Текст книги "Счет по головам"

Автор книги: Дэвид Марусек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

– Доктор Руссель оставила практику в Женеве, – продолжил Крошка Ханк, – и добровольно присоединилась к миссии по остановке роста населения. Она превосходный специалист, но с «Фейган Хелс Груп» не связана. И, насколько я мог убедиться, никто кроме нас не знает, что она здесь.

Доктор устроила им краткую экскурсию по зарождающейся клинике и заверила, что сможет принять пациентку примерно через неделю.

– Недели у нас нет, доктор, – сказал Крошка Ханк. – Будьте готовы к завтрашнему дню.

– Невозможно. Должна провести испытания, подобрать ингредиенты амниожидкости…

Неандерталец, выскочив из креслица, вырос в натуральную величину.

– Завтра, – повторил он, – и не забудьте про переносной бак. Доктор, выразительно пожав плечами, кивнула на бутылку в руках у Миви.

– Ваши почки, мар Миви, они хотят этого. Он заверил ее, что выпьет весь литр, и отошел.

– Твое имя открыло мне двери, епископ, – сказал Крошка Ханк, – но сделку скрепило мое обещание купить ей полевой госпиталь. Торговаться наш доктор умеет.

Миви выпил свой диуретик до дна.

– Ты упомянул о переносном баке – значит, план у тебя уже есть?

Ментар сел напротив него за стол заседаний.

– Есть, и теперь я могу без опаски поделиться им с тобой.

Час спустя, когда они шли назад к шлюзу, Крошка Ханк сказал:

– Не забывай проверять меня регулярно.

– Я помню.

Миви вошел в шлюз, но арбайтор с пастовой канистрой Крошки Ханка остался в нулевом бункере.

– А ты разве со мной не пойдешь?

– Нет, я остаюсь тут.

– Но отсюда ты не сможешь держать связь со своим оригиналом.

– Ничего.

– Что я должен сказать тебе, вернувшись обратно? Ты заранее знал, что останешься?

– Не с полной уверенностью. Не говори ничего, я сам сделаю выводы.

Видя, что внутренний люк не закрывается, Миви спросил:

– Еще что-нибудь?

– Да. Я как раз думал, говорить тебе или нет.

– Ты до сих пор мне не доверяешь, так?

– Правильно понимаешь, но в данной ситуации выбора, думаю, у меня нет. Ты задумывался когда-нибудь, почему Элинор назвала твоего ментара Стрелой?

– Да нет. Имя как имя. Вашего брата и Шариками вон называют, и Пушками, и так, как тебя – ты только не обижайся.

– Эллен назвала меня так, когда была еще маленькой, но Стреле дала имя сама Элинор. И явно не просто так, учитывая ее любовь ко всякого рода ассоциациям.

– Допустим. Твоя версия?

– Пару дней назад я сказал тебе, что не знаю кода, которым можно убить Кабинет. Это чистая правда, но Кабинет мой код может знать – или мог, пока еще владел старкесом. А Стрела может знать и его код, и мой. Имей это в виду.

После ББР Фред поехал в центр «Долголетие». По дороге он инсталлировал новую мозговитку и снял именную табличку, чтобы не привлекать внимания встречных рассов.

«Долголетие», если убрать рекламные слоганы, было обыкновенной химчисткой среднего класса, которой, видимо, пользовались и служащие ДЮ. Фред сказал охраннику-рассу в вестибюле, что пришел к Элоизе Коста.

– Разумеется, мар, – ответил тот, но Фред махнул служебным медальоном, и расс посмотрел на него второй раз. Фред прямо-таки видел, как крутятся шестеренки в голове его клон-брата. Это, значит, и есть тот парень, а та женщина – его дикарка. Впрочем, расс ничего на этот счет не сказал, только выделил Фреду путеводную линию.

Фред шел по плиточным коридорам мимо огромных палат, где стояли рядами эрнандес-баки. Он сам провел в одном таком две ничем не запомнившиеся недели, поправляясь после тяжелого лазерного ожога.

Линия привела его в палату 286D. По пути ему несколько раз приходилось пропускать медбайторов и каталочные составы. Клетушка, снабженная занавесом, едва вмещала бак и контроллер. В густой л иловатой жидкости плавало заново собранное тело инспектора Коста.

