Текст книги "Счет по головам"

Автор книги: Дэвид Марусек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Часть 2
День, когда рухнул купол
10 мая 2134 г., понедельник
Сорок лет спустя

2.1

Утром Самсон П. Кодьяк сказал, что он совершенно измотан. Плохо спал ночью и чувствует себя еще хуже, чем когда ложился в постель. Не сходит ли Китти в парк без него? Всего один раз? Пусть попросит Денни, Фрэнсиса или Барри пойти с ней.

– Конечно, лежи, дорогой. Я сейчас к тебе поднимусь, – ответила Китти.

Она ждала, что он вот-вот постучится к ней в комнату, а он, оказывается, и с постели еще не вставал. Китти надулась, и не на шутку – сегодняшний день обещал стать особенным, и оделась она соответственно. Новенькая матроска, блестящие чечеточные туфли, на голове – шапка похожих на пружинки кудряшек. А этот старый пердун взял и забастовал.

Китти Кодьяк захлопнула дверь, пронеслась по коридору пятого этажа, простучала вверх по лестнице, передумала и поскакала вниз, в «Микросекунду». Там она заказала его обычный завтрак: синтекашу, джем, сок и коф. Балансируя подносом, она взбежала на десятый этаж и вышла на крышу, где в садовом сарайчике жил Самсон. На полдороге она уже ощутила его запах. С этим у Самсона проблемы – воняет от него так, что аж слезы наворачиваются. Особенно изо рта. Как из разрытой могилы, честное слово. Всех мух в доме переморил своим запахом. Даже противопожарная сигнализация один раз включалась. Но он ведь в этом не виноват, и Китти все равно его любит.

– Доброе утро, дорогой, – пропела она, толкнув попкой дверь и втиснувшись с подносом в тесно заставленное пространство. Но Самсон, если и слышал ее, сделал вид, что не слышит. Он лежал плашмя на своей койке – глаза закрыты, руки скрещены на груди, как у фараона. Китти, увидев такое зрелище, дернулась и расплескала коф.

Самсон открыл глаза, повернул на подушке свой обтянутый кожей череп.

– А, – проскрипел он. – Славный корабль «Лоллипоп». Жаль, что сегодня я не смогу на нем побывать.

Китти очнулась от столбняка и простучала чечетку, стараясь больше ничего не пролить.

– Сможешь, Сэм! Я сегодня останусь дома, а в парк пойдем завтра. – Она поискала, на что бы поставить поднос, и остановилась на мерзкой слоновьей ноге, заменяющей пуф. – Смотри, я принесла тебе завтрак.

– Спасибо, лапушка. – Он снова прикрыл глаза. – Пока ты поднималась, я попросил Денни, и он сказал, что пойдет с тобой. Он ждет тебя внизу, в «Микросекунде». Я ему кекс купил. Сними там с моего счета. И ленчем его накорми.

– Нет, Сэм. Я останусь и буду ухаживать за тобой.

– Не надо за мной ухаживать, золотко. Мне нужен только покой. Отправляйся в парк. – Самсон, показывая, что вопрос закрыт, улегся в прежнюю позу. Он и впрямь походил на мумию: кожа на шее темная и жесткая, как вяленое мясо, нос и губы высохли так, что рот трудно закрыть. Наполняя воздух своим зловонным дыханием, он вскоре начал храпеть.

Китти тихонько вышла. Самсон, который только притворялся спящим, отметил, что она не поцеловала его на прощание. Он чуть было не окликнул ее. Чуть было не велел Хьюберту, своему ментару, вернуть ее назад, но сдержался, зная, что повторного прощания он не выдержит.

– До свидания, лапушка, – прошептал он ей вслед. – Живи долго и счастливо.

Скоро на крышу, как Самсон и ожидал, поднялся еще один софамильник – домоправитель Кодьяков Кейл. Он, конечно, столкнулся с Китти на лестнице, потому что первым делом спросил:

– Что говорит автодок?

Самсон хмыкнул. Прямота Кейла действовала, как всегда, освежающе. Домоправитель, не дожидаясь ответа, приводил в порядок садовые орудия и собирал грязную одежду Самсона в мешок для утилизатора. Взгляд его то и дело падал на поднос с нетронутым завтраком. Вечно суетится, точно у него время расписано по минутам. Электровеник, как мы говорили когда-то. Впечатляюще для человека средних лет с полным отсутствием доходов, перспектив и мотивов.

