Текст книги "Невольница для зверя, или Попаданский кодекс мести (СИ)"

Автор книги: Диа Мар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Правило № 30. Шило в мешке не утаишь

Комнаты в доме пьяные. Смотришь на планировку, и кажется, что пространство вокруг плывет и искажается. В помещении пять стен, кособокое окно с непонятно как открывающейся форточкой и неровные углы. Хорошо хоть стены стоят ровно, и пол не с наклоном!

– Какая странная архитектура, – удивляюсь я. – Как это все стоит и не рушится? Удивительно.

Михаэль пожимает плечом и снова берет меня за руку.

– А теперь объясни, – я разгибаю пальцы, показывая ногти. – Что это за точки такие? Их не было!

– Элен Азар, – он смотрит на меня и щурится, – это значит, что вы стали женой или наследницей богача.

– Как странно, – выдыхаю я. Начинаю тереть ноготь, но точки никуда не исчезают. – Ваш Бог-из-машины тайно обвенчал нас?

Михаэль качает головой и становится хмурым.

– Или ты мне чего-то не договариваешь, или умер богатенький родственник Элен. Тогда как она в борделе оказалась?

– У Элен была крутая родня? – удивляюсь я. – Видно, чем-то она не угодила им…

– Я этого не знаю, – Михаэль устало трет глаза и рассеяно смотрит вокруг. – Мне одному интересно: где тут спать?

«Подвыпившие» стены словно по команде расступаются и пропускают нас в другую комнату. Спускаемся по ступенькам в квадратный зал, обильно украшенный зажженными свечами. Пахнет воском и топленым маслом, а по коже скользит приятное влажное тепло.

Михаэль ведет меня за руку, и я слышу, как удивленный возглас слетает с его губ: в полу светится лазурью круглая купальня, а рядом возвышается небольшой столик с горячим ужином и бутылкой вина. На этикетке золотом горит надпись: «Сладкая ночь» и рядом записка: «Наслаждайтесь отдыхом, раммона Азар».

– Раммона? – удивляюсь я и роняю записку, едва взяв ее в руки. – Почему она думает, что я – раммона? Лицо что ли у меня важное? Или разговариваю высокомерно?

– Точно! Взгляд у тебя разоблачающий, – говорит Михаэль серьезно и стаскивает с меня пальто. В разноцветных глазах пляшут огоньки свеч и смешинки. – Я бы сказал точнее, раздевающий, раммона Азар, – он хмыкает и опускает голову мне на плечо, а затем шепчет, лаская кожу горячими губами: – Как же приятно звучит…

– А что такое раммон? – я едва держусь, чтобы не упасть в его объятия, но слишком многое хочется разузнать. Кажется, неспроста я тут очутилась. И план Вольпия был продуман куда глубже, чем думаем мы. – Как завоевывают это звание?

– Его получают только высшие маги, руководители страны и очень-очень влиятельные люди. Передаются только от мужа жене, даже детям не всегда: зависит от их уровня магии и выбранной профессии. К примеру, пустые механики не могут получить статус роана. Евжин тому пример. Его родители и тетка чистые роаны, но он оказался без статуса из-за того, что родился без магии, и не смог устроиться на престижную работу. Да, есть еще господа и чернь. Последние – низкие слои населения: бездомные, путаны, грязнорабочие. Я, дурак, должен был посмотреть на твои знаки сразу, как только почувствовал вибрацию, но как-то утопал в твоих глазах и обо всем забыл.

Михаэль замолкает, смотрит пронизывающе и облизывает пересохшие губы.

– Переоденься для меня, – Михаэль протягивает пакет и кивает, – а я все тебе расскажу.

Я заглядываю в бумажный пакет. На дне мерцает чистое золото. Струящаяся ткань, что выглядит дороже, чем весь мой бутик. Нет: чем вся моя жизнь!

Ладно уж: если не считать последних дней с Михаэлем.