Она то ли спала, то ли смотрела какой-то муляжный скоп. На коже четко просматривались красные следы плазменных колец, раскроивших ее на пять отдельных частей. Самый длинный шов тянулся наискосок от правого плеча к левому бедру, деля одну грудь пополам чуть ниже соска. Лобок зарос обыкновенными темными волосами (Фред втайне ожидал, что он будет выбрит сердечком или в форме лилии, как у лулу, но Коста была не лулу).

Эрнандес-баки не предназначены для эротического сервиса, и плавающие в них нагие тела больше похожи на лабораторные экземпляры, но Фред сам удивился отвращению, которое вызвала в нем нагота инспектора.

В следующую секунду он заметил, что Коста на него смотрит. Привет, Лонденстейн, сказала она, затемнив нижнюю часть бака. Как мило, что вы меня навестили.

– Хотел убедиться, что они все куски пришили куда надо. Пришили вроде бы правильно, но кое-что работает не так хорошо, как раньше.

– Ничего, со временем все наладится.

Да, со временем. Я здесь всего трое суток, а точно срок в тюрьме отбываю.

Наступило неловкое молчание, и Фред осознал, что им абсолютно не о чем говорить. Она дикая, он клон, вот и вся история. Промучившись еще несколько минут, он пожелал ей скорейшего выздоровления и ушел. Неужели весь сыр-бор загорелся только из-за ее неполного сходства с лулу?

За регистрационной стойкой стояли теперь двое рассов, проводивших его пристальными взглядами.

– Маркус, – позвал Фред в купе-бусине по дороге домой. Да, Лонденстейн?

– Я тут подумал… Слушаю вас.

Фред думал, не стереть ли ему эту проклятую книгу… тьфу, даже выговорить противно. Что за претензионное название, в самый раз для апокрифа.

– Маркус, нельзя ли стереть записи, которые я на днях внес в бортжурнал «Полундра»?

Правилами это не предусмотрено.

– Не предусмотрено?

Вы отказываетесь от мыслей, которые там изложили?

– Сам не знаю. Я, наверное, был не в себе.

В таком случае что-то можно будет сделать. Мы не ограничимся одним только стиранием.

– То есть?

Мы полагаем, что вы пострадали от гальвеновой интоксикации в легкой форме. Известно, что такого рода реакция негативно влияет на рассудок и вызывает неадекватные мысли. Если мед-сканер подтвердит этот диагноз, мы не просто сотрем «Книгу расса», но полностью ее обезвредим.

– А это что значит?

На ее место мы вставим рассказ о том, как вы пострадали при исполнении служебного долга. И посоветуем братьям рассматривать ваши предыдущие заявления как бесконтрольные.

Фред не верил своим ушам. Одним махом исправить все, что он натворил?

– Это в самом деле возможно?

Да, в зависимости от результатов медсканера. Анализ можете сдать, когда захотите. Вас записать?

– Да! Чем раньше, тем лучше.

В таком случае я перенаправлю вашу бусину в оздоровительный центр.

Там его уже ждали.

– Помочитесь в двенадцатой кабине, – приказала дежурная дженни. Фред выполнил требуемое. – Пока все, – сказала она. – Ваш Маркус сообщит вам о результатах.

Он ощутил себя новым человеком.

– Мэри, угадай что!.. – крикнул он, ворвавшись в квартиру.

– Выключись, – сказала она. Экран в гостиной погас, но Фред успел рассмотреть парк, снятый с высоты пчелиного полета. Деревья, скамейки – и инвалидное кресло. Мэри была одета для выхода, с брошкой-слугой на лацкане.

– Ты куда это?

– Да так, – ответила она, не глядя ему в глаза. – День был тяжелый, хочу погулять в парке.

– Я с тобой. У меня тоже денек был паскудный.

– Я думала, у тебя выходной. Остался бы лучше дома и пообедал. Я скоро.

– Ничего, в парке поем.

Теннисные корты, роликодромы, дорожки для верховой езды. Голосоревнования на открытой площадке. Воздушные замки, тающие и снова растущие. Художники, стоящие под своими произведениями, полосовали руками небо, запуская ввысь луга, леса и драконов.