– Автодок советует готовить похороны, дружище. Кейл прекратил наконец бурную деятельность.

– Но ведь можно же что-то сделать. Не верю, что все так уж плохо. Может, тебя в клинику отвезти?

– Какая там клиника… Только кредитки переводить.

– Тогда в хоспис, – с заметным облегчением предложил Кейл.

– Я думал об этом. И решил, что лучше умру дома, среди своих.

– Угу, – рассеянно промычал Кейл, оглядывая потолок хижины с прикрепленными там разбрызгивателями.

– Не бойся, будку я не сожгу, – успокоил его Самсон. – Хьюберт будет вас информировать о моем состоянии. Когда время придет, сможете вынести мою койку в сад, сесть вокруг с лимонадом и достойно меня проводить.

– Ну зачем ты так говоришь? – ужаснулся Кейл.

– А что? Для меня это утешительная картина.

– В таком случае я сам позабочусь насчет лимонада, – заулыбался домоправитель. – Ты завтракать будешь? Может, тебе еще что-то прислать?

– Нет, ничего не хочется, – ответил Самсон, думая: Да иди уже ты отсюда. Чем скорей Кейл вернется в свой офис на третьем этаже, тем будет лучше. Славный он малый, наш экономный лимонадный Кейл. Похож на того метрдотеля из «Гринэлса», который когда-то отказался дать Самсону столик. Самсон пришел туда со своей обожженной подругой, Рене. Она засмеялась метрдотелю в лицо, вышла на середину фойе и объявила: «Здесь и сейчас!»

– Она тогда весила сто пятьдесят кило, – почтительно произнес Самсон.

– Да что ты? – отозвался ничего не понявший Кейл.

– Точно, и все это был чистый жир! Нехилый бы костерок получился. Нам, само собой, тут же дали столик.

– Понятно. Ну, я пошел. Зови, если что-то понадобится. – Кейл вышел, но крышу покинул не сразу – сначала размотал шланг и полил свои ненаглядные овощи. На овощах и сое в это время тень лежала почти сплошняком: солнце, не успевшее еще высоко подняться, заслоняли гигабашни на горизонте. Закончив, Кейл смотал шланг и оставил его рядом с сараем на всякий случай.

Двух сплавил, надо дождаться еще одну. Самсон закрыл глаза и лежал так, пока не хлопнула дверь, ведущая с крыши на лестницу. Потом отъехала в сторону дверь сарайчика и вошла Эйприл. Села на край койки, положила прохладную руку ему на лоб. У обожженных температура всегда выше, чем у нормальных людей, – ей не удастся определить таким способом, болен он или нет.

Самсон взял ее руку, прижал к щеке.

– Эйприл Кодьяк, ты самый любимый мой человек во всей Солнечной системе.

Она с улыбкой сжала его сухие пальцы.

– Нет, серьезно. Я всегда к тебе неровно дышал. Эйприл откинула седые пряди с лица.

– Признаться, и я к тебе неровно дышала, Сэм. – Помолчала немного и добавила: – Почти как прощание.

– Это и есть прощание, милая. Я не дотяну до конца недели.

– Ты уверен, Сэм? Откуда ты можешь знать? Что говорит автодок? – Слезы покатились у нее по щекам. – Я только попрошу кого-нибудь посидеть в магазине, а потом буду все время с тобой.

Она уже поднялась было, но он удержал ее.

– Не надо. Я не хочу. Мне компания не нужна.

– Глупости. Мы будем дежурить посменно. С этой самой минуты. Нельзя, чтобы ты в такое время оставался один. Мы как-никак семья. – Эйприл пододвинула слоновью ногу к себе. – И первым делом надо поесть, пока завтрак совсем не остыл.

Самсон пал духом. Доброта Эйприл способна разрушить все его планы, перед ней он бессилен. Он проделал тот же трюк, что и с Китти, – закрыл глаза и захрапел, но Эйприл даже не думала уходить.

– Дом, – сказала она шепотом, – нужно составить график дежурств. Выведи мне все свободные часы Кодьяков на эту неделю – нет, на месяц, а еще лучше на год. Дом? – Домпьютер не отвечал. – Хьюберт, ты тут?

