Текст книги "Игры мажоров. Хочу играть в тебя (СИ)"

Автор книги: Дина Ареева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Это Лия с подругами. Делаю два шага назад – не хочу, чтобы они меня увидели.

– Лия, дай сюда бокал, тебе уже хватит, – слышу голос Топольского и в панике прячусь за дверью. Еще решит, что я нарочно подслушивала.

– Перестань, любимый, – пьяно воркует Лия, – это всего лишь второй бокал.

– Лучше скажи, вторая бутылка, – по голосу слышно, какой Никита злой.

Осторожно выглядываю и вижу, как Ник отбирает у Лии бокал с вином. Она обиженно надувает губки и говорит капризным тоном:

– Вечеринка только началась, что мне тогда делать?

– Иди к себе, – хмуро говорит Никита.

– Но Кит!..

– Пойдем, я тебя отведу, – он крепко берет ее за локоть, и мне хочется растереть свой. Я хорошо помню, что такое железная хватка Топольского.

И только когда они уходят, при этом Лия отчаянно пытается сопротивляться, я понимаю, что так резануло слух.

«Иди к себе» ...

Что это значит? У нее есть своя комната? Они не спят вместе?

Я забываю, что искала Саймона. Мне предлагают выпивку, тянут танцевать, зовут поиграть в «Правду или действие». Вежливо отказываюсь, отмахиваюсь, улыбаюсь, а сама продвигаюсь к лестнице.

Мне надо переварить то, что я увидела и услышала. Топольский никогда не устраивал вечеринок, потому что на дух их не переносит. Прикольно, да? Я не перенеслась случайно в параллельную реальность? Большего бреда я еще не слышала.

Но то, что Никита сегодня ведет себя очень странно, факт. А раз он нам выделил целую комнату, то почему ею не воспользоваться?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Однако стоит подняться на этаж, слышу глухую ругань. Голоса Лии и Топольского, они ругаются. И ругаются рядом с нашей комнатой.

Подхожу к своей двери и замечаю, что дверь соседней комнаты приоткрыта. Голоса слышатся оттуда, и слышны они гораздо лучше, чем от лестницы.

– Ты запер меня здесь, не разрешаешь никуда ходить. Почему? – доносятся до меня сдавленные рыдания. – Почему ты так ведешь себя со мной?

– А чего ты ждала? – судя по тону, Никита злой как собака. – Это не я себя тебе предложил.

– Но я люблю тебя, Кит! – выкрикивает она, и у меня сердце вылетает из груди. И влетает обратно, потому что в ответ раздается вымученное:

– А я не люблю тебя. И ты это знала. Знала, Лия, и все равно взяла этот ебучий браслет. Так что сиди в своей комнате и не высовывайся, поняла?

Глава 13-1

Сказать, что я в шоке, не сказать ничего. И мне даже не стыдно, что я подслушиваю. Мало того, я даже подглядываю. Не могу сдержать любопытство и подхожу ближе к приоткрытой двери так, чтобы их было видно.

Никита стоит спиной на расстоянии протянутой руки. Лия пытается повеситься ему на шею, но он удерживает ее на расстоянии.

– Ты не можешь так со мной поступить! – выкрикивает она, толкая его в грудь. Но он даже не покачивается, зато сама Лия чуть не падает. Она плачет, размазывая по щекам пьяные слезы. —Почему ты сначала столько себе позволял со мной, а теперь даже в свою спальню войти не разрешаешь? Зачем ты согласился? Отдал бы меня им! А теперь изображаешь порядочного...

– Я уже говорил тебе, Лия, я не знал. Ты вела себя как шлюха. Если бы ты сразу сказала, я бы не стал тебя трогать, – Топольский отвечает, сцепив зубы, и я получаю новую порцию шока, потому что в его голосе чудится что-то очень похожее на раскаяние. – И я не хочу быть твоим первым. Мне это не нужно.

– Зато мне нужно, Кит, пожалуйста! – лепечет Лия, вытирая слезы. Она снова пытается его обнять, но Никита сводит за спиной ее руки, и ей остается только беспомощно дергаться. При этом она с трудом держится на ногах. – Пожалуйста, я прошу тебя, ну что тебе стоит? Иначе я сниму этот браслет, вот увидишь...

