Текст книги "Невольница для зверя, или Попаданский кодекс мести (СИ)"

Автор книги: Диа Мар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Правило № 20. Люби от души

Я не должен был признаваться, что она мне запала в душу. Слишком рано. Растопчет же. Ведь неизвестно сколько у Элен за пазухой тайн. Да и Сказочница она. Вот же в сети попал, глупец.

Утром проснулся раньше нее и долго не мог пошевелиться. Смотрел на ее светлое лицо и думал о том, что безумно хочу, но… брать все равно боюсь. Сомнения, сомнения, сомнения… Будто нитками намертво прошили душу и не пускают меня к счастью. Она говорила, что осталась бы со мной. Что бросила бы без раздумий тот мир… Но что будет в будущем? Как и… даже имя не хочу вспоминать, клялась, что я для нее один и единственный, а затем в койку к лучшему другу прыгнула. Тварь… До сих пор колотит от воспоминаний.

Замечаю, что стиснул между пальцами светлые локоны Элен, отчего они заскрипели. Нет, она другая. Чистая. Настоящая. Так хочется влюбится, но я себе не позволяю. Рано. Слишком рано.

Элен открывает один глаз и ласково щурится. В уголке ее рта просыпается улыбка, и так хочется припечатать ее своими губами и раскатать ее вкус на языке!

– Ты не исчез, – говорит она сонно.

– Я же не пар, чтобы в воздухе раствориться, – говорю и убираю ее волосы за ухо.

– Но так похож на иллюзию, – отвечает Элен и снова закрывает глаза.

– А ты на сказку. Или сон.

– На страшную? – Элен снова приоткрывает один глаз и заливисто смеется.

– Желанную.

Она вытягивает из-под одеяла руку и робко касается моей щеки.

– А ты пошел бы со мной в мой мир?

Я не знаю, что ответить. Мне кажется, я пошел бы куда угодно, если б был уверен, что за вереницей лет у дверей меня не поджидает предательство. Старые раны делают меня холодным и отчужденным, коробят и терзают изнутри, будто скарабеи под кожей.

Встряхиваюсь, прогоняя мрак из мыслей, наклоняюсь и шепчу Элен в губы:

– Ты только позови.

Она лениво тянется ко мне. Тянется, чтобы робко коснуться моих губ своими и тут же отстраниться. Так, будто она обожглась. Или дразнит, лишая самого лучшего лакомства.

– А если не позовешь, превращусь в волка и буду под окнами завывать серенады, – касаюсь языком и толкаюсь в рот. Не могу больше ждать. Я должен почувствовать ее жар и страсть.

Она принимает поцелуй со стоном и обвивает меня руками. Прижимает так, что я чувствую жар ее кожи, и царапает плечи ноготками. Пьет меня так, что я не могу отдышаться. Кровь накаляется до предела: под кожей струится чистый кипяток. И я не в силах больше терпеть.

– Хочу тебя, – говорю, отстраняясь. Поднимаю тонкую ткань ее сорочки и комкаю грудь. Элен выгибается навстречу, но я жду… Жду разрешения и согласия.

Элен кивает и касается моих губ кончиком языка. А потом страстно обвивает меня ногами и тянет на себя. И вздрагивает, почувствовав животом мое желание: то ли от страха, то ли от вожделения.

Я пытаюсь вспомнить, было ли у меня вот так остро, и не могу свести мысли в кучу. Тело подрагивает, подаюсь навстречу, чувствуя, как приятное тепло передается мне от Элен. Она запрокидывает голову и стонет, а я впиваюсь губами в ее шею и отпускаю свой голод.

– Почему ты не встретился мне раньше? – шепчет она и осторожно двигается мне навстречу. Но обвивает ногами все крепче и от наслаждения выгибает шею.

– А ты мне? – много хочется сказать, но слова комкаются и рассыпаются стонами.