– На столе для рассады, – ответил Хьюберт из старинного пояса, которым Самсон пользовался до сих пор. Пояс лежал рядом со специальными щетками и лосьонами.

– Домпьютер совсем уже никуда не годится. Можешь связаться с ним?

– Буду счастлив. – Последовала секундная пауза, и Хьюберт сказал: – Дом говорит, что вас немедленно требуют в магазин.

– Что там такое?

– Говорит, что-то с дверью. Покупатели жалуются.

– Не надо было продавать диван тому человеку. Свяжи-ка меня напрямую с «Микросекундой».

– Извините, не получается, – сказал после новой паузы Хьюберт.

– А, черт! – поднялась Эйприл.

– Рисуй свой график, милая, – открыл глаза Самсон, – только начни его с завтрашнего дня. Я настаиваю. Сегодня я хочу побыть один. Привести, знаешь ли, мысли в порядок.

– Съешь свой завтрак, упрямый ты старикашка. – Она вышла и сказала с той стороны двери: – Дежурить мы начнем ночью. Все равно все придут сюда смотреть, как снимают купол. Самое время им сообщить о тебе.

– Хорошо, пускай ночью, но ни минутой раньше. Фу-у, – сказал Самсон, слыша ее удаляющиеся шаги, – чуть не сорвалось все. Хорошо, что домпьютер забарахлил.

– Это не случайность, – сказал Хьюберт. – Ты сам велел мне устроить диверсию.

– Я велел тебе устроить диверсию?

– Да, Сэм, вчера. Ты предвидел, что Эйприл расстроит твой план, и сказал, чтобы я подстроил что-нибудь в магазине.

– Да иди ты! Правда сказал? Просветление, должно быть, нашло.

Самсона утомили все эти разговоры. Он еще из сарая не вышел, а спать уже хочется. Но на сон не было времени, и он, ворча, спустил ноги на пол.

– Больше никто не припрется? Я ничего такого вчера не предвидел? – Он помедлил, собираясь с силами, раскачался и встал. Некоторое время он стоял, прислонившись к столу для рассады, и ждал, когда в голове прояснится. – Кстати, Генри, сколько сейчас времени?

– Десять часов пять минут.

– Говорил я, что сегодня надену?

– Да. Все на сундуке.

На сундуке лежал крошечный кубик в вакуумной упаковке с этикеткой «Сэм». Самсон дернул за шнурок, и плотная коричневая оболочка растаяла, декомпрессировав синий скаф с длинными рукавами и приделанной внизу обувью.

– Я что-то не понял. Я это каждый день ношу, а сегодня хотел надеть что-то особенное. Брюки там, рубашку, как в прежние времена.

– И галстук тоже. Но потом ты решил, что это непрактичный костюм.

У Самсона возникло подозрение. Он редко включал фактор практичности в свои планы, особенно планируя нечто столь грандиозное, как сегодня. Уж не пользуется ли дружок его слабой памятью? Но спорить уже не было времени. Он взял пемзу и лосьон для утренней чистки, сел на табуретку подальше от всего, что могло воспламениться, и дернул за край ночной рубашки. Она сползла с него клочьями, сильно обгоревшая там, где он потел. Одеждой дом снабжала «Микросекунда», но вещи Самсона изготавливались из специального материала, огнеупорного и впитывающего пот. Иногда, когда ночь выдавалась душная, у него под мышками запросто мог бы свариться рис.

Оставшись голым, Самсон стал методично скрести сеоя от лысой головы до ступней.

– Сэм, – сказал Хьюберт, – недавно ты назвал меня «Генри». Ты просил каждый раз обращать на это твое внимание, потому я и говорю.

– Угу. – Чешуйки сухой кожи сыпались с плеч Самсона на пол, вспыхивая на лету. – Ты Хьюберт, а не Генри, я знаю. Спасибо. – На его теле осталось совсем мало волос, но порой что-то еще шипело и отлетало прочь огненной птицей. Он стал редкостным экземпляром, это уж точно: больше минерального, чем животного. Сплошные кости и сухожилия, ребра наружу, на запястье все восемь косточек можно пересчитать. Он снова вспомнил свою толстую подружку Рене, и его охватила паника. Что, если он ждал слишком долго, и в нем теперь слишком мало горючих веществ?

– Хьюберт, сколько я вешу?

– По результатам вчерашнего взвешивания 34,2 килограмма.

