Текст книги "Игры мажоров. Хочу играть в тебя (СИ)"

Автор книги: Дина Ареева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

И пусть он глотает окончания наших фамилий, пуст неправильно ставит ударение в именах. Но внезапно и вдруг я осознаю, о чем он говорит.

И в горе, и в радости. Долго и счастливо.

Никита сказал «да». И пусть это Игра, пусть это всего на два дня, а потом мы вернемся, и все будет по-старому. Но я живу здесь и сейчас, а здесь и сейчас Никита Топольский от волнения все сильнее стискивает мою руку.

Я знаю, что он волнуется, пусть внешне этого не видно. Чувствую.

– Да, – выдаю с трудом, сглатывая слюну.

– Громче, милая, я не слышу, – с улыбкой просит священник, Никита поворачивает голову.

– Да, – повторяю тихо, но твердо.

– Вы можете обменяться кольцами.

И не успеваю я в панике подумать, откуда нам брать кольца, как передо мной появляется протянутая ладонь с двумя парными кольцами.

– Надевай, Маша, – Никита топит меня в своих глазах, которые кажутся сейчас темно-темно синими. Если я сейчас не грохнусь в обморок, это будет большая удача.

– Ну что же ты, милая, – подбадривает меня священник, – надень своему жениху кольцо.

Поспешно хватаю кольцо и дрожащей рукой надеваю на палец Никиты. Эмоции захлестывают через край, но вряд ли я кого-то обрадую, если сейчас разрыдаюсь.

– Теперь ты, жених.

Ник берет мою правую руку, по пальцу скользит изящное колечко с платиновым ободком и бриллиантом.

– Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать свою красавицу-жену, – обращается священник к Топольскому. Тот медленно поворачивается, наклоняется ко мне и прижимается лбом.

Запускает руку в волосы и берет за затылок. А меня отбрасывает на три года назад. Горячая волна растекается по телу. Она поднимается из сердца и затапливает по самую верхушку.

Сейчас Никита целует не так, как мы целовались в последнее время. Он целует меня так, как поцеловал в первый раз. В лифте. В мой первый в жизни поцелуй.

Глава 35

Маша

– Он что, нас целый день возить будет? – спрашиваю Никиту, когда мы грузимся обратно в лимузин.

– Да, я арендовал его до вечера. Не хочу в день своей свадьбы сидеть за рулем, – отвечает Топольский, лениво забрасывая руку на сиденье за моими плечами. – Тебе не нравится? Хочешь поменять?

– Да нет, нормально, – отвечаю, хотя разве можно назвать нормальной временную свадьбу? Вот вообще нет. – И что теперь?

– А что ты хочешь? – Ник поворачивает голову. – Ты хотела в музей Неона.

Киваю.

– Значит едем в музей. Завтра днем летим в вертолетный тур в Гранд каньон, а сегодня мы гуляем, где хотим. Здесь есть еще Автомобильный музей, там выставляют автомобили разных знаменитостей. Хочешь посмотреть? Можно просто по центру походить, здесь на каждом углу какая-нибудь достопримечательность.

– Было бы здорово! – от радости хочется захлопать в ладоши, но тут же опускаю глаза на свои ноги. – Только не знаю, как долго я продержусь в туфлях.

Ник ухмыляется, с загадочным видом наклоняется и достает из-под сиденья коробку. Протягивает мне.

– Держи.

– Что это? – от неожиданности моргаю.

– Открой и увидишь, – настаивает Никита и всовывает в руки коробку: – Бери. Это свадебный подарок.

Открываю и восторженно ахаю. В коробке лежит пара белых кед с высокой шнуровкой. И я таки не сдерживаюсь и хлопаю в ладоши. А затем порывисто обнимаю Никиту.

– Спасибо! Это лучший подарок, который можно было придумать! – и спохватываюсь. – Ой, Никит, а ты?

– У меня тоже есть, – он подмигивает и достает еще одну коробку. С точно такими же кедами, только черными. – Ну что, переобуваемся?

Я целый день его благодарю. Потому что музей Неона – это всего лишь облагороженная свалка старых неоновых вывесок, которые в разное время украшали знаменитые места Лас Вегаса. Представляю, на что были бы похожи мои ноги, останься я в туфлях.

