Текст книги "Счет по головам"

Автор книги: Дэвид Марусек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

2.29

Синие – пчела и оса – продолжали нести свою вахту на крыше, через улицу от дома Кодьяков.

– Боже ты мой, – сказала лулу Мариола, уставившись на теленебесный экран. Все, кто был на Палубе, подняли головы. На всех экранах появилось одно и то же похожее на череп лицо. Зрители настроились на теленебесный канал, чтобы послушать этого неизвестного человека.

– Кто-то взломал Теленебо, – недоверчиво произнес Рейли.

Кодьяки у себя на крыше смотрели на это, раскрыв рты от ужаса. Гости-Тобблеры смущенно ерзали на скамейках.

– Как странно, – сказал Эйприл домоправитель Дитер. – Что там делает наш почтенный сосед?

Эйприл молчала, словно немая.

Китти, вбежав в садовый сарай, сбросила с койки одеяла, подушки, конверты.

– Прошу вас, уйдите теперь, – сказала Эйприл домоправителю Тобблеров. – Шоу кончилось.

– Ну что ж. – Дитер встал, стряхнул что-то с комбинезона. – Благодарим за приятный вечер. – Тобблеры потянулись к выходу, не сводя глаз с экранов.

Дитер, шедший последним, углядел отверстие в кирпичной стене у двери.

– Что тут за дырка?

– Где? Не знаю, – сказала Эйприл. – Какое это имеет значение?

– Сейчас я вам покажу какое. – Дитер снял ботинок и грохнул им по стене. Кирпичи полопались, как яичная скорлупа, обнажив пустоту в кладке.

– Что вы делаете? – От сарая к ним бежал Кейл. – Прекратите сейчас же!

– Это не я, – заявил Дитер. – Это пираты, копатели. Скоро наш дом обвалится. Доброй вам ночи, Кодьяки. Завтра обсудим, как с этим быть.

Самсон в небе над ними достал карманный имитрон и приставил его ко лбу.

Палец Самсона дрожал на кнопке. Нет, рано: он еще не все сказал миру. Опустив имитрон, он продолжил:

– Шестую причину, по которой мне так не хочется умирать сегодня, я определил лишь недавно, наблюдая сцену из сериала здесь, на Прыжке Мосби. Жизнь всех нас и этого города – самая настоящая мыльная опера. Вы это когда-нибудь замечали? Мы привыкли жить, нам не терпится посмотреть, что будет в следующей серии. Я, например, сейчас думаю, попаду ли в утренние новости. Сожрут ли МОБИ Чикаго, когда уберут купол. Смотрите нас завтра! Но ведь я, нажав эту кнопку, ничего уже не смогу посмотреть. Это нечестно. Я не узнаю, чем все это кончится. Так не пойдет.

О чем это он? Да, вспомнил. Что-то голова плохо работает. Смотри-ка, синяя пчела прилетела. Ясное дело, Внукор. Сейчас его арестуют. Уродская рожа на экранах держится до сих пор. Ну все, теперь или никогда. Он нащупал кнопку, набрал воздуха в грудь.

Пчела зачем-то открыла рамку, показывающую корпус космического судна с пассажирским иллюминатором. Изображение было плохое и сопровождалось статическим гулом. Знакомая фигура в иллюминаторе приложила ладонь к стеклу.

– Эл, это ты? – сказал Самсон.

Привет, Сэм, ответил едва слышный за помехами голос.

– Я слышал, что ты погибла.

Привет, дорогой. Времени у меня мало, хочу провести его с тобой. Извини за плохую запись. Сигнал импровизированный, ширина полосы недостаточная. Боюсь, диалога у нас не получится, если только Кабинет не припишет что-нибудь после. Одна из густых бровей лукаво выгнулась. Он так любил ее брови. Отсутствие времени и диапазона – неплохое определение смерти, по-моему.

– Значит, ты все-таки умерла. – Самсон опустил имитрон. Изображение в рамке мигало, голос пропадал и опять появлялся.

Иначе говоря – пережить и эту, Кабинет говорит, кто-то контролирует – хотела тебе сказать…

– Да? Что сказать?

Я и Элли хотели быть с тобой в твой особый день, но у нас может не получиться. Ты не сказал, зачем мы так срочно тебе нужны, но догадаться нетрудно. Ты хочешь устроить «пресс-конференцию», о которой давно уже говорил – помнишь? Обязательно посмотрю, если будет возможность. Ты произведешь впечатление, я уверена. Впечатлять ты всегда умел. За это я в тебя и влюбилась, мой Сэмсамсон.