– А на мясо сколько приходится?

– Сэм, ты просил информировать тебя в тех случаях, когда задаешь мне один и тот же вопрос пять раз в сутки.

– Что ж, это разумное указание.

– В случае повторения данного вопроса ты просил напомнить тебе, что в костях содержится мозг, и если они не загораются ярко, как мышечная ткань, и не пускают черный дым, как жиры, кости все же горят изнутри, а длинные, особенно бедренные и плечевые, создают такое давление, что иногда взрываются. И что ты, даже с теперешним своим весом, будешь представлять захватывающее в своем роде зрелище.

– Да, взрываются, как трубчатые бомбы, вспомнил теперь. Спасибо, Хьюберт.

Отшелушив кожу, Самсон помазался кремом и оделся. Пояс с Хьюбертом он надел под скаф, на голое тело. В сегодняшнем скафе, как он заметил, имелись добавочные карманы.

– Мой детектор показывает, что тебе надо помочиться, Сэм.

– Ничего удивительного.

– Скоро сам почувствуешь. Кроме того, ты обезвожен, и у тебя наблюдается серьезный недостаток калия. Предлагаю тебе позавтракать перед уходом.

– Я не хочу есть. – Самсон похлопал по пряжке под тканью. – Ты уверен, что зарядил эту штуку?

– Да, Сэм. Насколько позволяет устаревшая техника.

– Ты тоже не больно-то современный, – проворчал Самсон. – Уверен, что справишься?

– Я проработал все до мельчайших деталей, Сэм. И не настолько уж я устарел. Я занимался собственной реконфигурацией почти все свое внеструктурное время. Конечно, нейрогель мне не добавляли уже несколько десятилетий.

– Уверен, что ты не Генри? – усмехнулся Самсон. – Тот тоже всегда твердил: «побольше пасты, побольше пасты». И я, как дурак, покупал ему. Сам знаешь, к чему это привело.

– Знаю, Сэм, но Генри был простым слугой, а не ментаром.

Самсон убрал туалетные принадлежности, отшвырнул ногой в угол клочья рубашки, снял с пуфа поднос. Пуф в свое время сделали из выдолбленной задней ноги дикого африканского слона. Каждый ноготь на ней был как кулак Самсона. Сиденье из кожи зебры, когда Самсон повернул его против часовой стрелки, щелкнуло и открылось. Внутри Самсон хранил свои сокровища, когда они у него еще были. Теперь на самом дне лежала стопка запечатанных бумажных конвертов. На каждом корявым почерком Самсона было нацарапано имя одного из софамильников. Самсон достал их, опять повернул подушку и поставил сверху поднос. При взгляде на миску с синтекашей у него забурчало в желудке – опять происки Хьюберта, что ли?

– Ладно. – Он взял ложку, съел кашу и выпил сок, не чувствуя вкуса. Коф он не стал пить: последняя чашка кофа в его жизни должна быть горячей. Потом он расположил подушки так, будто на койке лежит человек, и сунул под них письма. У двери он оглянулся в последний раз на свое жилище. Не такое уж плохое место, чтобы проститься с жизнью.

Самсон похлопал по пустому карману скафа.

– Я что-то забыл?

– Рюкзак.

– А куда я его дел?

– Он за рассадными матами.

Пошарив за рулонами с семенами форельника, Самсон достал маленький желтый мешок и рассовал из него по карманам полулитровую фляжку с электролитом, энергизирующие батончики «Гудик», лекарства, специальные темные очки, успокаивающие салфетки, шляпу, пригоршню жетонов, билет на стадион «Солджер филд» и самую главную вещь – портативный имитрон.

– Все, двинули.

Крепко держась за перила, Самсон Кодьяк спускался по лестнице чартерного дома. То и дело он останавливался передохнуть. Первая дверь, которую он миновал, вела в машинное отделение лифта, где жил Богдан Кодьяк. На двери из эпоксидного клинкера, с диароновой обшивкой и титановыми засовами, светились трехмерные международные символы НЕ ВХОДИ – УБЬЕТ. Жаль, что это всего лишь блеф, призванный отпугнуть Тобблеров, чтобы те не пришли и не захватили свою машинерию.

– До свидания, мальчик, – сказал Самсон, мимоходом потрогав дверь. – Смотри не влипни во что-нибудь.