Элен сжимает меня так, что я молю, чтобы она успела. Жгучее дыхание превращается в ее сдавленный крик, а тонкие пальцы стискивают плечи и тянут на себя. Моя девочка, моя жажда… Как долго искал, ждал, хотел. Будто жизнь в этот миг, в эти дни, перевернулась: стерлось прошлое, и новое будущее раскрылось белым и чистым полотном. Как снежное искристое поле за окном. И теперь, куда идти дальше, только нам двоим решать.

Перед тем, как взорваться, чудом вспоминаю о нежелательной беременности, потому отстраняюсь и, наваливаясь на Элен, шепчу: «Прости-и-и».

А она лишь с пониманием прикрывает глаза и ведет ладонью по моей щеке:

– Ничего прекраснее в моей жизни не было.

– Елена-а-а, – шепчу еле слышно. Меня втягивает в приятную негу, глаза закрываются, и хочется еще подремать. Перебираю шелковые волосы Элен, дышу ее телом и страстью. Говорю, наслаждаясь цветной темнотой: – Ты голодна… Я слышу, как урчит живот, – смеюсь и, не глядя, нахожу ее губы.

– Ого! – тянет она смущенно. – Ты даже это слышишь? Я теперь в уборную буду бояться ходить!

– Он так мило завывает, будто там маленький волчонок спрятался, – приоткрываю глаз и кусаю Элен за нос. Не хочется вставать – совершенно! Но есть тоже хочу, как голодный зверь. Что поделаешь, когда я и есть зверь?

Элен приподнимает бровь, а я прячу лицо под ладонью.

– Я снова говорю мысли вслух.

– Угу.

Элен зарывается в мои волосы и прижимает к себе. А у меня мурашки бегут от ритмичного стука ее сердца. И знаю: то же самое чувствует.

– Пора вставать, – Элен с неохотой приподнимается. – У нас сегодня много дел. Хоть и не хочется назад, кое-что узнать от Вольпия не помешает.

– Да, ты права, – ворчу и сползаю с кровати.

День уже разгулялся, яркое солнце пробралось сквозь шторы и ударило по крышам: капель завела ритмичную песнь за окном. Тепло сегодня будет.

Правило № 21. Всегда будь начеку

Центр Московии походит на фотографии со старинных открыток. Огромные, похожие на вытаращенные глаза, окна, забавные рельефы лепнины на оштукатуренных стенах, крутые скаты крыш. Постройки в два-три этажа ютятся на отрезках площадей и проспектов и жмутся друг к другу, словно им холодно. Рельефные трубы плюются в небо белым паром. Между тем, надо всем этим старомодным великолепием сплетаются паутинами воздушные мосты на узорчатых сваях, а по улицам ползают разномастные устройства, перерабатывающие снег.

Такой я Москву не знала. Да и Москва ли это?

Утро выдалось солнечным. Снег на крышах подтаял, и теперь ребристые скаты увешаны сосульками. Неосознанно прижимаюсь к Михаэлю плотнее, чтобы укрыл от неизвестности.

– Лавка где-то здесь?

– Их много по городу, но эта самая большая, – говорит Михаэль и кивает в сторону. – Видишь здание в десятки этажей? Это она. Вольпийская берлога. Хотя, кто его знает, где он прячется.

Михаэль за последний час стал мрачным и тихим. Мне стало казаться, что я сделала что-то не так, но когда он то и дело оборачивался и шарил взглядом по толпе. Может: это просто меры предосторожности? Контора не будет ждать, и скоро за мной придут. Виктор залижет раны и поднимет весь город на уши: Михаэль понимает это лучше меня. В его прикосновениях кроется страх. Он перебегает между нашими пальцами и колет, будто иголками.

– Мне страшно, Михаэль, – говорю я вслух. Но нет, я не боюсь ни конторщиков, ни трудностей, ни своего дара. Я не могу представить, что станет с моей жизнью и судьбой, когда мы разлучимся. Когда параллельные миры разведут нас по разным колеям, и…

Он останавливается, поворачивается ко мне лицом и приподнимает пальцами мой подбородок.