В общем, я хотела попрощаться, потому что вряд ли мы ещё увидимся. И Элли передает привет. Она всегда гордилась своим отцом. Всем знакомым говорит, что чувство красивого жеста взяла от тебя.

До свидания, любимый. Ты всегда в моем сердце. Прощай! Я люблю тебя!

Пчела закрыла рамку и улетела.

– Я тоже тебя люблю! – крикнул Самсон ей вслед. – До свидания! До свидания! Люблю по-прежнему! – Темное пространство стадиона поглотило его голос. Всех зрителей эвакуировали. Теленебесные экраны тоже погасли. – Как это мило с ее стороны, – бормотал Самсон. – До свидания. Хьюберт?

Да, Сэм.

– Смотри не забудь сказать, как я их люблю. Не забуду, Сэм. Кому я должен сказать?

– Эйприл, Китти, Богги, Расти, Кейлу – да всем. И себе тоже. Не так уж ты плох.

Спасибо, Сэм. Вызвать такси?

– Такси? Зачем?

Самсон снова поднял имитрон. Теперь он как будто бы все сказал, но синяя пчела вернулась и открыла другую рамку. Элинор, такая же молодая и красивая, как в первую их встречу на вечеринке, лучилась счастьем.

Прекрасная новость, Сэм! Элли жива! Кабинет только что узнал о ее прибытии в клинику Рузвельта. Ты помнишь, где это. Пожалуйста, навести ее. Ты нужен своей дочери.

– Похоже, что мы – или Стрела – все-таки наняли расса. – Крошка Ханк закрыл все рамки и скопы в гостиной, включая узольный глобус, а двое арбайторов снова уложили Миви в постель. – Завтра надо будет водворить тебя в старковскую усадьбу.

– Нет, правда?

– Почему бы и нет. Места там много, а мне, честно говоря, не хочется упускать тебя из виду.

Миви откинулся на подушки. Он чувствовал, что долгий сон пойдет ему на пользу, но возбуждение не позволяло закрыть глаза.

– Слушай-ка, Ханк. Ты не доверяешь ни мне, ни рассам, ни правлению ПЗС, а между тем Байрон Фейган, владелец клиники, заседает в правлении.

– Ему я тоже не доверяю, но Элинор, кажется, верила. Кроме того, у Фейгана, похоже, монополия на регенеративные технологии. Альтернативной лечебницы я пока не нашел. Но ты рассуждаешь здраво, беззвучно продолжил ментар. Надо туда отправить своих людей. Проблема в том, что охрана и сестры там уже есть, поэтому ни рассов, ни дженни они со стороны не возьмут. Кого еще мы можем внедрить?

– Начинается! – Мэри вышла к друзьям на балкон. В небе вспыхнула белая звезда, за ней красные хризантемы и голубые хвосты ракет. – Что это? – спрашивала она, не зная, радоваться или пугаться.

– Фейерверк! – кричали в ответ другие.

Шипящие искры, пушечная пальба, медведи на задних лапах, тающие, как воск. Первый фейерверк после установки куполов, первый за всю жизнь Мэри.

– Обнимись, Чикаго! – завопили лулу.

Такси Богдана село на транспортный парапет стадиона, отъехало на парковку. Богдан выскочил, и его испугали огни, заполыхавшие наверху. Небо трещало, как лед в бокале, но смотреть было некогда. У пропускных турникетов стояли внукоровские ВОМ.

Богги, сказал Хьюберт, сейчас же вернись к такси.

Богдан побежал обратно. Из мрака возник человек – старый, но, видимо, еще крепкий: он даже не запыхался, неся на руках Самсона.

– Ты, наверное, и есть Богдан Кодьяк. – Небо гремело и переливалось над ними. – Давай, сынок, помоги мне засунуть его в машину.

Богдан залез в такси и помог загрузить Самсона, который почти ничего не весил. Тот не шевелился, но глаза у него оставались открытыми.

Усаживая Самсона, Богдан задел его воротник. Там сидел какой-то блестящий технос.

– Думаю, это его пчела, – сказал человек, принесший Самсона. – Он все время с ней говорил. До свидания, мар Харджер-Кодьяк, – добавил он, поправив Самсону лацкан. – Знакомство с вами было для меня честью. Всего вам наилучшего.

