщины вообще крепче на рану нежели мужики. Янки из какого-то крутого своего университета не так давно опубликовали результаты одного крайне интересного исследования. Так вот они утверждают, что если из ста женщин от болевого шока, испытываемого при родах, умирает в среднем только одна, то у мужчин, скорее всего, соотношение было бы диаметрально противоположным...

–То есть? – удивилась Елена.

–То есть, если сотня мужчин испытает боль соразмеримую с той, которую испытывают женщины во время родов, то выживет только один, а остальные девяносто девять... – он развел руками.

–Ух ты! Это потому что у нас выдержка больше?

–Не, там иначе объясняют. Потому то у вас эстрогена больше.

–Здорово! – восхищенно покачала головой Елена. – Я прямо-таки расту в собственных глазах!

Кирилл удовлетворенно кивнул.

–Вот и получается, – продолжил он, выдержав паузу. – Что женщины гораздо лучше приспособлены для снайперской работы, нежели мужчины. Единственное в чем мы, безусловно, выигрываем – ночная работа.

–А почему?

–Да бог его знает. Видимо, для женщин биологически привычнее работать днем, а ночью получать удовольствие, ну, а для мужчин – наоборот...

–Смешно!

Кирилл улыбнулся:

–Думаешь, тут все дело в том, что женщины вообще лучше?

Елена пожала плечами:

–Разумеется! Если верить сказке про Адама и Еву, получается, что женщина это – доработанная, усовершенствованная модификация человека. Технология следующего поколения, так сказать. Ну, или, как минимум, – тюнинговая модель. Жаль, исходный материальчик подкачал, а то бы мы уже... – она закончила фразу, многообещающе тряхнув крепко стиснутым кулачком.

Снисходительно улыбнувшись, Кирилл поинтересовался:

–Ты, конечно, прости за хамство, дорогая, однако, сколько тебе лет, что ты все еще веришь в сказки?

Она смерила его ледяным взглядом, а потом, небрежно хмыкнув, ответила:

–Лет мне, дорогой, без малого тридцать пять, но это совсем не мешает мне верить в сказки...

–Да и вообще воспринимать всю жизнь в целом как фантастический роман! – рассмеялся Кирилл, стремясь сгладить свое хамство.

–Вот именно. – улыбнулась Елена, дав понять, что не сердится. – Что главное в сказке или фантастическом романе?

–Ну, как – что? Главное – чтобы добро всегда могло победить зло. Или, по крайней мере, сильно его покалечить.

–Ответ неправильный. Главное – их непредсказуемость. Главное – ощущение, что ты идешь по какой-то неведомой тропе, где за каждым поворотом может скрываться чудо. И в жизни так же...

–Серьезно?

–Серьезно. – ответила Елена. – Я и предположить не могла, что встречу здесь, на самом краю земли, тебя.

–Меня? – переспросил Кирилл. – А во мне есть что-то особенное?

–Да в том-то и дело, что – нет! Напротив, у меня прямо сейчас вот возникло такое чувство, что я знаю тебя уже сто лет! Я и предположить не могла, что здесь, за тридевять земель от дома, найду практически точную копию своего мужа...

–Пашки?

–Пашки. – усмехнулась она. – Другого у меня нет. Его тоже хлебом не корми, дай только за армейскую жизнь языком почесать.

–Дело нужное! – солидно кивнул Кирилл. – Ведь поговорить-то об этом можно далеко не со всяким. Тут нужно, чтобы человек был свой, одной с тобой крови. Чужому не понять... а это больно, когда душу раскрываешь, а в ответ – ничего.

Елена кивнула.

–А со мной – можно?

–С тобой – можно. Ты понимаешь. Вот помню был у меня один исключительно характерный случай со стрелком по кличке Жаворонок...

* *

Спокойно, дружище, спокойно!

У нас еще все впереди.

Пусть шпилем ночной колокольни

Беда ковыряет в груди, -

Не путай конец и кончину:

Рассветы, как прежде, трубят.

Кручина твоя – не причина,

А только ступень для тебя.

-Все, хорош трепаться. – сказал Ракитин, подходя к ним. – Пора выдвигаться. Готовы?