Мы идем смотреть на винтажные автомобили, поднимаемся на воссозданный борт «Титаника», где даже входные билеты выполнены в виде посадочных талонов с нашими собственными именами. Дата – апрель 1912 года.

Причем мне требуется несколько минут, чтобы сообразить, почему на моем посадочном талоне написано не «Мария Заречная», а «Мария Топольская».

Сердце на миг взлетает, перекрывая горло, но я сглатываю и заставляю его вернуться обратно.

Это не по-настоящему. Это просто такая Игра.

И давиться от боли ему тоже не позволяю. Пусть это просто Игра, но она слишком чудесная, чтобы испортить этот день. Я потом успею вдоволь позагоняться. И нарыдаться.

В какой момент Никита берет меня за руку, не замечаю. Наверное, с самого начала. Просто по инерции взял, сработала привычка ходить со мной за руку по универу. И мы так гуляем весь день, несмотря на то, что между мной и Тайным клубом сейчас пролегает океан.

– Может, поедим? – Никита останавливается у одного из ресторанов, которыми Город Грехов набит битком.

– Только давай что-то не слишком пафосное, – прошу, показывая глазами на ноги, обутые в кеды.

Ник кивает и останавливает выбор на небольшом ресторанчике, который внутри оказывается обычной закусочной с баром, крытой обеденной зоной и патио с видом на Стрип.

Мы заказываем настоящие американские бургеры, Никита берет пиво, а я коктейль. Наверное, прогуляйся мы так по Лондону, точно привлекли бы внимание. Я в белом платье и в кедах, Никита в рубашке, дорогих брюках и тоже в кедах.

А так, здесь таких как мы сотни пар. Мы то и дело натыкаемся на молодоженов самого разного калибра. От прячущихся в арендованных лимузинах до гуляющих за руки, как мы с Никитой.

Из ресторана выбираемся на аллею Стрип и проходим ее из одного конца в другой и обратно. Осматриваем все, что попадается по дороге, единственное, от чего я отказываюсь, это аттракционы. Никита пробует уломать меня на «американские горки», но я решительно упираюсь.

Адреналина в моей жизни было более чем достаточно, особенно в последние месяцы. Может когда-нибудь потом...

Зато едва дожидаюсь, пока мы добираемся до «Хай Роллера». И когда оказываемся в кабине-капсуле, похожей на космический корабль, я не сдерживаюсь и бросаюсь Никите на шею.

– Как хорошо, Ник, – восклицаю, захлебываясь от восторга, – как хорошо, что это все не по-настоящему!

Мышцы под ладонями каменеют, я ощущаю, как воздух искрит от напряжения.

– Почему? – слышу хриплое. В ответ шепчу в самое ухо:

– Потому что тогда бы я умерла от счастья.

Ник ничего не отвечает, но, когда я хочу отстраниться, не отпускает. Разворачивает лицом к стеклу кабины, сам прижимается к спине.

Запрокидываю руку назад, обнимаю его за шею.

– Я все равно очень счастлива, Никита. Ты даже не представляешь. Как хорошо, что ты придумал сыграть в свадьбу!

Он молчит, только дышит глубоко и неровно. И лишь когда поднимаемся почти на самую высоту, заговаривает, зарываясь лицом в мои волосы:

– Ты знаешь, что это самое высокое колесо обозрения в мире?

Прижимается крепче, я спиной чувствую его твердеющую эрекцию. Бабочки внизу живота трепыхаются как ненормальные, кончики пальцев немеют, колени подгибаются.

– Знаю, – шумно сглатываю, – сто шестьдесят восемь метров.

– Как насчет поцеловаться в самой высокой точке? – его негромкий голос пробирает до мурашек.

Проворачиваюсь в кольце рук на сто восемьдесят градусов. Обхватываю лицо Никиты ладонями и шепчу в самые губы.

– Горько!

Мы целуемся весь полный оборот колеса, не прерываясь, даже когда в легких заканчивается кислород. И в этот момент я отчетливо понимаю, как я его люблю.

Несмотря ни на что. И мне все равно, какой он, как он жил и что делал.

Я просто люблю. Больше жизни.

Глава 35-1

– Тебе точно здесь нравится? – спрашивает Никита, я уже сбилась со счета в какой раз.

– Сказала же, нравится!