– Мне тоже, – говорит, слабо улыбаясь. И я понимаю, что он боится того же самого. – Доверяешь мне?

– Больше, чем самой себе, – я тянусь к нему и обнимаю за шею.

– Пойдем, а то мне кажется, мы с тобой оттягиваем этот момент, – Михаэль отстраняется, берет меня за руку и ведет ко входу.

Дорожка перед проходной винозавода расчищена, и сквозь тонкую наледь видна каменная кладка. По бокам, за высокими бетонными заборами гудят огромные турбины. Трубы выпускают рваные облака пара.

Люди в толпе будто сошли с экранов фильмов о Шерлоке Холмсе. Мой наряд намного скромнее одеяний многих прохожих. Пальто согревает не только кашемиром, но и заботой Михаэля, а брюки приятно обтягивают бедра, и так сладко вспоминать утренние объятия.

– Мне нравится твой румянец, – подмигивает Михаэль и открывает дверь.

В помещении пахнет деревом. Здесь мрачно, но очень уютно. Огромные шестеренки украшают стены по обе стороны коридора, а с потолка в холле, свисает необычная лампа, похожая на фонарь на столбе. Только внутри не электричество мерцает, а фитиль дрожит.

Невысокий мужичок с махровой бородкой, в монокле и книгой под мышкой выходит навстречу.

– Могу чем-то помочь, молодые люди?

– Нам нужно увидеть Вольпия, – говорю я, сильнее сжимая ладонь Михаэля. И прежде, чем незнакомец рисует на своем лице недоумение, добавляю: – Очень срочно. По личному делу.

– А кто будете? – он прищуривается и переводит взгляд с меня на Михаэля.

– Скажите ему, – я судорожно соображаю, что бы сказать, – что я покупала у него вино «Страшная сказка». Три дня назад, в одной из… э-э-э… самых отдаленных лавок. Он должен меня помнить!

– Деточка, у нас тысячи клиентов по всему миру. С чего вы уверены, что покупали у Вольпия лично? – мужик крутит монокль и всматривается в наши лица. Мне кажется, что его глаз ненастоящий, а механический, даже жутко становится.

– Скажете, он клонировать себя может? – разговор начинает меня раздражать. – Мы хотели бы сделать большой индивидуальный заказ на вино из белой смородины, голубики и… э-э-э… пьяники!

Михаэль сжимает резко руку, выступая вперед, поворачивает ко мне голову и незаметно бросает улыбку.

– Раммон Левинсон сам лично готовил для Элен Берес вино и обещал помочь с крупной поставкой, – он смотрит на шестеренку на стене, там за стеклом прячутся лежачие бутыли, и показывает на них. – Уточните, что заказ для ресторана «Москва».

– Москва? – недоумевает мужчина. – Не слышал о таком. Это где?

– А как бы вы услышали? – припечатывает Михаэль. – Мы еще не открылись. Об этом знает только раммон Вольпий.

– Его сейчас нет на месте, – мужчина щурит механический глаз, и мне снова становится жутко. – Вы можете приехать завтра, если дело терпит.

– Срочно, – отвечаю я твердо и уверенно.

– Подождите тогда, – он показывает на небольшой диванчик у окна. – Я пошлю ему сообщение телеграфом.

Мы не отвечаем. Просто отступаем в сторону, но Михаэль не позволяет мне сесть.

– Держись возле меня, – шепчет он мне на ухо и провожает взглядом мужичка. – Не нравится мне здесь, – говорит еще тише.

– И мне, – я затравленно озираюсь.

Пока ничего не предвещает опасности. В коридорах завода тихо и спокойно: лишь откуда-то доносится мерное гудение механизмов. Мужчина ходит вдоль холла, нарезая круги. Ждет, видимо, когда явится Вольпий.

Двое рабочих перетаскивают телеги из одного помещения в другое, а из-за боковой двери слышится мерное шипение, будто там орудуют гигантским паровым утюгом.

На стене еле заметно шевелятся шестеренки, я показываю это Михаэлю. Он оттягивает меня назад и напрягается.