– Нет, Лия, ты этого не сделаешь, – теперь он говорит с ней как с больным ребенком. – Ты просто не представляешь, что тогда тебя ждет. А так досидишь в моем доме до конца триместра, потом начнешь с кем-то встречаться, и дальше делай что хочешь.

– Я хочу тебя, Кит, – она пьяно всхлипывает и икает, но Никита с ней непривычно терпелив.

– Послушай, первый раз не должен быть с тем, кому на тебя плевать, понимаешь? – он заправляет ей за ухо выбившуюся прядь. – Иди умойся и ложись спать. Я закрою дверь снаружи, если что-то понадобится, позвонишь. Я буду с телефоном.

Никита отпускает девушку, та покачивается и неожиданно бросается на него, выставив вперед перед собой ногти.

– Ты сволочь, Топольский, – выкрикивает ему в лицо, – бездушная сволочь.

– Вот и не забывай об этом, – он перехватывает ее за руки и толкает к кровати. – И сколько можно тебя просить, не называй меня любимым даже перед своими подружками. Все, отдыхай.

Я быстро отступаю к нашей с Оливкой комнате, дрожащими руками нащупываю ручку и открываю дверь. Вваливаюсь внутрь и спиной прислоняюсь к стенке, прерывисто дыша, как астматик.

– Малыш, что с тобой? – слышу в темноте встревоженный голос. – Ты увидела привидение?

– Саймон, – щелкаю выключателем и вижу приятеля, сидящим на подоконнике, – ты что здесь делаешь?

– Тебя жду, – он спрыгивает с подоконника и идет навстречу. – Твоя подруга сказала, вам выделили целую комнату. И я решил подождать тебя здесь.

Мне не очень нравится его взгляд, но я не хочу ранить парня недоверием. В конце концов, я его как раз искала.

– Да, – делаю вид, что ничего особенного не происходит, – наш наниматель оказался с приветом. Я так и не поняла, зачем он нас сюда привез. Но если у него есть лишние деньги, нам с Оливкой только лучше.

– Кит странный, – кивает Саймон, – но ты права, это его дело.

Он подходит ближе и обнимает совсем не так, как обнимают друзья. Обхватывает ладонями лицо и смотрит в глаза странным жадным взглядом.

– Ты такая красивая, малыш... – он осторожно накрывает губы губами, и я обмираю внутри, но не нахожу в себе сил, чтобы его оттолкнуть.

Может, хватит всех сравнивать с Топольским? Может попробовать еще раз?

Саймон мне нравится, он милый и приятный. Целоваться с ним мне в прошлый раз не понравилось, но это мои личные закидоны, от которых я мечтаю избавиться.

Прислушиваюсь к своим ощущениям и ничего не могу с собой поделать. Его губы такие же мокрые, рот полный слюны, и я поспешно высвобождаюсь из объятий.

– Саймон, не надо, я все-таки на работе.

– Ну и что? Перестань, малыш, расслабься, я давно тебя хочу...

Он наступает, пока я не упираюсь задом в подоконник.

– Пожалуйста, отпусти, – упираюсь руками в грудь, – я не хочу.

– Мари, зачем ты так? – он дышит тяжело, рвано. – Я от тебя с ума схожу, разве ты не видишь?

– Я думала, мы друзья, – бормочу покаянно. Мне дико стыдно и жаль Саймона. – Я тебя люблю, правда, но как друга.

– Да нахер такая дружба, – он резко подсаживает меня на подоконник, вклиниваясь между коленями.

Никогда еще я не чувствовала себя так дерьмово. Мой друг меня хочет, а меня воротит от одной мысли о возможности секса с ним. Саймон начинает целовать щеки, скулы, виски и повторять как в бреду:

– Малыш, малыш... я хочу тебя. Давай встречаться, если бы ты знала, сколько я раз тебя в своих мечтах...

Меня передергивает, я еще сильнее упираюсь в плечи парня, но Саймон гораздо сильнее.

Он обхватывает меня за плечи, прижав руки к телу, запрокидывает голову и впивается в шею поцелуем. Этот поцелуй тоже мокрый и липкий, меня от него воротит, и когда распахивается дверь, я облегченно выдыхаю.