На четвертом ярусе Миллениум-парка две людные аллеи, пересекаясь, образовывали Угол Артистов. Мэри и Фред прошли мимо «смертоносных мачете» с их залитой кровью сценой. Рядом, под американским вязом, одиноко стояло инвалидное кресло. Фред предложил Мэри пакетик носовых фильтров. Она отказалась, но поняла свою ошибку, подойдя к креслу. Запах был тот самый, только в тысячу раз сильней. Ее затошнило. Может быть, его из-за этого не пустили в клинику.

Обожженного она видела впервые и усомнилась – неужели вот это может быть живым? Но в старике, вернее в его глазах, жизнь еще не угасла. Лысый череп напомнил ей о черепе его падчерицы.

– Здравствуйте еще раз, мар Кодьяк. Это я, Фред Лонденстейн, а это моя жена, Мэри Скарленд, о которой я вам говорил.

За старика ответило кресло.

– Самсон говорит: «Добрый вечер, марен, мы знакомы?»

– Да. Вчера вечером встречались на съезде.

– Я, разумеется, помню вас, коммандер Лонденстейн, – заверило кресло, – но у Сэма с головой не все ладно. Он просит меня подъехать вон к той скамейке, чтобы вы тоже могли присесть.

– Это не обязательно, – сказала Мэри. – К тому же скамейка занята.

Старик хрюкнул.

– Он говорит, она освободится, когда мы подъедем, – перевело кресло.

Так и вышло. Пара, сидевшая на скамейке, улетучилась задолго до их прибытия. Мэри села, взглянула на Фреда.

– Я, пожалуй, пройдусь, – сказал он.

– Сэм предлагает постоять у кассового столбика Китти. Внести миллионку для почина, а то до зрителей не доходит.

– Ваша софамильница тоже здесь? – Фред, проходя мимо, принял ее за статую, и даже теперь иллюзия не желала рассеиваться. Она была в балетном костюме – трико, пачка, белые туфельки с лентами, белая диадема на голове. Волосы, кожа, ногти, даже глазные радужки – все белое. Руки грациозно подняты над головой, одна нога слегка согнута, вся тяжесть приходится на пуанты. Только по легкой дрожи мышц на голени можно понять, сколько сил отнимает такая поза.

Фред поскорее сделал свой взнос – не миллионную, а десятитысячную. Кассовый столбик тут же тихо заиграл нечто классическое. Статуя балерины волшебным образом ожила, завершила свой пируэт, проделала батман и плие. Музыка столь же резко умолкла, и танцовщица вновь замерла.

Фред смутился. Видно, за десятитысячную на четвертом ярусе Миллениум-парка много не купишь. Он снова махнул на столбик, повысив сумму до одной десятой кредитки.

Реанимированная танцовщица завершила плие, как будто и не останавливалась. С такой ловкостью ног в театре бы выступать, а не на крошечной переносной сцене. Ее новый прыжок казался насмешкой над силами гравитации. Собравшаяся публика вознаградила ее усердными платежными взмахами, когда музыка опять прервалась.

Нет, она не ребенок, подумал зачарованный Фред. Это взрослая артистка, атлет в хрупком девчоночьем теле. На щеку ему легла капля ее пота, доказательство колоссальных усилий, – молочно-белая, как и все остальное. Фред стер ее пальцем и безотчетно поднес к губам.

Компактный балет продолжался без передышки, пока публику вместе с Фредом не отвлек пронзительный звук с соседней аллеи. Крик, жалобный и сердитый одновременно, шел из коляски, которой управляла одетая няней дженни. Няню сопровождали два неулыбчивых расса и огромная, черная с белым собака. Дженни велела коляске остановиться, откинула верх, и внутри обнаружился орущий, красный как свекла младенец!

– Подгузничек надо сменить, – непонятно кому объявила дженни.

Зрители изменили балерине ради настоящего ребенка – все, кроме Фреда. Он махнул в кассу еще пару десятых, боясь, что музыка остановится, но она прекратилась окончательно. Балерина поклонилась, Фред исправно поаплодировал. Столбик окружил сцену голографическим занавесом с надписью «Интермеццо». Фред продолжал стоять, не понимая, что такое с ним происходит.

Подбежавшая собака с интересом обнюхала столбик.

– Пшел вон! – рявкнул Фред. Собака посмотрела на него с полной невозмутимостью. Один глаз у нее был голубой, другой карий.