–Так точно, товарищ капитан.

Снайперы, тихо шептавшиеся в стороне от основной группы, поднялись на ноги, расправляя камуфляж. Капитан тоже успел облачиться в свою "кикимору" грязно-серого цвета с небольшими вкраплениями темной зелени. Идеальный вариант для горного межсезонья.

–Попрыгали. – велел он.

Кирилл, Марк и Рыжий несколько раз подпрыгнули, проверяя насколько надежно и плотно закреплена под камуфляжем амуниция. Глухо звякнули магазины.

–Марков! Это ты грохочешь? Поправь боекомплект!

Придирчиво проследив как тот подтянул ремни, Ракитин кивнул:

–Так-то лучше. Теперь слушайте внимательнее: – обратился он к Маркову с Ростовым, – вашу позицию мы определили на противоположной от блокпоста стороне ущелья. Если хорошо выберете огневую точку, перед вами откроется большой отрезок дороги, уходящей в глубину долины. Даю вам сапера на всякий случай. Выберете достойное место, замаскируйтесь и ждите, пока мы начнем. Всех, кто захочет покинуть блокпост до этого момента – пропускать, но после того как мы начнем штурм, по дороге вглубь долины не то что человек или машина – собака проскользнуть не должна! Ясно?

–Так точно.

–Это хорошо. – кивнул капитан. – Задача у вас не Бог весть какая сложная. Если не обнаружите себя до начала штурма – потом у духов просто не будет на вас времени. Но если вы... – Ракитин подался вперед и понизил голос. Кирилл, смотревший на него сбоку, почувствовал как по спине раскатились мурашки. – Но если вы сделаете это или же зевнете у себя за спиной хотя бы одного бандита с пулеметом, вам даже Бог не поможет. Про нас я вообще молчу: мы будем с другой стороны дороги и у нас своих дел будет невпроворот. А вас просто сотрут в порошок. Это ясно?

–Так точно, товарищ капитан.

–Удачи. – Ракитин махнул рукой и от группы саперов отделился боец.

Он занял положение между снайперами, и они направились вверх по ущелью.

Не прошло и минуты как редеющий туман поглотил всех троих...

Проводив их взглядом, капитан развернулся к напарнику.

–Ладно, за это направление я спокоен. Марк – крепкий орешек, да и Рыжий своей драгунки стоит. Если не случится чего-то непредвиденного, они свою задачу выполнят четко.

Кирилл кивнул.

–А мы когда выступаем, товарищ капитан?

–Минут через... – Ракитин огляделся. – десять.

Кирилл тоже осмотрелся. Основная группа понемногу приходила в движение, готовясь к последнему броску.

Леонов подозвал к себе Никифорова и двоих ребят с гранатометами, и о чем-то с ними говорил. Отрывистая, резкая жестикуляция компенсировала приглушенный голос майора.

Лейтенант с несколькими рядовыми, подошел к саперам. Сказал несколько слов сержанту, старшему группы. Пара его подчиненных присоединилась к группе Есипова. Группа отправилась по малозаметной тропке, убегавшей вверх по откосу ущелья.

Сержант, в распоряжении которого остался последний боец, подошел к майору. "Выполняйте!" прочитал Кирилл по губам Леонова.

Слова были едва различимы. Звуки растворялись в реденьком молоке тумана, теряя четкость и ясность. Сказывалась близость противника. До бандитского кордона оставалось чуть больше километра по прямой. И еще чуть-чуть вверх. Совсем немного. С этим приходилось считаться.

Кирилл прислушивался к тихому шелесту голосов вокруг.

Он чувствовал как истома, не страх, а именно – истома, предвкушение, томительное ожидание начала, скапливается под правым ребром и растекается по всему телу. Меленьким бисером выступает на ладонях. Отдается под коленки. Скорее бы уж началось...

Ракитин между тем подошел к майору.

Как всегда, подумал Кирилл. Как всегда натура внесла свои коррективы в заранее утвержденный план операции. Натура, она вообще равнодушна к нашим планам.