Но ненадолго, потому что в дверях стоит Топольский.

– Я предупреждал, что у меня в доме по углам не трахаются, – говорит он холодным тоном, и я не могу заставить себя посмотреть ему в глаза.

Глава 14

Маша

Саймон нехотя отпускает меня, и я инстинктивно отдергиваю руки. Этот жест не ускользает от Топольского, он выжидательно смотрит на не скрывающего недовольство парня.

Хорошо, у Саймона хватает мозгов не перечить хозяину вечеринки. Но он делает попытку взять меня за руку и потянуть за собой, приходится предусмотрительно спрятать обе руки за спину.

Щеки горят от смущения, смешанного со злостью. Зачем Саймон так меня подставил? Он лучше меня знает правила, я же не просто гостья, которая приехала на вечеринку.

Никто не станет разбираться, как Саймон попал в комнату, выделенную для прислуги. И никто не поверит, что я ему отказала. А то, что наш наниматель застал меня в рабочее время в объятиях парня, вряд ли добавит мне баллов.

На лице Никиты слишком хорошо читается все, что он обо мне думает. И я почти не сомневаюсь, что как только за Саймоном закроется дверь, я услышу от сводного брата, что отработка мне не засчитана.

Ну и возможно он проедется по мне. Это я точно переживу.

Но Никита провожает Саймона взглядом, дожидается, пока тот переступит порог, и выходит следом, плотно закрыв за собой дверь.

Молча. Не глядя.

Остаюсь одна в комнате, ощущения будто меня с головой сунули в мусорный бак. Без конца прокручиваю в голове недавнюю сцену – ну почему Никита не вошел раньше, может, он услышал бы, как я называю Саймона другом?

Другом и не более.

Дохожу до точки кипения и иду к двери. Спущусь в холл, посмотрю, где Оливка. Вдруг ей тоже надоело? Тогда можно будет вместе вернуться в комнату и запереть дверь.

Прохожу по коридору мимо комнаты Лии. Не знаю, мне чудится, или это я наяву слышу сдавленные рыдания?

Внизу обнаруживаю, что веселье в самом разгаре. Нахожу Оливку глазами, она раскрасневшаяся танцует в компании своих друзей. Мало похоже, что подружка падает с ног от усталости. А я сама не решусь лечь и закрыться в комнате.

Боюсь уснуть и не услышать, когда Оливка вернется.

Меня замечают, в руку откуда-то сбоку всовывают бокал с рубиновой жидкостью. Не отказываюсь, наоборот, беру с благодарностью. Теперь можно таскаться с бокалом и не привлекать внимание тусовки.

Пробираюсь через холл на террасу. Меня окутывает вечернее тепло и тонкий, почти прозрачный аромат цветущих кустарников.

Здесь почти пусто. Одна парочка сидит на перилах, оживленно болтая. И Никита, сидящий на диване и уставившийся в экран телефона.

Он не говорил, что сюда заходить нельзя, поэтому прохожу к самому дальнему диванчику. Здесь декоративная деревянная опора в виде колонны, за ней Топольский меня не увидит. Он и сейчас меня не видит, не сводит глаз с экрана. Привычно хмурый и сердитый.

Зато мне его видно, пускай и в профиль.

Прячусь за колонной и достаю телефон. Захожу в мессенджер – Демон в сети.

«Привет! Занят?»

Просмотрено. Ответа нет.

«Эй, Демон, ты здесь?»

Та же история.

Когда вижу «Демон пишет...», меня начинает потряхивать. И не зря.

«Давай не сейчас. Настроение дерьмо».

Несколько раз перечитываю. Он никогда не отказывался от общения со мной, ни разу.

«Что случилось? У тебя проблемы?»

«Можно и так сказать».

«Надо же, у меня тоже».

«Может, наши проблемы одинаковые?»

«Одинаковые вряд ли. Похожие возможно».

«Дерьмово похожие? Пусть будет так».

«Ты влюбился?»

Сама не знаю, зачем спросила. И Демон тоже не знает.

«Почему ты так решила?»

«Интуиция».

«Не обижайся, Ромашка. Хуевая у тебя интуиция».

«Ты материшься. Значит злишься».

«Наверное».