– Траппер, иди сюда, мальчик, – позвал расе-телохранитель, держа в руке грязный подгузник. – Не знаешь, куда здесь мусор выбрасывают? – спросил он Фреда.

Фред, несмотря на героические усилия, не сдержал ухмылки. Стоило ради этого проходить элитную подготовку!

– То еще дельце, – сказал он, и другой расе серьезно кивнул в ответ.

– Бросьте тут, – сказал девчоночий голос позади занавеса.

– Что вы, мар, – возразил расе, пытаясь разглядеть, кто это говорит. – Зачем вам эти какашки?

Сквозь занавес протолкнули корзинку с откинутой крышкой.

– Ничего, пригодятся.

Расс уложил подгузник в пакет, бросил в корзинку.

– То еще дельце, – подмигнул он Фреду и вернулся к своим обязанностям.

Фред хотел сказать, что его брат ошибся, что он не служит у этой девочки, но возможность была упущена. Корзинку втянули обратно, и сконфуженный Фред снова остался один.

Map Лонденстейн, сказал голос Маркуса.

– Да? – Фред отошел чуть подальше от сцены.

Боюсь, новости у меня невеселые. Анализ исключает отравление гальвеном.

Фред так и знал. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Все показатели в норме. Причину вашего неадекватного поведения нужно искать другими методами. Записать вас к психологу?

– Валяй, – вздохнул Фред.

– Что случилось, Фред? – спросила Мэри, подойдя к нему вместе с креслом. Китти вышла к ним сквозь занавес с полотенцем на худеньких плечиках, и кресло представило ее Мэри. Мэри пожала маленькую ручонку, и все трое замолчали, не зная, что бы такое сказать. Самсон в очередной раз заснул.

– Я видела, как вы танцуете, – нарушила молчание Мэри. – Прелестное зрелище.

– Благодарю вас, – присела девочка. Она намеренно не смотрела на Фреда, Фред намеренно не смотрел на нее.

– Мы чудесно провели время. Надо почаще в парке бывать.

– Получила ты то, за чем приходила? – спросил жену Фред на пути домой.

– Время покажет.

– Смотри только глупостей не наделай.

– Это и к тебе относится, Фред.

Пятница
3.13

Еще не рассвело, и до запланированной операции по извлечению Эллен из клиники оставалось четыре часа. Миви, расстелив мат на полу своей бункерной спальни и приглушив освещение, занимался тантрической и дыхательной гимнастикой для успокоения нервов. Полночи он бегал в туалет, выводя из организма дохлую технику. В обычных обстоятельствах он начал бы восстанавливать имплантовую экологию только через несколько дней, но предстоящая акция не оставила ему времени. Ночью он проглотил целую упаковку коммуникативов, и теперь в голове у него жужжало и вспыхивало от установки и настройки микроскопических раций.

Угол комнаты занимала диорама клинического коттеджа с выключенным звуком. Эллен уже не пытались оказать помощь, и ночные евангелины присутствовали, можно сказать, при ее агонии. Затем в коттедж неожиданно явился Крошка Ханк и велел им идти домой.

– Нам надо поговорить, – сказал Миви ментару, вскочив на ноги.

Тот сразу же возник в спальне. Миви заметил, что в эти последние дни Крошка Ханк меняет свою внешность особенно часто. Он то становился большим, то изображал мальчика-с-пальчик, делался то реалистическим, то мультяшным. Сегодня он достиг высшей степени реализма, четко выделив все поры на своем плоском носу.

– Это ты там, в клинике? – спросил Миви.

– Я.

– Отпускаешь лин? Зачем? Это в твой план не входило.

– Какой план?

Миви начал было отвечать, удержался, посмотрел на диораму внимательно. К увольнению евангелины отнеслись спокойно, но уходить и не думали. Вчерашний опыт научил их не доверять ментарам, приходящим в коттедж.

– Ты их всех увольняешь? – Миви перешел на старкес.

– Да, только остальных я уведомлю в более подходящее время. Эллен больше не нуждается в компаньонках, согласен?

Миви не услышал правильного ответа. Стрела, глоттировал он, проверь личность Крошки Ханка.

В идентификации отказано, ответила Стрела миг спустя. Ожидавший этого Миви тем не менее испытал шок.

