Текст книги "Хорошая работа"

Автор книги: Дэвид Лодж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– Может быть, люди станут работать лучше, если каждый будет заинтересован в результате, – предположила Робин.

– Каким это образом?

– Ну, если они будут получать процент от дохода.

– А в случае убытков?

Робин обдумала этот неожиданный вопрос и ответила, пожав плечами:

– Капитализм несовершенен, не так ли? Это лотерея. Кто-то выигрывает, кто-то терпит поражение.

– Вся жизнь несовершенна, – ответил Уилкокс и посмотрел на часы. – Пожалуй, нам пора перекусить.

Завтрак оказался таким же оскорбительным для человеческих чувств, как и все остальное. К крайнему удивлению Робин, руководящий состав не пользовался никакими привилегиями.

– Раньше в «Принглс» была отдельная директорская столовая со своим поваром, – рассказывал Уилкокс, ведя Робин в административный корпус по неприглядным коридорам, а затем через двор, где свежий снег успел запорошить расчищенную дорожку. – Я иногда там обедал, когда работал в «Льюис и Арбакл». Кормили очень славно. А для среднего звена был отдельный ресторанчик. Их смыло первой волной сокращений. Сейчас есть только буфет.

– Что ж, это вполне демократично, – одобрила Робин.

– Ничего подобного, – возразил Уилкокс. – Старший состав теперь ходит в местный паб, а рабочие предпочитают приносить еду с собой. – Он ввел ее в мрачный, плохо освещенный буфет. Столики с пластиковыми столешницами и литые пластиковые стулья. Окна запотели, в воздухе чувствовался запах, напомнивший Робин о тошнотворных школьных обедах. Как она и ожидала, пища здесь предлагалась тяжелая – мясная запеканка или жареная рыба, чипсы, отварная капуста, консервированный горошек, пудинг с заварным кремом. Но все на удивление дешево: полный обед всего за пятьдесят пенсов. Робин поинтересовалась, почему в буфет ходит так мало рабочих.

– Потому что им придется переодеваться, – объяснил Уилкокс, – а это слишком муторно. Они предпочитают перекусить тем, что захватили из дома, при этом сидя на полу и даже не вымыв руки. Напрасно вы так за них переживаете, – продолжал он. – Это весьма неотесанная публика. По-моему, им нравится грязь. В ноябре мы сделали капитальный ремонт туалетов в цехах. За две недели их изгадили в пух и прах. Просто отвратительно, во что их превратили.

– Может быть, это форма мести? – предположила Робин.

– Мести? – изумился Уилкокс. – Но кому? Мне за то, что я сделал им новые туалеты?

– Месть всей системе.

– Какой системе?

– Заводской. Она вполне может породить сильное негодование.

– Никто не заставляет их здесь работать, – напомнил Уилкокс, накалывая на вилку кусок мясной запеканки.

– Я хотела сказать, что это может идти из подсознания.

– Откуда? Кто это сказал? – поинтересовался Уилкокс, удивленно подняв брови.

– Фрейд, – объяснила Робин. – Зигмунд Фрейд, создатель теории психоанализа.

– Я знаю, кто такой Фрейд, – огрызнулся Уилкокс. – Я совсем не идиот, хоть и работаю на заводе.

– Я этого и не говорила, – вспыхнула Робин. – И все-таки, вы читали Фрейда?

– У меня нет времени на чтение, – ответил Уилкокс. – Но я отлично знаю, о чем он там пишет. Что все замешано на сексе, не так ли?

– Это сильно упрощенное толкование, – возразила Робин, пытаясь извлечь пережаренную рыбу из-под ярко-рыжей маслянистой корочки.

– Но по сути верное?

– Ну, нельзя сказать, чтобы совсем ошибочное, – признала Робин. – В ранних работах Фрейд утверждал, что либидо есть основная движущая сила человеческого поведения. Но позднее он пришел к выводу, что более важным является инстинкт смерти.

– Инстинкт смерти? Что это такое? – Уилкокс застыл, не донеся до рта кусочек мяса.