Входные двери пропускают двоих женщин в пышных юбках. Они проходят мимо нас и исчезают в коридорах. Когда их голоса затихают, дверь снова распахивается, и я узнаю Виктора.

Дергаю Михаэля за рукав и оттесняю в темный закоулок. Тот непонимающе смотрит на меня исподлобья.

– Виктор, – шепчу я, указывая на дверь. – Там.

– Волчья пакость, – яростно шепчет Михаэль и выглядывает аккуратно из-за угла. – Он со свитой. Мы в ловушке.

Шестеренки на стене оживают, и панель отодвигается. Мы ныряем внутрь, в широкий, подсвеченный красными светильниками, коридор. Бежим, не оглядываясь.

– Вот она! – влетает в спину резкий возглас.

Столбенею от одного лишь голоса. Не узнать его невозможно. Этим же голосом разговаривает мой отчим, и он самый омерзительный во Вселенной.

Михаэль тянет меня за руку, и я с трудом отрываю онемевшие ноги от пола. Бегу за ним, задыхаясь. Мир перед глазами дробится и переворачивается. Я должна найти какой-то предмет, чтобы бросить иллюзию на преследователей, но меня смущает то, что придется подбираться слишком близко. У нас нет ни секунды, чтобы медлить. У нас больше… нет ничего…

– Быстрее! – кричит Михаэль и заталкивает меня в комнату. – Уходи, Элен. Я отвлеку их и задержу. Беги! Слышишь?!

– Я никуда без тебя не пойду! – визжу я и крепче вцепляюсь в его рукав.

– Ты должна, – он целует, скользнув по губам, и толкает меня вперед. Тяжелая дверь захлопывается перед носом, разбивая нас.

– Михаэль! – я воплю, как умалишенная, и кидаюсь на металлическую преграду. Ломлюсь так, что тело отзывается протяжной болью. – Михаэль, хватит делать глупости!

– Уходи! – рычит он за дверью. Я слышу грохот и возню, пытаюсь повернуть ручку, но она не поддается. Меня кто-то оттягивает назад, когда в воздухе свистит то ли выстрел, то ли сильный щелчок.

– Скорей, Элен, – тот самый мужичок подмигивает механическим глазом и показывает на спиральную лестницу. – Туда!

– Откуда мне знать, что ты не из Конторы? – хмурюсь я и топаю ногой.

Правило № 22. Принимай помощь своевременно

Дверь распахивается. Раскрасневшийся Михаэль бежит к нам и машет рукой.

– Элен, что ты медлишь?! Уходи!

Я упираюсь и мотаю головой. Хватаю за руку Михаэля и только тогда даю ногам свободу.

Мужичок ловко запрыгивает на платформу. Дожидается, пока мы присоединимся к нему, после чего механизм лестницы со свистом уносит нас вверх, затягивая в темный вертикальный желоб.

Этажи мелькают перед глазами, улетая вниз, а я едва удерживаю равновесие. Крепко держусь за Михаэля. Незнакомец напротив мигает механическим глазом, и у меня мурашки бегут по телу. Отчего-то его взор кажется знакомым.

– Кто вы? – произношу вслух, а у самой сердце заходится.

– Я, кажется, знаю, – вдруг выступает Михаэль и прячет меня за собой. – Кто-то, кто отлично умеет маскироваться. Правда, Вольпий?

Мужчина ничего не говорит, лишь поправляет шляпу. А когда Михаэль отворачивается, подмигивает мне механическим глазом. Меня начинает трясти, будто в лихорадке.

Лифт застывает, но вокруг остаются глухие стены. Пол кружится по оси, из-за чего я наваливаюсь на Михаэля.

Мужичок дергает монокль, проворачивает оправу и внезапно рассыпается в воздухе на сегменты. Белые хлопья кружатся перед глазами и расступаются вместе со стеной, выпуская нас в широкий и светлый холл.