– Еще что-нибудь? – спросил Крошка Ханк. – Мне нужно заняться похоронами.

Встав пораньше, Мэри загрузила взятый в парке образец запаха. В душевой кабинке домпьютер уведомил ее о срочном звонке Крошки Ханка. Она завернулась в халат, прошла через спальню и уже на пороге спросила шепотом:

– Ты не спишь?

– Нет, – пробормотал муж.

– С добрым утром, милая.

– С добрым утром. Мне звонят – дверь закрыть?

– Да, пожалуйста.

– Используй мое деловое «я» и соедини, – сказала Мэри в гостиной, приготовившись к худшему.

Крошка Ханк предстал в натуральную величину, в анораке из светлого меха. Тщательность изображения каждого волоска показалась Мэри чрезмерной.

– Мэри Скарленд, – начал он с непроницаемым выражением на щекастом лице, – я вынужден отказаться от ваших услуг, поскольку необходимости в них больше нет. Спасибо вам за труды. В клинику Рузвельта сегодня являться не надо.

– Подождите! – крикнула Мэри начавшему таять ментару. – Вы хотите сказать, что Эллен не подлежит спасению?

– Состояние мар Старк больше вас не касается, – сказал он и окончательно растворился.

Плачущая Мэри снова прокралась в постель. Фред обнял ее.

– С работой проблемы? – Она кивнула. – Ну, ты же знала, что это не навсегда. Почти неделю проработала – уже хорошо. И выходное пособие, наверное, получишь.

– Замолчи, Фред. Пожалуйста.

– Как скажешь.

Когда она основательно выплакалась, он отважился снова:

– Хочешь поговорить? – Она потрясла головой, уткнувшейся ему в грудь. – А позавтракать? – Утвердительный кивок. – Вот и ладно, я тоже. – Он очень старался скрыть свою радость по поводу ее увольнения. – Спущусь на рынок за настоящей ежевикой и сочиню мои фирменные оладьи. – Он вылез из кровати, взял на полке пакет с внутрибашенной одеждой. – Не вставай, я тебе в постель все подам.

Собачка по его требованию откопала в шкафу внутрибашенную обувь. Пока он обувался, стоя то на правой, то на левой ноге, до него донесся запах Самсона Харджера. Нюх привел его к сумке-контейнеру Мэри, стоящей у шкафа. С глубоким отвращением к самому себе Фред залез в нее и нашел бумажную салфетку в двойной оболочке из кухонных пакетов. Ядреный дух старика даже через два слоя пленки пробился. Вот, значит, она что задумала. Он догадывался, зачем ей так загорелось прогуляться по парку, но не до конца понимал, на что ей ароматическая метка Самсона. Теперь, после телефонного звонка, она Мэри, благодарение небу, уже не понадобится.

Он спрятал вонючий пакетик обратно в сумку и вышел. Уже несколько дней ему не было так хорошо. Он мысленно вычеркнул один пункт из списка своих неприятностей.

Его разбудил грохот. Богдан прищурился на свет и увидел, что лежит в садовом сарае, но на койке, не на полу. На койке Сэма. Опять этот грохот, но просыпаться пока неохота. Во сне он проделывал всякие чудеса, все кругом просто диву давались.

При очередном звуке он все-таки сел и выглянул в окошко сарая. Фрэнсис и Барри таскали какой-то хлам, сваливая его в кучу тут же рядом. Грохот шел с другого конца крыши, где прямо на соевых посадках стояла большая цистерна с надписью «Органоэластик». От цистерны тянулись шланги с Тобблерами на каждом конце.

Расти сунул голову в дверь.

– Смотрите-ка, кто пробудился.

– Что у вас тут творится?

Расти вошел и сел на слоновий пуфик Самсона.

– С этой стороны, леди и джентльмены, – показал он в направлении лестницы, – мы проводим инвентаризацию наших полок, одновременно расчищая дорогу для инвалидного кресла. Уже до седьмого дошли.

– Значит, Сэм еще…

– Да-да, он держится молодцом. Его поместили в комнату Китти, пока мы лестницу не расчистим. А здесь, – жест в сторону цистерны, – вы видите наших добрых соседей, заливающих резиной пустоты, проеденные сырьевыми пиратами. Эту работу они производят в обмен на часть нашей крыши. За нами остается сарайчик и огород, за ними – все остальное.