– Трудно объяснить. Если вкратце, его мысль заключается в том, что все мы подсознательно стремимся к смерти, к небытию, потому что бытие приносит много страдания.

– Я частенько чувствую это в пять утра, – сказал Уилкокс. – Но когда просыпаюсь – проходит.

Вскоре после того, как они вернулись в кабинет Уилкокса, в дверях нарисовался Брайан Эверторп. Его лицо сияло, а пиджак туже, чем обычно, обтягивал солидный животик.

– Привет, Вик. Мы ждали вас в пабе. Но вы, без сомнения, предавались милому тет-а-тет в каком-нибудь более пристойном месте. Небось, в «Королевской голове»? – он скосил на Робин хитрые глаза и рыгнул, прикрыв рот ладонью.

– Мы завтракали в буфете, – сдержанно произнес Уилкокс.

Уилкокс сделал шаг назад, изобразив безмерное удивление.

– Вик, как ты мог отвести ее в эту дыру?!

– Какая же это дыра? – сказал Уилкокс. – Там чисто и дешево.

– Вам понравилась еда? – спросил Эверторп у Робин. – Ей далеко до изысканной кухни, не правда ли?

– Полагаю, это неотъемлемая часть завода, – ответила Робин, усаживаясь в кресло.

– Очень дипломатично. В следующий раз… Надеюсь, будет и следующий раз? Так вот, в следующий раз попросите Вика отвести вас в «Королевскую голову». Если, конечно, он согласится.

– Ты пришел по делу? – раздраженно перебил Уилкокс.

– Да, у меня тут возникла мыслишка. По-моему, нам нужен свой календарь. Знаешь, его можно дарить заказчикам в конце года. Отличная реклама. Он будет висеть у них на стенке триста шестьдесят пять дней в году.

– Какой календарь? – не понял Уилкокс.

– Ну, самый обычный. Пташки с грудками. – Он подмигнул Робин. – В хорошем вкусе, без пошлятины. Как у Пирелли. Некоторые их коллекционируют.

– У тебя как с головой? – поинтересовался Уилкокс.

– Я знаю, что ты сейчас скажешь, – откликнулся Эверторп и поднял вверх пухлые розовые ручки, словно призывая к спокойствию. – «На это у нас нет средств». Но я и не собирался нанимать лондонских фотомоделей. Это можно провернуть очень дешево. Ты же знаешь, что у Ширли есть дочь, которая работает моделью.

– Хочет ею стать, если быть точным.

– Трейси вполне подойдет, Вик. Ты должен посмотреть ее альбом.

– Я уже видел. Она похожа на двойную порцию розового бланманже. И возбуждает примерно с такой же силой. Это Ширли тебя подговорила?

– Нет, Вик, идея моя собственная, – ответил Эверторп, погрустнев. – Естественно, я обсуждал ее с Ширли. Она «за».

– Еще бы.

– Я предлагаю снять одну и ту же модель – в данном случае Трейси, – но для каждого месяца на новом фоне, в зависимости от времени года.

– Очень оригинально. А если у фотографа возникнут другие идеи?

– В этом-то и состоит вторая часть моего плана. Видишь ли, я являюсь членом клуба фотографов…

– Извините, – вмешалась в разговор Робин, вставая с кресла. Оба мужчины, которые в пылу спора попросту забыли о ней, дружно повернули головы и посмотрели на гостью. Она обратилась к Эверторпу. – Правильно ли я поняла, что вы предлагаете рекламировать свою продукцию с помощью календаря, унижающего достоинство женщин?

– Он не будет унижать женщин, моя дорогая, он будет… – Эверторп замолчал, подыскивая слова.

– Прославлять их? – подсказала Робин.

– Совершенно верно.

– Да, я уже слышала нечто подобное. Но вы предлагаете использовать фотографии обнаженных женщин, или одной и той же обнаженной женщины, как на картинках, налепленных на стены по всему заводу. Разве не так?

– Так, но в более строгом стиле. В изысканном вкусе. Без непристойных поз. Только сиськи и попки.

– А как насчет того, чтобы добавить пиписьки и попки? – предложила Робин и с удовлетворением отметила, что Эверторп поставлен в тупик.