Мы отмечаем нашу ненастоящую свадьбу во вполне настоящем итальянском ресторане. Здесь довольно демократичная атмосфера в отличие от роскошных заведений в отеле, где мы остановились. Я очень рада, что Никита выбрал именно этот ресторан.

Мы с ним гуляли по Лас-Вегасу до шести вечера, затем лимузин доставил нас в отель, и Никита его отпустил. Я была хоть и счастливая, но вымотанная и уставшая. Ник ушел в душ, а я быстро переоделась и отнесла платье в круглосуточную прачечную при отеле.

Я могла надеть что-то другое на наш свадебный ужин, но потом передумала. Решила, что Никите так больше понравится.

Быстро освежилась в душе, пока набиралась ванная. В итоге пролежала в душистой пене не меньше часа, и только успела обтереться и набросить халат, как в дверь постучали. Это принесли мое платье, выстиранное, высушенное и поглаженное.

Ник хотел вызвать такси, чтобы доехать до ресторана, но я предложила идти пешком, чтобы заодно прогуляться. Ресторан оказался совсем недалеко от нашего отеля, а Лас-Вегас завораживал.

Мы выбрали самый дальний столик. Я так проголодалась, что готова была заказать все блюда из меню сразу же.

Сделали заказ, и пока блюда готовятся, нам приносят вино и сырную тарелку. Никита поднимает бокал.

– Поздравляю! – салютует в воздухе, я зеркалю движение и делаю глоток.

Вино насыщенное, терпкое, просто восхитительное. Официант зажигает на подсвечнике свечу, беру бокал и откидываюсь на спинку стула. С любопытством осматриваюсь по сторонам.

Зал заполнен наполовину, в нем царит приятный полумрак, и меня внезапно настигает пронзительное ощущение дежавю.

Это все уже было. Мы вот так же сидели с Никитой в недавно открывшемся итальянском ресторанчике. Это было после того, как я ввязалась в Игру, а Ник подрался с Максом Каменским. Он ждал меня во дворе дома, куда я ходила к репетитору по математике. Меня долго не было, и он уснул на скамейке, уронив голову на руки.

Я тогда, именно в тот день поняла, как сильно он мне дорог. Что я не просто влюблена, а люблю до одурения. И он тоже меня любил, я знала, видела. Это читалось в каждом взгляде, чувствовалось в каждом прикосновении. Я сама словно проваливалась куда-то, когда он меня целовал.

И следом накатывает чувство невыносимого, жгучего стыда перед теми Машей и Никитой, которыми мы были, за то, что мы сделали с их любовью. Как пренебрежительно отнеслись к их чувствам. Растратили. Прохлопали...

И теперь празднуем нашу ролевую свадьбу.

– Помнишь, как мы сидели в похожем ресторане? – заговаривает Никита, и я вздрагиваю. Он что, мысли читает? Но быстро возвращаю самообладание и киваю.

– Помню. Я собиралась за тобой шпионить, и меня очень мучила совесть.

– Нет, ты не то вспоминаешь, Маш. Я тогда предложил тебе сбежать. А ты убеждала меня, что у нас ничего не получится. И знаешь, о чем я думаю? – Никита не поддерживает мою попытку свести все к шутке. – Если бы сейчас можно было вернуться и переиграть, я бы тебя уговорил. Любой ценой. Мы бы уехали подальше от них всех.

«От них» это значит от родителей.

– И как бы мы жили? – мне не нравится этот разговор. Хотя бы тем, что от него оголяются старые, затянувшиеся, как я думала, раны.

– Хорошо бы жили, – он поднимает на меня глаза, и мне становится неуютно под его волчьим взглядом. – Ты бы доучивалась, я бы работал.

– Кем, Ник? Тебе тоже надо было доучиться.

– Как-то бы сложилось. Зато б всего этого пиздеца не было, – он неопределенно взмахивает рукой, как бы очерчивая размеры всего того, что на нас свалилось.

– Не думаю, что это хорошая идея, Ник, тогда мы были детьми. Нам было по семнадцать лет, – пробую перевести тему, но безрезультатно.

– С шестнадцати лет можно, если через суд получить право на брак. В исключительных случаях, – он говорит слишком уверенно, как будто изучал законодательство.

– И в каких же?

– Фактическое создание семьи, например.