Трой Тобблер, с рукой на перевязи, в работах не участвовал. Богдан осторожно потрогал собственные щеку и нос. Боль прошла, и он отодрал молескин.

– Вроде бы все зажило, – осмотрев его, сказал Расти.

– И долго я тут провалялся?

– Сутки с половиной примерно. Мы волновались, что не можем тебя разбудить, но автодок сказал, что ты в порядке и тебе просто надо выспаться. Вчера мы позвонили в «Э-Плюрибус» – предупредить, что ты на работу не выйдешь. Представь себе наше удивление.

Богдан потупился.

– Я хотел объявить об этом на следующем суповом горшке.

– Да-да, я знаю.

– Зато выходное пособие выплатили.

– Ну и хорошо. Все равно при переезде в Вайоминг тебе пришлось бы уволиться.

Богдан раскрыл рот, а Расти с улыбкой посмотрел в окошко на Тобблеров.

– Потому они дом и ремонтируют – думают, он так или иначе весь к ним перейдет.

– А мы? Мы что же?..

– Пока все неофициально, но, похоже, шансы у нас еще есть. Бидлы боятся, что потеряют свою индивидуальность, если войдут в большой чартер вроде Тобблера. Поэтому они хотят взять два маленьких и слепить их в один большой с собой вместе. Нас они не вычеркивают из-за Хьюберта. Микрошахтному бизнесу нужен ментар, а они есть далеко не у всех мелких домов.

– Значит, утилизировать его мы не будем?

– Это в наши планы никогда не входило. Кейл просто попугать его немного хотел. Хьюберт у нас большой лодырь, надо признаться. Сэм его испортил вконец.

Богдан снова посмотрел в окошко на Троя.

– И что, им до сих пор никто не сказал про арест Хьюберта?

– Как же, не сказал! Докладывали неоднократно. Но они говорят, что подождут. Дадут нам время уладить дело с законом. Они ничего народ, Бидлы, когда их поближе узнаешь. Даже к дракам спокойно относятся – говорят, хорошо бы поучить тебя боксу.

Богдан слез с койки. На рассадном столе лежал сверток с одеждой – Эйприл, наверное, оставила.

– Но как же мы вернем Хьюберта, если внукоры даже поговорить с ним не разрешают?

– Надо будет что-то придумать. Кейл совещается с автосоветником.

Уже собравшись выйти, Богдан вспомнил еще одну вещь:

– А как твои съездовские свидания? Расти грустно покачал головой.

– Извини.

– А вот у Эйприл хорошие новости. К ней подкатилась сваха – кажется, большая рыба наклевывается.

– Эйприл? – Богдану вспомнилась женщина из Завруса в бальном зале. – Вот здорово!

Быстрее всего передать сообщение в нулевой бункер можно было через радиоактивный туннель, куда нет доступа ни человеку, ни пастовику, ни электронному разуму. Миви отправил туда записку, написанную по-старкесски на клочке бумаги, надеясь, что дубль Крошки Ханка еще не утратил способности понимать метаязык, и пошел завтракать на камбуз.

[Доктор Руссель ждет вас в гараже], час спустя доложила Стрела.

Миви поспешил к лифту. В гараже доктор Руссель и медбайтор из нулевого бункера грузили в седан портативный эрнандес-бак. Последний состоял из простого контроллера, насоса для циркуляции амниопены и хромового цилиндра чуть больше человеческой головы. Миви поискал глазами канистру дубля, но ее не было.

– Извините, – пропела доктор, – этот… ушко есть слабый. – Она открыла бак и тут же закрыла снова, но Миви успел разглядеть внутри ментарскую канистру. Он притворился, что исследует шов.

– Нет, все в порядке, по-моему, – сказал он, закрывая грузовой люк. – Едем?

Они сели в машину. Включились пропеллеры. [Стрела, сказал Миви, проверь Крошку Ханка в канистре].

[Идентичность подтверждаю, ответила она миг спустя. Крошка Ханк в канистре говорит, что ситуация изменилась и действовать нужно по плану В. Для этого перед клиникой нам нужно заехать в федеральное здание].

[В таком случае он снова должен взять лин на работу].

Когда Фред убирал столик для завтрака, зазвонил телефон.