Набираюсь смелости, пишу и быстро отправляю, чтобы сообщение ушло, пока я не передумала.

«Давай встретимся офлайн? Пожалуйста...».

Пауза. Долгая, очень долгая. Наконец ответ:

«Отстойная идея, Ромашка».

«Почему? – взвиваюсь. – Я думала, ты мой друг»

«Я друг»

«Но я даже голоса твоего не знаю»

«Это что-то изменит? Если узнаешь?»

Он долго печатает. Долго-долго. А приходит убийственно мало, значит, он писал и удалял...

«Я не влюбился, Ромашка. Я разлюбиться не могу. Это еще хуевее»

Хлопаю глазами, глядя на экран. Не могу поверить. И не обманываю себя, когда чувствую легкий укол ревности. Но я же друг, откуда ревность?

«А она знает, что ты ее любишь?»

«Она мне не верит»

«Хочешь, я с ней поговорю?»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍«Нет, Ромашка, это ничего не изменит. Я гребаный кусок дерьма, и вел я себя как дерьмо. Она пытается прятаться от меня в других отношениях. И главное для меня – помочь ей, сделать так, чтобы она забыла обо мне как можно быстрее».

«Но это неправильно, – с трудом подбираю слова, – а вдруг она тоже тебя любит?»

«Нет, – приходит в ответ. И прилетает следом: – Надеюсь, что нет».

Глава 14-1

Я досиживаю на террасе до самого утра. Спать не хочется, вместо этого я думаю о Демоне.

Он вышел из сети и больше не возвращался. Топольский тоже ушел почти сразу же. Парочка перебралась на диван, я слышала их стоны и вздохи, но запрет хозяина на секс никто переступить не решился.

Мне они в любом случае не мешали, я была слишком под впечатлением.

Значит, безответная любовь. Точно как моя. Не сейчас, конечно, а если взять меня двухгодичной давности.

Демон все это время казался мне отстраненным, немного циничным, насмешливым. А оказалось, что он тоже может быть уязвимым. И это поселяло в душе гнетущее, горькое чувство.

Я не ревновала его, может, совсем чуть-чуть. Скорее, мне было непонятно его стремление следить за мной, помогать. Теперь все встало на свои места.

Демон пытался отвлечься, искал себе занятие, которое могло бы помочь ему избавиться от своих неразделенных чувств. Но похоже это не сильно помогло.

Только... Почему я?

И снова сомнения грызут душу. Демьян идеально подходит по всем параметрам. Он не похож на человека, который попал в инвалидное кресло из-за болезни. Слишком хорошо натренировано его тело. Когда смотришь, как он в нем сидит, складывается ощущение, что парень просто сел отдохнуть. Вероятнее всего, он не может ходить из-за травмы.

Но тогда получается, что его из-за этого бросила любимая девушка? Или там все намного сложнее? Конечно, если Демьян это Демон...

Может, я похожа на его подружку, и он стал следить за мной не только от скуки?

– Мари, ты здесь? Я обошла весь дом, тебя нигде не было, – Оливия находит меня, уже когда за окнами светает. – Кит сказал, что ты здесь. Знаешь, он такой странный.

– Обычный избалованный засранец, – встаю и вскрикиваю. В затекшую ногу впиваются тысячи иголок.

– А почему он называет тебя Машей? – подруга придерживает за руку, пока я пережидаю, когда пройдет онемение. – Ты же Мария?

– Да, Мария. И он не Кит, а Никита. Это наши полные имена, а коротко будет Маша и Ник. Вот ты Оливия, а я называю тебя Оля, чтобы короче, поняла?

– Поняла, но... Вы оба странные, – признается Оливка, и я лишь пожимаю плечами. Никто и не спорит.

Оливка пришла меня искать, чтобы идти спать. Она зевает и трет покрасневшие глаза, но по лицу видно, что подружка довольна. На миг накатывает зависть – почему я так не умею? Отключиться от всего, не перегружать мозг, а просто оторваться под музыку. Моя Оливка совсем не пьяная, хотя я сама видела, она пила вино.

Со мной сложно, сложно и скучно. Никита тоже это понял. Я вечно загоняюсь по любому поводу, когда другие живут легко и не загружаются фигней. Хотела бы я так уметь. Как тот же Саймон.