– Как это? – спросил он.

– Видите ли, согласно статистике, не менее десяти процентов ваших заказчиков должны быть гомосексуалистами. Разве они не имеют права на малую толику порнушки?

– Ха-ха! – неловко рассмеялся Эверторп. – В нашей сфере деятельности не так уж много чудаков. Правда, Вик?

Уилкокс, который с огромным интересом следил за их беседой, ничего не ответил.

– А как насчет тех женщин, которые работают в офисах, где висят подобные календари? – продолжала Робин. – Почему они должны все время смотреть на голых женщин? Неужели нельзя посвятить несколько месяцев голым мужчинам? Может, вы и сами попозируете вместе с Трейси?

Вик Уилкокс захохотал.

– Боюсь, вы ошибаетесь, моя дорогая, – ответил Эверторп, пытаясь удержаться на высоте. – Женщины вовсе не такие. Они не интересуются фотографиями голых мужчин.

– А я интересуюсь, – заявила Робин. – Мне нравятся с волосатой грудью и с членами в четверть метра. – Эверторп обалдело уставился на нее. – Вы потрясены? Но ведь вы считаете нормальным болтать о женских сиськах и попках, развешивать на каждом шагу эти картинки. Нет, это не нормально. Это унижает женщин, которые позируют для фотографий. Это унижает мужчин, глазеющих на календари. Это унижает само понятие секса.

– Очень увлекательная беседа, – вмешался Уилкокс, глядя на часы, – но через пять минут у меня здесь совещание с техническим директором и его командой.

– Что ж, поговорим потом, – гордо заявил Эверторп. – Когда нам ничто не будет мешать.

– Боюсь, это неудачное предложение, Брайан, – сказал Уилкокс.

– Стюарт Бакстер так не думает, – заявил тот, тыльной стороной ладони распушая свои бакенбарды.

– А меня не волнует, что думает Стюарт Бакстер, – парировал Уилкокс.

– Я вернусь к этому вопросу, когда твоя тень, твой ангел-хранитель или кто она там есть позволит мне высказаться, – заявил Эверторп и гордо удалился.

Робин, у которой ноги вдруг сделались ватными, как только кончилось действие адреналина, тут же рухнула в кресло. Уилкокс, провожавший взглядом удалявшегося Эверторпа, повернулся к ней, едва сдерживая улыбку.

– Мне очень понравилось, – сказал он.

– Значит, вы со мной согласны?

– Мы славно повеселились.

– А по существу? Что касается эксплуатации женского тела?

– У меня на эти глупости времени нет, – ответил Уилкокс. – Но некоторые мужчины так и остаются подростками.

– Вы должны с этим что-нибудь сделать, – возмутилась Робин. – Вы же начальник. Нужно вышвырнуть с завода все эти картинки.

– Я бы это сделал, если бы совсем спятил. Чего мне в жизни не хватает, так это забастовки из-за картинок.

– Тогда хотя бы подайте пример. В кабинете вашего секретаря тоже висит календарь с девицами.

– В самом деле? – искренне удивился Уилкокс. Он даже вскочил со стула и вышел в соседнюю комнату, а через пару минут вернулся, озадаченно потирая подбородок. – Смешно, но я его как-то не замечал. Это подарок фирмы «Грешем Пампе».

– Так что, вы его снимете?

– Ширли говорит, заказчикам из «Грешема» приятно, что он там висит. Нет смысла обижать покупателей.

Робин сокрушенно покачала головой. Она расстроилась, потому что упустила возможность, вернувшись из экспедиции в самое сердце бескультурья, доложить Чарльзу и Пенни Блэк об одержанной ею маленькой победе.

Уилкокс включил свет, подошел к окну, за которым уже начинало темнеть, и выглянул в щелку между пластинами вертикальных жалюзи.

– Опять пошел снег. Пожалуй, вам пора ехать. На дорогах снова будут пробки.

– Как вам угодно, – пожала плечами Робин. – Но предупреждаю: я привыкла работать допоздна.

