Текст книги "Невольница для зверя, или Попаданский кодекс мести (СИ)"

Автор книги: Диа Мар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Правило № 54. Верь до конца

Я знаю, что этот прыжок в никуда последний. Но ради ее жизни я готов рискнуть собственной шкурой. И не одной.

Драка неожиданно обрывается, не успев толком начаться. Конторщики замирают, отступают, стоит Элен рухнуть на землю.

Дед подает мне мое пальто, благо я успел его скинуть перед тем, как в волка превратиться, и качает головой. Я вижу в его глазах сопереживание и сочувствие. Хочется закричать, чтобы не жалели меня, но я сцепляю до боли зубы и опускаю глаза. Я был счастлив, был любим. Разве можно об этом жалеть?

Протискиваюсь сквозь толпу и всматриваюсь в любимые, но теперь чужие глаза. Она ушла в тот мир. Моя Сказочница. Моя Элен.

– Где я? – испуганно шепчет девушка, широко распахнув морозно-синие глаза. Она позволяет себя поднять. И она все еще пахнет моей любовью, моими прикосновениями и поцелуями. От этого так тоскливо и больно, что меня почти не держат ноги. Не падаю только потому что примораживаю себя на месте, натурально вырываю из души чувства. Зачем, не знаю… Просто чтобы жить дальше и верить, что когда-то, где-то, может быть…

Я ухожу. Как только понимаю, что девушке ничего не угрожает. Просто разворачиваюсь и иду прочь. Дед не оставит настоящую Элен, он обязательно поможет. В ней нет магии, что манила Контору, нет великой силы, способной преодолевать пространства. Война окончена, расходимся, голодные волчата.

Я бреду снежными полями босой и не чувствую холода. Я жив, но мертв. Знаю, что другого выхода не было, но мне все равно так кисло, что не передать словами. Когда она сможет найти способ вернуться? Да никогда, потому что наш мир для нее – смерть или вечный плен. Контора затаится на время, пока дед жив, а потом все равно поднимет охоту. Власть имущие никогда не успокоятся, и Элен будет бегать всю жизнь, как и ее отец – Вольпий. Я не смогу защитить свою любимую, я бессилен.

Как попал на дирижабль, не помню. Слышал голоса, потом ломало все тело, потом меня тащили. Приоткрыл тяжелые веки, когда мы оказались в небе. Плевать. Захлопнул их обратно и проспал всю дорогу. Меня мутило во сне, кидало из угла в угол, рвало, будто я отравился, а потом пришла успокоительная темнота. Такая тихая и ледяная, что, открыв глаза в нашей с Элен комнате в дедовом особняке, я ловлю себя на мысли, что хочу одного – у-ме-реть. Но я обещал ждать. Сколько бы ни пришлось. Даже если сотни лет.

– Хватит валяться, Михаэль, – ворчит дед и ставит передо мной небольшой переносной столик. – Свет клином сошелся?

Я поднимаю на него горячий взгляд, и он показывает раскрытые ладони.

– Я понимаю. Просто… – он поджимает старческие губы и отводит взгляд. – Годы идут, я не вечный, а хотелось бы еще внуков увидеть.

– Ты знаешь, что это невозможно, – говорю охрипшим голосом. Лоб горит, а мышцы скручивает, будто я в стиральной машинке побывал.

– Ну, ты супчик поешь, а там чем-то займемся. Не будешь же вечно в постели валяться. А то вдруг вернется благоверная, а ты как бегемот тут разлегся и ждешь Вселенской справедливости.

– Умеешь ты, дед, успокоить, – ворчу, но улыбаюсь. Он прав. Просто нужно пытаться идти дальше, как шел, когда жена мне изменила… Ведь больно было не меньше, хотя сейчас нечто другое.

Еще несколько дней прихожу в себя после затяжного воспаления. А говорят, что, как на собаке заживает… Как оказалось, не всегда.

К Новому году снег сходит, и на траве пробиваются первые подснежники. Холод смягчается, ветра меняются, и приятно веет весной. Только меня она не радует.

