Текст книги "Трон Торна"

Автор книги: Дмитрий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Все новые и новые отряды гвардейцев переходили мост и тут же попадали в мясорубку, теряя бойцов сотнями. Зачарованные тоже продолжали нести потери, теперь не идущие ни в какое сравнение с тем, что было раньше. Не раз и не два подставленный клинок или обух топора отбивал арбалетные болты. Только белооперенные эльфийские стрелы продолжали косить мятежников, не делая ни единого промаха.

В считанные минуты «волки» пали почти все, их буквально захлестнуло волной стали – зачарованные, пройдя по их трупам, врезались в шеренги «медведей». Этим бойцам удалось сдержать страшный удар и даже на какое-то время потеснить красноглазых. Но и великаны в тяжелой броне вряд ли долго продержались бы…

То здесь, то там возникали завихрения огня. Отчаявшись, старшие магистры прибегли к последнему, самому действенному средству – и почти два десятка огненных элементалей, от крошечных, размером чуть больше локтя, до вполне серьезных, ростом выше человека, двинулись на зачарованных. «Медведи» пропустили их, стараясь не попасть в объятия пламенных рук. Но красноглазые не только не дрогнули – они с воем бросились на духов огня, когда железом, а когда и голыми руками впиваясь в их клубящиеся пламенем тела…

– О Торн… Что это, Сандор?!

– Это боевое безумие, герцог, – Сандор сделал отталкивающий жест рукой, и тяжелый булыжник, который должен был неминуемо упасть им на головы, отлетел назад и рухнул в толпу зачарованных, придавив по меньшей мере четверых. – Человек, на которого наложено такое заклятие, двигается очень быстро, его сила возрастает в несколько раз, а все чувства, боль, страх, неуверенность – заменяются бешенством. Оно действует недолго, несколько минут, после этого человек теряет все силы… иногда даже умирает.

– Вы хотите сказать, что через несколько минут его армия падет?

– Я бы не стал на это рассчитывать, – бросил Сандор.

Теперь ему приходилось отражать куда больше метательных снарядов, чем в начале боя. – Поймите, герцог, я не смог бы одновременно наложить такое заклятие и на пятерых… ну, может быть, на пятерых смог бы, но не более. Поэтому нам следует готовиться к худшему…

– Я не брошу в бой «коршунов», – вдруг мрачно заявил маршал. – Эти демоны… они расправились с латниками, легкую кавалерию они просто сметут.

И действительно, последние очаги сопротивления там, куда пришелся удар тяжелой конницы, уже угасали. Две тысячи тяжелых кавалеристов, столь неосмотрительно брошенных в атаку своим командиром, ушли в небытие, и толпа зачарованных, чьи глаза пылали адским пламенем, сомкнулась над телами павших. А потом взоры их устремились в сторону берега, где «медведи», медленно отступая, из последних сил сдерживали натиск врага…

Берг бросил взгляд на поле боя. Все шло по плану… Еще несколько минут, полчаса, час… и имперцы сломаются. Побегут. Жаль, что вся армия, которая сейчас была погружена в боевое бешенство, погибнет. Ни один живой человек не вьщержит разрушающего действия заклятия, да еще наложенного на столь длительный срок. Но это было не важно – он ввел в бой всего лишь половину войск, остальные, свежие, не принимавшие участия в битве, готовы выполнить любой его приказ. А эти… они выполнили свою задачу, и ими можно пожертвовать.

Конечно, Берг понимал, что его план вполне мог и провалиться. Если бы этот хваленый Сандор сумел разгадать его план и воспрепятствовать ему… Впрочем, и на этот случай у Берга было припасено несколько сюрпризов, ни один из которых наверняка не доставил бы Архимагу удовольствия.

Он спокойно смотрел, как его солдаты теснят имперские полки, как кое-кто из этих гордецов, изрисовавших свои щиты головами волков и медведей, уже бьется, стоя по колено в воде. Как падают латники, один за другим, и редко кому из них, опытных, закаленных в боях ветеранов, удается прихватить с собой в Чаровы пещеры хотя бы двоих-троих противников.