Пока Робин сомневалась, ехать ей или остаться, в кабинете стали собираться мужчины в однотипных костюмах и унылых галстуках, все как один с бледными лицами. Казалось, на заводе только бледные и работают. Робко входили, уважительно кивали Уилкоксу и искоса поглядывали на Робин. Потом усаживались за стол, вынимали из карманов сигареты, зажигалки и калькуляторы и раскладывали их перед собой так аккуратно, словно это были предметы, необходимые для игры, в которую они собирались сейчас сыграть.

– Где мне сесть? – спросила Робин.

– Где хотите, – отозвался Уилкокс.

Робин устроилась напротив него, на другом конце стола.

– Это доктор Робин Пенроуз из Раммиджского университета, – представил ее Уилкокс. Словно получив от начальства разрешение глазеть на гостью, все мужчины одновременно повернулись к ней. – Полагаю, вы все наслышаны о Годе Промышленности. И все вы знаете, что такое тень. Так вот, доктор Пенроуз – моя тень по случаю Года Промышленности. – Он оглядел всех собравшихся, как будто проверяя, не рискнул ли кто улыбнуться. Не улыбался никто. Тогда Вик вкратце поведал о Базе Теневых Резервов, а напоследок сказал: – Прошу всех вести себя так, как если бы ее здесь не было.

Эту просьбу они выполнили с легкостью. Совещание началось. Его темой были убытки. Уилкокс начал с сообщения о том, что процент брака, выявленного их собственными контролерами, составляет пять процентов и он считает эту цифру непозволительно высокой. Еще один процент – возврат покупателями. Потом он перечислил возможные причины брака – неисправное оборудование, халатность рабочих, невнимательность контролеров, ошибки при лабораторном тестировании – и попросил начальников соответствующих подразделений назвать причину появления брака на вверенном им участке. Робин было трудно уследить за ходом беседы. Технические директора изъяснялись весьма загадочно, говорили на непонятном ей языке терминов. Аденоидный носовой выговор мешал слушать, а от густого табачного дыма слезились глаза. Очень скоро Робин заскучала и стала смотреть в окно, на сгущавшиеся зимние сумерки и поблескивавший на лету снег. Она подумала, что снегом сейчас укрыт весь Раммидж, и от нечего делать принялась сочинять вариации на тему знаменитого пассажа Джеймса Джойса. Снег ложится на все в этом городе и в его пригородах: на асфальтированные шоссе, на заводы и фабрики, вокруг которых нет ни единого деревца, на лужайки университетского кампуса, а к западу от города – на суровые темные воды канала Уоллсбери. Но вдруг что-то в беседе снова привлекло ее внимание.

Говорили о станке, который все время ломается.

– Это вина оператора, – сказал один из директоров. – Он не справляется со своей работой. Неправильно его отрегулировал, вот он и заедает.

– Как фамилия? – спросил Уилкокс.

– Рэм. Он пакистанец, – ответили ему.

– Не пакистанец, а индус, – возразил другой сотрудник.

– Какая разница? Его зовут Денни. Денни Рэм. Мы перевели его на эту работу зимой, когда не хватало операторов, и повысили ему разряд.

– Значит, нужно от него избавиться, – решил Уилкокс. – Он создает нам лишние проблемы. Терри, займись этим, хорошо?

Терри, мужчина крепкого сложения, куривший трубку, вынул ее изо рта и сказал:

– У нас нет оснований для увольнения.

– Ерунда. Он прошел обучение?

– Не уверен.

– Проверь. Если нет, приставь к нему инструктора. Ты меня понял?

Терри кивнул.

– И каждый раз, когда он выдает брак, делай ему предупреждение по всей форме. После третьего он будет уволен. Вряд ли это займет больше двух недель. Договорились?

– Да, – снова кивнул Терри и сжал трубку зубами.

– Следующий вопрос, – объявил Уилкокс, – это контроль качества в механическом цехе. Тут у меня есть некоторые цифры…

– Простите, – перебила Робин.

– Да, в чем дело? – раздраженно переспросил Уилкокс.

– Я правильно поняла, что вы собираетесь заставить человека совершать ошибки, а затем уволить его?