На середине следующего марша ноги у Самсона так разболелись, что пришлось отдохнуть. Это обыкновенная старческая ишемия, но если не остеречься, мышечная гипоксия приведет к некрозу, начнется цепная реакция, и огненный апоптоз прекратит его путешествие прямо здесь, между девятым и восьмым этажами. Меньше всего Самсону хотелось сгореть начиная от пяток.

– Не здесь, не сейчас. – Он прислонился к перилам, сжал колени как можно сильней и заставил себя глубоко подышать.

– Позвать кого-нибудь? – спросил Хьюберт из пряжки под скафом.

– Нет! – Самсон массировал ноги, держась одной рукой за перила. Наверху хлопнула дверь, послышались шаги. Юный Богдан, перескакивая через три ступеньки, едва не врезался в Самсона.

– Сэм, я тебя чуть не сшиб! Ты как, в порядке?

– Да-да, все отлично.

– Я на работу опаздываю. – Богдан помчался дальше, но оглянулся с площадки и вернулся к Самсону. – Непохоже, что у тебя все хорошо, Сэм.

Самсон улыбнулся. Этот парень почти так же заботлив, как Эйприл, а софамильники к нему слишком суровы, Китти особенно.

– Да так, стариковские дела. Не обращай внимания. – Но парень уже взял его под руку. – Не надо, Богги, оставь. Еще опоздаешь. – Он один здесь, в конце концов, получает зарплату, если не считать магазина Эйприл, с которым чартеру Кодьяк здорово повезло.

– Я только сведу тебя на седьмой, – сказал Богдан и свел – почти снес. Они пересекли тобблеровский «туннель», ведущий из южной части здания в северную. За ним спорная территория кончилась – дальше лестница принадлежала исключительно Кодьякам. На ступеньках штабелями стояли коробки с химикалиями, рассадными матами и гидропонными рамами для огорода на крыше. По стенам тянулись полки, где хранились уга для «Микросекунды», запчасти для ветротаранов и воздушных шахтеров и прочий чартерный хлам. Для прохода оставалась только узкая полоска рядом с перилами.

Богдан посадил Самсона на мешок с известью.

– Спасибо, мальчик, – сказал тот, отдуваясь.

– Ну, я пошел.

– Давай. Со мной все будет нормально. Слушай, а где твоя шапка?

– Я ее того… потерял.

– Как это потерял? Я думал, она скрепками к башке у тебя приделана.

– Все, мне пора. – И Богдан поскакал вниз.

Когда он скрылся за емкостью запасного детоксикатора, Самсон сказал:

– Я посижу тут немного, Генри, только спать мне не позволяй.

Богдан, пробежав через крошечный вестибюль, выскочил на улицу. Чартер Тобблер складывал столы после завтрака. Тобблеры трижды в день перекрывали все движение на Хоув-стрит, потому что ели на свежем воздухе. Богдан уже повернул по тротуару к станции ЧОТ, но вспомнил, что забыл позвонить и спросить, где сегодня помещается офис.

Черт! Придется звонить из «микросекунды». Взглянув туда, Богдан увидел, что в дверях торчит диван, за который держится покупатель, а очередь растянулась на весь квартал. Богдан снова повернул к двери подъезда, но она не пожелала открыться.

– Откройся! – с надеждой приказал он.

– Только для софамильников Кодьяк и их гостей, – ответила дверь.

– Я и есть Кодьяк, Богдан Кодьяк. Не узнаешь?

– Богдан Кодьяк уже дома. Пожалуйста, отойдите, иначе я вызываю полицию.

Богдану хотелось визжать. Почему все в жизни так сложно? Кому понадобилось красть Лизу?

Лиза была его шапочным слугой. Богдан сказал Самсону неправду: ее украли. Такая ценная вещь! Газилионно-терагерцевый процессор, зеркала-антисканеры, голокамеры в обруче. Она подключалась к его мозгу через электромагнитный канал ввода-вывода, в козырьке помещались голоприемники со стереозвуком. Да, маломощная, да, ученическая шпаргалка по сути своей, но Богдан совершенствовал ее долгие годы. Он научил ее стольким фокусам, что люди иногда попадались и принимали ее за настоящий субмагнит. Одним из этих фокусов было звонить каждое утро в «Э-Плюрибус» и узнавать, куда их на этот раз нелегкая занесла. Другим – обманывать престарелый домпьютер, чтобы открывать долбаную парадную дверь. Богдан соврал Самсону, потому что не хотел признаваться, что Лизу сперли прямо у него с головы, а он не заметил. Сердцем и душой Лизы была десятисантиметровая полоска процессорного фетра, вшитая в подкладку. Вчера эта полоска пропала. Сама шапка осталась, но без процессора это всего лишь обыкновенная шапка.