Самсон смотрел на него пустыми глазами. Человек захлопнул дверцу, постучал по крыше и отошел.

На полпути к дому Самсон попытался сесть прямо.

– Спокойно, Сэм. – Богдан, который как раз звонил Эйприл, положил руку ему на плечо.

– Богги?

– Да, Сэм, это я. Везу тебя домой.

– Нет, не домой. В клинику Рузвельта.

– Не слушай его, – сказала Эйприл по телефону. – Вези прямо сюда.

* * *

– Удивительно. – Огромный город раскинулся перед Фредом, как сверкающий остров. Расс позаимствовал машину, чтобы доехать домой, но доступ в городскую сеть был закрыт до окончания церемонии, и он поднялся в парковочную петлю, откуда все видел как на ладони. – Глянь-ка туда.

– Куда? Куда? – волновалась Мэри. Они открыли общую рамку, и он мог видеть почти всех собравшихся на Палубе. Хлопали пробки шампанского, слезы струились по лицам. Долгий поход их поколения завершился, и Фред окончательно выбился из сил.

Зато Мэри сияла ярче, чем фейерверк. Фред чувствовал, что у нее какая-то новость, но ждал, пока она скажет сама.

– Фред, я десять минут назад получила почту. У меня есть работа!

– Так это же здорово!

– Настоящая! Место компаньонки! – Мэри больше не могла сдерживаться. – Начинаю завтра, прямо с утра. Это на территории штата, в клинике Рузвельта. Две недели на полной евангелинской ставке, с возможностью продления.

– Здорово, – повторял Фред, когда она останавливалась перевести дух.

– Фред! Что-то не так?

Края купола загорелись магнетическим огнем, и своды невидимого покрытия впервые стали видны. Чикаго преобразился в призрачный собор с кровлей из больших шестиугольных ячеек. Места их пересечения пылали ярко-белым пламенем.

Самый большой свод пришелся над крышей гигабашни, откуда смотрела Мэри. Купол с громким шипением рухнул по всему своему диаметру, и пепел, как снег, стал падать на дрожащую евангелину.

Часть 3
Трудовые будни

Вторник
3.1

Эйприл Кодьяк удалось все-таки подежурить при Самсоне. Богдан позвонил ей из такси, и она побежала наверх поделиться новостью. Несколько софамильников все еще сидели на крыше, глядя в небеса. Когда экраны погасли и защитный купол сгорел дотла, небом завладела Луна.

– Богги с ним! – воскликнула Эйприл. – Везет его домой! Все в порядке!

Чартисты словно от сна пробудились.

– Я застелю ему койку. – Кейл встал с шезлонга и затопал к сараю.

– Надо еще принести одеяла, – захлопотала Эйприл, – приготовить кашу и сок. – Меган и Би-Джи она отправила будить тех, кто уже пошел спать, Денни – встречать такси на улице.

Кейл собрал и сложил на рассадный стол конверты с надписанными рукой Самсона именами всех Кодьяков. Койку он вынес в огород, а Эйприл расставила вокруг нее скамейки и стулья. Когда Денни взобрался на крышу с невесомым Самсоном на руках, все было готово. Старика уложили, укутали, вставили ему в ухо автодок. Самсон подавал очень слабые признаки жизни.

– Теперь уж недолго, – шепнула Эйприл.

– А почему у него глаза открыты так широко? – спросила Китти.

– «Бодрости» наглотался, – сказал Богдан.

По совету автодока на горло Самсону прилепили наклейку «Спокойствия». Вскоре его веки смежились, и он захрапел. Софамильники, рассевшиеся вокруг, боролись со сном. Кейл, видя это, раздал всем конверты, и Кодьяки, передавая друг другу фонарик, занялись чтением прощальных посланий Самсона. Потом взялись за руки и спели пару чартерных гимнов. Потом начали вспоминать о своем первом знакомстве с Самсоном, о том, как жили с ним рядом все эти годы. Потом стали поочередно подходить к койке, целовать Самсона в горячую щеку и шептать ему что-то на ухо.

Богдан, когда подошла его очередь, присел на край койки. Что бы такое сказать? Он был совсем малышом, когда Самсон вступил в чартер, поэтому проблемная ДНК Самсона не вошла в его сборный геном. Да и не могла войти после прижигания. Но и без кровных уз он все равно ближе Самсону, чем любой другой софамильник. Богдан прилег рядом со стариком и стал слушать, как тот со свистом дышит сквозь щели в зубах.