– Бегите, – прошептал он, глядя на холм, где стояли Сандор, имперский маршал и несколько десятков их прихвостней. – Бегите… пока я разрешаю вам сделать это…

Глава 13
Барон Тоддт. Переправа через Вирену

Замок покинули рано утром. Рон отчаянно зевал, выспаться этой ночью ему не удалось, хотя он ни в малейшей степени об этом не сожалел. Скорее его беспокоило другое – Айрин, словно монашенка, вознаграждающая себя за годы воздержания, выжала его, как лимон, и угомонилась только под утро, положив голову ему на плечо. А сам он, боясь шелохнуться, чтобы ненароком не потревожить ее дрему, так и пролежал до рассвета с открытыми глазами. Сон не шел… и ему было невыразимо приятно просто так лежать, устремив невидящий взор в сторону тяжелого шелкового балдахина широкой постели, чувствовать, как теплая, нежная любимая женщина прижимается к нему, что-то бормоча во сне, как ее мягкие волосы касаются его кожи… И слышать биение ее сердца, находящегося теперь так близко.

Первые лучи солнца, с трудом пробившись сквозь цветные стекла узкого окна, упали на ее лицо, и Айрин открыла глаза. Потянувшись, как кошка, она еще теснее прижалась к нему, чуть не мурлыча от счастья. Да и сам он, мужчина, далеко перешагнувший порог тридцатилетия, был просто непозволительно счастлив. И наслаждался этими последними минутами тишины и покоя.

А потом вдруг все кончилось – протрубил горн, возвещавший о смене стражи, забегали люди, гремя оружием, где-то за окном заржали кони, с пронзительным скрипом опустился подъемный мост… Надо было вставать и снова отправляться в путь, в неизвестность, туда, где, возможно, совсем не будет ни времени, ни сил для любви.

Спустя всего лишь час, ушедший на короткие сборы и легкий, необременительный завтрак, путники выезжали из ворот замка. Теперь их отряд представлял собой внушительную силу – помимо самого барона к Рону и его друзьям присоединился десяток баронских гвардейцев, парней ладных, уже знающих, что такое хорошая драка, с отменным оружием и на прекрасных конях. Если раньше Рон не без основания предполагал, что втроем они могут не опасаться грабителей или иных искателей легкой наживы, то теперь они, пожалуй, не отступили бы и перед серьезным отрядом врага. Почему-то Сейшел не сомневался, что такая встреча неминуема – да это было и неудивительно: война стремительно катилась по Империи, и то, что сталь пока еще не звенела, было скорее отсрочкой. Рано или поздно война придет и сюда. Если некромант не будет остановлен.

Кавалькада уже втягивалась в лес, когда позади раздался топот копыт. Их нагонял всадник… вернее, всадница. Девушка верхом на довольно невзрачной лошадке – этому отродью конского племени куда больше подошла бы соха, чем верховое седло. К тому же лошадь была на последнем издыхании, судя по всему, ее гнали нещадно.

Да и всадница, пожалуй, была не в лучшем состоянии. Волосы девушки, когда-то золотистого цвета, теперь были изрядно припорошены пылью, платье, явно старое и латаное, не отличалось чистотой, а миленькое личико носило следы усталости, боли и чего-то еще. Рон видел такие лица – бывает, загулявшая толпа наемников срывается с цепи, настойчиво ищет женской ласки… Вот у женщин-то, тех, что не сумели вовремя спрятаться от разгулявшихся искателей «веселых» приключений, наутро такое выражение и бывает – ненависть, отвращение, бессилие…

– Элла? – недоуменно спросила Айрин.

– О, госпожа! – Девушка не слишком ловко спрыгнула с коня, бросилась к хозяйке и прижалась щекой к ее сапогу. – Айрин-сан, какое счастье… я уж думала, что никогда вас не найду…

– Элла… – все так же оторопело повторила Айрин. – Как ты здесь оказалась? Что случилось, девочка? И почему ты в таком виде?

Плача, размазывая слезы по запыленному лицу, превращающемуся от этого в какую-то страшную грязно-серую маску, путаясь и сбиваясь, Элла начала рассказывать.