– Это тебя, – крикнул он Мэри, стряхивая крошки в кухонный уловитель, и стал прислушиваться. Этот день они собрались провести на озере.

– Опять вы? – сказала Мэри.

– Доброе утро, мар Скарленд, – ответил незнакомый Фреду голос – не Кабинет. – Посмотрите, пожалуйста, вашу почту.

– Увольняете и тут же снова берете? – возмутилась Мэри некоторое время спустя.

– Произошло досадное недоразумение. Прошу обратить внимание на компенсацию, которая вам предлагается. Ваша смена уже началась, и в случае согласия вы должны немедленно выехать в клинику. Итак, вы согласны?

Мэри не спешила с ответом.

– Map Старк все еще жива?

– Вы нужны ей больше, чем когда-либо прежде.

Фред не расслышал, что ответила Мэри. Разговор закончился, и она снова вернулась в спальню. Фред тоже вошел туда. Мэри выкинула из своей большой сумки пляжное одеяло и укладывала туда рабочий инвентарь, включая дурацкую шапочку и салфетку с запахом.

– Нечего шпионить за мной, – бросила она, не глядя на мужа. – Думаю, Николасу это тоже не нравится. – Она быстро переоделась в свой рабочий комплект.

– Твоя клиентка – настоящий «глаз урагана». Когда ты с ней, тебя со всех сторон окружает опасность, к которой ты совершенно не подготовлена. С тех пор как началась эта аффовская корректировка рынка, мы безвозвратно утратили десять моих братьев, тринадцать джерри, двадцать шесть белинд, семьсот восемьдесят найков. Хочешь пополнить список евангелинами? Ты вовремя вспомнила о Николасе. Свяжись с ним, пусть выскажет свое мнение.

– Позвони ему сам. – Мэри взяла сумку и направилась к двери. – Каждый нормальный расс на твоем месте сделал бы именно это. – Стоявший в дверях Фред поморщился, но не уступил ей дорогу. – Я сожалею о твоих братьях и обо всех остальных, Фред. От души сожалею. Уйди с дороги, пожалуйста.

Он, подбоченившись, продолжал загораживать дверь.

– Ты спрашивала, жива ли она, но ответа я не услышал. Так как же, жива твоя Эллен? – Мэри вздрогнула. – Да, я знаю твою клиентку. Когда-то я работал у Старков. Поверь мне: ментара, который за этим стоит, твоя судьба мало волнует. – Фред раскрыл сумку, достал шапочку-таблетку. – Ты всего лишь одно из его орудий. Он использует тебя, чтобы получить то, что хочет, – в данном случае младшую Старк. – Он швырнул шапочку обратно. – Думаю, если она жива, то все еще без сознания. У тебя это никаких подозрений не вызывает? Зачем ей в таком состоянии компаньонки? Не обижайся, но ведь ты и твои сестры – не дженни. В хорошем смысле, – поспешно добавил он, видя, как нахмурилась Мэри.

– Нет, не в хорошем. – Она села на кровать, поставив сумку у ног. – Мы что, перешли к открытому разговору о наших служебных обязанностях? Я просто хочу понять. Мы утаиваем от Николаса важнейшую информацию, правильно? На нас с тобой это не похоже, и мы бы не стали этого делать без веских причин. Так вот, у меня они есть. Почему бы тебе не назвать мне свои? Но сначала один личный вопрос, можно?

О черт! Фреду это совсем не понравилось: Ему захотелось заткнуть уши, как маленькому. Мэри подошла к нему по ковру, глядя пристально, по-птичьи.

– Можно вообще-то и без вопросов. – Она уперлась ладошкой ему в грудь и толкнула, но он не двинулся с места. – Ну, как хочешь. – Она вернулась на место. – в свою защиту скажу, что я не полная дура. Я знаю, что в этой работе есть элемент опасности, но все не так страшно, как ты себе воображаешь. В клинике безопасность поставлена на высочайший уровень.

– Хорошо сказано. С твоим богатым опытом в этих вопросах…

– Замолчи, Фред, и послушай. Я понимаю, что иду на риск, и заявляю, что делаю это совершенно сознательно.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

– Может, и не имею, но одно-то я знаю твердо. Мы с сестрами, весь наш род, пребываем в упадке. Каждый день кто-то из нас отправляется на подземные этажи. Это неудивительно: мы ничего не умеем, как бы ни старались научиться чему-то. Ты же знаешь, Фред, это правда.