Эйприл вскоре потянула Богдана за рукав и велела ложиться спать, как и всем остальным.

– График дежурств найдете в домпьютере. Мы позовем вас, если будут какие-то перемены. – Большинство чартистов, однако, решили остаться. Богдан тоже – все равно уже скоро на работу вставать.

Кейл и Джералд отошли к камере, установленной на стене дома.

– Хьюберт, слышишь меня? – спросил Кейл.

– Прекрасно слышу.

– Почему ты позволил ему сделать такую глупость?

– А как я, по-вашему, мог ему помешать?

– Ты со мной таким тоном не разговаривай! – рявкнул Кейл.

– Каким? Это мой стандартный тон, разговорный.

– Почему ты ему помогал – вот что хотел узнать Кейл, – вставил Джералд. – Ты принимал активное участие в этой его затее.

– Да, принимал. Я его ментар.

– Опять этот наглый тон, – сказал Кейл, а Джералд добавил:

– То, что ты сделал с Теленебом, противоречит закону, Хьюберт. Это даже ментар понимать должен. Ты нарушил законопослушность нашего чартера и рискнул собственной свободой.

– За мою свободу не беспокойтесь. Выследить меня они нипочем не сумеют.

В этот момент крышу осветили прожекторы, и чей-то голос сказал:

– Спокойно, ребята. – Голос принадлежал джерри, и какие-то темные фигуры высаживались из зависших над крышей машин. – Внутренний Корпус. Всем оставаться на местах.

Сонные Кодьяки, окруженные офицерами в черных скафандрах, разом пробудились. Расти и Луис вскочили, но внукоровцы наставили на них смирительные жезлы, приказывая сесть на места.

– Что это значит? – закричал Кейл.

– Лейтенант Гриб, Северо– Восточное отделение Внутреннего Корпуса, – представился командир-джерри, раскрыв ладонь, – а это мой ордер. Ордер, мар, – повторил он, не дождавшись ответного взмаха со стороны Кейла.

– Ордер так ордер. У меня нет ладонника.

– Странно. – Пчела, вылетевшая из ближайшей машины, открыла перед Кейлом рамку с ордером на арест Самсона П. Харджера-Кодьяка. Другой офицер двинулся к койке Самсона, но Китти преградила ему дорогу.

– Отойдите, мар ретродевочка, – приказал офицер. Китти не отошла.

– Не видите разве, он умирает, – вступилась Эйприл.

– В сторону! – гаркнул офицер. Женщины не подчинились. Тогда он попросту растолкал их и подошел к Самсону. – Бог ты мой, ну и вонь! Он, как я погляжу, уже помер.

– Он обожженный, потому и воняет, – объяснил командир.

– Говорю тебе, помер он.

Командир вставил свой автодок рядом с тем, что уже торчал из уха Самсона, и объявил Кодьякам:

– Я получил новый приказ. Этот человек помещается под домашний арест. Он не должен покидать этот дом без разрешения, ясно?

– Да, – ответила Эйприл.

– Эта пчела останется здесь в качестве официального монитора. Переходим ко второму пункту.

Пчела, открыв другую страницу, предъявила ордер на обыск дома и арест ментара по имени Хьюберт. Внукоровцы направились к двери на лестницу.

– Нет! Не надо! – Кейл бросился им наперерез. – Хьюберт – самое ценное наше имущество.

Командир плюнул на крышу.

– Наше терпение имеет пределы, мар. – Двое полицейских тут же сковали Кейлу руки и выпихнули его на лестницу впереди себя. – Еще кому-нибудь не терпится провести ночь в тюрьме? Сидите-ка лучше на крыше и не мешайте нам.

Чартисты на некоторое время вняли совету, но потом Китти сказала:

– Эти ублюдки сейчас в моей комнате. – Она пошла вниз, Эйприл за ней. Богдан посмотрел на Расти. Тот пожал плечами, и они вдвоем тоже спустились по лестнице, но дошли только до коридора у комнаты Богдана. Двое внукоровцев, пользуясь визорами, смотрели сквозь кирпичную стену.

– Эй, пацан, что ты тут держишь? – спросил один.

– Ничего, – сказал Богдан. – Это машинное отделение лифта.