Огромная толпа солдат осадила Лебединую башню. Девушка толком не смогла объяснить, сколько их было, но, сделав ставку на то, что «у страха глаза велики», Рон решил, что нападавших было не более полутора-двух десятков. Они сначала выкрикивали угрозы, требуя, чтобы им добром отдали все золото, что есть в замке, затем связали из нескольких бревен плот, приплыли на остров и принялись ломать дверь. Верный Гарт, в попытке защитить хозяйское добро, принялся стрелять в бандитов из арбалета, кого-то то ли ранил, то ли убил, Элла не знала, только злобные крики вдруг стали громче, а удары по двери – сильнее. Замок никогда и не предназначался для обороны, а посему дверь сломали быстро. Элла со слезами на глазах рассказывала, как Гарта прямо на лестнице, где он пытался задержать бандитов, рубили мечами на куски, и как он жутко кричал…

Потом… потом ее насиловали, долго, не торопясь, с чувством и с толком, делая перерывы на отдых. Отдых для них, конечно, не для нее. Она потеряла сознание, но их это не остановило. И еще, пока была в сознании, она слышала их разговоры, и по разговорам тем получалось, что бандиты под стенами Лебединой башни оказались не случайно, кто-то, чье имя не упоминалось, заплатил им за голову молодой сании Айрин.

– П-простите, госпожа, простите меня… – плакала Элла, спустив с плеча старое домотканое платье, показывая чудо вищные, чуть поджившие ожоги на плече. – Я не смогла мол чать… они жгли меня железом и пригрозили… пригрозили, что не дадут умереть быстро. Я сказала им, куда вы…

– Не плачь, не плачь, девочка моя, – обняла ее Айрин. – Я все понимаю…

Мужчины слушали рассказ молча, хмурясь и нервно теребя рукояти мечей. Было очевидно, что барон, не без оснований считавший себя оплотом рыцарства, в том же духе воспитал и своих гвардейцев. Сам же Рон с ужасом смотрел во что превратилась милая, улыбчивая, очаровательная девушка…

Они уехали, вдоволь насытившись ее телом и забрав из замка все, что сочли ценным. Устроили в одной из комнат костер, куда безжалостно побросали многочисленные книги и свитки, хранившиеся в библиотеке замка. Бандиты пили дорогие вина, выплескивая остатки в костер, на котором сгорали бесценные раритеты.

Они уехали, но трое остались в башне – поджидать хозяйку, если она вдруг, неожиданно, объявится. А чтобы не было скучно, оставили и Эллу. Они смеялись, мол, ей бы радоваться – и жизнь сохранит пока, и мужиков будет не дюжина, а всего трое.

Два дня она всерьез думала о самоубийстве, попыталась – ее вынули из петли, оставившей на шее заметный шрам, а потом снова насиловали, доведя до беспамятства. И тогда она не выдержала – юная девушка, в жизни своей не обидевшая даже мухи, убила троих здоровых мужиков, убила безжалостно…

– Они… они до сих пор там… обугленные… – рыдала она. – Один меня… Другой был наверху… а третий в отхожее место ушел… И я его сожгла. Близко очень…

Она показала руку – пальцы правой руки почернели, да еще местами покрылись волдырями от ожога, девушке порядком досталось от собственного фаербола. Второй, вошедший развязно, нагло, явно в предвкушении своей очереди, получил огненный заряд в лицо.

– Как он орал… Айрин-сан… я никогда не думала, что человек может так орать…

Она была слишком измучена, и фаербол вышел слабеньким – он не убил негодяя сразу, как первого, и тот сгорал Долго, мучительно. Но своими воплями он предупредил третьего… да, в общем-то, тот догадался бы и сам – тяжелый смрад сгоревшего тела тошнотворными волнами полз по Лебединой башне. Он вошел в комнату, где несчастную девушку держали взаперти, с арбалетом в руках. Они ударили одновременно. Стрела чиркнула Эллу по шее, разорвав кожу, только чудом не повредив артерию. Ее противнику повезло меньше.