Уилкокс уставился на Робин. Повисло тяжелое молчание, как в салуне на Диком Западе перед началом мордобоя. Все директора не то что молчали, они сидели не шелохнувшись. Кажется, даже не дышали. А вот Робин дышала часто и прерывисто.

– Мне кажется, это не ваше дело, доктор Пенроуз, – наконец выговорил Уилкокс.

– Как раз напротив, – взволнованно возразила Робин. – Это дело каждого, кто хочет правды и справедливости. Неужели вы не понимаете, что увольнять этого человека нечестно? – спросила она, оглядев всех присутствующих. – Как вы можете сидеть и молчать? – Директора смущенно теребили свои сигареты и калькуляторы, избегая ее взгляда.

– Это административный вопрос, в котором вы некомпетентны, – сказал Уилкокс.

– Это не административный вопрос, а вопрос морали, – не унималась Робин.

Уилкокс аж побелел от злости.

– Доктор Пенроуз, – прорычал он, – по-моему, у вас сложилось неверное представление о вашем положении на заводе. Вы – тень, а не инспектор. И вы здесь для того, чтобы учиться, а не для того, чтобы вмешиваться в дела. И я вынужден просить вас либо хранить молчание, либо покинуть кабинет.

– Хорошо, я уйду, – сказала Робин. В полной тишине она собрала свои вещи и вышла.

– Совещание уже кончилось? – спросила Ширли, одарив ее ослепительной дежурной улыбкой.

– Нет, продолжается, – ответила Робин.

– Вы ушли пораньше, да? И правильно – в такую-то погоду. Вы придете завтра?

– Через неделю. Я буду приезжать по средам, такова договоренность, – сказала Робин, сильно сомневаясь в том, что эта договоренность останется в силе. Тем не менее, она сочла своим долгом промолчать о только что возникшем конфликте. – Вы знаете рабочего по имени Денни Рэм? – как бы между прочим спросила она.

– Не уверена. Где он работает?

– Точно не знаю. На каком-то станке.

– Ну, они все здесь работают на станках, – засмеялась Ширли. – Для вас все это непривычно, как в другом мире, не так ли? Я имею в виду, после Университета.

– Да, непривычно.

– Этот Рэм – ваш знакомый? – в голосе Ширли зазвучало любопытство, даже подозрение.

– Нет, но мне кажется, это отец одного из моих студентов, – на ходу сочинила Робин.

– Спросите у Бетти Мейтленд из бухгалтерии, – посоветовала Ширли. – Вторая дверь по коридору.

– Спасибо, – поблагодарила Робин.

Бетти Мейтленд любезно согласилась поискать Денни Рэма в платежных ведомостях (оказалось, его зовут Дениатай Рэм) и сообщила, что он работает в литейном цехе. Поскольку Робин был известен только тот путь, которым ее провели этим утром, ей пришлось вновь его проделать.

В механическом цехе, без Вика Уилкокса, Робин явно бросалась в глаза – виной тому были модные сапожки на каблуках и кремовая куртка. На нее смотрели, как на редкое животное – белую лань или единорога. Пока она шла через цех, ее повсюду сопровождал восхищенный присвист, слышный даже сквозь лязг станков. Чем больше рабочие свистели, чем скабрезнее становились их оклики, тем быстрее вышагивала Робин. Но чем быстрее она шла, тем более доступной мишенью для насмешек становилась, потому что ей то и дело приходилось уворачиваться от верстаков, перепрыгивать через груды металла и поскальзываться на промасленном полу. Ее щеки стали такими же пылающими, как волосы, а крылья носа побелели. Она упрямо смотрела только вперед, не глядя на обидчиков. «Эй, детка, не меня ищешь? Хочешь поразвлечься? Покажи-ка нам свои ножки! Иди сюда, займись моим прибором!»

Наконец в дальнем углу огромного цеха Робин обнаружила выход и сломя голову бросилась в темноту внутреннего двора, заваленного сломанным оборудованием, об этом она помнила с утренней экскурсии. Робин немного постояла под тусклым фонарем, чтобы прийти в себя и глотнуть холодного воздуха, перед тем как окунуться в кошмар третьего круга заводского ада. При отсутствии дневного света, худо-бедно скрашивавшего обстановку в литейном, этот цех показался ей еще ужаснее, огонь в печах полыхал еще яростнее. Рабочих здесь было меньше, чем в механическом, да и вели они себя скромнее, вероятно, потому что были в основном азиатского происхождения. Они отводили глаза и отворачивались при приближении Робин, словно ее присутствие пугало их.