– Да ну? С такой-то дверью?

– Да, дверь надежная, – гордо ответил Богдан. – Придется вам поверить мне на слово, потому что без меня вы туда не войдете.

Но внукоровец произнес:

– Подтверди получение. – И махнул ладонью на дверь.

– Добро пожаловать, офицеры, – сказала она и тут же открыла свои замки.

– Сукин сын, – выругался Богдан.

– Не повезло, – посочувствовал Расти.

Внукоровцы вошли в комнату Богдана, а его самого не пустили. Богдан и Расти смотрели из коридора, как те обшаривают своими нюхачами все подряд.

– Ничего, кроме механики, – сказал один, выходя.

– А я вам что говорил? – начал Богдан, но Расти ткнул его в бок.

Внукоровцы удалились по коридору, продолжая сканировать.

Богдан хотел закрыть дверь, но сзади неожиданно подошли четверо Тобблеров.

– Доброе утро, мар Богдан. Доброе утро, мар Расти, – сказал Дитер.

Богдан ринулся вперед и попытался захлопнуть дверь, но один Тобблер без труда удержал ее, а другие достали из карманов гаечные ключи и принялись отвинчивать петли.

– Прекратите! – заорал Богдан. – Вы не имеете права!

– Не имеем? – огрызнулся Дитер. – У вас хватает наглости говорить мне это после двух лет пользования нашей комнатой? Я вам покажу право. – Он вошел и начал выкидывать шмотки Богдана в коридор.

– Может, остановишь их? – взмолился Богдан. Расти оценил ситуацию.

– Я вообще-то могу их сделать, всех четырех. Хочешь, попробую?

Богдан рылся в куче своих пожитков, выискивая самое ценное.

– Ну и ночка выдалась, – сказал Расти. – Давай оттащим матрас ко мне в комнату. Поживешь пока у меня.

Богдан, несмотря на все ночные переживания, начинал клевать носом. Он спустился в «Микросекунду» за восьмичасовой дозой «Бодрости» и посмотрел, как внукоровцы тащат вниз ящик с канистрой Хьюберта. Ментара погрузили в одну ВОМ, Кейла в другую. Расти и Луис поехали следом на такси – внести залог за домоправителя. Было всего три часа, но Богдан решил, что можно уже двигать на работу. Однако сначала надо попрощаться с Самсоном – вдруг старикан не доживет до вечера. Он снова поднялся на крышу. Дом после драматических событий погрузился в мертвую тишину.

Его любимая дверь, снятая с петель, лежала посреди коридора. Богдан, переступив через нее с болью в сердце, заглянул в свою комнату, два здоровенных молодых Тобблера, сидя за складным столиком у кабельного барабана, зевали и сонно шлепали картами.

На крыше осталось совсем мало Кодьяков. Но Самсон не спал, и Меган с Китти кормили его.

– Мы его помыли, – сказала Китти. – Сменили одежду, сняли старую мастику. Вот он и проснулся.

– Привет, Сэм, – сказал Богдан.

Старик сосредоточенно жевал кашу, и Богдан сел рядом с Денни.

– Страшно было видеть его там, на небе, – сказал тот. – Да.

– Я прямо перенервничал. Зря это он. – Да.

На полу валялись ошметки вчерашнего Самсонова скафа. Богдан поднял его, осмотрел лацканы. Синего техноса там больше не было.

– Китти, вы на Самсоне никаких техносов не нашли?

– Нет. – Она показала на парившую над крышей внукоровскую пчелу. – Кроме этой, не видели ни одного.

Тот, синий, мог запросто спрятаться где-то под листьями.

– Хьюберт, – позвал Богдан, взяв в руки пояс Самсона.

– Я не Хьюберт, – ответил пояс. – Я терминал Хьюберта с ограниченными личностными свойствами и номинальным запасом знаний. Контакт с Хьюбертом – прим я потерял сегодня в 2.21.

– Твое счастье. – Богдан бросил пояс и сказал Денни: – Видал, как Кейл полез в драку за Хьюберта? Вот не думал, что он так любит пастовика. Чего ты? – спросил он, поймав оценивающий взгляд Китти, но та уже отвернулась и вытирала Самсону слюни. – Что там такое с Кейлом и Хьюбертом?

– Богги, ты? – прошамкал старик. – Поди сюда, я тебе что-то скажу.