– Наши родители бы ни за что не согласились.

– Их согласие не требовалось бы.

– Откуда ты все это знаешь?

– Интересовался. Ничего бы они не сделали, мы бы без них обошлись.

Он замолкает, залпом выпивает вино, отставляет бокал. Вот теперь он снова взвинчен, а был таким расслабленным, таким похожим на того, прошлого Никиту...

Протягиваю руку, кладу на его ладонь.

– Мне тоже очень жаль, Ник, – он вскидывает голову, расширяет глаза и непроизвольно дергает рукой, но я усиливаю давление и продолжаю говорить, – жаль нас с тобой, какими мы были. Я тоже много думала, как могло бы быть по-другому. Если бы я не молчала, если бы рассказала тебе сразу о нас правду. Но нельзя все время жить прошлым. Это неправильно. Мы теперь другие, нам больше не семнадцать, а если все время оглядываться назад, не будет ни настоящего, ни будущего.

Он переворачивает руку ладонью вверх, ловит мои пальцы и зажимает в руке. Пристально всматривается в лицо.

– Ты все правильно говоришь, Маша, – говорит медленно, – но когда ни в настоящем, ни в будущем ничего нет, остается только смотреть в прошлое.

Мне не нравится то, что он говорит. Это звучит слишком безысходно. Как тупик. И кривая полуулыбка, которую хочется вытереть с его губ.

– Нет, Никита, – накрываю его руку сверху ладонью, – так не бывает. У всех есть будущее. Значит, ты сам повернулся к нему спиной, потому что стоишь лицом к прошлому.

Мы долго смотрим друг другу в глаза, наш зрительный контакт разрывает официант, который приносит Никите телятину с пармезаном, а мне крабовые пирожные. Ник проводит рукой по лбу, будто смахивает навязчивые мысли, улыбается и становится таким, как был сегодня целый день, пока мы гуляли. До боли похожим на себя самого.

– Хватит загоняться, Маша, ты права. Поезд ушел, нехуй бегать по перрону, – и поднимает бокал.

Я берусь за ножку своего бокала, но внутри ворочается что-то непонятное, необъяснимое. Тревожное.

И пусть вокруг все та же приятная атмосфера уютного полумрака, горло на миг перекрывает ком. Усилием воли прогоняю невесть откуда взявшееся наваждение, сглатываю комок и поднимаю бокал.

– Горько? – ухмыляется Ник, принимая привычный безмятежный вид, и меня отпускает.

Все хорошо. Это просто Игра, и она продолжается.

Глава 36

Маша

Прошлое мы сегодня больше не вспоминаем. Слишком чудесный вечер, чтобы портить себе настроение. После ресторана идем смотреть танцующие фонтаны Белладжио, гуляем по Стрипу, и все это время Никита не выпускает мою руку.

Возвращаемся в отель, но идем не в номер, Ник тянет меня на другой лифт.

– Поехали на крышу, Маш, там открытая терраса, бар и сад.

– Поехали, – соглашаюсь, мне тоже хочется продлить очарование этого вечера.

Но ни за что не признаюсь, что еще больше мне хочется остаться с ним наедине. Весь вечер ловлю на себе его взгляды, от которых внизу сладко тянет и пульсирует. И справляться с этим становится все сложнее.

Незаметно плотно сжимаю ноги, так получается немного притупить его, заглушить. Но стоит почувствовать на своей талии широкую крепкую ладонь, все начинается заново.

Вид сверху ошеломляет. Мы некоторое время любуемся ночным Лас Вегасом, обходим всю зону по периметру, берем в баре напитки. Я безалкогольный коктейль, Никита на удивление тоже.

– Потанцуем? – наклоняется он к моему уху, когда я с увлечением снимаю на камеру ночные виды.

– Где? – оглядываюсь на сидящих за столиками и прогуливающихся гостей отеля. – Никто же не танцует.

– Значит, будет больше места, – хищно скалится Никита и кивает бармену.

Вынимает из моих рук бокал, ставит вместе со своим на барную стойку. Берет за талию и тянет в центр свободной площадки.

Он становится в исходную позицию, и догадка настигает позже, чем начинает играть музыка. По коже бегут мурашки, в груди образуется пропасть, куда я проваливаюсь и лечу вниз головой.