Только сейчас осознаю, что за всю ночь вообще о нем не вспомнила. И он меня больше не искал.

– Так он же уехал, Мари, – отвечает подруга, когда я спрашиваю о приятеле. – Вызвал такси и уехал, я еще удивилась. Вы не поругались?

– Нет, мы не ругались, Оль. Но он, наверное, обиделся, – не скрываю, что расстроена. Я не хотела ссориться с Саймоном, тем более из-за Топольского.

– На тебя? Но за что?

– Я его оттолкнула. А тут еще Топольский вошел и нас увидел. Саймон пришел сюда, в нашу комнату.

Оливка понятливо хмыкает и идет в душ, а я ложусь поверх неразобранной кровати. Впервые за всю ночь думаю не о Демоне, а о Никите. Так странно осознавать, что он совсем рядом, здесь, в этом же доме. Наверное, спит.

Представляю, как он лежит, закинув руки за голову, на такой же белой постели. Раздетый. Один... И снова мысли бегут по кругу, как загнанные лошадки.

Лия не стала бы просто так предъявлять Никите претензии. Он в самом деле с ней не спит. Что тогда значит этот браслет и вообще все эти договоренности?

Но видимо в этот раз я сумела достать даже собственный мозг, потому что он отключается, и я так и засыпаю на не расстеленной кровати.

***

В понедельник между лекциями несколько раз сталкиваюсь с Лией, и она кажется мне заторможенной. Мы с Оливкой, когда проснулись у Топольского в доме, оказалось, что клининг уже был, и внизу все убрали.

Гости разъехались, это мы вдвоем спали почти до полудня, даже неловко стало. Мы отказались от такси и пошли погулять по городу. Раз уж Никита захотел заплатить нам за несделанную работу, я решила устроить себе настоящий выходной.

Оказалось, что не думать о Демоне, Топольском и Саймоне не так уж и сложно. В кампус вернулись поздно вечером, и эту ночь я спала как убитая.

– Ты заметила, что с девушкой Кита что-то не то? – шепчет Оливка. Не я одна, выходит, заметила.

Сама не знаю, почему, но весь день меня не покидает плохое предчувствие. Я все время хожу в ожидании чего-то ужасного, и когда слышу на улице душераздирающий крик, пугаться нет сил.

Выбегаю со всеми из корпуса.

– Дурочка одна с крыши прыгнула, первокурсница, – слышу, как переговариваются двое парней.

Мы бежим к главному корпусу, он построен в виде башни со шпилями. Это самое высокое здание в нашем студенческом городке. Перед ним собралась огромная толпа, и я останавливаюсь, переводя дыхание. Не собираюсь проталкиваться локтями, чтобы посмотреть. Я даже не понимаю, зачем бежала, просто первой мыслью было, что еще можно чем-то помочь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Издали уже слышна сирена скорой помощи, и тогда я вижу Никиту. Он в тренировочной форме, у них, наверное, была физкультура. Он врезается в толпу плечом, и студенты, увидев его, молча расступаются.

Машина неотложной помощи въезжает на территорию кампуса, медработники выкатывают носилки. Следом подъезжает полицейский патруль.

Все стоят притихшие и растерянные, пропускают медиков, и я вижу распластанное на земле тело. Разметавшиеся волосы, кислотно-желтые кеды. Почему в память врезаются такие странные детали как цвет обуви?

– Живая... – проносится волной.

Толпа расступается, я вижу носилки, на которых везут Лию. Никита идет рядом, и мне страшно смотреть на его лицо. Оно серого цвета с бледными бескровными губами.

Мое тело словно закаменело, я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Стою, как столб посреди дороги и смотрю, как носилки подвозят к машине. С них безжизненно свисает рука с металлическом ободком.

Никита подходит ближе, берет руку и подносит к губам. Медик что-то ему говорит, он качает головой. Прижимается губами к ладони, на миг замирает. И с силой разламывает браслет.

Неотложка уезжает, Топольский долго смотрит ей вслед. А я смотрю, как он сдавливает руку, в которой держит обломки браслета. Затем разворачивается и уходит, по дороге швыряя обломки в урну.