– С тобой этого не случится.

– Выходит, мы только и способны, что быть содержанками? Кроме того, мы и вас тянем вниз. Знаешь ли ты, что рассы, женатые на линах, в среднем на 4,6 года старше своих братьев, выбравших жен из других типажей? И что вы стареете с каждым днем? Спроси своего Маркуса, он познакомит тебя со статистикой. А сколько омоложений мы с тобой пропустили за эти три года? Когда в последний раз были в отпуске? Покупали мебель? Для нас, итерантов, планка поставлена весьма высоко. Зарабатывать должны оба супруга, иначе они вместе покатятся под откос.

– Мэри, прошу тебя…

– О нас просто забыли, Фред. Разве вы с братьями в нашем случае не пошли бы на самые чрезвычайные меры, чтобы переломить ситуацию? Тогда и нас нельзя упрекать. Этот шанс нам просто с неба упал. Нас восьмерых наняли для ухода за больной, знаменитой по всему миру. Делая это, мы открываем новую область работы для компаньонок. Показываем, как можно поддержать человека, подвергающегося глубокой органической перестройке. Если даже коматозники в нас нуждаются, представь, какие возможности откроются перед другими нашими сестрами. Но для этого нужно, чтобы наша клиентка выжила и пришла в себя, что возвращает нас к текущей проблеме. Ведь не намерен же ты загораживать дорогу целому типажу, Лонденстейн?

– Типажу нет, только тебе. Извини.

– И ты тоже извини. У меня просто выбора не остается. – Мэри вся как-то поникла. – Пожалуйста, Фред. Отойди, если любишь меня.

– Не говори так. Ты знаешь, как я тебя люблю.

Мэри расхаживала по комнате – плохой знак для евангелины, хуже некуда.

– Ты ведь помнишь, что в августе будут праздновать столетие рассов? Вы старейший в мире коммерческий типаж. Поздравляю.

– Спасибо, Мэри.

– А ты – старейшина в своем типаже. Выпуск 2В. Взад и вперед, взад и вперед, от бюро к шкафу.

– Ты признался мне, что боишься стать жертвой клонового износа.

– Да, признался. Хочешь использовать это против меня? Она приостановилась, но тут же возобновила свои метания.

– Ты готов услышать правду, Фред? Даже самую горькую? Ты всегда говорил, что правда тебя не пугает. Потому ты мне все это и выложил, так ведь? В общем, я много думала о твоей «Книге расса». – Фред болезненно поморщился. – Мне казалось, что одна идея об ее написании ставит тебя вне твоего типажа, но теперь уверенности у меня поубавилось. Думаю, причина заложена в вашем прабрате Томасе Э. Рассе. Может быть, он вел дневник, где записывал самые тайные свои мысли и чувства? Никто об этом не знал, вот дневник и не нашли после его смерти. Это возможно, не так ли, Фред? Если Томас Э. действительно вел дневник, то твоя «Книга расса» – всего лишь нормальный отклик на затаенную рассовскую потребность. Признайся же, что такое вполне возможно.

Фред кивнул. Он не знал, к чему ведет Мэри, и боялся спросить.

– Хорошо, а теперь вопрос. Готов?

Фред напрягся так, что затрещала дверная рама.

– У Томаса Расса, случайно, не было слабости к маленьким девочкам? Потому что у тебя, судя по вчерашнему вечеру в парке, она точно есть.

* * *

Опомнившись немного, Фред увидел, что сидит на краю кровати, свесив голову ниже колен. Мэри ушла, сбежала. Смела его с дороги несколькими словами. Он воздавал ей должное, несмотря на стыд, но даже ее прямое попадание не смогло выбить из его головы Китти. И Коста, если уж на то пошло, и хорошенькую мишель, с которой он утром столкнулся внизу в магазине. Что же с ним такое творится? Ну, что бы там ни было, придется с этим повременить. Надо что-то делать, и быстро, иначе Мэри конец, только вот что? Первым его импульсом было настучать Николасу. Именно так поступил бы «нормальный» расс, а ничего лучшего Фред все равно придумать не мог. Рассу с сомнительной нормальностью требовался хоть какой-то план и хотя бы один друг.