– Но это же вечернее платье! – удивляюсь я. – Правда хочешь, чтобы я его надела?

Лукавый кивок Михаэля подтверждает мои предположения.

Отойдя для приличия в затемненный угол, я стягиваю вымокшую и измятую блузу и неудобные штаны, позвякивающие заклепками и цепочками. Материал платья невесом, но прочен. Нет ощущения приятнее, чем чувствовать его на себе.

– Поможешь молнию застегнуть? – шепчу я.

Его пальцы касаются моих плеч кротко, будто Михаэль боится меня сломать или ранить, и, опускаясь к талии, тянут назад. Чувствую спиной напряженное мужское тело.

– Как ты прекрасна, Элен, – замок шуршит и щекочет, когда Михаэль поднимает его. Любимый голос наполнен грозами и снежным бураном, будто расширился, обогатился хрипотцой и свистом. Нежный поцелуй бежит по шее и замирает в волосах.

– Ты точно не замужем, раммона? – горячая ладонь ложится на затылок и, слегла надавив, заставляет наклонить голову.

– Не подворачивалось пока подходящих кандидатов, – стараюсь говорить ровно, но голос предательски дрожит, когда губы Михаэля спускаются по шее к плечу. – До того, как тебя повстречала.

Пальцы сильнее сжимаются и вплетаются в волосы. Михаэль рычит и, приспустив немного бретель платья, кусает плечо.

– Как я хочу его стащить с тебя, – он прижимает к себе сильней, вдыхает глубоко и только потом отпускает. – Но сначала я тебя накормлю, – он улыбается и ведет меня к столику. Заставляет сесть и хлопает по руке, когда пытаюсь стащить оливку. – Эй, – он говорит серьезно, но я ловлю в глазах веселые огоньки, – я буду тебя кормить. Только не так.

Из пакета Михаэль достает тонкий шелковый галстук. Целует мне веки по очереди и потом завязывает глаза, погружая в дрожащую и наполненную ароматами темноту.

Я вдыхаю мрак, вычленяя запахи жареного мяса, специй и овощей: таких свежих, что слюнки текут. Я дрожу от нетерпения, но мне не страшно. Тревожно.

– Доверяешь? – говорит совсем близко Михаэль и гладит большим пальцем подбородок. Перемещается выше и слегка касается губ.

– Больше, чем самой себе, – шепчу я, растворяясь в тепле его рук. И понимаю: даже если сегодня, здесь и сейчас роан Азар решит меня отравить, я приму свою судьбу с благодарностью.

Правило № 31. Смотри сквозь темноту

Тепло и холод перемешиваются. Сталкиваются. Переплетаются под настойчивыми, но осторожными пальцами. Мне кажется, что под повязкой вспыхивают огни – так колко и остро остаются на моей коже прикосновения Михаэля.

– Что тебе больше хочется? Сладкого или сытного? – мягкий шепот льется по щекам и тает на моих губах. Горячий язык касается их и проталкивается вперед.

Его поцелуй невыносим. Он посылает огонь по телу: волнами, лентами, неистовыми вспышками. Стирает память, оставляя лишь имена, и рисует новую реальность. Мне больше не нужно убегать. И прятаться. Вот он, мой дом – рядом с ним, где бы мы ни были.

– Сладкого, – шепчу, почти задыхаясь, когда Михаэль отрывается от моих губ.

– А как же фигура?

– А если я растолстею, ты не будешь меня любить?

Я торопливо сжимаю губы, сообразив, что снова обронила не то.

Михаэль надолго замолкает и замирает. Только тепло скользит по коже, будто он водит ладонями возле щек, опускается на шею, перебирается невесомо по плечам, и легкий ток прошибает пальцы, когда сильные руки накрывают мои ладони.