Интересно, что могло случиться? Ошибки на карте? Неточные данные о подходах? Сомнительно. За последние полгода наша разведка вытоптала подходы к Шайтановой долине вдоль и поперек. Уж тут-то для нас сюрпризов быть не должно. Дальше – возможно, но здесь... сомнительно.

А тогда – что? Поступила новая информация от колонны основных сил? Вряд ли. С того момента как вертушки высадили их на том конце ущелья Леонов не выходил на связь. Принципиально. Скрытность была залогом успеха операции.

Может быть сами что-нибудь обнаружили? А когда? Они с капитаном всё время шли в авангарде. Мимо них-то ничего не проскользнуло бы. Ну, по крайней мере, мимо Ракитина точно не проскользнуло бы...

Нет, тут что-то другое. Туман? Возможно. Метеоусловия – не последний фактор на войне. А уж в разведке боем – и подавно. При нанесении молниеносного прорывного удара по вражеской позиции, скрытный подход к ней – половина дела. При этом туман, или плотная горная облачность могут сыграть как за одну, так и за другую сторону. Хотя нападающей стороне они больше на руку. Теоретически.

Кирилл покрутил головой, пытаясь сориентироваться: откуда покажется солнце. Если, конечно, оно вообще сегодня покажется.

Леонов тем временем закончил "летучку" и Ракитин направился к своему напарнику. Кирилл усмехнулся, заметив как он напоследок похлопал Стаса по плечу.

Кто бы мог подумать...

*

...К осени, как следует натаскав своих подопечных в подводящих упражнениях, капитан перешел-таки к активным стрелковым тренировкам.

Тренировались через день, чтобы у солдат не возникало "затренированности", состояния, грозящего вылиться в отвращение к стрельбе как таковой. Свободное время, по-прежнему, оставаясь свободным лишь условно, было плотно распределено между отработкой нарядов, возней с оружием и работой в составе роты, от которой их, естественно, никто не освобождал.

Работали в основном на полигоне. Рощи и перелески чередовались там с опушками и лугами. Последние, в зависимости от степени пересеченности, были приспособлены под стрельбища или десантные площадки.

Впрочем, выброски производились редко. Большую часть времени подразделения дивизии просто вытаптывали полигон бесконечными марш-бросками как налегке, так и в полной выкладке. Помимо этого разведчики, снайперы, сапёры и прочие "узкие специалисты" занимались здесь же по собственным программам.

В первую очередь это касалось подопечных Ракитина. Капитан занимал должность заместителя командира второго батальона. А кроме того ведал подготовкой снайперов для всего полка, являясь непререкаемым авторитетом в этой области. Как говорили – еще со времен Афганистана.

Помимо Кирилла со Стасом, он инструктировал и других новобранцев, а также молодых офицеров, недавно прибывших в часть. И все же основное внимание он уделял именно Ларионову с Никифоровым. Остальным курсантам Ракитин ставил главным образом стрельбу, а со своими занимался "от и до".

Кроме техники стрельбы, это "от и до" включало еще и активные полевые тренировки. Условия их, стараниями капитана, приближались к реальным боевым.

Ракитин без устали твердил, что снайпер это – не просто меткий стрелок, а по сути – ниндзя, идеальный воин, для которого нет ничего невозможного на поле боя.

–Снайпер обязан не только уничтожать живую силу противника, но и меткой стрельбой парализовать текущую боевую работу врага. – цитировал он старинный, времен Великой Отечественной, документ. – Для этого уничтожь его офицеров; устрой ежечасную охоту на его разведчиков, наблюдателей, связистов, артиллерийских корректировщиков; разбей их наблюдательные приборы; ослепи противника; отучи его ходить в полный рост; заставь его ползать; не давай ему высунуться; посей панику среди нижних чинов. Конечная цель снайпера – страх. Появляйся там, где тебя не ждут. Запомни: противник должен бояться!

–Снайпер – это охотник. Охотник обязан быть невидимым. Неуязвимость снайпера деморализует противника. Твой метод – скрытность. Твой рабочий инструмент – терпение. Снайпер должен бестрепетно переносить голод, холод, боль, неподвижность. Только это позволит тебе уничтожить противника везде, даже в глубине его обороны. Противник – зверь. Выследи его и вымани под выстрел. Враг коварен – будь хитрее его. Он вынослив – будь упорнее его. Твоя профессия – это искусство. Ты можешь то, чего не могут другие.