Это та музыка, под которую мы с Никитой танцевали на Осеннем балу. Музыка нашего с ним прощания. Мой персональный реквием.

После бала Ник вычеркнул меня из своей жизни, я стала для него врагом. Мне пришлось делать все, чтобы его забыть. Резать по живому, вырывать из сердца, а потом бесконечно долго зализывать раны. Ждать, пока заживет. А оно все не заживало...

И не зажило. Просто сверху покрылось коркой, которую вот прямо сейчас срывает каждым аккордом.

Невольно съеживаюсь, но рука Никиты уверенно обнимает талию, а вторую он раскрывает передо мной. Смотрит прямо в глаза.

– Давай руку, Маша, какая же это свадьба без танца молодоженов?

Смотрю в потемневшие глаза, на сжатые губы. Точно, танец молодоженов.

И вкладываю ладонь в протянутую руку.

Мы кружимся в танце, не сводя друг с друга яростные взгляды. Глаза в глаза. Дыхание к дыханию. Сердца стучат совсем близко в одном ритме, подстроившись под ритм мелодии.

Когда музыка замолкает, со всех сторон несутся аплодисменты. Никита подхватывает меня на руки и несет к выходу.

Он хочет того же, чего и я. Я чувствую, как от него агрессивными волнами исходит желание. И как он так долго сумел продержаться?

Как только исчезаем из поля зрения зрителей, Ник впивается мне в губы одуряющим поцелуем. В полном смысле слова. Дурманящим, выбивающим дыхание, отбивающим способность думать.

Я отвечаю. Потому что сама хочу, я сама этого ждала. Я дико, очень сильно, просто ужасно соскучилась по его твердым сухим губам. Настойчивым и завлекающим.

Никита наощупь подносит карту к считывателю, дверь открывается. Он вносит меня в спальню, опускает на пол. Смотрю вокруг и теряю дар речи.

Номер украшен гирляндами из живых цветов, по периметру расставлены толстые свечи. На кровати тоже цветы.

– Как красиво! – вырывается у меня.

– Ничего нет красивее тебя, Маша, – хрипло говорит Никита, губами касаясь шеи. – Ничего и никого.

Меня пронзает как от удара током. Оборачиваюсь к Топольскому и сама его целую, обхватив руками лицо. Запускаю руку в волосы, перемещаюсь на шею. Соскальзываю наперед, глажу твердую грудь, подбираюсь к пуговицам. И не замечаю, как собачка на молнии моего платья медленно ползет вниз.

– Все, еще один триггер закрыт, – шепчет Ник, когда платье скользит по ногам и белым ворохом оседает у ног. – Я хотел снять его с тебя еще в той примерочной.

Переступаю через платье, отодвигаю ногой. Сейчас меня больше интересует рубашка Топольского.

В четыре руки мы расстегиваем только две пуговицы. Дальше Никита стягивает рубашку через голову и впивается мне в рот.

Кладу руки на вздымающуюся грудную клетку, и когда ладони касаются горячего, одуряюще пахнущего тела, не могу сдержать глухой стон. В промежности становится так же горячо, и я еле сдерживаюсь, чтобы не взять руку Никиты и не направить себе между ног.

Мы жадно, возбужденно целуемся. Ник продолжает двигаться вместе со мной к панорамному окну, занимающему всю стену, и когда я спиной касаюсь прохладного стекла, резко разворачивает лицом к ночному городу.

– Смотри вниз, Маша, – его шепот проникает в подкорку, будоражит, вызывая внизу живота томительные спазмы, – там столько людей, они все на нас смотрят. Весь Вегас смотрит. И им всем на нас похуй.

– Мне тоже, – говорю срывающимся голосом, – мне тоже, Никита. Пусть смотрят. Я хочу тебя. Весь вечер хочу.

‍​ Перед нами простилается сверкающий огнями Город Грехов. Величественное, захватывающее дух зрелище. Но на данный момент меня волнует только то, что руки Никиты прижимают мои запястья к стеклу, а в спину упирается его твердый эрегированный член.

Я думаю, какой он шелковистый и каменный одновременно. И испытываю непреодолимое желание его потрогать.

Отвожу руку назад, накрываю рукой внушительный бугор. Немного подождав, оттягиваю резинку и ныряю под нее. Никита шипит, когда мои пальцы обхватывают твердый, увитый венками член.