Дед взялся за меня серьезно: решил из волка первой степени магистра сделать. Говорит, что умирать не пойдет, пока не выполнит все свои обязательства. А я теперь учусь и боюсь, что и он меня бросит.

После небольшого праздничного застолья дед и прислуга разбредаются по комнатам, а я сижу в кухне и таращусь на забитый едой стол. Не лезет ничего в горло, встает поперек и давит, давит, давит…

Швыряю в психах стакан с вином об стену и опускаю лицо на ладони. Веду руки выше, будто снять печальную маску хочу. Рву волосы, но легче не становится. Я нуждаюсь в Элен, как в воздухе.

Залпом пью вино из горла, колочу остаток в бутылке и понимаю, что мне мало. Но дед будто предусмотрел – попрятал все спиртное, да и гонял меня с учебой не просто так. Коварно пытался отвлечь.

Последний глоток остался в кармане пальто, я к нему не прикасался. От одежды все еще пахло моей Элен.

Бреду наверх, тащу с вешалки одежду, скидываю что-то с комода, морщусь от шквального хруста. Да, моя жизнь трещит по швам, бьется вдребезги, как эта старая ваза. Плевать.

Стекаю вниз и откидываюсь на стену затылком, до ослепительной боли, и пью за нас с Элен. Знаю, что завтра встану и пойду снова, но сейчас так – хочу просто на секунду забыться беспробудным сном. За эту жуткую неделю в одиночестве я поспал от силы несколько часов. Как держался – до сих пор не знаю.

Дедушкина фляга приятно ложится в ладонь, горячий напиток обжигает. Влага застилает глаза, и под сердцем жмет, будто ядовитая змея скрутилась. Отпускаю все: и слезы, и крик, и вой. Я хочу к ней, но миры преодолевать не умею, потому остается только пить.

– За нас, Элен! До встречи, моя любовь!

Отключаюсь я быстро, а просыпаюсь в одежде на скомканной кровати. Один. И тут я вспоминаю одну важную вещь.

Бегу, спотыкаясь и даже не приводя себя в порядок, к деду в комнату.

– Куда ты ее дел?

– Кого?

– Элен!

Он трет глаза и ведет рукой в сторону.

– Так ты сказал, чтобы я не приводил девушку сюда. Чтобы тебе больно не было. Я ее в загородном доме и поселил. А что за пожар?

– Нет пожара! Я должен кое-что проверить. Дед, быстрее! – тяну его на себя, а он кряхтит и упирается.

– Ну, нет… Приведи себя в порядок и объясни мне, что происходит.

И когда я ему рассказываю, он срывается с места и сам вылетает из комнаты.

– Поехали! Сейчас выясним!

Дорога занимает несколько часов. Я не нахожу себе места, потому что не знаю, что буду делать дальше. А если… А как… Невыносимо думать.

Дедов лекарь как раз наблюдал за Элен: после перемещения у нее было нервное расстройство.

И этим утром он встретил нас первым. Красный и взволнованный он выходит на крыльцо и чеканит:

– Вызвал акушерку. Она сейчас осматривает девушку, – обращается к деду.

Я не могу ждать, меня трясет от осознания, что я могу потерять, если отвернусь от этой девушки. Люблю другую, да, но ребенок ведь может быть. И он – наш… Общий. А Элен может никогда не узнать о его существовании. Горькая правда жизни. Я должен быть уверен!

Дородная женщина выходит из спальни и прикрывает за собой дверь.

– Что там? – я подлетаю и трясу ее за плечи. – Она беременна? – голос рвется на куски.

Женщина поджимает губы. Скорбит? Жалеет? Я запутался. Голова от хмеля, как чурбан. Тошнота стоит под горлом, а от резких движений меня ведет.

– К сожалению, у нее не будет ребеночка сейчас, но она зрелая, крепкая женщина. У вас все получится! – выдает акушерка на духу, а я готов ее расцеловать, да только у меня темнеет в глазах, будто кто-то по затылку грохнул. Цепляюсь за стену и сползаю на пол.

– Вы в порядке?

Нет. Я не в порядке. Я просто хочу умереть, а не могу, потому что дал слово ждать. И я буду ждать.