– Скажите, где работает Денни Рэм? – спрашивала Робин.

Они трясли головами, выпучивали глаза, нервно улыбались и возвращались к своей загадочной работе. В конце концов Робин подошла к белому мужчине, прикуривавшему от полуметрового пламени газовой горелки, который, казалось, был готов ответить на ее вопрос.

– Денни Рэм? – переспросил он, наклонив голову набок, чтобы не обжечься. – Да, я его знаю. А что?

– Мне нужно ему кое-что сообщить.

– Он там, – сказал тот, указывая на худого азиата с грустным лицом, стоявшего у какого-то сложного станка. Станок издавал такой шум и был предметом столь пристального внимания Рэма, что тот даже не заметил, как Робин к нему подошла.

– Мистер Рэм? – спросила она, трогая его за плечо.

Он вздрогнул и резко обернулся.

– Да?

– Я хочу сообщить вам кое-что очень важное, – прокричала Робин.

– Сообщить? – удивился Рэм. – А вы кто?

Тут станок закончил очередной этап своей работы, и Робин смогла продолжить, почти не повышая голоса.

– Неважно, кто я. Это конфиденциальная информация, но мне кажется, вам следует знать. Вас хотят обвинить в том, что вы плохо работаете, и объявлять вам выговоры, а потом уволить. Вы меня поняли? Кто предупрежден, тот вооружен. И никому ни слова. – Она ободряюще улыбнулась и протянула руку. – До свидания.

Рэм попытался вытереть ладони о штаны и пожал Робин руку.

– Кто вы? – снова спросил он. – И откуда узнали?

– Я – тень, – ответила Робин.

Рэм был заинтригован и слегка испуган, как если бы эту весть ему принес некий божественный посланец.

– Спасибо, – только и сказал он.

Чтобы больше не мучиться в механическом цехе, Робин отправилась на стоянку по улице, в обход здания. Но дорожки занесло снегом, и идти оказалось нелегко. Она сразу же заблудилась в лабиринте дворов и проходов, разделявших множество зданий, некоторые из которых уже не использовались и опустели. К тому же Робин не встретила никого, кто подсказал бы дорогу. В конце концов, после двадцатиминутного блуждания, она почувствовала, что сапоги промокли, а мышцы ног заныли от продирания через снег. Тут-то она и набрела на стоянку, где обнаружила свою машину. Робин счистила со стекол толстый слой снега и, испытав сладостное облегчение, уселась за руль. Повернула ключ зажигания. Но ничего не произошло.

– Черт! – выругалась Робин, сидя одна-одинешенька посреди занесенной снегом стоянки. – Вот задница!

Если дело в аккумуляторе, он, должно быть, приказал-таки долго жить, потому что машина не издала ни малейшего шепота или писка. Но что бы это ни было, Робин ничего не сможет сделать, ибо не имеет ни малейшего представления о том, что скрывается под капотом ее «рено». Она устало выбралась из машины и побрела к входу в административный корпус, а там спросила у секретарши с вытравленными волосами, можно ли позвонить в автосервис. Пока Робин дозванивалась, в коридоре появился Уилкокс. Он заметил ее и подошел.

– Вы еще здесь? – спросил он, удивленно вскинув брови.

Робин кивнула, прижимая трубку к уху.

– Она звонит в аварийный автосервис, – объяснила вытравленная блондинка. – Машина не заводится.

– А в чем дело? – поинтересовался Уилкокс.

– Я поворачиваю ключ, но ничего не происходит. Совершенно мертва.

– Давайте посмотрим, – предложил Вик.

– Нет-нет, – ответила Робин. – Не беспокойтесь. Я сама.

– Пошли, – скомандовал Уилкокс. – В такую погоду, как сегодня, вы будете ждать аварийку до второго пришествия.