Он несколько раз толкается мне в руку. Разворачивает к себе лицом, подхватывает под бедра и вдавливается бугром в промежность.

– И я тебя хочу, Маша. Пиздец как хочу. С первого дня как увидел.

Мы целуемся как одержимые. Как будто это наш последний разрешенный поцелуй. Сердца бьются в унисон и так громко, словно оно у нас одно на двоих. Дыхание тоже одно.

– Все, больше не могу, – бормочет Никита, отрывает меня от окна и несет к кровати.

Опрокидывает на шелковые простыни, нависает сверху, упираясь на локти. Долго смотрит, и я сама приподнимаюсь навстречу, упираясь на согнутые в локтях руки.

Наши лица оказываются совсем близко. Мы замираем.

Глаза в глаза. Дыхание к дыханию.

И во всем мире больше никого кроме нас не существует. Только я и Никита.

Глава 36-1

Ник зубами подцепляет бретель бюстгальтера, стягивает с плеча. Так же зубами сдвигает вниз чашку, при этом не сводя с меня жадного взгляда.

От этого волоски на теле встают дыбом. Я замираю, стискивая рукой простыню, а когда он колючей щекой проводит по оголенной груди, ахаю. Инстинктивно отодвигаюсь назад, но Никита притягивает обратно, обхватив рукой за талию.

Опять царапает сосок щетиной, накрывает грудь ртом, засасывает. Выгибаюсь дугой и протяжно стону, когда Ник оттягивает сосок, прикусывает и зализывает.

Он дышит глубоко и часто, в мое бедро упирается каменная эрекция. Но не могу об этом думать, все мои ощущения сосредоточены в ноющей вершинке, которую Никита снова прикусывает и зализывает.

Мое тело становится невесомым и парит теперь уже без всяких таблеток. Я хочу, чтобы он не останавливался. Я хочу, чтобы он потрогал меня между ног, где тоже сладко ноет. А лучше языком, как на кухне...

Развожу ноги шире и извиваюсь, но его рука крепко держит за талию, не отпускает. Твердый член таранит бедро. Приоткрываю замутненные глаза, мы с Никитой встречаемся взглядами. И он как будто считывает – опускается вниз, облизывает складки и ведет языком по животу вверх до груди.

Оттягивает, прикусывает зализывает. Снова вниз, обжигает возбужденный клитор, царапает щетиной сосок. Бюстгальтера на мне уже нет, но когда Никита успел его снять, не знаю. Все равно.

Между ног горячо пульсирует, в ушах стоит сплошной гул.

От размеренных движений языка желание нарастает, каждая клеточка тела горит от возбуждения. Перед глазами скачут цветные точки, от нетерпения вздрагиваю и тянусь рукой к промежности.

– Нет, – Никита перехватывает руку, наваливается сверху, шепчет на ухо, – не вздумай, сегодня только мне можно.

– Я больше не могу, – обнимаю за шею, – я хочу, Никита.

– Рано, – он упирается лбом в мой лоб, – я еще не насмотрелся.

– Ник, – хнычу, – ну пожалуйста.

Он отлипает от меня, накрывает ртом второй сосок, подцепляет рукой мокрую насквозь перемычку трусиков и медленно водит по кругу, заставляя меня безостановочно выгибаться и стонать.

Ощущения такие острые, словно я вся состою из чувствительных нервных окончаний. Я будто поднимаюсь по спирали наслаждения, где каждый новый виток выносит на новый уровень.

Куда делись трусики, тоже не знаю. Когда у входа начинает кружить палец, размазывая влагу, не сдерживаюсь, хватаю руку и насаживаюсь на него.

От ощущений взрывает. Представляю, что будет, когда вместо пальца в меня войдет член. Представляю и скулю от нетерпения, а Никита словно развлекается.

– Возьми в рот, – подносит к губам палец, мокрый от моей собственной смазки. – Пососи.

Послушно приоткрываю губы, в рот проталкивается палец, пахнущий пряно и непривычно. Зато теперь я знаю, как пахнет чистый секс. Моим возбуждением и Никитой.

Нахожу его член, накрываю ладонью, но Ник качает головой и отводит мою руку.

– Не надо, Маш, а то кончу прямо сейчас, – шепчет, прикусывая мне губу.