Звучало все это безусловно прекрасно. Но на деле овладение высоким снайперским искусством было сопряжено с колоссальным трудом, от которого буквально плавились мозги, а всё тело ныло и болело не переставая день и ночь. Бестрепетно переносить голод, холод, боль и неподвижность было легко лишь теоретически. Когда же тебе на практике нужно было проползти пару километров по глубокой колее, прокопанной колесами грузовиков и залитой дождевой водой, или часа три пролежать не шелохнувшись на открытой позиции, то утверждение капитана, что снайпер всегда перетерпит, перележит, перехитрит любого противника, всегда сможет скрытно подобраться к любой цели и выбрать лучший момент для ее уничтожения обретало довольно-таки мрачный смысл. Хитрость – наука исключительно утомительная.

Кирилл думал об этом постоянно. И когда выдвигался глухой ночью по оврагам и буеракам полигона на позицию. А делать это приходилось постоянно, ибо Ракитин обожал ночные занятия. И когда маскировался, в полной темноте сооружая для себя маленький продольный окопчик, напоминавший неглубокую могилку. Сходство с могилой еще больше усугублялось тем, что закончив сие сооружение и вконец обессилев, хотелось рухнуть туда и сдохнуть на веки вечные. И когда после полдня валялся в этом окопе в обнимку с винтовкой, накрывшись камуфляжем, боясь пошевелиться, и наблюдал за окружающей обстановкой, скрупулезно вылавливая минимальные изменения в ней.

И, естественно, потом, когда выслушивал от капитана бесчисленные замечания и заверения, что в реальной боевой обстановке такого бестолкового снайпера сто раз обнаружили и уничтожили бы...

В дополнение ко всему этому у Ракитина была страстная, просто патологическая любовь к непогоде. Если на дворе стоял погожий денек, можно было смело рассчитывать на увольнительную. Разумеется, при наличии отсутствия противодействия со стороны старшины Жоры. Это, в общем-то, было неплохо. Однако совсем скоро Кирилл со Стасом осознали, что за все хорошее нужно платить. И довольно быстро привыкли к тому, что как только на горизонте начинали собираться тучи и доносилось глухое ворчание грома, капитан, невзирая на время суток, гнал их на полигон.

По его мнению ничто так не способствовало формированию настоящего снайперского характера как противоборство со стихией – мощным, по сути непобедимым противником. Действительно, что могло закалить лучше, чем форсированный марш под проливным дождем или выдвижение на огневую позицию под "прикрытием" грозовых раскатов? Когда низкое, темное небо прямо над головой рвалось на части пронзительными вспышками молний, а удары грома оглушали не хуже артиллерийской канонады. Когда ливень стоял стеной со всех сторон, а тебе нужно было не только промчаться сквозь него несколько километров, но и четко выйти на заранее обозначенную позицию. Когда уже хотелось взвыть от чудовищной усталости, а капитан, и не думая снижать нагрузку, лишь подбадривал: "Не робейте, пацаны! Вот зима настанет тогда потренируемся по-настоящему!"

Пацанов в данной ситуации утешало лишь то, что перспектива дожить до зимы выглядела маловероятной.

Целесообразность подобного самоистязания капитан объяснял тем, что непогода не просто служит прекрасной естественной маскировкой, но и снижает бдительность противника на психологическом уровне. Поэтому никогда нельзя пренебрегать возможностью выдвинуться к вражеским позициям под прикрытием дождя, тумана, снега, града, грозы или любого другого природного недовольства.

Непогода – самый надежный друг снайпера и разведчика, говорил он.

Ракитин вообще довольно охотно отвечал на все вопросы своих подопечных, касающиеся дела. И столь же охотно отшивал все их нытье и ворчание, дела не касающиеся.

Один такой ответ особенно запомнился Кириллу.

Возможно потому что вскоре он остался с капитаном тет-а-тет.