Девушка убежала из замка, в чем была – в платье, вымазанном жирной, отвратительно пахнущей копотью, перемешанной с кровью и спермой, босая, она запрыгнула в седло первой попавшейся лошади и гнала ее день и ночь напролет в надежде догнать хозяйку, предупредить ее. Потом лошадь пала, она украла в какой-то деревне другую, кое-как прицепив на нее седло, там же стащила и платье. И вот ей все же удалось нагнать свою госпожу…

– Успокойся, милая, успокойся, – шептала Айрин, гладя девушку по спутанным волосам. Ее руки чуть заметно светились, залечивая ранки и разглаживая рубцы. – Все будет хорошо, девочка моя, теперь все будет хорошо. Мы больше никому не дадим тебя в обиду.

– Я найду их, клянусь алым щитом на моем гербе, – прошипел барон Тоддт, сжимая рукоять меча с такой силой, что из-под ногтей, казалось, вот-вот брызнет кровь. – Я найду их… и они пожалеют о том, что их матери позволили им появиться на свет. И жалеть они будут долго.

Прошло не менее часа, прежде чем Элла более или менее успокоилась, умылась в ближайшем ручье и переоделась в один из запасных костюмов Айрин. Только тогда отряд смог двинуться дальше. Элла еще всхлипывала и на коне держалась с трудом, но здоровью ее уже ничто не угрожало – магия Айрин затянула все незначительные ссадины и благотворно воздействовала на более серьезные травмы. Если бы они могли позволить себе провести три-четыре дня в спокойных условиях, то девушка выздоровела бы окончательно.

Рон предложил остановиться в ближайшей деревне, барон Тоддт настаивал на том, чтобы вернуться в его замок, где раненой будет обеспечен надлежащий уход. Но сама Элла категорически отказалась ехать в замок: она-де и так взвалила на госпожу кучу проблем, и негоже ей задерживать санию. Она чувствует себя достаточно хорошо, и если выдержала несколько дней в седле почти без отдыха и еды, то уж обычный дневной переход с нормальным ночлегом ей будет и вовсе по плечу. Переупрямить ее никто не смог. Порешили, что двигаться будут неспешно, привалы делать почаще, а на привалах этих Айрин будет долечивать свою подругу.

– Постоялый двор здесь неплох, – заметил Тоддт, когда они въезжали в очередную деревеньку. Стояла она на оживленном тракте, поэтому таверна и впрямь выглядела вполне пристойно. Видать, постояльцев здесь, а следовательно, и барыша у хозяина хватало. – Я, бывало, останавливался здесь на денек-другой. Сами понимаете, сэр Сейшел, когда идет охота, ночь часто застает нас далеко от родовых замков. Да и свинину готовят здесь отменно, не зря ж на вывеске хряка намалевали.

– Да уж, горячее нам бы сейчас не повредило, – хмыкнул Рон. – Да и дамам неплохо было бы провести ночь в нормальной постели.

Барон мог бы добавить, что одна из дам вряд ли проведет ночь в нормальной, в смысле, своей постели, но воспитание не позволило ему даже намекнуть на отношения, которые уже не были секретом, пожалуй, ни для кого.

Низенький крепыш-слуга распахнул ворота перед кавалькадой, тут же на пороге появился сам хозяин – видать, кто-то из слуг подсуетился и позвал его. Да и верно оно – как богатого гостя встретишь, таков и барыш будет. А чтобы понять, что гости приехали не из простых, достаточно хоть на полпальца быть умнее местного деревенского дурачка. Вот и рассыпался хозяин мелким бисером, в речи его появились сплошные «благородные господа», «прекрасные дамы», и даже коней, что слуги уводили в конюшню, он называл не иначе как «ваши, господа, великолепные жеребцы», совершенно не трудясь разделять лошадей на жеребцов и кобыл.

Постоялый двор поразил Рона своей чистотой – достоинство тем более редкое, что основными постояльцами в заведениях подобного рода являются наемники, проводящие свободное время в поисках очередного нанимателя хуторяне, пригнавшие на базар телегу с урожаем, да реже купцы… В общем, люди, привыкшие ко всякому, для которых где доброе пиво, там и дом, а уж обращать внимание на паутину в углах, копоть на потолке, чад в воздухе, да смотреть себе под ноги, не накидано ли там чего да не налито ли, они не приучены.