Мы рвано неравномерно двигаемся – Ник по очереди лижет мои соски и клитор, а я подаюсь навстречу.

Откуда-то берется презерватив. Никита зубами разрывает фольгу, раскатывает его по члену и зажимает мои бедра. Ложится сверху, и я чувствую животом жесткую дорожку волос, уходящую до паха.

– Маш, может быть немного больно. Потерпи, я постараюсь осторожно... – звучит на задворках сознания.

Внезапно он ныряет вниз, и в меня проталкивается влажный язык. Выходит, облизывает складки, клитор, затем горячие губы доводят до исступления.

Хочу разрядку, но Никита как будто чувствует, когда она настанет, в последний момент тормозит, то прикусывая, то отстраняясь.

Дрожу от предвкушения, когда Ник выпрямляется, стоя на коленях, и подтягивает меня к себе за щиколотки. Разводит ноги широко в стороны и застывает, жадно разглядывая.

– Какая же ты охуенная, – хрипло проговаривает, приставляет к мокрому входу член и одним мощным толчком врывается внутрь до упора.

Я вскрикиваю, только не от боли, а от совсем других ощущений. Дергаюсь, но Никита перехватывает за бедра и ложится сверху.

Он во мне. Я чувствую его твердый горячий член, заполнивший меня полностью. Внутри не осталось ни одного свободно миллиметра, и здесь речь не только о физиологии.

Ник давно заполнил собой мое сердце, чтобы я больше никогда не смогла влюбиться. Он заполнил собой мои мысли, чтобы я даже подумать ни о ком другом не могла. Заполнил мою душу, чтобы я принадлежала только ему.

Мы смотрим друг на друга.

– Больно? – Никита осторожно касается щеки, отводит со лба прядь волос.

Отрицательно мотаю головой. Мне правда не больно. Но клянусь, я сейчас сойду с ума, если он не начнет двигаться.

Не выдерживаю, сама подаюсь к нему, двигая бедрами. Никита поднимается на руках и размашисто толкается, выбивая из меня воздух.

Еще. И еще. Я сжимаю стенки влагалища, и сама насаживаюсь. Ощущаю каждую венку, оплетающую твердый член.

– Ауч... – шипит Никита, его лоб покрывается испариной, – какая же ты узенькая, какая же охуенная, моя... Моя Машенька...

Он толкается снова и снова, с каждым новым толчком вынося меня на следующий, более сильный уровень ощущений. Я мечусь под Никитой, стону, сминаю пальцами шелковые простыни.

Весь мир ужался до размеров комнаты, наполненной нашим рваным дыханьем, хриплыми стонами, пошлым хлюпаньем и влажными шлепками тела о тело.

– Никита... – хрипло шепчу, – я сейчас кончу...

Он просовывает между нами руку, находит клитор, и я в ту же секунду тону в оглушительном и ослепительном оргазме.

От мощной пульсации меня трясет, стенки влагалища сокращаются, вызывая короткие судороги. Ник хрипит, уперевшись лбом мне в плечо.

– Охуенная моя Маша, охуенная...

Он не дает ни минуты на передышку, продолжает вколачиваться, каждый раз вбиваясь пахом в промежность до упора. Я глажу его мускулистую спину, кайфуя от того, как под руками перекатываются бугристые мышцы.

Его тело прошивает мощный разряд. Никита вдавливается в меня, хрипло стонет и впивается в губы. Его пальцы ввинчиваются в бедра, язык сплетается с моим.

Он хочет выйти из меня, но я не даю. Обвиваю бедра ногами, глажу затылок, плечи.

Никита поднимает голову и смотрит расфокусированным взглядом.

– Тебе было небольно, Маш? Я так и не понял...

Качаю головой, тяну его за голову и шепчу в ухо:

– Это полный улет, Ник.

Его губы растягиваются в ухмылке?

– Значит, повторим?

Глава 37

Маша

Никита спит, лежа на боку и закинув на меня ногу. Я лежу на его руке и «рисую» ему лицо.

«Я еще не насмотрелся...»

Вот и я не могу насмотреться. Впервые вижу его спящим, еще и так близко, и эта близость расслабляет. Делает беззащитной.

Потому что она слишком обманчива. Слишком похожа на настоящую.