А ведь он никогда ее не снимал, ни днем, ни ночью. Как кто-то мог стащить фетр, чтобы Богдан ничего не узнал? Тайна, покрытая мраком. Но хуже всего то, что сильно обедневший чартер даже этот устаревший фетр ему возместить не сможет. Домоправитель Кейл укакается при одном намеке на это.

А, к черту. В обеденный перерыв надо будет купить себе телефон подешевле, а пока обойдемся и магазинным. Диван все еще загораживал вход, и Богдан, пользуясь своими малыми габаритами, пролез под ним. «Микросекунда» была такой тесной, что диван заполнил ее практически целиком – другой его конец еще только вылезал из экструдера.

– Доброе утро, Богги, – улыбнулась зажатая в угол Эйприл Кодьяк. – Забыл что-нибудь?

– Нет, я позвонить. Зачем ты позволяешь этому хрычу покупать мебель с утра?

Эйприл сделала большие глаза, делая ему знак умолкнуть.

– А почему ты без шапки? Сломалась?

– Да, сломалась. – Почему ему это раньше в голову не пришло? – Придется купить мне новую.

– Сначала надо попробовать отремонтировать эту, – нахмурилась Эйприл.

Богдан, пробравшись к телефонной панели, сел на еще теплый диван. Человек у двери крякнул, но промолчал.

– Такие вещи не ремонтируются. – Он махнул рукой на панель, и появившийся на ней длинный список звонков озадачил его. Большинство поступило тридцать шесть часов назад! Ничего не поймешь. Вечером он проверял входящие звонки на домпьютере Кодьяков и ничего такого не видел. – Лучше б дурацкий домпьютер вон починили.

Разбираться со списком не было времени. Богдан тронул значок «Э-Плюрибус»: офис переместился в Элмберст, что означало межзональную поездку. Маршрут и тарифы он загрузил в ладонь, чтобы сэкономить время на станции. Когда он пролез под диваном обратно, Эйприл сказала:

– Не забудь, что вечером у тебя разрешительная комиссия. Можешь захватить своего слугу.

– Не видал случайно, что там экструдер показывает, сынок? – спросил человек с диваном.

– Не-а.

– А ножки не отросли еще?

– Извините, не заметил.

Он был ужасно бледный, этот старик, и весь вспотел, несмотря на утреннюю прохладу. Как он, интересно, дотащит покупку домой?

– Вот, сделал себе подарок на день рождения. – Он оторвал одну руку от дивана и попытался потрепать Богдана по голове.

– Поздравляю. – Богдан увернулся и трусцой припустил по тротуару. «Микросекунда» – единственный магазин по соседству, где есть и экструдер, и утилизатор. Многие в очереди держали в руках пакеты с вчерашним мусором, чтобы им его учли при покупках.

Медиапчела, снимавшая эту сцену, увязалась было за Богданом, но потом поняла, наверное, что он не реальный мальчик, и отстала.

– Сэм, – сказал Хьюберт, – проснись. Становится поздно.

– Я не сплю.

– Ты был в первой стадии сна.

– Я молился. Это создает сходную картину мозговых волн.

– Как скажешь.

– Именно так. Я молился святой Ванде, чтобы помогла мне сегодня. – Самсон ухватился за перила и встал. Он в самом деле думал недавно о святой Ванде.

Ванда Вечорек была святой разве что для вонючих. Она входила в число первых обожженных, совершивших безумный и великолепный акт публичного самосожжения. Вспыхнула ярким пламенем, сидя на софе стоимостью десять тысяч евро на пятом этаже «Дода» в Лондоне. Этот мини-пожар загубил обтянутый шелком диван, парное кресло и оттоманку – итого тринадцать тысяч старых евро. Дым и вода довершили убыток.