– Элен, я, – он на секунду замолкает, а затем горячей продолжает, – столько всего чувствую к тебе, но не понимаю, почему. Меня распирает от невысказанности и душит сомнениями. И так страшно. Что потеряю тебя, разочарую, предам. Я ведь чужой, всего неделю, как встретились. Мы взрослые люди и понимаем, что влечение и влюбленность слишком непостоянны. Я проверил это на себе, – говорит он глуше, и голос срывается на хрип. – Только то непостоянство было намного дольше…

Михаэль перемещается назад, поворачивает стул вместе со мной, отчего столешница упирается в живот, и удаляется. Его шаги пропадают напротив. Слышу, как скрипит ножка об пол и шуршит одежда.

– Моя Элен, – тихо шепчет Михаэль. Ароматная влага касается губ, теплые пальцы смыкаются на подбородке. Вкус лесной ягоды проливается на язык, а капелька скатывается из уголка на подбородок. Михаэль подхватывает ее пальцем, я чувствую только прикосновение: оно перемещается выше и согревает губы.

Я целую кончик его пальца, и аромат земляник загорается на губах. И хочется, чтобы эти прикосновения не заканчивались. Я не знаю, как объяснить Михаэлю, что нить, соединившая нас, вне времени и пространства. Что эти тонкие вибрации, накаляющие воздух вокруг, выше предательства, сочувствия и пустого желания. Даже выше влюбленности!

Поверит ли он мне? Чувствует ли то же самое? Знает ли, как горит моя душа, если так хочет отпустить?

– Я счастлив сейчас, а о большем и не мечтаю, – его голос оказывается совсем близко, будто он просачивается сквозь меня и замирает в солнечном сплетении. – Но хочу подарить тебе еще множество прекрасных мгновений, если мне позволят Великий Свет и Тьма.

Он кормит меня с рук. Ласково и бережно, позволяет кусать его пальцы и тихо смеется, когда я урчу от удовольствия. Сладкий салат из ягод оказывается неожиданно сытным, а вино терпким, оставляющим нежное послевкусие.

Михаэль не позволяет мне взять салфетку, чтобы вытереть губы от капель вина – он сцеловывает влагу сам, а затем тянет меня за собой, но галстук не снимает.

Моя тьма наполняется новым светом, подаренным сейчас самым дорогим мужчиной.

Он встает за спиной и ведет пальцами вдоль позвоночника, заставляя меня стонать от приятных ощущений. Бретели платья сползают, и Михаэль тянет ленту дыхания по оголенному плечу. Кусает кожу и запускает пальцы в мои волосы.

– Ты манишь меня. Чувствую себя мальчишкой рядом и готов подчиняться тебе беспрекословно. Ты моя раммона, Элен. Личная сказочница. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Приказывай.

Он подцепляет узел повязки и опускается позади меня, а когда я оборачиваюсь, понимаю, что он на коленях. Склоняет голову и ждет. Только крепко держит меня за бедра и стискивает пальцы.

– Михаэль… – роняю я, и глаза начинает щипать. Слезы рвут комнату на кривые лоскуты. – Ну, зачем?

Вырываюсь из его объятий и опускаюсь рядом, на колени. Обвиваю его лицо ладонями, притягиваю к себе и целую каждый миллиметр кожи.

– Я и толики такого отношения не заслужила, – шепчу, склонив голову на его плечо. Втягиваю запах, чтобы запомнить. Чтобы сберечь в памяти эти мгновения, даже когда я окажусь по ту сторону.

– Еще как заслужила, – отвечает он порывисто и обнимает так, что дух выжимает.

– Чем, Михаэль? Я ведь ничего не сделала, – я уже не могу сдерживать слезы. – Это ты спас меня от беды. От передряги, в которую я влипла, сама того не осознав. От этих страшных людей…

– Мне кажется, что ты занижаешь свои способности, – он мягко улыбается и собирает ладонями мои слезы. Изучает влажными пальцами изгиб моего плеча и тащит ниже бретельки платья, освобождая спину и грудь. Наклоняется ниже и шепчет, целуя: – Ты бы и без меня справилась. Вспомни, сколько раз спасала ты меня…

– Это ты меня всегда спасаешь, – скольжу ладонями по его плечам и расстегиваю пуговицы на воротнике. Хочется скорее прижаться к нему: бесстыдно и отчаянно. И плевать, что за стеной незнакомые люди.