...Они возвращались с полигона, на котором провели почти сутки под несмолкающим октябрьским дождем. Впрочем, одного дождя капитану показалось недостаточно, и он загнал солдат в низинную, заболоченную рощу. Передвижение по ней являлось сущим наказанием даже в сухую погоду, хотя болото и не пугало бездонными трясинами. За все время, что здесь находился полигон, в нем сгинул лишь один смертельно пьяный прапорщик. Но даже относительная безопасность не добавляла болоту привлекательности.

Согласно генеральной вводной Ракитина, в центре рощи находился штаб условного противника. Уже одно это выглядело как безусловная чушь: ну что, спрашивается, столь уважаемому вражескому подразделению делать в болоте?! Однако капитан не усматривал здесь никакого противоречия и требовал, чтобы его подчиненные подобрались к самому штабу и "сняли" вражеского генерала, обозначенного крошечной мишенькой. Помимо заливавшего оптику дождя, чавкавшей под ногами вязкой жижи и частокола древесных стволов, напрочь убивавших кругозор, выполнению этой задачи мешал еще и матерый контрснайпер, бдительно охранявший штаб и не дававший диверсантам подобраться к нему. Эту роль, с видимым удовольствием, исполнял сам капитан. Раз за разом он "валил" Кирилла со Стасом, "стреляя" по ним лазерной указкой-прицелом. Росчерк острого красного лучика по неприцельному глазу, который следовало держать закрытым, ощущался даже через веко, символизируя гибель доблестного стрелка. После этого можно было демаскироваться, вставать и... отправляться на новый заход. Который заканчивался аналогично. Ракитин словно шестым чувством улавливал приближение своих подчиненных с любого направления и пресекал их попытку, сколь бы тщательно они ни маскировались, сколь бы старательно ни вжимались в болотную грязищу.

И когда под вечер Кирилл, давно сбившийся со счета своих подходов, снял-таки окаянного "генерала", у него сложилось впечатление, что капитану просто надоело забавляться с ними и мокнуть самому. И тот просто разрешил ему сделать выстрел, положивший конец "генералу". А заодно и мучениям горе-диверсантов.

Смертельно уставшие, промокшие до последней нитки и продрогшие до самых костей, они выбрались-таки из проклятой Гримпенской трясины.

–Вам, товарищ капитан, конечно виднее, – проворчал Стас, уныло хлюпая раскисшими ботинками. – но лично мне кажется абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным сидеть в казарме при хорошей погоде и перепахивать брюхом полигон в непогодь!

–Вот так, да? – усмехнулся Ракитин. – Абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным? Ты знаешь, солдат, мне в этой жизни тоже многое кажется абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным. Например, в раннем детстве мне казались абсолютно нелогичными и совершенно противоестественными заверения взрослых, что я – совсем уже большой, когда нужно доесть тарелку каши и совсем еще маленький, когда нужно засветло ложиться спать. В десять лет, когда я только начал изучать в школе географию, мне казалось абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным утверждение, что на Южном полюсе холоднее, чем на Северном. В шестнадцать лет мне казалось абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным, когда девочка на перемене целовалась с одним, а вечером, в кино, шла с другим. А сейчас мне кажется абсолютно нелогичным и совершенно противоестественным, что какой-то, прости господи, говнюк, который уже вторую неделю не может сдать элементарный зачет по стрельбе, учит меня: что мне делать!

...Стас проглотил отповедь, но Кирилл явственно ощущал, что между его товарищем и капитаном наметился разлад. И наметился он задолго до этого разговора. Поначалу разлад был едва заметен, словно тонкий ручеек, проточивший маленькую канавку на летней лужайке. Но с приходом осеннего ненастья, ручеек начал стремительно набирать силу и маленькая канавка стала приобретать угрожающие очертания глубокого оврага. Если в первое время споры между Ракитиным и Стасом, носили поверхностный характер, то сейчас Никифоров уже вполне серьезно пререкался с капитаном. Он то и дело выражал сомнения в целесообразности тренировок, предлагаемых Ракитиным. Тот же, в свою очередь, попрекал Стаса недисциплинированностью и разболтанностью, плохой работоспособностью и скверными результатами подготовки. И грозился перевести в простые автоматчики, если тот не возьмется за ум.