Глава 15

Маша

Мы с Оливкой долго не уходим, хотя смысла здесь торчать нет никакого. Полицейские проводят следственные действия, расспрашивают очевидцев, разговаривают с подругами Лии. Топольского тоже наверняка будут допрашивать, он же главный очевидец. Или зритель, для которого и был разыгран весь этот спектакль.

Так и есть, вот он разговаривает с офицером, затем идет к своей машине, и они оба садятся в «Мазерати». Офицер за руль, Никита – на пассажирское сиденье рядом.

По рукам бегут мурашки, обхватываю себя за плечи. Его арестовали? Или просто везут на беседу? Всем ясно, что виноватым останется Ник, он и сам так считает. Его разом помертвевшее лицо до сих пор стоит перед глазами.

Конечно, ему вряд ли что-то можно предъявить, особенно в свете того, что я подслушала под спальней у Лии. Может, офицер поедет к нему домой и лично во всем убедится? Что они спали раздельно, что у Лии там своя комната.

А вот зачем они жили вместе, Никите придется объяснять. Скажет ли он про браслет? Назовет настоящую причину?

В моей голове паззл давно сложился. Для всех Топольский бросил Лию, потому что она ему надоела. Но на самом деле причина была в другом.

Лия девственница. Влюбленная в Никиту. Для Топольского это оказалось лишним, он ее прогнал, а она на следующий день принесла ему браслет. Саймон сказал, Лия предложила Никите себя на «полный прайс». Он мог отказаться, и тогда она стала бы собственностью клуба.

Топольский не стал отказываться, но и делать то, что Коннор делает с Норой, тоже не стал. Только для полиции этот последний паззл так и останется ненайденным.

Сомневаюсь, что Ник расскажет офицеру все как есть. Скорее, признает, что Лия прыгнула с крыши из-за неразделенной любви. И останется виноватым, хотя как можно заставить себя кого-то полюбить? Или еще хуже, разлюбить?..

«Разлюбиться не могу...» – вспоминается некстати. Прогоняю мысли о Демоне и делаю шаг к машине. Каким бы ни был Топольский, в истории с Лией он не должен выглядеть большим подонком, чем он есть на самом деле.

Меня останавливает взгляд. Горящий, буравящий, злой. Никита смотрит сквозь боковое стекло «Мазерати», и через меня словно пропускают электрический ток. Останавливаюсь как вкопанная и смотрю вслед уезжающему автомобилю.

Студенты расходятся в полном молчании. Никому не хочется шутить, стебаться, даже просто разговаривать не хочется. Мы с Оливкой тоже молчим. Она всю дорогу лишь хлопает глазами и время от времени всхлипывает.

А я думаю. Я уже поняла, что наша лицейская Игра по сравнению с Игрой, которую устроили местные мажоры, детская песочница. Тут своими силами точно не обойтись. Но и оставлять все, как есть, тоже нельзя.

Есть только одно верное решение – больше выяснить, получить неопровержимые доказательства и с ними идти в полицию.

Я не знаю точно, как построен у тайного клуба весь процесс, но уверена, что без видео или хотя бы аудио-доказательств все обвинения окажутся пустым сотрясанием воздуха.

Всего лишь переписки в отдельном чате. Но каким законом это запрещено?

Тотализатор? И что? Никто не запрещает делать ставки, какой из студентов сколько баллов наберет.

Есть рейтинг, а значит появляются ставки. У нас в лицее деньги даже не упоминались, только баллы. И если Топольский по уши увяз в этом дерьме, то он точно проследил, чтобы деньги нигде не фигурировали.

Значит, я должна получить эти доказательства. Должна выяснить, какая роль в этом всем Никиты, и...

От неожиданности торможу в дверях общежития так резко, что сзади налетает Оливка.

– Ты чего? – она удивленно останавливается, а я даже рот приоткрываю.

Так это я все из-за Топольского? Я из-за него хочу сначала сама докопаться до правды, чтобы его не подставить?

Это открытие неприятно царапает. Ложусь спать, но уснуть не могу, продолжаю думать о Никите.

Я его ненавижу, мне на него наплевать. Но перед глазами встает серое безжизненное лицо, и сердце сжимается.