Правило № 32. Съедай вишенку на торте

Он дрожит и путается пальцами в складках платья, шепчет что-то, но я плохо соображаю и изгибаюсь назад, упираясь в его ладони.

Михаэль поднимается и тянет меня к себе. Платье падает на пол, а я подлетаю и оказываюсь в крепких мужских руках. Несет меня к купальне и осторожно ставит в воду на первую каменную ступеньку. Тепло и жар льется по крови, сводя с ума.

– Элен, ты можешь забеременеть, если мы не обезопасим себя, – шепчет и целует в губы, не позволяя ответить. Отрывается на миг, чтобы отбросить в сторону брюки и белье и подобраться ко мне ближе. – Знаешь, почему я пришел в бордель? – произносит вкрадчиво, будто боится, что не дам ему договорить.

Мотаю головой и опускаюсь ниже, погружаясь в ласковую мерцающую воду.

– Я воздерживался много лет, – Михаэль опускается рядом, и вода поднимается до его широкой мускулистой груди, – думал, что во мне все умерло. Ни одна женщина не возбуждала меня, ничего не хотелось. Будто бездушной куклой стал. В прошлом месяце в полнолуние что-то изменилось: я почувствовал жуткий голод… – он прижал меня к теплой каменной стене купальни и, пропустив волосы сквозь пальцы, ладонью смял грудь. В его золотистой радужке пляшет пламя свечей, а в алом отражаются блики воды. – Девчонка в борделе, – он хрипит, – не утолила жажду, а только разнесла заразу, будто отраву. Было так противно, что я неизвестно какой по счету, словно спал с женой, которая легла под другого. Я не мог совладать с собой после первого раза, пил по-черному и забывался в сладком угаре. Но природа будто решила надо мной посмеяться: тело лопалось от возбуждения. А я не мог себе помочь. Приходил и приходил, в надежде, что когда-нибудь остыну. И потом увидел тебя, – пальцы ласкают тело и сминают грудь под водой. Я слушаю его монолог и постанываю от наслаждения. Мне все равно, кто у него был до меня, важно, что сейчас он со мной.

– Элен, меня будто молния поразила. Твои глаза, – целует веки, – твои губы, – шепчет и толкается языком, но тут же отрывается, – и твой запах. Я безумно влюблен в тебя.

– Михаэль, – шепчу я отрывисто и беру его лицо в ладони. С трепетом вглядываюсь в разноцветные глаза, что стали самыми родными за эти жалкие обрывки дней. Как же много для меня этих мгновений! Как же мало их… – А я тебя люблю. Точно знаю, что люблю, потому что такое происходит со мной впервые. Как будто бы внутри – источник света. Целое солнце. Целый мир… И вся тьма рассеивается от его лучей. И время останавливается. И прошлое стирается и уходит прочь…

И прежде, чем он успевает ответить, склоняюсь и целую его шею. Собираю соль с влажной кожи и раскатываю его вкус на языке. Нежно касаюсь ладонью бедра и, поймав стон, поднимаюсь чуть выше.

– Почему ты не встретилась мне лет пять-шесть назад? Я не был таким сухарем, – он ловит мои губы и надорвано выдыхает, когда я смыкаю пальцы.

– Ты не сухарь, – шепчу я ему в шею и осторожно веду ладонью вверх. Горю от его напряжения, и с каждой секундой мне хочется большего. – Иногда, чтобы понять что-то важное, или осознать ценность чувства, нужно время. Много времени…

– Столько, что душа начинает черстветь, – Михаэль поворачивает меня в воде и, приподнимая, усаживает на край купальни. Ведет ладонями по бедрам и немного раздвигает их в стороны.