Меган и Китти убрали поднос, губки, щетки. Богдан сел на койку, взял Самсона за руку.

– Сегодня я узнал кое-что, парень.

– Да, наверное.

– Я узнал, что трудно убить себя, когда на самом-то деле тебе хочется жить.

– Я тебе мог сразу это сказать.

– Правда? – Глаза Самсона пытались сфокусироваться на мальчишеском лице. – Не думаю, Богги. Ты даже повзрослеть пока не сумел – что ты знаешь о смерти?

3.2

Мэри казалось, что Фред радуется ее новому назначению не так сильно, как хотелось бы ей. Когда купол сгорел и светящийся пепел осыпался вниз, она сразу отправилась домой, чтобы подготовиться к долгожданной работе. Заказала красивый сине-коричневый комплект (не форму – евангелины форму не носят), изучила расписание поездов, отыскала все, что имелось на ВДО относительно клиники Рузвельта. Информация оказалась немногочисленной: эксклюзивная лечебница для аффов чуралась рекламы.

Фред приплелся около двух, вымотанный еще больше, чем вечером. Он хотел отметить радостное событие, но Мэри наладила его прямиком под душ, уложила в постель и полежала рядом, пока он не уснул. Это произошло быстро, но когда она встала, он заворочался и сказал:

– Будь осторожна.

– Что-что? – Он не ответил – во сне говорил, должно быть.

В пять утра, перед выходом, Мэри рассмотрела себя, поворачивая зеркало на все 360 градусов. Выбранный ею костюм выглядел вполне по-деловому и при этом очень ей шел. Лицо выражало внимание, дружелюбие и заботу. Большие карие глаза смотрели тепло, но проницательно. В самый раз для роли успешной евангелины.

В левом нижнем углу зеркала замигал символ срочного почтового сообщения, и у Мэри екнуло сердце. Так она и знала. Слишком это хорошо, чтобы быть правдой. В последний момент ее раздумали брать на работу.

Снедаемая жалостью к себе, она на цыпочках прошла мимо спящего Фреда в гостиную, к экрану, настроенному на окно чьей-то чужой квартиры. Открыла почту, поискала глазами ключевые слова «отменяется», «сожалеем», «ошибка».

Немного успокоилась, не найдя таковых, и стала читать по порядку.

Нет, никаких отмен, благодарение небу. Ее просто извещали об инструктаже, который будет проведен в клинике. Прекрасно. Она записала на ладонь нужные сведения и вышла из дому.

Коридоры и лифты жил блока 7 заполняли десятки тысяч Полезных Людей, работающих в утреннюю смену. В сине-коричневом море мелькали лица елен, стивов, изабелл, дженни – множества дженни. Этого времени дня Мэри всегда боялась больше всего: толпы идущих на работу счастливцев надрывали ей сердце. Но сегодня все было по-другому. Ее волнение, вероятно, бросалось в глаза, потому что совершенно незнакомые люди улыбались и спрашивали:

– Доброе утро, мар лина, на работу идете?

– Хей-хо! – отвечала она.

Народу на станции Слипстрима прибывало ежеминутно. Ожидание в очереди на посадку угрожало растянуться на полчаса. Мэри это не пугало: она принимала в расчет такого рода задержки. Но когда она ввела в окошко кондуктора полученные по почте координаты, тот, к удивлению Мэри, направил ее на дальнюю платформу для частного транспорта. С восторгом сознавая, что все взгляды устремлены на нее, Мэри вышла из очереди и нашла на указанной платформе кабину, которая ждала только ее. Не какая-нибудь бусина – большое купе с плюшевым сиденьем, полным медиадоступом, закусочным баром и собственным арбайтором. Мэри пристегнулась, и кабина бесшумно заскользила к пусковому пандусу.

Полчаса спустя она сбросила скорость и выкатилась на пустую платформу маленькой станции. Мэри видела в окошко мрамориновый пол и закругленные стены из светлых известняковых блоков. Кабина плавно затормозила, двери открылись. Мэри никто не встречал, на станции не было ни надписей, ни киосков – она понятия не имела, где оказалась. Вспомнив о предостережении Фреда, она побоялась выходить, но потом взяла себя в руки.

В этот самый момент на перроне припарковалась другая кабина, такая же, и из нее появилась другая евангелина.

– Мэри Скарленд, – представилась Мэри, протянув руку.