Утыкаюсь в подушку, закусываю запястье и реву.

От осознания, как его Лия подставила Топольского, тошно. Он циничный мажор, но почему-то то, что Лия девственница, его зацепило. А она решила этим манипулировать.

Реву не только из жалости к Никите, а и к себе. То, как бережно Топольский относится к Лие, цепляет. Это я для него набившее оскомину прошлое, за которое неловко и неприятно даже перед самим собой.

Без конца прокручиваю, как он берет ее руку в свои и прижимается губами...

Разве, когда нет никаких других чувств, кроме чувства вины, так делают? Да, меня это задело, потому что на миг, на короткое время я увидела прошлого Никиту, которого любила. И может даже до сих пор люблю.

«Разлюбиться не могу...»

И я не могу, Демон. Мы с тобой оба товарищи по несчастью.

***

На следующий день в коридорах универа непривычно тихо. Все стараются передвигаться бесшумно, разговаривают тихо, больше шепчутся.

Я чуть шею не свернула, выглядывая «Мазерати» Топольского, но на стоянке перед универом его нет. Значит, Никиту задержали? Или он просто забил на лекции?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В обеденный перерыв тоже не так шумно, как обычно, Ника по прежнему не видно. После занятий Оливка идет в библиотеку, а я хочу отобрать вещи в стирку. Но только успеваю разложить на кровати одежду, как открывается дверь, и вламывается Никита.

Его лицо уже не похоже на обломок серого камня, наоборот, на скулах горят пятна. Глаза тоже горят, только нехорошо так, Мне не нравится.

– Где твой чемодан? – он распахивает шкаф и поворачивает голову. – Твой белый?

Не успеваю кивнуть, он уже его достает и бросает на пол. Начинает сгребать туда одежду, а я наблюдаю как заколдованная, ни слова сказать не могу. Пока наконец не возвращается способность говорить, и тогда я прокашливаюсь.

– Ты что творишь, Топольский? Зачем мне чемодан?

Он выпрямляется и говорит, глядя в глаза.

– Затем, что ты сегодня же отсюда уезжаешь.

Глава 15-1

Возмущение переполняет так, что я захлебываюсь. Он всерьез считает, что имеет право распоряжаться моей жизнью?

Бросаюсь к чемодану, достаю обратно вещи и забрасываю в шкаф. Хочу закрыть чемодан и запихнуть обратно, но Топольский отбирает его и снова бросает на пол. А я снова складываю.

– Сказал, отойди, – Никита берет меня за локти и отталкивает в сторону.

– Кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать? – огрызаюсь и упрямо хватаюсь за чемодан.

– Ты сейчас же соберешь вещи и уберешься отсюда, – голос Никиты звучит угрожающе.

– Иначе что? – вскидываю голову.

– Иначе пожалеешь, – он понижает голос ровно настолько, чтобы было слышно только мне.

– Вот, смотри, – поднимаю руку, согнутую в локте, перед его глазами оказывается мое запястье, – только смотри внимательно. Ты видишь здесь браслет?

Никита молчит, сверлит меня глазами.

– Правильно, не видишь, – подтверждаю очевидное, – потому что его нет. А значит, я тебе не принадлежу, Топольский. И ты не имеешь никакого права распоряжаться моей жизнью, я не твоя собственность...

Но Никита вдруг обхватывает запястье ладонью и сильно сжимает. Неожиданное прикосновение обжигает, словно меня обмотали высоковольтным проводом и пустили электрический ток. Его рука по-настоящему горячая, и кажется, что под ней моя кожа вздулась волдырями.

Она вот-вот обуглится и совсем отвалится. Представляю лицо Топольского с обгорелой головешкой в руке!

Но сейчас он и без того напряжен, я чувствую, что Никита еле сдерживается. Какие чувства его раздирают, могу только догадываться. Больше всего похоже, что я его очень сильно раздражаю.

Мы вместе смотрим на пальцы, которые цепко держат мою кисть, и внезапно на ум приходят не очень хорошие ассоциации. И не очень приятные. Потому что сейчас его рука, которая обвивает мою, очень похожа на браслет, широкий и крепкий.

– Дура, – Топольский говорит спокойно, но это спокойствие напускное, как и у меня, – лучше бы это был я. Для тебя идеальный вариант.