Барон настроился ужинать основательно, долго, с чувством. На чисто выскобленном дощатом столе появились и поросенок, зажаренный целиком, и перепела, блюдо редкое в тавернах, подходящее больше для богатых домов, и горы другой снеди, в том числе и нехитрой – наваристая каша, пирожки с разной начинкой, окорока, сыр, пиво… Поначалу у Рона даже возникло сомнение, что вся эта прорва поместится в желудках сидящих за столом, но, заметив, с каким здоровым аппетитом барон и его гвардейцы приступили к уничтожению яств, понял, что они справятся. Сам он ел немного, может быть, сказалась старая привычка наемников – всегда сохранять легкость движений, поскольку в случае чего целостность собственной шкуры куда важнее сытости.

Ильтар тоже лениво отщипывал небольшие кусочки мяса и отпивал крошечные глотки вина – не местного, довольно, впрочем, неплохого, а своего, из заветной фляги. Рон его очень хорошо понимал – после драгоценного эльфийского напитка даже лучшие вина из подвалов самого императора покажутся ослиной мочой.

Сегодня людей здесь было немного. Пожалуй, в иные времена под крышей «Дикого вепря» собирались компании куда более многочисленные, но сейчас в Империи было неспокойно и на дорогах стало менее людно. Трое купцов, не счевших нужным сесть за один стол со своими слугами и охранниками, неторопливо тянули вино, вполголоса обмениваясь тихими, им одним слышимыми репликами. С десяток мужчин поскромнее, видать погонщики и охрана, шумно хлестали пиво, не забывая сопровождать возлияние обильной закуской. Да еще несколько явно местных, забежавших на огонек опрокинуть кружечку-другую. Вот, пожалуй, и все посетители – а зал таверны мог вместить людей чуть не втрое больше. Здесь имелись и широченные, на большую компанию, столы, и крошечные столики на одного-двух. Стены были увешаны оружием – это было модно, и многие трактирщики с удовольствием украшали свои трактиры и таверны щитами и мечами, копьями и арбалетами. Обычно оружие это было никуда не годным старьем, а то и просто муляжом, вырезанным из дерева долгими зимними вечерами, вычурно раскрашенным и вывешенным на всеобщее обозрение. В «Диком вепре» тон задавало оружие охотничье. Среди рогатин взгляд Рона сразу отметил одну, явно настоящую – порядком выщербленный стальной рожон видать не раз бывал в деле. Были здесь и разные охотничьи инструменты: железные капканы, угрожающе распахнувшие свои зубчатые пасти… остроги, коими опытный рыболов мог успешно бить не только рыбу, а и иную добычу, двуногую… самострелы, что устанавливают у звериных троп, такая штука пришпилит оленя к дереву, да так, что и сам он не оторвется, и охотник изрядно помучается, освобождая свою добычу. Охотничьи луки, пара топоров, с коими ходят на медведя… Остальное оружие, включая страшные на вид боевые топоры, массивные щиты, кистени и палицы, было откровенно бутафорским. Но все это вместе создавало довольно приятное впечатление – он, наемник, чувствовал себя здесь уютно и спокойно.

Расторопные девушки-служанки со смазливыми мордашками сновали между столами, поднося очередные порции угощения. Вот кто-то из стражников, выпив явно больше, чем следовало, смачно хлопнул одну из служанок по мягкому месту. Та взвизгнула… Хозяин поднял бровь, и спустя буквально несколько секунд возле ловеласа предстал детинушка, в плечах, пожалуй, раза в полтора пошире могучего барона Тодцта. Он что-то прошептал на ухо стражнику… Рон со своей скамьи не слышал слов, но они, видимо, оказались более чем убедительными, поскольку молодой воин тут же сник и на протяжении всего вечера даже не рисковал поднять глаз на хорошеньких девушек.

– Интересно, что он ему сказал? – пробормотал Рон.