Я не могу больше терпеть. Обвиваю его ногами в воде и тяну на себя. Глажу ладонями спину, собирая капельки воды, и от одного лишь нечаянного прикосновения дыхание превращается в стон. Кажется, еще слово обронит – и взорвусь.

– Пожалуйста, – шепчу, не поднимая глаз. Потому что даже нечаянный взгляд в эту секунду породит экстаз. Не думаю ни о чем: ни о возможной беременности, ни о том, что мы в чужом доме.

Крепкие руки гладят кожу и тянут меня к себе. Тепло пронзает каждую клетку тела, а сила и мощь Михаэля кажется непоколебимой и величественной. Прижимаюсь к нему и откидываю голову назад, доверяя, что удержит, поймает, спасет. И он не позволяет упасть.

Движения слаженные, широкие и глубокие. Вода плещется и поет нашу песню страсти. Кажется, еще миг, и свет вспыхнет, и нас затопит сладкой негой, наполненной золотым свечением. Импульсы сильные, колкие, острые. Я впиваюсь в мускулистые плечи и чувствую, как напрягаются под пальцами мышцы. С губ Михаэля соскальзывают рык и хрип, кожа светится от лоска воды, словно покрытая глянцем. Я так сильно его хочу, и даже не пытаюсь это скрыть.

Отчаянно тяну его на себя, наслаждаясь силой и твердостью. Тяну и не позволяю отстраниться. Молнии напряжения несутся по телу, порождая мурашки на коже. Удовольствие тянется, как резина, медленно подходя к пику. Стоны льются с губ, но мне больше не стыдно. Никогда и ничто не убьет мою любовь к нему. И я буду наслаждаться этим чувством, пока еще могу. Пока время, пространство и неведомые силы не разделили меня и Михаэля непреодолимой баррикадой.

Веду языком по его шее, поднимаясь к подбородку, и на надрыве впиваюсь в губы. Целую, кусаю, проталкиваюсь в его рот, пробуя на вкус. Я задыхаюсь от стона, горло саднит, но ощущения лишь становятся ярче. Расцветают росчерками ярких красок перед закрытыми глазами, бегут дрожью по коже, накрывают теплотой кончики пальцев и устремляются к сердцу…

Никогда. Еще. Так. Не было ярко и прекрасно. Жар катится по каждой мышце, вене, клеточке. Я дышу в лицо Михаэлю и шепчу его имя, словно оно поможет мне удержать себя на грани реальности. Она дрожит и трещит по швам, заставляя прикрывать глаза и впиваться пальцами в сильные плечи и тянуть, тянуть, тянуть. И позволять себя толкать. Неистово врываться в мою душу и сердце, оставляя выжженные навеки отпечатки.

Чуть дальше и сильнее движения, чуть глубже и острее поцелуи. Мне кажется я падаю, слетаю с бортика и оказываюсь под водой, когда стрела экстаза пронзает позвоночник и прорезает криком помещение. Михаэль обнимает меня, ловит мой голос поцелуем, и до боли стискивает пальцы на ягодицах, отчего ощущения умножаются и распускаются под кожей пламенной бомбой. Хрип любимого и мощная пульсация откидывают меня назад, случайно кусаю его губы в порыве страсти, и Михаэль застывает. Затихает постепенно и приваливает меня к стене купальни.

– Элен… Ты великолепна… – тянет к себе, опуская по плечи в воду, ласково перебирает взмокшие волосы и гладит шею и скулы. Ведет пальцем по шраму и стискивает губы, но ничего не говорит. Все понятно по глазам.

Я ловлю его пальцы своими и подношу к губам. Целую каждый: бережно и осторожно, и кладу его ладонь на свою щеку:

– Перестань себя казнить. Умоляю. Лучше от этого не станет ни мне, ни тебе.

Он опускает голову, целует меня в темечко и шепчет:

– Не получится, Элен. Ничего не получится. Я ведь зверь, ты не осознаешь этого. Стоило только нажать сильней, и… – скрипит зубами, но продолжает осторожно массировать кожу головы. Подхватывает пузырек с края купальни, долго намыливает мои растрепанные волосы, пропускает каждую прядь сквозь пальцы.

– Ты слишком доверчива. Мне даже немного жутко от этого. Я ведь не святой, за душой есть грехи и камни. Тяжелее, чем ты можешь себе представить. А ты меня обеляешь, в твоих глазах горят чувства, а я не могу себя раскрыть. Не могу дать то, что ты желаешь больше всего. Не заслуживаю я тебя.

Горечь подступает к горлу, слезы – к уголкам глаз. И как я сразу не поняла? Он потакал моим желаниям, но, увы, не любил… Он просто влюблен, увлечен, очарован. Но не более. Боль разливается в груди, ломает ребра, выворачивает наизнанку! За что?..

Правило № 33. Не ходи по тонкому льду обмана

– Ты можешь все мне рассказать, – говорю я вслух и надеюсь, что влага на моем лице прячет слезы.

– Я не готов, – он отводит взгляд, но не отпускает и тянет к себе. По его телу пробегает сильная дрожь. – На кого ты была обижена, когда пришла в магазин Вольпия? – вдруг спрашивает Михаэль. – Это Виктор? Или кто-то другой?

Я не отвечаю, лишь дую губы. Зачем он переводит разговор на другую тему? Неужели его тайны и впрямь ужасны?!

– Михаэль, – говорю так тихо, что плеск воды заглушает мой голос, – я, конечно, пойму, если ты не расскажешь мне о своих чувствах. Но доверие должно порождать доверие.

– Боюсь, что я разочарую тебя.

– А вот давай проверим, – я упрямо подхожу ближе и смотрю в его разноцветные глаза. Что плещется в них: ярость или страх?

Грусть и боль. Он наклоняет голову и, прикрыв веки, шепчет:

– Я работал на Контору лет десять назад, – и еще ниже наклоняется, упирая подбородок в грудь.

– Ты думал, что это меня испугает? – я улыбаюсь. – Олег рассказывал, как они вербуют магов. И о том, что спрятаться почти невозможно.

Глаза Михаэля темнеют, а губы светлеют.

– Олег? Офрен?

– Да, он, – киваю я. – Он служит при борделе, потому что задолжал Виктору деньги.

Михаэль прыскает и отодвигает меня.

– Какая ересь! Олег – известный ловелас и мошенник. Через его постель сотни женщин прошли. Откуда ты его знаешь? Он приходил к тебе в бордель? – крепкие пальцы до боли сжимают мои плечи. – Что он хотел от тебя?

– Я знаю об этом, – лепечу я и сама пугаюсь своих слов. – Но тебе придется принять эту информацию: сейчас он служит при борделе.

– Приходил к тебе? – Михаэль щурится и, кажется, вытягивается надо мной. Высокий и страшный.

– Ничего не было, – шепчу я и краснею. Сквозь землю провалиться готова, вспоминая, какой застала себя в этом мире!

– То, что ничего не было, я и так знаю, – его голос песком сыпет, а в глазах просыпается недоверие и разочарование. Он долго смотрит, жует остервенело губы, а затем отдергивается. – Значит, приходил.

Я сглатываю. Вот глупая! Лучше б вообще молчала… Главное не раскиснуть окончательно и не выложить, что в Москве Олег целых полгода спал в моей постели.

– И что? – почти кричу я. – Это что-то значит? Может, еще мужчинам на улице на меня смотреть запрещено?

Михаэль отстраняется, будто его ошпарили.

– Он целовал тебя… Нет, я чувствую, что было больше. Ты меня обманываешь. Не могу словить, в чем, но сердце твое лупит, как сумасшедшее, – он хлопает по воде и выбирается из купальни.

– Правда за правду, – говорю я громко, и мне хочется прикрыться руками. Словно не сгорала только что в его объятиях. Будто никогда не желала его тела больше, чем воздуха. – Я расскажу тебе все. Но и ты тоже.

– И что я должен рассказать? – он поворачивается и, завернув полотенце на бедрах, подходит ближе. Его скулы ходят ходуном, а морщинки разделяют лоб на две половины. Голос занижается и сипит: – Как застал жену в постели друга – говорил, как работал на Контору – тоже. Что ты еще хочешь знать? Как лет пять скитаюсь по свету, чтобы боль свою вырезать из груди?! Что ты хочешь от меня узнать?!

– Ты не просто так пришел в бордель в то утро, – наконец, даю слово своим сомнениям. Червячку, что грызет под ложечкой и потихоньку пьет кровь. – И неспроста на твоем счете оказалась такая огромная сумма.

Михаэль шипит через зубы, складывает руки на груди и, закусив губу, смотрит в сторону.

– Разве я не объяснил, почему приходил? Рукоблудие мне не помогает! – снова впивается в меня взглядом. Озлобленным и затравленным. – А деньги… Родители мне достаточно оставили, чтобы можно было вложить в несколько прибыльных заводов дирижаблей. Что-то еще? – он холодеет с каждым словом и в конце концов отходит к столу, наливает полный бокал вина и залпом выпивает.

– Кто-то велел тебе вызволить меня из плена, – высказываюсь я. – Кто-то привел тебя именно в тот бордель, именно в то утро. Меня не покидает чувство, что это все – чья-то игра. Или чей-то хорошо продуманный план. И, если ты знаешь хоть что-то, ты мог бы помочь его разгадать.

Он стискивает руки, и я слышу хруст стекла под пальцами.

– А еще я зверь… Забыла?

Раскрошенный стакан падает на столешницу со звоном, а Михаэль сжимает кулак и уходит в угол. Я слышу, как шуршит одежда, и звякает пряжка ремня.

Только сейчас понимаю, как замерзла, и на каменных ногах выхожу из купальни.

Быстро обтираюсь и одеваюсь. Завязав пояс халата, медленно приближаюсь к Михаэлю. Осторожно беру его ладонь, изрезанную стеклом, и убираю из раны последний осколок:

– Тебе очень больно? – спрашиваю шепотом.

– Пусть.

Накрываю его ладонь своей, и кровь просачивается сквозь пальцы. Его кровь. Самая горячая, самая родная.

– У тебя нет повода меня ревновать. Я откинула его прочь, как только он пристал ко мне.

– Но сердце говорит другое, Элен, – он поджимает губы и опускает взгляд в декольте. – Я слышу, как оно неровно бьется. Так бывает только когда врут.

– В том мире… в Москве… мы встречались с ним. И жили вместе какое-то время. До тех пор, пока он не попытался меня обмануть.

Михаэль выдыхает, будто лопается воздушный шарик.

– Почему сразу не сказала?

– Не хотела тебя расстраивать.

Он стискивает ладонь, выжимая кровь, и обнимает меня другой рукой.

– Прости. С ума схожу от ревности, особенно когда подумаю, что меня не будет рядом. Элен, я соврал…

– В чем? – я глажу его плечо, и искры желания зажигают мое тело снова. Почти воспламеняют, разгоняя по венам огонь ада. – Никогда не поздно сказать правду.

– Мне кажется, что я… – он запинается и всматривается в мои глаза, будто ищет поддержки и понимания. – Люблю тебя.

Я улыбаюсь так широко, что губы начинают болеть. Обнимаю Михаэля и утыкаюсь в его плечо:

– Я знала это. Всегда знала.

– Ты замерзла из-за меня. Иди сюда, – он тянет меня за собой. – Нужно найти кровать.