– Очень приятно. Рената Картер. – Несколько ширококостная и полная в талии для евангелины, она, тем не менее, укладывалась в типажные нормы. – Мы должны ждать здесь или идти дальше сами? – спросила Рената, нервно пожав руку Мэри.

– Понятия не имею, – засмеялась та, почувствовав рядом родную душу. – Приехала за минуту до вас.

Тут из лифта на перроне, как по сигналу, выкатился домашний арбайтор. Подъехал к ним, открыл над собой скоп с человечком, одетым в одну только набедренную повязку из шкуры какого-то зверя. Голова у него казалась слишком маленькой по сравнению с телом, на лице выделялись надбровные дуги и тяжелая челюсть.

– Доброе утро. – Он поклонился каждой евангелине поочередно. – Приветствую вас в усадьбе Старков.

Старк! Это громкое имя вчера поминалось во всех новостях.

– Вижу по вашей реакции, что вам известно, какая трагедия произошла в нашей семье. Это сэкономит нам время. Элинор Старк действительно скончалась, как сообщили вам медиа, но ее дочь Эллен пережила катастрофу. Она и есть ваша новая клиентка, а я Крошка Ханк, ее ментар и ваш начальник.

Всего он нанял восемь евангелин, сказал человечек, поскольку дежурить предстоит круглосуточно. Смены как в начале, так и в конце накладываются одна на другую, поэтому два часа из восьми они будут проводить вчетвером.

– Наденьте, пожалуйста, это, – попросил он, и арбайтор подал им бежевые шапочки-таблетки. При взгляде на Ренату Мэри стало ясно, как смешно эта штука смотрится на ее собственной голове. Рената кокетливо сдвинула свою шапочку набок. Мэри отнеслась к этому одобрительно и сделала то же самое.

– Отлично, – сказал Крошка Ханк. – Моя первая попытка в области высокой моды увенчалась успехом. А теперь послушайте самое главное. Во-первых, вы должны надевать эти шапочки до входа на территорию клиники и не снимать их ни под каким видом, пока вы оттуда не выйдете. Ясно?

Евангелины кивнули.

– Второе и не менее важное: ни на секунду не оставляйте Эллен одну. Именно по этой причине вы дежурите парами. Распределите свои перерывы так, чтобы одна из вас постоянно находилась при Эллен. Ее поместили в коттедже с садом. Коттедж и сад можете считать одним помещением. Это значит, что по крайней мере одна из вас все время должна быть в доме или в саду. Никаких исключений, никаких оправданий. Ясно?

– Но что, если сама мар Старк покинет коттедж? – спросила Рената.

– Не покинет.

– А если мар Старк попросит нас уйти? – спросила Мэри.

– Не попросит. Евангелины переглянулись.

– Предупреждаю, что буду следить за вами, – продолжал Крошка Ханк, – и выходить на связь в конце каждой смены. Теперь прошу сесть в головную кабину, которая вас доставит в Восточный Декейтер, где будет ждать лимузин. У меня все. – Скоп закрылся, арбайтор уехал.

Лимузин сел и по кирпичной дорожке подъехал к воротам. Клиника Рузвельта снаружи походила на крепость. Евангелины приблизились к окошку в больших пресс-воротах, показали ладони охраннику-джерри.

– Вас ждут, проходите. – В воротах из сжатого воздуха открылась щель, в которую мог пройти только один человек. По ту сторону стояли два джерри, вооруженные и крайне официальные. Их голоса гулко звучали в большом бетонированном отсеке. Пахло здесь почему-то чесноком.

– Сюда, – сказал один из охранников, показывая на сканер для пешеходов. Евангелины гуськом двинулись через длинный туннель, останавливаясь там, где требовалось плюнуть, посмотреть в щелку, подвергнуться обыску и противорадиационной обработке. Мэри редко доводилось видеть такие скрупулезные сканеры.

В средней части пропускного пункта их встретил еще один джерри.

– Подождем ваших результатов, – сказал он. Здесь стояли эпоксидно-клинкерные барьеры от пола до потолка. Любое транспортное средство, въезжавшее в клинику, должно было выполнить сложный поворот, чтобы их объехать. – Извините, лины, это придется снять. – Джерри похлопал себя по макушке.

В нормальных обстоятельствах Мэри бы подчинилась без разговоров, но инструкции Крошки Ханка были еще свежи в ее памяти.

– Извините, мар джерри, но мы не можем.

– Вы получите их назад, когда будете уходить.