– Он сказал, что сегодня клиентов обслуживают дочери хозяина, и он, хозяин, вполне способен подсыпать нахалу крысиного яда в пиво, – сообщил Ильтар, отличавшийся куда более чутким слухом. – Солгал, наверное.

– Наверное, – Рон рассмеялся. – Ладно, друг Ильтар, пора, кажется, и на покой. Наш друг барон, я думаю, на мерен пить до утра, но я на такой подвиг не способен.

Сейшел поднялся и неторопливо двинулся к широкой лестнице, ведущей на второй этаж – туда, где располагались отведенные им комнаты.

Он проснулся как-то сразу, как бывало не раз, когда угроза, еще неявная, неоформившаяся, начинала витать в воздухе. Бывало, это чутье спасало жизнь, бывало, просто не давало выспаться. И это не означало, что звериное, годами оттачиваемое чутье наемника на опасность сработало зря – иногда опасность эта проходила мимо.

Он прислушался. Кругом царила непривычная тишина – такая тишина просто невозможна на постоялом дворе, да еще ранним утром, когда ночная тьма сменяется рассветными сумерками. В это время всегда слышны какие-то звуки, даже более отчетливо, чем днем. Где-то шумно топает по своей комнате постоялец, решивший уехать затемно, гремят на кухне котлами поварята, хлопает дверь, впуская молочника со свежим молоком.

А сейчас вокруг было тихо. Как будто в «Диком вепре» остался один-единственный живой человек, сэр Рон Сейшел, сидящий на широкой постели и нашаривающий пальцами рукоять меча.

Внезапно до слуха рыцаря донесся какой-то звук, шорох… Кто-то, стараясь не шуметь, и немало в этом преуспевая, крался по коридору.

Рон бросил взгляд в сторону другой кровати, на которой мирно спал Ильтар. Бесшумно спрыгнув на пол и моля Торна, чтобы доски не заскрипели, Рон метнулся к эльфу и дернул его за плечо, одновременно поднося руку ко рту, чтобы тот не вздумал спросонья подать голос. И совершенно напрасно, Ильтар, отличавшийся собачьим чутьем, лишь что-то проворчал во сне, но не проснулся. Рон тряхнул его сильнее – тот же эффект.

Похоже, разбудить эльфа не удастся. Этого просто не могло быть, а значит, в дело вмешалась магия. Рон взглянул на кольцо, что по-прежнему плотно сидело на его пальце. Он уже не сомневался, что на Ильтара наложены сонные чары… а судя по тишине, не только на него. И лишь на Сейшела колдовство не подействовало.

Чуть слышно скрипнула дверь. Звук донесся с той стороны, где располагалась комната Айрин, и Рон, стараясь поменьше шуметь, выскользнул в коридор. Он оказался прав, успев заметить, как медленно затворяется створка двери, ведущей в покои молодой волшебницы. Несколько осторожных шагов, и Рон резко распахнул не успевшую до конца закрыться дверь.

Айрин спала, разметавшись по постели. Ее рыжие волосы спутались, но лицо было таким нежным, таким милым и умиротворенным, что у Рона защемило сердце. А возле постели стояла знакомая фигура, одетая в длинную, до пят, белую ночную сорочку. Светлые волосы, старательно отмытые от грязи и пыли, красивыми волнами лежали на плечах.

– Элла? Что ты здесь делаешь?

Девушка у постели медленно повернулась к Рону лицом. Только это уже была не Элла, миленькая блондинка, это было совсем другое существо.

Глаза, еще недавно светло-голубые, теперь горели алым огнем, рот чуть приоткрылся, верхняя губа приподнялась, обнажая белые, острые как иглы клыки. А пальцы, тонкие и нежные, прямо на глазах наливались силой, на них появились длинные острые когти.

Рон оторопел и несколько долгих секунд стоял неподвижно, не веря в то, что видели его глаза. Эти секунды позволили вампиру закончить превращение полностью. Раньше Рону приходилось встречаться с высшими вампирами, но никогда – в одиночку. Справиться с вампиром, говорят, было можно, но что-то рассказы обо всех этих случаях больше походили на сказки, чем на реальные факты.