Стас честно пытался сделать это, смирял ненадолго свой гонор, но потом натура опять брала свое...

–Не выйдет из него снайпера. Слишком уж горяч. – сказал однажды Ракитин майору Леонову, то ли не заметив, а скорее – проигнорировав присутствие Кирилла. – Выдержки – никакой.

Кирилл и сам чувствовал, что главное различие между ними заключается как раз в этой самой выдержке, с которой у Стаса действительно были большие проблемы. Именно отсутствие выдержки мешало Стасу грамотно подбирать камуфляж и тщательно маскироваться. А, кроме того, – сильно затрудняло наблюдение за местностью и саму, собственно, стрельбу, немыслимую без качественного, скрупулезного выцеливания мишени.

Безусловно, и ему не доставляли никакого удовольствия многочасовые лежки на огневой позиции, когда все тело ныло от мучительного желания встать и размяться, без конца доставала разнообразная насекомая сволочь, да и попросту хотелось справить нужду. Как малую так и большую. Немногим приятнее были и наблюдения за местностью и составление карточек огня, когда глаза просто мутнели от напряжения, непрерывного всматривания в окружающий ландшафт. Даже стрельба, увлекательная в первое время, приелась по мере того как от недели к неделе нужно было сдавать зачеты и повышать, повышать, повышать ее уровень, стремясь к какому-то бесконечно далекому идеалу. Остальные занятия, способные привидеться штатскому персонажу разве что в кошмарном сне, приносили столь же мало радости. Однако Кирилл, в отличие от своего товарища по несчастью, всегда находил силы перебороть себя. Ну или – почти всегда. Если уж в ближайшие пару лет альтернативы этому все равно нет, придется стиснуть зубы и перетерпеть... неудобства. Утешая себя тем, что неудобства эти временные.

В какой-то степени этому способствовал и опыт прошлой жизни. Кирилл и сам не подозревал, но длительные медитации перед холстом, занимавшие его столько лет, оказали на него исключительно положительное влияние, развив сосредоточенность, внимание и выдержку, без которых немыслима работа художника. И пригодилось все это в самый неожиданный момент...

В общем – долго ли коротко ли, а поздней осенью, вскоре после того разговора на полигоне когда он рассказал о том как разругался с Таней и загремел в армию, капитан объявил, что отныне Кирилл – его единственный напарник.

А Стас вернулся под командование старшины Жоры и уже на следующих маневрах появился с ручным пулеметом, довольный, судя по всему, и жизнью и собой...

–Мне, строго говоря, и нужен-то был один из вас. – поделился капитан "секретной информацией".

–А зачем же тогда было брать нас двоих?

–А затем, голова твоя садовая, что при всем многообразии моих талантов, ясновидение в их число не попадает. И определить с ходу: кто из вас мне больше подойдет, я был не в состоянии.

–Ну-у? – недоверчиво протянул Кирилл. Мысль, что Ракитин может не знать чего-то наперед, казалась ему кощунственной.

–Вот тебе и – ну-у! Далеко не из каждого солдата можно сделать снайпера. Даже если у него хорошие данные. И не всегда сразу можно понять – из кого что получится. Впрочем... – он остановился. – И в обычной жизни зачастую так же бывает. Не всегда можно понять – из кого что получится. Вот ты, всю жизнь рисуешь, даже в училище престижное поступил, а чувствуешь ли ты себя настоящим художником?

Кирилл пожал плечами.

Он вообще старался не распространяться в части ни о своей профессии, ни о Репке. Люди так не любят умных.

Но капитану хватило и того, первого, разговора при встрече...

–Да нет, пожалуй. Не чувствую.

–Вот то-то и оно! Не получился из тебя пока настоящий художник. И не факт, что получится когда-нибудь, верно?

–Верно.

–А почему так? Задатки-то у тебя, видать, есть. Иначе как бы ты в училище-то свое поступил?

–В Академию. – поправил Кирилл.