Мы несемся вдаль, и ветер свистит у нас в ушах. Мимо одинаковых дверей с чудными замками, панорамных окон и механизмов. Воздух вокруг трещит и скрипит, а мне все мерещатся чужие шаги.

Следующий коридор заканчивается тупиком. Мы бежим назад, но путь преграждает пластина, выстрелившая из пола. Едва не разрезает нас надвое.

– Заманил нас Вольпий, – шипит Михаэль, как разъяренный кот.

Перегородка растет ввысь, замуровывая нас меж двух стен. Паника в груди нарастает и душит, и я не знаю, куда деться от внезапного сумасшествия и клаустрофобии. Это гораздо страшнее, чем темный подвал! Кричу и, вцепляясь в пальто Михаэля, давлю внутри нарастающую панику… Но ничего не помогает.

– Элен! – шепчет в губы Михаэль и прерывает мой крик поцелуем. – Я с тобой. Не бойся.

– Мы умрем здесь вместе? – выдыхаю я ему в губы.

– Это будет самая желанная смерть, – говорит он уверенно и прижимает к своей груди. – Но мне кажется…

Он разворачивает меня, и я вижу, как стена позади нас – та, что казалась тупиковой – разъезжается пополам.

– Скорей! – Михаэль ведет меня в еще одну комнату и оглядывается по сторонам.

Здесь стены пусты: ни одного окошка. Лишь из-под потолка льется мутный, как молоко, свет, да в центре высится какой-то постамент.

– Что это? – спрашиваю у Михаэля, замечая, как сильно покрылся его лоб испариной.

– Боюсь представить.

Беспомощно смотрю на него и едва держусь.

– Тупик, – слышится голос Виктора из-за стены, что секундами ранее выросла перед нами. – Где же эта поганка?

Михаэль уводит меня в сторону и прикрывает ладонью рот. Шепчет еле слышно:

– Я думал, он отстанет после хука в нос… Элен, ты можешь отсюда уйти в свой мир, тебе нужно только понять, как это сделать. Может, там есть ответ? – он показывает на постамент.

На дрожащих ногах подхожу к выступу и кладу на него обе руки. В тот же миг верхняя часть откидывается, показывая маленькую кубическую коробочку из мореного дерева. Машинально поднимаю ее. Под нею оказывается гладкая поверхность с выгравированным изображением луны.

Позади, за тонкой преградой стены, гремят шаги и хлопают двери. И кажется, что голос Виктора отдаляется.

– Элен, – яростно шепчет Михаэль. – Нужно уходить! Они вернутся. Виктор не отступит.

– Куда? – я оглядываюсь и ничего не вижу, кроме бесконечной белизны. Но, на всякий случай, прихватываю коробочку.

Михаэль обходит комнату, прощупывая стену ладонями.

– Комната с секретом. Должен быть ключ или механизм.

Я склоняюсь над постаментом с луной. И стоит лишь водрузить на него ладони, как комната стремительно идет вниз, подобно огромному лифту.

Стена распахивается прямо на улицу. Лапчатый снег застилает глаза и покрывает голову белой шапкой. Мы бежим с Михаэлем и не оборачиваемся. Кажется, мы смогли оторваться от преследователей, но, когда вылетаем к дирижаблю, замечаем двоих в сером из свиты Виктора.

Мало что понимая, хватаю пригоршню снега и швыряю в серых:

– Сказочница увидела вас и побежала в здание!

Они вздрагивают и разворачиваются. Бегут кто куда. Будто сбитые с толку.

– У нас мало времени, – шепчу я и выталкиваю Михаэля на протоптанную тропку. Мы несемся вдоль бетонного забора, как два прогульщика, и стена снега постепенно отрезает нас от зловещего здания. Под пальто я прячу странную коробочку, что нашла на постаменте. Зачем взяла ее – понятия не имею, будто приказал кто…

Хвост дирижабля виляет перед глазами, кажется, руку протяни – достанешь, но бежать приходиться еще. Будто с каждым нашим шагом он становится все дальше.