Разве что тролль может наравне потягаться с высшим вампиром… и справиться с ним. Но вот человек…

И сейчас перед Роном стоял высший вампир. Невысокий, мужского пола, черноволосый. Очень опасный. Очень сильный. И пришедший в эту комнату явно с недоброй целью. Вампиры никуда с добрыми намерениями не приходят.

Рыцарь, с ужасом понимая, что его кольчуга так и осталась в комнате, прыгнул вперед, нанося удар. Вампир легко ушел от атаки, кончик меча скользнул по когтю, не оставив на нем даже царапины.

Тарсис, а это был именно он, в свою очередь атаковал. Когти полоснули по руке рыцаря, тот успел увернуться – лишь три длинные тонкие царапины украсили бицепс. Сейшел атаковал снова, и столь же безрезультатно.

Они кружили друг вокруг друга, обмениваясь ударами. В нескольких местах рубаха Рона уже намокла от крови, когти вампира достали-таки до кожи. Пару раз чудовищно сильные руки Тарсиса отбрасывали рыцаря к стене – казалось, от ударов этих содрогается вся гостиница, но, похоже, сон постояльцев был крепок. И каждый раз, врезавшись спиной в стену, Рон вскакивал быстрее, чем вампир успевал подобраться к своей жертве.

Тарсис тоже получил пару незначительных царапин, которые тутже зажили. На белой сорочке, уже превратившейся в лохмотья, проступили темные, почти черные, совсем не похожие на кровь пятна. Ни эти, ни даже куда более серьезные раны, если противник сумел бы их нанести, Тарсису не грозили. Он просто увлекся поединком, донельзя уверенный в своих силах – никто в этом здании не проснется, никто не придет на помощь бойцу, видимо, тому самому, о котором предупреждал его хозяин. Что ж, Тарсис разберется с этим рубакой, выяснит, кто сильнее. Впрочем, сам-то он был заранее уверен в ответе. Ну а потом он уделит капельку внимания и этой рыжеволосой стерве. Хозяин сказал, что она опасна – но как же такая доверчивая дура может быть опасной?

Вампир заметил, что воин изо всех сил старается вытеснить его из комнаты. Что ж, этот глупец сам не понимает, что творит. «Хочешь на простор, сосунок? Будет тебе простор… – думал Тарсис, увертываясь от очередного выпада и делая ответный ход, столь же безрезультатный. – А ты ловок, щенок, что ж, посмотрим…»

Звон меча, время от времени сталкивающегося с несокрушимыми когтями вампира, тяжелое дыхание Рона, вынужденного слишком много сил отдавать обороне, постепенно переместились из комнаты Айрин на лестницу. Именно здесь рыцарь получил первый по-настоящему серьезный удар – когти рванули левое бедро, выдрав кусок мяса, брызги крови покрыли стену россыпью алых капелек. Рон кубарем скатился по лестнице, пятная ступени кровью. Тарсис терпеливо ждал, пока рыцарь поднимет выпавшее из рук оружие – как ни странно, но впервые за последние сто лет он хотел честного боя. Хотя и понимал, что честным бой между человеком и вампиром быть не может.

Рон стоял и в упор смотрел на вампира. Грудь ходила ходуном, нога дрожала, кровь стекала по штанине, впитываясь в ткань и расползаясь по ней огромным багровым пятном.

– Что тебе надо, тварь?

– Девчонку… – усмехнулся Тарсис, показывая клыки.

– Через мой труп, – выдохнул Рон, крепче сжимая в руке меч.

– Как скажешь, – бросил вампир, прыгая вперед.

Прыжок, перенесший Тарсиса чуть ли не через весь зал, дал понять Рону, что здесь, практически на открытом пространстве, вампир к своей неуязвимости получил еще и свободу маневра. Пожалуй, спускаться сюда не следовало, но Рон не жалел об этом, самое главное, что прямо сейчас непосредственная опасность не угрожает Айрин. А сам он как-нибудь выкрутится.