Лины, однако, не сняли шапочки. Джерри велел им стать в нарисованный на бетонном полу квадрат с надписью ЖДИТЕ ЗДЕСЬ, а сам нырнул в контрольную будку.

– Интересно, кто главнее – Старк или Рузвельт? – сказала Рената.

Джерри, выйдя, махнул рукой – проходите, мол, дальше. Старк пересилила Рузвельта.

Внутренние ворота, как и внешние, представляли собой стену сжатого под высоким давлением воздуха. Прежде чем пройти через них, евангелинам пришлось постоять в другом квадрате ЖДИТЕ ЗДЕСЬ вместе с дюжиной служащих клиники. Здесь охранником был расс. Мэри его не знала, однако он дружески подмигнул им с Ренатой.

– Я слышал, они приняли целую кучу лин. Поздравляю. Добро пожаловать в клинику Рузвельта.

Настоящий расс. Евангелины сказали ему «спасибо».

Подошли еще несколько итерантов, в основном джоны и джейн в рабочей одежде. Расс опустил пресс-барьер. Сжатый воздух схлынул, как вода, и все наконец прошли в клинику. За воротами лежала мощенная булыжником площадь, ее окружал лесопарк с многочисленными дорожками.

– Доброе утро всем, – сердечно приветствовал вошедших высокий мужчина в длинном белом халате. – Это клиника Рузвельта, собственность концерна «Фейган хелс груп», а я Консьерж, ментар концерна и ваш начальник. Поскольку все вы у нас впервые, я провожу вас к рабочим местам, а попутно мы сориентируемся на местности. Разбейтесь, пожалуйста, на группы по видам работ: домашняя обслуга, уборщики территории и так далее.

Когда группы сформировались, на площадь из парка вышли еще пять Консьержей, идентичных первому. Группа Мэри и Ренаты состояла только из них двоих.

– Рад познакомиться с вами, Мэри Скарленд и Рената Картер, – с легким поклоном сказал их персональный гид. – Время до начала вашей смены еще есть, поэтому я хотел бы провести небольшую экскурсию по нашему городку. Что скажете?

Евангелины с готовностью согласились, и он повел их по одной из дорожек.

Это была богатая клиника – шестьсот акров парка, полей и лугов, сверкающие пруды, цветники. Здания, в основном одно– и двухэтажные, каменные или кирпичные, были выдержаны в стиле сельской Англии девятнадцатого века. Почти все они скрывались за пышной листвой, позволяя только гадать о своем назначении. Вот здесь известный ресторан, объяснял Консьерж, здесь физиотерапевтический корпус, театр, столовая для персонала, конюшни, лодочная пристань. Им встречались пациенты, которые прогуливались или загорали на зеленых лужайках – все без исключения в сопровождении медсестер-дженни. Консьерж, к каждому обращаясь по имени, желал гостям приятного дня. Одни его полностью игнорировали, другие коротко кивали или бурчали что-то в ответ, как будто ментар был обыкновенным служителем (так оно, в общем, и есть, рассудила Мэри). Но обаяние Консьержа не истощалось, и Мэри, находившая большинство ментаров чопорными и глупыми, волей-неволей ему поддалась. Это вам не пещерный человек с повязкой на чреслах.

Вот только запахи здесь были какие-то странные. На ПП пахло чесноком, на площади дровяным дымом, на дорожке свежевыпеченным хлебом.

– А-а, – ответил Консьерж на вопрос Мэри. – Через некоторое время это перестаешь замечать. Так работают наши ароматические часы. Через каждые пятнадцать минут специальные генераторы, расставленные по всему кампусу, подают новый запах, один и тот же для определенного времени дня. – Он махнул, снабдив евангелии расписанием. – Еще пара дней, и вы даже во сне будете знать, который теперь час. Это придумано для удобства пациентов – ведь большинство из них постоянно лежит в скоп-камерах, где чувство времени очень просто утратить. Ароматические часы помогают им держать связь с реальностью, даже когда они виртуально путешествуют по другим континентам. Мы установили – это особенно важно в случае вашей клиентки, – что даже в глубокой коме человек способен воспринимать окружающие его запахи. («Кома?» – переглянулись евангелины). – Благодаря их перемене он подсознательно ориентируется во времени, что очень положительно влияет на его мозг. Доказано, что при такой терапии пациент приходит в сознание намного быстрее.