Но я слишком устала и слишком его люблю, чтобы снова надевать ту маску безразличия, которую носила все три года, пока жила без него. Без моего Никиты.

Мой вытолканный на задворки здравый смысл взывает к благоразумию и осторожности.

«Он снова тебя бросит. Наиграется и бросит. Сам сказал, что это Игра».

А у меня нет никакого желания сопротивляться. И сил тоже нет.

«Ну и что. Пускай. Я уже умирала, значит еще раз умру. Зато я теперь знаю, как это, когда с ним...»

Здравый смысл безнадежно машет рукой и замолкает, а я, чуть касаясь кончиками пальцев, глажу брови Никиты, длинные ресницы. Пробегаюсь по изогнутым губам, очерчиваю резкие скулы, овал лица. И снова по кругу.

По законам штата Невада передо мной сейчас мой законный муж. Уже целые сутки. А я целые сутки его жена, Мария Топольская.

Представляю, что сказала бы мама. И Андрей. Мы теперь все могли бы быть на одной фамилии, но, конечно, не будем. Никита сам сказал, что мы не станем подтверждать брак. А значит, он автоматически будет аннулирован.

Не хочу даже себе признаваться, что мне жаль. В этом нет никакого смысла, я знала с самого начала, что так будет. Я просто хочу Никиту.

Так странно, теперь я имею полное представление, что означают эти слова. Еще более странно, что мне жаль девушек, которые были с Топольским. За то, что они больше не с ним.

Пальцы скользят по выбритым вискам. Мне все в нем нравится – и прическа, и улыбка, и мимика. Идеальное лицо и потрясающая фигура само собой тоже. И очень нравится, как Никита Топольский занимается сексом.

Мы вчера – или уже сегодня – повторили еще два раза. Один раз в душе, второй, когда собрались спать. Мы лежали вот так как сейчас, лицом к лицу. И я не удержалась, спросила его о девушках.

Сколько их было? Скольких он любил? Всех помнит или нет? Сколько по времени длились самые долгие его отношения?

Конечно, я выводила его на эмоции. И на откровенность. И конечно, мне хотелось услышать, что никого он не любил. Что никого не запомнил. Что отношений у него ни с кем после меня не было.

Я не могла сказать прямо, что я ревную. Чувствовала, что ему это не понравится. Не знаю, почему. Поэтому соврала, будто хочу понимать, что ждет меня после того, как Игра закончится.

Но Никита не повелся. Он прижал к моим губам большой палец, не дав договорить, и хрипло сказал:

– Мы сюда не разговаривать приехали, Маша. Если не хочешь спать, я найду другое занятие для твоего рта, – протолкнул в рот палец, затем сменил его языком.

Мы целовались как одуревшие, словно только дорвались друг до друга. Мне самой перехотелось разговаривать.

Потом Никита любил меня медленно, держа на весу мою ногу и входя под разным углом. Я захлебывалась от ощущений, кричала, царапалась и извивалась, а мой оргазм длился вечность.

Затем Никита кончал так ярко и красиво, что мне захотелось еще. Я прямо попросила, с Никитой так правильнее – быть максимально открытой.

Если бы я знала это раньше, если бы раньше поняла. Не закрывалась, не отмалчивалась, рассказала про маму и его отца, предложила сделать ДНК-тест. Все было бы по-другому.

Но и жалеть о прошлом я тоже устала. Сейчас мне хорошо. Никита довел меня языком до такого оргазма, что я долго еще приходила в себя, восстанавливая дыхание.

Глажу колючую щеку – так быстро проросла щетина, он же только вчера брился. Запястье попадает в крепкий захват, голубые глаза распахиваются. Я на миг замираю, а затем продолжаю вести рукой по подбородку. Сначала несмело, потом все увереннее.

– Лучше здесь потрогай, – Никита тянет мою руку вниз и накрывает ладонью член.

Внутри все дрожит, когда я поглаживаю гладкую головку, обвожу по кругу, смыкаю ладонь у основания твердой как камень эрекции, а сама тянусь к губам Никиты.

Он без перехода целует, толкается языком одновременно с членом. Его рука ложится у меня между ног, раздвигает складки.

Стону ему в рот, раскрываясь больше, подаюсь навстречу требовательным пальцам.

Никита рывком меня поднимает и усаживает на себя.