Запыхавшись, выскакиваем на платформу, и нас уносит в небеса. Шестеренки шуршат под ногами, а я падаю на грудь Михаэля и улыбаюсь от счастья. Мы смогли.

Нас заволакивает снежное марево: густое и непроглядное, и глаза уже не различают темных фигур, что суетятся внизу. Я все крепче обнимаю Михаэля и смотрю в его глаза:

– Они ведь не сдадутся просто так. Что будем делать?

– Нужно больше информации, – Михаэль поджимает губы. – Я знаю о Сказочниках только из мифов, что расплодили сплетники. Вольпий не помог, придется самим искать, но, боюсь, это рискованно. Теперь нас Контора будет преследовать везде, и хорошо, если мой дом еще не в осаде. Нужно вернуться, отдохнуть, заправить дирижабль и лететь в архив. Я не знаю, где можно больше узнать о твоем даре. Есть еще один человек, но это совсем крайний случай.

Евжин встречает нас наверху с измазанным и обеспокоенным лицом.

– Я думал, что вас… – он смотрит на меня и, смутившись, снова прячется в окошке. – Куда лететь?

– Сначала домой, – отвечает Михаэль и, отстраняясь, падает на подвесное кресло. Только сейчас замечаю: на его пальто появилось алое пятно. – Словил противоволчью пулю… – тихо говорит он, распахивая полы.

– Ох-х, – выдыхаю я и падаю рядом с ним на колени. Осторожно помогаю ему снять пальто и свитер. На коже горит ало-бурая царапина и цветет багровой розой рана. – И что нам делать теперь?

– Нужно вытащить, – хрипит Михаэль и откидывается назад. – Е…жина по…зови…

Ничего не соображая, я кидаюсь к оконцу и кричу, что есть мочи:

– Евжи-и-ин!

Дирижабль резко кренит, я вцепляюсь в Михаэля, чтобы он не упал.

– Я занят! – орет механик. – Сильный боковой!

– Спокойно, – я возвращаюсь к Михаэлю, стараясь побороть нарастающую панику. Руки дрожат, колени – тоже. Я вот-вот упаду. – У тебя есть пинцет, спирт и… э-э-э… бинты?

Его трясет, но он медленно переводит взгляд в сторону. Пока полет стабилизируется, и остается лишь легкая дрожь под ногами, бросаюсь к шкафу в углу. Справляюсь со странной ручкой: она проворачивается и резко щелкает. Дверца распахивается. Хватаю все подряд: вату, бинты, коробочки, и бегу назад, к Михаэлю.

Выливаю что-то, пахнущее спиртом, на скомканный бинт и обтираю руки. Потом, повторив манипуляцию, обрабатываю грудь Михаэлю. Рана не такая уж и большая, да и кровь лишь лениво сочится из нее. Над поверхностью кожи торчит лохматый хвостик странного снаряда.

Потянув за него, вытаскиваю наружу крошечную и короткую стрелу с острым кончиком.

Михаэль расслабляется и падает лицом на диван. И сколько я ни пытаюсь позвать его, он не откликается.

Трясу его за плечо. Неужели умер?!

– Михаэль…

– Что случилось? – забегает встревоженный Евжин и наталкивается на угол плечом. – Хожаин? Михаэль… Ему нужно удобней лечь. Элен, придержи его голову!

Я слушаюсь. Механик скидывает сапоги Михаэля и укладывает его. Спинка с помощью защелки опускается, превращая диван в кровать. Цепочки натягиваются и перестраиваются по углам.

– Его бы согреть, – Евжин краснеет. – Мне нужно в рубку, а то врежемся в верхушки сосен на окраине Московии.

Он убегает и уже из окошка выкрикивает:

– Роан просто спит, не волнуйтесь!

С облегчением выдыхаю. Но дурное предчувствие все равно скребется под ложечкой. Томит. Царапает…

Осторожно и аккуратно перебинтовываю рану Михаэлю и укрываю его пальто. Ложусь рядом. Еще старые царапины не зажили, а теперь это…