Ванда не только подала другим обожженным пример эффектного самоубийства, но и показала, как легко это можно сделать. Усевшись на роскошный предмет меблировки, она перепрограммировала карманный имитрон – деловые люди используют их для создания своих заменителей – и сканировала свои ДНК-маркеры. Потребительская электроника вообще-то не способна расшифровать чей-то генокод, но даже считывания маркеров хватило, чтобы задействовать поставленные в ее клетках капканы.

Незадолго до этого к Ванде подошел менеджер пятого этажа с затычками в носу и сказал: «Я настаиваю на вашем уходе. – За ним следовали трое джерри в униформе. – Охрана проводит вас».

«Прекрасно, – сказала Ванда. – Я как раз собиралась». Приложила имитрон ко лбу и нажала на кнопку сканирования.

Как только поле прибора влилось в паутину ее мозговых нейронов, клеточные предохранители разом перегорели. Из носа и ушей Ванды повалил дым, и она вновь упала в шелковые объятия софы. Череп ее с громким треском раскрылся, брызнув наружу обваренными мозгами, а следом вспыхнуло и все тело.

Этот костер полыхнул на весь мир.

Самсон потихоньку сходил вниз.

– У тебя низкий сахар в крови, – сказал Хьюберт, – и ты обезвожен. Надо попить и съесть «Гудик».

Но Самсон только-только разошелся. Колени клацали, отсчитывая ступеньки, как метроном. Остановился он только на пятом – Хьюберт предупредил, что навстречу поднимаются два софамильника, Фрэнсис и Барри. Самсон пережидал их в коридоре, напротив комнаты Китти, и ему вспомнилось, что он собирался туда зайти.

– Китти с Денни все еще в парке?

– Да. У нее началось второе отделение.

Самсон вошел. В комнате, как обычно, был кавардак. На полу, на кровати и двух стульях куча сценических костюмов, у двери завал домашней одежды и грязной посуды. Пыль, пятна, мусор – Китти старательно поддерживала имидж двенадцатилетней. На полках, занимавших все четыре стены, сидели куклы и плюшевые зверюшки. Те, которые подарил ей Самсон, приветливо улыбнулись ему.

Сквозь усиленно создаваемый девчоночий образ пробивалась, однако, зрелая женщина. Крутящаяся тумбочка с туфлями под кроватью; тщательно подстриженное деревце под световым колпаком, увешанное разнообразными фруктами; рабочий стенд с инфочипами на такие взрослые темы, как разработка свалок и гражданские правонарушения чартистов; наконец, обширная библиотека по ландшафтному дизайну микроколоний. Китти Кодьяк за свою долгую жизнь перебрала несколько профессий, пока не нашла свое истинное призвание – быть ребенком.

Самсон открыл гардероб и выкопал из-под стопки белья четырехлитровую керамическую канистру.

– Привет, парень.

– Скоро полдень, – ответил Хьюберт через динамик канистры, – а мы еще из дому не вышли.

Самсон придвинул стул и сел.

– Надо кое-что обсудить.

– А по дороге это нельзя сделать?

– Лучше с глазу на глаз.

– В таком случае позволь подытожить – это сэкономит нам время. Во-первых, твое тело больше не подлежит спасению. После его смерти погибнет и твоя личность. Во-вторых, все твое имущество перейдет к чартеру Кодьяк – включая меня, если я соглашусь. В-третьих, я свободен подыскать себе нового спонсора. Что еще ты хотел обсудить, Сэм?

Самсон откашлялся. Теперь, когда этот разговор нельзя было больше откладывать, начать его оказалось куда труднее, чем он думал.

– Хорошо, Хьюберт. Не знаю, говорил я тебе все это или ты сам догадался, но я рад, что ты об этом уже подумал.

– Но это же очевидные вещи, Сэм.

– Да, наверное. Но есть еще два момента. Во-первых, хотя ты уверяешь меня в обратном, сегодняшняя акция наведет на тебя Внукор. В этом случае я хочу, чтобы ты сдался без сопротивления, понял?

– Да, Сэм, хотя твой страх не имеет под собой почвы. Я нанял очень надежный клин. Все пройдет по плану.

Самсон покачал головой. Хьюберт молод, и его излишняя самонадеянность, пожалуй, простительна.

– Второе. Предположим, что тебя не арестуют и ты захочешь остаться у Кодьяков. Так вот они, по правде сказать, не могут себе позволить такую роскошь, как ты.

– Что же тут позволять? Мою среду обитания никто не вправе арестовать, я пройду апробацию без всяких проблем.