С этими мыслями погружаюсь в плотный и беспросветный мрак.

Эпилог

– Лена! Ты меня слышишь?

Склонившееся надо мной лицо кажется знакомым. Темные локоны, острые скулы и нежно-игривая усмешка, которая может и заставить отдать последние гроши, и указать, где твое место.

– Элька? – бормочу сквозь слезы, а сама ни черта не понимаю. – Это ты?

– Это я у тебя должна спрашивать, – лицо недовольно хмурится. – Это точно ты, Лена? Позавчера ты называла меня дурацким именем Эвира и отсылала в бордель на заработки.

– Кажется, все прошло, – я заправляю растрепанные волосы за ухо, незаметно прячу камень за пазуху и поднимаюсь на кровати. И тут же, по бледно-голубым стенам, выложенным плиткой, и решеткам на реках понимаю: я не дома.

Вот попала так попала. Хуже и быть не может. Михаэль – за завесой, борется с Конторой, и неизвестно, справится ли, а я вернулась вовсе не туда, куда хотела. Достать чернил и плакать.

– Я знала! Знала, что новый препарат сработает! – Элька кидается обнимать меня. – Евгений Николаевич сказал, что такое бывает. И от стресса тоже! Господи, если б я только могла подумать, до чего тебя доведу!

Она лезет ко мне со своими объятиями, но я по-прежнему не понимаю, что происходит.

– Это что, психушка? – произношу, задумавшись.

– Не совсем, – выдавливает Элька смущенно. – Это частная клиника «Изумруд», специализирующаяся на наркологии и психиатрии. Вадик здесь начмед, ты же знаешь. Он согласился тебя в порядок привести без этих губительных формальностей, вроде постановки на учет.

– Вадик? – вот здесь я окончательно начинаю понимать, что многое изменилось. – Что за зверь?

– Вадим. Фато, – Элька неожиданно становится серьезной. – Мой муж. Правду говорят, что эти колеса память отбивают. Ну, ничего. Главное, что ты себя вспомнила. Значит, идешь на поправку.

Я аж подпрыгиваю на кровати. Многое же изменилось в Москве. Роан Фато – Элькин муж? Вот это новости! Кажется, мне придется завести дневник!

– Я хочу уйти отсюда, – говорю настойчиво. Камень под бельем предательски греет кожу.

– Лен, еще хоть недельку, – шепчет Элька заговорщицки. – Пока не оправишься.

– Денег нет тут неделю кантоваться, – я дергаюсь и отпихиваю подругу от себя. – А в кредиты снова лезть не хочется.

Встаю. Пол под ногами проминается, будто поролон. Не чувствую своего веса: качает. Кажется, один порыв ветра – и опрокинусь навзничь. Голова тяжелая и непривычно-чугунная, а мысли приходят медленно и лениво.

Знатно же полечили меня!

– Какие кредиты? У тебя и денег нет? – хмыкает Элька. Издевается, не иначе.

– Эль, – отвечаю спокойно. – Или я сейчас еду домой, или я за себя не ручаюсь.

– Лен, – голос Эльки становится приторно-ласковым. Она подходит ближе. Аромат ее духов меня душит. – Пережди еще хотя бы ночку. Умоляю. Тебе опасно домой возвращаться. С твоей-то наследственностью.

Стоп! Что за…

– У меня прекрасная генетика, – бросаю на Эльку озлобленный взгляд.

– Я не сомневаюсь, – оправдывается Элька. – Говорят, Эйнштейн тоже был… Ой, ну ладно. Всего одну ночь, Лен. Хорошо?

Ее слова вплывают в мою голову разрушающей волной. Мощной цунами, что сметает камни, крошит прибрежные деревни, уносит в море лодки и людей… Хорошо… Хорошо… Хорошо…

Я не могу уснуть этой ночью. Мягкий матрац превращается в иглистый плацдарм, подшитое к нему одеяло – видимо, чтоб не повесилась на нем – липкой паутиной. Думаю только о Михаэле, и сердце рвется на лоскуты. Что мы наделали? Зачем я вернулась? Зачем разрубила нас по живому?..