– Точно идеальный? Один в один как для Лии, да? – шиплю, отчаянно дергая рукой. – Она уже послушала тебя, хватит. Она делала все так, как ты ей говорил. И что в итоге получила?

Не знаю, чего добилась Лия, но своей цели я похоже достигаю в момент. Никита так сильно сдавливает запястье, что у меня слезы выступают на глазах. Приходится часто моргать, чтобы не доставить удовольствие Топольскому видеть меня плачущей.

У меня получилось задеть его за живое. Внешне Никита спокоен, но я вижу, какая буря бушует внутри широкой грудной клетки.

– Не лезь, – говорит предупреждающим тоном. Если не сказать, угрожающим, – тебя это не касается. Я сам разберусь с Лией.

И если до этого было просто обидно, то сейчас меня душит настоящая ревность. Он так трогательно защищает Лию, в то время как меня смешивает с грязью и совсем этого не замечает. Даже то, что он говорит «разберусь», проходит поначалу мимо. А ведь это означает, что Лия выжила...

Зато меня кроет по полной программе.

– Не касается? – я взвиваюсь и едва сдерживаюсь, чтобы не вцепиться ему в лицо. – Возможно. Тогда тебя не касаюсь я. И все, чтоб происходит в моей жизни, тоже. Хватит играть в благородство, Топольский. И хватит себя вести так, как будто тебе на меня не наплевать.

– Когда теряешь над собой контроль, тобой становится легко манипулировать, – негромко и по-прежнему убийственно спокойно говорит Никита.

– Кто бы говорил. Еще скажи, что Лия тобой не манипулировала!

– Не скажу.

Он так быстро соглашается, что у меня немного спадает воинственный пыл. Я прихожу в себя и осознаю – наши лица так близко друг к другу, что мы чуть ли не касаемся лбами. И Ник не спешит отстраняться.

Значит, первой это сделаю я.

– Я бы поверила в твое благородство, – делаю шаг назад, и сразу становится легче дышать, стоит выйти из зоны действия Топольского, – если бы не видела своими глазами. В раздевалке.

Никита морщится, он понял, о чем я хочу напомнить. Продолжает крепко держать мою руку, она уже наполовину онемела, я ее почти не чувствую.

– Да, ты права, Маша, мне не стоило позволять себе так вести с ней, – неожиданно соглашается он. – Но Лия оказалась девственницей, и я порвал с ней всякие отношения.

– А она решила сыграть, да, Ник? Поставила тебя перед выбором, остаться подонком в ее глазах или стать им в своих?

Никита не отвечает, только смотрит исподлобья, и хоть я все уже знаю, это молчаливое согласие больно царапает по сердцу. Вдобавок он отпускает мою руку, и в пальцы вмиг впиваются тысячи иголочек.

Отступаю еще дальше и растираю затекшую конечность.

– Почему ты тогда решил изображать из себя монаха? – меня уже несет главным образом от того, как трепетно относится Никита к девственности Лии. – У вас все так зажигательно начиналось! Уверена, Лия приложила немало усилий, чтобы затащить тебя в кровать.

– Выключай уже суку, Маша, – прерывает молчание Никита, – у тебя плохо получается. Лия в меня влюбилась, я просто не имел права давать ей повод или надежду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍С головой захлестывает осознание того, что в отношении меня Топольский снял с себя всю ответственность. Моя влюбленность в его глазах мелочь, не стоящая внимания в сравнении с вселенской любовью Лии. Кажется, меня сейчас стошнит.

Но я скорее умру, чем покажу, что меня это задевает. В конечном счете для меня это мало что меняет. Я давно убедила себя, что мы с ним с разных планет и из разных галактик.

– Все равно то, что ты купил ее как кусок мяса на рынке, тебя не оправдывает, Топольский, – говорю срывающимся голосом.

– Уверена, что мне нужны оправдания? – он полностью вернул себе контроль, теперь передо мной снова заносчивый и самовлюбленный Никита.

Он только собирается еще что-то сказать, как тут раздается стук в дверь, и следом в комнату входит Саймон. Топольский делает порывистое движение и сразу же остывает. При этом в глубине его глаз мелькает яростный огонек.