–Ну, не суть!

–Не суть. – Кирилл задумался на мгновение. – Полагаю, товарищ капитан, что в отличие от снайпинга, творчество – довольно субъективная штука...

–Вот так, да? – усмехнулся Ракитин.

–Вот так. И даже если кому-то и показалось, что у меня есть задатки художника, это совершенно не гарантирует того, что и остальные также оценят меня.

–Ну ты подумай, вот козлы-то!

–Почему сразу – козлы? – пожал плечами Кирилл. – Просто у каждого свое восприятие мира и то, что мне как художнику видится так, другому человеку может представляться совершенно иначе. Вот, бывает, пишешь-пишешь картину, стараешься, из кожи вон лезешь, в каждый штришок душу вкладываешь, хочешь что-то совершенно определенное сказать... передать, а зритель потом подходит к твоей картине и видит в ней нечто совсем иное...

–Ну и пусть видит. Тебе-то – что?

–Да ничего помимо того, что непонятая мысль – мертвая мысль.

–Так может ты сам того... рисовать как следует еще не научился?

–Рисуют в подъезде, на стенке, а художник пишет...

–Ну, не суть!

–Не суть. – согласился Кирилл. – Ну ладно – я. А Да Винчи?

–Тот, который Леонардо?

–Ага. Он что, тоже писать не умел? А иначе почему вокруг евоной "Джоконды" уже полтысячи лет споры не стихают: и что это, мол, гений эпохи Возрождения сказать-то хотел такой странной и малопонятной, такой двусмысленной ухмылочкой?

Ракитин кивнул и, поразмыслив немного, сказал:

–Получается, солдат, творчество это – бой, в котором тебе гарантированно поражение.

–Получается так.

–Ну что ж, требуется определенное мужество, чтобы ввязаться в подобную схватку.

*

-Гарантировано поражение? Да нет, Максим, можешь мне поверить – поражение заранее не гарантированно никому. А особенно здесь, в горах.

Кирилл посмотрел на офицеров.

–Но фактор неожиданности... – попытался возразить лейтенант.

–Хороший фактор. – кивнул Ракитин. – Серьезный. Да только на наш фактор неожиданности у них могут найтись три своих, не менее убойных фактора. Не забывай об этом, когда пойдешь с ребятами вперед. Договорились?

Кирилл обернулся в сторону основной штурмовой группы, залегшей на склоне среди больших серых валунов. Когда-то давно обломки гранита сорвались вниз со скалистого горного гребня, оставив на его склоне глубокие шрамы и упокоились здесь, на дне ущелья. Кирилл смотрел на своих товарищей, замерших под их прикрытием и готовых устремиться вверх.

Все было готово. Все подходы проверены саперами. Все бойцы на своих местах.

–Так точно, товарищ капитан, договорились.

–Ну и прекрасно! – Ракитин обернулся к Кириллу. – Ты свою задачу хорошо понял? Стас с Витей прикрывают основную группу, а ты страхуешь их самих. Они наверняка вытянут на себя пулеметы. Не могут не вытянуть. Твое дело – заставить их замолчать как только они себя обнаружат. Понял?

–Так точно, товарищ капитан, понял.

–Хорошо. Контролируй их пулеметы и гранатометы и, пожалуйста, не вздумай связываться с их снайперами! Это как раз – не твое дело...

–А если они сами... ну, я имею в виду, если на огонь Никифорова и Аверина отреагирует именно снайпер... сверху?

–В этом случае можешь его снять. Но только в этом. Не вздумай целенаправленно устраивать охоту. Их снайперы – моя забота. Понял?

–Так точно, понял.

–Я надеюсь – ты действительно хорошо меня понял. Твое дело – обеспечить безопасность нашему собственному прикрытию. Это потребует от тебя максимум внимания. Все твое внимание без остатка. А если ты втянешься в поединок с их стрелком, то неизбежно отвлечешься от поля боя, потеряешь контроль за обстановкой. А раз так, то случись что с пацанами, я первый скажу, что виноват ты.

–Да будет вам, товарищ капитан! Как говориться: Бог не выдаст – свинья не съест!