Знаю одно: лучше б осталась там. Вечно скрывалась бы от Конторы, пряталась бы, где невозможно укрыться, искала бы каждый день новую дорогу… и находила бы! Лишь бы рядом был он и подсказывал, когда голова не хочет думать. И поддерживал, когда силы покидают…

Утром я пишу расписку о нежелании продолжать платное лечение и получаю назад свой паспорт. И едва не падаю в обморок, открыв первую страницу. Даже готова порвать его, вернуться обратно в палату и лежать в простынях, покуда мир не станет таким, как прежде.

– Бергер Елена Вольпиевна? – я поворачиваю документ так и сяк, надеясь, что зловещие буквы выцветут или рассыпятся.

– Что-то не так? – администратор поднимает на меня глаза.

– Я здорова, – отрезаю.

– Вы все так говорите.

Смотрит, будто на умалишенную. Что ж, я такая и есть, пора смириться.

– На машине тебе нельзя, – шепчет Элька, выводя меня к воротам клиники. – Получше станет – пригонишь, ничего с ней здесь не случится.

Я уже не удивляюсь. Лишь усмехаюсь мысленно: а у меня, оказывается, еще и машина есть? Железный конь на проверку оказывается Ниссаном Террано черного цвета: точно таким же, как я продала несколько лет назад, дабы кредиты растущие покрыть. И с тем же номером. Словно не уезжала от меня моя любимая машина, не служила другому хозяину, не пылилась в чужом гараже.

Будто запамятовав, выуживаю из сумочки водительские права. Та же дата получения, то же фото, но… Бергер Елена Вольпиевна. Все поменялось слишком радикально.

– Мама твоя звонила, – подытоживает Элька, отдавая мне сотовый. – Беспокоится за тебя.

– Ага, – бурчу я. – Как же: беспокоится она…

Элька вызывает такси и сразу оплачивает дорогу. С облегчением выдыхаю, подметив, что водитель гонит в Красногорск, на знакомую улицу. Но все же заглядываю в паспорт, на страницу прописки. И вот невидаль! Мне принадлежит не моя квартира, а соседняя!

Странная игра вероятностей даже начинает мне нравиться. Когда жизнь преподносит весьма неожиданные сюрпризы, нужно быть начеку. Надежда теплится в груди: вдруг дома меня ждет Михаэль? Вдруг откроет дверь, пригласит войти, встретит разжаренным мясом, бокалом вишневого вина и самым сладким поцелуем?

Я думаю об этом, пока поднимаюсь в лифте. Пока поворачиваю ключ в скважине чужой квартиры… И лишь когда натыкаюсь на знакомую запыленную пустоту, надежды рушатся воздушным замком. Проклятое одиночество осталось со мной… Мой пуховик так и валяется на полу, знакомый шкаф, как и прежде, сияет зеркалом, кровать незаправлена… Некоторые вещи остаются неизменными при любых обстоятельствах.

В моей новой квартире знакомая мебель, три почти пустые комнаты и роскошный балкон с панорамным видом. В кухне, что почти неотличима от прежней, на столе красуется неприконченная бутыль. И алая лужица на скатерти, по форме похожая на сердце. На мое окровавленное, изорванное сердце.

Ветер лупится в стену, зловеще гудя о панорамное балконное стекло. Свистит в щели неприкрытой форточки, словно напевая реквием кончившейся сказке. И лишь тогда я начинаю плакать.

К концу февраля я почти вжилась в новую роль. Я с удивлением обнаружила, что со всех совместных фотографий исчез Олег, что в пустой половинке моего шкафа живут красивые наряды, что у моей мамы никогда не было сожителя Виктора и сына Арсения. Однако, мой магазин корейской косметики, что с треском обанкротился пять лет назад – тот самый, из-за которого мне пришлось продавать машину – процветает и приносит прибыль аж с четырех точек. Помимо того, я оказалась владелицей нежилого помещения в центре Москвы, недалеко от того места, где мы с Элькой снимали помещение под магазин. Вполне ожидаемо оно оказалось бывшим магазином крафтовых вин, в котором я и купила «Страшную сказку» в тот злополучный вечер, с огромным складом винопродукции. Только вот незадача: о существовании магазинчика Вольпия никто не помнил. А когда я спрашивала, что было на этом месте раньше, все лишь руками разводили.