А пока выкручиваться было сложно. Атаки вампира становились все стремительнее, и уворачиваться от них, припадая на раненую ногу, с каждым мгновением становилось все сложнее. Уже несколько раз жуткие когти со свистом проносились в пальце от его лица – а такой удар без труда снял бы лицо с черепа, как кожаную маску.

Рыцарь в очередной раз умудрился увернуться, запоздало ударил мечом – безуспешно, клинок лишь рассек сорочку, добавив к многочисленным прорехам еще одну, да незначительно зацепил кожу. Но Сейшел теперь стоял у стены, спина была защищена, одно движение – в руке оказался содранный с крюка массивный деревянный щит, усыпанный стальными шипами-бляшками. Щит этот, конечно, никогда для боя не предназначался. Любой воин, коему пришлось бы воспользоваться этим уродцем, вымотался бы за несколько минут – деревяшка была неимоверно тяжела. Но сейчас это Рона как нельзя более устраивало.

Вампир на мгновение прекратил атаки. Он пристально смотрел на стоящего перед ним человека, уже несколько раз раненного, но, невероятное дело, все еще живого. Пожалуй, весь его опыт, накопленный за сотни лет, прямо-таки вопил, что такое невозможно. Человек в одиночку противостоять вампиру не может – он просто не успевает. Даже эльфы, чья реакция во много превосходила человеческую, не могли драться с вампирами на равных. А этот дрался, и весьма успешно. «Что там говорил хозяин про него? – попытался вспомнить Тарсис – Кажется, что-то про стража… вроде этот парень сумел стража зарубить…»

Пожалуй, сейчас Тарсису целесообразнее всего было бы отбросить воина со своего пути, взлететь по лестнице, разорвать горло спящей женщине, за жизнью которой он был послан, и спешно броситься в бега. Следовало бы… но он не хотел этого. Никто и никогда не скажет, что высший вампир отступил, хотя противником его был всего лишь человек. К тому же еще и один. А что касается этой молодой волшебницы… вампиру мучительно хотелось обратить и ее, она была красива, и вдвоем со своей подругой Эллой они составили бы ему приятную компанию… но хозяин велел ее убить. Тарсис не мог ослушаться приказа, но изо всех сил оттягивал неизбежную развязку. Ненадолго, конечно, сначала он положит этого наглеца, решившего, что с помощью какой-то железки можно сразить вампира.

А тем временем упомянутый наглец медленно двигался вдоль стены по направлению к лестнице. Похоже, намеревался защитить свою подругу… Пустое, он сможет лишь немного оттянуть неизбежное. Но Тарсис был рад этому, к тому же от смертельной игры со столь прекрасным и достойным противником он получал удовольствие – а в его жизни удовольствий было не так уж и много.

Он снова бросился в атаку, на этот раз целя в горло. Изодранная, запятнанная кровью рубаха вряд ли послужит надежной защитой против клыков, способных пробить сталь.

Но на пути клыков оказалась не сталь – противное, прокопченное, сальное дерево. Зубы вампира глубоко погрузились в щит, а в следующее мгновение рыцарь выпустил эту уродливую деревяшку из рук – и, увлекаемый весом падающего щита, Тарсис на мгновение замешкался.

Рон ударил мечом изо всех сил, сжимая эфес двумя руками, зная, что вряд ли еще раз подвернется такой случай. Казалось, вампир был обречен – даже эти живучие твари могли быть убиты, особенно если тело рассечено надвое. И все же невероятным, воистину нечеловеческим усилием вампир сумел извернуться – он уже не мог уйти от удара, но сталь клинка встретили его жуткие когти.

С противным скрежетом меч пробороздил по когтям, отсекая их все одним махом, рассекая руку, перерубая кости… но вся сила, вложенная в этот удар, иссякла, погашенная превратившейся в измочаленный обрубок рукой вампира. Рана, которую клинок по инерции оставил на теле Тарсиса, была не то что не смертельной, она даже не была опасной.

Вампир взвыл, одним движением выдрал увязшие в старом дереве клыки и отпрыгнул в сторону. Мгновение он рассматривал свою изуродованную руку, затем устремил налитый кровью взгляд на человека: