Текст книги "Невольница для зверя, или Попаданский кодекс мести (СИ)"
Автор книги: Диа Мар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Правило № 23. Не забывай, что зверь – прежде всего зверь
Снились родители. Огорченные, будто я разлил парное молоко и сбежал. Отец грозился отхлестать и показывал кулак. Да, я виноват. Виноват…
Горело тело. Будто я впервые оборачиваюсь. Кости хрупали и трещали под кожей, отчего с губ срывался болезненный стон. Я хотел высвободить силу волка, но меня что-то не пускало. Назревало, напухало, но не лопалось…
Я видел Элен. Ее морозно-голубые глаза и ясную улыбку. Тянулся, чтобы прикоснуться, но она ускользала, как мираж. Растворялась между пальцами белоснежным паром и обжигала кожу. Я звал ее. Звал, но не мог докричаться…
Вскакиваю. Тело начинает меняться: покрываюсь мехом, десны щекочут клыки, а плечи и спина выгибаются и становятся волчьими. Я вижу аппетитного кролика и хочу его съесть. Голод взрывает мозг и ломает изнутри, заставляет ринуться вперед и зажать лапами маленького беспомощного зверька. Опускаюсь, чтобы вонзиться в сладкое мясо зубами, порвать глотку и заставить его не кричать так…
– Михаэль, остановись!
Иллюзия рассыпается. Я сдавливаю ладонями шею Элен и слышу, как хрустят косточки, и бьются под ладонями жилы. Она слабо вцепляется пальчиками в мои руки и пытается освободиться. Падаю назад и отползаю, накрывшись руками.
– Прости меня, прости…
– Зачем, Михаэль? – Элен закрывает ладонью царапину на шее, и сквозь ее пальцы медленно сочится кровь.
– Я, – гляжу на нее затравлено и тянусь, но она резко отстраняется. – Я не хотел. Прошу тебя. Не бойся. Это яд так действует… Златовласка, умоляю, прости. Элен, – паршиво осознавать, что потерял контроль так легко. Как бы я жил, если бы не остановился?
Мы уже дома. Видимо, Евжин помог меня затащить в спальню. Встаю, подхватываю простынь с кровати и, быстро завернувшись, ухожу. Мне нужен воздух. И побыстрей.
Наверное я заслужил одиночество. Нужно помочь Элен уйти в свой мир и согласиться на предложение деда. Даже если оно мне не по душе. Разве у меня есть выбор? Теперь вряд ли.
Распахиваю дверь на улицу. Вечер раскрашивает небо пестрыми красками: у горизонта белые перья облаков яростно рассекают малиновое полотно, а снежная земля искрится кровавыми блестками, будто рубиновой крошкой. Темные верхушки деревьев качаются и зовут.
Падаю на колени: в колючий снег. Хочу перевоплотиться, но сил не хватает: плечо жжется, будто там рой пчел поселился.
Смотрю на бесконечную белизну, растянувшуюся до самого горизонта, и сердце сжимается. Почему? Для чего? Именно сейчас, когда кошмары прошлого отступили, и мне выпал новый шанс?!
За спиной хлопает дверь, а потом поскрипывает снег. Кто-то опускается рядом. Кладет горячие руки на мои обнаженные плечи и испепеляет отчаянным биением своего сердца.
– Михаэль, – шепчет Элен.
Мотаю головой. Я не могу так. Я опасен. Жесток. Не мо-гу.
Не понимаю, молчу или говорю это вслух. Так же плохо мне было, когда я зашел в спальню, где мы с женой обычно отдавались любви, и увидел друга в ее объятиях. Когда услышал ее вожделенный крик и увидел его довольное лицо. Он не остановился даже, когда поднял голову и столкнулся со мной взглядом. Не остановился. Не остановился и не смутился, тварь! Он продолжал двигаться в ней и скалился в мою сторону. Я тогда хотел его убить. Но ушел, как последний трус.
Смотрю на свои пальцы. Сжимаю их и выдавливаю растаявший снег.
– Не прикасайся ко мне, Элен. Я не тот, кто тебе нужен. Дай мне просто прийти в себя, а потом продолжим поиски.
Она сидит рядом, утопая в снегу. Долго сидит. Потом поднимается и шепчет в морозный воздух:
– Если я не нужна тебе, так и скажи. Я сама найду Вольпия. Сама справлюсь с Конторой и вернусь домой.
Разворачивается и уходит, приминая шагами снег. Хлопает дверью. И я остаюсь один в белой пустоте. Раненый и брошенный.
Хочу смотаться, стать зверем, ломать ветки и крошить наст без устали, как обычно делал, когда ярость выворачивала наизнанку, когда сердце лупило в грудь и не давало дышать, но из глотки вырывается крик-рык, и я, подрываясь с ног, тащусь в дом. Зол на себя за слабость и срыв, но… Я не хочу ее отпускать. Я не готов.
– Элен, – открываю дверь, ловлю взглядом ее фигурку на лестнице и бросаю вслед: – Нужна! Слышишь? Очень… Но я боюсь тебя ранить. Сможешь жить и верить мне дальше после того, что я сделал? Скажи, – выдыхаю. – Только не ври.
Элен оборачивается и смотрит на меня через плечо. В ее льдистых глазах стоят слезы, и я не знаю, куда от них спрятаться. Они обжигают так, будто текут по моему лицу, и ранят сильнее тысячи лезвий. И, едва я разворачиваюсь, понимая, что ошибся, она несется мне навстречу. Обнимает крепко и трепетно, и я снова слышу стук ее сердца:
– Я верю тебе, – шепчет она.
– Прости, ласковая моя, – обнимаю Элен и понимаю, что не могу больше быть камнем. Впускаю в свою остывшую душу тепло. – Я никогда тебя не обижу. Никогда, – слезы неосознанно сползают по моим щекам, и я стыдливо прячу лицо в ее светлых волосах, пахнущих снегом. Негоже вести себя, как слабак, но сердце раскололось и выпустило наружу эмоции. Плачу, стиснув зубы, и прижимаю девушку к себе.
А она гладит мои волосы и целует раненое плечо – словно латает старые шрамы, вытягивая наружу боль. Из глаз будто кровь течет. Ни отвернуться не могу, ни отпустить. Как же это мучительно!
– Спасибо тебе, – все что могу сказать, глотая подступившую бурю эмоций.
– Никогда не отталкивай меня больше, – шепчет Элен. – Только когда действительно захочешь, чтобы я ушла.
– А ты стукни меня пяткой, если я буду снова кусаться, – улыбаюсь сквозь слезы, что путаются в ее волосах. Облегченно выдыхаю. Так хорошо становится, будто камень с плеч рухнул. – Давай, поедим? Я скоро твое ухо съем, если ты меня не накормишь.
Элен обхватывает мое лицо ладонями и вытирает слезы. Смотрит прямо в глаза:
– Мы все выдержим. Я обещаю тебе.
– Выдержим, если поедим, – ласково глажу ее раскрасневшееся лицо. Опускаю руку на глубокую царапину на шее Элен и сжимаю губы. Никогда такого не было, а здесь, как с цепи сорвался. – Иди сюда, – безмолвно прошу отклонить голову в сторону, и она слушается. Провожу языком по ране: волчья слюна быстро заживит ее, только пощиплет немного.
В ответ она мурлычет и стонет:
– Думаю, сначала ужин. Приготовим его вместе?
– Только, чур, не кролика, – посмеиваясь, мы идем на кухню. – Ой, – торможу я на пороге, – мне бы хоть штаны накинуть, или я тебя не смущаю?
Элен смеется, прикрывая рот ладонью: звонко и заливисто. И я рад, что подарил ей эту улыбку и счастье.
– Я пока разморожу мясо, – говорит она. – Если, конечно, справлюсь с этой… паровой машиной! – ласково гладит ладонью дезинтегратор льда.
– Я сложней, чем машина. Справилась же? – подмигиваю и выныриваю в коридор.
Я быстро одеваюсь и спускаюсь обратно к Элен. Она все еще мучает дезинтегратор: вертит шестеренку, регулирующую температуру пара, но никак не может подать его в отсек для продуктов.
– Давай, помогу, – нежно касаюсь ее руки, увожу шестеренку в сторону и легко надавливаю. Механизм внутри щелкает, и машина слабо вздрагивает и смачно пыхтит. – Вот теперь нужно немного подождать, – заправляю светлые локоны девушки за ухо и любуюсь, как Элен смущенно закусывает губу. – Сегодня от сладкого ты не убежишь, – говорю и, отстраняясь, вытаскиваю из бокового шкафа длинный передник. Цепляю пальцами вентиль лампы на стене, щелкаю пьезу, после чего внутри колбы загорается нежное пламя.
Когда машина останавливает гудение и открывает контейнер, Элен берется за мясо. Режет аккуратно, но выверено. И я спокоен: коли вздумается напасть Конторе, а у Элен в руках окажется нож, бояться за нее будет незачем.
– Они не атакуют твой дом ночью? – спрашивает Элен неожиданно и вздрагивает. Словно мысли мои читает.
– Этот дом не числится за мной. Он на Евжине. По следам волки не найдут, а по воздуху – наш дирижабль самый быстрый, выследить можно, но нужно больше времени. До утра нас тут не будет, придется бежать на север, но… – я рассматриваю руки Элен и, перехватывая ее пальцы, забираю нож. – Я не знаю сколько будет у нас времени. Чтобы спрятаться, ты должна уметь, как Вольпий – быть под носом, но скрытой. Иначе нас рано или поздно найдут. Я чувствую твою магию, она по-особенному пахнет и вибрирует, а специально обученные ищейки намного сильней.
– А что же станет с Евжином? – Элен смотрит на меня из-за плеча.
– Я его не оставлю, – целую ее в нос. – Не переживай. Он мне, как меньший брат. Ему бы девушку хорошую найти, а то вечно со мной таскается. Я у него лучшие годы краду, нагружая работой. Рыжик упирается и не слушает, когда советую выходить в город. Я вчера даже в бар приказал ему пойти, а он с дирижабля не слез. Хотя это нас и спасло, – мне хочется ее обнимать и, вдыхая запах кожи, прикрывать глаза. Так приятно быть рядом. Когда кто-то рядом.
Взгляд цепляется за стянувшуюся рану на белокожей шее Элен.
– Спасибо, что спасла меня от стрелы, – говорю, наклонившись. – И за остальное спасибо тоже.
– Это тебе спасибо, – проговаривает Элен и легко касается моих губ своими. – Что нашел меня в этой яме, не позволил никому прикоснуться ко мне и спас. За то, что жертвуешь и продолжаешь жертвовать собой из-за меня. Я не стою такого…
– Тише, – говорю, целуя, – ты стоишь большего. Продолжим готовку? Есть очень хочется.
Подготавливая мясо к жарке, я все время смотрю на Элен. Просыпаю перец на стол, колечки лука слетают с доски от моих неловких движений, но я глаз не могу оторвать: такая она красивая. Моя соломинка. И я верю, что смогу выбраться по ней на свет и не свалиться в болото.
Правило № 24. Думай, ищи, открывай
Зимняя ночь спустилась на поселок быстро. Налетела синим вихрем, задышала снегом в окна, заплакала вьюжным голосом. И сон нагрянул вместе с нею: снежной, но лунной.
Не было в моей жизни ничего приятнее, чем засыпать в объятиях Михаэля. Наши раны давно затянулись, оставив лишь блеклые полоски на теле да легкую горечь в душе. Я сжимаю его пальцы своими и понимаю: не отпущу. Буду вечно от Конторы бегать, менять явки и пароли, прятаться и находиться, лишь бы рядом был. Забуду Москву и свое прошлое, если он не сумеет за мной пойти. Но никогда не отпущу.
Перед сном мы так и не смогли понять, как открыть коробку Вольпия. Идеально-гладкая поверхность без единой щербинки или замочка. Даже трудно было сказать, где верх, а где низ. Казалось, что это точный куб, будто брус из дерева. Внутри что-то тарахтело и шуршало, если покачать, но добраться до тайны мы не смогли. Михаэль оставил ее на подоконнике и потянул меня спать, когда загадка старика сожгла наши несколько часов.
Михаэль мерно сопит над ухом. Уснул, бедняжка. Столько перенес за эти пару суток, чуть жизни не лишился! Но ко мне сон не идет, как я ни стараюсь.
Когда дыхание Михаэля становится глубоким и размеренным, я неохотно выбираюсь из-под его руки и поднимаюсь. Смотрю в окно на снег, пока в глазах не начинает рябить.
Присаживаюсь на край подоконника и беру в руки коробочку, вожу указательным пальцем по ее граням. Что хотел сказать Вольпий?
Луну прячут облака, и комната ненадолго погружается в рубленную темноту. Небо шевелится, тучи сдвигаются и кучкуются в другом месте, а мягкий белесый луч, карабкаясь по снегу, заползает в окно и гладит мореное дерево у меня в руках.
И синие цифры и буквы с завитушками проявляются под пальцами. Я вздрагиваю и роняю коробку от испуга. Она с грохотом улетает под кровать.
– Элен? – шепчет Михаэль, приподняв голову.
– Коробка, – бормочу я напуганно и вытягиваю палец, показывая под кровать. – Буквы!
Михаэль почти сваливается с кровати, достает куб и вертит его в руках.
– Здесь ничего нет, – он улыбается и подзывает меня. – Ты почему не спишь? Лунатик.
– Там были буквы! – выдыхаю я и отбираю у него коробочку. – Я клянусь! Видела их так же четко, как свои руки сейчас!
Михаэль хмурится и надолго задумывается.
– Вольпий – любитель загадок, – он берет куб назад и вертит его перед глазами. – Расскажи, что ты делала? Как буквы появились?
– Луна вышла из-за туч, – прошептала я сбивчиво, – и они просто возникли ниоткуда!
– Луна, говоришь? – Михаэль спрыгивает с кровати и подходит к окну. Его крупная фигура выделяется мягко-голубым очертанием. – Смотри, Элен! «Не говори, не кричи, не молчи. Выполни верно: найдешь все ключи».
– Не говори, не кричи, не молчи? – я встаю рядом с Михаэлем и рассматриваю каллиграфические буквы, проступившие на коробочке. – Нужно что-то прошептать, да?
– Здесь цифры есть. От одного до четырех, и какой-то символ в конце. Мудреная шарада. Что старик Вольпий тебе говорил, когда вино продавал? Вспомни? Было что-то важное? Может, в его словах ответ найдется.
– Не делай их все мрачными, – вспоминаю я судорожно. – Что-то такое.
– Мысли?
– Сказки, – я поднимаю бровь. – Он, вроде бы, их в виду имел.
– Точки – четыре сказки? Прошептать кубику сказку на ночь? – Михаэль усмехается. – А что это? – показывает на завитушку и водит по ней пальцем. – Я где-то видел этот символ. Очень знакомый. Похож на эмблему Конторы. Только здесь, – замирает и поворачивается. Свет луны соскальзывает с коробочки, и надпись гаснет. Михаэль долго ловит луч у окна и наклоняется над загадкой, – здесь лишние круги и, видишь, два сегмента цепи – такого нет у Конторы. Все проще.
– Может, это четыре стороны света? – предполагаю я. – А цепи – показывают, куда идти от логова Конторы? Странно это все. Очень странно. Мы ведь не знаем, где искать конторщиков.
– А если их не нужно искать? – вдруг протягивает Михаэль и закрывает губы указательным пальцем.
– Но путь-то указан явно от их логова. Бордель?
Михаэль мотает головой.
– Нет, я другое имею в виду. А с другой стороны… – он всматривается в символы, – в этом есть смысл. Только причем здесь Бордель? Это не их главное здание, Виктор любитель роскоши и размаха.
Лунный свет проливается на лицо Михаэля, и разноцветный взгляд переливается огоньками. Он обнимает меня и встает за спиной. Выставляет передо мной коробочку с загадкой и шепчет:
– Страшная сказка…
Но ничего не происходит. Буквы горят на темно-красном дереве, как крошечные лампочки. Михаэль оставляет коробочку на подоконнике и тянет меня к себе. Выдыхает в волосы и гладит по спине.
– Может, есть что-то, чего я не знаю, но знает Вольпий? Что-то сокровенное, и ты просто не хочешь признаваться. Я пойму, Элен.
– Еще, – вспоминаю я, – он назвал меня обиженной. Может, мне нужно простить кого-то?
Одна мысль о том, что мне придется искренне простить отчима и Элю вызывает тошноту и боль где-то в глубине груди. Я почти задыхаюсь.
– Сейчас и проверим, – шепчет Михаэль, прикасаясь к губам. – Прости меня…
Внутри коробочки что-то щелкает, но она не открывается. Лишь вибрирует, немного сдвигаясь по подоконнику.
Правило № 25. Отпускай обиды
– Дай я попробую, – беру в руки коробочку и шепчу: – Прости…
Устройство снова отзывается приятной вибрацией, но и не думает открываться.
– Я, кажется, поняла, что Вольпий имел в виду, говоря, что я обиженная, – шепчу и трясу коробочку. – Прощаю.
Куб вздрагивает и раскалывается на несколько ровных сегментов. Они группируются по две стороны и раздвигаются, оставляя донышко недвижимым. Внутри шкатулки оказывается сложенный лист бумаги.
Дрожащими руками я беру послание и разворачиваю его. На желтоватой глади нарисована карта. Под нею нацарапаны буквы:
«Дар – это всегда заслуга крови».
– Волчья сущность передается по наследству, с кровью матери или отца, – Михаэль достает из коробочки еще что-то и поднимает вверх. Серебристый металл переливается голубым в лунном свете и очерчивает ключ. – Но при чем здесь Контора и Сказочник?
– А какие дети бывают у оборотней и магов? – интересуюсь я невзначай и тут же хихикаю, прикрывая рот ладонью. Вот так, одним нечаянным вопросом сдала свои намерения с потрохами!
Михаэль смотрит на меня, будто не верит. С лица слетает улыбка, как последний осенний лист. Он отставляет коробочку на подоконник позади меня, кладет туда ключ и неожиданно поднимает меня на руки и несет к кровати.
– Какие дети, говоришь? – он щурится, и я замечаю смешливый блеск в глазах. Горячая ладонь заползает под ночную рубашку и скользит вверх. Михаэль осторожно выдыхает и задирает тонкую ткань до живота, а затем – еще выше и наклоняется.
– Самые обычные… волчата. Живут в лесу, кусают мамку за грудь и катаются у папы-волка на спине, – он смеется и лаской осыпает каждый сантиметр кожи на животе.
– Волчата-сказочники? – улыбаюсь я, млея от его поцелуев, и запускаю руки в волосы Михаэля. – Они скачут из мира в мир и рисуют свои волчьи иллюзии?
– Волчата не умеют скакать по мирам, – облизывается коварно Михаэль, опускаясь ниже. – Разве что, по лесу. За аппетитными кроликами.
В глазах загораются разноцветные звезды, когда Михаэль касается меня языком, и я уже не могу сдержать крик. Горячие волны мурашек бегут по телу, останавливая время, замораживая нас обоих в этом мгновении. И словно вся Вселенная, кроме нас двоих, умирает на пару минут.
– Не останавливайся, – шепчу я и перебираю его волосы.
Он что-то отвечает сипло, но я не слышу. Хватаюсь за простыни, чтобы не сорваться и не взлететь.
– Я искуплю свою вину, Элен, – вдруг выдыхает Михаэль и подвигается ближе, проводя снизу вверх ладонями по разгоряченной коже. – Завоюю твое доверие снова. Сколько нужно раз. Веришь мне?
– Ты ни в чем не виноват, – шепчу я и глажу его плечи. – Даже и не думай обвинять себя снова. Просто знай: что бы ни случилось, какой бы стороной к Солнцу ни повернулась Земля, я с тобой. Я рядом.
– Виноват. И слово «прости» не смывает содеянное. У меня не получается понять, как мог ранить, словно дикая болезнь свалила, – он поджимает губы и осторожно гладит кончиками пальцев мои щеки. Опускается ниже, на шею. – Теперь шрам останется, – шепчет и сводит брови.
– Плевать на шрам, – перехватываю его руку и смотрю в разноцветные глаза.
– Теперь, даже если захочешь меня забыть, напоминание останется, – говорит он тихо, поглаживая большими пальцами подбородок, и замирает возле губ.
– Я не забуду, – говорю в ответ, и глажу его лицо ладонями. – Никогда не забуду…
Подбираюсь ближе и целую. Нежно, но страстно. Проникаю в его рот языком и отчаянно пытаюсь запомнить вкус. Чтобы пронести его между мирами и навеки сохранить в своем сердце.
Слова крошатся, замирают в пространстве, становятся протяжными стонами. Михаэль целует и ласкает, разогревая тело. Заставляет стремиться к нему, пылать-сгорать. Мне хочется, чтобы наше время «здесь и сейчас» никогда не заканчивалось. А оно неумолимо просачивается сквозь пальцы и ускоряет свой бег, когда я не могу дышать от волнения, от жара, что приятной болью сжимает бедра, от колючих и острых мурашек, что просыпаются на коже от каждого широкого движения крепких рук Михаэля.
Переворачиваю его на спину и забираюсь верхом. Целую до упоения, ласкаю, пока пальцы не начинают неметь. Не было в моей жизни мужчины лучше. Да и не будет больше…
– Ты теперь моя, Элен, – говорит Михаэль и осторожно приподнимает меня. – Я тебя не отпущу, не отдам, даже и не мечтай, что скроешься в другом мире. Найду.
Наши движения ускоряются, и небо за окном крошится на мелкие осколки. Все кружится в золотых вспышках и звездной пыли. Даже если это самая яркая иллюзия в моей жизни, я не хочу возвращаться назад. Мой дом здесь, в его объятиях. Где каждое прикосновение вызывает дрожь и рождает мурашки. Где каждый поцелуй открывает новую Вселенную, и два кровотока сливаются в полноводную реку.
Мой. Мой навеки. Бесконечно…
Правило № 26. Не расслабляйся
Элен засыпает на моем плече после наших долгих ласк. Сумасшедшее пламя страсти все еще греет бедра, но сил почти не остается. Столько раз подряд не было ни с кем, даже с бывшей… Девушка из другого мира распаляла во мне голодного зверя. Не в прямом смысле, а в самом приятном. Она выманивала из моей замкнутой души тайные желания и позволяла их исполнять. До чего же упоительно было наслаждаться каждой минутой в ее объятиях.
Последний взрыв подкосил мои ноги, и я завалился рядом с Элен, боясь, что раздавлю своим весом. Сейчас с трудом вспоминаю, успел ли вовремя отстраниться. Но разве это важно? Я хочу быть с ней. Хочу детей от нее. Как дурной привязался. Снова. Только бы не вырыл себе очередную яму.
Когда сладкий сон окунает меня в невесомое забытье, а страхи отступают, я слышу издали неестественный шум. Моторы, голоса и хлопки. Далеко, но слух волка улавливает даже сквозь запертые окна.
– Элен, нас нашли, – шепчу ей в ухо и ловлю в объятия, когда она испуганно вскакивает. – Они еще далеко, успеем улететь. Только нужно собрать вещи. Вставай.
– К-кто нашел? – вскрикивает Элен, непонимающе глядя на меня сонными глазами. – Где мы? Зачем? Ночь ведь еще…
– Виктор, – говорю и придерживаю ее плечи, чтобы не рухнула с кровати. – Быстро одевайся потеплее. Собери вещи, все, что нужно, чтобы согреться: нам придется далеко лететь. И коробочку Вольпия прихвати, – жду, когда девушка кивнет понимающе, и убегаю складывать сумку: бросаю внутрь белье, обувь, теплые брюки и свитера. На глаза попадается пакет с золотым платьем Элен. Я должен ее увидеть в нем еще раз! Бросаю его следом за вещами.
В тумбочке отрываю старую шкатулку мамы. Отправляю ее в сумку. С хлопками туда же летят чек-блокнот, пара визиток и документы.
– Готова? – впрыгиваю в брюки и застегиваю рубашку. Пальцы скользят между пуговиц, но я справляюсь быстрее, чем Элен. Помогаю ей с блузой: кто придумал эти тысячи застежек и ремешков? Как это неудобно! Но вдвоем мы укладываемся в короткий срок, я мысленно молюсь, чтоб Евжина слух не подвел, и он уже нагревал дирижабль. Так и есть: напористое гудение перекрывает шум далеких моторов. За соснами – широкое поле, и звук эхом разлетается по всей округе.
– Ничего не забыла?
Элен мотает головой, и я вижу тревогу в ее глазах:
– Ошибкой было вернуться сюда, Михаэль. Им больше негде искать нас.
Сжав губы в тонкую нить, Элен подходит к окну. Чуть сощурившись, смотрит сквозь штору, а потом восклицает полушепотом:
– Там что-то горит. Кажется, Контора с нами борется радикальными методами.
Выглядываю сквозь стекло. Евжин бегает возле амбара и машет руками. Отпираю окно и кричу:
– Нашел время на шашлыки!
– А где я потом баранину зажарю?! В рубке? Спускайтесь! – отвечает он и потирает ладони. Замерз, Рыжик. Я еще вчера утром предупреждал его, что, скорее всего, придется улетать в любой момент, потому он поддерживал запал в аэростате.
Помощник подхватывает шампуры и складывает мясо в судок.
– Дирижабль готов, – голосит парень и трясет рыжими кудрями из-под шапки. – Надо греть отсюда ноги, хожаин!
– Мы идем! – бросаю.
Выбегаем на улицу навстречу колючему воздуху. Тепловая установка гудит и бессмысленно качает пар в дом. Оглядываюсь и мысленно прощаюсь с этим местом. Я не сильно привязался к нему, но все равно тоскливо: здесь я провел лучшие дни в своей жизни. С Элен.
– Евжин, поставь систему на максимум, – говорю, подходя ближе. Пропускаю девушку на подножку.
Механик мнется и передает ей судок с горячим мясом.
– Так опасно же, роан!
– Я знаю. Делай, что говорю! Быстрее!
Издали рев моторов кажется раскатом грома. Он расстилается по округе и, кажется, что враг окружает со всех сторон.
Евжин возвращается быстро, и мы поднимаемся на механической лестнице на дирижабль. Взмываем в воздух, и в секунду все остается позади. Дом, в котором я успел обжиться. Жизнь, к которой я привык. Город, в котором я пережил столько боли и утрат… Я забираю с собой лишь самые лучшие мгновения прошлого. Дни и ночи, что подарила мне Элен.
Мы поднимаемся в морозную высь, и за нами следом стелется вуаль пара. Уже с высоты я замечаю процессию из нескольких паромобилей, что червяком тянутся по полю. Им больше нет смысла вторгаться в мой дом.
Я крепко обнимаю Элен и прижимаю ее к себе. Убегаю прочь, будто трус. Но как же я счастлив сейчас!
Несколько волков с наездниками выбиваются из процессии и мчат в нашу сторону. Настораживаюсь и прилипаю к окошку. Дирижабль недостаточно прогрелся, высоты маловато. Но только маг дотянется. И, словно издеваясь, мужик соскакивает со спины оборотня и в два огромных прыжка оказывается под нами. Всматриваюсь.
Огонь с тощих пальцев врага перепрыгивает на утяжелители и с радостью плетет пламенные узоры по канатам.
– Евжин! К северу рули! – кричу и быстро говорю Элен: – Ничего не бойся!
Аэростат заворачивает. Огонь гудит под ногами и вот-вот доберется до нашего убежища.
Когда мы рвемся на подножку, она уже охвачена кровавыми языками. Мороз и порывистый ветер разносят жар быстрее, чем хотелось бы.
– Нужно прыгать, Рыжик! Провизию сбрось!
– Я за вами, – отвечает парень и кренит дирижабль в нужную сторону, пряча нас за домом. Процессия останавливается и бросается через двор. Часть успевает выскочить, а других отбрасывает взрывной волной. Паровая система гневно ревет в небеса, подкрашивая небо черными волнами. Нас трясет и качает, баллон начинает гудеть. Нужно убираться!
Тяну Элен на себя.
– Держись! – кричу и спрыгиваю вместе с ней в звонкий воздух. Она верещит над ухом и цепляется пальчиками за ворот моего пальто. Перевоплощаться и не портить одежду – это не обо мне, так и не научился. Надеюсь, что Евжин успеет прихватить сумки.
В воздухе перекручиваюсь и ловлю Элен на лету. Мы влетаем в кучугуры снега и скатываемся по склону. Замечаю, как Евжин ловко сбрасывает из рубки трос, следом летят сумки, а затем парень соскальзывает, как циркач, вниз, а дирижабль летит горячим носом на противника. Ревет и гневается от неизбежной участи.
Перевоплощаюсь назад только чтобы освободить припрятанный ветками снегоход. Запускаю паровой двигатель, открываю крышки на трубах, чтобы позволить воздуху разогреться быстрей, и вкидываю в рундук шмотки. Элен молчит, дрожит и оглядывается.
– Уйдем, не переживай, – говорю спокойно. Она бросает взгляд на мои ягодицы и приятно краснеет. – Извини, мой волк не признает одежду.
– Тебе понадобится пальто? – спрашивает она, с опаской глядя на мечущихся у дома конторщиков.
Нам удалось обратить их же оружие против них. Кто-то трусливо катается по снегу, сбивая пламя с одежды, кто-то несется прочь от горящих останков дирижабля, кто-то озирается по сторонам. На землю, укрытую снегом, сыплется огненный дождь, а вместе с ним – наше прошлое. Я с ужасом и нетерпением жду, когда же пламя доберется до баллона и породит вторую взрывную волну. Нас не должно быть здесь к этому моменту.
– Евжин, поторопись! – парень бежит по снегу, спотыкаясь и машет руками. Рыжие волосы, как языки огня, трепещут на холодном ветру.
Я вижу, как его преследует знакомый маг и, когда враг взмахивает руками, я выпрыгиваю из-за плеча Элен волком и бросаюсь на защиту помощника. Удается увернуться от огненного плевка и завалить мага в снег. Но он силен: отбрасывает меня на несколько метров одними пальцами.
Встаю и наклоняю голову. Рычу и слышу, как мотор снегохода взывает громче. Бросаюсь на мага, задеваю его острыми клыками щеку и вжимаю в снег. Пока тот вырывается из-под ледяной крошки, я успеваю добежать до Элен. Она послушно прыгает на спину и хватает пальцами загривок.
Вслед с гудением летят пламенные сгустки, но я виляю и резко ухожу в сторону, и они с шипением падают в снег.
Поток пламени прекращает лететь нам в спины, и я внезапно вижу мага прямо перед собой. Злорадно ухмыляясь, он тянет к нам сухие руки. На кончиках пальцев разгорается голубовато-фиолетовое пламя. Еще миг – и запустит в нас огненный шар!
Но маг оказывается прозорливее. Взмахивает рукавом, и огненная волна несется по снегу, сбивая все на своем пути. Мне удается отпрыгнуть, но Элен падает в сугроб. Сквозь марево пара я вижу, как снегоход с Евжином уносится к лесу.
– Сказочница мертва! – вдруг кричит Элен и швыряет магу в лицо пригоршню белого зимнего серебра. – Ты должен сказать это Виктору!
– Ты слаба для меня, белявка, – смеется маг, складывая перед собой ладони и с хлопком выставляет их вперед. На пальцах снова зарождается пламя.
Элен шарахается и отступает. Рычу и подскакиваю ближе, она забирается на меня, я чувствую, как дрожит от волнения. Когда в руках мага вырастает огромных размеров шар, баллон распускается оранжевой розой. Враг падает, магический шар слетает, как увядшая головка ромашки, и застывает в белой смятой снежной крошке. Срываюсь с места. Нам в спину летят осколки стекла, щепки, крики. Горячий воздух подгоняет и ускоряет меня на несколько мгновений, едва не подбив. Несусь со всего духу, раня лапы об острый наст, и прошу судьбу сжалиться над нами и отпустить. Только бы Элен снова не упала.
Мы несемся сквозь стену деревьев на полном ходу. Сзади слышатся крики и возня, но мне уже все равно. Главное, что Элен со мной. Что мы спаслись. Только надолго ли?