Надо мной будто загорелась счастливая звезда. Только вот она не нужна мне без Михаэля.

Я думала о нем каждое одинокое утро. Каждую темную ночь и каждый серый день. Вспоминала его разноцветные глаза, сладкие поцелуи и сводящие с ума объятия. И понимала: все отдам, лишь бы пришел. Лишь бы воссоединил наше разорванное целое.

Все документы и лицензии для того, чтобы начать винный бизнес, оказались у меня на руках. Откуда они взялись – вопроса уже не возникало. Я просто решила, что должна. Ради нас. Отчего-то в груди теплилось и не угасало чувство, что он найдет меня там. Придет, подобно новому рассвету, и…

И вот, я завершаю последние штрихи перед началом торговли. Расставляю напитки по деревянным полочкам, украшаю стены и созваниваюсь с поставщиками. И даже не слышу, как скрипит дверь.

– Магазин не работает, – проговариваю я и поднимаю глаза. И тут же ловлю на себе взгляд настоящего хищника. Такой знакомый… и в то же время иной. Голубоглазый…

Сердце ударяется о ребра и заходится ноющей болью. К глазам подступают слезы. Будто я гуляла по знакомой улице и неожиданно забыла, куда иду и зачем… Михаэль это? Или не Михаэль?

– Очень нужно, – произносит он, и иллюзия рушится, как раздавленный муравейник. – Пожалуйста.

– Продажи еще не открыты! Приходите на следующей неделе!

– Умоляю, красавица, – двойник подходит ближе, и я замечаю, как трясутся его руки.

Отступаю за прилавок, готовая расплакаться. Это самая злая шутка судьбы. Мой Михаэль в этом добром, приветливом мире – обычный алкоголик, что готов пренебречь правилами приличия, дабы нализаться!

– Михаэль… – выдавливаю я через силу, и тошнота подступает к горлу.

– Михаил. Мы знакомы? – поправляет мужчина и вскидывает бровь.

– Учились вместе, – начинаю я врать. – Только вот фамилию твою забыла.

– Азаров, – отвечает Михаил. – Вот и хорошо, что встретились. Налей старому другу… как тебя?

– Лена.

Достаю из-под прилавка бутылку и старый граненый стакан. Плещу на дно алые капли.

– Как же ты до такой жизни докатился? – с сожалением спрашиваю я. – Ми-и-иша?

– А так. – Он отпивает глоток и морщится. – Наглости и деловой хватки, как у тебя, у меня нет, с людьми общаться тоже не умею, вот и пришлось пропадать со своим дипломом инженера. Мои изобретения никому не нужны. Жена умерла. Вот и остался я один, без денег и возможностей, никому не нужный и злой, как волк.

С сочувствием оглядываю Михаила. Он одет чисто и аккуратно, выбрит под самое не хочу и, пожалуй, слишком ухожен для пьющего и одинокого мужчины.

– Знаешь, Лен, – он допивает вино и пристально смотрит на меня. И под этим взором хочется врасти в стену. Спрятаться под пластами дерева, как куколка, и никогда оттуда не выколупываться. – Я иногда мечтаю о том, что проснусь в другом мире. Там, где моему таланту и способностям найдется достойное применение. В этом мире я уже все потерял.

Я зеваю. Как же он похож на меня прежнюю! На Березину Елену Александровну, жизнь которой рушилась со скоростью лавины. На неудачливую предпринимательницу, что однажды пришла к Сказочнику, как пришел он сейчас. И я точно знаю: я могу помочь его беде. Сейчас. Мы оба можем найти путь к своему счастью.

– И, возможно, где-то там живет моя любимая, – на губах Михаила расцветает пьяная улыбка. – Она похожа на тебя, Ле-ена. Только, извини уж, чуть стройнее.

– Умеешь ты делать комплименты, – бурчу я.

Отбираю у Михаила стакан и отворачиваюсь, наполняя его. Рубиновая жидкость сползает по стенкам ароматными каплями. Пусть я пойду против всех богов – пусть! Главное, что нам обоим будет лучше от этого.

Едва слышно я нашептываю заклинание над вином. Сжимаю в ладони нагревающийся камушек Вольпия и понимаю: получилось. Осталось лишь угостить гостя напитком его мечты…

Уходим из магазина поздно: дел перед открытием невпроворот. Запираем дверь, опускаем ставни, и Москва принимает нас в свои объятия. Ночные огни манят и зовут, но куда? В пропасть или к счастью?..

Выходим на заснеженное крыльцо, хрустя подтаявшим настом. Михаил пьян и счастлив, напевает себе под нос что-то из репертуара «Алисы».

– Поехали ко мне, – говорю я настойчиво. – Отоспишься.

Он не возражает, и я затаскиваю его в свою машину и пристегиваю его к переднему сидению.

Заледеневшая Москва оттаивает. Ночь сморозила первые ручьи, и теперь они несутся по краям дороги ледяными стрелами. На березовых ветвях – ледяная глазурь, и кажется, что ночь прошита люрексом.

В дороге Михаил засыпает.

Торможу авто возле дома и сжимаю пальцы на руле. Правильно ли я делаю? Ведь меняю судьбы местами, не позволив Михаилу сделать выбор.

– Элен… – тихо ворчит он, а меня пронзает ледяной стрелой.

– Михаэль? – шепчу я и вглядываюсь в его пьяные глаза. Знакомые, но печально-голубые.

Он пытается что-то сказать, но язык заплетается, и изо рта вылетает мычание и стон. Михаэль устало закрывает глаза и откидывается назад:

– Вот только не надо так, вот н-н-не надо… Еще галлюцинаций не хватает… Ну, и паршивый у д-е-еда конья-ак, – его большая ладонь ложится на затылок, и Михаэль немного наклоняется. Распахивает глаза. С интересом рассматривает приборную панель, а затем таращиться на яркую витрину супермаркета. – Что за… – и снова смотрит на меня. Глотает воздух, будто задыхается. – Э…Элен? Это п-п-правда ты? Да сьто с моим ясыком?! Онемел совсем…

А я улыбаюсь; широко и счастливо. Тянусь ладонью и осторожно глажу Михаэля по руке. Моего, только моего… Я отвоевала свое счастье из другого мира. Мы отвоевали.

– Получилось, – шепчу я и сплетаю наши пальцы.

– Ты? Это ты? – он подается ближе и тянет меня к себе за ворот. – П-п-почему я пьян? Эле-е-ен, какая ты красива-а-ая-а-а… Я точно не сплю? Точно не брежу?

– Сейчас целых три человека обрели счастье, – я подмигиваю Михаэлю, а у самой слезы из глаз текут: вот-вот смерзнутся. – Я, ты и кое-кто еще…

Он смотрит на меня, как ошпаренный. Словно я – фантом, приведение или галлюцинация. Не верит. Да и я тоже не верю… Но он вспомнит. Обязательно.

В тот миг, когда я тянусь к губам Михаэля, воздух разрывает дребезжание телефона. Незнакомый номер светится на экране: словно насмехается. Сердце замирает: коллекторы?! Но я смело принимаю звонок:

– Алло.

– Доченька неблагода-а-арная, – скрипит на другом конце провода знакомый голос. – Та-акое наследство получи-и-ила, а отца все никак не навестишь?

– Ты же умер… – срывается с губ.

– Ага-а, – хохочет Вольпий. – И магазин твой закрылся, и маши-ину ты продала, и квартира у тебя ипоте-ечная, и в жизни твоей Олег был. Хи-хи-и!

– Что ты хочешь сказать? – замираю, как статуя, отлитая изо льда.

– Приезжай к отцу в гости, – серьезно говорит Вольпий. – С избранником. Ты слишком мало знаешь о возможностях Сказочника. Экзамен ты сдала. Теперь я расскажу тебе все, наследница.

Конец