Тон, которым это было сказано, свидетельствовал о добрых намерениях Уилкокса, но Робин положила телефонную трубку очень неохотно. Меньше всего на свете ей хотелось быть обязанной этому человеку.

– Разве вам не нужно одеться? – спросила Робин, когда они выходили на холод через вращающуюся дверь.

Уилкокс нетерпеливо мотнул головой.

– Где ваша машина?

– Вон она – красный «рено».

Уилкокс пошел напрямик, не обращая внимания на снег, налипавший на ботинки и брюки.

– Почему вы купили иномарку? – спросил он.

– Я не покупала, мне отдали ее родители, когда купили себе новую.

– А почему они ее купили?

– Не знаю. Наверно, маме понравилась. Это хорошая миниатюрная машина.

– «Метро» тоже. Почему бы не купить «метро», если хочешь маленькую машину? Или «мини»? Если бы каждый из тех, кто за последние десять лет приобрел иномарку, выбрал вместо нее машину британского производства, безработных у нас было бы на семнадцать процентов меньше. – И он широким жестом показал на все заводские здания.

Робин выписывала «Марксизм сегодня» и временами испытывала чувство вины от того, что ездит на работу на машине, а не на велосипеде. Но ее никогда не обвиняли в том, что у нее иномарка.

– Если бы наши машины были не хуже импортных, люди бы их покупали, – парировала она. – Но всем известно, что они ненадежны.

– Ерунда, – возразил Уилкокс. («Еранда».) – Да, раньше попадались неудачные модели, но сейчас, смею вас заверить, контроль качества у нас не хуже, чем у других. Беда в том, что люди привыкли насмехаться над всем английским. – Когда он говорил, у него изо рта шел пар, и казалось, что это от злости. – Какая машина у вашего отца?

– «Ауди», – ответила Робин.

Уилкокс презрительно фыркнул, словно не ожидал иного ответа.

Тем временем они добрались до «рено». Уилкокс велел Робин сесть за руль и разблокировать капот. Он поднял крышку и скрылся за ней. Почти сразу же Робин услышала, что он просит повернуть ключ зажигания. Она сделала это, и мотор завелся.

Уилкокс опустил капот и нажал на него ладонью. Потом подошел к окошку возле водительского места, стряхивая снег с костюма.

– Огромное вам спасибо, – поблагодарила Робин. – Что с ней было?

– Контакт отошел, – сказал Уилкокс. – Похоже, кто-то сделал это нарочно.

– Нарочно?

– У нас тут похулиганивают. Или пошучивают. Вы запирали машину?

– Может быть, не все двери. Как бы там ни было, большое спасибо. Надеюсь, вы не простудились, – сказала Робин, давая понять, что теперь Уилкокс может уйти. Но он облокотился на раму, не давая Робин поднять стекло.

– Прошу меня извинить, если я был излишне резок во время совещания, – угрюмо произнес он.

– Все в порядке, – ответила Робин, хотя прекрасно понимала, что ничего не в порядке. Совсем не в порядке. Она теребила верхнюю пуговицу на куртке, стараясь не смотреть на Уилкокса.

– Иногда приходится ради интересов фирмы пользоваться не совсем честными методами.

– Я думаю, по этому вопросу мы никогда не придем к согласию, – сказала Робин. – Но сейчас явно не время и не место… – Боковым зрением она заметила человека в белом, который спотыкаясь бежал к ним по снегу. Интуиция подсказала Робин, что теперь ей тем более пора ехать.

– Что ж, вам действительно пора. Увидимся в следующую среду, да?

Но прежде, чем Робин успела ответить, мужчина в белом позвал:

– Мистер Уилкокс! Мистер Уилкокс! – Вик обернулся. – Мистер Уилкокс, вас срочно просят в литейный, – едва переводя дух, выпалил посланец. – У них там забастовка.

– До свидания, – быстро попрощалась Робин и подняла стекло. «Рено» сдвинулся с места, и всю дорогу до ворот его заносило на снегу то вправо, то влево. В зеркало заднего вида она следила за тем, как двое мужчин торопливо возвращаются в административный корпус.