– Не в этом дело, дружок. Разве ты не заметил, сколько у нас было расходов последнее время? Лечение Денни, замена ветротаранов, судебные издержки, омоложение Китти и Богдана. Откуда, по-твоему, брались кредиты на это?

– Не знаю, Сэм. Домпьютер не уведомлял о займах или продаже фондов. Ты хочешь сказать, что у чартера есть какой-то левый источник дохода?

Самсон выудил из кармана салфетку, вскрыл, положил на дымящуюся лысину.

– Я хочу сказать, что за так ничего не делается. Я содержал этот дом годами, но мои личные ресурсы, как ты же сам говоришь все время, почти истощились. Когда меня не станет, чартеру даже налог за мое наследство заплатить будет нечем, что уж там говорить об оздоровительной профилактике. Хотя Кейл и Джералд, по-моему, придумали какой-то способ вытащить чартер из финансовой ямы – такой, что даже Эйприл постыдилась мне о нем рассказать.

– Не вижу, какое отношение это имеет ко мне. Самсон приложил руку к канистре.

– Я покупал тебе самую лучшую пасту, когда у меня еще были кредиты – правда ведь, Попрыгунчик?

Старая кличка вызвала у Хьюберта замешательство.

– Да. Первичный триэнцефалин «Дженерал Джениус» класса А. Но теперь я ментар со всеми правами разумного существа. По закону ОД моя паста принадлежит мне, а не тебе и не чартеру.

– Четыре литра, если я правильно помню.

– Сорок три декалитра.

– И сколько могут стоить сорок три декалитра пасты ДД на утилизаторном рынке?

Хьюберт наконец сложил два и два.

– Ты думаешь, наша семья способна на ментароубийство?!

– Отчаянные времена, отчаянные решения.

– Понятно. Что же ты предлагаешь, Сэм?

Самсон, выпрямившись, отыскал в одном из карманов «Гудик».

– Предлагаю тебе стать для них незаменимым, мой друг. Почему, например, ты до сих пор не починишь домпьютер?

– Потому что его нельзя починить. Нужна полная замена.

– Вот и заменил бы его. Собой.

– Ты хочешь, чтобы я превратился в домпьютер?

– Да, если это необходимо. И почему бы тебе не продавать дистрибьюторам свои лишние мощности? Почему не приносить в семью дополнительный доход?

– Я приношу, Сэм. Я зарабатываю больше, чем все они вместе взятые.

– Этого мало.

– Тебе всегда мало, Сэм. Раз я не Генри, значит, я плох. Самсон развернул батончик, откусил, стал жевать.

– Еще предлагаю, чтобы ты удвоил свои усилия по части поиска нового спонсора. Начинай немедленно и не будь так чертовски разборчив. – Он снова стал рыться в карманах. Куда же он его дел? Неужели оставил в сарае? Вряд ли у него хватит сил вернуться назад. А, вот он, имитрон. Успокоившись, Сэм откинулся назад. – Извини за жесткие слова, Хьюберт, но их нужно было сказать.

– Я понимаю.

– Ну, что там моя Китти поделывает?

– В Миллениум-парке сегодня полно народу из-за купольной церемонии. И погода хорошая. Но, несмотря на оживленное движение, утром она заработала меньше обычного. Если так пойдет дальше, она даже расходов своих не окупит.

– Покажи-ка.

Хьюберт представил ему график.

– Нет, покажи мне Китти.

– Хочешь, чтобы я нанял пчелу?

– Да.

– Готово, – сказал Хьюберт, и комнатные приемники показали парк с высоты второго яруса. Народу в самом деле было полно – суетливая толчея трансчеловечества.

– Где она? – спросил Самсон. – Я не вижу. – В многолюдном скопе появился кружок, а в нем синяя с белым фигурка. – А Денни где? – Еще один кружок обозначил человека, который ел мороженое на скамейке неподалеку. – Так далеко? Не мог сесть поближе?

– Слетать и сказать ему, чтобы пересел?

– Позже. Давай снизимся для начала.

Земля ринулась навстречу, не успел Самсон закрыть глаза.

– Полегче, полегче! – Они зависли на уровне крон, откуда хорошо было видно импровизированные эстрады. Некоторых перформеров он узнавал. «Модульные сестрички» сбоку от Китти втыкали друг дружку в свои большие животы.